Война орхидей (Богомол - 4)

      - Все верно, - кивнул Игорь. - Но, сколько я ни перебираю в уме - не было за последнее время дел, из-за которых нас решили бы наказать... Кроме теперешнего, - он вздохнул. - Ничего не поделаешь, надо опять звонить Повару. О покушении на нас он должен знать немедленно.
      - А это не может быть его рук дело? - прямо спросил Андрей. - Я имею в виду, если все было не так, как мы представляем... Например, если орхидея-призрак попала к Богомолу не от кого-нибудь, а от самого Повара. И сейчас, докопавшись до лишнего, мы можем засветить какую-то игру, которую Повар ведет вокруг Курослепова...
      - Нет, - Игорь покачал головой. - С какой стороны ни возьми, Повару мы нужнее живыми и невредимыми... И потом, - с усмешкой добавил он, - если бы в нас стреляли исполнители Повара, то они бы не промахнулись!
      Справедливость этого довода Андрей должен был признать.
      Игорь уже положил руку на трубку телефона, чтобы позвонить Повару и рассказать о последнем событии, как из приемной донеслись голоса. Марина с кем-то разговаривала. Потом она крикнула:
      - Игорь Валентинович! Подойдите!
      Андрей и Игорь выглянули в приемную. Марина стояла, держа в руках небольшую картонную коробку, а на стуле у входа сидел совсем молодой парнишка, явно эту коробку доставивший.
      - Вот, Игорь Валентинович, - сказала Марина. - Хотел сразу уйти, но я попросила задержаться...
      - Да я что... - заговорил парнишка. - Меня попросили передать коробку, я и занес...
      - Спокойней, - сказал Игорь. - Никто тебя обижать не собирается. Во-первых, как тебя зовут?
      - Сергей.
      - Очень хорошо, Сергей. Сколько тебе дал человек, поручивший занести коробку?
      - Сто рублей.
      - Я дам тебе двести, если ты ответишь на несколько вопросов.
      - Да, конечно... Пожалуйста! - живо откликнулся парнишка.
      - Как выглядел этот человек и как вы с ним встретились?
      - Ну... - парнишка задумался. - Выглядел нормально, обыкновенно выглядел. Среднего роста, темная куртка, на голове такая спортивная шапка в обтяжку, так что волос не видно... То есть, не видно, какого они цвета, но, надо понимать, подстрижен он коротко, раз все волосы под такую шапку запрятаны.
      - Молодец! - Игорю понравилась наблюдательность паренька. - Форма лица? Цвет глаз?
      - Лицо обыкновенное, не круглое и не длинное. Цвет глаз... Холодные были глаза.
      - То есть, синие или серые?
      - Да.
      - Губы? Пухлые? Тонкие?
      - Тоже обыкновенные. Не такие и не сякие.
      - Нос?
      - Прямой, нормальный. В смысле, не с горбинкой и не курносый. Лоб... Да, вот лоб довольно высокий. А больше никаких примет припомнить не могу.
      - Ясно... - Игорь вздохнул. По таким приметам человека найти невозможно. - Как ты получил коробку?
      - Шел по улице, он меня окликнул. Хочешь, спрашивает, заработать сотню? Зайди, мол, вон в ту дверь, поднимись на второй этаж, там увидишь детективное бюро. Передашь им эту коробку. В этой коробке то, что им очень нужно и интересно, и они будут благодарны, но я не хочу засвечиваться лично... Я и понес.
      - И этот человек сразу исчез?
      - Да. Когда возле двери я оглянулся, его уже не было.
      - Ты не заметил, он на машине был или нет?
      - Машину рядом с ним я не видел.
      - Держи! - Игорь протянул пареньку две сотенные бумажки. - Ты их честно заработал. Вот тебе на всякий случай наши телефоны. Если вспомнишь ещё что-нибудь об этом человеке, сразу звони. Заработаешь еще. Сколько это в зависимости от ценности сведений... Да, и, опять-таки, на всякий случай, оставь свой адрес и телефон. Вдруг нам ещё какие-нибудь вопросы придут в голову. За ответы на эти вопросы тоже в накладе не останешься.
      Паренек охотно продиктовал свой адрес и телефон и удалился, вполне довольный.
      - Ваше пальто в полном порядке, - сообщила Игорю Марина. Пальто висело на плечиках и выглядело как новенькое. Лишь кое-где на темном кашемире виднелись влажные пятна.
      - Спасибо, Мариночка! - откликнулся Игорь. - Через пять минут мы наконец разбежимся и перестанем сидеть у вас на голове... Пойдем в кабинет, - кивнул он Андрею.
      Андрей, все это время стоявший на пороге безмолвным свидетелем происходящего, прошел в кабинет, Игорь за ним, аккуратно взяв коробку через бумажную салфетку.
      - Вряд ли на ней имеются отпечатки пальцев, - заметил он, ставя коробку на стол. - Наверняка мужик, передавший её, был в перчатках. Но чем черт не шутит.
      Андрей кивнул.
      - По-моему, я знаю, что в ней.
      - Я тоже, - отозвался Игорь, снимая крышку. - Все точно!..
      Они увидели бледный цветок с красивейшими лепестками и с "языком" причудливой формы, напоминавшей обводы вокруг глазниц и рта. В целом, цветок и впрямь очень напоминал человеческий череп.
      - Орхидея "мертвая голова", - Игорь вслух подытожил очевидное. - Надо полагать, тоже из курослеповских экземпляров. Значит, это не предложение начать переговоры о выкупе, а угроза...
      Андрей только кивнул. Хоть он с самого начала догадался, что должно быть в коробке, но, все равно, ему стало нехорошо и зябко. Возникло такое ощущение, будто ему в затылок упирается ствол пистолета. И настолько реальным было это ощущение, что Андрей невольно передернул плечами, чтобы его прогнать.
      Кроме орхидеи, в коробке оказалось ещё кое-что. Во-первых, записка, крупными печатными буквами: "Не суйся не в свое дело". Во-вторых, две стреляные гильзы - вполне очевидно, от тех пуль, которые были выпущены в компаньонов.
      Игорь опять покачал головой.
      - Очень интересно, - заметил он, подливая себе остатки кофе. Действовал либо непрофессионал, либо супер-профессионал... Записка от руки, гильзы, по которым можно установить пистолет, и на коробке наверняка должно быть множество красноречивых микроскопических следов... Так наследить мог либо тот, кто не понимает, что при современной технике его легко будет найти по этим следам, либо тот, кто все это слишком хорошо понимает - и уверен, что оставленные следы к нему не приведут... В любом случае, коробку и все содержимое нужно отправить на экспертизу. И ещё извлечь из сугроба обе пули. В общем, звоню Повару. Наверно, он велит завезти коробку к его экспертам. Ты завезешь, куда он скажет, а я наконец двинусь к Курослепову.
      Как Игорь предрекал, так и случилось. Выслушав сообщение Игоря о последних происшествиях, Повар коротко велел подвезти посылочку его экспертам. И через четверть часа Андрей, простившись с Игорем, который помчался в Баковку, вез коробку - а заодно и извлеченные из снега пули - по указанному Поваром адресу.
      Он подъехал к трехэтажному, ничем не выделяющемуся, дому в одном из тихих переулков, примыкавших к началу Лубянки. Не успел Андрей выйти из машины, как распахнулась тяжелая дверь с глазком и в приотворенную дверь выглянул коротко стриженый плотный мужик в штатском. Андрей знал его: это был один из ближайших помощников Повара и сам, надо полагать, в немалом звании.
      Мужик приподнял руку в приветственном жесте и, пропустив Андрея вовнутрь, опять плотно затворил и запер дверь.
      - Давно не виделись... - насмешливо проворчал он. - Давай ваш подарочек.
      Андрей вручил ему пластиковый пакет, в который они с Игорем аккуратно уложили коробку со всем её содержимым.
      - Все? - спросил он. - Больше от меня ничего не надо?
      - Пока что, все. Старик занят. Шлет тебе свой привет и пожелания успехов.
      - Спасибо... Тогда всего доброго.
      - Всего доброго.
      И офицер выпустил Андрея на улицу так же аккуратно, как впускал.
      Вернувшись домой, Андрей весь вечер провел за справочной литературой, которую всучил ему Игорь. Яркие цветные альбомы заинтересовали и Ольгу, его жену, и маленького Мишутку. Открывая очередной альбом на развороте с красочными фотографиями, Мишутка недоверчиво водил пальчиком по глянцевой бумаге, словно удивляясь: неужели вся эта красота существует только на бумаге, и её нельзя сорвать? Так что, можно сказать, просмотр альбомов получился семейным.
      - Просто фантастика... - вздохнула Ольга, разглядывая очередной диковинный цветок, походивший на бабочку. До этого её привели в особый восторг "монахиня" и "пчелиный улей" (так эти виды были представлены в англоязычном альбоме; после этих, внятных и броских, обиходных названий, следовали и длинные латинские, но ни Андрей, ни Ольга не удосуживались их изучать). - До чего все-таки богата фантазия природы.
      - И до чего люди сходили с ума от этой красоты! - добавил Андрей. Вот, послушай. "Самые страстные и богатые любители орхидей, такие, как шестой герцог Девонширский, могли снаряжать до двадцати поисковых экспедиций одновременно. Нередко между экспедициями, отправленными разными владельцами оранжерей, возникало острое соперничество из-за впервые найденных экземпляров редчайших видов орхидей, которое заканчивалось убийством одного из соперников. Известен случай, когда в смертельной схватке сошлись целых три экспедиции, столкнувшиеся в Андах на небольшом участке, славящемся своими редкими видами орхидей, неизвестными цивилизации. Среди убитых из-за уникальных орхидей можно назвать таких знаменитых охотников за растениями как Эндрес, Фалькенберг, Густав Уоллис и Шредер. Знаменитый лингвист и ботаник Август Маргари пережил множество смертельных опасностей во время путешествия по Китаю только для того, чтобы, добравшись до безопасной Бирмы, погибнуть от рук убийц в тот момент, когда он, с драгоценнейшеми экземплярами орхидей, благополучно готовился сесть на корабль, отплывающий в Европу... Во Флориде ежегодны налеты на оранжереи, при которых крадутся орхидеи на стоимость в тысячу долларов и более. Самое крупное преступление было совершено в 1990 году, когда из оранжереи Роберта Фухса было украдено орхидей более чем на сто пятьдесят тысяч долларов - многие цветы являлись победителями международных выставок, а другие уникальными и невосполнимыми образцами. Кое-кто связывал это преступление не с жаждой наживы, несмотря на колоссальную стоимость похищенного, а с борьбой за место судьи в жюри международных выставок орхидей..." Тут ещё много чего рассказано... - криво усмехнулся он. - А вот еще, на другую тему. "Цветы и псевдоклубни орхидей со времен Древнего Рима считались одной из обязательных составляющих любого порядочного зелья для возбуждения любовной страсти и укрепления мужской потенции. Колдуны и алхимики средневековой Европы часто отдавали предпочтение орхидее "мертвая голова", когда им удавалось её достать... В 1534 году в городе Нанси был сожжен на костре колдун, признавшийся, что тайком подмешивал в вино сироп из лепестков орхидей, пробуждая в несчастных жертвах такую похоть, что они могли совокупляться бесконечно и, когда их жены не могли больше их выносить, впадали во все грехи Содома и Гоморры, учиняли насилие над девицами и предавались скотоложству, подпадая таким образом под власть дьявола, чего и добивался колдун..." Как тебе, а?
      - Ужасно, - сказала Ольга. - Но зачем тебе это? Неужели и в наше время ловят таких колдунов, чтобы сжечь их на костре?
      - Слава Богу, до этого мы ещё не дошли, - поддерживая шутливый тон жены, отозвался Андрей. - Меня поражает количество преступлений, связанных с этими цветами, понимаешь? Преступлений и мерзости.
      - Как с драгоценными камнями, - вполне серьезно заметила Ольга.
      - Приблизительно так, - кивнул Андрей.
      Вот так, то пошучивая, то обсуждая какие-то вещи вполне серьезно, они провели вечер. Андрей уделил внимание и особенностям оранжерей, в которых разводятся орхидеи, и теперь был вполне подкован к разговору с любителями этого вида цветов.
      Но на том день не кончился. Уже за полночь Андрея разбудил телефонный звонок. Еще не до конца проснувшись, он неуверенно нашарил в темноте телефонную трубку.
      - Алло...
      - Спишь? - осведомился возбужденный голос Игоря. - Извини. Я подумал, что тебе стоит как можно скорее узнать первые результаты экспертизы.
      - Ну?.. - с Андрея сразу слетел сон. Видно, было что-то очень важное иначе бы Игорь не стал трезвонить посреди ночи.
      - Похоже, на нас напал призрак.
      - То есть?..
      - То оно и есть. Количество призраков в этой истории растет не по дням, а по часам. Орхидея-призрак, стрелявший - призрак... А если серьезно, то записка с требованием не лезть не в свое дело написана рукой некоего Бечтаева Рудольфа Александровича, он же Бич, он же Темный, он же Вершок. И пули выпущены из пистолета, принадлежавшего ему. А фокус в том, что этот Бечтаев исчез около трех месяцев тому назад, и мало у кого имеются сомнения, что его прибрали конкуренты по бизнесу.
      - По какому бизнесу? - окончательно приходя в себя, спросил Андрей.
      - Живой товар. Бечтаев контролировал одно из бойких мест, где по вечерам выставляются девочки. Сутенером был среднего пошиба, попросту говоря.
      - Откуда известно, что пистолет принадлежал ему?
      - Проходил этот пистолет по "мокрому" делу. Из него с полгода назад был застрелен один из конкурентов Бечтаева. У милиции не было сомнений, что Бечтаев лично прибрал этого самого конкурента, но тогда Вершок выкрутился. Пистолета у него не нашли, и вообще улик было недостаточно, так что пришлось оставить его в покое. Наши бравые следователи подумывали, вообще-то, дожать его не мытьем, так катаньем, наркотики ему подкинуть или как-то ещё разобраться с подлецом, уж больно он всем глаза мозолил. Но тут он исчез. Подождали, провели обыск в его квартире. Обнаружили там легкий разгром и пятна человеческой крови на полу и стенах кухни. Так что, хотя тела и не обнаружилось, но сомнений, что Бечтаева прибрали в его же собственной квартире, а труп куда-то вывезли, быть не могло. Тем более, группа крови совпадала с Бечтаевской... Так вот, когда выяснилось, из какого пистолета выпущены пули, взяли и сравнили записку с кой-какими образцами почерка, оставшимися от Бечтаева - его записной книжкой, деловыми памятками всякими. Эти записи в начале года здорово помогли следователям тряхануть московские бордели, немало ценного в них оказалось. Эксперты категоричны - хотя наша записка и составлена печатными буквами, и всячески человек старался скрыть особенности почерка, но написана она рукой Бечтаева, факт. Тем более, и отпечатки его пальцев на ней остались. Как и на гильзах, кстати.
      - Он не мог инсценировать собственную смерть? - спросил Андрей. Чтобы уйти от охотников...
      - Кто его знает, что он мог, а что не мог!.. Есть ещё один интересный фактик: эта сволочь жила на улице Красина, совсем рядом с Тишинкой. Улавливаешь?
      - Улавливаю. Но какая может быть связь между ним и ворами, обокравшими Курослепова?
      - Вот это нам тоже предстоит выяснить. Ведь то, что какая-то связь имеется, отрицать нельзя.
      - Может, напрямую спросить у Курослепова?
      - Завтра подумаем. Придется тебе заехать в контору, перед тем, как двигаться в Баковку. Чтобы мы могли ещё раз все проговорить. Спи спокойно, дорогой товарищ.
      - И тебе тоже спокойной ночи, - в тон Игорю ответил Андрей.
      Повесив трубку, он некоторое время лежал, размышляя над услышанным. Дело, которое хотя и не было ординарным, но представлялось поначалу достаточно прямым и простым, с каждым часом приобретало все более странные очертания. Превращалось в одно из тех дел, когда движешься словно в тумане, и то сгусток тумана принимаешь за дерево, то дерево - за сгусток тумана, старательно обходишь пустоту, чтобы врезаться лбом в самый что ни на есть реальный сук.
      Осторожно, чтобы не разбудить Ольгу, Андрей встал и прошлепал на кухню покурить. Он не спросил у Игоря, не было ли у воскресшего из мертвых Бечтаева "рено" красного цвета, но можно было не сомневаться, что к числу странностей машина не относится: иначе бы Игорь и о ней упомянул. Выкурив сигарету, Андрей порешил, что утро вечера мудренее, улегся в постель и крепко уснул. Тем крепким сном, который приходит порой после трудных и опасных дней - нечто вроде защитной реакции психики.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Чем выше сидишь - тем беспокойней сон. В отличие от Андрея, Повар генерал Пюжеев - провел почти бессонную ночь. Впрочем, он отлично себя чувствовал даже тогда, когда ему доводилось по несколько дней спать буквально два-три часа в сутки. Так бывает с достигшими солидного возраста толстяками: по их виду кажется, что им только дай всхрапнуть, а на самом деле они спят мало и чутко.
      Проблем у Повара было по горло. Днем он был на приеме "на самом верху" и получил солидный втык - насколько Повар вообще мог поучать втыки - за то, что операция под кодовым названием "Миротворец" все ещё не перешла в решающую стадию. Повар спокойно, со стариковским занудливым добродушием (того типа, когда налетом занудства маскируется снисходительная ирония), напомнил, что операция может войти в решающую стадию только тогда, когда охотники клюнут на двойника Зараева, и все оттяжки времени только для того и надобны, чтобы эти щуки поосновательней заглотали крючок.
      - Мелкая рыбешка, насаженная на этот крючок, должна выглядеть совершенно живой, и все её движения должны быть самыми естественными, добавил Повар. - Если мы хоть где-нибудь перегнем палку, наша хищная рыба учует подвох и сорвется с крючка. Манускрипт надо подсунуть им так, чтобы они не сомневались: вещь выставлена на продажу настоящим владельцем.
      - Насколько помню, мелкая рыбешка была подобрана уже месяц назад, - не без резкости заметил собеседник Повара (а Повар с раздражением подумал, что должен был учесть, насколько хорошо хозяин высокого кабинета помнит любые важные детали, относящиеся к магистральным делам). - Вы рассчитывали на этого... как его... ну, в общем, на цветовода Курослепова.
      - На Садовникова, - подсказал Повар. - Там ещё не все готово.
      - Что именно? - поинтересовался его собеседник.
      Правду Повар сказать не мог. Скажи только - и тут бы ему точно не сносить головы. Правда сводилась к тому, что Садовникова пришлось бы убрать после того, как была бы разыграна комбинация с манускриптом - а убирать цветовода ни в коем случае было нельзя! Вот в чем состояла загвоздка. По мнению Повара, Садовников на данный момент был важнее и нужнее тысячи "Миротворцев", вместе взятых. Но возьмись генерал Пюжеев откровенно объяснять, почему это так - его бы обвинили во всех смертных грехах, раздавили и растоптали. Даже Повар не устоял бы против поднявшейся волны... Кое-кто понял бы, наверное, его замысел - например, сидящий перед ним государственный муж - но обмана бы, такого обмана, все равно не простил. А если б и готов был простить, понимая важность задуманного Поваром - все равно отступился бы и умыл руки, чтобы его самого не записали в соучастники, чтобы вся его карьера с громким треском не полетела под откос. Слишком он был осторожен. "Осторожность его и погубит, - не без злорадства подумал Повар. - Он из тех осторожных, при виде которых слишком очевидно, что они десять раз соразмеряют каждый шаг, чтобы поверней и покрепче в нужный момент потянуть одеяло на себя. Президент его за это не любит. Да и кто таких любит? Воображают себя бульдогами - но какие они бульдоги? Бульдоги вцепляются ради хозяина, не думая о собственной жизни, а эти готовы разжать челюсти, едва почуют угрозу своей карьере. Сколько раз он уже разжимал челюсти, когда для дела - для интересов страны - требовалось сжимать их покрепче? Наш Большой Хозяин такого не прощает..."
      - У Садовникова уже побывал наш человек, - проговорил Повар вслух. Все эти мысли, не первый раз к нему приходившие, промелькнули в его увесистой хитрой башке за долю секунды. - Тот, что, по замыслу, должен был обратиться к Садовникову с просьбой помочь в реализации ценнейшего древнего манускрипта, в котором есть фантастический раздел про орхидеи. Но пока он ограничился тем, что приобрел у Садовникова несколько видов редких орхидей - близнецы тех, что были украдены у Курослепова.
      - Зачем? - спросил государственный муж. Повар кожей ощущал нарастающее недоверие.
      - Я могу подробно отчитаться по этой линии наших действий, - сказал Повар, опять позволив взять тот добродушно урезонивающий тон, который бывает у стариков, наивно убежденных в мудрости своего возраста, и звучит скорее юмористически, чем раздражающе. - Но, мне кажется, лучше вам пока не знать всех деталей. Чтобы потом вы с чистым сердцем могли отговариваться незнанием, если что-нибудь сорвется. Слишком... гм... грубые и жесткие моменты там могут возникнуть. Мы, так сказать, ассенизаторы, нам и положено вонять, а от вас даже легким запашком не должно веять на публику.
      - Брось свои шуточки, - государственный муж за строгостью постарался скрыть невольную улыбку. - Вкратце, в чем суть?
      - Суть в том, что Садовников оказался человеком слишком честным и порядочным, - ответил Повар. - Он ни за что не станет выводить владельца манускрипта на Курослепова, хорошо зная, на что способен Курослепов. Он станет искать покупателей, умеющих хранить тайну. Но нам-то покупатели, умеющие хранить тайну, ни к чему! А просить Садовникова напрямую - мол, сведи именно с Курослеповым, чтобы он мог убить продавца, при нашем попустительстве - это как-то, согласитесь... Неловко, - последнее слово Повар произнес с мягкой улыбкой.
      - Неловко, - кивнул его собеседник. - И какие есть идеи?
      - Идея одна. Пусть сделка произойдет за пределами нашей великой родины. А Садовников пусть едет сопровождающим. Выступит, так сказать, гарантом чистоты сделки.
      - Он когда-нибудь бывал за границей?
      - Нет, никогда. Но его многие знают. Его репутация среди цветоводов любителей орхидей - очень высока.
      - Но ведь это значит... - государственный муж нахмурился. - Да, это значит, что ему нельзя будет возвращаться из Европы. А в Европе решать проблемы намного сложней.
      - Это как раз проблема разрешимая, - возразил Повар. - Заполучить его мечтают многие крупнейшие оранжереи - и в Англии, и в Голландии, и в других странах, - Повар сдержался, чтобы не сказать про "другие страны" скороговоркой - это было бы слишком разоблачительным. Ведь все дело было в том, что за конкретная страна и конкретный хозяин уже подобраны цветоводу, о котором идет речь. А собеседник Повара умел за версту чуять запах жареного. Начни он копать, какую конечную точку маршрута цветовода предполагает Повар - и тут бы Повару не сносить головы! И самое обидное, что, уничтожив Повара, его собеседник, скорее всего, не постеснялся бы забрать под себя все наработанное Поваром по этому делу. А забирать было что!.. - Скорей всего, мы остановимся на Голландии, - продолжил Повар. Оранжереи там очень богаты, и в этой стране легче всего прожить человеку без паспорта или с просроченным паспортом. Без паспорта, без знания языков - куда он денется от владельцев оранжереи? Да он и не вздумает сбегать, потому что ради работы в царстве редких орхидей он душу продаст! А уход за ним будет как за принцем крови - лишь бы работал и выводил цветы в победители международных выставок! Так что, скорее всего, Голландия. Но мы прорабатываем и другие варианты... Простите, я слишком подробно говорю о не очень существенном моменте операции, но это только для того, чтобы вы убедились: крови не будет, и пыли в Европе тоже не будет.
      - Очень хорошо, - кивнул его собеседник.
      Они обсудили ещё кой-какие детали, и Повара отпустили. Государственный муж поостыл и ограничился пожеланием не слишком тянуть - после той выволочки, которую Повар получил, переступив порог высокого кабинета, это можно было считать прощением.
      Сейчас Повар снова и снова прокручивал в уме весь разговор. Нет-нет, с его стороны все было четко, логично, убедительно, на ясном глазу. Нечистая совесть - вот что мешало Повару быть довольным собой. У страха глаза велики, вот он и прокручивал снова и снова всю сцену в кабинете, чтобы понять: не допустил ли он где хоть крохотный прокол - прокол, который подметит острый глаз владельца кабинета, и владелец кабинета, продолжая мило улыбаться Повару, отдаст приказ начать негласную проверку всей операции и задействованных в ней людей.
      Хорошо, что в операцию оказались втянуты Андрей Хованцев и Игорь Терентьев. Толковые ребята, и, главное, в стороне от всех других дел. Повар предполагал, что Курослепов обратится к Терентьеву - но одно дело предполагать, а другое - увидеть, что твое предвидение сбылось. Теперь у Повара имеется лишний рычаг управления ходом событий - и рычаг абсолютно чистый. Терентьеву и Хованцеву могут устраивать хоть сто негласных проверок - все равно узнают лишь то, что нужно Повару. Придется, конечно, немного подставить ребяток... Ну, да что уж там, взрослые люди, знали, что подписывались. Кроме прочего, это станет для них лишней проверкой на вшивость - если выкрутятся из-под всех подставок, то ещё больше возвысятся в глазах Повара и ещё больше смогут рассчитывать в будущем на его расположение и защиту. А если где-то споткнутся и окажутся козлами отпущения за все - что ж, значит, туда им и дорога. Значит, не из того теста были сделаны.
      Но медлить больше нельзя. Однако, и выходить на прямую связь с Сан-Франциско не стоит как минимум два-три дня - вдруг негласные проверки все же назначены, и новый контакт Повара насторожит проверяющих? Остается действовать через Париж - все знают, что там у Повара имеется "опорный пункт", которым он пользуется в исключительных случаях. Так что подключение парижской линии будет абсолютно чистым, подозрений не вызовет, никого не удивит - все проверяющие признают, что случай и впрямь исключительный.
      Повар нажал клавишу вутреннего переговорника.
      - Срочно, через самый прикрытый канал, связь с Парижем, - сказал он. Пусть Николай будет готов взять на себя эту связь и все обеспечить.
      Телефонный звонок прозвучал около часу ночи по парижскому времени. Этот звонок не разбудил Дика, потому что он и так не спал. С полчаса назад он тихо выбрался из кровати и теперь курил у приоткрытого окна, не отрывая глаз от спящей женщины... Иногда она просыпалась, когда он вот так вставал, иногда нет. И то, и другое было хорошо. Если она просыпалась, то это означало ещё два-три часа вдвоем, пока они опять не уснут - вместе, в объятиях друг друга. При условии, конечно, что они не умудрялись поссориться насмерть - порой достаточно бывало самой малости, чтобы произошло "короткое замыкание", как он это про себя называл, и после трескучей россыпи искр остались лишь обгорелые провода. Слишком со многим друг в друге они не могли примириться, несмотря на весь двадцатилетний опыт их кратких свиданий, и порой сложно бывало понять, чего больше в их страсти: подлинной любви или ненависти, той ненависти, которая с ещё большей ненасытностью, чем любовь, постоянно бросала их навстречу друг другу и делала такими до боли друг для друга желанными. "Да, ненавижу, и все же люблю. Как возможно, ты спросишь? Сам не пойму я, но так чувствую, смертно томясь..." - припомнилось ему. Да, приблизительно так. Хотя даже странным кажется, что где-то там, в иной жизни, он изучал и разбирал эти короткие стихи, накрепко засевшие после институтских штудий в его памяти. Иногда ему хотелось перечеркнуть всю прошлую жизнь, двадцать лет тайных свиданий урывками, двадцать лет обоюдной боли и... и обоюдного блаженства, да. Они дорожили каждым мгновением своих встреч, случавшихся на всех перекрестках перелицованной великими потрясениями Европы... И переиграть жизнь заново ему хотелось только для того, чтобы этих урывков счастья было побольше, и не были они такими короткими. "Да, ненавижу, и все же люблю..." Для себя он решил - или ему казалось, что решил - эту проблему. Он любил эту женщину, и ненавидел весь остальной мир, воздвигавший между ними столько преград, снова и снова разлучавший их, воспитавший их в таких разных понятиях обо всем на свете, что они почти никогда не могли найти общего языка - при том, что и жить друг без друга не могли. Во всяком случае, он без неё не мог. А она без него? Иногда ему казалось, что он ей так же дорог, как она ему, а иногда - что он для неё один из временных попутчиков, "давних друзей", без которых невозможно скоротать денек-другой в чужих городах.
      А если она продолжала спать - он мог до бесконечности любоваться каждой черточкой её лица, каждым изгибом её тела, каждой прядью её рассыпавшихся по подушке волос. Он вдыхал и впивал её образ, старался зафиксировать и удержать в памяти все его детали, слагавшиеся в удивительное целое. Если бы она знала, чем он для неё пожертвовал - он продал и предал все, лишь бы её никогда не предать и не продать, и, кроме любви к ней, цепь собственных предательств оставила в нем лишь холодную ненависть к миру, потребовавшему такую несуразно большую и жестокую плату, чтобы иногда он мог оказываться рядом с ней, любимой и желанной - и знать, что перед ней-то он ни в чем не виновен... Иногда ему приходило в голову, что, может, лучше рассказать ей все как есть - но нет, тогда могла навек оборваться тонкая ниточка, продолжающая их связывать. Были вещи, которые, ему казалось, она бы ни за что не простила ему - хотя они и были сделаны ради нее. А может быть - иногда ему приходила в голову сумасшедшая мысль тайна женской души такова, что она не только простит его, но и примет сделанное им как драгоценный дар: ведь ничего другого он не способен был ей подарить.
      Когда телефон затрезвонил, он быстро схватил трубку, чтобы громкие гудки не разбудили спящую.
      - Да?
      - "Литовец"? - осведомился голос в трубке. - Снимайся с места.
      - Когда? - спросил он.
      - Немедленно.
      - Что произошло? - он знал, что такого вопроса задавать не положено, особенно по линии международной телефонной связи, и все-таки не удержался.
      На другом конце провода просто положили трубку.
      Он с силой смял сигарету о донышко пепельницы - и тут же закурил следующую. Ему надо было хотя бы пять минут, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями.
      В Москву придется вылетать ближайшим рейсом, это факт. Собственно, он давно был к этому готов. На определенном этапе без него никак нельзя было обойтись. По тому, что ему было известно, он должен был сыграть роль основного прикрытия для человека, со следа которого надо было сбить охотников. Но он так надеялся, что охотники и без того потеряют след, и можно будет обойтись без него!
      Женщина все-таки проснулась - и теперь глядела на него сквозь мягкий сумрак, больше похожий на почти прозрачный синий туман, и её глаза были в этом тумане как две звезды.