На древних землях Прияузья - Отрадноe и его окрестности

При патриархе Никоне в его подмосковной вотчине строится патриарший путевой дворец. К великому сожалению, никаких сведений о нем до нас почти не дошло. В 1653 во Владыкине году началось возведение деревянного храма в честь Пресвятой Богородицы Иверской. Сегодня интересны малейшие живые подробности того события. Любопытен и перечень подарков, которые Никон преподнес царю Алексею Михайловичу по случаю освящения Иверского храма во Владыкине:

«атлас турецкой по червчатой земле, листья золоченые с белым лазоревым шолком, по цене 35 рублев… да атлас турецкой по зеленой земле золото с белым да красным шолком, что выменено у гречанина на келейные соболи… да два сорока соболей, по цене 50 рублев…»

Владения патриарха год от года расширялись. В 1654 году царь пожаловал Никону лично село Антоновку и деревню Юрьевку в Курмышском уезде. Но в 1658 году между ними началась открытая распря. Поняв, что теряет влияние при дворе, Никон покинул патриаршую кафедру. Поначалу патриарх просил прощения у государя, и тот простил его. Поверив слову своего «собинного друга», что он навсегда оставил престол, царь указал переписать патриаршую казну, но оставил за ним все три монастыря его строения (построенные им) Крестовский, Иверский и Воскресенский (Новый Иерусалим) со всеми селами и вотчинами.

В книгах Патриаршего казенного приказа есть сведения о последних визитах Никона в село Владыкино. В 1657 году в начале апреля он посетил свою подмосковную вотчину и «сам раздавал крестьянам милостыню». А через год, направляясь в Воскресенский монастырь, в последний раз отслужил обедню в здешней владыкинской церкви.

Храм Рождества

А скоро все изменилось. Возможно, сыграли свою роль недоброжелатели патриарха в окружении государя. Однако самым злейшим врагом Никона стал он сам, неукротимым влечением к власти, своими действиями возбуждая против себя государя. Греческий архиерей Кирилл Андросский в письме к царю, изложив свое мнение о низложении Никона, писал, что тот слишком увлекся гордостию и во дни своей силы повыпросил у царя «пребеззаконные грамоты на возвышение нелепое свое» и что теперь… все эти грамоты должны вменяться в ничто». (Митрополит Макарий ИРПЦ, с.418, т.7).

Царь Алексей Михайлович и Никон.

Более восьми лет длилось это замешательство, и продолжался период междупатриаршества. В 1666 году состоялся Собор, на котором наряду с русскими иерархами участвовали и Вселенские патриархи. В приговоре Собора Никона обвинили в том, что он самовольно оставил престол «без повеления его царского величества», кроме того, своей властью, единолично «низверг» Коломенского епископа Павла, что послужило причиной его смерти, да еще велел своего духовника» безжалостно бить и мучить целые два года». Были и другие «вины». Решением Собора Никон был отрешен от архиерейского сана и лишен священства. Теперь как простой инок он должен был отправиться к месту своего покаяния в Ферапонтову обитель в Белозерских пределах. Патриарх Никон вошел в историю как реформатов русской церкви. Именно он с неистовой ревностью и волей взялся за исправление церковных книг и старых обрядов, чтобы привести нашу церковь в согласие с Греческою и со всей Восточной православною. Однако проявил излишне своеволие, приступив к церковным реформам. Все его слишком скорые и крутые меры по исправлению богослужебных книг, о запрете двуперстного крестного знамения и другие изменения в старых обрядах привели к неустойчивости общества, а в дальнейшем к расколу.

Взаимные проклятия давно исключены из отношений Московской патриархии и старообрядческих церквей. Но русский раскол останется вечной памятью и уроком реформаторам и традиционалистам. И сегодня еще не все улажено, и жива память о гонениях на старообрядцев. Но время многое сгладило и расставило по своим местам.

В 1971 году Поместный Собор Русской православной церкви подтвердил прежнее постановление Священного Синода от 1929 года «о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды и равночестные им» (в том числе и двуперстие). (ИРЦ,с.504–505, т.7)

После падения Никона подмосковная вотчина со всеми ее постройками оставалась в ведении Патриаршего дома. Еще долгие годы Владыкино было процветающим патриаршим селом.

Патриарх Иоаким.

Из Переписных книг 1678 года известно, что в нем стоял Святейшего патриарха Иоакима «двор становой, на нем живут старец да приказчик. Подле того двора конюшенный двор. На нем живут конюхи из казенного жалованья-два человека с детьми. Двор скотный. На нем живут коровник с двумя братьями из казенного жалованья. Да в селе 8 дворов, бобылей-3 двора, 1-деловой человек».

Неоднократно в 1683, 1685, 1686,1688 годы приезжал сюда патриарх Иоаким и слушал Божественную литургию в церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Сохранились документальные свидетельства о походах патриарха Андриана, занявшего патриарший престол с 24 августа 1690 года. Первые его посещения села Владыкино относятся к июлю и декабрю 1693 года. Приезжал патриарх в немецкой карете, покрытой черной кожей с золочеными гвоздями, с тремя стекольчатыми «окончинами» и четырьмя медными яблоками на верхних углах.

Особенно хлебосольным был поход патриарха Андриана в 1697 году. Одно перечисление напитков, подававшихся к столу, займет немало места. Между тем оно довольно ярко иллюстрирует тогдашний быт.

Патриарх Адриан

«1697 год сентября в 21 день отпущено в поход …питья в село Владыкино-1 1\2 ренского, 2 ведра церковнаго, 3 ведра меду вишняваго, ведро малиноваго, 2 ведра светлаго, 6 ведер меду лехкова, 10 ведер меду выкислова, 7 ведр меду черничнаго, 20 ведр меду братцкаго, 5 ведр пива мартовскаго,3 ведра пива приварнаго, святейшему патриарху мешечек пивца лехкова, брашки тож, мешечек кислых штей (щей), 2 ведра браги, в расходе 3 бочки пива простаго астраханския по 18 ведр, 10 лимонов…»

В бумагах Патриаршего приказа нет указания о том, куда отправился Андриан (вероятно, на богомолье в Троицкий монастырь). Однако сентября 25, в субботу «святейший патриарх пришел из похода «к обеденному кушанью и по именному его приказу поены на погребе подъяконы и певчие походные и дворяне пивом и медом, стремянные и стряпчие конюхи поены-жь пивом и медом»…

Вообще церковное торжество или личный выезд патриарха не обходились без угощения всех «рядовых служебников». Такой обычай патриаршего дома-угощать добрых людей «должным порядком», конечно, требовал немалых запасов разного пития. Поэтому патриаршие погреба были в достатке заполнены различными медами и пивом, и заморскими винами-церковным (красным) и ренским (белым). В глубоких погребах «беременные и полубеременные бочки» сохраняли церковные и «ренские вина», которые по праздникам отпускали властям церковным и светским, боярским и думским чинам и всем «надобным патриаршему дому людям». Известно, что в мае 1690 года патриаршее село» Владыкино посетил восемнадцатилетний царь Петр Алексеевич и «в патриарших хоромах изволил хлеба кушать». Угощали его белорыбицей и другими яствами слуги государевы.

Патриаршее Владыкино в новую эпоху

Монах, политик и поэт Феофан Прокопович

При Петре I судьба патриаршего села Владыкино коренным образом меняется. Прежде всего, изменился его статус, поскольку в 1703 году царь Петр Алексеевич упразднил патриаршество. В это же время упраздняют патриарший двор во Владыкине, а что касается хором патриарха, поставленных еще при Никоне, то они просуществовали еще полсотни лет-до середины XVIII века. По данным Переписной книги, в 1704 году во Владыкине было 16 крестьянских дворов и двор земского дьячка. И никаких упоминаний о патриарших постройках.

Указом государя Петра Алексеевича крестьяне бывших патриарших вотчин были переданы в Монастырский приказ. А с 1721 года в Синодальное ведомство. В архивных источниках есть любопытные данные о повинностях крестьян села Владыкина и деревни Лихоборки.

Карта окрестностей Москвы.

Крестьяне должны были пахать «домовую пашню»(т. е. господскую), с 26 дворов сдавать «масло коровье, 600 яиц, осмину с получетверником орехов, оплачивать «доходы дворецкого, приказчиков и подымное в 8 рублей 9 алтын 2 деньги, платить денежный оброк с пустошей и за мельницу при селе Владыкино, а всего «за оброчные и за столовые запасы собиралось и отсылалось в казну 92 рубля 6 алтын и 5 денег». Между тем у Владыкина появился новый хозяин. В 1722 году по именному указу Петра I и Синода вся владыкинская вотчина (куда входила и деревня Лихоборка) с оброчными и всякими доходами были пожалованы архиепископу Псковскому и Новгородскому Феофану». Кроме того, сподвижнику Петра Алексеевича было пожаловано село Озерецкое.

Феофан Прокопович известен в нашей отечественной истории как выдающийся церковный и политический деятель эпохи Петра I. Получив прекрасное по тому времени образование в Киевской духовной академии, некоторое время он жил в Польше. Потом в Италии, где продолжал совершенствоваться в богословии и гуманитарных науках. По возвращении на родину Феофан постригся в монахи. С 1705 года он преподает поэзию в Киевской академии. А всего через год волею случая он приветствовал Петра во время его посещения Киева. После чего зарождается дружба императора и малоросского монаха. С 1715 года начинается возвышение и политическая карьера 34 летнего ректора Киевской духовной академии. По воле царя Феофана приглашают в Петербург, где он становится помощником Петра Алексеевича по церковным вопросам, занимая одновременно в Правительствующем Синоде пост 2-го вице-президента.

Все тогдашние уставы церковного управления об устроении монашества написаны им. Прекрасно владевший пером он по поручению Петра писал уставы и законоположения для других сфер государственной деятельности. Им написано, например, предисловие к морскому регламенту.

Влияние Прокоповича было велико-даже светлейший князь Александр Меньшиков искал его расположения. Невольным свидетелем этого был камер-юнкер герцога Голштинского-Ф. Берхгольц. «Князь Меньшиков, – вспоминает он в своем дневнике, – подходил к архиепископу, садился рядом и разговаривал с ним. Говорят, этот архиепископ имеет большой вес у императора и у вельмож и считается ученым человеком. На шее у него был род ордена (панагея), на голубой ленте с изображением на одной стороне распятого господа нашего Иисуса Христа, а на другой портрет императора».

За службу государеву любимцу Петра были пожалованы два подмосковных села (в их числе и Владыкино), хотя они, по свидетельству Феофана «по причине хлебных недородов приносили на первых порах убыток вместо пользы». Если говорить о здешних почвах в округе Владыкина, они действительно скудные и бедные, оттого и славились эти места больше сенокосными лугами вплоть до XIX столетия.

Историк Н.Костомаров пишет, что после смерти Петра I, оставаясь одним из мощных людей своей страны и своего века» Феофан Прокопович все больше отдает сил борьбе со своими тайными и мнимыми врагами. Его былая творческая энергия, с которой он поддерживал «мероприятия государя», понимая их полезность для государства, энергия, которую он отдает литературным трудам, кажется, иссякает.

Положение его несколько пошатнулось. И лишь, когда в 1730 году при поддержке гвардии к власти приходит Анна Иоанновна, после того, как «верховники», пытавшиеся ограничить ее царскую волю «кондициями» потерпели крах, влияние его вновь усиливается. На коронации Анны 28 апреля священнодействовал именно Феофан Прокопович. Несмотря на то, что его недоброжелатели просили императрицу не допускать до миропомазания его «еретические руки». Причем их суждения не были лишены логики. Дело в том, что правление Екатерины I и Петра II, в коронации которых участвовал Прокопович, действительно оказались кратковременными. Он обручал Петра II с двумя невестами, но свадьбы так и не состоялись. Архиепископ венчал дочь императора Петра I царевну Анну Петровну с герцогом Карлом Фридрихом Голштинским, а вскоре она скончалась в возрасте 20 лет. Что-то было во всем этом загадочное, мистическое.

До самых последних дней он был наиболее могущественным церковным сановником. Вместе с тем Феофан Прокопович личность крайне разносторонняя-ученый, политик, писатель и поэт. Он одинаково хорошо владел греческим, латинским и славянскими языками. Его причисляют к самым талантливым (после Антиоха Кантемира) поэтам 18 века. Кроме курса De arte poetice (об искусстве поэзии), речей и полемических произведений, стихотворений перу Прокоповича принадлежит трагедия «Владимир», о стихах которой Николай Гнедич, переводчик Илиады, писал: «В них, сквозь темноту оборотов и тяжесть слога блеснет воображение, возвышенность слога, жар и краски поэтические».

Действительно, это был человек светского образа мыслей. Видимо, на его литературные вкусы и пристрастия наложила свой отпечаток учеба в Риме, где он изучал философию, историю, поэзию античных авторов. Нередко в своем поэтическом творчестве он ломал строгие современные ему литературные традиции. Как своеобразны по ритмике и рифмовке стихи, посвященные Анне Иоанновне в честь ее воцарения на троне 25 февраля 1730 года.

Анна Иоанновна.

Прочь уступай, прочь,

Печальная ночь.

Солнце восходит

Свет возводит,

Радость родит.

Прочь уступай, прочь,

Печальная ночь…

Поэт не скупится на похвалы венценосной особе:

Солнце Анна воссияла —

Светлый нам день даровала.

Богом венчанна

Августа Анна.

Летом 1730 года императрица со своей свитой посещает Феофана Прокоповича в его имении в селе Владыкино. Буквально накануне встречи архиепископ Новгородский пишет приветственный кант «Прочь уступай, прочь», положенный на музыку и исполненный в присутствии Анны Иоанновны. Биографы поэта свидетельствуют, что тогда же радушный хозяин преподнес государыне второе стихотворение, написанное октавами, в двух вариантах на русском и латинском собственного перевода под названием «Ея императорскому Величеству на пришествие в село подмосковное Владыкино» (иногда это название приписывают первому стихотворению, поскольку оба они посвящены одному событию). Происходило это, по-видимому, в бывших хоромах владыкинского имения, поставленных еще по времена Никона.

В селе Владыкино Прокопович бывает часто и подолгу, здесь же он принимает своих друзей. Архиерейский двор находился по соседству с церковью Рождества Богородицы, где владыка нередко слушает Божественную литургию. Деревянный храм того времени стоял на левом берегу Лихоборки на месте нынешнего каменного, построенного в середине XIX столетия.

Известно, что поначалу Владыкино приносило убытки из-за частого недорода хлеба. Феофан даже жаловался царю Петру Алексеевичу о своих расходах, о том, что иногда приходилось дрова и сено покупать. Это при тогдашних-то лугах на Лихоборке. Тем не менее, со временем финансовое положение пришло в норму. На здешних владыкинских полях сажают малину и ежевику, и во Владыкине даже появляется предприятие, где производят барометры.

Кое-какие подробности быта и жития архиепископа во Владыкине удалось найти в журнале «Русский архив». В нем за 1900 год была опубликована переписка Прокоповича с графом С. Салтыковым. В одном из писем упоминается деревня Лихоборы, которой совместно с селом Владыкино владел Прокопович. Есть любопытные сведения о том, как архиепископ относился к государевой монополии и продаже вина. В ноябре 1735 года он обращается к Московскому Главнокомандующему графу Семену Салтыкову, родственнику Анны Иоанновны, чтобы по указанию Камер-коллегии «в деревне Лихоборах, для продажи вина, стойки не ставить». (Хотя заметим, что еще в 1728 году в имении Феофана во Владыкине с его легкой руки была открыта пивоварня).

Граф благосклонно ответил на письмо Прокоповича: «означенная стойка в деревне Лихоборах поставлена не будет и во всем учинено будет по желанию Вашего Преосвященства. И так пребываю Вашего Преосвященства, милостиваго государя моего, всегдашний слуга С. Салтыков. Ноября 20 дня 1735 г.»

Вид Санкт-Петербурга.

Вообще больше известно о петербуржской жизни Феофана. Человеком он был довольно состоятельным-имел два дома в Петербурге-на Аптекарском острове, на речке Карповке, и на Адмиралтейской стороне, дом в Москве на Мясницкой, не считая имения во Владыкине. Благодаря денежным доходам из епархии и из подмосковных сел Феофан жил на широкую ногу, с удовольствием занимаясь домовым хозяйством. Известно, что он увлекался кулинарией, и о его поваре Герасиме ходили легенды. Это ему Феофан посвятил свое шуточное стихотворение:

Честный отец Герасим,

Чем мы тебя украсим?

За хлебец твой питейный

Обиходец келейный?

Дом его был открытым, что естественно требовало больших средств. Например, только на покупку свежей рыбы-белужины, осетрины, икры, угрей-для архиерейского дома тратилось в год до шестисот рублей. Вместе с тем Ф. Прокопович не жалел денег для устройства домов призрения, на образование юношества. В 1721 году при петербуржском доме им заведена школа, куда принимали бедных детей всякого звания и сирот. Впоследствии отсюда вышли замечательные личности-Г.Н. Теплов, сенатор и статс-секретарь Екатерины II, А.П. Протасов и С.К. Котельников, действительные члены Российской Академии наук, оба выходцы из простых семей.

О человеческих качествах Феофана говорит его отношение к судьбе немецкого ученого Даниила Готлиба Мессершмидта. Приехавший в Петербург в 1717 году, Даниил Готлиб через два года с научной целью отправился в Сибирь, где за 8 лет собрал богатейшую коллекцию тамошних растений и семян «и множество редкостей разного рода», которые позднее достались Петербургской кунсткамере. И так случилось, что в 1729 году, по пути из России, судно, на котором Мессершмидт возвращался на родину, потерпело кораблекрушение. Ученый спасся, но потерял все свое имущество и снова вернулся в Петербург, где до самой своей кончины получал пособие от Феофана.

С особой любовью Прокопович собирал редкие книги. Его уникальная библиотека в 30 тысяч томов долгое время хранилась в Новгородской духовной семинарии. В советское время она была передана в Ленинградскую публичную библиотеку. После смерти архиепископа в 1736 году наряду с книгами осталась коллекция из 149 живописных картин. В одном из документов того времени относительно имущества Феофана Прокоповича сообщается:

«в находящихся в Москве Новгородском архиерейском подворье и персональном его преосвященства доме, также в селах Владыкине и Озерецком, от московской синодального правления консистории кому пристойно и верить возможно, при обретающихся там служителях, все осмотреть и описать и наблюдать до будущаго распоряжения».

В том же году села, жалованные Прокоповичу государем, по Высочайшему указу были отписаны ко двору на «Ея императорское Величество». Даже в 1745 году при очередной переписи Новгородского подворья в Москве еще упоминаются некоторые вещи архиепископа Феофана: «картина большая-изображение глобуса складная длиною 4 аршина 2 вершка шириною 2 аршина 6 вершков, инструмент дубовой к микроскопии, ванна кожаная, стекло белое ямбурхское квадратное мерою по 5 вершков, семь досок барометровых все повреждены и изображения на них мало»…

Что касается досок «барометровых», то это предмет отнюдь не случайный в коллекции архиерея. С 1736 года село Владыкино принадлежит Синодальному ведомству, а спустя четверть века-Коллегии экономии. В официальных церковных документах в середине XVIII века его нередко называют синодальным селом. Не случайно, когда в 1751 году казенные хоромы в селе сильно обветшали, Синодальная Контора приказала «учинить план ветхим хоромам в селе Владыкине и учинить смету перестройки или постройки». Причем предполагалось силами наемных плотников при строительстве заготовить «полторы тысячи дерев» из казенного леса села Озерецкого и оплатить все расходы из доходов Дворцового Приказа. Примерно в это же время на реке Лихоборке вновь строится плотина, и казенная мельница в апреле 1753 года сдается в оброк на 4 года крестьянину села Троицкое-Ознобишино Андрею Михайлову за 80 рублей в год. А в 1757 году 30 апреля Синодальная Контора уже сдает эту мельницу на 10 лет с платою 60 руб.25 коп. крестьянам Переславль-Залесского уезда Петру Сущеву и Луке Никитину.

Чтобы полнее представить территорию села с прилегающими к нему лесами и дорогами, обратимся к документам по межеванию границ подмосковных селений XVIII века. После межевания земель в 1761 году общая площадь Владыкина составляла 845 десятин: из них пашня-199 десятин, лес-546 десятин, селение-36 десятин, церковь и кладбище -600 саженей, Большая Дмитровская дорога-14 десятин, болот-8 десятин. Причем «по второй ревизии» во Владыкине насчитывалось 120 душ.

Тогда же границы его несколько расширились: от соседнего села Дегунино была отмежевана «отхожая пустошь Воробьево» «в препорцию на число душ к селу Владыкино… Лесу рощи 23 десятины 1740 саженей, дороги 690 саженей, всего 24 десятины».

Вплоть до 1917 года Владыкино было под опекой Ведомства государственных имуществ. В конце XIX столетия в нем насчитывалось 27 крестьянских дворов с 208 душами мужского и женского пола. Священнослужителям принадлежали 35 десятин земли, а Богоявленскому монастырю-участок земли близ церкви Рождества Богородицы и мельница на Лихоборке.

«Век шествует путем своим железным»

Пора расцвета патриаршего села и время, когда архиерейский двор Феофана Прокоповича располагался во Владыкине, ушли в прошлое. Теперь это казенное село в окрестностях столицы жило обычной жизнью, какой жили многие российские селения. Основные площади здесь занимали леса и пашенные земли, хотя и с довольно скудной, малоплодородной почвой. Здешние сенокосные луга раскинулись на более чем 27 десятинах.

Каждое лето на обширных лугах по левому берегу Лихоборки, принадлежавших Шереметевым, собирались крестьяне из ближних и дальних деревень на заготовку сена, в котором так нуждалось огромное помещичье хозяйство, в том числе графский Серебряно-Прудский конный завод.

Картина Орловского «Косари».

Именно здешние природные условия, недостаток земли для обработки и оживленный Дмитровский тракт (село Владыкино находилось в полутора верстах от дороги) – все это формировало некие качества предприимчивости у обитателей окрестных деревень. Кто-то из крестьян владыкинской общины занимался извозом, кто-то огородничеством, арендуя земли у богатых помещиков, иные уходили в наемные рабочие на фабрики близ Лихоборки к купцу Кожевникову и другим владельцам предприятий.

По сведениям статистиков, жители Ростокинской волости, куда входили в конце XIX века село Владыкино, деревни Нижние и Верхние Лихоборы, хозяйством занимались мало. «Большинство жителей, способных к труду, проживают на фабриках, торгуют молоком, занимаются в Москве легковым извозом, полотерством и ведут торговлю: трактирную, в винных лавках и полупивных». (Справочная книжка 1890 г.)

Да и Большая Дмитровская дорога кормила здешнее население. И все, что пользовалось спросом-от овощей до вязаных изделий местных мастериц-рукодельниц-все шло на продажу. Кроме природы.

О тогда еще нетронутых природных красотах в окрестностях столицы сообщала Московская книжка, изданная В. Пассеком в 1842 году: «В окрестностях Москвы рассеяны прекрасные дачи, загородные домы, деревни и самые живописные местоположения. Летом жители столицы оставляют душный город и едут туда дышать чистым воздухом и наслаждаться красотами природы. Множество гуляющих ежедневно посещают прекрасные окрестности Москвы. Почти все эти места обильны чистою, ключевою водою и украшены обширными старинными садами, множеством цветов и редкими растениями».

Между тем уже в 1820–1830 – е годы неподалеку от Москвы зарождались первые промышленные предприятия. На Лихоборке и неподалеку в Свиблове появляется современнейшая суконная фабрика мануфактур-советника Кожевникова. Шло время. Мало-помалу многие старинные дачи и их окрестности приходили в запустение, переходя в «руки промышленности».

Цивилизация диктовала свои правила и условия. В это время в окрестностях Москвы в больших объемах добывается торф. По данным справочника, в 1840 году «из одних Свибловских и Леоновских болот, принадлежавших господину Кожевникову, продано до 5 миллионов кирпичей торфа».

Вот и мельницу, издавна крутившую мельничные жернова на Лихоборке, на бывшей Лысцовой пустоши, в 1830-е годы купчиха Е.Е. Варгина арендует у Шереметевых за 2600 рублей ежегодно для устройства частной прядильни.

В «Атласе промышленности» за 1845 год появляются сведения о крупной шерстоткацкой фабрике купца И. А. Шапошникова в Свиблове. А в сельце Лихоборка действовала суконная фабрика купца Вильдена Ф.И.

Это было типичное сельцо с рядом фабричных построек и корпусами для рабочих. Позднее на его территории появилась набивная фабрика почетной гражданки А.С. Кузнецовой. А в начале ХХ века фабрикой владели Кузнецов и П. Сусоколов. Около версты отделяло сельцо Лихоборку от села Владыкино, где в 1859 году числилось 36 дворов и 220 жителей. В последующие годы в селе появились воскоотбельный и кирпичный заводы, трактир. По данным Справочника 1890 года, во Владыкине уже проживало 415 человек. Шаг за шагом промышленность проникала в провинцию, изменяя здешние окрестности, которые приобретали индустриальные черты.

О второй половине XIX столетия часто говорят как о поре «дачного бума», который охватил предместье Москвы. Именно в это время государственная казна и частные владельцы продавали или сдавали в аренду земельные участки под дачи. Росту дачных поселков способствовало сооружение в 1863 году железной дороги-Москва-Сергиев Посад. Позднее ее продлили до Ярославля, а в 1890-е годы до Архангельска.

Если заглянуть в историю самого слова «дача», то оно появилось в те времена, когда цари раздавали земли и вотчины боярам да дворянам за их заслуги. Эти подарки, по мнению историков, и называли дачами. Считают, что со времени Петра I богатые особы все чаще выезжают в подмосковные дачи и поместья. Царские сановники облюбовали окрестности белокаменной. Так в конце XVIII века градоначальники Москвы обычно отдыхали в летнее время в Петровском дворце, а заведующие Кремлевской экспедицией в Царицыне. Когда-то в былые времена дачи находились в самой Москве.

Тенистые сады, огороды и пруды создавали тот сельский облик городских усадеб, который со временем, при расширении Москвы, усадьбы совсем утратили.

Итак, по мере застройки столицы все больше число горожан с ностальгией мечтало о загородных дачах, о сельских просторах с прохладой речек и воздухом, настоянным на ароматах трав. Какая психологически точная картина предвесенья и настроений дачника передана в книге С. Любецкого. «Еще лед затягивает лужи тонким слоем, снежные мотыльки кружатся, еще густые туманы… будто обволакивают природу, еще многие горожане прогуливаются по московским тротуарам, укутанные в пушистые меха, а мысли о найме дачи уже теснятся в их воображении».

Весна неотвратимо приближается. «Из больших городов зиму изгоняют ломами, топорами, скребками, метлами, растопленный снег сметается с тротуаров, мостовые обнажаются, по ним скрипят еще санные полозья и порою погромыхивают уже колеса…»

Почти во всех без исключения дореволюционных путеводителях Владыкино упоминается как дачное место, куда в летние месяцы устремлялись москвичи. Тогдашние сельские окрестности, правда, выглядели несколько иначе, чем сегодня. «Недалеко от Лихоборки стоит дачное село Владычное (Владыкино) на солнцепеке, это какой-то открытый ящик, стены которого состоят из гор, на одной из них высится церковь, по средине села скромно пробирается речка. Левее село Дегунино с церковью во имя Бориса и Глеба» …

Храм Бориса и Глеба в Дегунине

«Но ближе к милому пределу»…

Особенно популярны были дачи, расположенные вблизи железнодорожных станций и платформ… «Более известны дачные местности… – Братцево, Бутырки, Вишняки, Владыкино, Воробьевы горы, Кунцево, Люберцы, Петровско-Разумовское., Ростокино.» (Путеводитель. 1897 г.)

Описание здешних дачных мест находим в письмах знаменитого поэта-символиста Валерия Брюсова. Летом 1901 года литератор жил на даче в Петровско-Разумовском, рядом с Владыкином, откуда писал своей знакомой Анне Шестеркиной. Поэтичные картины подмосковного сельского лета дают некоторое представление о тогдашнем предместье Москвы.

Дом гетмана

«Тикают часы. Кричат разносчики. Пахнет расцветающей липой. Утро и солнце после ночного дождя. Какое синее небо! (Петровско-Разумовское, 23 июнь 1901 г.)

В письмах поэт регулярно сообщал друзьям о событиях литературной жизни, описывал природу и делился повседневными мелочами жизни. «Вчера ходили мы в ближний Казанский монастырь. Ровные чистенькие дорожки, узенькие, посыпанные свежим песком. Словно игрушечные стены. В церкви чисто, так что больно глазам… Сзади церкви, где у католиков орган, – хоры и там певчие т. е. хор монашенок. Служба идет полно медленно и чинно. Знаете ли вы, что был в моей жизни период, когда я хотел идти в монастырь»?

Портрет В.Брюсова

Иногда в минуту отчаяния, когда «энергия работы» покидала поэта, он стремился убежать в природу. Об этом он пишет Анне: «Эти облака, идущие по небу, эти качающиеся травы, это солнце, – как легче с ним, чем с людьми! Вновь, впервые после юности, я чувствую природу, живу, дышу ею. Щебечут ласточки…» (Петровско-Разумовское. 1 июля 1901 год.)