Глава 18

Волков докурил сигарету, погасил ее в пепельнице и поставил пепельницу на тумбочку у кровати. Затем он обречено взглянул на кучу своих вещей, комком лежащих в кресле, пытаясь увидеть трусы, отказался на время от этой затеи, накинул на себя одеяло и, придерживая его одной рукой, прошлепал босиком в гостиную.

Там он, скорее машинально, а может быть, подсознательно стараясь быстрее вернуться к обычному ходу вещей, вынул из висящей на спинке стула кобуры пистолет, взглянул на обойму и, слегка оттянув затвор, проверил патронник. Все было в порядке. Убрал пистолет обратно.

Действия он совершил, применительно к данной ситуации, совершенно бессмысленные, но привычные, и на душе стало как-то легче.

Уже увереннее он вышел в переднюю, поднял с пола свою куртку, вынул из кармана пачку «Винстона» и зажигалку. Повесил куртку на вешалку. Вернулся в гостиную и, звонко динькнув крышкой «Зиппы», закурил, пытаясь осмыслить происшедшее. Получалось не очень.

«Помрачение какое-то», — решил он.

Ну, случилось и случилось. Странно как-то. Но, в конце концов, не все на свете можно объяснить с рациональной точки зрения. Очень бы хотелось взглянуть в глаза человеку, который сможет доступно растолковать, что такое электрический ток. И не в плане направленного потока электронов, а в принципе, по сути.

Но ведь пользуется же себе народонаселение электронагревательными приборами и бытовой техникой. И ничего.

Петр погасил сигарету и вернулся в спальню на поиски трусов.

Трусы оказались непосредственно внутри брошенных на кресло брюк. Там же на кресле комочками лежали носки.

В дверях появилась смущенно улыбающаяся Ирина, все в том же полупрозрачном халатике.

— Ну что? — она встряхнула влажными волосами. — Я полагаю, это нужно отметить.

— Думаешь?

— Уверена, — она скрылась за дверью и через минуту вернулась в гостиную с двумя бокалами в одной руке и с початой бутылкой коньяка в другой.

— Я должен произнести тост? — Петр вышел из спальни в брюках и носках, но без рубашки.

— Непременно, — Ирина плеснула коньяк в бокалы и протянула один из них Волкову.

— Ну… — он глубоко вздохнул. — Желаю, чтобы все…

— Аналогично.

Петр выпил коньяк одним большим глотком. Ирина отхлебнула чуть-чуть, поставила бокал на стол и достала из пачки сигарету.

— Мужчина, угостите даму спичкой. Волков с усмешкой покачал головой и щелкнул зажигалкой.

— Что-то вы, мадам, не сильно горем убиты.

— Да?

— Ну… со стороны так кажется.

— И пусть кажется. Со стороны. Отца не вернешь, да и, собственно, я — плод его воспитания. Всякие «сю-сю» в доме не поощрялись. Так что…

Петр пожал плечами и плеснул себе еще коньяку.

— Что, сестренка, гуляем?

Волков и Ирина одновременно обернулись на голос. В дверях гостиной, опершись о косяк, стоял Виктор Гольдберг.

— Что ж ты, как тать в ночи, крадешься? — Ирина стряхнула пепел с сигареты. — Напугал даже.

«Вот черт, — подумал Петр, — совершенно чутье теряю. Хорошо хоть в портках».

— А я и не крадусь вовсе, — Виктор пьяно помотал головой. — Я, некоторым образом, в свой дом пришел, — он продемонстрировал ключи от входной двери и убрал их в карман длинного пальто. — А у вас, а зде-ся… папиросы, вино и военные, — он указал на пистолет, торчащий из висящей на спинке стула кобуры. — Элементы сладкой жизни, сестренка.

— Ты откуда такой?

— Да так, — Виктор сделал неопределенный жест рукой куда-то за спину, — тут рядом… Представляешь, думал, хоть к утру попрет, ни фига. Во!.. — Он распахнул пальто и вывернул карманы брюк. — Сквозняк. Даже на тачку нет. Свою я блар… бла-го-ра… о!.. благоразумно оставил на стоянке. У Шамиля труба «вне зоны досягаемости». Думал здесь отлежаться. Но, вижу, не ко времени. Дай на тачку, я домой поеду.

— А Елена тебя не убьет с порога?

— Обижа-аешь… Ленка свое место знает. Она знает, что я шпилил и шпилить буду. Мне без этого никак. Дашь на тачку?

— Подожди, сейчас принесу, — Ирина вышла из комнаты.

— А вы, как я погляжу, вплотную заняты расследованием? Погрузились, так сказать, в ситуацию с головой. Вошли, так сказать, в нее целиком и полностью, даже штиблеты сняли, чтобы не наследить. И это правильно. Только бабочку-то можно было бы и оставить… Чего набычился-то? Сказать чего хочешь?

— Да у нас обычно не принято бить клиента, но…

— Бывают исключения? А я, кстати, вовсе и не клиент твой. Вот…. что нет, то нет. Мне вообще тыщу лет не надо, чтобы ты копался в наших делах. Перебирал погремушки в нашей избушке. Я и Ирке так сказал. Еще неизвестно, кто ты такой. Тоже мне Майк-Хаммер-Ниро-Вульф… Ха!.. Штаны-то уже надел или еще снять не успел? — Виктор попытался сделать красноречивый жест и пошатнулся.

Конечно, нехорошо бить клиента. Сначала нужно официально расторгнуть с ним договор, а уж потом — в рыло, если есть необходимость.

Но с другой стороны, ситуация, в которую невольно поставил себя Волков, была, как ни крути, нештатной. Поэтому, исходя из принципа: «что выросло, то выросло», и принимая во внимание тот факт, что официально клиентом и правда являлась Ирина, он решил принять компромиссное решение. А именно: договора с ней не расторгать, но и братцу ее в дюньдель все-таки выписать.

Что и осуществил. Но аккуратно. Дернув, словно тряпичная кукла, головой и ударившись затылком о стену, Виктор тихо сполз на пол.

«Вот ведь как неправильно все складывается, — думал Петр. — Хрена он после этого мне что-нибудь скажет. Впрочем, свидетель с самого начала не горел желанием активно сотрудничать со следствием. А вызвать его в кабинет да пугнуть ответственностью за отказ от дачи показаний… Нету таких моих законных полномочий на сегодняшний день. Да и у ментов теперь это не всегда пролезает. Грамотные все стали. Так что…»

— Что случилось? — Ирина вошла в комнату, неся деньги.

— Да я и сам не знаю, — удивленно сказал Петр. — Стоял-стоял, вроде все нормально… и вдруг — на тебе. С ним вообще такое бывает?

— Виктор! — Ирина присела на корточки и похлопала брата по щекам. — Виктор, тебе плохо?

— Нет, — открыл тот глаза, — нормально. Просто, дай, думаю, вздремну, пока ты ходишь.

Он поднялся с пола, отряхнул пальто, подошел к столу и налил коньяк в два бокала. Один протянул Волкову:

— Держи. Ничья. Но твои аргументы весомее.

— О чем это вы? — Ирина подозрительно посмотрела на мужчин.

— Да так, — Гольдберг выпил коньяк и поставил бокал на стол. Достал из кармана портмоне и, вынув из него визитку, протянул Волкову: — Заглядывай в гости. Только… свитерок какой-нибудь надень, что ли.

— Да в гости-то я обычно в одежде хожу. А вот так — это только если по делу.

— Ага. Ну да, ну да.

— Вот, держи, — Ирина протянула брату деньги.

— Сенкс. Ну ладно, удачи вам.

— Может, по телефону такси вызвать?

— Вот еще. Здесь машин, как грязи. Пока, Ирка. Я звонить буду.

— Протрезвей сначала.

— А я никогда и не пьянею. У кого хочешь спроси.

— Вот и протрезвей.

— До свидания, — сказал Волков.

— Ох… — вздохнул, взглянув на Петра, Гольдберг. — Дерзай, браток. Тебе жить.

Глава 19

Пока Ирина готовила на кухне завтрак, Волков, уже одетый, зашел в кабинет покойного Аркадия Соломоновича Гольдберга.

Это была маленькая комнатка, три стены которой почти полностью были заняты стеллажами с книгами, а справа, у окна, стоял большой старый письменный стол.

Петр окинул взглядом полки: альбомы по искусству, словари, собрания сочинений, много разных по формату и толщине книг, которые были куплены по отдельности и лежали стопками, несколько аккуратных рядов черных корешков с золотым тиснением.

«Брокгаузен и Ефронен», — отметил Волков.

Он повернулся к окну, и опять глаз резануло стилистическое несоответствие стоящего на письменном столе компьютера со всей обстановкой кабинета. И еще что— то привлекло внимание. Петр подошел поближе. На одной из полок, в углу, у самого окна, из-под стопки лежащих горизонтально художественных альбомов большого формата выглядывала какая-то белая пластиковая боковина то ли плоской коробки, то ли еще чего-то.

Он аккуратно снял альбомы, положил их на стол, а следом достал «коробку», которая оказалась не чем иным, как сканером.

«Вот те на, — подумал Волков, — на фига старику сканер?»

— Ира! — крикнул он.

— Да? — вошла в кабинет Ирина.

— Смотри-ка.

— Сканер…

— А ты говоришь, отец только в шахматы играл да пасьянсы раскладывал.

— Я и не видела его никогда. Отец вообще при мне компьютер включал очень редко. Я загляну — в шахматы играет. Ночами иногда даже засиживался, но очень редко, правда. Запрется, чтобы я его не отвлекала, и играет.

— Слушай, а можно я его включу, покопаюсь?

— Я тебе предоставляю неограниченные права на пользование всем моим имуществом. В целях расследования… — улыбнулась она.

— А у меня что, есть еще какие-то цели?

— Даже уж и не знаю… — Ирина прищурилась.

— Слушай, а может, у меня семья? Жена и четверо детей. Две девочки и… две девочки. Ты хоть спросила?

— Вот то, что у тебя девочек вагон, в этом я нисколько не сомневаюсь. А что семья… Уж извини. — Она развела руки.

— И откуда ты знаешь?

— Да от тебя же энергетика прет… как, я не знаю, как от атомного реактора! Что я, по-твоему, мужиков таких не видела? Вы же ни с одной бабой больше месяца прожить не в состоянии. Вам же надо преодолевать постоянно, завоевывать, побеждать. Для вас же адреналин — наркотик. Вы — порченые. Если тебя всего этого лишить, ты же сопьешься. Либо война, либо водка. Других-то альтернатив для таких в России не существует. Ты же просто… ну, я не знаю, как волк-одиночка, как медведь-шатун. Это же по глазам видно. Только все это рудименты юношеских комплексов. Вы все доказывать продолжаете самим себе в первую очередь, что вы — мужики. Но мужику-то как раз доказывать и нечего, он мужик и есть. А вы все — мальчишки. И хорошо. С мужиками скучно. Поехали со мной, а? — Она вдруг обняла его и прижалась щекой к кожаной лямке кобуры. — Господи, ты эту сбрую только в постели снимаешь?

— Не время, товарищ… — Он погладил ее по голове. — Ладно, пойдем завтракать.

Глава 20

— Слушай, — Волков подцепил на вилку большой кусок яичницы с ветчиной, отправил его в рот, прожевал и спросил:

— А кто такой Шамиль?

— Шамиль?

— Ну да, у которого трубка «вне зоны досягаемости»?

— А, этот…

— Он что — лучший друг?

— Да нет у Вити друзей, к сожалению. Партнеры одни. А Шамиль этот и вовсе неизвестно откуда взялся. Я всех тонкостей не знаю, я тебе говорила, но кое-что он мне рассказывает, мы же общаемся все-таки, а ему иной раз и похвастаться передо мной хочется.

— Кому?

— Кому… Виктору, конечно. Не Шамилю же.

— Ну?

— Ну что — «ну?» Он и говорит: колоссальный, дескать, мужик появился. Связи, возможности. Ну вот. Предложил якобы очень заманчивый вариант и даже кредит под него. Я, дескать, скоро к тебе, сестренка, на «Боинге» летать буду. На собственном.

— Ну?

— Да что ты все «ну» да «ну»? В конце концов, это неприлично.

— Сори. Трудное детство.

— Я, конечно, испугалась за него немножко. У вас же здесь стреляют, а тут — «Боинг». Даже если приврал, все равно. Мы не очень дружим, но все-таки брат. А он говорит: «Да за Шамилем такие люди! Тебе не представить. Да мы сами кого хочешь…» Дурак, конечно. Но… я не знаю, может быть, здесь теперь так дела и делают. Короче, не нравится мне этот Шамиль. Но они с Виктором теперь вроде как компаньоны. Кстати, он-то его в казино и свел в первый раз.

— Шамиль?

— Да.

— А до этого у Виктора дела на его фирме как обстояли?

— Да не знаю я. Но он у меня деньги постоянно стрелял. Не большие, так, мелочь, но все-таки. И, по-моему, не знаю, конечно, но так мне кажется, все там держалось на одной только его амбициозности. Ему же лестно визитки раздавать: «Генеральный директор». А вообще, я же говорила, не его это занятие. Там, по— моему, на ладан все дышало.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты так считаешь?

— Да у него даже на минимальную зарплату персоналу денег иной раз не было. Хоть персонала-то всего — секретарша для солидности да бухгалтер. Они у него и менялись постоянно. Ну, секретарш он сам раз в квартал менял, это понятно. А бухгалтеры от него просто сбегали. Кому хочется за бесплатно сидеть? Дела-то нет серьезного. Значит, и денег нет. И зарплаты. А хороший бухгалтер — профессия теперь даже у вас востребованная.

— Это он сам тебе говорил, про бухгалтеров?

— Ну конечно. Только он, естественно, иначе формулировал. Дескать, он их выгонял. Работать не умеют. И у меня спрашивал, не остались ли знакомые, не порекомендую ли кого. А у меня откуда? Я же еще когда уехала… Но на всякий случай спрашиваю у него: «А сколько зарплаты предложить? Мало ли, кто-нибудь заинтересуется». Он плечами пожимает: «В пределах разумного…» А я-то вижу — нет у него денег.

— А теперь?

— Ты же видел утром…

— Ни о чем не говорит. Просидел ночь, наличку спустил, больше с собой не было. Ничего не значит.

— Не знаю… У меня вообще такое ощущение, что он ждет, что деньги на него просто с неба свалятся. С минуты на минуту. Вот буквально завтра. Или, в крайнем случае, послезавтра. Но уж через неделю — точно. Так он себя ведет.

— А как он себя ведет?

— Я же сестра, я вижу…

— А объяснить можешь?

— Ну… не хотела говорить…

— Давай-давай.

— Что значит «давай-давай»? Я что, на допросе?

— Ира, не в игры играем.

— Да к отцу это не имеет никакого отношения.

— Значится так: ты рассказываешь, я решаю. Договорились?

— Яволь! — Ирина встала со стула, подошла к Волкову, прижалась животом к его плечу и, наклонившись, поцеловала его в щеку. — Проси чего хочешь…

— Не время, товарищ. Война.

— А мы бойцы невидимого фронта, —прищурилась Ирина.

— Давай, излагай все по порядку. Что изменилось в поведении Виктора после встречи с Шамилем этим?

— Деньги появились. Не очень большие, но… Машина появилась новая. Была «шестерка», а появился БМВ. Он у вас туг дорого стоит?

— Прилично.

— Казино появилось, в котором он постоянно проигрывает, но ходит туда и ходит. А главное, если бы у него была фабрика или там сеть магазинов, я бы не удивлялась, но у него же ничего нет. Откуда деньги?

— Ну… У нас сейчас по-разному можно. Люди из воздуха состояния делают.

— Только не Виктор. Я же рассказывала про чемодан иголок. Неважно, что делать. Иголками торговать или «пирамиду» строить. Мозги надо иметь. И хватку. А он только пыль в глаза пускать умеет. И щеки надувать. Ну не дал Господь.

— Что-то я не пойму: то ты говоришь, что у него деньги появились, а то — понт один. На зарплату персоналу не хватает.

— Да я и сама не понимаю толком. Фирма его вроде так, с пятого на десятое перебивается. А у него лично — «элементы сладкой жизни». Так он сказал?

— Так. Слушай…

— Да?

— А может, дело обстоит следующим образом: Шамиль ему за долю, естественно, «тему» подогнал, кредит под нее, и вот, пока эта тема крутанется, братец твой долгов понабрал, на них и гуляет? И очень просто. Живых, собственных денег у его фирмы пока нет, но вот-вот будут. Пока — долги, а завтра — «Боинг» собственный, а?

— Может быть. Похоже. В его стиле. Завтра, дескать, я буду фантастически богат, всяко отдам. А сегодня…

— А сегодня можно и перехватить. Тут немножко, там чуть-чуть. Тем более если допустить, что и контракт, и кредит — реальность. При его-то умении «щеки надувать»…

— Ну и что? При чем тут папа?

— Ира… Ну ты совсем как с другой планеты, право слово. Да мало ли у кого он занимал? И сколько? И на каких условиях? Ты себе это все как представляешь? Скажи, пожалуйста, вот просто любопытно, честное слово…

— Никак не представляю. Я за эти годы, что там живу, вообще перестала что— либо понимать в этих ваших реалиях.

Петр вздохнул:

— Ну вот смотри — ты же сама говорила, что друзей, таких, чтобы последние штаны с себя сняли (Витеньке же на БМВ не хватает!), у него нет. Говорила?

— Их и не было никогда, насколько я знаю.

— Где он мог занять? У людей посторонних. А посторонние люди в долг дают на конкретный срок и под проценты.

— Ну и что?

— А Витюша мог просрочить. А следовательно, могли на него и наехать, и на счетчик поставить.

— А как это… на счетчик?

— Ты в каком году уехала?

— В восемьдесят шестом.

— Понятно. Тогда, по-моему, еще и кооперативов-то не было. А уж братвы тем более.

— Бандитов?

— Злодеи всегда были. Просто тогда они по щелям прятались. В силу численной единичности. Короче… я зачем тебе все это говорю? Чтобы ты поняла, в общих чертах, в какой реальности пребываешь. И что, теоретически, могло с твоим отцом произойти. Я уж не знаю, сумела ты что-нибудь здесь для себя уяснить, когда прилетала раз в год на полчасика, или нет, но… Хочешь разобраться во всей этой истории? Хочешь. Тогда вникай. И не темни, выкладывай все, что знаешь.

— Все не могу. В женщине должна жить тайна. И умереть вместе с ней.

— Натюрлих, — кивнул Петр. — Только я не хочу, чтобы это случилось завтра. И на моих глазах. Поняла?

— Ох-ох!

— А я, между прочим, не шучу. Брат твой мог стрельнуть у кого-нибудь штуки три баксов на минуточку. А занимая, в качестве гарантии, засветил и контракт, и кредит под него. Дескать, что мне ваша мелочь, вон я какой крутой. В срок должок не отдал, запамятовал или «мелочишки» в тот момент под руками не оказалось — мало ли что? А это уже повод для предъявы. Приходят к нему люди, но не просто приходят, а зачитывают текст. И текст примерно такой: «Что ж ты, козел, делаешь? Когда тебе надо было, мы — всей душой. А ты? Мы своих денег от тебя вчера ждали, как договаривались, а ты что творишь? Да у нас из-за тебя, гондона, все дела попадали. Ты же нас кинул. Короче, сегодня с тебя уже не три, а тридцать. И с завтрашнего дня счетчик тикает — пятера в сутки. Думай. И не затягивай. Хоть нам и по барабану. Дольше думаешь, больше отдашь».

— Вот так могло быть?

— Легко. У Виктора дети есть?

— Нет.

— Это хорошо. В таких ситуациях детей жалко.

— То есть папу…

— Не факт, конечно. Но могли попытаться спрятать старика, чтобы потом сыну палец прислать. Или ухо. Это смотря что за люди. И сколько у него там на счетчике натикало.

— А самого Витю?

— А смысл? Он им на воле нужен. Чтобы бабки нашел.

— А в милицию обратиться?

— Можно. И в милицию, и крышу собственную подтянуть, если таковая имеется. Все можно. Но «процесс пошел». И ходы делают обе стороны.

— Вот как… — Ирина нервно закурила сигарету. — Ты считаешь, и меня теперь могут… спрятать?

— Вот меньше всего я хотел тебя пугать. Вообще все может обстоять совершенно иначе. Это только один из вариантов. Почему я и говорю, чтобы ты ничего от меня не скрывала. Иначе мне не разобраться. Понимаешь?

— Ага, — задумчиво кивнула Ирина, — А почему бы тебе у самого Виктора не спросить?

— Да… боюсь, он мне ничего не скажет. Не глянулся я ему, похоже.

— Мне тоже не скажет. Если все, что случилось с папой, — это из-за его долгов… Мне тем более не скажет. А почему отца? Не жену?

— Ну… Сама рассуди — сегодня одна жена, завтра другая. Они же не знают, может, он им еще и спасибо скажет, если ее грохнут. Тут родная кровь нужна. Иная сила притяжения.

— Вот, значит, так ты рассуждаешь, да?

— При чем тут я?

— Ладно. Это я к слову. — Ирина погасила сигарету. — Кофе еще хочешь?

— Нет, спасибо. Который у нас час? — Волков взглянул на часы и поднялся из-за стола.

— А как же контракт?

— В смысле?..

— Ну, контракт об «охране и сопровождении». Ты же мой телохранитель, исходя из договора. Там же о каких-то расследованиях вообще ни слова не было.

— Юридически права не имеем, но…

— Вот и значит, что обязан тело мое охранять денно и нощно, а сам улепетывает! За что я деньги плачу? — притворно возмутилась Ирина.

— Ты еще накаркай давай… — Петр подошел к ней и взял за руку. — Ты вот что, дверь открывай аккуратнее. Я дела кой-какие раскидаю и вернусь. Лучше бы ты не ходила никуда, а? Я постараюсь как-нибудь поактивнее ситуацию пробить, может, и нет ничего страшного вовсе. Но все равно ты пока дома посиди. Я вернусь, сходим куда-нибудь, поужинаем.

— А обед?

— Ну, перехвати что-нибудь пока, есть же у тебя еда какая-то?

— Есть, конечно.

— Ну вот. Посиди дома. Я скоро.

— Так и быть. Посижу.

— Вот и хорошо.

Волков вышел в переднюю, оделся, поцеловал Ирину в щеку и вышел из квартиры.

Проводив его, Ирина заперла дверь и вернулась в гостиную. Подошла к телефону, сняла трубку, набрала номер.

— Алло? — ответил на том конце провода мужской голос.

— Евгений Борисыч? — сказала Ирина. — Добрый день…

Глава 21

«Что же это за Шамиль такой сладкий? — думал Волков по дороге к офису Виктора Гольдберга, адрес которого прочел на визитке. — Контракты подтягивает, кредиты. Понятно, что за долю, но почему именно Гольдбергу? Что, больше некому? Или Ирина ошибается насчет своего братца. „Нет у него друзей“. Раньше не было. А вот вышла планида — встретил хорошего человека Шамиля, попили водочки, поговорили за жизнь, тянулись друг другу и решили дела вместе делать. Один „тему“ нарыл, другой, имея всякие счета-печати-реквизиты, надел шелковый галстук и эту лабуду законно оформил. Теперь вместе работают. Возможно? Как не фиг делать».

Но несмотря на то, что, казалось бы, не было в этих рассуждениях ничего настораживающего, что-то тем не менее заставило Волкова внутренне собраться, когда он, припарковав машину у края тротуара на Московском проспекте, вошел через арку в маленький двор-колодец и, оглядевшись, нажал на кнопку звонка у коричневой железной двери без вывески.

«Ладно, — решил Петр, — шумнем по крайней мере. А там посмотрим».

Полязгав замком, дверь открыл невысокий сероглазый крепыш лет тридцати. Его темные, коротко остриженные волосы были едва тронуты ранней сединой.

— Добрый день, — поздоровался Волков.

— Добрый… — ответил крепыш, продолжая стоять в дверях.

— Мне нужен Гольдберг, — сказал Петр, заранее предполагая, что тот еще отлеживается дома. — Виктор Аркадьевич.

— Его нет.

— А вы, наверное, Шамиль… — Волков взглянул мужчине в глаза, отметив, что костюмчик на нем ну как минимум от Версаче.

— А вы?

— Волков, — Петр достал удостоверение Бюро, — Петр Сергеевич. Я, в общем— то, и с вами хотел поговорить. А… у вас вход платный?

— Заходите. — Шамиль посторонился, пропуская гостя. — У нас за выход другой раз платить приходится.

«А то я не понял…» — подумал про себя Петр.

Помещение находилось в первом этаже большого старого многоквартирного дома и имело отдельный вход, расположенный возле подворотни со стороны двора. Скорее всего, когда-то это была дворницкая, но сегодня, вылизанная и умытая, стандартно белеющая импортной отделкой и застланная серым ковролином, она вполне имела право забыть свое плебейское прошлое и внешним своим видом соответствовала тому, что называется модным иностранным словом «офис».

Длинноногая девчушка с внешностью фотомодели, вставшая из-за стола, на котором, кроме нескольких листиков чистой бумаги, находились только телефон и большая кофеварка, улыбнулась вошедшему и привычно шагнула к застекленным полкам с посудой. Очевидно, тоже старалась «соответствовать».

Далее Петр отметил широкий, абсолютно пустой стол, занимавший место в этой же комнате, на котором стоял компьютер. Это, очевидно, было рабочим пространством бухгалтера, который отсутствовал.

— Прошу. — Шамиль открыл дверь в соседнюю комнату и жестом пригласил Волкова войти.

Это уже явно был кабинет. Войдя следом, Шамиль расположился в кресле у большого (и тоже совершенно пустого, если не считать телефона) стола, предложив гостю присесть напротив.

Петр сел на мягкий стул, окинул взглядом кабинет и опять не смог отделаться от ощущения, что находится внутри какой-то тщательно выстроенной декорации.

«Ну на самом-то деле, — рассуждал он, — если эта контора осуществляет на сегодняшний день хоть какую-нибудь, ну пусть самую смешную деятельность, откуда такая пустота и тишина? Ведь ни одной же бумажки деловой, ни скрепочки! Все вылизано. Хоть сейчас в аренду кому-нибудь сдавай. Что они вообще здесь делают— то?»

Помимо директорского стола в кабинете еще стоял широкий мягкий диван с придвинутым к нему журнальным столиком и такое же, как диван, широкое и мягкое кресло, расположенное напротив стоящего в углу большого телевизора.

«А сейф где?» — спросил себя Волков.

— Минуточку. — Шамиль вдруг встал из-за стола и вышел из кабинета.

«А интересно, — подумал Петр, — ты меня в дверях-то держал, чтобы девчонка успела юбочку поправить или губки подкрасить?»

— Слушаю вас, — вернулся к столу Шамиль. — Что это еще за Бюро такое?

— Да это частная структура. Вы можете и не знать. Не в этом дело.

— Да? А в чем?

— Ну, видите ли… У вашего директора отец погиб.

— Погиб? Он говорил — сердце.

— Да, конечно, сердечный приступ. Но он же не сам по себе случился. На старика напали, прямо возле дома. Вы в курсе?

— Ну, он говорил что-то. Вроде шпана какая-то.

— Да не совсем шпана. Шпана на иномарках не разъезжает.

— Да?

— В смысле?..

— Он не говорил про иномарку.

— А, вы об этом. Свидетели показали, что те, кто напал, потом на машине скрылись. На иностранной, как они говорят. Они люди пожилые, небогатые, в моделях не разбираются.

— Ну и что?

— Шамиль… извините?

— Ахмедович. Кадыров.

— Шамиль Ахмедович, ну что мы с вами, право слово… Сестра Виктора Аркадьевича обратилась к нам, чтобы мы помогли разобраться: что произошло, кто нападал, зачем? Она же дочь. Ей же небезразлично, как отец помер. Я понимаю, вы заняты, у вас дела, но и вы меня поймите — я тоже на работе. Мне за это деньги платят.

— Хорошие?

— Не об этом речь.

— Хорошо. Чего вы от меня хотите? Дверь кабинета приоткрылась, в нее заглянула секретарша:

— Шамиль Ахмедович, кофе?

— Кофе? — взглянул на Волкова Кадыров.

— Кофе, — кивнул Петр.

— Кофе, Оленька и…ладно, я сам,-Шамиль встал из-за стола, вышел из кабинета и вернулсяс бутылкой коньяка.

Оленька расставила на журнальном столике кофейные чашки, сахарницу, две рюмки, блюдце с тонко нарезанным лимоном и печенье.

Волков перебрался на кожаный диван.

Хозяин кабинета опустился в кресло, перекатив его от телевизора, налил коньяк в одну рюмку и вопросительно посмотрел на Петра. Тот кивнул. Шамиль наполнил вторую и поставил бутылку на стол.

— Ваше здоровье, — поднял рюмку Кадыров.

— Ваше… — кивнул Петр.

Выпив коньяк, Шамиль положил в чашку ложечку сахару и, помешивая кофе, изобразил на лице внимание.

— Слушаю вас.

— Да это, собственно, я как раз хотел навести у вас кое-какие справки, — Волков поставил пустую рюмку на стол. — Может, даже и хорошо, что Гольдберга нет. Понимаете… вот у меня какая мысль возникла: а не может ли это нападение на его отца являться, косвенным образом, определенной мерой воздействия на самого Виктора Аркадьевича? Как вы считаете, а?

— То есть?

— Да очень просто. Может, он денег задолжал кому-то и тянет с возвратом, например. Или еще что… Бизнес есть бизнес. Мало ли. Конкуренты какие-нибудь. Вы какую деятельность, так сказать, осуществляете, если не секрет?

— Ну, вообще-то существует понятие коммерческой тайны.

— Нет-нет… — Волков поднял руки. — Бога ради. Я… так, в общих чертах, без кон-кретики.

— Ну, если без конкретики — торгово-закупочную деятельность. Осуществляем.

— Могут быть трения с конкурентами?

— Ну… Будут трения — будут терки… — усмехнулся Шамиль.

— А не было?

— Пока нет.

— Понятно… То есть ничего, конечно, непонятно, — Волков отхлебнул кофе. — А может, вы не знаете чего-то?

— Возникли терки, а я не в курсе? Так, что ли?

— Это невозможно?

Вместо ответа Шамиль выразительно пожал плечами.

— Ну да, ну да. Виктор Аркадьевич — генеральный. А вы, простите?

— Коммерческий.

— И крыша, соответственно, присутствует?

Шамиль молча кивнул.

— А вот скажите, могли быть у Виктора Аркадьевича какие-то свои, личные долги? Как вы считаете? Вот сестра его говорит, в последнее время он жить стал кучеряво.

Шамиль, бросив быстрый взгляд на Волкова, потянулся к бутылке.

— Еще рюмочку?

— А почему нет…

Кадыров налил, чокнулся с Петром и выпил.

— Вы знаете, — сказал он, подождав, пока гость выпьет свой коньяк. — Тут вот какое дело. Поскольку вы человек не совсем посторонний, и интерес ваш, так сказать, не праздный… Есть у Виктора долги. Он же шпилить пристрастился, причем как маньяк. У меня назанимал, ну, мы — люди свои, разберемся, но он и еще где-то… И, по-моему, много. Не то чтобы уж очень, но достаточно, чтобы его дергали. До наезда, правда, пока не доходило, но… черт его знает. Отморозки же на каждом шагу. И все на стволах. Раньше-то хлестались у кого бойцов больше, а теперь — у кого стрелков. Беспредел. Все что хочешь может быть. За десятку грохнут, если что. Чтобы страху нагнать, чтоб другим неповадно было.

— А вы не пытались разобраться?

— С кем?

— Я в том смысле, что — спрашивать у него не пытались?

— А, это… Спрашивал, он молчит. Сам, дескать, решу этот вопрос. Это мое личное, тебя не касается, сиди спокойно.

— Ага… Может, таги расписки?

— Не знаю. Но стрелок ему никто не забивал.