Один в толпе

Может, это борода ее так настораживает? Как-то она нелепо выглядит, похоже, что он отрастил ее, чтобы что-то скрыть. Правда, надо признать, борода Нилу идет. К грустным глазам, к худым рукам. Не идет ему идиотская бейсбольная кепочка, в которой он появился в мотеле. Просто удивительно, что кто-то из Нью-Мексико носит кепку «Лос-Анджелес доджер».

Она медленно подошла к нему и, когда он ее заметил, сказала:

– Неплохо.

Он перестал играть.

– Спасибо, – улыбнулся он уголком рта. – Только не говори, что я играю по-любительски.

– Но и не лучше всех в округе. – Ей было приятно, что Нил не из тех, кто дуется годами. Большинство из известных ей мужчин разозлились бы на нее, им бы и в голову не пришло, что она имеет право требовать уважения к своей личной жизни.

– Хочешь, я помогу тебе с ужином?

– Ты еще и готовишь?

– Что значит – еще?

– Я видела, ты выстирал мою форму. Спасибо.

– Я просто подумал, что тебе в ней сегодня работать.

– Откуда ты знаешь, как все это делается? – Вопрос был будто бы самый незначительный, но Холли надеялась, что Нил как-нибудь разговорится, и тогда выяснится хотя бы, кто он. Насколько она знала по собственному опыту, такие люди, как Нил, ничего не умеют. Всегда найдется женщина, которая все сделает.

– Опять допрос, да?

– Не хочешь – не отвечай.

– И то верно. Не захочу – не отвечу.

– Договорились. – Она села на траву рядом с ним. И опять проскользнула мысль: в этом Ниле Чэпмене есть что-то знакомое. Словно это брат, которого у нее никогда не было, или кузен, которого она раньше не знала.

– Мама умерла, когда мне было семь лет, и отец больше не женился. Так что пришлось научиться делать то, что раньше делала она. – Он сорвал травинку, сунул ее в рот. – Брату моему было четыре года, поэтому делал все я.

– Боже мой, семь лет! Совсем ребенок. Мне было двадцать один, когда умерли родители. Мне тогда было ужасно одиноко. Даже представить не могу, как это – остаться сиротой в семь лет. Надо же, всегда думаешь, что тебе труднее других, и постоянно сталкиваешься с тем, что и всем прочим несладко.

Он внимательно на нее посмотрел.

– Двадцать один... Наверное, это было недавно?

– Не забудь, я выгляжу моложе.

– Мне что, надо догадываться?

– Мне двадцать семь, – рассмеялась она.

– Я все пытаюсь понять, на кого ты похожа, но я не знаю ни одной такой женщины, – признался он.

Холли всегда считала себя самой заурядной девушкой.

– И чем же я так отличаюсь от остальных?

– Ну вот, к примеру, ты знаешь, что я музыкант, поэтому относишься ко мне с недоверием, а в дом тем не менее пустила.

– Это не потому, что я какая-то особенная, а потому что дура.

– Зачем ты это сделала?

Он от нее не отстанет, пока она не ответит. И она решила сказать напрямик:

– Я поняла, что либо я займусь ремонтом дома, либо он развалится. Ты оказался в нужном месте в нужное время, вот и все. Нил улыбнулся:

– Поосторожнее в выражениях, не то я решу, что это ты подстерегла меня у машины и лишила возможности уехать отсюда.

Она пришла в ужас от того, что он такое предположил, даже в шутку, но через секунду не выдержала и расхохоталась:

– Гениальная идея! Сколько открывается возможностей. Если забарахлит машина, надо будет попросить Арнольда подыскать мне механика и тюкнуть его по затылку.

– На твоем месте я бы не торопился с механиком. Куда нужнее кровельщик. Пара мест на потолке показались мне подозрительными. Боюсь, еще одну зиму так не продержаться. Да, а еще тебе пригодился бы...

– Тсс! – сказала Холли, услышав, что хлопнула дверь соседнего дома. – Не хочу, чтобы миссис Стилтсон подслушала наши планы.

Теперь настал черед Нила смеяться.

– А ты полагаешь, что можешь сказать или сделать еще хоть что-то, что ее удивит?

– Что ты имеешь в виду?

– Судя по всему, ты принадлежишь к тому типу людей, которые могут запросто отправиться погулять в дождь, ни на секунду не задумавшись о том, что насквозь мокрая футболка может привести соседей в ужас.

– Ты не первый, кто говорит мне, что я порой забываюсь, – призналась она. Трой, когда они были вместе, всегда ее за это пилил. – Пожалуй, надо с этим что-то делать. Придется научиться вести себя посолиднее.

– Почему? – В вопросе его не было ехидства, только искреннее любопытство.

– Потому что через несколько месяцев я уже буду не одна. А ребенку нужна нормальная мать, а не та, глядя в след которой соседи сокрушенно качают головами и неодобрительно поджимают губы.

– Может быть, – кивнул он. Она ждала совсем другого ответа.

– Ты же на самом деле так не думаешь!

– Знаешь, я запомнил как раз не простые, обыденные вещи, а то, например, как мама взяла меня на берег, когда начинался шторм, чтобы я почувствовал, что такое ветер, увидел, как он играет с волнами. Летними ночами мы спали на лужайках у тех мотелей, в которых останавливались, и смотрели на звезды. – Он улыбнулся. – Многие считали ее странной, в том числе и мой отец. Он никак не мог понять, как это можно, заплатить за комнату, а потом спать на улице. Если у меня когда-нибудь будет ребенок... – Он замолчал, не договорив.

– Как звали твою маму?

– Роза.

– Красивое имя.

– Ей оно не нравилось, но мне всегда казалось, что в нем есть что-то особенное.

– У нас обеих имена – из мира растений, – заметила Холли.

– Роза и остролист. Растения с шипами, – улыбнулся Коул.

– Наверное, наши матери считали, что это как-то защитит нас. – Холли не знала, что еще сказать, и замолчала, а потом через несколько минут внезапно сказала: – Он действительно ничего не знает о ребенке. Нил повернулся к ней:

– Ты что, просто взяла и в один прекрасный день исчезла? Разве это честно?

Почему она стала рассказывать Нилу то, о чем не говорила никому, она и сама не знала.

– Ты все правильно описал – и про дождь, и про футболку, но это еще не все. Видишь ли, я всегда все делаю не вовремя. Однажды, когда я пошла гулять под дождем, должен был прийти человек из риэлторской фирмы по поводу дома. Я совершенно об этом забыла. Я вернулась с прогулки, а он ждал меня у двери. Мне и в голову не пришло, что я выгляжу как-то не так.

Холли замялась. Оказалось, совсем непросто рассказать Нилу о том, что произошло между ней и Троем. Поэтому она и пустилась в отвлеченные разговоры. Это все равно что открыть дверь и впустить незнакомца, но не в дом, а в душу. Рассказать не просто историю, рассказать о том, кто она такая на самом деле. Между людьми, обремененными такими знаниями друг о друге, возникают совсем иные отношения, а в этом есть свои сложности.

Впрочем, через несколько недель он все равно уедет, и ее личная жизнь так и останется ее собственной. Пожалуй, уж если и рассказывать кому-то о Трое, то Нил – самый подходящий собеседник.

– В тот день, когда я решила рассказать Трою о ребенке, – начала она, – я надушилась, напудрилась, надела коротенькую юбочку и туфли на каблуках. Решила, что программа будет такая: сначала ужин с вином, потом постель, а уж потом я прочту ему лекцию о радостях отцовства. Я не подозревала, что и ему есть что мне сказать. Его менеджер решил, что из соображений карьеры Трою надо срочно менять имидж и манеру поведения. Так в одночасье я стала ему помехой. Он сказал, что у него сердце разрывается при мысли о том, что надо со мной расстаться, но он ответствен перед людьми, которые положили на него столько сил.

– Все это чушь собачья! – возмутился Нил. – У половины наших поп-звезд есть жены и дети.

– Трой со своим менеджером решили последовать другому примеру. Коул Вебстер – вот их идеал. – Где-то вдалеке деловито застучал дятел. Холли обернулась и, мельком взглянув, заметила, как по лицу Нила пробежала странная тень. Это длилось всего одно мгновение, и Холли подумала, что, должно быть, ей показалось. – Я слышала, как Трой говорил о Коуле Вебстере: у него такой прекрасный менеджер, он столько сделал для кантри-музыки, он такой талантливый, и так далее, и тому подобное. Все это он твердил так часто, что я эти речи наизусть выучила. – Она подтянула колени к подбородку, но в таком положении долго высидеть не могла – живот уже мешал.

– Я так понимаю, что ты его чувств не разделяла.

– Этот Вебстер не хуже и не лучше других. Мне просто до смерти надоело слушать, как все его превозносят до небес.

– Считаешь, перехвалили?

– Слушай, только не говори, что и ты его фанат.

– Никогда не мог понять, зачем люди стремятся кому-то подражать, – задумчиво произнес Нил. – Неужели не понятно, что копия всегда хуже оригинала?

Она откинулась назад, опираясь на руки, и с наслаждением вытянула ноги.

– Я сейчас что-то скажу, только постарайся понять меня правильно. Я присматривалась к тебе все эти дни и, кажется, догадалась, почему ты не смог добраться до самого верха.

По его лицу скользнула усмешка.

– Да? И почему же?

– Ты недостаточно сосредоточен на себе. Сначала я думала, что для Троя это просто отговорка, которую он использует, чтобы жить как жил, но потом посмотрела на других начинающих певцов и поняла: для них собственное «я» важно не меньше, чем их обожаемые гитары.

– Ты всегда, общаясь с Троем, была настроена так... – Он запнулся, подыскивая нужное слово. – ...Так предвзято? – спросил он осторожно.

– Нет, – призналась она. – Когда мы только познакомились, карьера Троя занимала меня не меньше, чем его самого. – Она на секунду замолчала. Счастливые времена, оказывается, так же трудно вспоминать, как и тяжелые. – Когда что-то начинает получаться, кажется, что ты присутствуешь при чуде. Это чувствуешь, даже стоя за кулисами. Наверное, тебе это все и без меня отлично известно.

– Я слишком давно не выходил на сцену.

– Из-за аварии?

Он встрепенулся – как зверь, который почуял опасность.

– Откуда ты знаешь? Ее смутила его реакция.

– Врач сказал, что у тебя была травма головы еще до этого случая. И что шрам у тебя над глазом совсем свежий. – Ее объяснение, кажется, его успокоило. – Медсестра решила, что ты попал в автомобильную аварию и врезался в ветровое стекло, – добавила она. – Так и было?

– Я ехал на мотоцикле. Врезался в дерево, но благодаря этому не свалился в каньон.

– Странное везение, – грустно усмехнулась она.

– Пожалуй.

– Хорошо хоть, что тип, который стащил твой бумажник, ударил тебя по затылку.

– Наверное, это еще одно странное везение. Холл и снова улыбнулась:

– Да, тебе, думаю, достаточно. Забыла спросить, как ты себя сегодня чувствуешь?

– Лучше.

Она оперлась рукой о дерево и встала.

– На ужин суп и кукурузные лепешки. Согласен?

Он тоже встал, взял гитару.

– Я помогу.

– Не принимай то, что я наговорила, на свой счет. Это мое личное мнение о некоторых людях, ничего больше.

– Холли, по-моему, ты имеешь полное право думать так, как считаешь нужным.

– Но не о тебе. Я была к тебе немного несправедлива. Теперь я вижу, что ты другой. – Мимо них стрелой пролетел пересмешник – к заднему крыльцу, где стояла корзинка с бегониями. Холли всегда по-особенному относилась к этим маленьким птичкам. В детстве она верила, что, если одну из них увидишь, обязательно случится что-то необыкновенное. Теперь она была взрослая и, разумеется, не верила во всякие глупости, а птиц любила просто так – за красоту и изящество.

Глава 11

Белинда подрулила на своем «Корвете» прямо к маминому дому. Ей не хотелось заходить. Лучше всего высадить Ронду и отправиться дальше, но демонстрировать матери свою поспешность она не хотела.

– Не забывай, ты с ним говорила всего два раза после того, как он уехал. Да и то второй раз – чисто случайно. Он звонил, чтобы побеседовать с Рэнди, – сказала Ронда и замолчала, сосредоточенно стряхивая пепел с сигареты. – Это не случайно, ты понимаешь?

– Спасибо, что подсказала, мамочка. – Белинда была просто в ярости. Очень надо, чтобы кто-то указывал пальцем на и без того очевидные вещи. – Я совершенно спокойна. Как только Коул вернется домой и мы с ним уединимся, все станет на свои места.

– Четыре недели – срок немалый.

– О! Неужели столько времени прошло? – раздраженно воскликнула Белинда.

– Слушай. Не злись. Я только хотела...

– Я отлично понимаю, чего ты хотела, мамочка, но тебе придется полагаться на мою интуицию. Я говорю с Рэнди каждый раз после его бесед с Коулом и убеждена в том, что его отъезд ко мне никакого отношения не имеет.

– Не будь чересчур самоуверенной, милая моя. Из того, что ты мне рассказала, становится ясно – Коул вернется совсем другим человеком. Будь поосторожнее. Скорее всего он начнет наводить новые порядки. Приглядывайся, прислушивайся, иначе попадешь под горячую руку и тебя прогонят вместе с остальными.

– Неделю назад я бы с тобой согласилась, но с тех пор кое-что изменилось. Думаю, Коула по возвращении ждет большой сюрприз.

– Какого рода?

– Знаешь, это так странно. Рэнди с Фрэнком теперь довольно спокойно общаются друг с другом.

– А раньше что?

– Ах, не притворяйся, что ничего не понимаешь. Терпеть этого не могу. Они больше почти не ссорятся.

Ронда была не из тех, кто делает поспешные выводы.

– А ты знаешь, почему все так изменилось?

– Нет.

– Я бы посоветовала тебе выяснить.

– Вот еще! Была нужда.

– Пораскинь мозгами, Белинда. Если с Рэнди теперь мир и дружба, кого Фрэнк изберет новой мишенью?

– Рэнди никогда этого не допустит. Он всегда защищает меня перед Фрэнком.

– Это было до того, как поменялись правила. Ты же умница и должна понимать, что тебе выгодно. Надо постараться вернуть все на свои места.

– Даже если бы это было возможно, я бы так не поступила. Так приятно, когда эти двое не ругаются.

– Я напомню тебе об этом разговоре, когда ты снова вернешься в однокомнатную квартирку в Бербанке.

– Ты, по-моему, зря беспокоишься. – Белинда нетерпеливо заерзала на сиденье, давая матери понять, что пора бы расстаться, но Ронда намека не заметила.

– Мне есть о чем беспокоиться, пока у вас с Коулом не будет серьезного соглашения. – Она снова затянулась.

– Мама, пожалуйста! Ты же знаешь, я не люблю, когда курят в машине.

– Я забыла, – сказала Ронда невозмутимо, опустила стекло и выкинула сигарету на лужайку.

– Как только Коул вернется, я предложу ему...

– Не надо торопить события, – наставительно произнесла Ронда. – Лучше выбрать момент поудобнее.

Неужели мама всегда будет считать ее полным несмышленышем?

– Мне надо ехать, мама. Еще немного, и я опоздаю к ужину.

– Если будет что-нибудь новенькое, сообщи мне.

– Обязательно.

– Я тебя люблю, – сказала Ронда, наклоняясь, чтобы чмокнуть дочь в щеку.

– И я тебя, – ответила Белинда, послав ей воздушный поцелуй.

Через полтора часа, когда Белинда уже вышла из душа и застегивала лифчик, кто-то постучал в дверь.

– Белинда, это Рэнди. Можно войти?

– Подожди минутку. – Она накинула халат и, не потрудившись его подпоясать, пошла к двери. – Извини, но я опаздываю.

– Я могу зайти попозже, – предложил Рэнди.

– А что случилось? – Ее вид смущал его, хотя на пляже она бывала и менее одетой. Белинда почувствовала это и, чтобы не производить ненужного впечатления, запахнула халат поглубже.

– Только что звонил Бадди. У него новости от Коула.

Неделю назад Рэнди сдался и признался Белинде и Фрэнку, что связь с Коулом он поддерживает через Бадди Чэпмена. Ее обидело то, что Коул больше доверяет Рэнди, чем ей, но выказывать своих чувств не стала. Она улыбнулась лучшей из своих улыбок, которой пользовалась крайне редко, чтобы избежать появления ранних морщинок вокруг глаз, и спросила:

– Так когда же его ждать?

– Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить.

Улыбка улетучилась – слишком уж серьезно Рэнди это произнес.

– Что-нибудь случилось? С ним все в порядке?

– Насколько мне известно, у него все прекрасно. Просто он не вернется домой в ближайшее время.

– Знаешь, мне это начинает надоедать, – сказала она, не пытаясь скрыть раздражения. – Кто-то должен сказать Коулу, что он зашел слишком далеко.

– Я понимаю, как ты расстроена. Мы все расстроены, но поделать ничего не можем.

– Я уже говорила, что, на мой взгляд, Фрэнк прав. Коулу все-таки надо показаться врачу. Теперь я в этом совершенно убеждена. Он ведет себя более чем странно. – Она не только злилась, она была напугана и от этого чувствовала себя еще неувереннее. – Он хоть на секунду задумывается о том, какие неимоверные усилия приходится предпринимать Фрэнку и Джэнет, чтобы его прикрыть?

– Я с ним об этом не говорил, но, полагаю, он догадывается. Вся кухня ему хорошо известна.

– Его карьера под угрозой.

– Он явно решил рискнуть всем.

– А что будет со всеми нами? Я хотела сказать, со всеми вами, – торопливо поправилась она. – Вы с Фрэнком принимали в его делах участие не меньшее, чем он сам. Как можно быть таким безответственным? Нельзя этого допускать.

Рэнди взял ее за руку, отвел в спальню, прикрыл дверь.

– Все нормально, – сказал он. – Я понимаю, что ты испугалась. Я сам испугался. Если тебе так будет легче – пожалуйста, ори, визжи. Только не здесь. Бог знает, кто тебя услышит.

Он прав. Ну как можно быть такой идиоткой? Фрэнк, конечно, договорился с прислугой, заставил их подписать бумаги, обязывающие их не общаться с репортерами, но там, где пахнет деньгами, это все мало помогает. Она сделала слишком большую ставку, поэтому должна быть предельно осторожной.

– Просто я по нему так скучаю, что иногда чуть с ума не схожу от беспокойства. Если Коул лишится всего того, что ему так дорого, я буду переживать, что мы не сумели ему ничем помочь.

– Ничего такого не случится. Мы с Фрэнком и Джэнет придумали кое-что, что поможет нам продержаться довольно долго. Ход простой, но гениальный.

– Вы мне расскажете или снова не доверяете? – Белинда совсем не хотела стервозничать – знала, что это на Рэнди не подействует. Она положила руку ему на плечо, совсем по-дружески. – Извини. Я не хотела срываться на тебя. Прощаешь?

Он накрыл ее руку своей.

– Мне тебя не за что прощать. Опасаясь, как бы ее порыв не был истолкован превратно, она отошла в сторону, присела на кровать, указала Рэнди на место рядом.

– Расскажи мне о вашем плане.

Рэнди вместо того, чтобы сесть рядом с ней, пристроился на стуле в углу, положил ногу на ногу.

– Джэнет собирается устроить пресс-конференцию.

– Еще одну?

– На сей раз мы расскажем правду, во всяком случае, некоторую ее часть. В пресс-релизе будет написано: отдав своей карьере двадцать семь лет, Коул решил, что если не сделает перерыва, не передохнет, то сломается. Поэтому он будет продолжать работу над новым альбомом, но от гастролей, участия в телешоу, интервью на время отказывается. Чтобы продолжать поддерживать связь с прессой, Коул назначает своим представителем меня.

Рэнди, ожидая ее ответа, выждал паузу. Она молчала.

– Нам повезло, что он не первый из знаменитостей, которому понадобилась передышка, – добавил он.

– А почему тебя, а не Фрэнка? – спросила она.

– Папа решил, что эта роль больше подходит мне, нежели ему.

– Папа? Кажется, отношения у вас еще лучше, чем я предполагала.

– Время от времени трения, конечно, возникают, – признался он, – но, по сравнению с тем, что было, все просто прекрасно.

– Очень рада. За вас обоих.

– Скажи мне кто месяц назад, что так будет, я бы ни за что не поверил.

– Видишь, и от исчезновения Коула есть какая-то польза. – Эти слова комом застряли у нее в горле. – Может, когда он услышит о том, что вы сделали, и поймет, что ему не надо будет постоянно торчать в витрине, ему будет легче вернуться домой.

– Ты действительно так по нему соскучилась? – спросил Рэнди.

– Он для меня – как воздух, – сказала она, нимало не заботясь о том, как мелодраматично это звучит. Неважно как, но ей нужно было добиться максимального эффекта.

Он подошел к ней, положил руку ей на плечо.

– Если бы Коул понимал, что ты чувствуешь, он бы вернулся скорее.

– Я просто не знаю, как все это выдержать.

– Займись чем-нибудь, тогда время пролетит быстро.

– Дело не в этом. – Она опустила глаза и взглянула на распахнувшийся халат, на свою обнаженную ногу. – Я не хотела об этом говорить, но у меня кончились деньги, а без Коула я не решаюсь пойти и попросить, чтобы мне выписали чек. – Ронда предупреждала ее, чтобы она не начинала таких разговоров. Она боялась, что Фрэнк будет придираться ко всему, а Белинда должна вести себя безукоризненно. Но она уже четыре недели ничего не тратила, и это начинало надоедать. Ей приходилось все время пользоваться своей кредитной карточкой, даже расплачиваясь с женщиной, которая в салоне мыла ей голову.

– Ты хочешь, чтобы я их попросил для тебя? – спросил Рэнди.

Она чуть было не сказала «да», но вовремя опомнилась. Ведь тогда ей придется сказать Рэнди, сколько она получала в месяц. Брат Коула был из тех людей, для которых «Ливайс» был пределом мечтаний, а пять тысяч долларов, которые Белинда тратила в месяц на булавки, показались бы ему непомерным расточительством.

– Ты и так достаточно делаешь для Коула. С этим я разберусь сама.

– Белинда, мне совсем не трудно. Я тебе с радостью помогу. Мне отлично известно, как трудно бывает попросить денег. Сколько тебе нужно?

Черт возьми! Он загнал ее в угол. Теперь будет тактически неверно настаивать на том, что она пойдет к бухгалтеру сама.

– Ну, может, долларов пятьсот? – Она заметила, что он удивился, но постарался это скрыть.

– Утром я поеду в город, а потом привезу тебе деньги.

– Я бы не просила, если бы...

– Можешь не объяснять, – остановил он ее. Она встала, чтобы проводить его до двери.

– Я сейчас оденусь и спущусь. – И тут она взяла его за руку. – Жаль, что ты не мой брат.

Он коснулся пальцем ее щеки:

– Из этого бы ничего не вышло.

Она почувствовала, как по спине пробежал знакомый холодок. Приятно сознавать: что бы ни случилось, Рэнди есть всегда. Наверное, это не совсем благородно, но она смело может оттачивать на нем свое мастерство. Она, несомненно, нравилась Рэнди, причем гораздо больше, чем ему хотелось бы. Он, конечно, никогда и ни за что себе ничего не позволит. Его преданность брату переходит границы разумного.

Рэнди спустился по лестнице и прошел в кухню. Ему не хотелось встречаться с Фрэнком, пока он не обдумает разговор с Белиндой. Ему в последнее время трудновато с ней общаться, главным образом из-за того, что она стала с ним удивительно нежна и ласкова. Она не глупа и догадалась, что его чувства к ней глубже, чем следовало бы. Так что же за игру она ведет?

Она его использует, в этом сомневаться не приходится. Но с какой целью? То ли хочет развлечься, то ли надеется, что он, почувствовав, что их отношения усложняются, будет уговаривать Коула поскорее вернуться домой? И то, и другое явно не в его пользу.

И деньги. Неужели она считает его полным кретином, не понимающим, сколько она тратит в месяц? Думает, он не догадывается, что только ее бикини стоят по нескольку сотен долларов, а на деньги, которые она тратит на туфли и сумочки, средняя семья могла бы жить год? Сам он никогда ничего в магазинах Беверли-Хиллз не покупал, но он же не идиот и в курсе всех цен.

До последнего времени он считал, что это Коул приучил ее к излишествам. Коул всегда был чрезмерно щедр к людям, которые ему были дороги, это Рэнди знал и по себе. Так почему же Белинда притворяется и просит всего пятьсот долларов, которых ей не хватит и на одну поездку в город, не говоря уж о месяце?

Рэнди устал от того количества вопросов без ответов, которые появились в его жизни. Хватит с него. И сейчас, и потом. Он чувствовал, что работа, которой он занимается, тоже не по нему. Люди приходят к нему со своими проблемами, ждут от него каких-то решений. Это оказалось такой головной болью, что и не описать. Рэнди ни за что бы не признался в этом вслух, но он все больше проникался уважением к отцу, который занимался этим всю жизнь.

Когда наступало затишье, что в последнее время случалось все реже и реже, Рэнди думал о Коуле и об оборотной стороне славы – о работе, о надеждах, о психах, которые появлялись в его жизни с удивительной периодичностью, принося какие-нибудь безумные проекты, о тех, кто требовал то времени, то денег, и о тех, кто просто хотел его использовать, о чувстве вины, когда, например, приходилось отказываться посещать умирающих раковых больных. Этот список можно было продолжать до бесконечности. Рэнди уже не удивлялся тому, что Коул решил сбежать. Непонятно было другое, почему он не сделал этого раньше.

Глава 12

– А как чувствуют себя беременные женщины? – спросил Коул. Он взглянул на Холли и тут же перевел взгляд на дорогу – впереди был крутой поворот.

Она высунула руку из окна, подставив ее ветру.

– Странно.

– Ну как? – не отставал он. Когда они выехали из Таунсенда, она почти сразу заснула и проспала весь переезд через Смоки-Маунтинз. Они ехали в Ашвилл, где у Холли на складе уже три года хранились вещи. Их надо было забрать, потому что оплачивать хранение Холли больше не могла. Он удивился тому, как она глубоко заснула, свернувшись клубочком на сиденье и положив голову ему на колени. Время от времени она ворочалась, устраиваясь поудобнее и тихонько постанывая во сне, но вообще-то спала так, будто в собственной постели. Коул вел машину и думал о песне, кассету с которой Рэнди оставил в кабине пикапа. Он придумал несколько аранжировок, но каждая чем-то его не устраивала. Все равно приятно было снова думать о музыке.

Холли пригладила растрепавшиеся волосы и посмотрела на него.

– Тебя интересуют подробности или краткая сводка?

– До Ашвилла ехать еще не меньше часа, так что время у тебя есть.

– Тема довольно скучная.

– Ни за что не поверю!

– Ты ведешь себя нетипично для мужчины. Готова спорить, ты думаешь, я вся озарена внутренним светом и всей душой стремлюсь к радостям материнства.

– Не забывай, я уже неделю живу с тобой в одном доме. Смею предположить, что все свои лучшие проявления ты приберегаешь для работы.

Она захихикала:

– На самом деле там я еще хуже. Не в мотеле, правда, а в ресторане. Иногда от запаха пищи мне становится так дурно, что я зеленею – прямо под цвет формы.

– И долго такое продолжается?

Дорога шла вниз с холма, и он убавил скорость, оглядывая горизонт. Горы в серовато-голубой дымке казались застывшей волной, накатившей на берег да так и оставшейся. Красота была такая, что дух захватывало.

– У всех по-разному. Давай остановимся вон там, хочется полежать на травке, – показала она на лужайку у поворота.

Коул подъехал туда, выключил мотор. Со стороны Холли не было дверной ручки, поэтому он вышел из машины и открыл ей дверцу.

– По-моему, довольно глупо каждый вечер так себя мучить, – сказал он, возвращаясь к прерванному разговору. – Может, тебе на время оставить работу? Вернешься к ней позже.

– Мне нужны деньги, – напомнила она ему спокойно, без раздражения. Так учительница в десятый раз объясняет что-то непонятливому ученику. Она оперлась на его руку и вышла. – Я понимаю, что тебе это знать необязательно, но дети обходятся дорого.

– Коляски, кроватки и все такое?

– Больницы, врачи, питание. Все остальное очень мило, но без этого можно обойтись. – Она уперлась руками в поясницу и пошла к перилам, ограждавшим лужайку.

– А страховка?

Она обернулась и изумленно на него взглянула.

– Я порой тебе просто поражаюсь.

– Почему?

– Ну откуда у меня может быть страховка? Пожалуй, вопрос был действительно глупый.

Коул вспомнил, как в детстве им с Рэнди всегда велели быть осторожными. «Помните, страховки у нас нет. Случись что с вами, у нас не хватит денег поставить вас на ноги». Он подошел к Холли:

– А государственная?

– Ты имеешь в виду соцобеспечение?

– Разве оно не для этого существует?

– Я заплачу за себя сама или не пойду в больницу!

Странное заявление для женщины в ее положении. Но, подумал Коул, поскольку без больницы не обойтись, значит, она твердо решила платить.

– А что ты будешь делать, когда родится ребенок? Я понимаю, что ты человек упорный и настойчивый, но, раз уж ты решила заплатить за больницу, значит, тебе придется взять отпуск для родов.

– К тому времени я накоплю достаточно денег, чтобы пробыть дома недели две. А потом буду брать ребенка с собой в мотель. Сезон еще не начнется, так что работы будет немного. Я, правда, еще не говорила об этом с Арнольдом, но, думаю, он возражать не будет.

Она, похоже, спланировала все, кроме неожиданностей – эпидемии гриппа, болезни ребенка, одежды для них обоих или, к примеру, новых покрышек для машины.

– Ты что, думал, я тебя к себе пригласила просто по доброте душевной? – продолжала Холли. – Тогда я и не подозревала, что ты так много умеешь делать по дому. Мне нужен был твой фургон. Переехав в дом дедушки, я все думала, как забрать вещи со склада, и тут подвернулся ты. Ты знаешь, во что бы мне обошлось нанять фургон и грузчика?

– Мне больно об этом напоминать, но грузчика ты пока что не нашла.