ГЛАВА 40

В полной тьме, перед самым восходом солнца, после того, как качка немного успокоилась, Пьер отправился выполнять свои обязанности — проверять, нет ли течи, и по ходу дела утихомиривать сходящих с ума пассажиров и членов экипажа — ожидая, пока не представится возможность пойти к Маргерит.

Бомон был старшим на верхней палубе и поэтому первым оказался на желанном трапе. Он нашел женщин потрясенными, но не паниковавшими.

— Что это за земля? — спросила Бастин.

— Еще слишком темно, чтобы точно сказать, мадам. Вероятно, затопленный остров или риф. На нем нет камней, иначе бы мы уже пробили днище. Отмель гладкая…

Дверь неожиданно распахнулась.

— Маргерит, ты… — Пьер замолчал, заметив в каюте Бомона. Два офицера смотрели друг на друга: Бомон враждебно, а Пьер смущенно, проклиная себя за неосторожность.

— Со мной все в порядке, монсеньер де Сен-Жан, — сказала Маргерит. — Монсеньер де Бомон был так добр…

— Извините, мадемуазель, — запинаясь, ответил Пьер. — Я так переполошился…

— Ваше место внизу, вы должны наблюдать за пассажирами и грузом, — довольно грубо сказал Бомон.

Пьер пробормотал извинения и ушел. Бомон с подозрением смотрел ему вслед. Во время плавания не было ничего такого, что показывало бы…

— Я тоже должен спуститься вниз, — коротко сказал он.

— Он случайно, — вмешалась Бастин. — Он говорил, как во сне.

«Наверное, это так», — говорил себе Бомон, спускаясь по трапу. Каждый мужчина на этом корабле видел во сне мадемуазель.

— Маргерит! — громко произнес он.

Это было прекрасное имя.

Матросы прыгали с борта в испаряющийся туман. Вода была ледяной. Они чувствовали землю под ногами и ныряли, чтобы осмотреть обшивку судна. Отмель была песчаная, и не было заметно никаких повреждений.

После короткого дневного отдыха молодые офицеры занялись пассажирами и укладыванием груза для выравнивания судна. Они мало говорили об острове, оставив эту тему суеверным колонистам и невежественным морякам, но были такими же хмурыми и безмолвными, как все. Они не думали об аде и чудовищных слугах Сатаны, но все же… что за скоты населяли эти берега?

Настроение всем поднял рулевой, мэтр Альфонс, спустившийся с верхней палубы.

— О-ля-ля, его вице-величеству хуже всех! Только подумайте, он никогда не слышал о песчаных берегах, моржах и даже о таком восходе солнца!

К его удивлению, никто не присоединился к насмешкам над доверчивым вице-королем, хотя напряжение вокруг немного спало. Каждый офицер нашел в себе силы подойти к борту и осмотреть остров и его обитателей.

При дневном свете остров оказался длинной косой. На нем не было деревьев, но все же росла трава, похожая на зеленые волосы. Теперь можно было легко различить моржей, которых Картье убивал и ел, и чьи бивни ценились так же высоко, как и слоновая кость. Но кто мог представить себе, что они могли так выглядеть? Ревущими существами оказались тюлени, а человекоподобными — птицы, вовсе не выглядевшие устрашающе. И все же взгляд на эту землю вовсе не радовал их сердца, и они благодарили бога, что находятся на плаву.

Только когда Бомон занялся подъемом якоря, Пьер снова отважился пробраться к Маргерит. Она тут же открыла дверь на его стук. Он быстро вошел, и двое обнялись.

— Ах! — воскликнула Бастин, решив, что они слушают ее. — Хорошенькую сцену вы устроили. Ворвались, как сумасшедший, звали Маргерит!

— Я был взволнован, Бастин…

— Взволнованы? Вы чуть не погубили нас. Если бы это был кто-то другой…

— Он влюбился в тебя, — возмущенно заметил Пьер, обращаясь к Маргерит.

— А вы думали, что вы единственный? В отличие от вас…

— Успокойся, маменька, — нервно приказала Маргерит. — Или ты думаешь, что мы будем терпеть до скончания века? Мы сможем выбраться из этой истории, только если будем жить в мире.

— Все уже почти закончилось, моя дорогая. Канада уже близко. Там мы сможем обратиться к Картье. И даже если он не поможет нам…

Этим утром мессир де Роберваль придавал большое значение своей одежде: он должен был в величии предстать перед испуганной толпой. Он уже забыл, как корчился на полу своей каюты, молясь, хоть и боясь молиться, стараясь отвести от себя проклятие племянницы. Он уже забыл, как его шлюха Лизетт и мэтр Альфонс держали его, чтобы он убедился, что ночные страхи превратились в песчаную косу, а дьявол — в глупых моржей. В своем отороченном мехом розовом бархатном камзоле он пересек палубу. Позолоченный эфес его шпаги ярко сиял под лучами солнца. Он спустился по трапу. Нужно было посмотреть, как чувствует себя племянница.

Дверь каюты была приоткрыта, и он услышал мужской голос:

— Мы сможем обратиться с просьбой к Картье. И даже если он не поможет нам…

Потом раздался голос его племянницы:

— Турнон не будет жесток. Он добрый человек, не такой бессердечный, как мой дядя…

Роберваль распахнул дверь.

Он стоял, замерев так же, как и они, рассматривая сверкающими глазами потрясенные лица влюбленных и испуганное лицо няни. Потом он взглянул в бескровное лицо своей племянницы. Ее ужас лишь подстегнул его ярость.

— Будет ли Турнон так же добр, когда узнает об этом? Шлюха! Потаскуха! Я накажу тебя, племянница.

Сказав это, он с удивлением обнаружил, что его гнев растворился в предчувствии удовлетворения от страданий горбуна — рогатый еще до свадьбы, лишенный девственницы, которую так долго ждал и лелеял.

— Монсеньер… — Пьер пытался контролировать себя.

Роберваль зашипел на него, оскаля замечательно белые зубы.

— Ты, Сен-Жан! Ты дорого заплатишь за порчу чужой собственности. Мы не будем ждать, пока Турнон разберется с тобой. Мы доставим себе удовольствие твоей казнью.

— Нет! — воскликнула Маргерит с такой злостью, что Роберваль замер. Она подняла руки к лицу, но тут же опустила их.

— Боже мой! Это не грех — он мой муж!

Потрясение было невероятным!

— Я Пьер де Шабо, монсеньер. Мы поженились в январе. Потом я уехал в Савойю, а Маргерит решила, что я уже мертв…

Роберваль едва понимал, о чем ему говорят. Поженились… Это уже не повод для злорадства над Турноном… он был одурачен — так же, как и горбун…

— Племянник предателя?

— Племянник монсеньера адмирала! — поправил Пьер.

— Тогда тем более приятно будет сделать ее вдовой!

Вдруг он обнаружил, что шпага Пьера была направлена прямо ему в грудь. Роберваль попятился, но острие шпаги следовало за ним.

— Нет! Пьеро! Он поверит нам!

Маргерит схватила Пьера за руку, и этого было достаточно, чтобы Роберваль успел вытащить свою шпагу.

— Отойди! — рявкнул Пьер.

Бастин схватила Маргерит и оттащила ее в сторону. Пьер и Роберваль стояли лицом к лицу.

Через мгновение раздался лязг стали. Роберваль пятился к двери до тех пор, пока они оба не оказались на палубе. Они дрались насмерть: Роберваль — за свою жизнь, а Пьеру в случае поражения вообще было не на что надеяться. Преимущество Роберваля заключалось в его весе и сокрушающей мощи. Пьер же был ослаблен долгими месяцами заключения, но обладал прекрасной защитой. Он обучался итальянской манере фехтования: нигде больше не относились так внимательно к обороне. Пьер легко парировал удары и избегал выпадов Роберваля. Тот свирепо дырявил воздух, а. потом едва успевал отражать неожиданные смертоносные уколы. Ненависть и раздражение застилали ему глаза, и он бешено рубил шпагой до тех пор, пока острие шпаги Пьера чуть не поцарапало ему лицо. Почувствовав неожиданную панику, Роберваль отступил, пытаясь отбить наскоки Пьера. Воспользовавшись секундной остановкой Пьера, Роберваль метнулся на трап, ведущий на главную палубу. Он сильно запыхался, но все же резко повернулся и прыгнул вниз.

— Схватить его! — закричал Роберваль членам команды, оторопело взиравшим на происходящее.

Но Пьер перепрыгнул через перила и снова оказался перед Робервалем, угрожая тому шпагой. Они схватились, и тут Роберваль снова ощутил свое преимущество. Он сделал резкий выпад. Пьер отступил и вдруг пошатнулся, словно раненый. Роберваль снова сделал выпад. Но острие шпаги Пьера неожиданно скользнуло вперед с быстротой молнии и Роберваль почувствовал холодную сталь, пронзившую его тело.

— Убийца! — возопил он и упал, вырывая лезвие шпаги Пьера из своего тела.

Шум на палубе привлек внимание Бомона. Секунду спустя он уже наблюдал за схваткой между вице-королем, которого он презирал, как и многие другие, и лейтенантом Сен-Жаном. Его сознание молниеносно вернулось к утренней сцене, и он представил себе разгневанную мадемуазель и жаждущего мести дядю. Сен-Жан несомненно был сумасшедшим, и очень опасным… Увидев вице-короля, пронзенного шпагой Пьера, Бомон бросился вперед, выхватив шпагу.

— Мятеж! — крикнул он и бросился на Пьера.

Лишенный оружия, Пьер попятился, но споткнулся о бухту каната. В тот же миг офицеры накинулись на него. Бомон упер острие шпаги в грудь Пьера.

— Связать его! — скомандовал он.

Маргерит бросилась по трапу, придерживая юбки, и схватила Бомона за рукав.

— Я умоляю вас! — страстно воскликнула она.

Бомон уставился на нее. Так значит, этот Сен-Жан не бредил безнадежной страстью! Это была любовная связь! Сен-Жан добился успеха, пока он, Бомон, ждал, охраняя девичью честь… значит, она не девица! — ревниво подумал он.

— Мадемуазель лучше побеспокоиться о вице-короле, — холодно сказал он и проверил веревки Пьера.

Над Робервалем нагнулся корабельный хирург, вытирая сочащуюся кровь. Рана была нанесена возле подмышки. Вице-король был бледен, но страх смерти покинул его. Его взгляд блуждал по палубе, пока не наткнулся на Маргерит и поверженного Пьера. Маргерит успокоилась и шагнула вперед.

— Мой дядя…

— Твой любовник воспользовался твоей красотой, племянница. Теперь мы повесим его. Но не прежде… — его глаза сузились, он наслаждался придуманным наказанием. — … чем он увидит, как тебя высекут!

На палубе воцарилось тягостное молчание. Маргерит ошалело посмотрела на Пьера. Она вовсе не думала о себе.

Внезапно Бастин с криком подбежала к Маргерит и обняла ее.

Пьер катался по палубе.

— Убейте меня! Этого достаточно!

Роберваль посмотрел на перепуганные лица: колонисты, моряки, Бомон — все замерли, не веря своим ушам… Даже помощник боцмана, исполнявший обязанности палача, стоял в неуверенности, забыв прикрыть рот. Возбужденный чувством своей власти, Роберваль глубоко задышал, и его рана опять стала кровоточить, но он не обратил на это никакого внимания и кивнул палачу.

— Приступай!

— Монсеньер! Вы не можете!.. — Бомон встал над ним, держа в руке обнаженную шпагу.

Роберваль удивленно поднял глаза, но увидел не угрозу, а только порыв молодости.

— Еще один мятежник? — прошипел он. — Хочешь висеть на одной рее с ее любовником? — Бомон побледнел, но не отвел взгляда. — Разденьте ее! — рявкнул Роберваль.

Разрываемый желанием и страхом, палач протянул руку, но Бастин вцепилась в нее.

— Дьявол! — крикнула она Робервалю. — Скотина! Как ты думаешь, что об этом скажет Турнон? Или король? Высечь французскую дворянку! Будь уверен, что король узнает об этом!..

Ее лицо было так близко, что слюни летели на его щеку. Он пятился назад, как, бывает, собака перед кошкой. Он чувствовал слабость и удовлетворение властью вытекало из него, как кровь из раны.

— Я все еще истекаю кровью, — напомнил он хирургу. Тот приложил к ране еще корпии, и Роберваль отвернулся к простору моря. Вид собственной крови всегда вызывал у него слабость.

Бомон держал Бастин.

— Чудовище! — кричала она. — Она беременна!

Взгляд Роберваля внезапно оживился, а голова завертелась по сторонам.

— Что?

Но ему достаточно было заметить румянец, вспыхнувший на лице Маргерит. «Ребенок в ее теле, рожденный от брака…» Так гласил контракт. Этот брак мог быть задушен в зародыше. Турнону пришлось бы взять ее в жены, девственницу или нет! Но ребенок… В ее теле был наследник состояния Коси! Это был полный провал.

Он прогнал хирурга и попытался протянуть руку к источнику своего падения. Но он был слишком слаб. Роберваль откинулся на палубу, собираясь с силами. И тут он вспомнил про остров.

— Посадите их в шлюпку, — скомандовал он. — Обеих — няню и племянницу… Отправьте их на остров и оставьте там.

Все присутствующие задохнулись от ужаса.

— Он сумасшедший! — закричал Пьер. — Бога ради, освободите меня!

Но никто не шевельнулся. Даже Бастин замерла, услышав столь чудовищный приговор.

— Взять их! — рявкнул Роберваль.

Палач взял Маргерит за руку.

— Монсеньер! Две беззащитные женщины…

Роберваль мутным взором посмотрел на Бомона. «Нужно будет позже разобраться с этим офицером», — подумал он.

— Дайте им аркебузы… Все, что им нужно… — сказал он и без сил откинулся на палубу.

Бастин дико оглянулась на немые серые лица и поймала Бомона за рукав.

— Монсеньер… — она умоляла одновременно с криками Пьера:

— Бомон, вы не можете этого сделать!

— Я беспомощен, мадам, — мрачно ответил Бомон. — Но я сообщу генералу Картье… Он обязательно вернется за вами.

— Пресвятая Богородица, спаси нас! — воскликнула Бастин. Но, поняв, что от судьбы не уйти, она успокоилась, силы вновь вернулись к ней. — Загружайте шлюпку, — пылко воскликнула она. — Он сказал грузить все, что нам нужно! Порох… пряжу… и, Боже мой, матрацы!.. Принесите сундуки из каюты.

Наконец они могли чем-то заняться. Моряки и колонисты спустились в трюм.

Маргерит была потрясена и смятена до такой степени, что, казалось, жизнь покинула ее. Она стерпела даже прикосновение палача. Но теперь она отпрянула от него, бросилась к Пьеру и вцепилась в него.

Палач действовал инстинктивно. Его жертва сбежала. Он схватил Маргерит и попытался оттащить ее от Пьера. Потом он замахнулся и ударил ее по голове рукояткой плети. Маргерит без чувств упала рядом с любимым.

Бомон повернулся как раз во время удара. Шпага по-прежнему была в его руке. Быстрым выпадом он проткнул грудь палача.

— Он убил ее? — закричал Пьер.

Бастин приподняла Маргерит и покачала головой.

— Она жива!

Бомон поднял Маргерит на руки.

— Мы должны спустить ее в шлюпку. Поверьте мне, мадам, я позабочусь, чтобы они приплыли за вами. Вы не останетесь надолго одни.

Шлюпка была загружена так, что в ней едва осталось место для гребцов и пассажиров. Сундуки, коробки, тюки — провизия, которой им так не хватало — были погружены в шлюпку. Бастин и Маргерит посадили в свободное пространство между багажом.

— Будьте мужественны! Это ненадолго! — кричали им.

На корабле не было ни одного человека, чей родственник или друг не был бы повешен, казнен или сослан. Всем была знакома рука «правосудия». Смерть ходила бок о бок с ними с самого их рождения. Но ужаснее всего было видеть осужденную и униженную дворянку в окровавленном и помятом бархатном платье… Она была добра и так красива!

Команда собралась у борта корабля и мрачно смотрела вслед шлюпке, направлявшейся к острову.

— Бедняжка! — пробормотала женщина, прижимая к груди голову своего ребенка. — Она так сильно любила!

ГЛАВА 41

Пьер катался по палубе, молясь и рыдая. Они не могли отправить Маргерит на этот ужасный остров… Одни! Она и Бастин!.. Ужасные картины вставали перед его глазами. Святая Богородица! — молил он и бился в беспомощной злобе.

Внезапно он почувствовал чье-то прикосновение.

— Тсссс!

Раздалось шорканье ножа по веревкам. Вскоре его руки были свободны. Он оперся о палубу, чтобы подняться.

— Подождите!

Он лежал без движения, пока нож перерезал веревки на ногах. Пьер перевернулся на спину, чтобы кровь быстрее разбегалась по телу, и увидел мужчину, проскользнувшего назад, к толпе, которая стояла у борта. Он узнал шрам на щеке. Тигр!

Пьер осторожно пополз к борту корабля. Он полз вперед, не сводя глаз с затылков моряков, взобрался на фальшборт, замер на мгновение, потом глубоко вдохнул и бесшумно нырнул в воду.

Холод сковал Пьера так, что только воздух в легких вытолкнул его на поверхность. Пьер начал ожесточенно грести и лишь тогда почувствовал, что немного пришел в себя. Потом он осмотрелся. Он двигался перпендикулярно борту корабля, пока не отплыл на достаточное расстояние; потом свернул к острову. Он не видел шлюпку, но выбрал направление на возвышенность острова. До суши было около полулье, — это большое расстояние для пловца в ледяной воде. Он сжал зубы и поплыл.

Пьер отплыл уже далеко, когда его заметили с корабля. Он услышал крики — и проплыл сколько мог под водой. Когда он вынырнул, с корабля выстрелили из аркебуз, но он понял, что стрелки не особенно прицеливались.

Пьер проплыл еще некоторое время, а потом снова отдохнул, не пытаясь спрятаться под водой. Пуля успокоила бы бешеные удары его сердца, которое, казалось, было готово разорваться на атомы. Если бы он только мог снять сапоги! но эти усилия стоили бы ему доброй сотни сражений. Он отстегнул пояс с ножнами от шпаги и снял камзол. Холод тут же пронизал его грудь и заставил лязгать зубами. Пьер поплыл дальше.

Ноги едва шевелились, отягощенные сапогами. Он пытался расслабиться и отдохнуть, лежа на спине, но онемевшее тело тянуло вниз. Пьер ловил каждую волну, подталкивающую его к берегу.

Неожиданно его ноги коснулись песка. Это не был еще берег, но по крайней мере дно было достаточно твердым. Вода доходила ему до груди, но течения тянули его во всех направлениях, так что он не мог отдохнуть по-настоящему; зато, по крайней мере, мог размять затекшие мышцы. Он достал кинжал и воткнул его в голенище сапога. Кожа была грубой и казалась неподатливой. Он яростно кувыркался в воде, стаскивая сапог, а когда ему это удалось, вдруг почувствовал, что у него не было сил, чтобы снять второй. Пьер слишком низко сидел в воде, чтобы разглядеть берег или увидеть шлюпку, и он атаковал второй сапог.

Его ноги словно обрели крылья. Их сила придала уверенности рукам, и Пьер поплыл снова. Разные течения то сносили его в сторону, то снова подталкивали вперед. Он поднялся в воде насколько смог, но не увидел берега. Но все же ему удалось заметить шлюпку. Она возвращалась на корабль с одной только командой. Ориентируясь на ее курс, Пьер поплыл к острову.

Большие волны высоко поднимали его и бросали вниз до самого дна. Он выныривал, отплевывался, но новая волна подхватывала его. Он мог видеть побережье, и однажды ему показалось, что он заметил там женщин.

Волны ослабли, Пьера снова подхватило течение, похожее на реку посреди океана. Оно несло его параллельно берегу. Теперь он мог ясно различить багаж и фигуры Бастин и Маргерит. Он попытался вырваться из течения, но не смог продвинуться ни на сажень. Пьер нырнул и почувствовал под водой меньшее сопротивление. Когда он вынырнул, то оказался в прибрежных водах. Теперь он перестал сопротивляться и позволил им нести себя к берегу.

Наконец его ноги коснулись дна, только теперь это был берег острова. Он попытался встать, но волны сбивали его с ног. Пьер цеплялся за дно, пытаясь ползти, но волны отбрасывали его назад. Каждый раз, пробуя встать, он падал лицом в песок, который забивал ему рот и глаза. В конце концов ему удалось выбраться туда, где волны были слабее. Он встал на колени, вскрикнул и упал лицом вниз.

Когда Пьер поднял голову, он увидел Бастин, бегущую к нему, увидел Маргерит, которая тоже старалась подняться, но обессиленно падала на песок. Тогда он, напрягши волю, выполз из воды, прошел, шатаясь, несколько шагов по направлению к Маргерит и как подкошенный растянулся на песке.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ