Глава 22

– Что значит «исчез»?

Проспав несколько часов на неудобном стуле, Берк встал весь разбитый. Шея затекла, по спине будто прошла рота солдат, от виски осталась лишь тупая головная боль. К тому же при свете дня как-то отчетливее была видна грань, отделяющая законность от беззакония.

– Не ори на меня! – рявкнул Дредд. Он переворачивал длинной вилкой шипящее на сковородке мясо. – Он твой знакомый, этот священник, не мой.

– Он не священник.

– Да что ты говоришь!

Берк нахмурился, услышав это саркастическое замечание.

– Его зовут Грегори Джеймс, – сообщил он, массируя виски, – он безработный актер. Кроме всего прочего.

– Кто бы он там ни был, – проворчал Дредд, – он подлый ворюга. Он украл мою лучшую пирогу. Берк опустил руки.

– Ты хочешь сказать, что он уплыл по болоту? Немыслимая вещь: Грегори Джеймс – в лодке посреди кишащего мерзкими тварями болота!

– Да он до вчерашнего дня болота в глаза не видел. Он оттуда не выберется.

– Может быть. – Дредд перекинул через плечо собранные в хвост длинные седые волосы.

Независимо от времени года он носил потрепанные обрезанные джинсы и никогда не надевал ни рубашки, ни ботинок. Его мозолистые ступни постукивали, как копыта, когда он ходил по облезлому линолеуму. В городе, на улицах, на него бы оглядывались, но с этим обиталищем его странная внешность вполне гармонировала. На окне вместо занавески висел полинялый британский флаг. В конце прилавка, за которым он торговал табаком, пивом, наживкой для рыбы, примостилась покосившаяся плита, здесь же стоял стол, на котором Дредд делал чучела. Санитарный инспектор при виде всего этого пришел бы в ужас, но немногочисленным покупателям Дредда было наплевать на подобную ерунду.

– Если его сожрут звери, – философски рассуждал Дредд, – надеюсь, моя лодка приплывет обратно. Завтракать будешь?

– А что у тебя на завтрак?

– Ты голодный или будешь привередничать? – вопросом на вопрос ответил хозяин.

– Голодный, – неохотно признался Берк. Дредд положил на тарелки жареное мясо, полил его соусом. Поставил на стол белый хлеб, разлил крепкий кофе с цикорием.

– Пока ты умывался, я проведал Реми. Берк перестал есть и пораженно уставился на него.

– Она сказала мне, как ее зовут, – пояснил Дредд.

– Она проснулась?

– Проснулась и снова заснула.

Берк подобрал корочкой хлеба остатки соуса и с удивлением заметил, что его тарелка пуста. Мясо непонятного происхождения оказалось невероятно вкусным, а соусы Дредд всегда готовил отлично – не хуже, чем бальзамы и отвары из кореньев. Берк отодвинул тарелку и взял чашку с кофе.

– Я думал, она отключилась на всю ночь.

– Действие снотворного кончилось, и я дал ей новую дозу. Ей надо побольше спать.

– Когда я смогу забрать ее отсюда? Дредд доел мясо и пошел за сигаретами. Нашел пачку, прикурил, сделал первую глубокую затяжку.

– Это, конечно, не мое дело, но на черта тебе жена Пинки Дюваля?

– Я ее похитил.

Дредд поперхнулся, сделал несколько затяжек, вынул из бороды хлебные крошки. По крайней мере, Берк надеялся, что это были именно крошки.

– А зачем?

– Я должен ему отомстить.

Берк рассказал Дредду всю историю, начав с той ночи, когда Уэйн Бардо прикрылся Кевином Стюартом как живым щитом, и закончив описанием погони, когда им еле-еле удалось унести ноги от озверелых деревенских придурков.

– Я заметил, что она ранена, и сразу подумал о тебе. Искать ближайшую больницу времени не было, а до тебя – рукой подать. Я знаю, ты не любишь, когда нарушают твое уединение, Дредд. Извини, что пришлось тебя потревожить.

– Ничего.

– И еще я знаю, что могу тебе доверять.

– Да? Значит, ты мне доверяешь достаточно, чтобы выслушать от меня всю правду?

Берк знал, что последует дальше, но жестом пригласил Дредда продолжать.

– Ты совсем сдурел, Бейзил. Тебя могут посадить, но это ничто по сравнению с тем, что сделает с тобой Дюваль. Ты хоть понимаешь, против кого ты пошел?

– Не хуже тебя.

– Значит, тебе наплевать, что Пинки Дюваль выпотрошит тебя, как свинью, и бросит труп стервятникам?

Берк скривился.

– Ой, как страшно.

Однако Дредд ничего смешного в этом не видел. Он раздраженно потряс головой и закурил еще одну сигарету без фильтра.

– Один из вас – мертвец.

– Я знаю. – Берк уже не улыбался. – Не то чтобы я хотел им оказаться, но даже если… – он красноречиво пожал плечами.

– Тебе незачем жить. Ты это хотел сказать? Ты убил своего напарника, бросил работу, жена тебе изменила. Я ничего не забыл?! Действительно, ради чего тебе жить. Так?

– Ну, что-то вроде этого.

– Чушь… собачья. – В промежутке между словами Дредд сплюнул табачные крошки. – У каждого человека есть что-то такое, ради чего жить. Хотя бы ради того, чтобы увидеть завтрашний восход солнца. – Он перегнулся через стол и потряс у Берка перед носом сигаретой, как мать грозит непослушному ребенку. – Ты убил Стюарта случайно. Из НОБН ты ушел по собственной воле, тебя никто не выгонял. А насчет твоего неудачного брака… По-моему, тебе давно было пора избавиться от этой женщины. Она мне никогда не нравилась.

– Я не для того тебе все рассказал, чтобы выслушивать от тебя подобные речи.

– Ишь ты. Я, конечно, перехожу границы, но я заслужил это право в ту самую минуту, когда ты вломился в мой дом с окровавленной женщиной на руках. Кроме того, – ворчливо добавил Дредд, – ты мне небезразличен, и мне бы не хотелось узнать, что тебе открутили твою дурацкую башку. – Тут голос его смягчился, хотя сострадание как-то плохо сочеталось с его жутковатой внешностью. – Я знаю, о чем говорю, Бейзил. Поверь мне. Дела могут идти хреново, но жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть. Никогда не поздно сорваться с крючка и уйти.

Дредд был одним из тех немногих людей, которых Берк по-настоящему уважал. И он знал, что Дредд относится к нему так же.

– Хороший совет, Дредд. Ты настоящий друг. Но что бы там ни случилось, я должен наказать Уэйна Бардо и Пинки Дюваля. Или же я умру, пытаясь это сделать.

– Не понимаю. Почему?

– Я тебе уже объяснял. Это месть. Дредд поднял на него тяжелый взгляд.

– Я тебе не верю.

– Ну что ж.

Берк взял кружку с кофе, тем самым давая понять, что разговор окончен.

Дредд и сам понимал, что спорить бессмысленно. Он встал и начал убирать со стола, складывая посуду в металлическую раковину.

– А с ней ты что собираешься делать?

– Ничего. Клянусь. Это я виноват, что ее ранили, черт бы меня побрал. Я не собирался причинять ей никакого вреда. Ей-Богу.

Дредд повернул косматую голову и изучающе поглядел на Берка.

– В чем дело, Дредд?

– Уж больно длинно отвечаешь на простой вопрос.

Дредд хитро прищурился, и Берк нехотя ответил:

– Дело не в ней, дело в нем.

– Ладно, ладно, я тебе верю. Я просто хочу знать, где ты собираешься ее держать, пока будешь заманивать Дюваля? Ты ведь намерен использовать ее как наживку?

– До некоторой степени. Я отвезу ее в мою рыбацкую хижину.

Берк пользовался хижиной раза два в год, если удавалось вырваться на несколько дней. Перед этим он всегда заезжал в лавку Дредда, чтобы закупить продуктов, пива и наживку для рыбы.

Магазинчик Дредда стоял вдали от дорог, но заядлые рыбаки и охотники добирались сюда и частенько назначали это место пунктом встречи. К дому вела только одна проселочная дорога. Покупатели добирались сюда главным образом на лодках.

Особого дохода лавка не приносила, но Дредду хватало. Основные деньги он зарабатывал в сезон охоты на крокодилов. Он ловил их и продавал шкуры. Еще иногда, ради приработка, делал чучела.

– Кто знает о твоей хижине? – спросил Дредд.

– Только Барбара, но она там никогда не была. Она со мной не ездила, ее от одной мысли об этом тошнило.

– Еще кто?

– Мой брат Джо. Мы с ним пару раз ездили порыбачить на выходные.

– Ты ему доверяешь? Берк рассмеялся.

– Своему брату? Конечно, я ему доверяю.

– Тебе видней. Теперь скажи: что за тип этот Грегори?

– Он безвредный.

– А ты – полный кретин, – резко сказал Дредд. – Предположим, ему удастся выбраться из болота и крокодил его не сожрет. Предположим, он начнет трястись, как бы Пинки Дюваль его не вычислил. И наконец, предположим, что он решит: а пойду-ка я лучше сам к Дювалю и тем самым спасу свою шкуру.

– Вряд ли.

– Почему же?

– Потому что Грегори – трус.

– У него хватило храбрости стащить мою лодку и уплыть по болоту.

– Он сделал это только потому, что меня он боится куда больше, чем диких зверей. Он думал, я его убью из-за этого балагана в кафе. Я ему столько раз грозил, что он поверил в угрозу. Ладно, черт с ним. Он выкарабкается и снова заживет своей игрушечной жизнью. Выбравшись из болота, он помчится со всех ног куда-нибудь подальше. К Дювалю он не пойдет.

– Как ты собираешься с ним связаться?

– С кем, с Дювалем? Ты чего-то не понимаешь, Дредд. Это он будет искать встречи со мной.

– Как же он это сделает?

– А это его проблемы. Но я подвергаю опасности и тебя, и себя, оставаясь тут. Поэтому я снова хочу тебя спросить: когда я смогу забрать ее отсюда?

Дуг Пату медленно спустил ноги со стола. Кофе уже остыл. Дуг прочитал заметку уже три раза.

Это была короткая статейка из «Таймс пикейн», двадцатая страница. В ней рассказывалось о драке в придорожном кафе в Джефферсоне. Замешаны два католических священника, жена известного нью-орлеанского адвоката и ее телохранитель. Согласно заявлению шерифа, инцидент был улажен, арестов не производилось.

В этой заурядной, на первый взгляд ничем не примечательной заметке внимание Пату привлекли два момента: во-первых, сколько, интересно, в Нью-Орлеане адвокатов, жены которых ходят с телохранителями. И во-вторых, в заметке промелькнуло, что один из свидетелей упомянул про странную привычку одного из священников сжимать и разжимать пальцы правой руки.

Пату нажал кнопку интеркома.

– Можешь ко мне зайти?

Через минуту в комнату пружинистой походкой вошел Мак Макьюэн.

– Что?

– Прочти-ка.

Пату подвинул к нему газету, ткнул пальцем в статью. Прочитав, Мак спросил:

– Ну и что?

– Ты, часом, никого не знаешь, у кого была бы странная привычка сжимать и разжимать правый кулак?

Мак медленно опустился на стул. Еще раз пробежал глазами заметку.

– Да, но он-то, черт возьми, не священник.

– Когда ты его видел в последний раз?

– Я тебе уже говорил. Пару дней назад. Он приходил ко мне ужинать.

– Как он выглядел?

– Обычно, как всегда.

– И, как обычно, был зол на Дюваля? Макьюэн бросил взгляд на газету.

– О черт!

– То-то и оно. – Пату потер затылок, словно ощупывая растущую лысину. – Берк не говорил, что он собирается делать?

– Он вообще не очень много говорил. Как всегда. Он вечно скрытничает. Сказал только, что хочет уехать на время и подумать, как жить дальше.

– Один?

– Вроде да.

– А куда?

– Сказал, что сам еще не знает.

– Ты знаешь, как с ним связаться?

– Нет. – Макьюэн нервно рассмеялся. – Слушай, Пату, это полная чушь. Священник тоже может сжимать и разжимать кулак. И вовсе не доказано, что эта женщина – жена Дюваля. Она просто не могла ею быть. С телохранителем или без, Дюваль на пушечный выстрел не подпустил бы к ней Берка Бейзила.

– Верно. Они заклятые враги.

– Да даже если бы они и не были врагами. Из того, что я слышал о ней, она – красотка и намного моложе Дюваля.

Пату поднял брови, ожидая пояснений.

– Ну как же! Берк – крепкий, стройный, молчаливый. Бабы таких обожают. Красавчиком его не назовешь, но Тони сказала, что он – очень привлекательный. Я всегда думал, что это усы делают его неотразимым, а он вот и без них – хоть куда. И чего…

– Он сбрил усы? – У Пату противно заныло в желудке.

– Я разве тебе не говорил?

Пату встал и снял с вешалки синий пиджак.

– Ты куда? – удивленно спросил Макьюэн.

– В округ Джефферсон, – уже в дверях, не оборачиваясь, бросил Пату.

Въехав прямо в грязную лужу, машина Бардо притормозила у обочины.

– Это здесь.

Пинки с отвращением посмотрел на дом. Он знал дома подобного сорта: именно в таком он когда-то подобрал Реми, жившую там с матерью и маленькой сестрой. «Мерзкая дыра» – это еще слишком мягко сказано.

Всю ночь Дюваль напряженно думал, стараясь сообразить, кто же эти похитители, притворявшиеся священниками. Его подпольные агенты сбились с ног, разыскивая хоть крупицу информации о похищении. Пинки объявил, что тот, кто первый добудет какие-либо сведения, получит огромное вознаграждение.

Чуть ли не в сотый раз пересказывая подробности случившегося, Эррол вспомнил кое-что, о чем раньше не говорил.

– Тот тип, ну, отец Кевин, сам хотел прибить второго. Я слышал, он ему чего-то такое говорил о тюрьме.

– О тюрьме?

– Да. Я точно не помню, потому что у меня голова была занята одним: надо было скорее увести оттуда миссис Дюваль. Но вроде выходило так, будто отец Грегори уже делал такие вещи раньше и за это попал в тюрьму.

Телохранитель изо всех сил старался вернуть былое расположение Пинки. Версия о том, что похищение – месть обиженного бывшего зека, была вполне вероятной; но вполне вероятно было и то, что Эррол все это выдумал, желая выслужиться перед хозяином. Все равно Пинки не должен был отметать этот след, поэтому его человек в НОБН составлял список рецидивистов по сексуальным преступлениям.

Служащий телефонной компании, работавший на Пинки, отследил номер, написанный на визитной карточке с эмблемой «Дома Дженни». Пинки уже знал, что никакого «Дома Дженни» не существует и в помине. Хоть секретарша и проверяла, она тоже оказалась одураченной ловкими мошенниками.

Как только Пинки доложили, что номер принадлежит телефону-автомату, они с Бардо помчались по указанному адресу. Наскоро собранная команда из четырех человек следовала за ними в другой машине.

Пинки настоял, что войдет внутрь вместе с Бардо. Дюваль хотел видеть собственными глазами, как будут умирать эти «священники» – чертовы ублюдки. Багровый от ярости и возбуждения, он вошел в замусоренный подъезд. Бардо оставил двоих у входа, а двоих других послал на задний ход на тот случай, если похитители попытаются вывести Реми по черной лестнице.

Прямо посреди вестибюля дрыхла дворняжка. Пинки испытывал странное чувство, что его водят за нос, что он словно следует указаниям похитителей. Ловушка с телефонным номером была уж совсем примитивной. Злоумышленник, планирующий столь дерзкое похищение, придумал бы что-нибудь посложнее. Значит, это намеренная подставка?

С другой стороны, Дюваль знал по опыту, что даже самые ловкие преступники иногда прокалываются на самых элементарных вещах и совершают самые глупейшие ошибки.

Слева от входа была стойка консьержа, но за ней никто не сидел. Бардо проследовал через загаженный вестибюль к висевшему на стене телефону-автомату и проверил номер. Потом обернулся и покачал головой. Пинки сделал ему знак идти наверх.

Стараясь не шуметь, они поднялись на второй этаж и в узком закутке, испещренном похабными надписями, увидели телефон. Здесь было совсем темно, и Бардо пришлось зажечь зажигалку, чтобы разглядеть пластиковую табличку с номером. Хищно оскалившись, он показал Пинки большой палец.

Пинки затрясло от возбуждения. Он мотнул подбородком к двери в конце коридора. Бардо громко постучал, а когда никто не открыл, вышиб дверь ногой. В комнате на кровати валялся мужчина, видимо мертвецки пьяный. Реми здесь не было. Судя по состоянию спящего и количеству пустых бутылок, он вряд ли был тем, кто им нужен. Кроме того, он не подходил по описанию ни под одного священника: толстый, рыхлый, лет шестидесяти.

Вторая комната была пуста и, судя по всему, давно не имела постояльцев. В третьей обитала женщина, которая при виде ворвавшихся мужчин начала громко кричать и быстро говорить что-то по-испански. Бардо с размаху закатил ей оплеуху.

– Заткнись, сука! – приказал он свистящим шепотом.

Она немедленно замолчала и прижала к себе плачущих и, похоже, голодных детей.

Четвертая, последняя, комната оказалась тоже незанятой. Однако на кровати белел конверт, на котором было напечатано: «Пинки Дювалю».

Он схватил конверт и разорвал. На потертый ковер упал листок. Пинки развернул бумагу и прочел.

И тут же издал яростный рев, от которого сотряслись оконные рамы.

Бардо взял у него из рук записку. Грязно выругался.

– Они не посмеют.

Пинки выбежал из комнаты и бросился вниз по лестнице. Бардо едва за ним поспевал. Приказав своим людям ехать следом, Бардо рванул машину с места.

Пинки дрожал от ярости. Глаза его горели бешеным огнем.

– Я их убью. Они – покойники. Покойники.

– Но кто они? – прокричал Бардо, едва увернувшись от грузовика – Кто мог сделать это с Реми?

Реми. Его Реми. Его собственность. У него украли его собственность. Кто бы ни были эти ублюдки, смелости им не занимать – надо отдать им должное. Жаль только, что их смелость недолго еще им понадобится. Они умрут. Медленно. Мучительно. Умоляя сначала о пощаде, потом – о смерти. А все потому, что они украли у него то, что он создал своими руками.

У кладбища Лафайет со скрежетом остановились две машины, оттуда выскочили шестеро мужчин. Дюваль и Бардо подошли к высоким железным воротам. Пинки зашагал вперед, не дожидаясь Бардо и его людей. Он искал ряд, петляя между могилами, пока наконец не нашел номер, указанный в записке. Башмаки хрустели по гравию, изо рта Пинки вырывался пар.

Он сам не знал, что сейчас увидит. Останки Реми в пластиковом мешке около одной из могил? Ее кровь на каменном алтаре? Коробку из-под обуви с пеплом? Обезображенное одним из ритуалов вуду тело?

Как-то Пинки приказал Бардо вырезать у одной женщины лицо, положить его в коробку из-под пиццы и послать ее мужу, который без должного внимания отнесся к предыдущим предупреждениям. Сейчас Дюваль ожидал получить кошмарное послание в том же роде.

Он недооценил своего неведомого врага. Это человек умный, хитрый и очень хорошо знающий Пинки Дюваля, знающий, как им управлять. Он специально придумал эти зловещие поиски, заставив Пинки страдать от неизвестности и страха найти нечто ужасное.

Поскользнувшись на гравии, Пинки вдруг остановился как вкопанный. И тут он все понял.

Здесь не было окровавленного тела, но послание оказалось еще более вызывающим, чем записка на кровати. Сжав руки в кулаки, Пинки Дюваль стоял перед надгробием, на котором было написано:

Кевин Майкл Стюарт.

Глава 23

– Он меня убьет?

Дредд кормил Реми с ложечки супом. Он дернулся, пролил немного и, охая, промокнул ей губы салфеткой. Невнятно обругал себя за неуклюжесть, но на вопрос так и не ответил.

– Не прикидывайтесь, что вы меня не слышали, Дредд, – сказала Реми, отводя его руку с новой порцией супа. – Я не впаду в истерику. Я просто хочу знать. Он меня убьет?

– Нет.

Она ни на минуту не усомнилась в правдивости его ответа и с облегчением откинулась на подушки, которые Дредд подложил ей под спину, чтобы было удобнее сидеть. Реми полагала, что вполне может держать ложку сама, но Дредд настоял на кормлении, и сейчас Реми была рада, что согласилась. Раны болели уже не так сильно, но голова была одурманена долгим наркотическим сном. У нее недостало бы сил поднести ко рту ложку с супом, а между тем она была зверски голодна. В горячий и ароматный суп, court-bouillon[4] (так назвал его Дредд), были добавлены кусочки рыбы, помидоры, лук и рис.

– Значит, он хочет получить выкуп?

– Нет. Бейзила не интересуют деньги. – Дредд оглядел комнату, обставленную мебелью, притащенной с помоек. Подмигнув, он добавил: – Мы с ним не из таковских.

– Тогда чего он хочет?

– Тебе известно о друге Бейзила, о процессе Уэйна Бардо и обо всем этом деле?

– Месть?

Он произнес что-то на нью-орлеанском французском диалекте и выразительно пожал плечами.

– Мой муж его убьет.

– Бейзил это знает.

Реми вопросительно посмотрела на него.

– Бейзилу наплевать, что его убьют, если он утащит за собой в могилу Дюваля. Я старался сегодня утром его образумить, но Бейзил ничего не желает слушать. Сейчас им управляет дьявол.

Надеясь заручиться поддержкой Дредда, Реми взяла его руку и крепко сжала.

– Пожалуйста, дайте знать властям. Сделайте это, Дредд, не ради меня, а ради самого мистера Бейзила. Еще не поздно все уладить. Или лад но, забудем о полиции. Позвоните моему мужу. Бейзил успеет исчезнуть, прежде чем Пинки доберется сюда. Я уговорю мужа не преследовать его. Пожалуйста, Дредд.

– Мне искренне хотелось бы тебе помочь, Реми. Но Берк Бейзил мой друг. Я ни за что на свете не предам его.

– Даже ради его собственного блага?

– Он не так смотрит на это, милая. – Дредд мягко высвободил руку. – Для Бейзила это нечто вроде… миссии. Он дал себе обет отомстить за смерть Кевина Стюарта. И никто не сможет отговорить или переубедить его.

– Вы хорошо его знаете.

– Не хуже и не лучше других, я думаю. К нему в душу трудно залезть.

– Что он за человек?

Дредд задумчиво поскреб густую бороду.

– Жил в Нью-Орлеане один парень. Жил себе, поколачивал жену и трех ребятишек. Когда напивался – бил их смертным боем, а напивался он постоянно. Но каждый раз после ареста родственнички и друзья вытаскивали его из тюрьмы.

Однажды в полицию поступил звонок от соседей: мол, семейный скандал, дети кричат на всю улицу, будто их убивают. Дежурный полицейский прибыл туда один, без поддержки, потому что, во-первых, дети в опасности, а во-вторых, он думал, что уж как-нибудь сумеет справиться с пьяным придурком. Так что он вошел в дом один.

Когда все было кончено, истязатель лежал мертвый на полу в кухне, а его жена и дети, кажется, совсем не были огорчены таким исходом дела. Но полицейским, застрелившим того сукиного сына, занялся отдел внутренних расследований.

Понимаешь, эти чинуши решили, что полицейскому надоело смотреть, как тот козел использует жену и детей вместо боксерской груши; вот он и застрелил мучителя, только обставил это как акт самообороны.

А то, что алкаш бросился на полицейского с мясницким ножом, в расчет не принималось. Для полиции, видите ли, очень плохая реклама, когда при аресте происходит убийство. И так газеты разоряются про зверства полицейских. В общем, никто не встал на сторону того полицейского.

Никто, кроме Бейзила. Бейзил встал рядом, когда другие даже не хотели с ним разговаривать. Бейзил при всех демонстративно протянул руку человеку, который в тот момент нуждался в друге больше всего на свете.

Закончив свой рассказ, Дредд снял с коленей Реми поднос и отнес его на стол.

– А что с тем полицейским было дальше? – спросила Реми.

– Его заставили уволиться из полиции.

– И он открыл магазинчик рыболовных принадлежностей?

Дредд обернулся.

– Это было восемь лет назад. С тех пор я перестал бриться.

Густая борода не могла скрыть улыбку.

– Это была самооборона?

– Да, но не это главное. Главное, что Бейзил поверил лейтенанту Дредду Мишу. Бейзил принял мою сторону и не делал из этого секрета, хотя популярности ему это не прибавило, наоборот.

Он подошел к кровати с ярко-синей бутылкой в руках. Открыл пробку, налил жидкость в чашку с чаем, который настаивался на ночном столике.

– Выпей это Я утомил тебя своей болтовней. Пора тебе снова заснуть.

– Что это? – спросила Реми.

– Название тебе все равно ни о чем не скажет.

– Наверное, это просто аспирин, растворенный в воде. – В дверях стоял Бейзил. – Но загадочная бутылка – это неплохо придумано, – весело добавил он. – Так ты похож на настоящего алхимика, Дредд.

– Много ты понимаешь, – огрызнулся Дредд. – Один глоток из этой бутылки сшибет тебя с ног, а потом еще проваляешься неделю, как после тяжелой болезни.

Комната и без того была маленькой, а когда Бейзил протиснулся к кровати, словно совсем сжалась.

– Как она?

– Почему бы тебе не спросить у нее самой? На самом деле Реми была рада, что Бейзил обращается не прямо к ней. Она старалась его не замечать.

– Где вы научились ходить за больными, Дредд?

– У моей бабки. Вы когда-нибудь слышали о traiteur?

– Это по-французски «лекарь», «знахарь»?

– Вы знаете французский? Казалось, Бейзил был у дивлен.

– И испанский, – ровным голосом ответила Реми, по-прежнему адресуясь к Дредду. – Нью-орлеанский диалект довольно сильно отличается от французского, которому учат в школе, правда?

– Да уж, – хмыкнул он. – Когда мы разговариваем между собой, другие ни слова не могут понять. А нам это нравится.

– Расскажите про вашу бабушку.

– Она была жуткая, как черт. Когда я родился, она уже была очень старая. Мой отец – ее младший сын. Неизвестно почему, но старуха меня полюбила. Брала с собой на болото, когда ходила собирать разные травы для своих отваров. Она их знала великое множество. Людей лечила от всего на свете: начиная с желтухи и кончая ревностью.

– Она, наверное, была необыкновенной женщиной.

Дредд закивал седой головой.

– Знахарки здесь жили с незапамятных времен. Многие считали их ведьмами. А на самом деле это были женщины, знающие свойства различных трав и обладающие кое-какими экстрасенсорными способностями.

– Женщины?

– Главным образом да. Я – исключение из правил, – с гордостью заявил Дредд. – Я, конечно, не владею всеми секретами бабули Мишу. Но с тех пор, как переехал сюда, я потихоньку начал готовить самые простые снадобья.

Берк сказал:

– В один прекрасный день ты кого-нибудь отравишь.

– Только не сегодня, – парировал Дредд и крепко прижал чашку к губам Реми. – Пей до дна, милая.

А вдруг Бейзил прав? Чай оказался таким горьким, что Реми засомневалась: вот сейчас она заснет и не проснется. Но Реми чувствовала инстинктивное доверие к Дредду, поэтому послушно выпила весь чай. Дредд взял поднос и направился к двери. На пороге он остановился и прорычал Бейзилу:

– Не утомляй ее.

Они остались одни. Реми избегала смотреть на своего похитителя. Уж лучше разглядывать шкуру крокодила, висящую на стене, или шестифутовую змеиную кожу. И вообще Реми предпочла бы остаться в комнате одна. Уже начала накатывать сонливость, но глаза закрывать не хотелось, когда он стоял тут и смотрел на нее. Под простыней на ней ничего не было. Реми не помнила, как произошло, что она раздета. И не хотела помнить.

– Если бы я и вправду думал, что он может вас отравить, я не привез бы вас сюда.

Он говорил тихо, но в маленькой комнатке его голос оглушал. Или же зелье Дредда притупило ее мозг, но обострило чувства.

Реми боролась с желанием взглянуть на Бейзила, но глаза поневоле опускались к другому краю кровати, где он стоял, опираясь руками о железную перекладину. Он чуть не всем телом на нее навалился, словно боялся, что кровать взлетит.

– Мои раны как нельзя более кстати, не так ли, мистер Бейзил? Теперь я никуда не убегу.

– Я сожалею. Это не входило в мои планы.

– Но тем не менее это произошло по вашей милости.

– Да.

Он замолчал, но Реми ничуть не удивилась, что никаких извинений не последовало.

– Вы очень хорошо маскировались.

– Спасибо.

– А отец Грегори настоящий?

– Нет. Он актер, я его заставил мне помочь. Это из-за него вас ранили. Предполагалось, что из кафе уедем только мы с вами.

– Что вы с ним сделали?

– Ничего я с ним не сделал! – зло рявкнул Бейзил. – Когда я проснулся утром, его уже не было. Он ушел перед рассветом.

Реми не знала, верить или нет, но потом рассудила, что, если бы Бейзил собирался навсегда избавиться от отца Грегори, он сделал бы это вчера, когда буквально кипел от злости.

– Вам не удастся избежать наказания, мистер Бейзил.

– Я и не собираюсь.

– Тогда чего же вы добиваетесь?

– Душевного спокойствия.

– И все?

– Это немало.

Она взглянула в его непроницаемое лицо.

– А я?

– Вы останетесь в живых.

– Пинки вас убьет.

Он вышел из-за спинки кровати и шагнул к изголовью. Протянул руку, на которой алели четыре глубоких следа от ее ногтей.

– Нет! – крикнула она. Превозмогая слабость, она вцепилась в его запястье.

– Отпустите.

– Что вам нужно? Не прикасайтесь ко мне.