На древних землях Прияузья - Отрадноe и его окрестности

Борис Алексеевич Шеватов

Отрадноe и его окрестности

Предисловие

Это время у нас нередко называют «периодом застоя». Между тем в 1960-1970-е годы в Москве невиданный размах приобретает жилищное строительство. Об этом говорит рождение новых районов столицы, прежде входивших в Подмосковье, или, как говорили когда-то, в Замосковный край. Словно в большую реку в Москву, как ручейки вливались бывшие села и окрестные деревеньки, потерявшие свою самостоятельность, суверенитет. От некоторых из них остались довольно поэтичные топонимы, другие не удостоились даже этого простого знака уважения потомков.

Увы, не каждый москвич ныне ответит, не обратившись к справочнику, что значит то или иное название, прилепившееся к станции московского метро или недавно возникшему микрорайону, улице. А ведь многие из этих топонимов связаны со страницами прошлого нашей родины, с личностями, которые сыграли важную роль в истории государства российского. И тут не обойтись без исследований историков и краеведов. Чтобы открыть крупицы драгоценных свидетельств из истории старинных селений и памятников зодчества исследователям приходится переворошить горы источников, архивных документов, сборников мемуарной литературы. И это тот путь, на котором иногда случаются любопытные открытия и находки. А это не так мало для того, кто интересуется своими историческими корнями.

Наш рассказ о бывших селах и усадьбах северо-востока столицы, которые в силу разных причин гораздо меньше описаны и изучены, чем, например, Измайлово, Останкино или Коломенское. И все же те уцелевшие жемчужины русской истории и культуры в Ростокине, Свиблове, Отрадном и Медведкове достойны самого пристального внимания современников.

Без этих мест Москва не полна, как не полной бывает река без ручейков и своих малых притоков, питающих ее, и благодаря которым она со временем обретает свою ширь и красоту. Как Москва-река от верховья до устья была местом притяжения сел и древних монастырей, дворянских усадеб, так и Яуза, опоясавшая обширные территории предместья все больше привлекала к себе русских служилых людей. И возникали деревни и села, и приходские храмы по берегам этой речки. Леоново, Ростокино, Свиблово, Владыкино-история этих дошедших до наших дней топонимов уходит в глубину веков. О непростой судьбе бывших подмосковных селений, имена которых не случайно удержались в людской памяти, наш сегодняшний рассказ.

Долгое время они оказывались вне поля зрения исследователей и лишь в конце ХХ века российские историки приступили к их планомерному изучению. Так в 1992–1994 г.г. появился сборник «История сел и деревень Подмосковья XIV-ХХ в.в.» Словом, работа по исследованию и сбору исторических материалов только началась. А что теперь есть бывшие селения вблизи Москвы? «Ныне на их месте стоят новые московские кварталы, а о прежних населенных пунктах напоминают лишь названия отдельных районов, улиц и площадей». От ближних сел и деревень, окружавших когда-то Москву, остались лишь поэтичные имена. А биографии сельских мест, передавших их по наследству нынешним уголкам Москвы, покрыты патиной времени и немало требуется труда, чтобы очистить их от нее и открыть их облик во всей суровой простоте и правде. Известный историк, профессор Московского университета И.М. Снегирев проницательно писал в середине XIX века: «Не только в ея Москвы храмах и твердынях, но даже в самих урочищах оживляются летописи. Такие ея памятники не составляют ли драгоценного достояния для города и народа?.. Время, истребляя дела рук человеческих, уничтожает и саму об них память, остается только одно имя местности, которое намекает на лица и события. Со временем надо бороться, чтобы уберечь, что возможно, уже не от разрушения, но от забвения». Этот завет историка нам всем нужно крепко затвердить, чтобы не быть Иванами, не помнящими родства.

Прошлое никому не удавалось вернуть, как повернуть вспять реку. Лишь машина Времени в рассказах фантастов способна на такое. Однако, собирая по крупицам исторические факты, архивные документы, мемуары о бывшем северо-восточном предместье столицы, мы воссоздаем летопись жизни старинных селений, избавляя от забвения дорогие нашему сердцу уголки Москвы.

К сожалению, сегодня Москва теряет свой неповторимый исторический облик. За последнее десятилетие в столице разрушено более 400 исторических зданий, многие из которых находились под защитой закона. Тотальная и бездумная реконструкция и снос памятников привели к тому, что около 70 % «старой» Москвы потеряно уже безвозвратно. Только с 1990 по 2006 год столица потеряла 680 исторических объектов. В числе главных архитектурных потерь города-здание «Военторга», Зачатьевская слобода, ансамбль Манежной площади, дом Сухово-Кобылина на Страстном бульваре…

Сегодня в Златоустинском переулке погибает особняк великого Казакова. В Кривоколенном переулке в ужасном состоянии находится дом Веневитинова-один из пушкинских адресов. Недавно погибли исторические фасады доходного дома на Садовнической набережной, одной из самых необычных и красивых построек начала ХХ века. Вместо него власти обещают построить очередной новодел. И этот печальный список можно продолжить.

А между тем сегодня люди все больше интересуются историей родных московских мест, местными топонимами и биографией архитектурных памятников столицы. С болью воспринимают, когда под железной пятой бизнеса погибают островки культурного, исторического наследия прошлого, без которых невозможно представить себе Москвы.

По следам минувших времен

Вид Отрадного со стороны Алтуфьевского шоссе.

История этого московского района начинается в 1970-е годы. Это время массовой застройки некогда дачного предместья столицы. Сюда входили земли Владыкина и Казеева, Юрлова, Слободки и других, исчезнувших в давнюю пору, а потом и в советское время сел и деревень. Удивительно, как за какие-то десятки лет буквально на глазах изменился полусельский облик Отрадного. Еще старожилы помнят, как по пустырям (это теперешняя улица Отрадная) до Алтуфьевского шоссе, тянулись яблоневые сады и ягодные плантации учхоза «Отрадное». В пору цветенья вся земля вокруг была усыпана яблоневым снегом. И в отрытые окна многоэтажек лился аромат весны по-деревенски свежий и тягучий.

Но уже в начале 1980-х годов земли учебно-производственного хозяйства «Отрадное» ушли под застройку жилых домов нового столичного микрорайона. Правда, ближе к речке Лихоборке, где теперь пролегла улица Хачатуряна, еще некоторое время оставались яблоневые островки. Сюда здешняя отрадненская детвора делала набеги, набивая душистыми яблоками полные пазухи.

Еще сегодня многие помнят ставшую теперь легендой железнодорожную ветку от Слободки до Института пути. Она проходила вдоль нынешней улицы Декабристов, на месте нынешних жилых домов. Вот что вспоминает о том времени юный старожил Отрадного: «По рассказам родителей, я в детстве года в два-три, (мы тогда на Декабристов жили, и наши окна выходили на железку) ни одного поезда не пропускал ночью и рано утром: всегда просыпался и наблюдал. Потом с балкона было отлично видно, как метро строили»…

Фотоархив. Отрадное 1984 г.

Зеленые аллеи кленов и тополей тогда располагались по всему периметру садов и плантаций хозяйства до Алтуфьевской автомагистрали. Этот заповедный уголок сельского пейзажа некоторое время оставался одним из популярных мест отдыха жителей Отрадного. Отрадное сегодня – это современный московский район с жилыми кварталами, бульварами, станциями метро, предприятиями, гостиницами и супермаркетами. И историческими памятниками. Минули войны, революции, но вот уже полтора столетия стоит церковь Рождества Богородицы во Владыкине, словно якорь, связав наше настоящее с историей.

Церковь Рождества во Владыкине.

В последнее время бывшая окраина коренным образом изменила свой облик, и жить в Отрадном стало куда интереснее и комфортнее. Молодой район, в прошлом обделенный объектами социальной сферы, ныне входит в число престижных районов столицы с развитой инфраструктурой. Сюда охотно переезжают жить из других уголков мегаполиса. Давно ушли в прошлое непролазная грязь по весне, дефицит асфальта, портившие настроение первым переселенцам с Арбата, Плющихи и Марьиной Рощи. Впервые после черневшего в центре Москвы снега у обочин дорог мы увидели девственно белый снежок во дворах Отрадного. Приятно было глядеть в окно и видеть еще нетронутые островки природы-тополиные аллеи и яблоневые сады, которые исчезли в объятиях наступающего города в начале 80-х годов.

Первое время были трудности с товарами первой необходимости, с продуктами. Кто теперь из старожилов вспомнит о магазинах-времянках, заселивших первые этажи девятиэтажек. Да и с культурными объектами было негусто. Торговые центры, станции метро, гостиницы, детские клубы, музыкальные школы и даже профессиональный театр-все это появилось за последние десятилетия. В целом район Отрадное сформировался, но по-прежнему идет строительство новых жилых кварталов, объектов социальной сферы, парков и храмов.

Эти древние названия Лысцово и Казеево

Какими днями тяжкими нам эти чащи дороги!

За этими овражками стояли наши вороги.

Ломились в наши светлые заветные обители,

И воды ясной Сетуни их темный образ видели.

Мария Петровых.

Вообще история этих мест прослеживается с середины XVI века. Уже в документах той поры упоминается село Лысцово. Однако судьба его оказалась печальной. Смутное время, как бурный поток, стерло его с лица земли. И превратило в пустошь, как и многие тогдашние селения. По описаниям современников, Московский уезд, куда в древности помимо Московского, входили Подольский, Бронницкий, Богородский и части Дмитровского, Звенигородского, Верейского уездов, представлял печальную картину в начале XVII столетия: «… ныне все пусто, села и деревни запустели от литовских людей».

«Под Троицким монастырем запустели 2 женских обители: на Троицкой земле, в Хотькове был монастырь, а ныне стоит церковь Покрова Пресвятой Богородицы, да на Троицкой земле был монастырь Богородицкий Подсосеньем, разорен от литовских людей».

Рядом с Лысцовым, в Ростокине, бродили шайки вольных казаков. В Разрядах Смутного времени об этом говорится так: «Воры-казаки собрався многим людми пришли под Москву в село Ростокино… А жители разных городов били челом, что казаки их поместья и вотчины разоряли… И велено было промышлять над казаками ратным обычаем».

Николо-Угрешский монастырь.

А вот отрывок из челобитной царю Михаилу Романову от властей Николо-Угрешского монастыря, что располагался в юго-восточных окрестностях Москвы. Священники писали: «церкви божии стоят без пения, а кельи все розвезены и братья побиты, а вотчины монастырские от полских и литовских людей и воров все позжены, а крестьяне посечены»…

Самозванцы и народные вожди, казаки и поляки не прошли бесследно для подмосковных сел и деревень. Довольно красноречивы цифры потерь в Московском уезде. К примеру, в Троицких вотчинах, которые занимали территорию до 40 тысяч десятин, в 1593 году было 280 селений с 1545 населенными дворами, а в 1614 году их оставалось лишь 91 с 215 дворами.

Постепенно государство оправлялось от ран, нанесенных Смутою. Столь долгожданные мир и тишину окрестности Москвы обрели, наконец, в 1618 году после подписания мирного договора Московии c Речью Посполитой. Жизнь налаживалась-в свои родные места возвращались бежавшие от разбойного беспредела жители, строились деревни и церкви, распахивались запустевшие поля.

Бывшее село Лысцово, а теперь Лысцовская пустошь, вместе с селом Свиблово были пожалованы царем Михаилом Романовым стольнику Льву Афанасьевичу Плещееву «за московское осадное сиденье» (т. е. за оборону Москвы от войск королевича Владислава в 1618 году.)

О земельных владениях Плещеевых и их границах подробно говорится в межевом документе за 20-е годы XVII века, к которому мы еще вернемся. Лысцова пустошь упоминается там среди других селений и пустошей. «А межа селу Свиблову и пустоши Лысцовой и пустоши, что было село Ерденево-от вотчины боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского от деревни Подберезовские».

До XVIII века Лысцова пустошь принадлежала роду Плещеевых и лишь с первой половине XIX столетия вошла в Останкинскую вотчину князей Черкасских. Но селения на месте пустоши так и не возникло. Достоверно известно, что здесь, на речке Лихоборке, стояла мельница с прудом. Ее потом использовали владельцы первых промышленных предприятий. Прошли столетия, сменились эпохи. Но по-прежнему катит свои воды Лихоборка, как в далеком прошлом. Правда, теперь в окружении городских кварталов.

В биографии Отрадного есть страницы, которые еще предстоит открывать исследователям и краеведам. Напомним об исчезнувшем из нашего обихода топониме-Казеево. Это название деревни, что когда-то располагалась на месте нынешнего Северного бульвара и Юрловского проезда. История ее тесно связана с судьбами соседних сел Свиблова и Медведкова.

Спутниковая карта: Казеево.

Считают, что деревня Казеево находилась в районе нынешних домов номер 12 и 19 по Северному бульвару, перекрестку Юрловского проезда и улице Дежнева. Отрадненские старожилы помнят деревянный дом, который стоял во дворе дома 12. Один из исследователей, чтобы наглядно увидеть это место, использовал аэрофотосъемки Google, реконструировав схему деревни Казеево. А потом перенес ее с карты 1939 года на современную карту Отрадного.

Обратимся к недавно вышедшей «Истории московских районов». В ней биография Казеева прослеживается примерно с середины XVII столетия. В 1620 году владелец села Медведково, князь Дмитрий Михайлович Пожарский, выделил своей сестре Дарье Михайловне Пожарской три пустоши-Казеево, Федоркино и половину Подберезья. Это, пожалуй, одно из первых упоминаний о подмосковном селении, которое со временем перешло к Хованским.

Правда, из более ранних источников известно, что уже в XVI веке на речке Черменке(Чермянке) существовало село Кузяево. Оно принадлежало Дворцовому ведомству, и при нем была церковь Космы и Дамиана. В оброчных книгах Патриаршего Приказа сказано, что церковная земля, являвшаяся собственностью Космодамиановского храма, отдавалась в оброк и числилась под Селецкою десятиною. Возможно, часть той церковной земли села Кузяева была приобретена Д.М. Пожарским и в межевых документах писалась как «Казеева пустошь». Нужно учесть, что располагалась она неподалеку от его княжеской вотчины-села Медведково. Сохранились сведения о здешних приходских храмах, которые определяли статус селения. Около 1640 года в селе Кузяеве была построена церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы-т. е. к тому времени старая Космодамиановская церковь уже не существовала. В документах ясно указано-кто владел здешними землями, и что на них находилось. Так, в Переписных книгах 154 (1646 года) село Кузяево значилось «за Иваном Григорьевым Горихвастовым… а в селе церковь Рождества Пречистыя Богородицы, у церкви поп Василий… да в селе двор вотчинников и 9 дворов крестьянских, в них 19 человек».

Спустя два года (в 1648 году) новая церковь по-прежнему числилась в вотчине Ивана Горихвастова. Но судьба ее, как и ее предшественницы, сложилась драматично. В книгах Патриаршего Приказа отмечено, что «за 1667–1672 г.г. «с Рождественской церкви церковная дань не платилась и числилась доимка» и храм, вероятно, стоял «без пения».

Год 1672 стал переломным для Кузяева-«октября в 29 день» патриарх Питирим приказал «доимку в книгах очистить и в приходных книгах сей церкви не писать». С этого времени Кузяево (позднее в документах пишется-Казеево) становится деревней, которая принадлежала в 7186 (1678 г.) князьям Петру и Ивану Хованским. И «в ней состояло 4 двора крестьян, людей в них 26 человек, и двор бобыльский с 4 человек».

Почти столетие деревней Казеево владели князья Хованские, и лишь в 1758 году она была заложена вместе с селом Леоново. Совсем ненадолго леоновскую усадьбу и деревню выкупил потом лейб-гвардии капитан Александр Васильевич Хованский. А в 1767 году Леоново перешло к потомку знаменитых купцов-промышленников Павлу Григорьевичу Демидову. После Демидова новый владелец поручик Н.И. Пономарев село графское продал, а деревню заложил в 1830 году.

После реформы 1861 года казеевские крестьяне были временнообязанными его дочери, баронессы фон Дризен, ежегодно выплачивая ей 529 рублей серебром. Однако скопившиеся на имении долги владелица Казеева не смогла погасить. И в 1868 году власти потребовали от нее предоставить крестьянам выкуп и окончательно рассчитаться с долгами. Еще в 1862 году правительство приобрело у баронессы за 7466 рублей 166 десятин земли, из которых в 1900 году было продано Ярославской дороге лишь 4 с половиной десятины.

За полтора десятилетия Казеево с 17 дворами и 120 жителями превращается в довольно зажиточное селение. Почти каждое четвертое хозяйство имело здесь до трех и более коров. Молочное животноводство было основным занятием жителей. В летнее время сельчане сдавали горожанам в наем дачные постройки, что приносило им неплохой доход.

В советское время в 1926 году в деревне Казеево, приписанной к Сабуровскому сельсовету, число дворов увеличилось до 52 с 282 жителями. А накануне войны здесь проживало 637 человек. Как в старину местные жители выращивали овощи, фрукты и цветы, поставляя их на рынки Москвы и Лосиноостровска. Говорят, что особенно славились казеевские астры и георгины.

Отрадное.

До сих пор в Отрадном в память о другой старинной деревеньке Юрлово сохраняется название Юрловский проезд. История этого селения восходит к XV веку, когда на здешних землях стояла приходская церковь Воскресения Христова, сгоревшая в Смуту. В XVII столетии царевна Софья Алексеевна даровала деревеньку вместе с селом Медведково своему фавориту князю Василию Голицыну. После падения Софьи и ссылки ее возлюбленного в Сибирь Юрлово принадлежала Дворцовому ведомству. Позднее деревней владел Лев Нарышкин, родственник государя Петра I. В середине XIX века Юрлово по какой-то причине было разделено на две части (вторую назвали Полуюрловым). К 1891 году в деревне насчитывалось всего 20 жителей. В советское время Юрлово вместе с селом Медведково вошли в состав колхоза «Большевик». В годы сталинской реконструкции центра Москвы сюда переехала часть коренных москвичей с Арбата, Волхонки и Петровки. Им давали по 12 соток земли и 2 тысячи рублей на человека на обустройство. В 60-е годы сельские деревенские домики исчезли в тесных объятиях города. Юрлово стала его частью.

И еще об одном местном топониме, затерянном в окрестностях Отрадного. Многие ли слышали о сельце Топорково на реке Жабня, которое располагалось неподалеку от села Владыкина, став со временем его приселком? В середине XVII века оно принадлежало князю Семену Ивановичу Шаховскому. В 1652 году было причислено к патриаршим вотчинам и новым крестьянам сельца Топорково было выдано из патриаршей казны» на всякое дворовое содержание в ссуду 25 рублей». Спустя четверть века (1678 г.) в Топоркове числилось 6 дворов деловых людей, в них 22 человека и пять дворов крестьян и бобылей, в них 16 человек.

До того Топорково было вотчиной Василия Ивановича Шуйского, что «было преж село в вотчине за князем Борисом Васильевичем Серебренаго». Сведений о первом владельце Топоркова и о том, что представляло собой тогдашнее село, почти не сохранилось. Хотя при упоминании этой княжеской фамилии любители истории наверно вспомнят роман А.К. Толстого «Князь Серебряный».

Уже в те времена на здешних землях стояла деревянная церковь Михаила Архангела «клетцки ветха». А в 1681 году в «сказке» священника села Владыкина сказано, что «сельцо Топорково от села Владыкина с версту, а в том сельце кладбище есть, на том кладбище церковь Архистратига Михаила стоит без пения ветха… а земли к той церкви нет». Храм и селение не сохранились. Даже название Топорково давным-давно исчезло из упоминаний местных жителей и старожилов. На старых картах, правда, вы еще можете найти это старинное сельцо, отмеченное рядом с Владыкином.

На берегах Лихоборки

Село Владыкино, располагавшееся на нынешней территории района Отрадное, одно из древнейших селений. Живописное сельское предместье, где когда-то по берегам Лихоборки, в плотном кольце хвойных и лиственных лесов располагалось старинное село, ушло в прошлое. Кажется, сегодня почти ничего не напоминает о нем. Привычно тянутся рельсы депо «Владыкино» вдоль Березовой аллеи. Хотя совсем недавно отсюда открывались высокий крутой берег и живописная пойма Лихоборки. Порой грохоча, порой переходя почти на шепот, бежала она, обнимая зеленые кущи ивняка. На правой стороне, где ныне промышленная зона и оптовый продовольственный рынок, стояли заброшенные сады. Прогибаясь от тяжести плодов, стояли яблони и груши. А по левому пологому берегу располагались островки деревьев, и пахло медуницей и смородиной от одичавших кустов, и в высокой траве-мураве плутала, спустившись с террасы, тропинка, маня в свои заповедные уголки луговины, где «лето прятало мокрых стрекоз в траве».

По левому берегу расстилались поля, где еще в начале восьмидесятых годов прошлого века местные жители – последние могикане уходившего владыкинского мирка-пасли своих непривередливых буренок. Шаг за шагом сельская местность отступала перед городом, постепенно сдавая свои позиции. Прошло время. И по руслу речки Лихоборки, упрятанной в трубу, вместо быстрых вод покатили голубые вагоны метро.

Депо «Владыкино».

Если от станции метро «Владыкино» пройти в сторону гостиницы «Восход», ближе к Алтуфьевке, то издалека увидишь купола старинной церкви и шатровой колокольни на фоне сугубо городского пейзажа. Прорезая пространство между Ботаническим садом и Владыкином, соединив Алтуфьевское шоссе с МКАД и районами северо-востока, легла эстакада, каким-то чудом не порушив храм Рождества Богородицы. По рассказам старожилов, когда-то это место называли Церковной горкой. Окрестные земли вместе с приходской церковью в далеком прошлом принадлежали Богоявленскому монастырю. В стороне от железнодорожного полотна тянулись знаменитые Богоявленские пруды. Поблизости располагались патриаршие палаты, сады и мельница на речке Лихоборке.

Нынешнее местоположение Рождественского храма во Владыкине едва ли назовешь благоприятным. С восточной стороны храм закрыт эстакадой на высоту карниза, с севера отгорожен забором складских территорий и стеснен с запада Нововладыкинским проездом, и только с южной стороны, от Сигнального проезда, постройка открыта. Хотя раскидистые кроны старых деревьев несколько скрывают его архитектурные формы.

Храм Рождества во Владыкине.

При постройке путепровода большая часть территории Рождественского храма, которую занимал сельский погост, оказалась отрезанной. О близости трассы говорит тот факт, что от восточной части ограды церкви до эстакады всего-5,35 метра. По счастливой случайности владыкинский храм избежал печальной участи некоторых московских памятников. И с его историей мы еще познакомимся в следующих главах.

За столетия существования село Владыкино неоднократно переходило из рук в руки. Продавалось и покупалось. Менялись владельцы этих окрестных земель, прилепившихся к границам белокаменной. Было село и княжеским, и вотчинным боярским, и монастырским. Уже не говоря о том, что фамилии его хозяев сплошь знаменитые, известные в отечественной истории.

Начнем с первого владельца Владыкина-князя Даниила Московского, четвертого сына выдающегося полководца, святого Александра Невского. Московское княжество при нем серьезно расширило свои границы, окрепло и набиралось новых сил. Именно Даниил первый стал проводить политику собирания русских земель вокруг Москвы. Человек глубоко верующий, Даниил Московский еще при жизни построил за Москвою-рекою монастырь, который поныне зовется Даниловский.

Великий князь Даниил Московский

По обычаю того времени и село княжеское украсила деревянная церковь, название которой не дошло до наших дней. Уже после смерти Даниила Московского, при Иване Калите, село было пожаловано в вотчину тысяцкому Протасию Вельяминову, род которых ведет свое начало от варяжских князей. Их предки служили еще при Ярославе Мудром. Оттого и древнее село, часть их боярской вотчины, называлось Вельяминово. В 1371 году Василий Васильевич Вельяминов, приняв монашеский чин, пожертвовал Богоявленскому монастырю свои вотчинные земли, куда, видимо, входило и село Вельяминово.

О последних днях тысяцкого Дмитрия Донского говорится в русских летописях: (6882–6883) «того же лета на Москве преставися последней тысяцкой Василей Васильев сын Веньяминовичя, во иноческом образе и в схиме и наречено бысть ему имя Варсунофей, и положен бысть в манастыре Святаго Богоявления». (ПСРЛ т. ХI)

Богоявленский монастырь.1861 г.

По другим источникам, подмосковной вотчиной больше века владели потомки боярина Василия Вельяминова, и лишь позднее по завещанию одного из них село перешло Богоявленскому монастырю. Впервые документально Вельяминово упомянуто за Богоявленским монастырем в грамоте великого князя Московского Василия Ивановича от 1551 года. В «Писцовых книгах» конца XVI века отмечено, что в селе «стояли церковь Никола Чудотворец, без пения, да двор монастырский, да двор челядинной, пашни паханые середней земли 20 четей да перелогом 95 четей в поле».

В лихолетье Смуты селом владели представители знаменитого рода Шуйских. Дмитрий Шуйский, брат низложенного в 1610 году царя Василия, обменял свою вотчину село Топорково на Вельяминово. А между тем с селом происходят удивительные истории. Сначала после пожара в Богоявленском монастыре в 1612 году оно закладывается, потом выкупается патриархом Филаретом и возвращается обители. В 1619 году жалованной царской грамотой Михаила Романова Вельяминово вместе с другими землями отдано князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Правда, ненадолго. Когда из польского плена возвратился на родину единственный из братьев Иван Иванович Шуйский, по прозванию Пуговка, ему как законному наследнику вернули село Вельяминово. В 1627 году в нем поставлена новая церковь в честь Рождества Богородицы взамен старой обветшавшей. А спустя десять лет по духовному завещанию бездетного Шуйского Вельяминово со всеми землями и угодьями вновь переходит к Богоявленскому монастырю.

Вельяминово при патриархе Никоне и после него

Вокруг села время от времени велись споры. Потомок Вельяминовых, князь Андрей Воронцов, попытался в середине XVII столетия вернуть бывшую фамильную собственность из лона Богоявленского монастыря. Настойчивый претендент на монастырское село не просто говорил о его возврате. Но и действовал, захватив часть земли и поставив на ней строения. Не случайно архимандрит Богоявленского монастыря Серапион обращался с жалобой к патриарху Никону: «Пошто княже поставил свой двор на церковной земле?»

Спор решился в пользу церкви. Богоявленская обитель и патриарх Никон обменялись между собой землями, и село Вельяминово перешло под властную руку владыки. Поначалу называлось оно владыкино имение, потом просто Владыкино, сохранив это имя до наших дней.

Любопытные бывают в жизни совпадения. Новый владелец Вельяминова патриарх Никон (в миру Никита Минин), будущий реформатор русской церкви, родился в мае в 1605 года в селе Вельеманово под Нижним Новгородом (не правда ли похожее название?)

Уже в юные годы проявились его редкие способности к грамоте и тяга к Божественному писанию. Тайком от отца он удалился в обитель Макария Желтовского. Там ежедневно посещал храм, изучал церковные службы, чтение и пение. Незадолго до смерти отца Никита женился и получил причетническое место в каком-то селе. А скоро на двадцатом году жизни стал приходским священником. Московские купцы, узнав о его достоинствах, уговорили его перейти на священническое место в Москву.

10 лет прожил Никита Минин в супружестве, имел трех детей, но лишившись их, «уговорил жену свою поселиться в Московском Алексеевском монастыре (на месте нынешнего Храма Христа Спасителя)». Он дал за нее вклад, построил для нее келью, а сам удалился на Белозеро в Анзерский скит, где приял пострижение с именем Никона. Затем перешел в Кожеозерскую обитель, в которой братия избрала его игуменом.

В 1646 году Никон приедет в Москву по делам монастыря и представится царю еще 17-летнему юноше, произведя на него глубокое впечатление. Алексей Михайлович пожелал, чтобы кожеозерского игумена сделали настоятелем царской обители, и патриарх произвел Никона в архимандриты Новоспасского монастыря. Во время заутренних бесед в придворной церкви Никон стал ходатайствовать перед царем за обиженных и угнетенных, вдов и сирот, и тем еще больше расположил к себе молодого государя…

Пройдет время, и энергичного Никона сначала возведут в чин митрополита Новгородского, а затем он получит патриаршую кафедру. «Любовь царя и царицы к Никону, – пишет греческий архидиакон Павел Алеппский, – превышает всякое описание. При личном свидании с патриархом царь всегда испрашивает у него благословение и целует его руку, а Никон в то же время целует царя в голову». «Никон тотчас после восшествия на патриаршую кафедру получил неограниченную власть. Все испугались, и он до сего времени-страшный тиран для архиереев, архимандритов и для всего священного чина и даже для людей сильных»…

Обладавший неограниченной властью и влиянием при дворе Никон скоро занял одно из первых мест в ряду знатнейших сановников. И богатейших русских землевладельцев. Хотя по Уложению патриарху, как и другим архиереям, было запрещено умножать имения, царь Алексей Михайлович нередко жаловал земли патриаршему Дому. Кроме того, дозволял Никону покупать новые земли и вотчины.

Вот и за полюбившееся ему живописное Вельяминово, «что с пустошью Марфино да с пашни, луги, лесы со всеми угодьями» патриарх не поскупился и в 1653 году отдал Богоявленскому монастырю «свои домовые вотчины-село Покровское в Московском уезде и село Бисерово Коломенского уезда». Особенно говорят, владыке понравились «вельяминовские палисадники с великолепными цветами».

При патриархе Никоне в его подмосковной вотчине строится патриарший путевой дворец. К великому сожалению, никаких сведений о нем до нас почти не дошло. В 1653 во Владыкине году началось возведение деревянного храма в честь Пресвятой Богородицы Иверской. Сегодня интересны малейшие живые подробности того события. Любопытен и перечень подарков, которые Никон преподнес царю Алексею Михайловичу по случаю освящения Иверского храма во Владыкине:

«атлас турецкой по червчатой земле, листья золоченые с белым лазоревым шолком, по цене 35 рублев… да атлас турецкой по зеленой земле золото с белым да красным шолком, что выменено у гречанина на келейные соболи… да два сорока соболей, по цене 50 рублев…»

Владения патриарха год от года расширялись. В 1654 году царь пожаловал Никону лично село Антоновку и деревню Юрьевку в Курмышском уезде. Но в 1658 году между ними началась открытая распря. Поняв, что теряет влияние при дворе, Никон покинул патриаршую кафедру. Поначалу патриарх просил прощения у государя, и тот простил его. Поверив слову своего «собинного друга», что он навсегда оставил престол, царь указал переписать патриаршую казну, но оставил за ним все три монастыря его строения (построенные им) Крестовский, Иверский и Воскресенский (Новый Иерусалим) со всеми селами и вотчинами.

В книгах Патриаршего казенного приказа есть сведения о последних визитах Никона в село Владыкино. В 1657 году в начале апреля он посетил свою подмосковную вотчину и «сам раздавал крестьянам милостыню». А через год, направляясь в Воскресенский монастырь, в последний раз отслужил обедню в здешней владыкинской церкви.

Храм Рождества

А скоро все изменилось. Возможно, сыграли свою роль недоброжелатели патриарха в окружении государя. Однако самым злейшим врагом Никона стал он сам, неукротимым влечением к власти, своими действиями возбуждая против себя государя. Греческий архиерей Кирилл Андросский в письме к царю, изложив свое мнение о низложении Никона, писал, что тот слишком увлекся гордостию и во дни своей силы повыпросил у царя «пребеззаконные грамоты на возвышение нелепое свое» и что теперь… все эти грамоты должны вменяться в ничто». (Митрополит Макарий ИРПЦ, с.418, т.7).

Царь Алексей Михайлович и Никон.

Более восьми лет длилось это замешательство, и продолжался период междупатриаршества. В 1666 году состоялся Собор, на котором наряду с русскими иерархами участвовали и Вселенские патриархи. В приговоре Собора Никона обвинили в том, что он самовольно оставил престол «без повеления его царского величества», кроме того, своей властью, единолично «низверг» Коломенского епископа Павла, что послужило причиной его смерти, да еще велел своего духовника» безжалостно бить и мучить целые два года». Были и другие «вины». Решением Собора Никон был отрешен от архиерейского сана и лишен священства. Теперь как простой инок он должен был отправиться к месту своего покаяния в Ферапонтову обитель в Белозерских пределах. Патриарх Никон вошел в историю как реформатов русской церкви. Именно он с неистовой ревностью и волей взялся за исправление церковных книг и старых обрядов, чтобы привести нашу церковь в согласие с Греческою и со всей Восточной православною. Однако проявил излишне своеволие, приступив к церковным реформам. Все его слишком скорые и крутые меры по исправлению богослужебных книг, о запрете двуперстного крестного знамения и другие изменения в старых обрядах привели к неустойчивости общества, а в дальнейшем к расколу.

Взаимные проклятия давно исключены из отношений Московской патриархии и старообрядческих церквей. Но русский раскол останется вечной памятью и уроком реформаторам и традиционалистам. И сегодня еще не все улажено, и жива память о гонениях на старообрядцев. Но время многое сгладило и расставило по своим местам.

В 1971 году Поместный Собор Русской православной церкви подтвердил прежнее постановление Священного Синода от 1929 года «о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды и равночестные им» (в том числе и двуперстие). (ИРЦ,с.504–505, т.7)

После падения Никона подмосковная вотчина со всеми ее постройками оставалась в ведении Патриаршего дома. Еще долгие годы Владыкино было процветающим патриаршим селом.

Патриарх Иоаким.

Из Переписных книг 1678 года известно, что в нем стоял Святейшего патриарха Иоакима «двор становой, на нем живут старец да приказчик. Подле того двора конюшенный двор. На нем живут конюхи из казенного жалованья-два человека с детьми. Двор скотный. На нем живут коровник с двумя братьями из казенного жалованья. Да в селе 8 дворов, бобылей-3 двора, 1-деловой человек».

Неоднократно в 1683, 1685, 1686,1688 годы приезжал сюда патриарх Иоаким и слушал Божественную литургию в церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Сохранились документальные свидетельства о походах патриарха Андриана, занявшего патриарший престол с 24 августа 1690 года. Первые его посещения села Владыкино относятся к июлю и декабрю 1693 года. Приезжал патриарх в немецкой карете, покрытой черной кожей с золочеными гвоздями, с тремя стекольчатыми «окончинами» и четырьмя медными яблоками на верхних углах.

Особенно хлебосольным был поход патриарха Андриана в 1697 году. Одно перечисление напитков, подававшихся к столу, займет немало места. Между тем оно довольно ярко иллюстрирует тогдашний быт.

Патриарх Адриан

«1697 год сентября в 21 день отпущено в поход …питья в село Владыкино-1 1\2 ренского, 2 ведра церковнаго, 3 ведра меду вишняваго, ведро малиноваго, 2 ведра светлаго, 6 ведер меду лехкова, 10 ведер меду выкислова, 7 ведр меду черничнаго, 20 ведр меду братцкаго, 5 ведр пива мартовскаго,3 ведра пива приварнаго, святейшему патриарху мешечек пивца лехкова, брашки тож, мешечек кислых штей (щей), 2 ведра браги, в расходе 3 бочки пива простаго астраханския по 18 ведр, 10 лимонов…»

В бумагах Патриаршего приказа нет указания о том, куда отправился Андриан (вероятно, на богомолье в Троицкий монастырь). Однако сентября 25, в субботу «святейший патриарх пришел из похода «к обеденному кушанью и по именному его приказу поены на погребе подъяконы и певчие походные и дворяне пивом и медом, стремянные и стряпчие конюхи поены-жь пивом и медом»…

Вообще церковное торжество или личный выезд патриарха не обходились без угощения всех «рядовых служебников». Такой обычай патриаршего дома-угощать добрых людей «должным порядком», конечно, требовал немалых запасов разного пития. Поэтому патриаршие погреба были в достатке заполнены различными медами и пивом, и заморскими винами-церковным (красным) и ренским (белым). В глубоких погребах «беременные и полубеременные бочки» сохраняли церковные и «ренские вина», которые по праздникам отпускали властям церковным и светским, боярским и думским чинам и всем «надобным патриаршему дому людям». Известно, что в мае 1690 года патриаршее село» Владыкино посетил восемнадцатилетний царь Петр Алексеевич и «в патриарших хоромах изволил хлеба кушать». Угощали его белорыбицей и другими яствами слуги государевы.

Патриаршее Владыкино в новую эпоху

Монах, политик и поэт Феофан Прокопович

При Петре I судьба патриаршего села Владыкино коренным образом меняется. Прежде всего, изменился его статус, поскольку в 1703 году царь Петр Алексеевич упразднил патриаршество. В это же время упраздняют патриарший двор во Владыкине, а что касается хором патриарха, поставленных еще при Никоне, то они просуществовали еще полсотни лет-до середины XVIII века. По данным Переписной книги, в 1704 году во Владыкине было 16 крестьянских дворов и двор земского дьячка. И никаких упоминаний о патриарших постройках.

Указом государя Петра Алексеевича крестьяне бывших патриарших вотчин были переданы в Монастырский приказ. А с 1721 года в Синодальное ведомство. В архивных источниках есть любопытные данные о повинностях крестьян села Владыкина и деревни Лихоборки.

Карта окрестностей Москвы.

Крестьяне должны были пахать «домовую пашню»(т. е. господскую), с 26 дворов сдавать «масло коровье, 600 яиц, осмину с получетверником орехов, оплачивать «доходы дворецкого, приказчиков и подымное в 8 рублей 9 алтын 2 деньги, платить денежный оброк с пустошей и за мельницу при селе Владыкино, а всего «за оброчные и за столовые запасы собиралось и отсылалось в казну 92 рубля 6 алтын и 5 денег». Между тем у Владыкина появился новый хозяин. В 1722 году по именному указу Петра I и Синода вся владыкинская вотчина (куда входила и деревня Лихоборка) с оброчными и всякими доходами были пожалованы архиепископу Псковскому и Новгородскому Феофану». Кроме того, сподвижнику Петра Алексеевича было пожаловано село Озерецкое.

Феофан Прокопович известен в нашей отечественной истории как выдающийся церковный и политический деятель эпохи Петра I. Получив прекрасное по тому времени образование в Киевской духовной академии, некоторое время он жил в Польше. Потом в Италии, где продолжал совершенствоваться в богословии и гуманитарных науках. По возвращении на родину Феофан постригся в монахи. С 1705 года он преподает поэзию в Киевской академии. А всего через год волею случая он приветствовал Петра во время его посещения Киева. После чего зарождается дружба императора и малоросского монаха. С 1715 года начинается возвышение и политическая карьера 34 летнего ректора Киевской духовной академии. По воле царя Феофана приглашают в Петербург, где он становится помощником Петра Алексеевича по церковным вопросам, занимая одновременно в Правительствующем Синоде пост 2-го вице-президента.

Все тогдашние уставы церковного управления об устроении монашества написаны им. Прекрасно владевший пером он по поручению Петра писал уставы и законоположения для других сфер государственной деятельности. Им написано, например, предисловие к морскому регламенту.

Влияние Прокоповича было велико-даже светлейший князь Александр Меньшиков искал его расположения. Невольным свидетелем этого был камер-юнкер герцога Голштинского-Ф. Берхгольц. «Князь Меньшиков, – вспоминает он в своем дневнике, – подходил к архиепископу, садился рядом и разговаривал с ним. Говорят, этот архиепископ имеет большой вес у императора и у вельмож и считается ученым человеком. На шее у него был род ордена (панагея), на голубой ленте с изображением на одной стороне распятого господа нашего Иисуса Христа, а на другой портрет императора».

За службу государеву любимцу Петра были пожалованы два подмосковных села (в их числе и Владыкино), хотя они, по свидетельству Феофана «по причине хлебных недородов приносили на первых порах убыток вместо пользы». Если говорить о здешних почвах в округе Владыкина, они действительно скудные и бедные, оттого и славились эти места больше сенокосными лугами вплоть до XIX столетия.

Историк Н.Костомаров пишет, что после смерти Петра I, оставаясь одним из мощных людей своей страны и своего века» Феофан Прокопович все больше отдает сил борьбе со своими тайными и мнимыми врагами. Его былая творческая энергия, с которой он поддерживал «мероприятия государя», понимая их полезность для государства, энергия, которую он отдает литературным трудам, кажется, иссякает.

Положение его несколько пошатнулось. И лишь, когда в 1730 году при поддержке гвардии к власти приходит Анна Иоанновна, после того, как «верховники», пытавшиеся ограничить ее царскую волю «кондициями» потерпели крах, влияние его вновь усиливается. На коронации Анны 28 апреля священнодействовал именно Феофан Прокопович. Несмотря на то, что его недоброжелатели просили императрицу не допускать до миропомазания его «еретические руки». Причем их суждения не были лишены логики. Дело в том, что правление Екатерины I и Петра II, в коронации которых участвовал Прокопович, действительно оказались кратковременными. Он обручал Петра II с двумя невестами, но свадьбы так и не состоялись. Архиепископ венчал дочь императора Петра I царевну Анну Петровну с герцогом Карлом Фридрихом Голштинским, а вскоре она скончалась в возрасте 20 лет. Что-то было во всем этом загадочное, мистическое.

До самых последних дней он был наиболее могущественным церковным сановником. Вместе с тем Феофан Прокопович личность крайне разносторонняя-ученый, политик, писатель и поэт. Он одинаково хорошо владел греческим, латинским и славянскими языками. Его причисляют к самым талантливым (после Антиоха Кантемира) поэтам 18 века. Кроме курса De arte poetice (об искусстве поэзии), речей и полемических произведений, стихотворений перу Прокоповича принадлежит трагедия «Владимир», о стихах которой Николай Гнедич, переводчик Илиады, писал: «В них, сквозь темноту оборотов и тяжесть слога блеснет воображение, возвышенность слога, жар и краски поэтические».

Действительно, это был человек светского образа мыслей. Видимо, на его литературные вкусы и пристрастия наложила свой отпечаток учеба в Риме, где он изучал философию, историю, поэзию античных авторов. Нередко в своем поэтическом творчестве он ломал строгие современные ему литературные традиции. Как своеобразны по ритмике и рифмовке стихи, посвященные Анне Иоанновне в честь ее воцарения на троне 25 февраля 1730 года.

Анна Иоанновна.

Прочь уступай, прочь,

Печальная ночь.

Солнце восходит

Свет возводит,

Радость родит.

Прочь уступай, прочь,

Печальная ночь…

Поэт не скупится на похвалы венценосной особе:

Солнце Анна воссияла —

Светлый нам день даровала.

Богом венчанна

Августа Анна.

Летом 1730 года императрица со своей свитой посещает Феофана Прокоповича в его имении в селе Владыкино. Буквально накануне встречи архиепископ Новгородский пишет приветственный кант «Прочь уступай, прочь», положенный на музыку и исполненный в присутствии Анны Иоанновны. Биографы поэта свидетельствуют, что тогда же радушный хозяин преподнес государыне второе стихотворение, написанное октавами, в двух вариантах на русском и латинском собственного перевода под названием «Ея императорскому Величеству на пришествие в село подмосковное Владыкино» (иногда это название приписывают первому стихотворению, поскольку оба они посвящены одному событию). Происходило это, по-видимому, в бывших хоромах владыкинского имения, поставленных еще по времена Никона.

В селе Владыкино Прокопович бывает часто и подолгу, здесь же он принимает своих друзей. Архиерейский двор находился по соседству с церковью Рождества Богородицы, где владыка нередко слушает Божественную литургию. Деревянный храм того времени стоял на левом берегу Лихоборки на месте нынешнего каменного, построенного в середине XIX столетия.

Известно, что поначалу Владыкино приносило убытки из-за частого недорода хлеба. Феофан даже жаловался царю Петру Алексеевичу о своих расходах, о том, что иногда приходилось дрова и сено покупать. Это при тогдашних-то лугах на Лихоборке. Тем не менее, со временем финансовое положение пришло в норму. На здешних владыкинских полях сажают малину и ежевику, и во Владыкине даже появляется предприятие, где производят барометры.

Кое-какие подробности быта и жития архиепископа во Владыкине удалось найти в журнале «Русский архив». В нем за 1900 год была опубликована переписка Прокоповича с графом С. Салтыковым. В одном из писем упоминается деревня Лихоборы, которой совместно с селом Владыкино владел Прокопович. Есть любопытные сведения о том, как архиепископ относился к государевой монополии и продаже вина. В ноябре 1735 года он обращается к Московскому Главнокомандующему графу Семену Салтыкову, родственнику Анны Иоанновны, чтобы по указанию Камер-коллегии «в деревне Лихоборах, для продажи вина, стойки не ставить». (Хотя заметим, что еще в 1728 году в имении Феофана во Владыкине с его легкой руки была открыта пивоварня).

Граф благосклонно ответил на письмо Прокоповича: «означенная стойка в деревне Лихоборах поставлена не будет и во всем учинено будет по желанию Вашего Преосвященства. И так пребываю Вашего Преосвященства, милостиваго государя моего, всегдашний слуга С. Салтыков. Ноября 20 дня 1735 г.»

Вид Санкт-Петербурга.

Вообще больше известно о петербуржской жизни Феофана. Человеком он был довольно состоятельным-имел два дома в Петербурге-на Аптекарском острове, на речке Карповке, и на Адмиралтейской стороне, дом в Москве на Мясницкой, не считая имения во Владыкине. Благодаря денежным доходам из епархии и из подмосковных сел Феофан жил на широкую ногу, с удовольствием занимаясь домовым хозяйством. Известно, что он увлекался кулинарией, и о его поваре Герасиме ходили легенды. Это ему Феофан посвятил свое шуточное стихотворение:

Честный отец Герасим,

Чем мы тебя украсим?

За хлебец твой питейный

Обиходец келейный?

Дом его был открытым, что естественно требовало больших средств. Например, только на покупку свежей рыбы-белужины, осетрины, икры, угрей-для архиерейского дома тратилось в год до шестисот рублей. Вместе с тем Ф. Прокопович не жалел денег для устройства домов призрения, на образование юношества. В 1721 году при петербуржском доме им заведена школа, куда принимали бедных детей всякого звания и сирот. Впоследствии отсюда вышли замечательные личности-Г.Н. Теплов, сенатор и статс-секретарь Екатерины II, А.П. Протасов и С.К. Котельников, действительные члены Российской Академии наук, оба выходцы из простых семей.

О человеческих качествах Феофана говорит его отношение к судьбе немецкого ученого Даниила Готлиба Мессершмидта. Приехавший в Петербург в 1717 году, Даниил Готлиб через два года с научной целью отправился в Сибирь, где за 8 лет собрал богатейшую коллекцию тамошних растений и семян «и множество редкостей разного рода», которые позднее достались Петербургской кунсткамере. И так случилось, что в 1729 году, по пути из России, судно, на котором Мессершмидт возвращался на родину, потерпело кораблекрушение. Ученый спасся, но потерял все свое имущество и снова вернулся в Петербург, где до самой своей кончины получал пособие от Феофана.

С особой любовью Прокопович собирал редкие книги. Его уникальная библиотека в 30 тысяч томов долгое время хранилась в Новгородской духовной семинарии. В советское время она была передана в Ленинградскую публичную библиотеку. После смерти архиепископа в 1736 году наряду с книгами осталась коллекция из 149 живописных картин. В одном из документов того времени относительно имущества Феофана Прокоповича сообщается:

«в находящихся в Москве Новгородском архиерейском подворье и персональном его преосвященства доме, также в селах Владыкине и Озерецком, от московской синодального правления консистории кому пристойно и верить возможно, при обретающихся там служителях, все осмотреть и описать и наблюдать до будущаго распоряжения».

В том же году села, жалованные Прокоповичу государем, по Высочайшему указу были отписаны ко двору на «Ея императорское Величество». Даже в 1745 году при очередной переписи Новгородского подворья в Москве еще упоминаются некоторые вещи архиепископа Феофана: «картина большая-изображение глобуса складная длиною 4 аршина 2 вершка шириною 2 аршина 6 вершков, инструмент дубовой к микроскопии, ванна кожаная, стекло белое ямбурхское квадратное мерою по 5 вершков, семь досок барометровых все повреждены и изображения на них мало»…

Что касается досок «барометровых», то это предмет отнюдь не случайный в коллекции архиерея. С 1736 года село Владыкино принадлежит Синодальному ведомству, а спустя четверть века-Коллегии экономии. В официальных церковных документах в середине XVIII века его нередко называют синодальным селом. Не случайно, когда в 1751 году казенные хоромы в селе сильно обветшали, Синодальная Контора приказала «учинить план ветхим хоромам в селе Владыкине и учинить смету перестройки или постройки». Причем предполагалось силами наемных плотников при строительстве заготовить «полторы тысячи дерев» из казенного леса села Озерецкого и оплатить все расходы из доходов Дворцового Приказа. Примерно в это же время на реке Лихоборке вновь строится плотина, и казенная мельница в апреле 1753 года сдается в оброк на 4 года крестьянину села Троицкое-Ознобишино Андрею Михайлову за 80 рублей в год. А в 1757 году 30 апреля Синодальная Контора уже сдает эту мельницу на 10 лет с платою 60 руб.25 коп. крестьянам Переславль-Залесского уезда Петру Сущеву и Луке Никитину.

Чтобы полнее представить территорию села с прилегающими к нему лесами и дорогами, обратимся к документам по межеванию границ подмосковных селений XVIII века. После межевания земель в 1761 году общая площадь Владыкина составляла 845 десятин: из них пашня-199 десятин, лес-546 десятин, селение-36 десятин, церковь и кладбище -600 саженей, Большая Дмитровская дорога-14 десятин, болот-8 десятин. Причем «по второй ревизии» во Владыкине насчитывалось 120 душ.

Тогда же границы его несколько расширились: от соседнего села Дегунино была отмежевана «отхожая пустошь Воробьево» «в препорцию на число душ к селу Владыкино… Лесу рощи 23 десятины 1740 саженей, дороги 690 саженей, всего 24 десятины».

Вплоть до 1917 года Владыкино было под опекой Ведомства государственных имуществ. В конце XIX столетия в нем насчитывалось 27 крестьянских дворов с 208 душами мужского и женского пола. Священнослужителям принадлежали 35 десятин земли, а Богоявленскому монастырю-участок земли близ церкви Рождества Богородицы и мельница на Лихоборке.

«Век шествует путем своим железным»

Пора расцвета патриаршего села и время, когда архиерейский двор Феофана Прокоповича располагался во Владыкине, ушли в прошлое. Теперь это казенное село в окрестностях столицы жило обычной жизнью, какой жили многие российские селения. Основные площади здесь занимали леса и пашенные земли, хотя и с довольно скудной, малоплодородной почвой. Здешние сенокосные луга раскинулись на более чем 27 десятинах.

Каждое лето на обширных лугах по левому берегу Лихоборки, принадлежавших Шереметевым, собирались крестьяне из ближних и дальних деревень на заготовку сена, в котором так нуждалось огромное помещичье хозяйство, в том числе графский Серебряно-Прудский конный завод.

Картина Орловского «Косари».

Именно здешние природные условия, недостаток земли для обработки и оживленный Дмитровский тракт (село Владыкино находилось в полутора верстах от дороги) – все это формировало некие качества предприимчивости у обитателей окрестных деревень. Кто-то из крестьян владыкинской общины занимался извозом, кто-то огородничеством, арендуя земли у богатых помещиков, иные уходили в наемные рабочие на фабрики близ Лихоборки к купцу Кожевникову и другим владельцам предприятий.

По сведениям статистиков, жители Ростокинской волости, куда входили в конце XIX века село Владыкино, деревни Нижние и Верхние Лихоборы, хозяйством занимались мало. «Большинство жителей, способных к труду, проживают на фабриках, торгуют молоком, занимаются в Москве легковым извозом, полотерством и ведут торговлю: трактирную, в винных лавках и полупивных». (Справочная книжка 1890 г.)

Да и Большая Дмитровская дорога кормила здешнее население. И все, что пользовалось спросом-от овощей до вязаных изделий местных мастериц-рукодельниц-все шло на продажу. Кроме природы.

О тогда еще нетронутых природных красотах в окрестностях столицы сообщала Московская книжка, изданная В. Пассеком в 1842 году: «В окрестностях Москвы рассеяны прекрасные дачи, загородные домы, деревни и самые живописные местоположения. Летом жители столицы оставляют душный город и едут туда дышать чистым воздухом и наслаждаться красотами природы. Множество гуляющих ежедневно посещают прекрасные окрестности Москвы. Почти все эти места обильны чистою, ключевою водою и украшены обширными старинными садами, множеством цветов и редкими растениями».

Между тем уже в 1820–1830 – е годы неподалеку от Москвы зарождались первые промышленные предприятия. На Лихоборке и неподалеку в Свиблове появляется современнейшая суконная фабрика мануфактур-советника Кожевникова. Шло время. Мало-помалу многие старинные дачи и их окрестности приходили в запустение, переходя в «руки промышленности».

Цивилизация диктовала свои правила и условия. В это время в окрестностях Москвы в больших объемах добывается торф. По данным справочника, в 1840 году «из одних Свибловских и Леоновских болот, принадлежавших господину Кожевникову, продано до 5 миллионов кирпичей торфа».

Вот и мельницу, издавна крутившую мельничные жернова на Лихоборке, на бывшей Лысцовой пустоши, в 1830-е годы купчиха Е.Е. Варгина арендует у Шереметевых за 2600 рублей ежегодно для устройства частной прядильни.

В «Атласе промышленности» за 1845 год появляются сведения о крупной шерстоткацкой фабрике купца И. А. Шапошникова в Свиблове. А в сельце Лихоборка действовала суконная фабрика купца Вильдена Ф.И.

Это было типичное сельцо с рядом фабричных построек и корпусами для рабочих. Позднее на его территории появилась набивная фабрика почетной гражданки А.С. Кузнецовой. А в начале ХХ века фабрикой владели Кузнецов и П. Сусоколов. Около версты отделяло сельцо Лихоборку от села Владыкино, где в 1859 году числилось 36 дворов и 220 жителей. В последующие годы в селе появились воскоотбельный и кирпичный заводы, трактир. По данным Справочника 1890 года, во Владыкине уже проживало 415 человек. Шаг за шагом промышленность проникала в провинцию, изменяя здешние окрестности, которые приобретали индустриальные черты.

О второй половине XIX столетия часто говорят как о поре «дачного бума», который охватил предместье Москвы. Именно в это время государственная казна и частные владельцы продавали или сдавали в аренду земельные участки под дачи. Росту дачных поселков способствовало сооружение в 1863 году железной дороги-Москва-Сергиев Посад. Позднее ее продлили до Ярославля, а в 1890-е годы до Архангельска.

Если заглянуть в историю самого слова «дача», то оно появилось в те времена, когда цари раздавали земли и вотчины боярам да дворянам за их заслуги. Эти подарки, по мнению историков, и называли дачами. Считают, что со времени Петра I богатые особы все чаще выезжают в подмосковные дачи и поместья. Царские сановники облюбовали окрестности белокаменной. Так в конце XVIII века градоначальники Москвы обычно отдыхали в летнее время в Петровском дворце, а заведующие Кремлевской экспедицией в Царицыне. Когда-то в былые времена дачи находились в самой Москве.

Тенистые сады, огороды и пруды создавали тот сельский облик городских усадеб, который со временем, при расширении Москвы, усадьбы совсем утратили.

Итак, по мере застройки столицы все больше число горожан с ностальгией мечтало о загородных дачах, о сельских просторах с прохладой речек и воздухом, настоянным на ароматах трав. Какая психологически точная картина предвесенья и настроений дачника передана в книге С. Любецкого. «Еще лед затягивает лужи тонким слоем, снежные мотыльки кружатся, еще густые туманы… будто обволакивают природу, еще многие горожане прогуливаются по московским тротуарам, укутанные в пушистые меха, а мысли о найме дачи уже теснятся в их воображении».

Весна неотвратимо приближается. «Из больших городов зиму изгоняют ломами, топорами, скребками, метлами, растопленный снег сметается с тротуаров, мостовые обнажаются, по ним скрипят еще санные полозья и порою погромыхивают уже колеса…»

Почти во всех без исключения дореволюционных путеводителях Владыкино упоминается как дачное место, куда в летние месяцы устремлялись москвичи. Тогдашние сельские окрестности, правда, выглядели несколько иначе, чем сегодня. «Недалеко от Лихоборки стоит дачное село Владычное (Владыкино) на солнцепеке, это какой-то открытый ящик, стены которого состоят из гор, на одной из них высится церковь, по средине села скромно пробирается речка. Левее село Дегунино с церковью во имя Бориса и Глеба» …

Храм Бориса и Глеба в Дегунине

«Но ближе к милому пределу»…

Особенно популярны были дачи, расположенные вблизи железнодорожных станций и платформ… «Более известны дачные местности… – Братцево, Бутырки, Вишняки, Владыкино, Воробьевы горы, Кунцево, Люберцы, Петровско-Разумовское., Ростокино.» (Путеводитель. 1897 г.)

Описание здешних дачных мест находим в письмах знаменитого поэта-символиста Валерия Брюсова. Летом 1901 года литератор жил на даче в Петровско-Разумовском, рядом с Владыкином, откуда писал своей знакомой Анне Шестеркиной. Поэтичные картины подмосковного сельского лета дают некоторое представление о тогдашнем предместье Москвы.

Дом гетмана

«Тикают часы. Кричат разносчики. Пахнет расцветающей липой. Утро и солнце после ночного дождя. Какое синее небо! (Петровско-Разумовское, 23 июнь 1901 г.)

В письмах поэт регулярно сообщал друзьям о событиях литературной жизни, описывал природу и делился повседневными мелочами жизни. «Вчера ходили мы в ближний Казанский монастырь. Ровные чистенькие дорожки, узенькие, посыпанные свежим песком. Словно игрушечные стены. В церкви чисто, так что больно глазам… Сзади церкви, где у католиков орган, – хоры и там певчие т. е. хор монашенок. Служба идет полно медленно и чинно. Знаете ли вы, что был в моей жизни период, когда я хотел идти в монастырь»?

Портрет В.Брюсова

Иногда в минуту отчаяния, когда «энергия работы» покидала поэта, он стремился убежать в природу. Об этом он пишет Анне: «Эти облака, идущие по небу, эти качающиеся травы, это солнце, – как легче с ним, чем с людьми! Вновь, впервые после юности, я чувствую природу, живу, дышу ею. Щебечут ласточки…» (Петровско-Разумовское. 1 июля 1901 год.)

C этими сельскими местами, вблизи реки Лихоборка, связано многое в биографии великой драматической актрисы Марии Николаевны Ермоловой. На дачу во Владыкино семья Ермоловых приезжала почти каждое лето, начиная с 1869 года. Вместе со своими сестрами отдыхала здесь и 16-летняя Маша, уже тогда мечтавшая о театральной сцене.

Дом Ермоловых

Вероятно, сказывались гены. Целые поколения Ермоловых преданно служили театру. Известно, что дед ее был помощником гардеробмейстера, получал от дирекции гроши и содержал большую семью. В Малом театре всю свою жизнь проработал суфлером отец. Именно там, «в полумгле суфлерской будки, куда он однажды взял дочь, в маленькой Маше вспыхнула страсть к театру», мечты о сцене, которые сбылись через много лет.

А дебютировала Мария Ермолова на сцене Малого театра в роли Эмили Галотти еще ученицей в 1870 году. Сюда, в подмосковное село Владыкино, она приезжала, как тогда говорили, будучи «актрисой первой величины». На даче, отвлекаясь от городской суеты, готовилась к новым ролям, встречалась с друзьями.

Мария Ермолова.

К сожалению, сведения о личной жизни Марии Николаевны Ермоловой довольно скупы. По словам современников», особенность ее таланта заключалась в стихийном преобладании ее творчества над личной жизнью». Она не любила и не умела говорить о себе, и поэтому оставалась человеком неразгаданным и непонятным даже самым близким. До сих пор имеются белые пятна в ее биографии. Она не оставила полноценных мемуаров, кроме отрывков из дневников отроческой поры. До настоящего времени не изучено полностью ее эпистолярное наследие. И на этом пути еще возможны открытия.

В биографии актрисы село Владыкино занимает особое место. Кто знает, не здесь ли начинался роман дочери театрального суфлера Марии Ермоловой с блестяще образованным присяжным поверенным, учеником Плевако, владельцем имений и конных заводов Николаем Шубинским? В ее письмах к возлюбленному отражаются их довольно сложные отношения, которые позднее привели к браку.

«Помнишь тот вечер, – писала она летом 1876 года, – в который вы больной почти уехали из Владыкина, первый вечер, который особенно взволновал наше счастье, когда мы оставили друг друга с мыслью, что, может быть, не увидимся больше. Я в первый раз в жизни почувствовала такое тяжелое, такое безотрадное горе, такую боль в сердце… Я не могу выносить сильных мучений, я буду искать облегчение, во что бы то ни стало. Чем больше я об этом думала, тем меньше мне казалось возможным разойтись».

(Лето,1876 г. Владыкино)

Или в другом письме к Н. Шубинскому она признается: «Сейчас я ходила гулять по дороге в поле, долго ходила, остановилась, взглянула на небо, надо мной была Большая Медведица. Что за милое созвездие, оно мне очень мило с некоторых пор… Ах, какой чудный вечер, глупо жалеть о невозможном, но я все-таки жалею, зачем вы не со мной». (Лето,1876 г. Владыкино.)

Ну а что нам известно о других владыкинских знакомых и друзьях Марии Ермоловой? Одним из них был студент Петровской земледельческой Академии Семен Васюков. Он часто приезжал из соседнего Петровского-Разумовского во Владыкино, где и познакомился с 20-летней Машей. В летние вечера, здесь на даче, собиралась московская молодежь. Посиделки с друзьями, разговоры об искусстве, политике, чтение стихов-об этом потом с теплотой вспоминала Мария Николаевна.

Непременным завсегдатаем тех вечеров была Семен Васюков, впоследствии оказавшийся в рядах социалистов и привлекавшийся по делу «о 193-х». В 1870 годы он за свою революционную деятельность и политическую неблагонадежность был выслан из Москвы. Несмотря на то, что Мария Николаевна Ермолова была далека от политики, узнав о том, что случилось, она принялась хлопотать за ссыльного перед Московским генерал-губернатором В.А. Долгоруковым. «Я знал, что о моем освобождении хлопотали родные и… одна известная артистка», – писал в 1908 году Семен Васюков, имея в виду Марию Ермолову. В 1880 году хлопоты близких и друзей увенчались успехом-Васюкову разрешили вернуться в Москву. По возвращении из ссылки Семен потом нередко навещал своих старых знакомых-семью Ермоловых.

Нужно ли говорить о том, что подмосковное Владыкино было для Марии Ермоловой милым и родным ее сердцу местом. И не кажется случайным ее последнее желание-быть похороненной на сельском кладбище рядом с родными.

ц. Рождества Богородицы во Владыкине

Как философски глубоко и точно сказано у Александра Сергеевича Пушкина:

И хоть бесчувственному телу

Равно повсюду истлевать,

Но ближе к милому пределу

Мне все б хотелось почивать.

12 марта 1928 года столичные газеты сообщили печальную весть-скончалась легенда русской сцены М.Н. Ермолова. Москвичей известили, где можно проститься с любимой актрисой и по каким улицам пройдет траурная процессия. К 11 часам вечера во всех московских театрах закончились спектакли, и «вся актерская семья» пошли провожать гроб Ермоловой до Малого театра, которому актриса посвятила всю свою жизнь. Очевидцы рассказывали, как следом за артистами двигалась огромная толпа народа, почитателей ее блестящего таланта. Всю ночь в здание театра шли желающие проститься с великой Ермоловой. 15 марта в 10 часов утра ром с телом актрисы был установлен на автомобиле у подножия памятника А.Н. Островскому. Отсюда траурный автомобиль отправился в подмосковное Владыкино. Вместе с актерами, друзьями в последний путь Ермолову провожали и местные крестьяне. Согласно ее завещанию актрису похоронили на сельском погосте рядом с родными возле храма Рождества Богородицы на Церковной горке во Владыкине. Этот храм, построенный в 1859 году, как-то уцелел в атеистические времена. В 1930-е годы уничтожались все сельские погосты вблизи Москвы. Снесли и владыкинский погост, спустя шесть лет после кончины М.Н. Ермоловой. Тогда же был перенесен ее прах на столичное Новодевичье кладбище.

Настоятель владыкинского храма Рождества Богородицы отец Сергий поясняет: «Часть захоронений отсюда перенесли на кладбище, что ныне располагается рядом с южным входом станции метро «Владыкино», а остальные сровняли с землей. Тогда исчезла и могила Блаженной Матроны Анемнясевской-местночтимой святой Рязанской епархии».

О первоначальном месте захоронения М.Н. Ермоловой, бывшей прихожанки владыкинской церкви, мало кто из москвичей знает. Со стороны церковного двора обходим храм Рождества Богородицы. Останавливаемся напротив восточного придела церкви. За невысокой оградкой рядом с деревом на металлических столбиках-мраморная табличка с надписью: «Здесь покоятся великая русская актриса М.Н. Ермолова, ее родители и сестры».

Обращаюсь к настоятелю отцу Сергию: «В прошлом существовал обычай, по которому лицедеев (актеров) хоронили за пределами кладбищенской и тем более церковной ограды»… Отец Сергий ответил: «Мария Николаевна Ермолова была прихожанкой нашего храма. Человеком воцерковленным. Из семьи верующей, православной. И думается, что именно благодаря ее имени, ее известности, храм во Владыкине не был закрыт в годы гонений на Церковь». И все-таки переносом праха великой актрисы, пусть и на «престижное» Новодевичье, нарушена ее последняя воля «почивать ближе к милому пределу»…

Дачная жизнь вблизи Москвы

Кличут поезда

На Окружной.

Будешь ты всегда

Со мной.

(Вл. Луговской.)

К концу XIX столетия рядом с Владыкиным, ближе к Шереметьевскому лесопарку, растет небольшое дачное селение Нововладыкино, где поначалу было всего лишь 8 домов. Его имя не потерялось и сохранилось сегодня в названии одной из улиц Отрадного. В дореволюционном справочнике станции Владыкино и Новладыкино, расположенные вблизи Окружной железной дороги упоминаются рядом. В это время в них насчитывалось 59 дворов.

Известно, что дачные поселки в это время создавались «Дачными обществами благоустройства» и строились по утвержденному плану. В них были общественные сады с верандами, клубными и театральными помещениями. Легко представить, как в летние вечера здесь на любительской сцене игрались спектакли, устраивались концерты, гуляния. Во Владыкине особой популярностью пользовался у дачников прекрасный духовой оркестр Сумского драгунского полка, стоявшего лагерем в здешних окрестностях…

Железная дорога постепенно меняет облик Владыкина. «В начале 2-й версты Московская Окружная железная дорога пересекает Савеловскую железную дорогу, перейдя которую, с левой стороны линии железной дороги, расположено село Владыкино по обеим сторонам реки Лихоборки, образующей в этом месте запруду-«пруд Богоявленский», причем село имеет два названия: по сю сторону (близ линии) – Новое Владыкино и за рекой Старое Владыкино… Село представляет очень живописную дачную местность с недорогими помещениями и имеет много торговых и промышленных заведений… Близ села линию железной дороги пересекает шоссе Вогау, за которым в начале 3-й версты расположена станция Владыкино».

(Путеводитель по Московской Окружной железной дороге М., 1912 г.)

Владыкино 30-х годов.

В летнее время все чаще во Владыкино устремляются москвичи. Это лесистое место и ближние окрестности пользуются у столичной интеллигенции все большей популярностью. В эти годы строительство дач в окрестностях Москвы и сдача их в наем становится делом прибыльным. Бывшие живописные лесные окраины, связанные новыми железнодорожными ветками со столицей, теперь заново осваиваются горожанами. На северо-востоке, не так далеко от Владыкина, скоро были соединены две железнодорожные линии-Северная и Савеловская, для чего к станции Бескудниково от Лосиноостровской протянули ветку, которая потом верой и правдой прослужила до 1970 годов.

Сеть железных дорог расширялась. Ее новые ответвления давали москвичам возможность с удобством добираться до своих загородных домиков. По данным московской земской управы, в 1880-е годы из 178 дачных поселков Московской губернии 141 располагался по железной дороге не далее 14 верст от столицы. «Дачное население» в летние месяцы достигало 40 тысяч человек. Внесла в это свою лепту и Окружная железная дорога.

Интересна история рождения соседнего поселка Лосиноостровского. В 1898 году Удельное Ведомство сдало в аренду железнодорожным служащим участки земли под дачи неподалеку от станции, расположенной «на 10-й версте северных железных дорог». А в 1900 году, когда для всех дачных поездов была обязательной остановка в Лосином Острове, начинается бурное развитие поселка. В 1902 году удельные земли оказались полностью застроенными, и для дальнейшего роста Лосиноостровска понадобились новые земли. Поэтому вскоре помещик Н.Ф. Рихтер уже сдавал новоявленным дачевладельцам в аренду свои земельные участки по 10 копеек за квадратную сажень. Его примеру затем последовали крестьяне деревень Малые Мытищи, Ватутино и села Ростокино.

Известно, что рост пригородных поселков был связан с жилищной нуждой и дороговизной квартир в Москве. Наряду с этим вблизи столицы появляются дачные, железнодорожные и фабричные поселки. Если в 1894 году в Московской губернии было 334 поселка, то через 15 лет их число выросло до 602.

Лосиноостровск относили к смешанному типу дачно-пригородных поселков, населенный круглый год. Причем благодаря наплыву дачников его «летнее население было значительно больше зимнего». В 1909 году в Лосиноостровске летом насчитывалось 4025 человек, из них 1736-постоянные жители. Что касается состава населения, то среди его жителей было много служащих северных железных дорог. Живя загородом, они весь год пользовались бесплатным проездом до Москвы. По определенному расписанию служащих подвозили к месту работы, что уменьшало неудобства, связанные с удаленностью жилья от города.

По данным Общества Благоустройств, население Лосиноостровска (как и других подмосковных поселков) состояло преимущественно из лиц» нижне-среднего класса: приказчиков, небольших чиновников, мелких купцов». Наиболее состоятельная часть жителей проживала в поселке Торговых служащих в районе Лосиноостровска, наименее состоятельная-на крестьянских землях. Поселок рос стремительно-в 1902 году число жилищных построек равнялось 45, в 1907 г. – 142, в 1909 году-480. За семь лет число их увеличилось в 10 раз. Население Лосинки за этот срок росло в среднем на 135 % ежегодно.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.