Глава 1

— Вы хорошо выглядите, миссис Меррит.

— Перестаньте! Я-то знаю, на кого сейчас похожа. В действительности Ванесса Меррит выглядела ужасно, а Барри претила грубая лесть, поэтому она деликатно добавила:

— После всего того, что с вами приключилось, вы имеете право выглядеть немного измотанной. Любая женщина, и я в том числе, может вам позавидовать.

— Спасибо. — Ванесса Меррит дрожащей рукой размешала свой кофе капучино. В ее истерзанной душе рождались звуки, подобные дребезжанию чайной ложки в стакане. — Господи! Всего одна сигарета — и можете мне иголки загонять под ногти!

Барри ни разу не видела Ванессу курящей и потому очень удивилась. Впрочем, нервозность в поведении миссис Меррит вполне объяснялась табачной зависимостью.

Она постоянно что-то делала руками: то накручивала на палец пряди волос, то прикасалась к брильянтовым серьгам, то поправляла солнцезащитные очки, которые скрывали набухшие мешки под глазами.

У нее были красивые, выразительные глаза, но это в прошлом, а сейчас в них читались лишь боль и разочарование. Так смотрит на мир ангел, впервые познавший ужасы ада.

— Что ж, — откликнулась Барри, — иголок у меня нет, но кое-что найдется. — И тотчас извлекла из большой кожаной сумки нераспечатанную пачку сигарет.

Ванесса Меррит наверняка не устоит перед этим соблазном.

Собеседница нервно оглядела открытую террасу ресторана. Посетителей было мало — подобострастный официант обслуживал клиентов всего лишь за одним столиком. И тем не менее от сигарет она отказалась.

— Мне, пожалуй, лучше воздержаться, а вы курите, курите.

— Я не курю. Держу так, на всякий случай. Чтобы помочь тому, у кого я беру интервью, расслабиться и прийти в себя.

— А потом раздавить его. Барри засмеялась.

— Хотела бы я быть такой опасной!

— Зачем? Вам на самом деле прекрасно удаются человечные истории.

Для Барри было приятной неожиданностью узнать, что Ванесса Меррит знакома с ее работами.

— Спасибо.

— Некоторые ваши репортажи и вовсе замечательны. Например, ваша беседа с больным СПИДом или рассказ о бездомной одинокой матери четверых детей.

— Эта работа была выдвинута на соискание особой премии. — Не хотелось говорить о том, что материал для этой передачи она взяла и из своей жизни тоже.

— Я прослезилась, когда смотрела, — заметила миссис Меррит.

— Я тоже.

— Правда-правда, это было так здорово! Потом вы куда-то пропали.

— У меня был тяжелый период.

— Это было связано с судьей Грином, о…

— Да. — Барри не дала договорить: не хотелось затрагивать эту тему. — Почему вы связались со мной, миссис Меррит? Восторг мой безграничен, но я прямо-таки сгораю от любопытства.

Улыбка вмиг слетела с лица Ванессы. И она тихо, со значением произнесла:

— Я хочу внести ясность. Это не интервью.

— Понятно.

На самом деле у Барри Трэвис не было ключей к разгадке, почему миссис Меррит неожиданно позвонила ей и пригласила на кофе. Они были шапочно знакомы и никогда не дружили.

Даже место встречи оказалось необычным. Ресторан, где они беседовали, располагался на берегу канала, соединяющего реку Потомак и бухту Тидала. С наступлением темноты ночные клубы, рестораны и забегаловки вдоль всей Уотер-стрит заполнялись народом, в основном туристами. Однако в полдень в будни подобные заведения пустовали. Возможно, потому и было выбрано это место и это время.

Барри опустила в кофе кусочек сахара и, лениво помешивая, посмотрела вдаль сквозь железные перила террасы.

День был мрачный. Все небо покрылось свинцовыми тучами, вода в канале пенилась. Баржи и яхты у пристани здорово болтало на серой воде канала. Брезентовый зонт над их головами раскачивало порывами ветра, пахло рыбой и дождем. Зачем сидеть на открытой террасе в такую ужасную погоду?

Миссис Меррит еще помешала сливки в своем капучино и наконец сделала маленький глоток.

— Уже остыл.

— Хотите горячего? — спросила Барри. — Я позову официанта.

— Нет, спасибо. По правде говоря, мне не до кофе. Я просто хотела, ну вы понимаете… — Она пожала плечами.

— Искали повод для встречи?

Ванесса Меррит подняла голову, и Барри наконец-то разглядела сквозь солнцезащитные очки ее глаза. Они не лгали.

— Мне надо было с кем-то поговорить, — произнесла миссис Меррит.

— И ваш выбор пал на меня?

— Да.

— Только потому, что пара моих репортажей заставила вас всплакнуть?

— Еще и потому, что вы мне глубоко симпатичны и вызываете доверие.

— Что ж, я очень тронута.

— У меня… У меня не так уж много близких друзей. Мы с вами примерно одного возраста, и я решила, что только вы сумеете донести до зрителя мою историю. — Ванесса Меррит опустила голову, и пряди каштановых волос упали ей на лицо, наполовину скрыв классический овал ее лица и аристократический подбородок.

— У меня нет слов, чтобы выразить те чувства, которые я испытываю. Поверьте, мне очень жаль, что так случилось.

— Спасибо. — Ванесса Меррит достала из сумочки носовой платок и, чуть приподняв очки, вытерла слезы. — Как странно. — Она посмотрела на мокрый платок. — Я-то думала, что уже все выплакала.

— Вы об этом хотели поговорить? — мягко спросила Барри. — О ребенке?

— Роберт Растон Меррит, — решительно произнесла Ванесса. — Почему все избегают произносить его имя? Целых три месяца он был личностью, и у него было свое имя.

— Я полагаю…

— Растон — это девичья фамилия моей мамы, — объяснила миссис Меррит, — Она очень хотела, чтобы первый внук носил ее фамилию.

Наблюдая за бурлящей водой канала, Ванесса проговорила мечтательным голосом:

— А мне всегда нравилось имя Роберт. Очень красиво звучит, никакого дерьма.

Произнесенное миссис Меррит крепкое словцо удивило Барри. Грубость ведь характерна для жителя южных штатов. Барри еще ни разу в своей жизни не чувствовала себя так скованно. При таких обстоятельствах что она могла сказать женщине, которая недавно похоронила своего ребенка? Какие прекрасные были похороны?

Внезапно миссис Меррит встрепенулась:

— А вы что-нибудь об этом знаете?

Вопрос застиг Барри врасплох. Она не знала, какой смысл вкладывала Ванесса в эти слова. Имела ли она в виду состояние человека, потерявшего ребенка, или же ту смертельную болезнь, унесшую жизнь ее младенца?

— Вы хотите спросить… вы имеете в виду смерть ребенка… я хотела сказать — Роберта?

— Да. Что вы знаете об этом?

— Никто доподлинно не знает причину и последствия СВДС[1].

Изменив первоначальное решение, миссис Меррит потянулась к пачке сигарет, лежавшей на столе, движения ее походили на движения робота или механической куклы — резкие и угловатые. Пальцы, держащие сигарету, дрожали. Барри быстро извлекла из своей сумочки зажигалку и дала собеседнице прикурить. Миссис Меррит несколько раз глубоко затянулась и только потом продолжила. Однако сигарета не успокоила ее, а, наоборот, еще сильнее возбудила.

— Роберт сладко посапывал в кроватке… Головка покоилась на маленькой аккуратной подушечке. Все произошло так быстро! Как могло… — Голос ее внезапно оборвался.

— Вы вините в этом себя? Послушайте… — Барри наклонилась вперед и, забрав у миссис Меррит сигарету, потушила ее в пепельнице. Затем задержала в своих ладонях холодную руку Ванессы. Мужчина за соседним столиком недоуменно покосился на женщин. — Каждый год тысячи отцов и матерей теряют своих детей из-за СВДС, и нет никого, кто бы не обвинял себя в этой трагедии. Такова уж природа человека. Однако не стоит даже думать об этом, ибо в противном случае вы никогда больше не вернетесь к нормальной жизни.

Миссис Меррит решительно покачала головой.

— Вы ничего не поняли. Именно я во всем и виновата. — Сквозь темные очки можно было разглядеть, как ее глаза забегали из стороны в сторону. Она высвободила свою руку и тотчас вновь занервничала. — Последние месяцы беременности были просто невыносимыми. Затем родился Роберт. Я думала, мне станет немного лучше, но становилось все хуже и хуже. Я не могла…

— Не могли что? Справиться? Всем молодым мамам после родов присущи неуверенность и раздражительность. — Барри изо всех сил пыталась убедить в этом Ванессу.

Миссис Меррит обхватила голову руками и с усилием прошептала:

— Вы не поняли! Никто не понял. И никому на свете я не могу рассказать все… Даже своему отцу. О Господи, я не знаю, что делать!

Ее эмоциональное возбуждение было столь очевидным, что мужчина за соседним столиком развернулся и чуть ли не в упор посмотрел на них. Стоявший рядом официант тревожно взглянул на Ванессу.

Барри скороговоркой шепотом произнесла:

— Ванесса, пожалуйста, держите себя в руках. На нас смотрят.

То ли потому, что Барри обратилась к ней по имени, или по какой-либо иной причине, но это сработало. Миссис Меррит успокоилась. Беспорядочные движения рук прекратились, она перестала плакать. Глотнув холодного кофе. Ванесса изящно вытерла салфеткой накрашенные губы. Барри оставалось только наблюдать за этим превращением.

Полностью успокоившись, миссис Меррит холодным, сдержанным голосом произнесла:

— Этот разговор останется между нами, не так ли?

— Конечно, — ответила Барри. — Вы же ясно мне дали понять, когда позвонили и пригласили на встречу.

— Учитывая разницу в нашем с вами положении, я теперь вижу, что это было ошибкой с моей стороны — договориться о встрече. С тех пор как умер Роберт, я сама нет своя. Мне казалось, что стоит лишь поговорить с кем-нибудь, как… Но я ошиблась: стало только еще больнее.

— Вы потеряли ребенка, вы имеете право на то, чтобы узнать, почему это произошло!.. — с жаром отозвалась Барри. — Пожалейте себя! Во всем виноват СВДС.

Миссис Меррит сняла темные очки и посмотрела прямо в глаза Барри.

— СВДС?..

И Ванесса Армбрюстер Меррит, первая леди Соединенных Штатов Америки, выверенным движением надев очки и взяв свою сумочку, встала из-за столика. Агенты Секретной службы, сидевшие неподалеку, тоже поспешно поднялись. Еще трое, которых во время беседы и видно не было, тотчас присоединились.

Они окружили первую леди плотным кольцом, и она, в сопровождении этого эскорта, направилась с террасы ресторана к поджидавшему ее лимузину.

Глава 2

Барри стояла около автомата с прохладительными напитками и искала в сумочке подходящую монету. Наконец, отчаявшись, подняла голову и бросила в пространство:

— Никто не одолжит мне пару монет в четверть доллара?

— Только не тебе, дорогуша, — откликнулся проходивший мимо редактор по видеомонтажу. — Ты и так задолжала мне семьдесят пять центов.

— Я завтра расплачусь, обещаю!

— Забудь об этом, милочка.

— Ты что-нибудь слышал о сексуальных домогательствах на рабочем месте? — спросила она.

— Ну конечно. Я сам голосовал против этого, — парировал мужчина мимоходом.

Барри махнула рукой, решив, что диетический напиток, который она собиралась купить в автомате, не стоит этих усилий.

Отдел телевизионных новостей, где работала Барри, занимал довольно большое помещение; сотрудники сидели за особыми перегородками, что придавало комнате вид лабиринта. Ловко лавируя в проходах, она прошла к своему месту. Стол ее, казалось, испокон веков был завален газетами и журналами, и поэтому каждый раз у Барри возникало навязчивое желание взять в руки бритву и порезать себе вены. Она раздраженно швырнула свою сумочку, при этом пара журналов свалилась на пол.

— Ну что, прочла хоть что-нибудь?

Барри тяжело вздохнула, услышав знакомый голос. Хови Фрипп, редактор отдела новостей и ее непосредственный начальник, был ее постоянной головной болью.

— А как же! Все, — солгала она, — от корки до корки.

Барри подписалась на большое количество периодических изданий. Журналы приходили регулярно, на ее столе вырастали небоскребы. Зачастую она была вынуждена выбрасывать все это, даже не просмотрев. Единственное, что ей нравилось читать и она делала это с удовольствием, был гороскоп, печатаемый в «Космополитэне». И тем не менее Барри из принципиальных соображений не могла позволить себе отказаться от подписки: все более-менее приличные тележурналисты были наркоманами по части новостей и читали все, что попадалось им под руку.

А она считалась хорошей тележурналисткой. Да, именно так.

— Тебя не мучает совесть оттого, что тысячи деревьев гибнут только ради того, чтобы у таких, как ты, появлялась возможность получать журналы, которые они даже открыть не соизволят?

— Кто на самом деле беспокоит меня, так это только ты, Хови. Более того, читая наставления о защите окружающей среды, ты сам при этом загрязняешь атмосферу, выкуривая свои четыре пачки в день.

— Ладно, не будем об этом. Речь не обо мне.

Она презирала и ненавидела его злую усмешку так же сильно, как и его скудные умственные способности. Непонятно, как такой человек умудряется заправлять отделом, планировать бюджет на их нестандартной, независимой телевизионной станции, борющейся за выживание в Вашингтоне. В этом-то городе, где новости идут сплошным потоком! Барри вспомнила, с каким трудом ей выделили деньги на большую телепередачу, за которую ее только что похвалила первая леди. В голове у нее родилось множество идей, однако руководство телестанции, включая и Хови, думало иначе. Ее идеи зарубал на корню человек, у которого начисто отсутствовали талант, дар предвидения и какая-никакая энергия. Нет, здесь Барри чувствовала себя лишней.

Она опустилась в кресло и пальцами, словно расческой, зачесала волосы назад. Утром, еще до встречи с Ванессой Меррит, Барри сходила к своему парикмахеру, однако за время беседы на открытой террасе ресторана свежий ветер с канала растрепал все волосы.

«Странный выбор места встречи, — подумала Барри. — Еще более странной была сама встреча. Какую цель она преследовала?»

По дороге на работу Барри слово в слово пыталась восстановить их разговор. Она анализировала перемену интонаций в голосе Ванессы Меррит, движение рук, пытаясь понять ее душевное состояние. Барри отчетливо вспомнила последний вопрос, тон которого не оставлял сомнений, что их беседа подошла к концу. Нои сейчас она не могла точно сказать, что же все-таки произошло. Вернее, не произошло. Почему диалог не получился?

— Просмотрела электронную почту? — неожиданно прервал ее раздумья Хови.

— Нет еще.

— Помнишь, из гастролирующего цирка сбежал тигр? Так вот, его нашли. А раз нет сбежавшего тигра, значит, нет и репортажа.

— О, только не это! — театрально воскликнула Барри. — А я так надеялась!

— Эх-ма, такая получилась бы сенсация! Эта кошечка могла съесть ребенка или натворить еще что-нибудь. — На лице его появилось выражение искреннего разочарования: упущена потрясающая возможность получить эксклюзивный материал.

— Хови, почему ты всегда отряжаешь меня на такие чепуховые задания? Потому что я тебе не нравлюсь или в связи с тем, что я женщина?

— К черту! Опять этот феминизм!

Она глубоко вздохнула и сказала:

— Не отчаивайся, Хови.

Отчаяние! Именно так. Ванесса Меррит выглядела отчаявшейся.

Желая немедленно проработать эту версию, Барри тут же обратилась к боссу:

— Послушай, Хови, если ты заглянул ко мне просто так, то извини, у меня очень много работы. Да ты и сам знаешь. — И она обвела рукой заваленный журналами стол.

Хови попятился назад к выходу из ее закутка. Бросалась в глаза его рубашка с короткими, не по сезону рукавами и черные вечно лоснящиеся брюки. Галстук был зажат скрепкой. Длинные кривые ноги еще сильнее подчеркивали безвкусицу.

Скрестив руки на груди, он произнес:

— Тем не менее нам необходим какой-нибудь материал для вечерних новостей. У тебя ничего нет?

— Я тут работала над одним, но у меня ничего не вышло, — пробормотала Барри, включая компьютер.

— О чем был материал?

— Раз ничего не получилось, стоит ли зря сотрясать воздух?

Ванесса Меррит сказала, что последние месяцы беременности стали для нее невыносимыми. Даже если не обращать внимания на слова, а последить за ее поведением, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, каким тяжелым для нее было это время. А после рождения ребенка стало еще труднее. Но почему она так терзается? И почему пригласила именно меня?

Хови все еще говорил, не подозревая, что она его не слушает.

— Я же не прошу тебя подготовить репортаж о каком-нибудь самоубийце, снесшем выстрелом себе полчерепа, или об исламских экстремистах, взявших в заложники папу римского в Ватикане. Сгодится просто маленькая и симпатичная история. Что-нибудь этакое, о чем угодно… Надо заполнить шестьдесят секунд паузы между вторым и третьим рекламными блоками. Это все, о чем я тебя прошу.

— Какой же ты все-таки недальновидный, Хови, — заметила Барри. — Теперь понятно, почему у твоих людей результаты столь ничтожны.

Редактор выпрямился, посмотрел на женщину в упор.

— Знаешь, в чем твоя беда? Ты хочешь быть такой же, как и Диана Савьер. Так и быть, я скажу тебе правду: ты не звезда и никогда ею не станешь. Тебе никогда не выйти замуж за известного кинорежиссера, не создать свой собственный журнал, никогда не добиться доверия и уважения в этом бизнесе. Потому что ты глупа и все об этом знают. Перестань наконец надеяться, что тебе удастся все-таки заняться чем-нибудь поинтереснее, и займись тем, на что у тебя хватит сил и твоего ограниченного таланта. Кое-что я пущу в эфир. Договорились?

Уже после слов «ты не звезда» Барри полностью отключилась. Впервые нечто подобное она услышала, когда Хови принимал ее на работу. Тогда он заявил ей, что сделал это исключительно по доброте душевной, ведь была и еще одна претендентка. Все три года, что Барри проработала с ним бок о бок, она чуть ли не каждый день слышала эту тираду.

Взглянув на экран дисплея, Барри обнаружила несколько сообщений, поступивших на ее имя, но среди них не было ничего интересного — можно прочитать и позднее. Выключив компьютер, Барри встала из-за стола.

— Сейчас уже поздно приниматься за дело, Хови, но завтра ты получишь то, что хотел. Обещаю. — Схватив сумочку, она перекинула ее за спину и двинулась к выходу.

— Эй, ты куда? — крикнул он ей вслед.

— В библиотеку.

— Зачем?

— На поиски, Хови.

Проходя мимо автомата с прохладительными напитками, Барри стукнула по нему кулаком. В то же мгновение по желобу скатилась диетическая кока.

Она отметила про себя, что это хорошая примета, и, наклонившись, взяла банку.

С трудом манипулируя ключами, поскольку держала под мышкой сумку и книги из библиотеки, Барри наконец открыла входную дверь и спотыкаясь вошла внутрь. Не успев переступить порог, она почувствовала на губах пылкий, слюнявый поцелуй.

— Спасибо, Кронкрайт, — Барри отерла лицо, — я тоже тебя люблю.

Кронкрайта вместе с его собратьями — щенками одного помета должны были усыпить, но именно тогда Барри решила для себя, что ей нужен четвероногий друг, а не тот двуногий, который под предлогом временного затворничества ушел навсегда.

Она долго не могла выбрать щенка, но, выбрав, никогда уже не жалела об этом. В Кронкрайте, большой длинношерстной охотничьей собаке, чувствовалась родословная. Большие карие глаза смотрели на нее открыто и преданно, а хвост в это время барабанил по ее ногам.

— Давай делай свое дело. — Барри кивнула на клочок земли на заднем дворе. — Выходи через свою дверцу! — Кронкрайт заскулил. — Ну ладно, я подожду. Но учти — побыстрее. Ты не представляешь, какие тяжелые эти книги!

Пес подбежал к кустарнику и задрал ногу, затем вернулся в дом, лизнул хозяйку.

— Ну-ка, что тут у нас с почтой? Может, что интересное пришло. — Барри двинулась к парадному входу, где под дверью, на полу, валялась груда корреспонденции. — Счет, счет, просроченный счет… Приглашение на ужин в Белый дом. — Девушка взглянула на собаку; та, наклонив голову, смотрела на нее с любопытством. — Я всего лишь хотела проверить: слушаешь ты меня или нет.

Кронкрайт проводил Барри в комнату и стал терпеливо ждать, пока она переоденется. Журналистка надела тонкий шерстяной свитер индейской работы, на ноги гетры, зачесала волосы назад и, стянув их резинкой, взглянула на себя в зеркало.

— Потрясающе, — пробормотала она и, тотчас забыв обо всем, с головой ушла в работу.

За эти годы у нее появилось немало информаторов — чиновников, секретарей, горничных в гостиницах, полицейских; несколько влиятельных персон время от времени снабжали ее ценной и достоверной информацией. В администрации Главной больницы столичного округа работала некто Анна Чен, молодая женщина с прекрасной памятью. Она запоминала буквально все — будь то слухи или приватные разговоры врачей и пациентов, и зачастую из всего этого рождались забавные истории. Для Барри Анна Чен стала одним из самых надежных источников разных пикантных сведений.

Барри нашла в записной книжке ее рабочий телефон и набрала номер, надеясь застать Анну в больнице.

— Привет. Анна! Это Барри Трэвис. Рада, что поймала тебя.

— Еще чуть-чуть, и я бы ушла. Что-нибудь случилось?

— Каковы мои шансы получить на руки отчет о вскрытии ребенка Мерритов?!

— Ты шутишь?

— Слабая надежда?

— Скорее никакой, Барри. Очень жаль, но…

— Я так и знала. Просто хотел ось лишний раз убедиться.

— А зачем тебе?

Барри не долго думая нашла совершенно невинную причину, поблагодарила Анну и расстроенная положила трубку. Отчет о вскрытии стал бы хорошей отправной точкой. Впрочем, у Барри до сих пор не было ясности относительно того, что она собирается делать.

— Что предпочитаешь на ужин, Кронкрайт? — спросила девушка, спускаясь по лестнице на кухню. Открыв буфет, она начала перечислять имеющуюся в наличии снедь. Собака слушала, жалобно поскуливая, и тогда, сжалившись над ней, Барри произнесла:

— Луиджи? — Пес тотчас ожил и, завиляв хвостом, стал крутиться на месте.

Она мучилась угрызениями совести, но, черт возьми, в чем дело? Если проводить все вечера в футболке и гетрах, общаясь с собакой, без всяких перспектив на какое-либо времяпровождение, кроме работы, то какая разница, поправишься ты на несколько сот граммов или нет?

Пока она заказывала по телефону две пиццы, Кронкрайт заскулил, стремясь вырваться на улицу. Барри, закрыв рукой микрофон, сказала:

— Раз уж тебе приспичило, то полезай в свою дверцу. — Кронкрайт презрительно фыркнул в сторону этой так называемой дверцы, что была вырезана во входной двери. Размеры отверстия только-только для собаки. Положив трубку, девушка открыла псу дверцу. Кронкрайт, словно побитый, выполз наружу.

Пиццу доставят в течение двадцати пяти минут. Если опоздают, она достанется нам бесплатно.

В ожидании заказа Барри налила вина и поднялась на третий этаж, ставший ее домашним офисом.

Она в кредит купила этот старинный дом, расположенный в фешенебельном районе округа Дюпон.

Сначала девушка снимала только верхний этаж, а затем, когда ее арендатор переехал в Европу, Барри добавила денег и переделала три соседние комнаты в одну большую студию-офис.

Теперь одна стена полностью использовалась для хранения видеокассет: вдоль нее от пола до потолка тянулись стеллажи. Журналистка хранила все свои статьи, записи новостей с важными событиями и все передачи, выпущенные их станцией. Материалы на видеокассетах были рассортированы по алфавиту. Барри без труда нашла нужную кассету, вставила в видеомагнитофон и, потягивая вино, замерла у экрана.

Смерть и похороны Роберта Растона Меррита были запечатлены в полном объеме. Судьба явно несправедливо обошлась с Мерритами, ведь считалось, что их брак совершенен.

Президент Дэвид Малькомб Меррит мог бы служить примером для многих молодых мужчин, стремящихся сделать карьеру. Красивый, атлетически сложенный, привлекательный, он просто лучился обаянием в общении как с мужчинами, так и с женщинами.

Ванесса Меррит была идеальной партией для своего мужа. Великолепная женщина! Ее красота и очарование, присущее южанкам, невероятным образом компенсировали недостатки, такие как ум и мудрость. И потому никто даже не беспокоился. Впервой леди всем хотелось видеть женщину, достойную любви, и Ванесса Армбрюстер Меррит легко удовлетворяла этим чаяниям народа.

Родители Дэвида давно умерли, не было у него и родственников. Впрочем, отец Ванессы в одном лице заменил ему всех родных сразу. Клетус Армбрюстер был сенатором верхней палаты от штата Миссисипи. Невозможно даже вспомнить, как давно он занимал этот пост, пережив многих американских президентов.

Втроем они образовали фотогеничный триумвират, не уступающий по известности королевским семьям. Со времен президентства Кеннеди общественность всего мира давно уже не окружала президентскую семью таким пристальным вниманием. Их обожали. Что бы они ни делали, куда бы ни пошли, порознь или вместе, — всюду это воспринималось как сенсация.

Когда родился ребенок, пресса придала этому событию ничуть не меньше значимости, чем операции «Буря в пустыне» и этническим чисткам в Боснии. Вглядываясь в экран, Барри вспомнила многочисленные публикации о том, как ребенка привезли в Белый дом и как Хови угрюмо заметил: «Нам, наверное, стоит поинтересоваться, не взошла ли на востоке яркая звезда».

Такой же резонанс в прессе и на телевидении произвело событие, которое произошло тремя месяцами позже.

Мир был шокирован смертью ребенка. Никто не хотел в это верить. Америка погрузилась в траур.

Барри допила вино и в третий раз начала смотреть с начала. И снова на экране тянулась похоронная процессия, и снова по лицам текли слезы, а в глазах застыла печаль.

Бледная и в то же время невероятно красивая в своем траурном наряде, Ванесса Меррит едва держалась на ногах. Было видно, что сердце ее разбито. Ведь понадобились годы, прежде чем она забеременела! (Это был еще один аспект ее личной жизни, исследованный прессой до мельчайших деталей.) Потеря ребенка, за которого она так боролась, сделала ее поистине трагической героиней.

Президент переносил горе стоически, тем не менее по его щекам тоже катились слезы. Комментаторы не уставали повторять, что он очень заботлив по отношению к жене: в этот день на Дэвида Меррита смотрели прежде всего как на мужа и отца и только потом — как на президента Соединенных Штатов Америки.

Сенатор Армбрюстер плакал, не скрывая своего горя. Он украсил маленький гроб с тельцем своего внука крошечным флагом штата Миссисипи.

Будь Барри первой леди Штатов, она ни за что бы не допустила таких похорон. Она была бы возмущена многочисленными камерами и комментаторами. Конечно, коллеги всего лишь выполняли свою работу, но тем не менее Барри решила, что не смирилась бы с этим публичным спектаклем, за которым по спутниковой связи наблюдал весь мир. И как Ванесса Меррит согласилась на это?

Неожиданно в дверь позвонили.

Девушка посмотрела на часы.

— Проклятие! Двадцать четыре минуты и тридцать секунд. Знаешь, Кронкрайт, — спускаясь по лестнице, произнесла Барри, — похоже, они поступают так с целью укрепления наших надежд.

Пиццу доставил сам Луиджи. Тучный невысокий итальянец с розовым потным лицом, толстыми губами и копной курчавых черных волос на груди был совершенно лысым.

— Мисс Трэвис, — произнес он, оглядывая ее с ног до головы. — Я полагал, что вторая пицца для вашего возлюбленного.

— Нет, это для Кронкрайта. Надеюсь, там не слишком много чеснока? А то у него живот пучит. Сколько с меня?

— Я запишу на ваш счет.

— Спасибо. — Она с вожделением взяла коробки, от которых исходил такой аромат, что Кронкрайт проявлял заметное нетерпение. Он то садился, то вскакивал, постоянно поскуливая и виляя хвостом. От выпитого на голодный желудок вина и суетившегося под ногами Кронкрайта у Барри закружилась голова.

Однако Луиджи не собирался уходить, не выговорившись.

— Вы кинозвезда…

— Я работаю на телевидении, в службе новостей, — перебила она итальянца.

— Это одно и то же, — сказал Луиджи. — Я говорил своей жене, что мисс Трэвис хорошая клиентка. Звонит нам два-три раза в неделю. Хорошо для нас, но плохо для нее. Она слишком одинока. А жена ответила…

— Что, возможно, мисс Трэвис предпочитает быть одна.

— Нет. Она сказала, что вы не встречаетесь с мужчинами потому, что много работаете.

— Я встречаюсь с мужчинами, Луиджи. Но все хорошие уже разобраны. А те, с кем я знакомилась, оказались или женатыми, или гомосексуалистами, или от одного их вида у меня по телу пробегала дрожь. Впрочем, я ценю ваше участие.

— Вы хорошенькая, мисс Трэвис.

— Я не смогу остановить движение, — пошутила она.

— У вас красивые волосы красноватого оттенка. А еще — красивая кожа и очень необычные зеленые глаза.

— Обыкновенные карие глаза и вовсе не эффектные. Скажем, не такие, как у Ванессы Меррит, — темно-синие.

— Немножко маловато здесь. — Луиджи опустил взгляд на ее груди. Из долгого опыта общения Барри знала, что если сейчас позволить ему продолжить, то он начнет оценивать каждую часть ее тела. — Но это не страшно, — поспешно успокоил он. — Вы очень стройная.

— И становлюсь еще стройнее. Спасибо, Луиджи. Снимите сами чаевые с моего счета и передайте привет супруге. — Барри закрыла дверь прежде, чем он смог еще что-либо добавить.

Кронкрайт уже почти неистовствовал, и ей пришлось быстро открыть коробку и кинуть ему пиццу. Затем она села за кухонный стол, отрезала себе кусочек пиццы и, налив еще бокал вина, открыла библиотечную книгу. Пицца, как всегда, была восхитительна. Второй бокал вина оказался еще приятнее. Но ее не оставляла мысль о тайне СВДС.

Исследование загадочного синдрома было единственным, чего сейчас страстно желала Барри.

Глава 3

На лице Хови Фриппа застыло выражение недоверия. Он достал из кармана ключи от машины и стал ковыряться в ушах.

— Я…

Немедленно, прямо сейчас Барри захотелось перепрыгнуть через стол и вонзиться зубами в его горло. Никому, кроме Хови, еще не удавалось пробудить в ней такое дикое желание. И не только потому, что у него был отвратительный характер, или из-за его вопиющего шовинизма, вызывающего в ней первобытные инстинкты. Причина, кроме всего прочего, крылась в его недальновидности.