Великолепная страсть

      К ним подошла одна из сокамерниц. Это была хорошенькая девочка лет пятнадцати, почти ребенок. Она была нарумянена и напудрена, и на лице ее, как на контурной карте, тяжелая жизнь прочертила свои линии – по ним можно было читать эту печальную судьбу, как по книге: пьяница-отец, потаскушка-мать, голод и побои в детстве, и все это выгнало ее на улицу, чтобы выжить, а выжить она могла, только продавая единственное, что принадлежало ей, – собственное тело.
      – Черт возьми, вы, девочки, наверное, шлюхи высшего разряда, – сказала она с уважением. – Как пить дать берете по фунту, не меньше.
      Майра и миссис Пенкхёрст переглянулись, и Эммелина сказала ей с улыбкой:
      – Нет, молодая леди, нас сюда заключили скорее за так называемые грехи ума, а не плоти.
      Девушка воззрилась на нее с величайшим удивлением – рот ее был широко открыт.
      – Господи, да что же это значит?
      – Попытаюсь вам объяснить. Возможно, когда вы выйдете отсюда, захотите присоединиться к нашему движению. Для вас это было бы огромным благом…
      Майра улыбнулась и прошептала на ухо какой-то женщине:
      – Милая старушка Эммелина! Даже за решеткой пытается вербовать сторонниц.
      Она обернулась к двери, услышав скрежет ключа в замочной скважине. Толстая надзирательница распахнула тяжелую дверь.
      – А ну-ка, вы, шлюхи из женского движения! Кто-то заплатил за то, чтобы вас выпустили на поруки.
      – Должно быть, это мой муж! – сказала миссис Пенкхёрст. Она положила руку на плечо юной проститутки, с которой только что разговаривала. – А вы не забудьте, моя дорогая. Как только вас выпустят, приходите в нашу штаб-квартиру повидаться со мной. А если захотите, убедите кое-кого из ваших товарок прийти вместе с вами.
      – Благодарю вас, мэм. Я постараюсь что-нибудь сделать.
      Члены женского движения гуськом направились к двери из камеры и последовали за надзирательницей по тускло освещенному грязному коридору в помещение, предназначенное для внесения залога. Сержант в форме сидел за высоким бюро и беседовал не с кем иным, как с Уинстоном Черчиллем.
      – Не верю своим глазам! – воскликнула Майра.
      Сержант за бюро испуганно покосился на нее.
      – Господин Черчилль говорит, что не собирается возбуждать против вас дело, леди! – Последнее слово он выговорил с нескрываемым отвращением. – Только Господу известно, почему он к вам столь снисходителен. Против вас еще выдвинуты обвинения в нарушении порядка, но он был так любезен, что заплатил выкуп, чтобы вас выпустили на поруки.
      Черчилль откашлялся и потер кончик своего вздернутого носа, покрасневшего, как свекла.
      – Дело в том, леди, что в какой-то степени и я чувствую себя ответственным за возникший публичный скандал. И теперь, оглядываясь назад, понимаю, что некоторые мои реплики могли показаться нетерпимыми и грубыми.
      – Вы совершенно правы, – холодно ответила Майра, – они такими и были.
      Черчилль внес залог, и вся компания покинула тюрьму.
      – Я нанял два экипажа, чтобы доставить вас, леди, куда вы пожелаете. Кебменам уже заплачено.
      – Это очень благородно с вашей стороны, мистер Черчилль, – сказала миссис Пенкхёрст. – Мы принимаем ваши извинения. Думаю, и нам следует извиниться перед вами. Вы не согласны, Майра?
      – Вы правы, – сказала Майра неохотно. – Мое поведение тоже было из ряда вон выходящим, мистер Черчилль.
      С улыбкой она протянула ему руку.
      Сияя, он взял ее руки обеими своими.
      – Я очень вам признателен, миссис… – Он умолк, потом сказал: – Простите, я не припоминаю вашего имени.
      – Миссис Майра Тэйлор.
      – Тэйлор?
      Его брови поднялись, а лицо приняло задумчивое выражение.
      – Вы, случайно, не приходитесь супругой Брэдфорду Тэйлору, бывшему американскому послу?
      – Совершенно верно, я его жена.
      Остальные дамы уже рассаживались по экипажам, и миссис Пенкхёрст крикнула Майре:
      – Нам не терпится попасть домой, дорогая!
      – Да, я сейчас к вам присоединюсь. – Потом она обратилась к Черчиллю: – Благодарю вас еще раз, мистер Черчилль, мне пора ехать.
      Он положил руку ей на плечо:
      – Нет, не спешите, миссис Тэйлор. Не окажете ли вы мне честь и не позволите отвезти вас домой? Моя машина прямо за углом. Мне бы хотелось еще поговорить с вами. У меня сложилось впечатление, что вы считаете меня фанатичным ослом, но это не так. Несмотря на различия во взглядах, я глубоко и искренне восхищаюсь и вами, и миссис Пенкхёрст, и общими принципами вашей организации. Я не одобряю только методы. Всегда ли цель оправдывает средства? Воинственность так противоречит женственности, а я высоко ценю женственность.
      – Так что вы цените – женственность или покорность? Это ведь не одно и то же!
      Черчилль разразился хохотом.
      – Мы опять начинаем спорить. Ладно, я не стану возражать, если вы захотите дать мне урок, но вы ведь приняли мое предложение отвезти вас домой?
      Поколебавшись, Майра посмотрела на миссис Пенкхёрст:
      – Поезжайте без меня, Эммелина. Думаю, я могу принять приглашение мистера Черчилля.
      – Искренне вам признателен, миссис Тэйлор.
      Он отсалютовал миссис Пенкхёрст и остальным дамам, приложив два пальца к полям своей шляпы, и дал знак кебменам трогаться, затем предложил руку Майре, согнув ее в локте, и она послушно приняла ее. Они завернули за угол.
      – Не правда ли, она красавица?
      – Вне всякого сомнения, красавица.
      Майра увидела спортивный автомобиль, способный вместить четверых пассажиров сзади и двоих на переднем сиденье, с кожаной крышей, блестевшей лаком. Хромированные части колес были отполированы до зеркального блеска, крылья тоже ослепительно блестели. Он открыл боковую дверцу и помог Майре войти, затем передал ей очки-консервы и полотняный пыльник, потом обошел машину и сел на водительское место. Когда они отъехали, Майра принялась изучать профиль спутника за рулем. Она пришла к выводу, что он был очень привлекательным человеком, грузноватым, но в отличие от других мужчин подобной комплекции он умел носить одежду и выглядеть элегантным. В своем сером в полоску костюме, клетчатом жилете и узких брюках он выглядел просто потрясающе. Его начищенные ботинки сверкали под стать машине.
      – Я знаком с вашим мужем генералом Тэйлором. Мы посещаем один клуб. Давно его не видел. Он здоров?
      – Брэд здоров как лошадь. А что касается того, что вы его давно не видели, то и мы, его семья, видим его нечасто. Большую часть времени он проводит за границей.
      – Да, он очень энергичный человек.
      – И честолюбивый.
      – Очень честолюбивый.
      Он бросил на нее взгляд искоса, подметив нотку раздражения в ее тоне. Потом внезапно спросил:
      – Миссис Тэйлор, не пообедаете ли сегодня со мной? Я искренне заинтересован женским движением и, по правде говоря, в конечном итоге буду выступать за предоставление прав женщинам.
      – Вот как? Мне не понравилось ваше выражение «в конечном итоге». Конечность сродни бесконечности.
      – Нет, я хотел сказать нечто совсем другое. Даже Рим строился не в один день. Социальная революция не происходит за один день или ночь. К ней следует идти медленно, шаг за шагом. А вы своими воинственными и категоричными манерами только отпугиваете закоренелых консерваторов, тех самых твердолобых, которые все еще имеют власть в правительстве. Даете им карты в руки, и они будут душить ваше движение, ну, как те члены профсоюза, что столь яростно выступали против вас сегодня. Что они знают о женском движении? Да положа руку на сердце им и дела нет до прав женщин. Те статьи, которых они начитались в газетах, подействовали на них определенным образом, как промывание мозгов, как и речи политиков. И единственный путь к вашему успеху – это избрать иную, более хитрую тактику и действовать не так прямолинейно. Если прибегнуть к военной терминологии, я мог бы это выразить, сказав, что вам следует обойти противника с флангов. Если вы согласны проявить большую умеренность, я даю вам слово, что буду поддерживать предоставление прав женщинам в благоприятный момент. Пока еще время для этого не настало.
      – Что ж, я подумаю.
      – Поговорим об этом подробнее сегодня за обедом.
      – Я еще не знаю, принять ли ваше приглашение, мистер Черчилль, – ответила она с достоинством.
      – Я умоляю вас… и пожалуйста, зовите меня Уинстоном.
      Она решила подзадорить и поддразнить его:
      – Ладно, кажется, вы вполне безобидны. Вы не производите впечатления распутника.
      Он ответил ей загадочной улыбкой и сказал:
      – Никаких комментариев на этот счет. Я заеду за вами в восемь.
 
      Нежась в ванне, Майра пыталась понять, какие чувства испытывает к Уинстону Черчиллю. Он был подтянутым, педантичным, правильным. Он казался раздражающим. И все же в нем было нечто, что невозможно определить словами и что ей нравилось.
      «Он на добрых двадцать лет моложе тебя. Неужели ответ в этом? Ты польщена тем, что мужественный молодой человек обратил на тебя внимание?
      – Да, а почему бы и нет?
      – Так давно ты ни с кем не занималась любовью. Ты просто изголодалась по чувственным наслаждениям. И значит, ты не исключаешь возможности, что ты и молодой Черчилль в конце концов окажетесь в постели».
      Прошло уже много лет с тех пор, как Майра и Брэд пришли к молчаливому соглашению относительно своей сексуальной жизни. Ни один не ожидал и не требовал от другого целомудрия и верности во время долгих разлук. Два месяца назад был положен конец роману Майры с герцогом Кентским по требованию короля Эдуарда, угрожавшего лишить герцога его титула, если Майра не пообещает никогда больше не видеть его. В течение многих лет король пытался соблазнить Майру. Это в известном смысле было привлекательно. Многие ли женщины могли похвастаться тем, что спали с королем? Но одно обстоятельство останавливало Майру: король Эдуард был болен сифилисом.
      Она дважды примерила каждый туалет из своего гардероба, прежде чем выбрала скромное платье из набивной ткани – нефритово-зеленое с белым передником и пышной юбкой, под которую она надела нижнюю юбку. Это платье подходило для молодой женщины, и в нем Майра выглядела лет на пять моложе.
      Чтобы казаться еще моложе, она распустила свои черные как вороново крыло волосы, в которых не было ни одной серебряной пряди, вдоль спины и только перевязала их на затылке простой черной бархатной лентой.
      Закончив одеваться, она придирчиво оглядела себя в зеркале. Ее аквамариновые глаза сверкали ярко и были ясными, как в шестнадцать лет. Ее аристократический орлиный нос был таким же изящным, как и прежде, оливковая кожа оставалась по-прежнему безупречной. Она похлопала себя под подбородком тыльной стороной ладони. В этом возрасте у многих женщин на этом месте появлялся безобразный мешок. Вполне довольная собой, она надела плащ и спустилась вниз ожидать своего кавалера.
      «Как его назвать? – размышляла она. – Поклонником? Да я его едва знаю!» За одну минуту до восьми позвонили в парадную дверь. Горничная впустила Черчилля и провела его в гостиную, где Майра мелкими глотками цедила шерри, просматривая последний номер «Таймс». Она положила газету и приветствовала гостя.
      – Мистер Черчилль, да еще в вечернем костюме! Вам следовало предупредить меня о том, что это будет официальное мероприятие. Мой костюм для него не подходит.
      Он сжал ее руку, потом склонился над ней и поцеловал пальцы.
      – Не подходит? Моя дорогая Майра, вы бы прошли триумфальным шествием в самом высшем свете, даже будучи одетой в платье из мешковины. И с головой, посыпанной пеплом. Вы выглядите обворожительно. – В его лукавых синих глазах блеснули смешинки. – И я бы хотел выглядеть не хуже!
      – Мистер Черчилль! – Майра сделала вид, что негодует. – Вы гадкий молодой человек! Льстец! Я так и знала, что с моей стороны было ошибкой принять ваше приглашение.
      – Пожалуйста, называйте меня Уинстоном, моя дорогая! И не называйте меня молодым человеком.
      – Но ведь это правда. Я гожусь вам в матери.
      – Чепуха! И перестаньте напрашиваться на комплименты. Вы отлично знаете, что выглядите ни на день старше тридцати пяти. Кроме того, какое значение имеет возраст? Подлинная мера возраста вот здесь. – Он приложил палец к виску. – Нам столько лет, на сколько мы себя чувствуем. Сегодня вечером я чувствую, что вам восемнадцать.
      – Лесть ничего вам не даст, сэр.
      – Вы что, хотите спорить со мной?
      – Нет, по правде говоря, я чувствую себя сегодня юной, почти девушкой, и у меня кружится голова. Такова сила убеждения. Где мы обедаем?
      – В одной старой гостинице за городом. В «Таверне Джона Пила». – Он нахмурился, заметив, что ее лицо приняло странное выражение. – В чем дело? Что-нибудь не так?
      – Нет-нет. Все дело в курьезном совпадении. Давным-давно, когда мы жили в штате Мэриленд, там была таверна с точно таким же названием, которую мой муж часто посещал с… – Она осеклась.
      Шарлотта Коллинз. Одна из первых ступенек Брэда, которую он использовал на своем пути к успеху.
      – Так мы отправляемся?
      Она взяла свой плащ.
      – Позвольте мне помочь вам. – Он набросил плащ ей на плечи.
      Поездка в его спортивной машине продлилась около часа.
      «Таверна Джона Пила» пряталась среди старых кленов и сосен. Это было типично английское старое строение, старинная гостиница или постоялый двор, сложенный из массивных бревен, выбеленных солнцем и пестревших пятнами, которыми их украсили годы и стихии. Деревянная вывеска над парадной дверью раскачивалась под порывами ветра. На ней были выгравированы рожок и надпись «Вы знаете Джона Пила?». Когда они вошли в холл здания, странное и даже мистическое совпадение продолжало действовать – атмосфера этой таверны полностью совпадала с той, что Майра помнила по Мэриленду. Темные деревянные панели, на которых время оставило свой отпечаток, тяжелые драпировки на окнах… Все это создавало странную, но интимную атмосферу, что еще подчеркивалось уединенными кабинками. Потолки были выбелены и контрастировали с массивными дубовыми балками. Величественная стойка бара была под стать стенам из мореного дуба и украшена декоративной резьбой.
      Их приветствовала стройная молодая женщина, скромно одетая в юбку, зауженную книзу, и белую крахмальную полотняную блузку, благородно оттененную у горла узким черным бархатным галстуком. Она обратилась к Черчиллю по-английски, но в речи ее отчетливо звучал ирландский акцент:
      – Мистер Черчилль, как приятно снова видеть вас. Вас так давно не было. Мы боялись, что наскучили вам.
      – Ничего подобного, Мэрион. Дело в том, что я погряз в парламентских делах. Я хочу вас познакомить с миссис Майрой Тэйлор, супругой бывшего американского посла генерала Брэдфорда Тэйлора.
      Мэрион всплеснула руками:
      – Господи! Вы та самая дама, что связана с миссис Пенкхёрст и женским движением?
      – Да, верно, и я горжусь этим. – Майра протянула ей руку. – Рада познакомиться.
      Женщины обменялись рукопожатием, что в те времена было редкостью.
      – Для меня большая честь познакомиться с вами, и я так горда этим, миссис Тэйлор. Я совершенно потрясена деятельностью вашей организации и ее благородными целями. Представьте себе, женщины получат право голоса и равные права с мужчинами.
      – Но ведь это ваше право от рождения, Мэрион. Вы с этим не согласны?
      – Согласна? На сто процентов! Меня поражает только ваша отвага. Ведь вы, вероятно, знаете, что ирландцы – и мужчины, и женщины – терпят от англичан такое же угнетение, как и все представительницы нашего пола?
      – Я именно это говорила сегодня днем в тюрьме, куда нас засадили. Цели нашей организации не ограничиваются защитой прав женщин. Мы боремся за права всех угнетенных народов мира. Почему бы вам, Мэрион, не посетить на следующей неделе наше заседание? Я готова поклясться, что это пойдет вам на пользу: даст уверенность и стимул, вдохновение и отвагу и необходимый опыт.
      – Я могла бы прийти.
      Черчилль поднял руки вверх.
      – Довольно об этом! Миссис Тэйлор, я не для того привез вас сюда, чтобы вы принялись за агитацию в одном из моих любимых ресторанов. Особенно когда ваша первая слушательница, а возможно, и последовательница – одна из самых преуспевающих хозяек гостиницы во всей Англии. К тому же она весьма обаятельная женщина. – Он посмотрел на Майру, высокомерно приподняв одну бровь. – Можно нам столик в углу, милая Мэрион?
      – Разумеется, ведь это ваше всегдашнее место, сэр, ваша любимая кабинка.
      Она проводила их к месту через весь обеденный зал, где уже сидели пары за роскошно накрытыми столами. Мэрион усадила их за столик в углу, далеко отстоявший от остальных. Мужчины и женщины были одеты в роскошные вечерние туалеты. Почти на каждом столике красовалось по серебряному ведерку для шампанского.
      – Я пришлю свою помощницу Кэрол принять ваш заказ, мистер Черчилль, – сказала она.
      Когда она повернулась, чтобы уйти, Черчилль добродушно хлопнул ее по аппетитному заду.
      – Я забуду об этом, сэр, – сказала она кокетливо, – и как можно скорее.
      – Думаю, у меня создалось о вас неправильное впечатление, Уинстон, когда я подумала, что вы не похожи на повесу. Вы ведете себя с беспримерной фамильярностью с представительницами противоположного пола. Как бы вы отреагировали, если бы к вам подошла какая-нибудь леди и ущипнула вас за зад? – спросила Майра.
      Он хмыкнул:
      – Моя дорогая, я счел бы это одним из самых приятных и запоминающихся моментов в своей жизни. Пожалуйста, не стесняйтесь и сделайте это, если хотите.
      Он подмигнул ей, перегнувшись через столик, и вынул сигару из внутреннего кармана пиджака.
      – Не будете возражать, если я закурю?
      Майра извлекла из сумочки золотой портсигар.
      – Ни в коем случае, если вы не будете возражать, когда закурю я.
      Он восторженно смотрел на нее:
      – Черт возьми! Какая вы восхитительная, упрямая, отважная женщина! Неверно говорят, что красота – только фасад, что она не глубже верхнего слоя кожи. Ваша красота, милая Майра, доходит до костей.
      – Благодарю вас, сэр.
      Они смотрели друг на друга, когда к их столику приблизилась молодая женщина.
      – Добрый вечер, мистер Черчилль, – сказала она, одарив его ослепительной улыбкой и показав прелестные ямочки на щеках. Одета она была точно так же, как Мэрион.
      Черчилль оглядел ее стройную фигурку с головы до ног.
      – Ну, раз сегодня придется отказаться от моего любимого лакомства, то подайте нам бутылку шампанского.
      Девушка очаровательно покраснела и, сделав книксен, удалилась.
      – Уинстон, вы и впрямь отпетый ловелас. Я просто поражена.
      – Вовсе нет, Майра, – ответил он непринужденно, глядя на соблазнительную фигуру удалявшейся молодой женщины. – Должен сказать, что у Кэрол прелестный… – она настоящая Калипига.
      – Что, черт возьми, это значит?
      Он улыбнулся и раскурил сигару.
      – Я хочу сказать, что у Кэрол очаровательный зад.
      – Вы ведете себя просто разнузданно, сэр, и я полагаю, мне следует вызвать кеб и отправиться домой.
      – Чепуха! Сегодня мы с вами заставим этот город покраснеть, как привыкла говорить моя американка-мать.
      – Может быть, остановимся на розовых тонах? Кстати, кто владелец этого заведения?
      – Они обе – Мэрион и Кэрол.
      – Должно быть, они весьма предприимчивые молодые женщины, если владеют таким модным и фешенебельным местом, как это.
      Черчилль усмехнулся и стряхнул пепел с сигары в хрустальную пепельницу.
      – Да, предприимчивые и честолюбивые, это верно. Но начинали они с предпринимательства другого рода. – Он снова добродушно усмехнулся. – Дело в том, что и Мэрион, и Кэрол прежде были на содержании, до того как стали владелицами «Таверны Джона Пила».
      – Должно быть, их хорошо содержали, – заметила удивленная Майра.
      – Можно сказать и так. Они обе были содержанками принца Уэльского до того, как он стал королем Эдуардом.
      – Это непристойно.
      – Видите ли, после того как Эдуард взошел на престол, ему пришлось избавиться от многих связей, но так как он благородный, щедрый и обязательный малый, он не мог просто бросить своих любовниц. Он купил им эту «Таверну Джона Пила».
      – И дешево отделался, – сказала Майра. – Учитывая, что мог наградить этих леди своей известной всему свету болезнью.
      Обед оказался изумительным: на первое подали консоме а-ля принцесса, а к нему шерри, затем красного морского окуня а-ля дофин, груши дюшес, салат из огурцов, сыр рокфор и всевозможные фрукты, и ко всем этим блюдам подавалось шампанское «Моит».
      – Хотите бренди к кофе? – спросил Черчилль.
      – Нет, благодарю вас, Уинстон. Если я выпью еще хоть каплю чего-нибудь, у меня лопнет корсаж.
      – Я не отказался бы посмотреть на это… Пари держу, что вы носите французское белье. И готов даже поклясться, что сейчас на вас белье с черными кружевами.
      – Вы злой человек. Мое белье не имеет к вам никакого отношения.
      – Я хочу исправить эту несправедливость как можно скорее.
      Майра рассмеялась и хлопнула его по руке, лежавшей на столе.
      – Уинстон, вы гадкий мальчик, находящий удовольствие в том, чтобы смутить свою мамочку. Но в этом случае ваша шутка не удалась. Меня смутить невозможно. Откровенно говоря, я и сама могла бы рассказать вам несколько анекдотов, которые могли бы вас вогнать в краску.
      Его глаза блеснули.
      – Что же! Попытайтесь!
      По мере того как их обед и беседа продолжались, Майра и ее спутник впадали в приятное состояние благодушия, между ними возникала атмосфера товарищества, близости такого рода, которая возможна между старыми друзьями.
      – Проклятие, перестаньте смотреть на меня как на сына.
      – Черт возьми! Маленький гадкий мальчишка!
      – Уверяю вас, моя дорогая, если вы дадите мне возможность, я вызову в вас чувства, весьма далекие от материнских. Ваш брак, должно быть, не удовлетворяет вас.
      – Ваши предположения заходят слишком далеко, сэр.
      – Майра, перестаньте притворяться. Вы сами сказали, что нечасто видите Брэдфорда. Такая темпераментная, такая живая женщина, как вы! Конечно, его краткие визиты не могут удовлетворить ваших сексуальных аппетитов.
      Майра закрыла лицо руками – она не могла сдержать смеха и хохотала, пока на глазах у нее не выступили слезы.
      – Как вы можете об этом судить, Уинстон? Что вы знаете о моих так называемых сексуальных аппетитах?
      – Я и хочу о них узнать. Никогда в жизни меня так не привлекала женщина, как вы. Дайте-ка мне вашу руку, протяните ее под столом – и узнаете.
      – Нет, вы заходите слишком далеко. Я совсем не принадлежу к тому типу женщин, которые ласкают мужчин под скатертью.
      – Сколько любовников у вас было в прошлом году?
      – Это не ваше дело. Я серьезно подумываю о том, чтобы уйти в монастырь и дать обет целомудрия.
      – Боже сохрани!
      Мэрион подошла к их столику:
      – Вы довольны обедом?
      – Он был восхитительным, – сказала Майра. – Все было божественно до последнего кусочка и до последней капли кофе.
      – Желаете еще чего-нибудь, мистер Черчилль?
      – Пожалуй, нет, Мэрион. – Он смотрел на Майру через столик, и глаза его полыхали страстью. – По крайней мере ничего из вашего меню.

Глава 29

      Когда они вышли на улицу, он помог ей сесть в машину. Подножка оказалась высокой, и Майре пришлось высоко поднять юбку, обнажив колени. Кавалер без стеснения уставился на ее ноги.
      – Прелестные. Вне всякого сомнения, прелестные, – сказал он.
      – Ах вы, распутник!
      – Признаю это. Никогда не мог устоять перед парой прелестных ножек.
      – А мне показалось, что вы поклонник прелестных задов.
      – И это верно. Но они так гармонично и эстетично сочетаются.
      Он завел мотор, и они поехали по гравиевой подъездной аллее по направлению к шоссе.
      – Вы спешите домой?
      Она задумалась. Ночь была прекрасной. Светила полная луна, а выпитое вино ударило ей в голову, и она чувствовала необычайную легкость. К тому же она ощущала беспокойство, всегда посещавшее ее с приходом весны. В ее полном жизни теле пульсировала кровь, будто сок, поднимавшийся по ветвям кленов, стоявших по обе стороны дороги и уже распускавших почки.
      – А что вы предлагаете? – спросила она его.
      – Недалеко отсюда есть небольшое живописное озеро. Серебряное озеро.
      – Да, я слышала о нем. Кажется, оно популярно у молодежи. Они там собираются и веселятся, верно?
      – Сегодня я чувствую себя совсем молодым. А как вы? У вас нет настроения порезвиться? На берегу озера есть павильон, где по пятницам и субботам играют самые известные джаз-банды.
      – Мне бы это пришлось по вкусу, Уинстон. Я хочу сегодня потанцевать.
      – А вам известно, – спросил он, – что с наступлением эры передвижения на автомобилях количество адюльтеров в Соединенном Королевстве увеличилось чуть ли не в десять раз?
      – Господи, а почему это так?
      – Да все объясняется очень просто. В те времена, когда ездили в экипажах и на лошадях, и мужчины, и женщины ограничивались своими деревнями и городишками. Очень редко кто-нибудь решался удалиться от своего местожительства на десять миль. С появлением автомобилей возникла возможность передвигаться быстро и на большие расстояния. Например, сегодня вечером мы с вами удалились от дома миль на тридцать. И очень маловероятно, чтобы ваши лондонские друзья повстречались нам в «Таверне Джона Пила» во время нашего тайного рандеву.
      – Тайного рандеву? – Майру позабавили его слова. – Но ведь в нашей встрече не было ничего тайного. Все мои домашние были в курсе того, что я обедаю с вами. Право же, Уинстон, у вас фантазия новеллиста романтического толка.
      – Мне советовали, чтобы я свои романтические устремления облекал в материальную форму.
      Их разговор принял более серьезную направленность, и она спросила:
      – А вы замечали, как со смерти королевы Виктории новые веяния стали проникать в жизнь Британии? Вы заметили, как сама ткань жизни в Англии изменилась? Я имею в виду жизнь всей страны.
      Он повернулся, чтобы видеть ее лицо, – из одного угла его рта лихо свисала недокуренная сигара.
      – Вы чрезвычайно восприимчивы, моя дорогая. Да, изменения коснулись всех сторон нашей жизни: движение вашей миссис Пенкхёрст… – это типичное проявление изменений, произошедших в Британии за последние несколько лет. Резкое возрастание роли профсоюзов и рост профсоюзного движения, движение женщин за раскрепощение и равные права, недовольство и мятежи в Ирландии и Индии… нарастание напряжения в Европе, России и на Ближнем Востоке… Мы все сидим на гигантской пороховой бочке. И фитиль уже подожжен и тлеет. Единственное, в чем состоит наша дилемма, – это то, что мы не знаем длины этого фитиля и того, сколько времени он будет гореть… Но время идет, и взрыв неизбежен. Нам остается только попытаться определить, когда, где и как произойдет этот взрыв в первую очередь. Хочу еще раз процитировать свою мать-американку, которая говорит, что все мы сидим и ждем затаив дыхание несчастье, которое должно непременно случиться.
      Майра поежилась и даже обхватила себя руками.
      – От этих ваших гипотез, Уинстон, мороз по коже.
      – Это только потому, что я глубоко убежден, что Армагеддон не за горами.
      * * *
      Павильон на Серебряном озере был в этот вечер полон. Танцевальная площадка помещалась на пирсе, уходившем далеко в глубь озера. В центре площадки находился круглый помост. На нем четверо музыкантов играли на фортепьяно, контрабасе, барабане и саксофоне. Все они были чернокожими.
      – Боже мой! – воскликнула Майра. – Никогда прежде не слышала такой музыки. – Она принялась хлопать в ладоши и ритмично двигать бедрами. – Она так заразительна. Я просто не могу устоять на месте.
      – Это называют джазом Нового Орлеана, – сообщил ей Черчилль. – Бадди Болден со своими ребятами. Они только что прибыли с континента. К сожалению, танцплощадка так тесна, и там яблоку негде упасть. Есть старый анекдот о том, что в такой давке девушка ухитрилась забеременеть и даже не почувствовала, как это ее затанцевали.
      – Затанцевали?
      – Ну да, это такое вульгарное разговорное выражение, означает забеременеть.
      – Как странно! Мне это нравится.
      – Вы имеете в виду секс?
      – А вот это уже не ваше дело.
      – Я надеюсь, что это скоро станет моим делом. Раз уж нам не удастся потанцевать, то не согласитесь ли вы прогуляться вокруг озера? Говорят, что природа здесь восхитительная.
      – С радостью прогуляюсь.
      Они медленно двинулись по песчаной отмели, удаляясь от павильона.
      – Ясно, отчего озеро назвали Серебряным, – заметила Майра. – Песок в лунном свете сверкает, как серебро.
      Черчилль указал куда-то на другой берег озера.
      – Взгляните. Вода тоже сверкает. Это эффект лунного света, пробивающегося сквозь ветви плакучих ив и белых берез, свисающие до самого берега.
      Черчилль раскурил сигару и вдохнул дым. Ее огонек рдел, как ярко-красная вишня.
      Майра спросила:
      – Вам правда нравится быть среди этой публики?
      – Это мое второе любимое развлечение, – ответил он, и Майра отлично поняла намек.
      Они стали непринужденно болтать обо всем, в основном сплетничать об общих друзьях и знакомых.
      – Я очень благодарен вам за то, что вы огрели меня зонтиком, – сказал Черчилль. – Я в течение многих лет слышал о вас, но почему-то наши пути до сих пор не пересекались.
      – А вот я никогда о вас не слышала, – вызывающе возразила Майра.
      Он уставился на нее немигающим совиным взглядом:
      – Ну, вы еще обо мне услышите, милочка. Вы, несомненно, услышите об Уинстоне Черчилле. Со временем мое имя станет известно в каждом доме, и не в одной только Англии.
      Она вздохнула: