30

— Далеко мы от Коадари? — спросил Эванс.

— Миль сто двадцать, сеньор, — ответил Силвейра. — Скоро увидим реку Тапажос. У вас очень хороший самолет. Очень. Мне еще не приходилось летать на таких машинах, и…

Он не договорил. Равномерный гул моторов раскололся пополам от громкого треска, словно с чистого неба вдруг ударила молния. Самолет ощутимо тряхнуло, стрелки приборов встревоженно заметались.

— Правый двигатель горит! — воскликнул Эванс, пытаясь выровнять самолет.

— Санта Мария, Сантиссима тринидад, — зачастил Силвейра. — Нет, не зря я всегда не доверял современным самолетам. То ли дело мой родной старичок «баркрайфт»…

«Лиэрджет», плохо слушаясь рулей, стремительно снижался над сельвой. В салоне Рэнди и сенатор предусмотрительно бросились в хвост, пристегнулись к креслам ремнями.

— Санта Мария, Санта Мария, — причитал Силвейра.

Отчаянный маневр Эванса помог смягчить удар. Самолет рухнул в сельву, фюзеляж разломился посередине, но взрыва топливных баков не произошло.

Первым опомнился Рэнди, отстегнул ремень и бросился к сенатору.

— Как вы, сэр?

— Как? Хороший вопрос. Не знаю… Как Эванс? Рэнди добрался до пилотской кабины и спустя несколько минут вернулся, поддерживая Эванса.

— Вы в порядке, Фил? — спросил сенатор, отстегивая свой ремень.

— Как будто ничего не сломано… Если только треснула пара ребер, да это пустяки.

— А где Силвейра?

Рэнди молча указал в сторону кабины.

— Бедняге не повезло… Но он честно заработал свои последние четыреста долларов.

— Мы должны достойно похоронить его, — тихо проговорил Флетчер.

— Здесь? — удивился Рэнди. — Но нас скоро найдут. Вспомните об автономии полета… Уверен, что радиомаяк уцелел. Правда, не знаю, сумеем ли мы сами теперь его включить, но ведь через какое-то время он должен включиться автоматически? Конечно, потом мы вернемся, но сейчас…

Превозмогая боль, Эванс отыскал крышку позади ремонтного люка и вытащил устройство в красном корпусе.

— Да, он цел…

— Точно? — прищурился сенатор. — Дайте-ка сюда…

Эванс протянул маяк Флетчеру. Сенатор положил устройство на пол, в его руках оказался «стерлинг». Длинная очередь покончила с радиомаяком.

— Что вы делаете?! — пробормотал Рэнди.

— Мы здесь не для того, чтобы нас спасали, — спокойно пояснил Флетчер. — Мы кое-что ищем, не так ли? И мы почти у цели. К тому же… Уверены ли вы, что если бы нас и нашли, то именно для того, чтобы спасать?

— Что вы имеете в виду?

— Идемте.

Дверь не заклинило, аварийный трап удалось спустить без труда. Они вышли из самолета. Сенатор подошел к обломкам правого крыла и ткнул пальцем в развороченный кожух двигателя.

— Смотрите внимательно…

— Взрывное устройство, — негромко констатировал Эванс. — Не слишком мощное, но для нас бы хватило, будь побольше скорость и высота… Нам просто повезло, сэр.

— Более чем повезло.

— Более чем?

— Это доказательство, Фил. Кому-то очень не хотелось пускать нас сюда… А значит, мы на правильном пути.

Они молча стояли на влажной земле, листья папоротников и стебли тростника капарены шелестели под теплым ветерком. Серые корни эпифитов, спускающиеся с крон каучуковых гевей, покачивались в воздухе. Метрах в десяти от смятой пилотской кабины пропитанная влагой почва переходила в настоящее болото, на поверхности темной воды застыли кувшинки и островки плавучего мха. В тине мелькнуло что-то напоминающее спину маленького крокодила.

— Этих гадов тут хватает, — сказал сенатор. — Эмерсон меня хорошо проинструктировал… А вон, посмотрите туда!

Над сплетением лиан порхала изумительно красивая бабочка с размахом крыльев сантиметров в тридцать.

— Здесь солнечно, потому что наш самолет пробил дыру в кронах, — продолжал Флетчер. — А там, в сельве, вечный полумрак и духота. Лучи солнца не проходят сквозь многоярусную листву. И много, много всяких чудес…

— Например? — попросил уточнить Эванс. — Должны же мы представлять, о чем умалчивают справочники.

— Да бог его знает… Видите ли, Фил, как говорил Эмерсон, белый человек, рискнувший углубиться в сельву, обычно не возвращается обратно. Поэтому об этих местах известно довольно мало. На берегах рек — там проще, там живут люди. А здесь… Мухи мотука кусают человека до крови, муравьи могут до смерти зажалить. Летучие мыши-вампиры выпивают кровь у спящих людей, причем их слюна анестезирует, и укус невозможно почувствовать. Пауки, пожирающие птиц, развешивают двадцатиметровые сети. Правда, самих пауков никто не видел, но их размеры легко представить. В воду лучше не совать руки — пираньи мигом обглодают до костей. Добавьте сюда ядовитых змей, анаконд, крокодилов, жуков-геркулесов, пираруку, москитов…

— Хватит, хватит! — взмолился Рэнди. — Подозреваю, что половину кошмаров Эмерсон попросту придумал.

— Боюсь, дело обстоит как раз наоборот. Все это — лишь верхушка айсберга.

— Гм… А индейцы?

— То же самое. Изученные, интегрированные племена вполне дружелюбны, но здесь полно и таких, которые редко видят белого человека. Не берусь предсказать их поведение при встрече с нами.

— А встреча не помешала бы, — задумчиво произнес Эванс.

— Мы должны руководствоваться правилами сертанистов, — сказал Флетчер. — Ученых, работающих с индейцами. Главная заповедь: умри, но не стреляй. Заповедь вторая: если боишься, не показывай этого, если тебя боятся — постарайся успокоить. Заповедь третья: побольше подарков, знаков уважения, расположения, дружбы. Вот, в сущности, и все. Нехитро, но действенно.

— Подарки у нас найдутся, — заметил Рэнди. — Возьмем с собой ножи, консервы, шоколад, что еще…

Он направился было к трапу, но Эванс окликнул его.

— Сначала похороним Силвейру…

Саперными лопатками, имевшимися в комплекте снаряжения, они вырыли могилу. Флетчер прочел короткую молитву.

Через два часа, окончательно убедившись во время сборов в отсутствии серьезных травм, они двинулись в путь. Вещмешки разбухли от продуктов, лекарств и подарков для индейцев, «стерлинги» прятались под просторными маскировочными куртками. Отсутствие компаса и карты удручало, но Флетчеру и Рэнди помогал ориентироваться в чащобе вьетнамский опыт, несмотря на радикальные различия регионов.

Идти оказалось значительно труднее, чем они ожидали. Невыносимо донимали москиты, влажность и жара отбирали силы. До вечера едва удалось преодолеть миль семь или восемь.

На относительно сухой поляне подальше от зарослей, в гуще которых могло скрываться все что угодно, они развели нещадно чадящий костер, надеясь отогнать москитов. Это более или менее удалось, но на свет полетели огромные жуки.

Отдыхали по очереди: пока один ворочался в попытках уснуть, двое других несли вахту со «стерлингами» наготове.

31

Кригер провел в камере двое суток, ему приносили еду и сигареты, но в контакты не вступали. Утром третьего дня дверь открылась и вошел впечатляющий персонаж ростом метра под два, соответствующей комплекции, с лицом, будто отлитым из чугуна.

— Послушайте, — только и успел проговорить Кригер, когда страшный удар железного кулака отбросил его в глубь камеры. Кригер ударился затылком о бетон и сполз на пол.

— Бад, Койл! — позвал человек с чугунным лицом.

Двое парней заволокли в камеру грубо сколоченное подобие средневекового трона, усадили на него Кригера, прикрутили его руки к подлокотникам резиновыми полосами. На голову ему напялили нечто вроде шлема, спиральные провода от которого змеились к черному чемоданчику.

Двухметровый верзила встал перед Кригером, широко расставив ноги.

— Меня зовут Рэйл, — прорычал он. — Ты будешь называть меня штурмфюрером, понятно?

— Чего уж тут непонятного, мистер Рэйл… Могучий удар по скуле был ответом.

— Штурмфюрер!

— Понятно, штурмфюрер…

Рэйл резко повернул рукоятку в чемоданчике. Страшная боль вспыхнула в мозгу Кригера и тут же исчезла.

— Тебе придется ответить на вопросы, полицейская ищейка. Кто конкретно тебя послал? Какое у тебя задание9 Кто, когда, как перевербовал Хартмана? Что вы успели пронюхать? Отвечай!

— Право же, такое и слышать странно, — сказал Кригер, с трудом размыкая распухшие окровавленные губы. — Если вы проверяли меня… Штурмфюрер, вы должны…

Удар наотмашь по шлему.

— Я сам знаю, что я должен! — заорал Рэйл. — Да, мы тебя проверили, коп. Все, что ты нам наплел, — ложь от начала и до конца. Ты не Кригер. Кто ты такой?

Снова поворот рукоятки и чудовищная боль, на этот раз надолго.

— Кто ты такой? — повторил Рэйл, приблизив лицо вплотную к лицу Кригера.

— Эрвин Кригер… Рэйл ухмыльнулся:

— Ты крепкий орешек, да? Вижу, током тебя не возьмешь, вы это проходили в полицейской академии… Ну, тогда снова в школу, курсант! Хорошенько усвой наш следующий урок. Бад!

Бад появился из-за спины Рэйла со шприцем, наполненным коричневой жидкостью, воткнул иглу через рубашку в предплечье Кригера и надавил на плунжер.

Наркотик подействовал быстро. Перед внутренним взором Кригера проносились многоцветные галлюцинации. Рэйл вдруг превратился в раскидистое дерево с оранжевыми листьями, Бад и Койл — в ягуаров. Но наваждение прошло столь же внезапно, как и обрушилось. Кригеру стало весело. В громадном пустом зале его черепа отдавались гулкие шаги, слышался смех, обрывки песен «Битлз» о дураке на холме и мармеладных небесах. «Дурак на холме — это же я, — мелькнуло у Кригера, — вот эпохальное открытие…» Он глупо хихикнул.

— Готов, — отметил Бад.

— Так как тебя зовут? — вкрадчиво осведомился Рэйл. «Действительно, как же меня зовут? — пытался сообразить Кригер. — Ведь зовут как-то… Джон Леннон? Кажется, нет… Эрвин Кригер? Нет, и это не мое имя… Но почему оно так мучительно знакомо? Это же не имя, это пароль. Скажи „Эрвин Кригер“ — и останешься в живых. Скажи что-то другое — безразлично что, — умрешь. Как занятно: любое из миллиарда имен ведет к смерти, и лишь одна дорога к жизни… Как важно не ошибиться».

— Эрвин Кригер, — сказал он вслух.

— Упрямый дьявол, — сплюнул Рэйл. — Ладно, еще подзарядим его электричеством…

Исполинский купол в голове Кригера опрокинулся, став вмещающим всю боль мира резервуаром. Боль мгновенно вышибла прочь видения и эмоции, заполнив собой Вселенную.

— Эрвин Кригер! — Крик был призван заглушить, остановить боль, но ничего не произошло.

В кабинете наверху Сарджент наблюдал за ходом допроса по монитору, велась аудио— и видеозапись.

— Что скажете, доктор? — обратился он к стоявшему рядом человеку в светло-сером костюме с дымящейся сигаретой в холеной руке.

— Держится он прекрасно, — прокомментировал доктор. — На этой стадии сломались бы и вы, и я. Но всегда есть предел, уважаемый сэр. Продолжайте, посмотрим.

Сарджент включил микрофон.

— Переходите к третьему этапу, — скомандовал он. — Только не убейте его.

— Я знаю, как бить, — заверил Рэйл. Он сорвал с головы Кригера шлем, размотал резиновые ленты. — Встать, свинья!

Шатаясь, Кригер встал. Ослабевшие ноги держали его плохо, но высоковольтная атака, похоже, преодолела наркотический заслон, и Кригер снова обрел ясность мысли. Он с запоздалым ужасом понял, что удержался на грани лишь чудом. Но что толку? Они раскусили его. Как и где — вот что важно сейчас. Если бы они ставили более конкретные вопросы, по которым можно установить, где он прокололся, соорудить легенду на ходу… Так нет!

Удар свалил Кригера с ног. Рэйл обрабатывал жертву методично и грамотно, демонстрируя тонкое понимание задачи и недюжинные познания в человеческой анатомии.

— Стоп, — прозвучал из динамика голос Сарджента, когда на Кригере живого места не осталось. — Освежите его под душем и продолжайте допрос.

Холодные тугие струи воды привели Кригера в сознание, так что он смог почувствовать всю полноту и объем причиненной ему боли. Его выволокли из душевой и вновь бросили на электрический трон.

— Кто тебя послал? — опять посыпались прежние вопросы. — Твое задание? Как много вам известно? Кто работал с Хартманом? Как тебя зовут?

Кригер поднял на Рэйла измученный взгляд:

— Послушайте, штурмфюрер. — Слова звучали едва слышно. — Я понимаю, что вы клинический идиот, да и по вашей внешности трудно заподозрить в вас интеллектуала. Но зачем об этом так твердо знать вашему начальству?

— Он еще острит! — восхитился Сарджент наверху. — Доктор, если вы скажете мне, что это стереотипная реакция на наши методы, я вам не поверю.

Доктор усмехнулся, закуривая новую сигарету:

— Вы правы… Давненько не доводилось мне видеть такого. Согласно учебникам, он должен валяться в ногах у Рэйла и умолять о пощаде.

— Четвертый этап?

— Думаю, осталось только это.

Сарджент щелкнул кнопкой на подставке микрофона:

— Расстреляйте его.

Губы Рэйла расплылись в широкой зловещей улыбке.

— Вот такой разговор по мне, — прохрипел он и вытащил пистолет. — Эй, ты, лже-Кригер! Встань, повернись лицом к стене и молись, если веришь в какого-нибудь бога.

Кригер заметался — избитый, он просто не мог встать, хотя переломов и вывихов не было. Бад и Койл подхватили его под локти, подняли, развернули к стене и уперли носом в шершавый бетон.

— Твой последний шанс, свинья! — Ствол пистолета вжался в затылок Кригера. — Думаешь, нам так нужны твои признания и ты сам? Мы дознались до многого и без тебя все закончим. Но если ты нам поможешь, спасешь шкуру. Так как тебя зовут?

— Эрвин Кригер…

— Раз… Два… Три!

— Эрвин Кригер! Грохнул выстрел.

32

В девять утра Флетчер заметил индейцев. Высокие краснолицые люди, вооруженные луками и стрелами, не выказывали ни страха, ни удивления при виде белых. Они стояли под деревьями тесной группой и не порывались спрятаться или убежать.

Флетчер подал Эвансу и Рэнди сигнал остановиться. Подняв обе руки вверх, чтобы показать, что у него нет оружия, он стал медленно приближаться к индейцам. Разукрашенный татуировками могучий мужчина выступил вперед.

— Приветствую вас, друзья, — громко сказал Флетчер по-португальски, что почти исчерпало его знание языка.

— И тебе привет, незнакомец, — спокойно ответил предводитель индейцев на том же языке.

Флетчер облегченно вздохнул. Если они говорят по-португальски, значит, принадлежат к вполне цивилизованному племени.

— Мы — алендао, — продолжал индеец, испытующе глядя на Флетчера. — Я Ларго, капитан племени. А кто вы такие и что вам здесь нужно?

Эванс перевел. Флетчер знал от Эмерсона, что капитанами в интегрированных бразильских племенах называют вождей. Эмерсон рассказывал и о племени алендао — оно было хорошо известно. Впервые алендао встретились с европейцами в конце девятнадцатого века, когда португальский миссионер Ламас обращал их в католическую веру.

Тогда племя насчитывало около тридцати тысяч человек, но прогресс сделал свое дело: теперь их оставалось не более восьмисот… Алендао обычно вели себя миролюбиво и на белых не нападали.

— Мы американцы, из США, — объяснил Эванс. — Наш самолет потерпел аварию, там… Меня зовут сеньор Эванс, это сеньор Стил, а это сеньор Флетчер. В моей стране он— великий вождь.

— Президент? — заинтересовался образованный Ларго.

— Нет, нет, не президент. Он сенатор… Как бы это вам растолковать… Сенаторы, это такие люди, которые принимают решения, и с ними не может спорить даже президент.

— Главнее президента, — заключил индеец и отвесил Флетчеру глубокий поклон.

— У нас есть много полезных вещей с погибшего самолета, — продолжил Эванс, развязал вещмешок, достал блестящие стальные ножи, банки с консервами, саперные лопатки.

Глаза капитана племени возбужденно засверкали.

— А где самолет? — спросил он.

Эванс перебросился парой фраз с сенатором и показал индейцу направление.

— Там. Мы шли долго, а вы дойдете за полдня. Великий вождь сеньор Флетчер дарит его вам. Все, что найдете, что уцелело — ваше.

Ларго снова церемонно поклонился:

— Мои люди благодарят великого вождя Флетчера за щедрый дар и спрашивают, окажет ли он и его спутники честь быть гостями в нашей деревне?

— Мы с радостью принимаем приглашение, — быстро ответил Эванс.

Под почетным эскортом их проводили в поселок, находившийся совсем недалеко, на берегу крохотной речушки, скорее разлившегося ручья. Пока они осматривались, Ларго не теряя времени отрядил экспедицию на поиски самолета.

Огромное манговое дерево, увешанное зелеными плодами, приютило под кроной десятка два крытых соломой и сухими листьями хижин. Свиньи и собаки бродили вокруг, возле хижин сидели и стояли женщины и дети, с любопытством взиравшие на пришельцев.

Улыбающийся Рэнди приступил к раздаче шоколада, ножей, консервов. Большинство женщин ни слова не знали ни на португальском, ни тем более на английском, и только часто кивали и кланялись.

Гостям отвели лучшую хижину. Помимо традиционного гамака атрибуты роскоши составляли кое-как сработанный примитивными инструментами стол, две табуретки, нитки самодельных бус, украшавшие стены, — нанизанные на жилы красные орешки, сморщенные высохшие плоды, разноцветные перья. Вождь поведал через посредство Эванса, что вообще-то у них есть даже радиоприемник, подаренный миссионерами, но он не работает из-за козней злого духа. Рэнди подумал, что замена батареек — более эффективное средство борьбы со злым духом, нежели шаманские пляски или что они тут практикуют, но оставил это умозаключение при себе. Зачем расстраивать человека, которому негде и не на что покупать батарейки?

— Сейчас — еда, — объявил Ларго. — Вечером — большой костер для белых братьев.

Он вышел из хижины, где ему приходилось стоять в полусгорбленной позе под низким потолком, что наносило урон достоинству.

Взглянув на поданное стройными девушками угощение (лепешки из фариньи, кукуруза, маниока), Эванс кисло заметил:

— Я предпочел бы хороший бифштекс… Надеюсь, мы здесь не слишком задержимся. Когда бы лучше расспросить их о чакамае?

— Вечером, у костра, — сказал Флетчер. — Эмерсон рассказывал мне, что у алендао в ходу местная рыбка, выжатый из нее сок по убойной силе значительно превосходит алкоголь. Это, надеюсь, поможет установить доверительные отношения…

К вечеру вернулась экспедиция с «Лиэрджета», нагруженная чем попало, включая предметы, абсолютно для индейцев бесполезные, но, по их мнению, красивые, — притащили даже разбитый лэптоп. Всеобщему ликованию не было предела, и авторитет великого вождя Флетчера поднялся до небывалых высот.

Костер развели возле реки. Его окружало огненное кольцо из подожженных сухих веток и травы, чтобы не подобрались ядовитые змеи — каскавелы, жарараки, корали. Этих милых созданий в окрестностях деревни ползало предостаточно.

Флетчеру предоставили почетное место на возвышении подле Ларго. Эванс как переводчик устроился рядом, а Рэн-ди пришлось довольствоваться не столь видной позицией. По кругу пошла чаша с соком пресловутой рыбки. Американцы усердно делали вид, что пьют.

После церемонии употребления веселящего сока индейцы затеяли ритуальные пляски вокруг костра. Монотонно били барабаны, им подвизгивало нечто вроде охрипшей флейты из тростникового стебля. Мелькание трясущихся тел впавших в экстаз индейцев оказывало гипнотизирующее воздействие. Под гортанные крики в костер летели пригоршни порошка, окрашивающего пламя в зеленый, синий, ярко-красный цвета.

Воспользовавшись тем, что капитан Ларго пребывает в ступоре и переводить нечего, Эванс подошел к привлекательной девушке, примеченной еще днем, — она показалась общительной и неплохо владела португальским.

— О, сеньор Эванс! — улыбнулась индианка. — Нравится вам наш праздник?

— Да, очень нравится… Как тебя зовут?

— Лиона, сеньор.

— Красивое имя. А сколько тебе лет?

— Не знаю, сеньор.

— Гм… — Столь неожиданно исчерпав тему, Эванс решил, что прямой путь — самый короткий. — Скажи, Лиона, какие еще племена живут по соседству с алендао?

— Тут много племен, сеньор. И все мирные. Вам нечего бояться, щедрым гостям везде будут рады.

— Да я и не боюсь… А есть такое племя — чакамае?

Лиона вздрогнула, в ее глазах засветились искорки страха. Она понизила голос:

— Об этом нельзя спрашивать, сеньор.

— Табу?

Если так, все, подумал Эванс. Если индейские шаманы наложили табу, религиозный запрет на упоминание чакамае, то, сколько бы он ни бился, не продвинется ни на шаг. Табу священно и непререкаемо. Можно бросить Лиону в костер, и она безропотно умрет, не сказав ни слова.

— Нет, не табу, — произнесла девушка вполголоса, и у Эванса отлегло от сердца. — Просто об этом не говорят. Страшно…

— Лиона, милая… Расскажи мне о чакамае. Я подарю тебе такое, чего ни у кого нет…

В поисках чего-нибудь, что помогло бы ему выполнить опрометчивое обещание, он обшарил карманы и достал зажигалку. В свете костра она заманчиво поблескивала.

— Ай! — завизжала восхищенная Лиона.

— Это не безделушка… Смотри!

Он щелкнул зажигалкой, появился остроконечный язычок пламени. Девушка была совершенно зачарована волшебной вещью.

— Дайте! — Она протянула руку.

— Э-э, погоди. — Эванс убрал зажигалку за спину. — Сначала ты расскажешь о чакамае. Ну пожалуйста, Лиона. Нам, людям издалека, нравится слушать страшные легенды…

Девушка нахмурилась:

— Это не легенда, сеньор. Пойдемте в хижину… Если здесь нас кто-нибудь услышит, мне будет плохо, меня будут сторониться… Идите, я приду к вам.

Эванс, на которого уже никто не обращал ни малейшего внимания, вернулся к Флетчеру и Рэнди, коротко переговорил с ними, перешагнул угасающий огненный круг и направился в хижину, выполнявшую роль отеля. Там он зажег фитили, плавающие в грязных плошках, наполненных жиром.

Лиона проскользнула в хижину минут через двадцать, когда Эванс уже начал беспокоиться, не передумала ли она. Но перспектива стать обладательницей зажигалки, видимо, перевесила ее опасения.

Девушка села на табурет напротив Эванса:

— Вы не обманете, сеньор? Вы дадите мне быстрый огонь?

— Конечно.

— Тогда слушайте. Племени чакамае больше нет. Они жили прямо там, где восходит солнце…

— На востоке… Далеко отсюда?

— Я не умею считать, сеньор, — смутилась девушка. — Не очень далеко. Не много дней пути для сильного воина. Но однажды, как говорят старики, в нашу деревню пришел израненный, окровавленный человек из племени чакамае. Это было до того, как белые люди провели большую дорогу…

— Трансамазонскую магистраль, — сказал Эванс. — Значит, до тысяча девятьсот семидесятого года… Но за сколько лет до этого? Приблизительно! Вот послушай, бывают сезоны дождей и засушливые сезоны, зима и лето. Смотри на мои пальцы, я считаю: один, два, три, четыре, пять. Подумай, Лиона. Столько раз сменялись сезоны до прокладки большой дороги? Или больше? Или меньше?