– Беспечно пасется за решеткой в зверофермах Мясника, – окончил за него Дзен.

– Теперь я, кажется, понимаю, почему вы отправились в свой поход, – сказал Алексей Сергеевич и со стоном воздел себя на лапы.

Ближе к вечеру тракт расширился и пахнуло далеким жильем. К этому времени все уже выбились из сил и едва тащились. Больше всех утомились коротконогая Дося и массивный, не склонный к быстрому передвижению Дзен. Мелкий Чак, напротив, топал как заведенный.

Патрулей больше не попадалось, да и вообще тракт казался опустевшим. Дзен сказал, что основное население живет подле дворца Мясника, там, по крайней мере, не бывает перебоев с водой.

В какой то миг дорога пошла в гору, миновала пахнущее вереском и паутиной редколесье, и миг побалансировав на вершине холма, побежала вниз. Звери же на гребне остановились.

– Собачий хутор, – сказал Дзен, – нам повезло, я думал, не успеем до темноты.

Красноцветов смотрел вниз на нелепое сооружение, которое и являлось постоялый двором.

Чем-то оно напоминало соты, по недомыслию скрещенные с колонией птичек-ласточек или чижей. А технократ, несомненно, нашел бы аналогию в многоэтажном гаражном комплексе.

Только на огромной, лысой, вытоптанной, проплешине роль гаражей исполняли будки.

Типичные и очень характерные собачьи домики теснились рядом друг с другом, выстраиваясь в идеально правильный строй. Меж ними образовывались какие то свои улочки, переулки и тупички. В данный момент плотно забитые разношерстным собачьим стадом. Будки были совершенно одинаковые и безликие – по аналогии с гостиничными номерами.

Дух от хутора шел потрясающий. Был он похож на запах тракта, но если тракт был серый, вымерший, тот тут запахи были живые и яростные, смешивающиеся в одну крикливых расцветок, массу. Из-за этого двойственному зрению Красноцветова казалось, что проулки ярко освещены.

С тревогой он отметил, несколько черно-багровых теней мелькнувших в общей, пахучей, массе и указал на это Дзену. Тот качнул головой:

– Не страшно. Тут такой фон, что легко затеряемся.

Они спустились вниз, и следуя за своим вожаком начали пробираться сквозь нелюдскую толпу. Красноцветов отметили, что животные в основном отощавшие, с выпирающими из-под тусклой шкуры ребрами. Но не грызлись, даже не высказывали неудовольствие, когда толкались и налетали друг на друга. Неожиданно утратив возможность обонять в этом смешение запахов, Алексей, чуть было не потерял своих спутников. Испуганно стал оборачиваться – собаки были везде, светло-серые, темно-серые, черные. Только очень сильные эмоции, а, следовательно, и запахи могли прорваться, через общий благоухающий фон.

Красноцветова нашла Альма и легонько куснула за холку – не отставай!

Судя по всему, Дзен хорошо ориентировался в лабиринте собачьего хутора. Не прошло и четверти часа, как он вывел команду на окраину, и, остановившись подле будки-коттеджа с номером 256, стукнул в дощатую стену.

Из пахнущей псиной тьмы будки возник потрепанный фокс с седой, клочковатой бородой.

Увидев группу, он комично вытаращил, глаза, но совладал с собой и даже не стал испуганно оглядываться в поисках патруля.

– Мы пришли, – сказал Дзен.

– Я вижу, – пробормотал Фокс, нервно переступая лапами, – все готово. У нас переполнено, но для вас… для вас всегда найдется! Вы не бойтесь.

– Еда, питье? – спросила Альма, – патруль догадывается.

Фокс прижал уши. Пахло от него страхом:

– Воды нет, два дня как выдали пайку. Уже все выпили! Но кролик есть, старый, правда…

– Давай!

Фокс засеменил сквозь толпу, короткий обрубок хвоста его понуро висел. Видно было, что пес до икоты боится.

Конуры ими нашлись опять же на окраине. Но удобные – стояли радом друг с другом.

Животные стали размещаться в своих одноместных будках, устало вздыхая. Фокс торчал рядом и выкладывал местные слухи:

– Ищут вас. Мясник знает, скоро по провинциям разошлют описания. Запах они ваш найти не смогли… повезло.

– Уничтожили? – быстро спросил Дзен.

– Красный перец… – сообщил фокс и вздрогнул.

На мордах собак отразилось искреннее отвращение. Красноцветов оглянулся на Альму:

– Не пробовал? – спросила овчарка, – повезло. Ядерная смесь дышать ей – все равно, что нюхать горящий напалм.

У себя в будке Красноцветов нашел травяной матрас, пропитанный чужими выделениями, да ржавый кран без вентиля. Что торчал аккурат из центра торцевой стены. Под ним обнаружилось треснутое деревянное корытце, абсолютно пустое и вылизанное до блеска легионами чужих языков.

Возможно, это и был комфорт по-собачьи. Рожденный человеком Алексей Сергеевич тяжело вздохнул и вышел в вечереющий день.

Фокс принес кролика. Посмотрел на одинокую пыльную тушку и сказал:

– Не поверите, всем коллективом собирали. Нам ведь для движения ничего не жалко, вы не думайте. Душой мы всегда с вами, – он огляделся и, понизив голос до еле слышного шепота, тявкнул:

– долой мясника! Долой!

Звери понуро рассматривали товарищескую помощь. Кролик выглядел неважно. Начать хотя бы с того, что он мертв уже недели две. Кроме того, приходилось признать, что умер он, скорее всего, от голода.

– Ну что ж, – вздохнул Дзен, – нам хороша любая помощь. Мы признательны.

Фокс подобострастно закивал, вздымая пыль и чужие ароматы, еще раз, дурея от собственно смелости рявкнул «долой Мясника!», и поспешил оставить их – в улочку вывернул патруль.

Красноцветов смотрел, как лощеные псы проплывают мимо – ровным, самодовольным строем.

Глаза горели, ноздри жадно раздували и ловили миллионы окрестных запахов. На дохлого кролика даже не покосились – были сыты.

Переждав патруль, группа устроила скудную трапезу. Глядя на серую, высушенную тушку, Дзен мрачно пропел несколько строк о беспечной, резвящейся на просторах дичи.

По негласному договору кролика отдали самым маленьким – Досе и Чаку. Причем последний жрал так активно, что бульдожке перепало от силы треть.

– Мне нужны силы для борьбы против тирании, – объяснил сконфуженный Чак, видя негласное осуждение товарищей, – ведь, это я, я поведу вас!

Они кивали, пряча глаза. К счастью, толкнувший очередную речь Дзен, отвлек их от тяжелых мыслей.

– Нас всего шестеро, это да, – сказал он, вольготно располагаясь подле своей конуры.

Остальные уселись рядом – не дать ни взять группа студентов перед лектором, языки высунуты, глаза горят и смотрят с обожанием, – Но мы не собираемся брать врага силой.

Мясник могуч. Его крепость из антрацита венчает собой абсолютно неприступную скалу, и есть только один путь наверх. Узкая эта тропа день и ночь патрулируется отборной личной гвардией мясника. Не пропускает никого, никакие личные просьбы и мольбы не могут долететь до самых верхов. Помимо этого есть три поста охраны и могучие стальные ворота. Ключи от них есть только у охранников на постах, и охрана не спешит ими поделиться.

Целая армия псов не сможет прорваться к замку, благо прецеденты уже были.

Собаки загрустили, взгляды опустили к вытоптанной, пахучей земле. Видимо, вспоминали прецеденты. Красноцветову пришло в голову что этот мир и вправду мало похож на собачий рай.

– Но даже прорвись мы ценой огромных жертв в замок, – говорил Дзен, – то и тут мы упремся в хитроумный лабиринт, заполненный ловушками и ведущий во внутренние покои замка. Только самые приближенные Мясника знают как через него пройти. А они, увы, редко посещают нас.

– Боятся нашего гнева! – рявкнул Чак фанатично.

– И заслуженно, – вставила Альма.

– так или иначе, силой нам не пройти. Но сила – это лишь один путь!

Потихоньку начинало темнеть, небо теряло свой стальной блеск и наливалось мутной чернотой. Красноцветов с тоской подумал, что красота закатов в этом мире для него полностью и бесповоротно утрачена. Звезды на небесах так и не зажглись, то есть теория, что собачье зрение слишком слабо, чтобы видеть их полностью подтвердилось.

Черно-белый и оставляющий массу места фантазии закат частично был компенсирован возможностью отлично ориентироваться и в темноте. Яркие шлейфы запахов с окончанием дня ничуть не померкли – напротив, стали ярче, изысканней, словно исчез тот постоянный мощный фон, что приглушал их краски при солнечном свете.

Красноцветов втянул воздух ноздрями, теперь и он знал, что может добраться в другой конец лагеря не заблудившись. Алхимическое смешение тысячи ароматов освещали улицы куда лучше тысячи ксеноновых ламп. Алексей Сергеевич, глянув на это буйное цветное мерцание, вдруг сделал для себя забавный вывод – а ведь не плох этот мир собак… и даже ощутил неясный позыв спеть песню про пастбища. Может быть, Дзенова харизма подействовала?

– Так как же вы собирается проникнуть к Мяснику? – спросил Алексей.

Дзен наградил его кивком, каким лекторы награждают задавшего правильный вопрос слушателя:

– Вот здесь стоит Чак, наш с вами товарищ, который не побоялся выступить против Мясника. Раньше Чак работал информатором и осведомителем в службе тирана! Он, вот в этой своей маленькой голове держит сеть коммуникаций антрацитового дворца! Есть труба…

– Целый тоннель!! – воскликнул Чак.

– Да, тоннель, который ведет во внутренние покои. Обычно он полон воды, но раз в три дня, она отключается для плановой проверки. Именно в этот момент…

Именно в этот момент полыхающая ароматами ночь вдруг расцветилась болезненнооранжевым духом напряженного ожидания. Именно так, подумал Красноцветов, может пахнуть наркоман, перед очередной дозой – болезненно тяжкое ожидание.

Одновременно вой сотен глоток придал, почти заглушил одинокий хриплый сигнал рога.

Чак вскочил:

– Нам повезло! Сегодня выдают воду! Скорее по конурам!

Действовали быстро, Алексей Сергеевич и не заметил, как оказался в душном своем номерке, в почти молитвенной позе перед ржавым сантехническим агрегатом.

Вслед за воем последовала долгая, мучительная и смешанная с запахом ожидания пауза.

Кран издал рыгающий звук в лицо Красноцветову. Острый железистый запах потек из его нутра, а следом в корытце рванулся поток чистой и прозрачной как слеза воды – почти такой, о которой пелось в песне. Поток этот низвергался с гневным шипением, пока не наполнил корытце до половины, после чего кран еще раз рыгнул и воду перекрыл.

Только глянув раз на свое отражение, Красноцветов жадно припал к благословленной влаге, и не замечал ничего, пока его язык не начал впустую шлепать по дну корыта.

Жажда была более или менее утолена, но и воды больше не осталось. Алексей Сергеевич качнул кран, но выдавил лишь еще одну тяжелую каплю влаги.

– "Да", – подумал он, глядя, как она шмякается о полированное дерево (языками ведь полированное!), – «теперь, кажется и мне хочется свергнуть Мясника».

Остальные ждали его на улицы. Выглядели довольными, но вместе с тем смущенными, еще бы – в очередной раз отведали с милости Мясника!

– И это на два дня? – спросил Красноцветов.

– Увы, – сказал Дзен.

В густеющей (но вместе с тем проницаемо для запахов) тьме, поговорили еще о туннеле, его длине и пропорциях. Подробно обсудили хронометраж. Но никто почему-то и не упомянул о том, что они будут делать собственно после того, как попадут внутрь.

С тяжелым чувством и проснувшейся жаждой обросший шерстью Алексей Сергеевич Красноцветов удалился спать, и всю ночь просыпался оттого, что подрагивающие и бегущие куда-то лапы то и дело бились о край пустого корытца.

Встретив черно-белый рассвет, снова тронулись в путь. Долго и мучительно тащились сквозь благодатные, черноземные, наполненные сочной серой травой пастбища. Увы, беспечная и не догадывающаяся о своей тяжелой судьбе дичь паслась теперь за чугунной решеткой. Трава радовала глаз, но здесь, в Мире собак, ее сочность была скорее оскорблением.

Дорога тянулась, вытоптанная сотнями чужих лап и впитавшая сотни чужих запахов, так, что теперь они сливались в единый тяжелый аромат, пресловутый запах пути. Вдыхая его пополам с едкой пылью и мошкарой (единственным представителем беспечной дичи на этих просторах) Алексей Сергеевич Красноцветов подумал, что уже чувствовал его раньше.

Выезжая в шесть утра, в сторону Москвы, чтобы успеть на самолет, или пробираясь под холодным дождем к электричке, чтобы отмахать семьдесят километров и попасть на дачу – в такие моменты он и чувствовал этот запах – сливающийся из горячего металла, или промокшего от дождя дерева запах пути. Просто тут он ощущался отчетливее. И у этого запах была своя особенность – его чувствуешь только пока идешь, находишься в движении.

И собаки устают – к вечеру четыре лапы начали надсадно болеть. Дважды скрывались от патрулей в лесу, шерсть окончательно пропиталась мелким суглинком и все животные сровнялись в цвете, так, что издали их, наверное, можно было принять за группу уродливых волков разного возраста.

Один раз раскопали источник. Пили долго и с удовольствием, вспоминая собачий хутор, и с чувством ругая Мясника. Вид уходящей в грунт воды пробуждал застарелую грусть.

Вечером говорили много и чувством, о все том же Мяснике, о политике и о тучных стадах беспечной дичи. Красноцветов спросил откуда возник Мясник и что было до него, но получил в ответ расплывчатые философствования Дзена. Вообще, начинало казаться, что до мясника не было ничего, либо этого просто не помнили.

– А ручьи и беспечная дичь? – спрашивал Алексей Сергеевич, – а что будет если пройти мир собак насквозь?

– Может быть, новый мир? – отвечал Дзен, – природа циклична, и за Миром собак, может быть, например Мир Кошек, или – сразу поправился он, видя написанное на мордах соратников отвращение, – скажем Мир Хомячков. А над нами Мир Птиц и Пчел. Но это неважно! Важно, что там наверняка есть свобода.

Спели собачий гимн, а ночью взошла луна. Красноцветов совсем не удивился, когда увидел на ней череп собаки.

Весь следующий день тоже прошел в пути. Леса поредели и сменились высушенными солнцем степями, поросшими крошащимся мертвыми злаками. Трава, хоть и неживая, была, однако достаточно высока, чтобы в ней можно было прятаться, что и проделала компания низвергателей престола, когда почуяли впереди стаю степных волков.

Звери были поджарые, злые, с такой же белесой и выжженной солнцем как и окружающие злаки, шерстью.

Чтобы избежать хвостатых мародеров компании пришлось сделать порядочный крюк и топать лишние тридцать километров по ровной как стол степи, в которой двигалось разве что солнце, да и то к горизонту.

– Откуда эти волки? – спросил Красноцветов, – они ведь нападают на путников?

– Нападают, – подтвердил чау-чау, – они гроза одиночек. Волки были и раньше, но в последнее время их становится все больше и больше. Тракты пустеют, все стараются держаться в городах или хотя бы постоялых дворах – там, где есть выход воды. Вот эти и занимают свободные площади. Приходят откуда-то из-за границы. Так, что если и есть какой ни будь мир подле Мира Собак, то наверняка это Мир Волков.

– А Мясник, с его патрулями, он их не гоняет?

– Мяснику это не нужно. Он только хочет, чтобы его боялись. В данном случае волки ему только на руку.

К вечеру достигли города – выстроенного прямо в степи, шумного грязного и похожего на увеличенный в сто раз собачий хутор. Конуры здесь были трех и четырехэтажными, тут и там торчали замысловатые конструкции, целью которых было, несомненно, удерживать и доставлять воду. Было здесь шумно, и пыльно настолько, что ело глаза и нападал нестерпимый кашель.

В город вошли уже в поздних сумерках, но перед тем как устроится на ночлег, Дзен повел всех посмотреть на дворец.

Обиталище тирана располагалось на самом высоком месте города – земляном кургане, когда-то видимо бывшим пологим и напоминавшим древние захоронения в восточной Монголии. Но теперь курган кто-то обтесал со всех сторон и он обрел отчетливые цилиндрические очертания, постепенно сужаясь к вершине. В подножии он уходил ниже уровня земли, потому что имелся еще и широкий ров, заполненный до середины густой, словно каша, и омерзительно (даже для собак, которые могли выделить полсотни запахов, каждый из которых был омерзителен по-своему) воняющий.

Замок был наверху – абсолютно чужеродная ландшафту конструкция из черных поблескивающих блоков. Было в нем то-то готическое, не был он не воздушным, не просто красивым – никаких изящных башенок и шпилей. Нет, он скорей напоминал прижавшегося к вершине горы ежа – злобно растопырившего острые иглы, вершины которых венчали химерические флюгеры.

Дорожка была и впрямь одна – ровный и укрепленный пологий остаток холма шириной от силы в метр. Дважды эта дорога в небо прерывалась черными арками, с массивными запертыми воротами. Когда окончательно стемнело, в караулках затеплился тусклый свет.

И здесь нашелся сочувствующий движению – на этот раз беспородный облезлый пес с буйным прошлым и кривыми задними лапами. Поминутно оглядываясь и разговаривая сиплым тюремным шепотом, он провел их чуть в сторону от дворца и разместил на третьем этаже местной многоэтажки. Ровные ряды круглых проемов больше, чем когда-либо казались безумной версией птичьих колоний.

Не без умысла, но фасад здания выходил на дворец – четко выделяющегося во тьме.

Темное на темном… Алексей Сергеевич долго не мог найти объяснения, почему дворец виден. Потом понял – это запахи. На фоне запахов он выделяется. Дворец пах водой и чьей то болью. От этого духа непроизвольно вставала шерсть на загривке.

Глубокой ночью Красноцветов проснулся. Полежал на боку в тесной, пропахшей чужими снами каморке. Двинул ухом, чутко вслушиваясь в ночную жизнь.

Тишина. Где-то лают собаки.

Он почувствовал, как пасть расползается в нелепой гротескной улыбке. Конечно собаки… мир собак.

Красноцветов понял, больше не хочет спать. Запахи будоражили.

Он вышел на шаткий деревянный помост, служивший здесь одновременно коридором, балконом и лестницей. Замер, втягивая ноздрями ночь. Дворца не видно, но сразу можно сказать, где он находится.

Дзен лежал на краю помоста, бесстрашно деля обиталище с пятнадцатью метрами пустоты.

По небу взбиралась собачья луна, и невозмутимый профиль чау-чау на ее фоне казался египетским сфинксом.

Красноцветов улегся рядом, вперил чувствительный взор в темноту, спросил:

– Не спиться?

– Нет, – сказал Дзен, – как тут заснуть. В восемь утра поток нечистот отключают и идет тестинг в течение часа. Мы должны успеть пройти до коллектора.

– Успеем? Чак точно знает?

Дзен помолчал. Красноцветов подумал, что он так ничего и не скажет, когда чау-чау тихо проговорил:

– Есть еще один повод, почему мы идем к Мяснику.

– Какой же?

– Это ведь самоубийство, лезть в самое гнездо, к сотне стражей? Движение, движением, но никто из нас не хочет так умирать. Убив мясника, или оставив его в живых.

– Так на что же вы надеетесь? – спросил Алексей Сергеевич.

– Есть Собачий рай, – сказал Дзен.

– О, да. По-моему имеется много способов попасть туда куда более простым путем.

– Нет, Собачий рай существовал в действительности, и он находился, – Дзен поднял лапу и ткнул в пахучую тьму, – Там. Где сейчас стоит дворец Мясника. Там были врата. Кто чувствовал потребность или желание – уходил туда. В рай для собак. Не знаю, как он выглядит, да это и не важно. Важно, то, что он есть. Но Мясник… и его закрыл.

– Постойте, но… это разве не миф?

– За троном узурпатора есть люк, обычный квадратный люк – наша мечта и всех, кто живет вокруг нас. Мясник не пускает туда никого. Сделав нашу жизнь невыносимой здесь, он перекрыл путь и туда. Пусть раньше уходили лишь, избранные, пусть! Но теперь и им дорога закрыта!

Дзен досадливо мотнул головой:

– Наше единственное право! Наш выбор! Наш рай! – он повернулся и глянул на Красноцветова поблескивающими от Луны глазами, – и клянусь, я доберусь до него за это!

До него, а потом до его запечатанного эдема!

Он замолчал, тяжело вдыхая вонючий воздух.

– А они, – Красноцветов мотнул головой в сторону спящей команды, – знают?

– Это знание избранных, друг мой, – сказал Дзен, – но они будут рады пойти вслед за мной туда. Первые за много-много лет.

Он поднялся со скрипнувших досок, повернулся к Красноцветову:

– И ты будешь рад.

И ушел к себе, напевая про тучные стада и звенящие ручьи.

Ночью Красноцветов не спал – слышал, как ходят патрули и источает угрозу дворец.

Рано утром все поднялись – напружиненные, собранные, глаза остекленели, челюсти сжались, а кое у кого подрагивали лапы. Незамеченными, собаки пересекли город и оказались у котлована, в чахлых зарослях у кромки которого сочувствующими был спрятан плот.

Солнце вяло ковыляло по небосклону, выставив свой серый ото сна диск на свежий воздух. Поднималось оно позади дворца, и потому та часть вонючей болотистой жижи, по которой плыл неряшливо собранный плот, находилась в густой тени, а миазмы, что поднимались от этой жижи к солнцу, надежно маскировали любые посторонние запахи.

Жерло трубы надвинулось, пахнуло особо ядреной вонью. Похоже, сливали по ней исключительно отходы. Труба широкая, ржавая, целый тоннель.

Дзен оглянулся, принюхался – но из-за запаха фекалий совершенно невозможно было понять, есть там кто ни будь или нет.

Вылезли из нервно качнувшегося плота и направились в глубь трубы. Темно здесь было абсолютно – и запахи совершенно не помогали. Уныло выстроившись цепочкой, команда потянулась в глубь Мясниковой крепости.

– Ну что, Чак? – сказал Дзен, – показывай дорогу.

– Сейчас-сейчас! – невидимый во тьме Чак шумно захлюпал по фекалиям где-то впереди, – счас поворот будет… ответвленьице, значит, не пропустить бы.

– Постой, Чак! – сказала Альма, – но ты ничего не говорил про ответвление.

– Не говорил! Не существенно это было. Да только если вы пойдете прямо – то попадете в отстойник. Вы хотите в отстойник?

– Водой пахнет… – сказал Красноцветов.

– Здесь вся вода, – Дзен повернул в указанное ответвление.

Некоторое время шли молча. В трубе было душно и вонюче. Кто-то попытался пропеть пару строчек из собачьего гимна, но сталь так зарезонировала, что все испуганно замерли и несколько секунд напряженно прислушивались.

– Чак, по-моему, мы слишком долго идем…

– Скоро уже! – тявкнул Чак, нервно, – верняк, вот-вот перекресток будет.

– Держитесь! – молвил Дзен тихо, но твердо, – час мести грядет.

– Да! – сказал Чак, – грядет.

Они достигли перекрестка – квадратной камеры со стальными стенами и полом, но не успели дойти даже до его середины. Яркий, слепящий свет пал сверху и высветил изляпаную в грязи собачью группу.

– СТОЯТЬ! – рявкнул голос, – НЕ ДВИГАТЬСЯ! НЕПОВИНОВЕНИЕ КАРАЕТСЯ РАЗДИРАНИЕМ НА МЕСТЕ!!!

– Это патруль! – в ужасе взвизгнула Дося, – они нас выследили!

– КАК!? – воскликнул Дзен, но больше ничего не успел сказать, потому, что черные мускулистые тела, посыпавшиеся из туннелей сверху, заполонили все вокруг.

Мощным тычком духовного лидера повстанцев опрокинули в жижу. Гвардия Мясника действовала быстро и четко. Альма пыталась было дергаться, но пара чувствительных укусов быстро заставили ее замереть. Огромный, с лоснящийся антрацитовой шерстью ротвейлер ударил Красноцветова плоской, как лобовая броня танка, башкой и бывший собачник повалился навзничь. Кругом топали мощные лапы, жижа брызгала в стороны.

– Как они засекли нас, как?! – стонал Дзен, потом извернулся, чтобы осмотреть группу.

И встретился глазами с Чаком. Тот не лежал – стоял, окруженный четырьмя могучими псами, в блестящих позолотой ошейниках. Чак выглядел испуганным, но не более.

– Чак, ты что?!

– Пастбища! Стада, тучные! Будут вам стада! Будет тебе Собачий Рай!!!

– Ты что, нас заложил! – воскликнул Дзен, – ты предатель!! – и он, оскалившись, рванулся вперед, но тут же был опрокинут обратно в грязь. Оскаленные зубы чау-чау звучно лязгнули о металл трубы – по жиже поплыл багрянец.

Чак испуганно попятился. И куда только делся весь его пыл?

– Нет, – сказал пудель, – я не предатель, нет! ЕГО я не предавал.

Дзен только что-то булькнул, да искоса глянул с ненавистью на бывшего соратника.

Красноцветов поднял голову и увидел, что на него смотрит один из гвардейцев – откормленный и широкомордый.

– Ну че, революционер? – спросил патрульный, – цирк закончен, нас догнали будни?

Тяжелая лапа опустилась сверху, лишая возможности видеть, дышать, думать…

– Вы что, правда, думали, что вас не заметят? – спросил Мясник-Бульдозер.

Уж он то совсем не изменился, просто к злобной его и тупой внешности прибавилась злобная и тупая аура запахов – черно-багровая, как и у его псов.

– Вас вели от самого хутора, передавали от одного к другому, а вы не видели! – продолжил Бульдозер.

Справа от него стоял трон, а справа изрядно нервничавший Чак. Стены были из антрацита и патруль в дверях практически сливался с ними по цвету.

– Почти каждый, с кем вы имели несчастье говорить, сообщил в патруль!

Дося тихо и безнадежно заскулила – бока у псины были в крови, ухо разорвано. Впрочем, точно также выглядели и остальные после тщательной обработки в патруле.

– Мы дали вам понаслаждаться жизнью, когда вы ползли по трубе, но потом пришлось остановить ваш благородный порыв, – сказал Бульдозер и развернулся к Дзену. Ротвейлер казался спокойным, говорил иронично, но Красноцветов видел, что еще чуть-чуть и он начнет рвать их на части прямо здесь, в зале.

– Так я спрашиваю, на что вы надеялись?!

Играющая острыми углами морда Мясника развернулась к Дзену – тот гордо молчал уже сорок пятую минуту – с тем самых пор, как их пленили на выходе из трубы. Промолчал он и сейчас. В глазах чау-чау стояла смертная тоска.

– Я хочу порвать тебя прямо сейчас, – хрипло сказал Бульдозер, и глаза его блеснули красным.

За его спиной, начинаясь от основания трона, хитрой паучьей вязью расползались поблескивающие медью трубы. Тут и там из этой сантехнической симфонии выглядывали медные лепестки вентилей. Несложно было догадаться, что назначение конструкции – дозировано подавать воду в разные концы Собачьего мира.

Из кранов беспрерывно и мелодично капало.

– Но я хочу и помучить тебя, – размышлял Бульдозер, – если я разорву тебя здесь, то, как же я смогу мучить тебя?

И ротвейлер скрипнул челюстями – охрана на входе подобралась, группа провалившихся революционеров вздрогнула, а Чак в панике подался в сторону от босса.

– В каземат, – сказал Бульдозер, – убивать по одному.

Алексей Сергеевич никогда не был в тюрьме. Оказывается, она похожа на… на будку.

Стальную конуру с зарешеченным входом-выходом. Неизменный кран прилагался.

Тюрьма располагался на самом нижнем уровне замка – череда глухих стальных скворечников. Красноцветова сразу же отделили от товарищей, и он успел только поймать взгляд Дзена. Алексей не сомневался, что прощальный.

Время в тюрьме не ощущалось. Вода не текла, ветра не было, запахов тоже, движения не ощущалось. Красноцветов мог сделать два шага вперед и столько же назад. Развернуться не мог. Где-то в невидимом конце коридора шевелился и надсадно тюремщик.

Алексей Сергеевич Красноцветов, борец за правду собачьего мира стал потихоньку впадать в уныние. Через какой то ничем не отмеренный отрезок времени он пришел к выводу, что ни капельки не сомневался в подобном исходе их экспедиции. Это было ясно с самого начала.

Еще через какое-то время он задумался о вменяемости Дзена, который пошел на штурм, ведя за собой кучку таких же сумасшедших, хотя весь Собачий мир знал об их наивном партизанском рейде.

Потом собачник немного поразмышлял о том, может ли пес сойти с ума, и решил, что может, раз это Собачий мир.

Потом он думал о том, что ждет его самого.

Еще горстку неподдающихся отчету минут размышлял о Собачьем рае и метафизике собак.

Еще через некоторое время случился прорыв.

Красноцветов сначала не понял что произошло. Просто раздался гулкий тяжелый удар, да кто-то заорал панически в дальнем конце коридора. Потом по замку прошла легкая, но вместе с тем всеобъемлющая дрожь, где-то зазвенело, а потом чутким ушам ошеломленного Красноцветова – веселое журчание горного потока.

Теперь вопили по всему замку – многоголосая, исполненная паники сирена. Журчало все ближе, повеяло родником. Красноцветов не верил – откуда здесь вода?!

Облезлый терьер со сломанной передней лапой, который принес ключи и отпер клетку впопыхах объяснил ему ситуацию, и понесся дальше.

– Да постой, что случилось то?! – крикнул Красноцветов, – откуда вода.

– Прорыв!!! – рявкнул терьер, – Тут все трубы, раз в неделю стабильно прорывает!

Мясник бесится, но ничего не может поделать – слишком много труб.

– Что же мне делать?!

– Беги, дурак, а то утонешь!!! Такого прорыва давно не было!! – прохрипел пес, и понесся дальше, шлепая по проступающим на плитах пола лужам, – подле последней камеры он на миг замер и рявкнул отрывисто – служу революции!!

Красноцветов побежал за ним и уже на первом же повороте увидел воду. Поток нахлынул сразу, он был ледяной, как в лучших песнях собачьих повстанцев, приподнял на полом, и некоторое время Алексей скорее плыл, чем бежал.

На выходе из забитого мечущимися в поисках спасения собачьими телами тюремного лабиринта он столкнулся с Дзеном. Тот выглядел дико – вся морда была изуродована, шерсть слиплась и свисала красными сосульками, язык утратил радикально синий цвет – кровь у чау-чау, несмотря ни на что красная.

– Бежим!!! – выдохнул Дзен, – Скорей!!!

И они побежали по коридору, сначала вдвоем, а потом вдруг во главе целого отряда отощалых диких псов – частью узниками, частью обслуживающим персоналом.