28 августа 1865 года
      «Милый дневник!
      Мы пробыли в форте Хемпстед больше двух недель и испытали все возможные неприятности и лишения и даже более того. Жизнь жен солдат и офицеров кавалерийского полка, расквартированного на границе, чрезвычайно примитивна и полна трудностей и лишений, и я бесконечно восхищаюсь этими самоотверженными и отважными женщинами, особенно женой генерала Кастера Элизабет. При взгляде на нее кажется, что она рождена для того, чтобы жить в королевском дворце. Она очень миниатюрная жгучая брюнетка с лучистыми карими глазами, тонкокостная, хрупкая, с кожей, прозрачной, как самый дорогой фарфор. Нам всем представляется чудом то, как она переносит ужасный климат с его невыносимой опаляющей жарой, не проходящей почти все лето. В тот момент, когда солнце восходит из-за дальних гор, оно начинает сверкать и жечь и становится все горячее и жарче и жжет, как раскаленный уголь, медленно поднимаясь и достигая наконец зенита к полудню, и земля под его лучами вздувается пузырями и лопается, а солнце высасывает из нее всю влагу, краски и жизнь. Каждое утро отряды строителей появляются, чтобы выровнять эти язвы и трещины, вновь возникающие изо дня в день на дорогах, вымощенных сырцовым кирпичом и представляющих весьма прискорбное зрелище на скудной земле – нечто, похожее на огромную и беспорядочно вытканную паутину. Тем не менее миссис Кастер (она попросила меня звать ее Элизабет) обладает неиссякаемой силой воли и мужеством перед лицом нескончаемых испытаний и отличается бодростью духа, недоступной для многих жен военных, к их великому стыду.
      На этом нашем форпосте, как видно, забытом Господом Богом, блага, необходимые для человеческого существования, – великая ценность. Лед здесь такая же редкость, как снежки в геенне огненной, хотя по случаю нашего прибытия генерал, командовавший тогда гарнизоном, на смену которому прислали генерала Кастера, устроил в его честь, а также в честь его офицеров празднество, и по этому случаю из Сан-Антонио было прислано экспрессом три небольших шара мороженого. Папочка говорит, что за каждый заплатили не менее десяти долларов и упаковали в огромные коробки с толстым слоем древесных опилок.
      То, что здесь называется сливочным маслом, больше напоминает колесную мазь, а молоко жидкое и водянистое и отдает чесноком, который здесь коровы поедают на пастбищах. Мясо, в частности говядина и ягнятина, имеет такой вкус, будто этот скот подняли из могилы и оживили. Свежих овощей нет. Вчера прибыл поезд с картошкой, но вся она оказалась подгнившей. Выращивать цветы невозможно, единственное, что здесь пышно разрастается, это виноград сорта мадера. Из него сооружают трельяжи и арки по бокам небольших террас у входа в офицерские бунгало.
      Военные расквартированы строго в соответствии с рангом, и если сюда прибывает новый офицер или женится один из офицеров гарнизона, это означает существенную перестановку, проходящую по всем инстанциям вплоть до офицеров низшего звена. Частенько случается, что несчастный лейтенант вместе с семьей переселяется из стандартного дома, где обычно живут вольнонаемные офицеры и служащие по контракту солдаты, в палатку. Некоторые из свежеиспеченных жен уже заговаривают о том, чтобы вернуться обратно на восток. И трудно их осуждать.
      Не считая жары, форт отличается еще целым рядом неудобств: его осаждают муравьи, клещи, клопы, блохи, змеи, скорпионы, тарантулы и гады, названия которых мне неизвестны.
      Сегодня вечером папочка и я приглашены на ужин к Кастерам. Такого случая с нетерпением ждут все – офицеры и их семьи. Единственная радость и развлечение – приглашение на обед или ужин. Элизабет и ее чернокожая кухарка Мэри всегда ухитряются порадовать нас каким-нибудь лакомым блюдом, каким-нибудь деликатесом из Сан-Антонио. На этом заканчиваю очередную страницу. У меня еще есть время покататься верхом по берегу ручья – это на расстоянии миль четырех от форта – и искупаться».
 
      Небольшой искусственный пруд, или заводь, образованный устьем ручья и углубленный наемными рабочими, давал возможность женщинам гарнизона раз в неделю купаться. Их привозили сюда в фургонах. Это было укромное местечко, укрытое деревьями и холмами от посторонних глаз и, когда здесь купались дамы, окруженное вооруженными солдатами на случай, если в поле зрения появятся недружелюбно настроенные индейцы.
      – Меня бы не удивило, если бы оказалось, что часовые с вершин холмов подсматривают за нами, – заметила жена лейтенанта в первый же раз, как посетила этот пруд.
      – Не думайте об этом, дорогая, – посоветовала ей жена одного из ветеранов. – Мы ничего не можем поделать. Вопрос стоит так – примириться с этим или не купаться вообще.
      Другая дама рассмеялась:
      – Послушайте, им-то приходится хуже, чем нам. Вспомните, что наемники здесь без жен.
      Купание раз в неделю не удовлетворяло Майру. Вместо того чтобы, как другие женщины гарнизона, просиживать целые дни на веранде, увитой виноградом сорта мадера, Майра, не пропуская ни дня, совершала верховую прогулку на Дьяволе – одна или в обществе лазутчиков гарнизона, целый день патрулировавших границу и высматривавших неприятеля. Она взяла за правило в конце дня приезжать к ручью и совершать быстрое омовение в пруду в полном уединении, стараясь не удаляться от груды одежды на берегу, поверх которой обычно клала винтовку системы «спенсер». Винтовка была семизарядной, и из нее при необходимости можно было сделать семь выстрелов подряд. За то недолгое время, что Майра провела в форте на границе, она стала блестящим стрелком.
      Она облачилась в свое платье и сапоги для верховой езды и направилась к конюшне, насвистывая боевой кавалерийский марш «Гэрриоуэн». Капрал Келлер, один из грумов полка, отдал ей честь, приложив руку к своей шапочке.
      – Добрый день, мисс Каллахан. Полагаю, вы хотите, чтобы я оседлал для вас старину Дьявола?
      – Спасибо, Том.
      Ожидая, пока он это сделает, Майра осматривала свои седельные сумки, проверяя, все ли необходимое она взяла. В них были чистое белье, чистая одежда, полотенце, мыло и патроны. Она зарядила свою винтовку «спенсер», пока Келлер оседлал и подвел ей Дьявола.
      – Сегодня, мисс, не стоит ехать слишком далеко, – предупредил он ее. – Разведчики сообщили, что воинственные шайенны рыщут в окрестностях форта.
      – Я буду осторожна, Том.
      Она похлопала рукой по винтовке, притороченной к седельной сумке, чтобы убедиться, что та на месте и надежно пристроена, потом вскочила на лошадь легко, как перышко. Почувствовав, что бока Дьявола дрогнули под ее бедрами, и заметив, что огромный жеребец потряхивает гривой и, повернув к ней голову, смотрит на нее, она наклонилась вперед и погладила его длинную гладкую муаровую на ощупь морду.
      – Славный мальчик… Ждешь угощения, да?
      Из кармана рубашки она извлекла леденец и протянула ему на ладони. Дьявол взмахнул хвостом, выражая удовольствие. Она нежно похлопала его по шее.
      – Пошел!
      Майра миновала ложе пересохшего ручья, пересекавшее склон холма. На вершине холма она осадила Дьявола и погладила по влажной гриве. Солнце палило нещадно, воздух был таким сухим и удушливым, что каждый его глоток обжигал легкие. Дьявол тоже дышал тяжело.
      – Мы здесь оба новички, дружок. К этому климату нужно привыкнуть.
      Она сняла свой стетсон и отерла пот со лба рукавом рубашки. Едва заметное движение на юге привлекло ее внимание. Прищурившись, она вглядывалась через мерцающую дымку, образуемую нагретым воздухом и пылью, в гряду далеких холмов. Поднимавшееся от выжженной земли марево мешало видеть ясно. Наконец ей с трудом удалось разглядеть группу конных индейцев, неподвижных и выделявшихся на фоне лазурного неба. Отсюда они казались игрушечными оловянными солдатиками, которыми она и ее кузен Джеб играли в детстве. Как ни далеко они находились от нее, она почувствовала, что и они столь же внимательно наблюдают за ней. Рубашка Майры, взмокшая от пота и прилипшая к спине, вдруг стала ледяной. У нее мелькнула мимолетная мысль о том, что сегодня ей придется пропустить купание. Потом, к ее удивлению и облегчению, индеец, возглавлявший отряд, приветственно махнул ей рукой. Теперь уже улыбающаяся Майра ответила тем же. И, махнув снова на прощание, индейцы исчезли за дальним краем гряды холмов.
      – Все в порядке, Дьявол. Это, безусловно, дружественное племя. Поехали дальше.
      Чуть позже Майра остановила коня на холме над ручьем. Она смотрела вниз, на воду, сквозь рощицу чахлых низкорослых деревьев, туда, где имели обыкновение купаться дамы гарнизона. По берегам причудливо извивавшегося мелководного ручья в течение веков некоторые наиболее выносливые и упорные растения ухитрялись выжить, несмотря на убийственную жару, и вытягивали по капле влагу и жизнь из скудной почвы с помощью длинных разветвленных корней, доходивших до самого дна ручья. Она заставила Дьявола спуститься вниз, в рощицу, и оба они оказались в столь желанной тени. Майра спешилась и привязала коня к тонкому деревцу, где он мог щипать скудную сухую траву, выстилавшую землю под деревьями. Она оглядела этот кусочек земли со всех сторон.
      Песок, листья и трава производили странный, какой-то пугающий, будто исходящий из потустороннего мира звук, шепот, вызываемые обычно легчайшим ветерком. Удовлетворенная тем, что оказалась в полном одиночестве, Майра разделась и сложила одежду на берегу, положив, как обычно, винтовку сверху. Оказаться обнаженной в уединении, зная, что вокруг на огромном пространстве нет ни души и что она находится всего лишь под снисходительным оком природы, когда нежный ласковый ветерок гладил ее тело, как прикосновение пальцев возлюбленного, было волнующим и чувственным ощущением. Это ничуть не походило на прозаическое раздевание в собственной комнате, в закрытом со всех сторон помещении. С мылом в руке она шагнула в тепловатую воду ручья.
      В самом глубоком месте вода лишь покрывала ее бедра.
      Она намылила грудь, ягодицы и живот, дрожа не от холода, а от сладостных воспоминаний о той великой страсти, разделенной с Бобом, что они пережили в золотистом поле среди высокой кукурузы. С каждым днем ее томление и жажда любви становились все настойчивее и требовательнее.
      Ее мечтательное настроение было нарушено топотом копыт – из-за холма приближался всадник. Он направлялся к ручью.
      Майра зашлепала к берегу, но всадник появился прежде, чем она успела добраться до своей винтовки. На нем был мундир кавалериста армии Соединенных Штатов, и голову его не украшал шайеннский убор из перьев. Майра испытала глубокое облегчение, впрочем, тотчас же сменившееся растущим чувством стыда и унижения.
      До сих пор ни разу с ней не случалось столь досадного происшествия.
      Кавалерист рупором приложил ладони ко рту и крикнул:
      – Кто вы, черт возьми, такая и что здесь делаете?
      – А кто, черт возьми, об этом спрашивает?
      – Лейтенант Брэдфорд Тэйлор из форта Хемпстед. Я спросил, что вы здесь делаете.
      – А вам как кажется? Я купаюсь и буду признательна, если вы удалитесь и оставите меня в покое. Чтобы я могла продолжить свое занятие. Я дочь полковника Патрика Каллахана.
      Тихий застоявшийся воздух задрожал от его удивленного пронзительного свиста.
      – Ах! Майра Каллахан! Должно быть, вы рехнулись, мисс, если приехали сюда одна.
      Он спешился и начал спускаться с холма к ней. В ужасе Майра схватила с берега свою одежду и прикрыла ею грудь. Ниже пояса она была скрыта водой и высоким берегом ручья. Ее лицо, шея, плечи и все тело запылали от стыда. Брэдфорд Тэйлор был самым отчаянным молодым офицером в форте, объектом внимания всех незамужних и многих замужних женщин форта и втайне предметом страсти Майры Каллахан. Впрочем, она испытывала к нему смешанные чувства, колебавшиеся от любви до ненависти, потому что Брэдфорд считал ее ребенком и соответственно с ней обращался.
      «Если он увидит меня обнаженной, – размышляла она, – он поймет, что я не ребенок».
      Брэдфорд Тэйлор, как говаривала Элизабет Кастер, «красив до тошноты». Он был высок, строен, с классически правильными чертами лица, волнистыми темными волосами и твердым подбородком, разделенным глубокой бороздой. У него были ослепительно белые зубы и плутоватая улыбка, а также зеленые глаза, нет-нет да и вспыхивавшие вожделением.
      Он вошел в рощу и остановился возле Дьявола, тихо заржавшего и ткнувшегося в его шею холодным носом. Тэйлор похлопал его по крупу и продолжал созерцать Майру с любопытством, смешанным с укором.
      – А что, если бы об этом узнал ваш отец? – поинтересовался он. – Представьте, что вместо меня здесь оказался бы какой-нибудь индейский жеребец? И каково бы это было?
      – Я всадила бы ему пулю между глаз. А теперь отвернитесь и дайте мне одеться.
      – Рад вам услужить.
      Он сделал по-военному поворот кругом.
      Майра нерешительно выбралась на берег, все еще неловко прикрывая свое тело одеждой. Потом откашлялась.
      – Лейтенант, в одной из моих седельных сумок чистая одежда. Не будете ли вы так любезны подать ее мне?
      – К вашим услугам.
      Он расстегнул седельную сумку и извлек чисто выстиранную одежду Майры.
      – Ну, что здесь у нас?
      Он протянул ей розовую сорочку и кружевные панталоны.
      – Кто бы мог подумать, что под грубой одеждой мальчишки-сорванца скрываются столь женственные вещицы.
      Щеки Майры вспыхнули румянцем.
      – Не шутите со мной, лейтенант, и не подтрунивайте надо мной. Вы с таким же успехом можете получить между глаз пулю, предназначенную индейскому жеребцу!
      – Тс-тс… Ну и характер. Ну и ну!
      – Дайте мне мою одежду.
      Он было собрался повернуться к ней лицом, но Майра закричала:
      – Не смейте!
      – Мое дорогое дитя, я оказался перед дилеммой. Сначала вы требуете, чтобы я принес вам одежду, а потом отменяете приказ. Вы напоминаете мне старого выжившего из ума взводного, который не знает, чего хочет.
      Майра глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Потом ровным голосом приказала ему:
      – Держите мою одежду за спиной и пятьтесь ко мне.
      Он разразился обидным насмешливым хохотом.
      – Право же, я рискую сломать себе шею, если не буду видеть, куда ступаю.
      – Я скажу, когда остановиться.
      – Моя жизнь в ваших руках.
      – Ладно. Двигайтесь прямо. Достаточно. Теперь сделайте шаг влево, чтобы не споткнуться об обнажившийся корень.
      Он продолжал пятиться к ней.
      – Все. Остановитесь!
      Она сделала шаг вперед и схватила свою одежду у него из рук.
      – Теперь подойдите к Дьяволу.
      Пока он шел, Майра шмыгнула за густой куст чертополоха. Она быстро натянула сорочку и панталоны, потом белую шелковую блузку и бриджи для верховой езды из мягкой замши и, наконец, сапоги.
      – Хорошо. Теперь можно обернуться.
      Она подошла к нему. Глаза ее были скромно потуплены. Втайне она тяготилась этой неожиданной встречей с лейтенантом Тэйлором. В этой встрече была вынужденная откровенность, и это раздражало и смущало Майру. Она уже представляла, что он рассказывает о своих романах в офицерском клубе и какой смех вызовет их приключение. Теперь каждый раз, когда кавалерист взглянет на нее, она прочтет в его глазах молчаливую усмешку.
      При ее приближении лицо его осветилось ослепительной улыбкой.
      – Чувствуете себя лучше, мисс Каллахан?
      – Значительно.
      Она наклонилась, собрала свою грязную одежду и скованным шагом проследовала к тому месту, где был привязан Дьявол, потом запихнула узел со своим платьем в одну из седельных сумок. Не глядя на лейтенанта Тэйлора, Майра поставила ногу в стремя и взвилась в седло.
      – Вы хорошая наездница, – сказал лейтенант, – я наблюдал за вами.
      – Благодарю.
      – Трудно поверить, что вам всего четырнадцать.
      – Пятнадцать. На прошлой неделе у меня был день рождения.
      – Ах, вот как? Уже пятнадцать? В таком случае поздравляю и желаю, чтобы вы еще много раз праздновали этот день. А теперь, думаю, нам лучше вернуться в форт.
      Он двинулся вверх по склону туда, где лошадь терпеливо ожидала его. Майра медленно следовала за ним верхом.
      По пути к форту они оба ощущали неловкость, будто их разделила стена. Сказать точнее, эту стену воздвигла между ними Майра. Так продолжалось до тех пор, пока лейтенант Тэйлор как бы невзначай сказал:
      – Если вас волнует, что я буду потешаться на ваш счет, забудьте об этом, потому что я собираюсь выбросить из головы все случившееся, забыть навсегда. Кстати, я не собираюсь рассказывать об этом и вашему старику. Вряд ли он оценит юмор ситуации.
      Внезапно Майра разразилась смехом.
      – Да, уж не представляю, чтобы это его позабавило. Вне всякого сомнения, он вообразит, что вы воспользовались случаем, и отправит вас на гауптвахту.
      Лейтенант Тэйлор откинул назад свою львиную голову и расхохотался.
      – И еще кое-что, лейтенант.
      Он посмотрел на нее… Она подняла одну бровь и торжественно заявила:
      – Я обещаю, что не скажу своему отцу, что вы величаете его стариком.
      Теперь они оба хохотали так безудержно, что их лошади недоуменно зафыркали. И к тому времени, когда молодые люди добрались до форта, Майра Каллахан и лейтенант Тэйлор уже стали добрыми друзьями.

      Одеваясь к обеду у Кастеров, Майра придирчиво оглядывала себя в зеркале и размышляла: «А ведь это первый раз я надела платье с тех пор, как мы уехали из Мэриленда».
      Для таких торжественных случаев, как этот, она захватила из дома три платья. То, что она выбрала для сегодняшнего вечера, было летним бальным платьем из набивной ткани с экзотическими цветами на голубовато-белом, как фарфор, фоне с каймой из цветов вокруг мягко присобранной широкой юбки как раз над оборкой, шедшей по краю. Она расправила круглый воротник и завязала бантом на талии широкий пояс. Ее длинные черные волосы были собраны на затылке и перевязаны синей лентой, из-под которой каскадом ниспадали до самой талии.
      Она повернула голову, услышав стук.
      – Ты готова, моя дорогая? – крикнул отец из-за двери.
      – Буду готова, как только ты скажешь, что пора.
      Она подошла к двери и отворила ее. Лицо ее отца осветилось.
      – Никогда не видел тебя красивее, ты просто живой портрет своей матери в ту пору, когда мы только поженились.
      Она вознаградила его улыбкой, и на щеках ее обозначились ямочки. Потом присела в реверансе.
      – Благодарю вас, полковник Каллахан, вы сами кажетесь мне очень красивым.
      На полковнике были его парадный китель темно-синего сукна, ладно сидевший на нем, и светло-синие брюки с желтыми лампасами. Голову его украшал остроконечный убор, похожий на шлем, с желтым плюмажем из конского хвоста.
      Полковник Каллахан щелкнул каблуками и предложил дочери согнутую в локте руку.
      Ее ручка скользнула под его локоть.
      – Мы будем самой красивой парой на этом вечере.
      – Ты ведь знаешь, что там не будет многолюдно. Кроме нас с тобой, там будут только майор Симпсон с женой, сестра миссис Симпсон Би и один из младших офицеров, не помню, кто именно. Джордж считает необходимым поддерживать дух товарищества среди офицеров всех рангов.
      Элизабет Кастер приветствовала их на передней веранде, где она сидела в обществе Сары Симпсон и ее сестры, прибывшей из Сент-Луиса провести август с Симпсонами. Она была еще одной жертвой среди тысяч американок, овдовевших в результате жестокой Гражданской войны между Южными и Северными Штатами. Би была ослепительной женщиной с рыжевато-каштановыми волосами, уложенными волнами на затылке. Ее бархатное платье со свободно падавшим на спину капюшоном только чуть расширялось книзу, позволяя угадать под ним безупречную фигуру.
      Женский инстинкт безошибочно подсказал Майре, что Элизабет Кастер пытается соединить этих двух овдовевших людей, ее отца и Би. Более того, ее бы не удивило, если бы Элизабет имела подобное намерение и в отношении ее самой. Ведь она пригласила ради нее какого-то молодого офицера.
      – Ты выглядишь божественно, Майра, – сказала Элизабет, сжимая обе ее руки в своих.
      – Мне нравится ваш туалет, Элизабет, – ответила Майра.
      На жене генерала была юбка из тяжелого атласа и такая же блузка с V-образным вырезом и лентой вместо пояса.
      – Думаю, пора побеспокоить мужчин в кабинете Джорджа. Кажется, проведя весь день вместе, они должны были бы скучать в обществе друг друга. Но нет, им никогда не надоедает говорить о войне. Ладно, идемте, дамы, наведем порядок.
      Она усадила своих гостей в небольшой, но элегантно обставленной гостиной и двинулась по коридору к кабинету генерала.
      – Поднимайтесь и развеселите нас, кавалеристы. Мы, дамы, стосковались по вашему обществу.
      Чуть позже мужчины потянулись в гостиную. Генерала Кастера нельзя было назвать красивым. Весь его облик – длинные светлые волосы, пронзительные голубые глаза, четко очерченный орлиный нос и усы, подстриженные в форме кривой восточной сабли, – вызывал робость, если не страх, и все же Майра остро чувствовала обаяние этого человека. По пятам генерала Кастера следовал упитанный, как пудинг с вареньем, майор Симпсон, а за ним шел младший лейтенант Брэдфорд Тэйлор. Глаза Майры округлились от изумления, а рот ее приоткрылся. Кастер весело приветствовал ее:
      – Господи! Не верю своим глазам! Что за чудесное превращение! Майор… лейтенант, вы бы узнали в этой сказочной принцессе чертенка, который носится верхом, как команчи, и ухаживает в паддоке за потными лошадьми с не меньшим рвением, чем грум?
      – Боже мой! Конечно, нет!
      Майор Симпсон удостоил ее низким почтительным поклоном.
      – А что скажете вы, лейтенант? – спросил Кастер лейтенанта Тэйлора. – Не будете же вы отрицать, что она воплощенная мечта?
      – Очаровательна.
      Улыбка лейтенанта намекала на сообщничество, а левым глазом он едва заметно подмигнул Майре, но так, что этот знак могла заметить только она одна.
      Элизабет обратилась к лейтенанту Тэйлору:
      – Лейтенант, не окажете ли вы честь сопроводить мисс Каллахан в столовую?
      – Буду счастлив это сделать.
      Он предложил Майре руку, и она приняла ее с благосклонной улыбкой.
      Полковник Каллахан повел к столу Беатрис Картер, и они, как заметила Майра не без волнения, составили красивую пару. Они с сестрами нередко обсуждали вероятность того, что отец женится снова. В конце концов, ему было немногим больше пятидесяти, и он был крепким и мужественным и вел активный образ жизни. А Би Картер могла ввести в искушение любого не связанного узами брака мужчину с горячей кровью в жилах.
      Генерал Кастер сидел во главе стола, справа от него Майра, а рядом с ней лейтенант Тэйлор. Ее отец и миссис Картер расположились прямо напротив них. Майор и миссис Симпсон сидели визави слева и справа от Элизабет Кастер.
      Сначала завязалась легкая и оживленная беседа, полная шуток и анекдотических событий из жизни форта, знакомых жалоб на качество пищи, отсутствие свежих овощей и ужасную воду.
      – Им следовало бы назвать этот форт Хадесом вместо Хемпстеда, – заявил генерал Кастер.
      Но по сравнению с обычным каждодневным меню этот обед показался роскошным: креветки из Мексиканского залива под креольским соусом, запеченная ветчина в виноградном соусе, засахаренный ямс, рисовый пудинг, не говоря уже о знаменитых домашних булочках Мэри.
      – Я и забыл, что бывает такая еда, – сделал комплимент Элизабет лейтенант Тэйлор.
      – Пиршество, достойное богов. Надеюсь, никто не будет возражать, если я расстегну мундир, – осведомился дородный Симпсон.
      – Снимите его совсем, если так вам будет удобнее, – великодушно предложила хозяйка.
      Симпсон был уже готов согласиться, когда жена укоризненно посмотрела на него.
      – Нет, и так будет хорошо, – печально возразил майор.
      – Не вернуться ли нам в гостиную и не выпить ли там кофе и бренди? – спросила Элизабет.
      – Хорошая мысль, – поддержал ее муж.
      Они проследовали в гостиную за генералом и миссис Кастер и уселись вокруг большого круглого кофейного стола, заказанного Кастером у какого-то дружелюбно настроенного шайенна по прибытии в Хемпстед.
      Не успели они сесть за стол, как на передней террасе Кастеров появился адъютант.
      – Прошу прощения за то, что вынужден нарушить ваш отдых, генерал, но я знал, что вы захотите немедленно ознакомиться со специальным бюллетенем из ставки генерала Шеридана. Его доставил курьер примерно четверть часа назад. На конверте пометка «Важно. Высшая степень срочности».
      – Вне всякого сомнения, вы правы, сержант, – сказал Кастер, принимая конверт из плотной бумаги. Сержант отдал честь и удалился. Хмурясь, генерал Кастер распечатал послание. Он читал про себя, в то время как в комнате воцарилось выжидательное молчание. Наконец он откашлялся и обратился ко всем:
      – Думаю, вам следует выслушать, мои друзья и соратники. Похоже, что сиу и шайенны начинают свои военные игры. Позвольте процитировать: «Двадцатого августа возле озера Стейшн Джоунз, штатный агент, сообщил об убийстве женщины с ребенком. Они были оскальпированы, а тридцать голов скота угнано индейцами. В Рид-Спрингз трое белых были убиты и трое ранены. В форте Спениш были убиты четверо белых, восемь оскальпированы, угнано пятнадцать лошадей и мулов и три женщины изнасилованы. Одна из этих троих несчастных была изнасилована тринадцатью индейцами, впоследствии оскальпировавшими и убившими ее и ее четверых маленьких детей…»
      Кавалеристы прослушали все это в стоическом молчании, а три женщины разразились восклицаниями, выражавшими смятение, негодование и ужас. Только Майра прикусила нижнюю губу и не промолвила ни слова.
      – В этих кровожадных дикарях нет ничего человеческого! – возопила пронзительным голосом миссис Симпсон.
      Совершенно спокойно и не повышая голоса, Майра заметила:
      – Разве в деревне Сэнд-Крик, так, кажется, она называлась, все жители не были уничтожены кавалерийским полком под командой полковника Чивингтона? Если память мне не изменяет, этот славный полковник сказал: «Убить и оскальпировать всех индейцев от мала до велика. Из гниды вырастает вошь». Его люди перебили триста индейцев, из которых только семьдесят пять были воинами.