ГЛАВА 31

Они должны были отплыть из Ла-Рошели. На подъезде к городу длинный кортеж замедлил бег, и Бастин попыталась усесться поудобнее на муле. С улиц доносился тошнотворный запах сточных вод. Она зажала пальцами нос и брезгливо сморщилась.

— Фу!

Она предложила свой веер Маргерит, но та покачала головой. Девушка была равнодушна ко всему — такая же равнодушная, как и все эти последние месяцы с того ужасного дня, когда она посетила адмирала. Честно говоря, сперва, узнав о смерти Пьера, Бастин почувствовала облегчение, от которого ей самой было неловко. Опасности, неминуемо грозившей им, больше не существовало. С исчезновением Пьера исчез и секрет о той ночной свадьбе, и кто теперь знал, что вице-король сватает маркизу овдовевшую невесту? Но проходили дни, потом недели, но ничто на Земле — ни огромное приданое, которого Бастин не могла даже представить, ни драгоценности Коси, принадлежавшие теперь Маргерит, ни представление ко двору, ни внимание маркиза, безрассудно любившего девушку — не интересовало Маргерит и не могло вернуть ее к жизни. Вот тогда Бастин по-настоящему почувствовала страх. Разве возможно было так любить? Душа Маргерит словно погибла вместе с Пьером, оставив тело, которое одевалось в прекрасные платья, танцевало и делало реверансы при дворе, но было недосягаемым и бесчувственным. Даже король упрекал ее:

— Ваше очарование, мадемуазель, служит украшением нашего двора. Но вы должны научиться улыбаться.

За суматохой, связанной с приготовлениями к отъезду, домашними делами, сбором белья и посуды Бастин совершенно забыла о своем страхе перед этим ужасным новым миром. Маркиз построит для своей дамы великолепный дворец среди диких земель, и Бастин будет одной из его жительниц. Каждый предмет был дорог ее сердцу, и она не могла пропустить ни единой шкатулки. Простыни, белье и шерстяные одеяла! Ее господин и госпожа должны спать в тепле среди этой суровой зимы. Если бы только Маргерит могла забыть…

Несмотря на зловоние, к которому вскоре прибавился запах рыбы и соли, это был симпатичный городок с оштукатуренными белыми домиками и длинными извилистыми улочками, заполненными состоятельными и независимыми горожанами.

Сопровождавший их из Парижа монсеньер де Бомон, чье явное увлечение Маргерит породило в сердце няни бесплодную надежду, придержал коня, чтобы показать им в конец улицы.

— Море, мадемуазель! Разве это не радует вас?

Маргерит кивнула и слабо улыбнулась, но даже не повернула головы, чтобы посмотреть. «Он — как я, — подумала Бастин. — Он делает все возможное, чтобы поднять ее дух, но все тщетно. Ей все равно, едет она или стоит. Даже Бог и пресвятая Богородица не могут ее утешить. Ее молитвы стали небрежными».

Они выехали на пристань и у Бастин перехватило дух. Огромные барки с возвышающимися надстройками, покрытыми резьбой и украшенными серпантином, твердо стояли среди сверкающей воды. Их мачты были украшены яркими разноцветными знаменами короля, дофина, Турнона и Роберваля, развевающимися на фоне голубого неба.

Пристань была заполнена моряками, солдатами, уличными торговцами, портовыми девками и любопытными горожанами, разномастной толпой. Но среди толпы легко было различить будущих колонистов по их бледным, безжизненным лицам. Они сбились в группы — по крайней мере те, что не были закованы в кандалы — а рядом с ними стояли стражники, наблюдавшие за тем, чтобы никто из них не передумал. Женщины плакали или стояли с каменными лицами, прижимая к своим юбкам испуганных детей.

Шпага Бомона сверкнула на солнце.

— Расступитесь! — закричал он, и толпа повиновалась, уставившись на прекрасную благородную даму в голубой бархатной накидке с белым воротником, своим цветом соперничающим с ее лицом, с золотистыми волосами, собранными под небольшой бархатной шапочкой. Бастин забыла о своем происхождении и выпрямилась, чтобы выглядеть как подобает дворянке.

Монсеньер де Сан-Терре, лейтенант вице-короля, увидел их, заторопился навстречу и склонился к руке Маргерит.

— Ваши дядя и тетя приносят свои извинения, мадемуазель. Они задерживаются в ратуше с мэром. Вице-король просит, чтобы вы поднимались на флагманский корабль и устраивались там, потому что мы надеемся отплыть сегодня.

— Спасибо, монсеньер.

Он протянул руку, и Маргерит позволила ему снять себя с седла. Бастин с удовлетворением отметила, что Бомон с завистью посмотрел на своего товарища. Если бы Маргерит хоть немного постаралась, ее супружество с этим пожилым маркизом не было бы таким скучным. Они все любили бы ее!

— Я провожу дам в их каюты, — сказал Бомон. — Вам не обязательно оставлять свой корабль без присмотра, Сен-Терр.

— Да, спасибо, монсеньер. Вам не стоит беспокоиться… — Маргерит протянула руку.

— Но это не доставляет мне беспокойства, мадемуазель, — лицо лейтенанта залилось краской. — Это моя обязанность…

Бастин попыталась не застонать, спускаясь на землю, и последовала за троицей: два великолепных офицера сопровождали равнодушную красавицу к трапу, соединявшему ближайший корабль с пристанью.

Внезапно отчаянный крик остановил их. Маргерит обернулась.

— Нет! Пустите меня! Нет!

К другому трапу направлялась скованная цепью группа бородатых каторжников — угрюмых и ни во что не верящих. На одном из них отчаянно повисла молодая женщина, прижавшись розовой щечкой к растрепанной седеющей бороде каторжника. Ее возгласы были обращены к солдатам, пытавшимся оттащить ее.

— Пустите меня! Пустите меня к нему! Тигр, не оставляй меня!

— Что происходит? — в ужасе спросила Маргерит.

Сан-Терре тихо переговорил с солдатом и вернулся к ним.

— Ничего особенного, мадемуазель, вам не стоит волноваться.

— Но что?.. — Маргерит направилась к кричащей женщине, которая, почувствовав интерес к себе, бросилась ей в ноги.

— Спасите меня! Позвольте мне ехать! Вы понимаете, я люблю его!

— Идем, милая… — начала Бастин, но замолчала, заметив слабый румянец на щеках своей воспитанницы и слезы в ее глазах, которых она не видела с тех самых пор, когда Маргерит узнала о смерти Пьера.

— Кто она? Почему она не может поехать с ним?

— Эта женщина, — сказал офицер извиняющимся тоном, — жительница этого города. Этот человек был освобожден из местной тюрьмы, и теперь она хочет ехать с ним.

Женщина перестала кричать и слушала, затаив дыхание. Потом она разразилась мольбой.

— Ради Бога, сударыня! Я люблю его! Он мой!

Маргерит посмотрела на девушку. Та была молода, ненамного старше ее самой. Затем удивленно повернулась к обросшему каторжнику. Тот скорчил просительную мину.

— Умоляю вас, мадемуазель. Она — моя маленькая любовь.

Маргерит перевела взгляд на Сен-Терра.

— Но почему?.. — спросила она. — Когда столько людей отказываются ехать…

— Она не подходит, мадемуазель.

— Не подходит? — Маргерит осмотрела потерянные и отчаявшиеся лица, грязные лохмотья и сбитые кандалами руки и ноги.

Бомон решительно шагнул вперед.

— Разве это нужно обсуждать? — сказал он, обращаясь к Сен-Терру. — Если мадемуазель желает!..

— Конечно, — торопливо согласился лейтенант. — Если мадемуазель желает этого!

— Я желаю! Желаю! — с нетерпением закивала Маргерит.

Женщина опустилась на землю, выражая облегчение потоком слез. Каторжники и остальные несчастные путешественники неожиданно завопили:

— Да здравствует принцесса! Святая! Святая!

Прежде чем кто-то успел его остановить, Тигр поймал полу накидки Маргерит и поднес ее к губам.

Маргерит отшатнулась, ужаснувшись диким крикам и его прикосновению. Бомон зло отшвырнул каторжника ногой.

Взгляд Тигра был глубоким и печальным.

— Я буду молиться за вас, мадемуазель. За ваше счастье… и вашу любовь!

Некоторое время она оторопело смотрела на него, а потом вдруг по ее щекам потекли слезы.

— Спасибо! — прошептала она. — Спасибо!

Отвернувшись, она заторопилась к трапу.

ГЛАВА 32

Каюта полубака находилась довольно высоко в носовой части корабля, но ее преимущества подавлял гигантский ют, возвышавшийся над судном подобно неустойчивой башне. Открытая палуба находилась почти вровень с ватерлинией. Каюта вице-короля располагалась на корме, и Маргерит была благодарна разделявшей их палубе, заваленной различной оснасткой и бухтами канатов.

Она совершенно не обращала внимания на ворчание Бастин относительно неудобств их каюты, предназначенной на Бог знает какое время стать их домом. Маргерит постояла в дверях, а потом вышла на палубу.

Происшествие на пристани взволновало ее, разбудив ощущения, которые, казалось, уже умерли в ней. Слова женщины: «Вы понимаете, я люблю его!»— снова и снова звучали в ее сознании. Так же отчаянно она любила сама, и эта любовь оказалась трагической. Невероятно! Даже Бастин не могла поверить, что любовь — это все! Она прошла на корму и облокотилась на перила. Ей не хотелось ничего чувствовать. И все же это казалось приятным и ненавистным одновременно: эти глубокие чувства и разбуженная реальность. Маргерит досталось так мало счастья, но оно так много для нее значило!

Давно забытые слезы снова ослепили ее. Внезапно она угадала, что сзади к ней приближается Бастин, и закрыла глаза рукой. Только бы не еще одна сцена, подобная той, что разыгралась в каюте. Бастин бранилась, а Маргерит лежала на кровати, пытаясь подавить рыдания.

— Вице-короля еще нет?

— Думаю, что нет, — выдавила Маргерит.

— Какой сегодня чудесный день, не правда ли?

Девушка посмотрела на яркое солнце, разноцветные паруса рыбачьих лодок, мелькающие среди голубизны моря, на две башни — Святого Николая и Цепную, которые охраняли гавань подобно двум братьям по оружию, высокому и низкому.

— Это доброе предзнаменование. Мы должны отплыть сего дня.

— Монсеньер де Сен-Терр подтвердил, что мой дядя намеревается это сделать. — Маргерит посмотрела на пристань. — Мы уже почти загрузились.

— Смотри! — показала Бастин. — Дикарь!

На пристани стоял мужчина, одетый по-дворянски, отличавшийся от остальных рыцарей только ростом, цветом кожи и словно гравированным профилем.

— Одна из девушек сказала мне, что он будет здесь, — возбужденно воскликнула Бастин. — Его взял в плен Картье и привез в подарок королю, и теперь он стал таким же французом, как и любой из нас, и даже перешел в нашу веру. Он остается здесь и женится на француженке. Только представь себе! Он пришел посмотреть на наше отплытие.

Маргерит была поражена его проницательным взором, который, казалось, видел через море тот лес, где он бродил когда-то, обнаженный, как младенец. Она вспомнила небрежное отношение Турнона к пленным туземцам и свою собственную реакцию. Как странно, должно быть, переместиться в другой мир, из которого нет возврата. Маргерит чувствовала его ностальгию и жадно смотрела на свою родину, которую ей, возможно, не суждено было больше увидеть. Вид нескольких отчаявшихся эмигрантов, которые все еще ждали, что их загонят в трюм корабля, тронул ее сердце. Возможно, они были добровольцами, разочаровавшимися в своей никчемной жизни, и настроились смотреть в лицо опасности в надежде на лучшую жизнь. Женщины не плакали, а мужчины не раболепствовали. Их лица были напряжены. Для них это был прыжок в неизвестность.

Изучающий взгляд Маргерит неожиданно наткнулся на молодого офицера, ожидающего приказа грузить своих подчиненных. Он не обращал внимания на каторжников, а внимательно смотрел на Маргерит, что в конце концов и привлекло ее взгляд.

Она почти уже отвела глаза, но вдруг изумленно застыла, а ее рот открылся.

— Маменька! — вскрикнула она и схватилась за перила.

Бастин подскочила к ней.

— Боже мой!

Офицер прижал палец к губам.

— Пьер! — ей показалось, что она закричала, но на самом деле ее голос был едва слышен.

Она ринулась к трапу, но Бастин сильно одернула ее.

— Ты хочешь его смерти?

Маргерит закрыла глаза.

— Это он? Это он?

— Слава Богу, он! — Бастин обняла девушку и почти силой повела в каюту.

ГЛАВА 33

Маргерит лежала, уткнувшись лицом в матрац. Умом она осознавала, что Бастин права, но сопротивлялась сердцем, почти ненавидя ее. Маргерит так желала обнять Пьера, пренебрегая всем миром! но он предупредил ее, и опасение за его жизнь одержало верх.

Снаружи раздались шаги, но не его, и Маргерит отвернулась. Бастин вошла в каюту и закрыла дверь.

— Что случилось?

— Твой дядя на корабле. Он вместе с мадам принимает мэра и его свиту в своей каюте. Он хочет, чтобы и ты пришла.

— Я не хочу!

— Ты должна! От этого зависит твоя жизнь, да и его тоже. Он не только жив, но и плывет с нами, хотя его и не должно было быть здесь.

— Я должна его увидеть!

— Увидишь, и сейчас же! Но ты не смеешь показывать… никто не должен знать. О, Господи! Как мы все это переживем?

Одетая в желтую тафту, с аккуратно подкрашенными кармином губами, Маргерит шла по палубе мимо экипажа, мимо привязанных животных и птиц в клетках. Она пристально разглядывала лица, чтобы убедиться, что она не поддалась самообману. Глядя на нее, ни один человек не догадался бы, что творится в ее душе. Несмотря на показное безразличие, сердце пело от радости.

Пьер стоял возле каюты вице-короля среди других офицеров, и ее взгляд скользнул мимо, но улыбка, с которой она встретила Бомона и Сен-Терра, выразила всю радость от встречи с ним.

— Подожди меня здесь, маменька, — сказала она, прежде чем войти в каюту. Бастин должна была как-то перемолвиться с ним несколькими словами.

Тетя встретила Маргерит объятиями.

— Ты выглядишь обворожительно, милая.

То, что тетя оставалась во Франции для улаживания их дел, было большим облегчением для Маргерит: ведь больше своего дяди она боялась женской проницательности Элен. Так что сейчас она почти с благодарностью обняла ее. Потом Маргерит склонилась в реверансе перед вице-королем и мэром.

— И вы прятали от нас это сокровище, монсеньер! — возмутился мэр. — Она великолепна! Слишком хороша для дикарей… и для Турнона тоже.

Дядя самодовольно улыбнулся, словно комплименты предназначались ему.

— Морской воздух, безусловно, пошел тебе на пользу, племянница, — сказал он, заметив румянец на щеках Маргерит. — Ты выглядишь лучше, чем в Париже.

Маргерит ответила очередным книксеном.

— Это самый удачный день, дядя.

Она встала рядом с тетей и им представили офицеров флота: монсеньер де Сен-Терр, монсеньер де Бомон, капитан Гуэнкур, монсеньер Нор-Фонтен, монсеньер де Фроти, монсеньер де Сен-Жан… Ее глаза на секунду задержались на лице монсеньера де Сен-Жана, но он нимало не смутился, едва взглянув на Маргерит… Вот монсеньер де Мире и монсеньер де Руа. Все эти господа были первым дворянством Новой Франции. Они покинули каюту сразу после того, как были представлены. И Маргерит поспешила откланяться, попросив разрешения уйти, пока тетя обнималась с дядей.

— Еще увидимся, племянница, — сказала тетя. — Вся жизнь впереди.

«Я боюсь будущего, — подумала Маргерит. — Моя жизнь продолжается именно сейчас».

Снаружи ее ждали Бастин и Пьер.

— Монсеньер де Сен-Жан был так добр, что предложил проводить нас до каюты.

— С большим удовольствием, мадемуазель, — сказал Пьер. — Если бы мое начальство не было связано с командованием флота, мне никогда бы не позволили отправиться в это плавание.

— Вы так добры, монсеньер, — пока он помогал ей перебираться через снасти, Маргерит изо всех сил сжимала его руку.

Как только они пересекли палубу, над их головами развернулись паруса. Теперь Маргерит едва находила в себе силы дождаться отплытия.

Пьер был здесь, рядом, на корабле — он не мог скрыться от нее.

Он подвел Маргерит к каюте. Бастин стояла довольно близко, чтобы со стороны казалось, что она тоже принимает участие в разговоре. Маргерит неохотно отпустила руку Пьера.

— Они сказали, что ты мертв!

— Я и был почти что мертвецом в Кастелло.

— Ты был ранен?

Он кивнул.

— Но сейчас все в порядке. Дорогая, я все расскажу тебе позже. Помни, что ты — моя жена, и сейчас мы вместе!

Маргерит закрыла глаза.

— Что мы будем делать?

— Я приду к тебе сегодня вечером. Но мы должны быть очень осторожны, чтобы никто не догадался до самой Канады. А там генерал Картье поможет нам.

Прогремел выстрел из пушки, огромные паруса поставили по ветру. Корабль отошел от пристани и накренился, потому что все пассажиры собрались у одного борта, глядя на берег. Корабли медленно выстроились в кильватерную колонну и прошли между двух башен.

ГЛАВА 34

Бастин и Маргерит в темноте сидели на кроватях. Снаружи доносился шум моря, а корабль то поднимался волной, то проваливался вниз. Женщин понемногу укачивало. Каюта была маленькой и уютной, несмотря на странность обстановки, а под ними было темное и незнакомое море. Они молчали.

Наконец послышались быстрые шаги. Не успел Пьер постучать, как Маргерит открыла дверь. Пьер проскользнул в каюту, и они прижались друг к другу, затаив дыхание. Его губы были жесткими, а объятья — крепкими, но Маргерит этого было недостаточно: она хотела дотрагиваться до его тела, его плеч, его шеи. Она немного отстранилась, чтобы глотнуть воздуха, но ее руки продолжали ласкать его.

— Жена моя! Любовь моя!

Она не могла говорить, и без сил прижалась к его груди.

— Что с тобой? — тревожно спросил он. — Бастин, дайте ей вина.

Он подвел девушку к кровати. Она посадила его рядом, не разжимая объятий даже для того, чтобы взять бокал с вином. Пьер поднес бокал к ее губам.

— Тебе лучше? — спросил он.

— Мне хорошо. Очень хорошо, особенно если ты останешься со мной навсегда!

— Милая моя! — Пьер снова обнял и поцеловал ее.

Бастин подошла к ним.

— Довольно! — неодобрительно сказала она.

— Бастин! — Пьер протянул к ней руки, в его голосе чувствовался смех.

— Вы станете причиной нашей смерти! — сурово изрекла Бастин, но под конец решила смягчить тон. — Из-за своей любви!

— Надеюсь, что нет! — пылко возразил Пьер.

— Нет, маменька! — воскликнула Маргерит. — Расскажи мне… расскажи нам все!