– Да, а что мне оставалось делать? Курица осталась со мной и отныне диктовала свои условия что делать и как. А хотела она одного – чужой крови, как можно больше. Так она и жила со мной долгое время. Если честно, она до сих пор приходит.

– То есть, как приходит? – переспросил Поляков, – курица, но ты же ее убил… Ты ее видишь как-то?

– Просто чувствую, что она рядом – смоляная несушка с агатовыми глазами, пропитавшаяся кровью настолько, что стала черной, – охотно объяснил каннибал и испуганно замолк.

Потому что в этот момент, где-то неподалеку отчетливо хлопнула дверца. Возникал небольшая, пропитанная страхом пауза, и дверца хлопнула вновь. Громко, с силой, каждый удар сопровождался тихим резиновым чмоканьем.

– Холодильник… – дрогнувшим голосом сказал Якутин, – это же холодильник на кухне.

– Но почему… – вымолвил Поляков.

– Он там хранил Пашку, когда от того оставалось так мало, чтобы поместиться в холодильник.

Дверца хлопнула. Рядом, совсем рядом.

– Не пугай ты!! – рявкнул каннибал, – я пойду посмотрю!

– Нет! – испуганно выкрикнули Поляков и Максим одновременно, – не ходи!

Дверца грохнула – звук был резкий и действующий на нервы.

– Напугались?! – крикнул каннибал зло, – историй наслушались и в штаны напустили? Я сказал, что иду! Посмотрим, что стоит это взбунтовавшееся мясо против двух моих ножей.

И резко поднявшись, он решительно зашагал к дверям, держа ножи наизготовку. Остальные провожали его взглядами, пока каннибал не исчез в темноте за дверным проемом. Как только шаги его отдалились, Поляков повернулся к Якутину:

– Все, он ушел. Самое время сейчас сбежать! Долго он тебя держит так, этот псих?!

Якутин мрачно улыбнулся и позвенел наручниками:

– Я бы сбежал с вами, ребята, но мои оковы не отпустят меня никуда кроме как в мир теней. Кроме того, куда бежать – тут ведь и вправду полно призраков…

– Какие призраки! – яростно сказал Поляков, – их тут нет, это все штучки этого проклятого места, оно как-то использует наши чувства, отражает как кривое зеркало… ох, кажется он дошел.

Дверца хлопнула последний раз и настала тишина. Где-то там, во тьме каннибал встретился с источником звука.

Собравшиеся неотрывно смотрели на дверь – почтальон и Максим, испуганно, Андрей Якутин устало и тоскливо. За дверью раздались шаги – кто-то тяжело ступал, вызывая протестующий скрип старых половиц. Звук шагов нарастал и непереносимо жуткое мгновение спустя хлопнула дверь и из мрака возник каннибал. Он был бледен как смерть и тяжело дышал.

– Что?! – испуганно вскрикнул Поляков, – ЧТО ТАМ БЫЛО?!

– Я видел клоуна, – мертвым голосом произнес каннибал, – Он смеялся и звал меня к себе в темноту.

– А Пашки там не было? – спросил Якутин.

– Нет, только клоун, – каннибал со стоном опустился у столика, – но я к нему не пошел, мне стало страшно…

– Но Павлик тоже здесь, – отрешенно заметил Андрей Якутин, – он нас внимательно слушает уже долго время.

– ЕГО НЕТ!! – взвизгнул каннибал, – ОН УМЕР!!! Я СЪЕЛ ЕГО!! ПЕРЕЖЕВАЛ СОБСТВЕННЫМИ ЗУБАМИ!!! – он ударил по столику ножом, глубоко вогнав сталь в полированное дерево, – и потом, я же сказал, мои жертвы испытывают блаженство, когда я их поедаю. Павлик умер счастливым!

– А давай спросим у него самого, – все так же спокойно произнес Андрей, – давай вызовем его дух.

– Ну может быть не будем экспериментировать… – взмолился Поляков, но Якутин устремил на него тусклый взор и Константин осекся – заключенный явно выходил на финишную прямую. Он и сам сейчас походил на духа – печальное усталое привидение, что и в посмертии осталось на цепи – щеки его бледнели, скулы заострялись.

– А вызови! – со злобным азартом крикнул каннибал, – вызови эту тварь и пусть она ответит перед нами лицом к лицу!

Максим смотрел умоляюще. «Не надо» – говорил его взгляд. Поляков глядел в пол, губы сжаты – он не верил во все это, он знал, что это сон и все равно боялся. Якутин жестко улыбнулся – он сверлил каннибала взглядом, в котором начал разгораться странный огонь.

– Ты сказал, – произнес прикованный, – мы вызовем дух и он скажет нам все. Только это будет опасно… как все такие сеансы.

– Я готов, – сказал каннибал и выдернул нож из столешницы.

– Хорошо, – произнес Якутин, – оставь ножи, мой сыроедящий друг, и возьмитесь за руки…

Каннибал протянул руку и Поляков с содроганием взял холодную жесткую ладонь в свою.

Другой рукой он держал пятерню Максима, а тот, в свою очередь, цеплялся за свободную руку Якутина.

– Руки на стол… – жестко скомандовал тот, – ладонями кверху… мне нужно что ни будь блестящее… ключи от наручников подойдут.

Каннибал выложил ключи на середину стекла и устремил на Якутина внимательный взгляд.

Тот смотрел прямо на ключи.

– Начинаем, – сказал он, – сконцентрируйтесь… – Якутин на миг прикрыл глаза, вслушиваясь в некие непостижимые дали, а когда открыл, стали видны только одни белки, отчего вздрогнули все трое участников, – Духи… – слово слетело с языка как мертвый осенний лист, как шелест дождя, где каждой капле предстоит разбиться о твердь, как ветер, что кружит холодную снежную взвесь, – Духи придите к нам… вы слышите меня… я взываю, я открываюсь… духи вы слышите меня… слышите меня… слышите?!

Стол ощутимо вздрогнул, звякнули ключи, ножи от сотрясения скрестили лезвия с холодным металлическим звуком, снаружи ветер с удвоенной яростью бросился на холодную стеклянную броню окон.

– К вам взываю! Вы здесь?! – спросил Якутин, голос его набирал силу и глубину.

Стол начал мелко подрагивать в такт темному ритму труб, внизу вновь ожил мобильник покойного Павлика исторгая во тьму жалобную свою мелодию, а секунду спустя к общему хору присоединилась дверца холодильника, раз за разом хлопающая с неистовым остервенением.

– Вы пришли ко мне!? – крикнул Якутин – ВЫ ЗДЕСЬ?! ДА ИЛИ НЕТ?!!

Шквал резко утих. В наступившей тишине отчетливо грохнула дверца. Один раз. Луна просвечивала из-за туч, к внешней стороны стекла ветром прижало мертвый серый лист и на миг стало видно тонкую сеточку хрупкого его скелета.

– Да. – Возвестил Якутин и дернулся, – Да. Они здесь. Они пришли.

Пересохшим ртом Константин хотел что-то сказать, но каннибал предупредительно сжал ему руку. Время для разговоров было неподходящее. Было тихо. Максим заметил, что в комнате ощутимо похолодало.

– Мне нужен один из вас, – тихо сказал Якутин, – только один. Павлик, убитый и съеденный здесь, в этом доме, ты слышишь меня?

Дверца вновь захлопнулась. Максим закусил губу от страха.

– Так приди же к нам… ты хочешь видеть своего убийцу? Так приди же к нам… явись таким, кем ты стал… мы хотим видеть тебя… приди! Приди!

– Приди… – повторил каннибал.

– Приди, – сказали Максим и почтальон, – приди к нам!

– Приди! – сказали все вместе, – Приди же! Приди! Приди!! ПРИДИ!!!

И он пришел. С оглушительным грохотом дверь в коридор слетела с петель в облаке крошащегося дерева. Максим дико заорал от страха, Поляков усилием воли подавил желание отрубиться, а каннибал, схватив ножи, стал стремительно разворачиваться в сторону нового гостя. Якутин дико и истерически хохотал.

В проеме материализовалась массивная темная фигура. Стояла, ждала, явившись на зов.

– Ну давай!!! – заорал каннибал, срывая голос, – иди сюда, мясо!!!

Под остолбеневшими взглядами фигура нетвердо шагнула вперед, и прилетевший из коридора сквозняк донес до медиумов запах дорого парфюма. Гость сделал еще шаг, дергаясь как паралитик, вытянул вперед обмотанные бинтами руки и заурчал.

Несмотря на ситуацию Поляков чуть было не присоединился к Якутину в его нервозном хохоте, когда понял, кто именно отозвался на зов новоявленных вызывателей духов.

Арсеникум, оказавшийся достаточно разумным, чтобы сунуть взятку владетелю лестницы, картинно попытался ухватить каннибала за горло и получил ножом в живот, что ни в коей мере не отразилось на безмятежном лице мумии.

– МЯСО!!! – орал, душимый сухими пахучими руками, каннибал раз за разом втыкая ножики в противника, – МЯСО, МЯСО, МЯСО!!!

Нервно хихикая, Поляков открывал наручники Якутина, тот дергался, стремясь как можно скорее сняться с места своей долговременной стоянки. Максим голосил, умоляя обоих как можно быстрее бежать.

Каннибал закашлялся и ударил мумию в горло, оставив аккуратный разрез на бинтах.

Глаза его выпучивались, лицо багровело. Арсеникум приблизил к нему тлеющие зеленым головешки глаз и невнятно и агрессивно прошипел «негоциант…» и усилил нажим.

Замки подались и, волоча на себе Андрея, Поляков с Максимом ринулись мимо дерущихся к двери, туда в безопасную тьму, в которой не скрывалось никаких привидений.

Уже выбегая за порог, Поляков обернулся и увидел, как изловчившийся каннибал размахнулся и всадил свой мясницкий нож по рукоятку в голову Арсеникума. Брызнула дурнопахнущая жижа, Арсеникум взвыл, мотая головой и вцепился крошащимися зубами в лицо противника. Каннибал тонко и пронзительно завизжал, как визжит на бойне свинья, тупенькие глазки которой уже видят всех до единого сгинувших ее свиных родственников.

Визг этот длился и длился – тоненький и переливчатый, как звонок мобильного телефона умершего нехорошей смертью приятеля Андрея Якутина, пока тяжелая внешняя дверь квартиры с железным грохотом не захлопнулась, отрезав всякие звуки внутри обреченной квартиры.

А трое уцелевших бежали вниз со всех ног, стремясь как можно скорее отдалиться от места схватки. Остановились лишь на четвертом этаже, где лестничный пролет вдруг сильно сдавал в размерах, стремительно уменьшаясь по мере продвижения вперед, пока не приобретал нулевую ширину. При этом туннель казался трехмерным воплощением перспективы и создавался эффект, что лестница, скручиваясь в спираль, удаляется в бесконечность, от которой тут же начинала кружиться голова.

Задыхаясь, остановились. Обессиленный Якутин привалился к стене. Изможденное его лицо, меж тем, выражало тихое счастье и тихая улыбка нет-нет, да и появлялась на нем.

Простор уходящей в перспективу спирали кружил сбежавшему узнику голову.

Поляков некоторое время оглядывался назад, но там было тихо и покойно – судя по всему, схватка оказалась фатальной для обоих противников.

– Спасибо… спасибо вам за то, что отомкнули наручники… за все спасибо, – наконец произнес Якутин, – я думал, так и сгнию с выродком этим. Верите, когда вся эта катавасия с домом началась, подумал что наконец-то с ума сошел и так легко мне стало.

Меня ж этот ублюдок три месяца взаперти держал, на хлебе и воде, на моих глазах напарника убил и съел, и Пашку, и родителей его… всех… Через луну прыгать заставил. А уж, в полете, так вообще…

– Да что мы, – сказал Поляков, – ты сам молодец! Так грамотно вокруг пальца его обвел с наручниками. Напугал его, истории эти про призраков… я и сам напугался, если честно.

– А откуда вы столько про призраков знаете? – спросил Максим.

Якутин поднял голову, наморщил лоб:

– Про призраков? Но я ничего не знаю про призраков – никогда не интересовался этой темой. Она мне всегда казалась какой-то… чересчур нереалистичной что ли!

– Но постой ты же целую лекцию нам прочитал, – удивился почтальон, – а потом еще и вызвал!

– Я прочитал… – удивленно спросил Андрей, недоуменно переводя взгляд с Крохина на Полякова, – я вызвал?

Максим и почтальон переглянулись, и Константин Поляков тихо, одними губами, словно про себя, произнес нечто похожее на «дом…», но что именно, никто так и не узнал.

Отдохнув еще с четверть часа, они поднялись и пошли на пятый этаж, где ждала скромная, обшитая дешевеньким дерматином дверь, ведущая в подъезд номер два. Они надеялись добраться туда живыми.

Выполненные в виде кусающей себя за хвост позолоченной змеи стрелки атомных часов вечности, на двенадцати алмазных камнях, в очередной раз повернулись вокруг своей оси, когда на темном захламленном чердаке подъезда номер три встретились две тройки людей.

Появившись из разных входов, они остановились, настороженно глядя на соседей. Обе тройки выглядели неважно – усталые, с синяками и кровоподтеками, с мрачными огнем в глазах и в изодранной одежде. Они стояли и смотрели друг на друга, всматривались в лица этих малознакомых и вовсе незнакомых людей – лица тех, кого в обычной, ныне сгинувшей жизни, они почти и не замечали. Но сейчас, в этот момент, здесь на крошечном островке спокойствия, посреди бушующего хаоса, они вдруг ощутили между собой некое родство, некий связующий элемент, из-за которого эти усталые пришельцы начинали казаться чуть ли не братьями. Миг, и напряжение спало, и на лицах появились улыбки, люди шагнули и скрепили ладони в рукопожатиях.

– …ведь это же вы выписывает журнал «собаководство»?

– …я, а вы приносите почту? Много раз видел вас…

– …а ты тот самый парень, что все время тащит в квартиру всякие коробки со сложной аппаратурой…

– …да ничего сложного, а ты друг Пашки, ну, того, что в соседнем подъезде живет?

– …жил, к сожалению… ну да ничего, мы то живы, приятно познакомиться!

– …а ты малец, все еще играешь в «катастрофу»?

– …теперь я в ней живу, у нас ваша собака в прошлый раз утащила клад…

– …а вас я где-то видел… только не помню где. Это не ваш «лексус» время у подъезда так неудобно паркуется, нет?

– …нет, но ты много раз переступал через меня, парень… но, впрочем, это в прошлом!

– …ой, какая замечательная, а можно погладить? Как ее зовут?

– …Чука, в честь погибшего… На подержи… Максим, так тебя звать? Не бойся. Она ласковая, как котенок.

– …Как смешно сопит! Нос морщится… розовый!

– Ну что, вы сделали это? Дошли до почтового ящика? – спросил Константин Поляков.

Красноцветов покачал головой:

– Нет, ящик мы не нашли, но мы отыскали лучше – мы узнали, что третий подъезд не замкнут. Лестница идет до самого низа, во входной тамбур, и из него есть выход.

– Что? – раздались голоса, – там нет провала? Нет скрученного в ленту пространства? И лестница не свивается в перспективу? Не может быть!

– Я говорил, что выход должен быть, – сказал Поляков, – но вы пробовали пройти туда?

Троица синхронно вздохнула – Ткачев покачал головой, Валера рассеянно поглаживал Чуку, а Красноцветов сказал:

– Нас не пустили.

– Кто это был?

– Не кто, а что – дверь. Обычная такая стальная дверь, массивная…

– Панели из розового дерева, ручки – фулл-брашт алюминий, замки фирмы «крейг», лист углеродистой стали толщиной десять миллиметров, двойное армирование, около двух с половиной тысяч долларов, – вставил Валера.

– …да, мы попытались войти и не смогли. Дверь заперта.

– То есть, заперта, – спросил Поляков, – все двери в доме открыты, мы уже не раз убеждались.

– Она закрыта. Больше того, вместо скважин для ключей на ней стоят некие электронные устройства… такие, вроде…

– Там цифровые замки, плюс система распознавания отпечатков пальцев – ступенчатое сканирование, сличение по двадцати пяти позициям – не обманешь даже если захочешь, к тому же полная блокировка после трех неудачных попыток, – сказал Ткачев, – и выведение смертельного напряжения на дверь, в случае взлома. Знакомая практика!

– От себя могу лишь добавить, что на двери висит табличка: «осторожно злая собака»… это все, безусловно, отбивает желание попробовать войти.

– Но, два раза-то вы могли попытаться? – сказал почтальон, – здесь все может быть – ну как она сработала.

– Не сработала бы, – произнес Алексей Сергеевич, – мы могли сколько угодно дактилоскопировать свои конечности – это не поможет, могли бы даже сейчас пойти проделать это все вместе. Но это бесполезно – дело в том, что устройств – семь!

Воцарилось молчание. Ночь за тусклым окошком так и не закончилась – желтая луна светили из-под далеких облаков. На чердаке пахло пылью, крысиным пометом и порушенными надеждами.

– Выходит не всех я собрал, – негромко произнес Поляков.

– Выходит не всех, – Красноцветов кивнул, – но это еще не все. Консьержка все еще там.

Якутин хмыкнул:

– Я совсем не удивлен. Она была такая въедливая, что я никогда не сомневался – бабка пережила и этот катаклизм.

– В том-то и дело что не пережила. Во всяком случае, не в том виде, как обычно, но вам, наверное, знаком тот, кто теперь охраняет вход вместо нее. Там сидит клоун.

– Что, опять клоун? – удивился Поляков, – везде этот клоун, да кто он такой в конце то, концов?

– Я думаю, настало время немного прояснить ситуацию, – представительно произнес Алексей Сергеевич Красноцветов, – Константин, у тебя вроде в нашу прошлую встречу были какие-то гипотезы?

– Были, – сказал Поляков, – и со временем подтвердились. Вам троим я уже говорил, а вот вы, Максим и Андрей, еще этого не слышали.

– Ну же, – сказал Якутин, – как ты это все объяснишь? Весь этот бедлам?

– Объяснить его невозможно, – произнес почтальон, – но его можно принять и поверить в него. Для начала усвойте, что все вокруг, каким бы безумным оно не казалось, имеет свою систему. Она упорядочена, пусть это и не видно с первого взгляда. Есть несколько нитей, что объединяют весь этот хаос.

Первая – это дом. Мы не можем покинуть его пределы. Его внутренности пожирают сами себя – у нас тут полный набор пятимерных пространств, вкупе с временными парадоксами.

Но! При некотором умении мы можем перемещаться в нем – и сегодняшним присутствием всех шестерых на этом чердаке успешно подтверждаем это. Перемещаемся мы с помощью второй связующей нити.

Вторая нить – это наше прошлое. Наши поступки, начиная с зимы и кончая тем днем, когда мы все заснули, а также наши мечты, наши страхи и надежды. Пример – вот он я – я был почтальоном и мне досталась нехорошая история с письмом, а за этим последовала эпопея с курьером и сейчас, стремясь пройти в соседний подъезд, я вновь вынужден что-то нести, что-то доставлять. Задумайтесь! У вас всех что-то было, которое как в зеркале отразил этот свихнувшийся дом!

Собравшиеся кивали. Да, они ведь и сами замечали все это, да только безумие и постоянный риск не давал им собрать доводы воедино.

– У тебя ведь была электроника, так? – спросил Красноцветов у Ткачева, – ты ведь был связан с компьютером… как это сейчас называют – хакер?

– Просто пользователь, – усмехнулся Александр, – но да, до того как все началось, я больше жил там, нежели здесь. А эти собаки? У вас есть собака, Альма, неужели все из-за нее?

– Скорее из-за меня, как видишь, чрезмерные увлечения иногда плохо кончаются.

– А меня Сеня Гребешков доставал! – сказал Максим, поворачиваясь к Полякову, – потом он постарел, умер и пролежал в гробнице семьдесят лет, но все равно так и не отстал!

Только это было уже во сне.

– Вот! – произнес Константин, – Сны – это нить номер три, напрямую связанная со второй. Они проистекают из того, что случилось с нами зимой, но гротескно искажают происходящее. Старые враги, старые страсти уже с нами, но теперь у них другие лица!

Старые долги не оставляют нас в покое. Не знаю, думаю, если сравнить наши сновидения, еще что ни будь всплывет. Однако уже сейчас можно сказать – они не закончились, а плавно перетекли в нечто новое. Теперь открывая свою дверь здесь, в доме мы попадаем в странное смешение снов и яви – винегрет, от которого становится дурно. Но именно в этом наша сила – помня свои сновидения, помня правила, мы можем если не подчинять, то, по крайней мере, лавировать и оставаться живыми в этом жутком коктейле.

– Я помню… – отрешенно сказал Валера, – но ведь я то тоже не остался другим! Я изменился, после того, как пришли сны.

– Нить номер четыре – это мы сами, – сказал Поляков, обводя взглядом остальных, – мы – соседи. Не знаю почему, но нити судьбы каждого из нас собрались здесь. Не подлежит сомнению также, что хотя каждый обладает своим собственным сновидением, он может влиять на сорвавшиеся с цепи сновидения других, это тоже доказано опытным путем – яркой иллюстрацией будет дверь, преградившая путь посланной на разведку тройке. Нет сомнений, что она представляет собой сборную солянку из разных квартир… или взять хотя бы наши с Максимом посиделки с людоедом.

Алексей Сергеевич, Ткачев и Валера глянули друг на друга и кивнули, соглашаясь с Поляковым – по пути вниз они уже насмотрелись на откровенно тошнотворные сочетания.

– Нить номер пять, – сказал Константин, – сквозные персонажи – несколько личностей, как реальных, так и взятых из снов, которые следуют за нами за квартиры в квартиру, держа след, словно гончие. Они страшно меняются внешне, пройдя сквозь горнило катаклизма, но внутренне остаются неизменными, а именно – нашими врагами. И тут нить номер пять сплетается с нитью номер один, два и три – как и мы, они не привязаны к определенной квартире, как и у нас, у них есть прошлое – но, скажите, что стало с настоящим Сеней Гребешковым? И, наконец, они тоже прошли сквозь сны и вышли с другой стороны. Они как мы, за тем исключением, что они не настоящие. К счастью, они подчиняются тем же законам, установленным домом, и вынуждены играть по правилам, а значит, их тоже можно победить. Это доказали мы с Максимом и Андреем – столкнули людоеда и Арсеникума – бывшего Арсентия Гребешкова – и, похоже, они нам уже не угрожают… И есть еще нить номер…

– Нити… – проворчал, вдруг, Якутин, делая шаг вперед, глаза у него блестели, – нити, нити… Так много нитей, и они сплетаются друг с другом! Это не нити, Поляков, это клубок! Узел! Сеть! Мы все опутаны этими нитями, мы идем по ним, не в силах свернуть.

Мы как… марионетки! Дешевые куклы в дешевом представлении – кто-то наверху дергает нас за ниточки, подсовывает нам наши собственные страхи и надежды и смотрит на нашу реакцию! Нас ведут уже долгое время! А кто же зритель, Костя? Скажи, мне?

– Да, ты прав, это клубок… – негромко сказал Поляков, – и эти нити – за них действительно кто-то дергает, и есть зритель, который смеется, азартно сопли и пускает слюни в самый острый момент.

– Да вы поглядите на это все! – крикнул Якутин, оборачиваясь к соседям, – Это же дешевый балаган! А мы тут звезды, на нас смотрят, мы увлеченно играем, да вот только гонорар все равно достанется тому, кто дергает за ниточки! Балаган! Представление!

Вот, у нас даже клоун свой есть!

– Кстати клоун, – вставил Поляков, – вот это загадка! Это нить номер шесть. Почему я выделил его в отдельную нитку? Его не было раньше. Его не было в снах. Он появился только теперь, когда мы прошли сны и пытались выжить среди рушащихся всех до единого устоев.

– Кто же он тогда? – спросил Красноцветов, – что ему нужно?

– Он не из снов, это точно, – мне кажется, он со стороны. Он один тут, из всего этого сонма, не соприкасается ни с одной нитью.

– Ты думаешь, он связан с кукловодом? – спросил Ткачев.

– Может быть, но нет сомнений, что клоун мешает нам, – кивнул Поляков, – все его действия были направлены на то, чтобы не дать нам собраться вместе. То, что у него это не удалось – слепое везение. И, внимание! Вот эта ниточка представляется мне наиболее важной. Клоун – зацепка! Он не из нашего представления – откуда-то еще! Он – извне! – Поляков сделал паузу, потом снова обвел взглядом своих слушателей, – вы понимаете?

Извне! И, поэтому, я бы настоятельно рекомендовал отыскать его, и заставить сказать нам правду.

– Ха! – сказал Валера, – ну ты сказанул, однако! Это ж, получается, наш самый упорный враг, а мы к нему на рожон полезем?

– А я бы полез! – сказал Ткачев, хмуро, – я то, что он мне в кресле устроил, никогда не забуду. Найти бы его, да поквитаться!

– Он и меня в «Долину фараонов» завлек! – выкрикнул Максим, – я тоже припомню.

– А я из-за него чуть не проиграл эстафету, – сказал Поляков, – да поймите же – он наша единственная надежная нить – за него цепляться надо, иначе все – утонем, накроет нас шиза эта! И представление дойдет до конца по сценарию… и вряд ли он будет хорошим, этот конец. Счастливым… Алексей Сергеевич, вы как?

– Если мне это позволит больше никогда не слышать собачьего лая, я, пожалуй, готов рискнуть… Вот только как вы собираетесь его ловить? И где?

– Он приходит не в каждую квартиру. Неплохо бы отыскать надежный вариант, и появиться там, не привлекая особого внимания. Знать бы, где нам не сразу дадут главную роль. Где мы сможем затеряться! – произнес Константин, – думайте! Чья из квартир подходит больше?

– А ведь я, пожалуй, знаю, – с некоторым удивлением сказал Валера и, пошарив в нагрудном кармане своего дорого пиджака, извлек огненно красный платок с монограммой и смятый лист бумаги бежевого цвета.

– Что это? – спросил Красноцветов, – неужели…

– Да, это из моего почтового ящика.

– Гадость… – сказал Ткачев, – что, опять рекламная брошюра?

Валерий покачал головой и передал лист почтальону, который подошел поближе к окну чтобы разглядеть текст. Остальные сгрудились вокруг, любопытствуя.

Это был лист дорогой веленевой бумаги с изумительной красоты золоченым тиснением – в верхней части страницы, под отпечатанными пухлыми ангелочками в викторианском стиле, каллиграфически было выведено: «господину В.В.Золотникофф`у», а ниже следовал столь же выверенный текст:

"Сударь мой милый Валерий Валерьянович! Имею честь пригласить Вас на карнавал по случаю окончания сего года, что, милостью патриция нашего, послезавтречка устраивается. Ждем вас с нетерпением в нашем скромном обществе, и поелику надеемся этим обществом скрасить ваш досуг, в десять вечера, в подъезде номер три, в квартире 77. И не забудьте маску!

Всегда ваша, баронесса Маньянна фон Бософф".

От листка слабо пахло цветочными духами, которые пробуждали у большинства присутствующих сладкие воспоминания об элитных альпийских курортах, а у Максима и Полякова о склепах и мумиях. Низ приглашения венчали две картинки: изящная шарманка конца девятнадцатого века слева и уродливое изображение криво улыбающегося клоуна справа, которое страшно диссонировало с общей стилистикой письма.

– Ну да, конечно! Где еще искать клоуна, как не карнавале! – произнес Ткачев.

– Кажется, вопрос решен, – провозгласил Валерий Золотников, с великолепной небрежностью пряча платок обратно в карман, – я надеюсь, у всех есть маски, господа?