Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Полковник Лоуренс

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Бэзил Генри / Полковник Лоуренс - Чтение (стр. 3)
Автор: Бэзил Генри
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Подкрепление состояло из четырех пушек египетской горной батареи и захваченной у турок гаубицы. Начав обстрел 16 июля, эта артиллерия, постепенно продвинувшись к Тайфу, быстро подавила огонь полевых орудий турок. С торжеством наблюдая за происходивший, арабы больше восхищались гулом орудий, чем попаданием снарядов, и предпочитали оставаться в роли зрителей, чем подвергать себя риску перехода в наступление. Их вождь Абдулла, излишне полный для своих 35 лет, был слишком хитер, чтобы пойти на дерзкое предприятие, в особенности учитывая, что на его стороне - только время, а все остальное против него. Его осторожность была оправданна, когда, наконец, 22 сентября, после того как губернатор Тайфа был напуган попаданием нескольких снарядов в его дом, гарнизон безоговорочно сдался. Благодаря этому поражению число пленных турок шерифа превысило 5 000 человек. Многие из находившихся среди них арабов и сирийцев добровольно согласились поступить на военную службу к арабам и позднее образовали ядро регулярных частей.
      Хотя в Тайфе и был успех, но в северном районе положение еще больше ухудшилось. Железнодорожное движение из Дамаска было быстро восстановлено, и поезда ходили в Медину два раза в неделю, совершая проезд в два дня. Командование в Медине перешло теперь к Фахри-паше, который приобрел себе известность как организатор резни а Адене еще в 1909 г. Обладая большим опытом в подобных методах подавления и устрашения, он и в эту войну остался верен себе. 27 июня Фахри произвел внезапную вылазку, заставившую Фейсала отступить, и окружил предместье, которое последний занимал. После успешного штурма его люди разорили и сожгли предместье, перерезав за малым исключением почти всех жителей - мужчин, женщин и детей.
      Примененные турками методы ведения войны произвели тем большее впечатление, что они нарушили кодекс, которого придерживались арабы, считавшие, что нужно щадить не только женщин и детей, но и материальное имущество, если оно не может быть захвачено с собой как добыча. Этот относительный иммунитет от той жажды крови, которая имеется у большинства живущих здесь рас, является свидетельством здравого смысла арабов, но в то же время он не указывает на арабов как на "хороший материал" для крестового похода, который требует фанатического энтузиазма.
      Это обстоятельство помогает понять те трудности, которые пришлось встретить людям, лелеявшим мечту вдохновить арабов на высшее и бескорыстное усиление для достижения свободы и власти. Сражения иногда выигрывались обманом, а войны - чаще маневренностью, чем медленными операциями. Но все же с военной точки зрения даже арабы представляют ценность для тех, кто знает, как их использовать. Требовался лишь военный гений, который смог бы понять значение слабости и обратить ограниченные способности арабов в их пользу. По странному стечению обстоятельств этот динамический реализм должен был проявиться у человека, для которого арабы были романтическим идеалом.
      В середине лета 1916 г. положение было еще весьма тяжелым. Арабы могли бы отомстить за убийство своих соплеменников, но здравый смысл удержал их от того, чтобы броситься под пулеметный огонь. Они отступили. Али также отступил от железной дороги и соединился с Фейсалом. Теперь силы арабов довольствовались охраной проходов, которые вели через холмы к Мекке.
      Но даже и здесь арабы недолго оставались в покое. 3 августа турки вновь перешли в наступление и отогнали Али на 35 км к югу от Медины. Скалистые холмы, столь выгодные для снайперов, явились главной преградой наступлению. В этот момент прибытие новой подвижной колонны, несомненно, позволило бы туркам отогнать арабов до самой Мекки. Вместо этого турецкий командующий предпочел подождать, пока свежие подкрепления не придут в Медину и не позволят ему начать полное покорение Геджаса. Шла подготовка к отправке восьми батальонов, а новый шериф готовится к триумфальному въезду в Мекку с турецким священным ковром. Удовлетворение подобной мести казалось слишком обеспеченным, чтобы стоило его отравлять торопливостью. Таким образом турки упустили величайшую возможность подавления восстания в самом зародыше.
      Время дало возможность арабам распространить весть о восстании по пескам пустыни. Оно позволило также арабам устранить допущенные ими недочеты в подготовке восстания и укрепить дисциплину. Но все же они плохо использовали передышку. Организованность не является чем-то естественным для араба, а тем более для бедуина; она также не соответствует их семейному укладу. Если арабы и объединились; то сила, являвшаяся результатом этого объединения, оказывалась столь же изменчивой, как пески. Зачастую случалось, что член семьи поочередно служил несколько дней на фронте, пользуясь семейным ружьем, а затем заменялся братом. Женатые уходили с фронта, чтобы навестить своих жен. Иногда весь клан целиком уходил домой. Подобные дезорганизующие действия усиливались неустойчивостью арабов и враждой между племенами. Связанность наличием общего врага зачастую была недостаточна, чтобы преодолеть взаимное нерасположение. Линии разделения были бесчисленны.
      Главное достоинство арабов с военной точки зрения заключалось в стратегической подвижности - в их способности передвигаться на большие расстояния без долгих приготовлений и без той поклажи, которая обычно обременяет воинские части. Но эта способность все же имела больше ограничений, чем это кажется обычно. Едва лишь одна десятая первоначальных сил Фейсала была всадниками на верблюдах. То обстоятельство, что большая часть арабов передвигалась пешком, затрудняло снабжение продовольствием в случае их удаления на большое расстояние от поселений. Таким образом вопрос о пище являлся вторым после семьи вопросом, привязывавшим арабов к району своего племени. Это означало, что если военные действия переносились на новую территорию, то стратегия в значительной степени зависела от успеха вербовки новых сил из местных племен.
      Когда ослаб первоначальный энтузиазм, поддержание восстания арабов зависело от возможности шерифа снабжать своих сторонников продовольствием, а также вознаграждать их за ту добычу, которую им не удалось получить от турок. В этом отношении помощь Англии явилась решающим фактором, так как транспорты с продовольствием, прибывшие в Джидду и Рабуг, оказались для восстания базой. Благодаря им - и только им одним - шериф был в состоянии прокормить как своих воинов, так и их семьи. Получая деньги от англичан, он мог платить по 2 фунта стерлингов{4} за человека в месяц и но 4 фунта за верблюда. Как правильно заметил Лоуренс, "ничто другое не смогло бы удержать на фронте в течение пяти месяцев армию, составленную из разноплеменных арабов".
      К сожалению, те, которые находились ближе всего к транспортам, а следова тельно, дальше всего от фронта сумели добиться для себя наилучших условий. Таким образом и здесь, но еще в более разительной форме, проявилась знакомая тенденция современных армий. Поскольку к тому же эти туземные армии не имели дисциплины, которая могла бы их сдерживать, постольку в результате получился прилив к базе и ослабление боевых частей.
      Али и Фейсал вскоре обнаружили, что припасы доходят к ним лишь по капле, а деньги не доходят вовсе. Чтобы поддержать воинственный дух своих людей, Фейсал пустился на хитрость. Он наполнил сундук звонкими камешками, запер его на замок и тщательно перевязал. Во время каждого дневного перехода он приказывал его тщательно охранять.
      Однако этих уловок не могло хватить надолго. Тогда Али, пользуясь правом старшего брата, отправился в Рабуг, для того чтобы установить причину невыполнения англичанами своих обещаний. Там он узнал, что местный вождь предпочел воспользоваться возможностью быстрой прибыли в ожидании того, что турки начисто разделаются с шерифом, а деньги останутся у него.
      Послав за Зеидом, который привел из Джидды подкрепление, Али начал проявлять свои силы. Устыдившийся вождь ушел в горы, Али же взял власть в Рабуге в свои руки и обнаружил большое количество английских припасов. Тогда братья решили провести в Рабуге длительный отдых.
      Таким образом Фейсал остался один в холмах у Медины, стараясь удержать свои войска, которые "таяли" и прибегали ко всяческим уловкам, чтобы уйти. Шейхи говорили ему: "Ты обещал нам оружие и продовольствие, но ни то, ни другое не прибыло". Устав ждать, они уходили. А в это время турки не только накапливали силы у Медины, укрепляя свое господство над железной дорогой в северном направлении, но и собирали транспорт и припасы от своего союзника в пустыне - эмира Хайла. Восстания арабов могло бы вскоре совсем сойти на нет, если бы его не поддержали англичане.
      Таков был взгляд всех. кто близко соприкасался с этим вопросом, за исключением одного человека.
      Внешний контроль за делами арабов был запутанным делом еще до того, как вмешались французы. Политической стороной руководил верховный комиссар Египта Генри Мак-Магон, который оценил значение движения арабов и смело покровительствовал ему. Его правой рукой был Рональд Сторрс - человек чрезвычайно разносторонних способностей. С 1909 г. Сторрс был секретарем по делам Востока в английском агентстве в Каире, где он помогал своему начальнику знанием людей по ту сторону Красного моря, а также умением улаживать затруднения в Англии. Однако сфера влияния верховного комиссара была ограничена, потому что правительство Индии все еще несло ответственность за дела в Аравии к югу от Геджаса. Была ограничена и его возможность предпринимать те или иные действия, поскольку он зависел от главнокомандующего военными силами в Египте Мюррея. который был не только пропитан условностями доктрины о сосредоточении сил, но и обладал болезненной чувствительностью военного человека ко всяким проявлениям политического вмешательства. Мюррей был подчинен генеральному штабу в Лондоне, в то время как Мак-Магон министерству иностранных дел.
      Далее фактическое руководство всеми военными передвижениями через Красное море было возложено на третье лицо - генерал-губернатора Судана Реджинальда Вингейта. Он был назначен командующим операциями в Геджасе, а это означало, что он нес ответственность за советы шерифу в отношении военных действий арабов и за использование любых могущих быть присланными английских военных сил. Его сочувствие восстанию арабов соответствовало его страстному желанию воспользоваться создавшейся обстановкой, но он был генералом без армии, так как находившиеся под его командованием воинские части в Судане были незначительны и заняты усмирением восстания в Дарфуре. Осуществлять функции советника шерифа, находясь в Судане, было не менее трудно, чем добиться проведения этих советов в жизнь.
      Для облегчения этого Вингейт послал подполковника Вильсона, губернатора Судана, в Джидду в качеств своего представителя. Взяв на себя большую ответственность, он сделал удачный выбор. Некоторое время Вильсону пришлось работать без всякой помощи. Он утешал, советовал и уговаривал различных вождей арабов и в конце концов добился большого влияния на них, а также заслужил полное доверие относившегося ко всему с подозрением шерифа. Это можно было приписать не столько дипломатической хитрости, сколько тому факту, что он обходился с арабами честно и открыто. Они не доверяли ему так, как не доверяли бы и другому более хитрому советнику. В дальнейшем к своему собственному ущербу арабы все же не учли, что он был просто работником, выполнявшим определенное задание, а не лицом, стоявшим во главе.
      Другая удача заключалась в том, что морское командование находилось в руках человека, всегда шедшего навстречу совместным действиям, каким был вице-адмирал Росслин Вэмисс, командующий морскими силами в Ост-Индии. В военном отношении он по сути дела оказался чем-то вроде крестного отца восстания, когда последнее находилось в "младенческом возрасте", и оказывал ему всяческую помощь, пока оно не окрепло.
      Между этими различными начальниками имелось связующее звено в лице бригадного генерала Гильберта Клейтона, олицетворявшего в себе тронное представительство: агента в Судане, главы военной разведки в Египте и начальника политической разведки. Он имел также связь со штабом командующего морскими силами и наблюдал за деятельностью "Арабского бюро". Казавшийся сонным и даже ленивым, он обладал удивительной способностью быть в курсе всех нужных дел. Умение оставаться в хорошем расположении духа в случае неприятностей часто помогало ему их устранять. Его чувство юмора играло не последнюю роль в обхождении с разнообразными подчиненными, а также и в улаживании конфликтов.
       
      Глава III. Разногласия. Сентябрь - декабрь 1916 г.
      Доходившие через Красное море сведения о неудачах восстания арабов были весьма неприятны для английских представителей в Египте и Судане. Что касается правительства Индии, то оно относилось к восстанию с явным неодобрением, и угроза его неудачи воспринималась легко. Хотя общественное мнение Англии в то время лишь смутно сознавало все значение восстания, эхо его в правящих кругах отдавалось громко и вызывало противоречивые взгляды, создавшие незаметному порту Рабуг громкую славу, пока в конце года она не была заглушена шумом падения кабинета Асквита.
      Проблема оказания практической поддержки восстанию встала перед военной комиссией кабинета.
      Был сделан ряд предложений, главнейшим из которых было - продвинуть английские войска в Египет, а также занять Акаба с целью создать угрозу турецким сообщениям с Геджасом. Однако продвижение вглубь потребовало бы много времени, а наряду с этим шериф высказывал неудовольствие в отношении проекта высадки английских войск в Акаба. В результате английское верховное командование, не желавшее посылать войска, было весьма довольно возможностью воспользоваться этим предлогом и избежать необходимости их отправки.
      Все же создавшееся осенью опасное положение потребовало немедленной отправки помощи. Возможность турецкого наступления из Медины на Мекку становилась угрожающе близкой. Было более всего вероятно, что турки начнут свое продвижение через Рабуг, что являлось наименее трудным, и этот путь был многоводен. Кроме того, он изобиловал припасами, заготовленными англичанами для шерифа, и таким образом, представлял собой солидную приманку.
      Перед лицом надвигавшейся опасности Мак-Магон настаивал на отправке в. Рабуг английской бригады. Мюррей упорно этому противился. Возможно, что он мало верил в успех восстания или же недооценивал его значение. Жонглировать аргументами было легко: появление английских войск в такой близости к "святыми городам грозило вызвать антагонизм мусульманского мира, и даже арабы могли быть призваны на помощь; при этом учитывались больше прошлые колебания шерифа, чем его теперешнее желание получить помощь. Говорили, что даже в том случае, если бы войска были посланы, это могло оказаться напрасным, так как турки смогли бы направиться другим, внутренним путем.
      Пытаясь преодолеть все эти возражения, 13 сентября Мак-Магон совещался с Мюрреем. Не достигнув согласованного решения, они передали дело на усмотрение военного министерства. Полился поток телеграмм между верховным комиссаром, министерством иностранных дел, главнокомандующим в Египте и начальником генерального штаба в Лондоне, Министерство иностранных дел передало вопрос на рассмотрение военной комиссии, которая в свою очередь запросила мнение генерального штаба.
      Мюррей нашел сильную поддержку своим возражениям от своего преемника в центре. Вильям Робертсон принял дела с твердым намерением урезать всяческое отвлечение войск на дальние фронты, для того чтобы сконцентрировать все возможные силы на Западном фронте. Разделавшись, к своему великому удовольствию, с Галлиполи, но запутавшись в Салониках, он не имел ни малейшего намерения быть втянутым в новое дело.
      Робертсон изложил свои взгляды в докладе от 20 сентября 1916 г., в котором определенно высказался против отправки войск, считая, что непосредственная помощь должна быть ограничена только поддержкой со стороны флота.
      Несколько министров, и в частности лорд Керзон и Остин Чемберлен, не согласились со взглядом Робертсона, исходя из тех соображений, что командование на месте, по всей вероятности, знает больше о том, что требуется и каковы настроения арабов, чем генеральный штаб в Лондоне. В конце концов было решено запросить мнение вицекороля Индии и главнокомандующего английскими войсками в Египте и Месопотамии.
      В ответе вице-короля выразилось довольно милостивое отношение чиновников Индии к восстанию арабов, которое было для них неприятным сюрпризом, но выдвигались различные возражения против отправки войск в Рабуг. В конце заявлялось, что неудача восстания в Индии, а также в Афганистане будет для Англии менее предосудительной, чем военная интервенция в целях поддержки восстания. Ответ генерала Мод из Месопотамии отражал примерно тот же взгляд, Он сообщил, что племена, находящиеся в сфере его влияния, не настолько заинтересованы в восстании, чтобы вообще их трогал исход его. Мюррей же высказал оптимистический взгляд, указав, что, по его мнению, в настоящее время войск вообще не требуется.
      Эти ответы не удовлетворили министров, которые требовали проведения быстрых мероприятий. Однако Робертсон заявил, что он ничего не имеет добавить к своему первоначальному докладу, и перед лицом его непреклонного упорства министры сдались. Но удовлетворение Робертсона было весьма кратковременным, так как вскоре его упорство сноса было испытано ходом событий, которые не только привели к возобновлению нажима со стороны министерства иностранных дел, но и к новому давлению со стороны Франции.
      Восстание арабов против оттоманского владычества явилось событием, в известной степени благоприятным для французских интересов. Значение его с политической точки зрения заключалось в том, что оно могло распространиться среди народов, населяющих Палестину, Сирию и Малую Армению, освободить эти области от турецкого ига и явиться поводом для французской интервенции. С военной же точки зрения восстание арабов могло приковать к себе турецкие силы в соответствии с его масштабом, с точки же зрения ислама оно должно было заставить большинство французских подданных мусульман рассматривать турок как оскорбителей святых мест и вследствие этого усилить в них чувство лояльности по отношению к Франции, которая сражалась против союзников Оттоманской империи.
      Французский премьер-министр подчеркнул значение возобновления паломничества и отправки "нескольких религиозных знатных лиц, заведомо лояльных, которые смогли бы доставить эмиру Мекки подарки и денежную помощь с поздравлениями от наших подданных мусульман". Эту политическую депутацию должна была дополнить французская военная миссия, составленная исключительно из мусульман, но во главе с французским офицером.
      Эти мероприятия были тотчас же проведены в жизнь. Во главе миссии был поставлен подполковник Бремон, ученый, знаток по вопросам Аравии, прослуживший ряд лет в Северной Африке. Ему было поручено организовать штабквартиру в Египте, в то время как арабская часть миссии, во главе с артиллерийским офицером, отправилась в Геджас.
      Миссия прибыла в Александрию и через две недели отправилась в Геджас вместе с политической делегацией. По высадке в Джидде состоялась торжественная встреча, которая была отмечена арабами пышными речами, а французами передачей им подарков в 1 250 000 золотых франков. Несколько дней спустя начался приезд паломников из французской Африки. Продвижение кавалькады к Мекке сопровождалось излияниями религиозного восторга, смешанными с радостью при получении денег. По возвращении из Мекки глава делегации сообщил, что шериф не проявил особой радости в принятии французской военной помощи, считая, что это может лишь повредить делу.
      Наряду с этим шериф предупредил французское министерство иностранных дел, что в случае отсутствия под рукой в момент возникновения серьезных опасностей военной помощи со стороны французов весьма возможно, что арабы договорятся с турками. При этом он намекнул, что "наше водворение в Сирии может вызвать ряд затруднений со стороны шерифа Мекки, если мы не воспользуемся его теперешней слабостью, для того чтобы заключить с ним соглашение; оно положит предел его честолюбивым замыслам, признав те из его желаний, которые соответствуют нашим интересам".
      Эти затруднения и возможности не ускользнули от внимания английского министерства иностранных дел. Поскольку избежать вмешательства французской миссии было невозможно, оставалось лишь поставить вопрос о том, чтобы за ней последовала посылка войск, имевшая более практическое значение. Поэтому на следующий же день после прибытия миссии в Александрию английское правительство обратилось с просьбой к Франции о присылке воинских частей. Военное министерство высказывалось за желательность присылки полевой батареи и возможно большего числа специалистов-мусульман. К сожалению, последнее не могло быть выполнено немедленно, так как у французов вовсе не было туземцев-артиллеристов. В ноябре отряд, включавший пулеметчиков, инженеров и 2 батареи общей численностью в 1000 человек, собрался в Суэце для завершения своей подготовки. Таким образом отряд мог пригодиться лишь в дальнейшем, а на создавшуюся в то время критическую обстановку никакого влияния не оказывал.
      Чтобы компенсировать собственную неподготовленность, французы присоединились к хору голосов, настаивавших на необходимости отправки бригады в Рабуг.
      Фахри еще не двинулся на Мекку, но было ясно, что с каждой неделей опасность его выступления становилась все более и более неизбежной. Хотя никто из английских офицеров и не мог предсказать, сколько еще времени продлится инертность турок, но они все же чувствовали, что ей наступит предел.
      Несмотря на первоначальные потери, силы турок в Геджасе были столь же велики, как и вначале. Они состояли примерно из 10000 человек, базировавшихся на Медине, 2 500 человек, расположенных к северу вдоль железной дороги, и 1200 человек, охранявших Ведж.
      Силы арабов к тому времени были разделены на 3 отряда: один, насчитывавший около 5 000 человек под командованием Али, опирался на Рабуг, другой примерно в 4 000 человек во главе с Абдуллой - находился близ Мекки и третий примерно в 7 000 человек под командованием Фейсала - был расположен у Янбо с целью проведения военных операций на железной дороге. Но они все же находились на порядочном расстоянии от Медины, Кроме того, Али и Абдулла, по-видимому, переложили большую часть нажима со стороны турок на Фейсала, люди которого уже едва держались.
      19 октября наступление турок, произведенное, как это удалось установить в дальнейшем, разведывательным отрядом в 80 человек на верблюдах, заставило Фейсала отступить от Бир-Аббаса к Хамре.
      За три дня перед этим Сторрс и Лоуренс высадились в Джидде, где их встретил Абдулла. Лоуренс, который стремился найти вдохновенного пророка-вождя, нового Мухаммеда, вскоре убедился, что Абдулла для этой роли не пригоден. Его характер отражался в его наружности. Это был толстый человек, невысокого роста, с круглым гладким лицом, толстыми губами и моргающими глазками. Арабы считали его хитрым политиком и прозорливым государственным человеком. По мнению Лоуренса, он был скорее первым, чем последним. И хотя Абдулла говорил, что для них остался лишь один выход, а именно - погибнуть в бою перед святым городом, чувствовалось, что для этой героической цели он предназначал своего отца. Шериф при переговорах с Лоуренсом по телефону из Мекки подтвердил это решение, после чего Абдулла, слегка улыбаясь, попросил о том, чтобы бригада английских войск, по возможности из мусульман, стояла наготове в Суэце для предотвращения несчастья в том случае, если бы турки повели наступление из Медины.
      В ответ Лоуренс заявил, что он желал бы посетить Фейсала и лично выяснить обстановку. С трудом удалось убедить по телефону шерифа дать на это свое согласие. Телефон неожиданно оказался новой игрушкой для шерифа, интерес к которой еще не исчез, так как в тот же вечер англичане были вызваны к телефону, чтобы послушать духовой оркестр шерифа, недавно захваченный у турок и игравший в Мекке. Когда же Лоуренс выразил свое восхищение игрой оркестра, шериф заявил, что на следующий день он отправит оркестр форсированным маршем к нему в Джидду, чтобы самому послушать оркестр по телефону из Джидды.
      На следующее утро после того, как это удовольствие было испытано, Лоуренс уехал в Рабуг, где встретился с Али. Последний также мог быть исключен из опроса: изношенный и утомленный от жизни в 37 лет, с усталым ртом и нежными руками, он обладал хрупким здоровьем я неуравновешенным характером. Для дальнейшего путешествия Али предоставил Лоуренсу верблюдов и двух проводников. Чтобы скрыть тот факт, что неверный едет в глубь священной провинции, Али отложил отъезд Лоуренса до темноты, предложив ему вдобавок сменить свою одежду на одеяние араба. Когда они ехали ночью, Лоуренс думал о том, что это был тот путь паломников, по которому несметное число лет тому назад народы севера шли, чтобы побывать в святом городе, принося с собой дары своей веры святыне. Ему казалось, что восстание арабов может оказаться в известной степени возвратом паломничества, возможностью принести обратно на север, в Сирию, идеал за идеал, веру в свободу за их прошлую веру в откровение. Это вскрывает романтический дух человека, который собирался вдохновить людей на крестовый поход в обратном направлении...
      После остановки для приема пищи и нескольких часов отдыха в деревушке на расстояний 80 км Лоуренс поздно вечером на второй день добрался до Хамра и застал Фейсала ожидавшим его.
      "С первого же взгляда я почувствовал, что он является именно тем человеком, которого я приехал искать в Аравии, - вождем, который покроет восстание арабов неувядаемой славой. В своем белом шелковом одеянии и коричневом головном уборе, повязанном блестящим золотисто-красным шнуром, Фейсал казался очень высоким и стройным. Его веки были опущены, а его черная борода и бесцветное лицо были похожи на маску по сравнению со стройной спокойной настороженностью его тела". Он напомнил Лоуренсу памятник Ричарду Львиное Сердце в Фонтевро. В действительности внутреннее сходство было еще более глубоким, чем наружное.
      После обмена приветствиями Фейсал вежливо спросил своего гостя:
      - Нравится ли вам здесь, в Вади-Сафра?
      - Да, - ответил Лоуренс, - но далеко от Дамаска.
      Это был удар, который заставил вскипеть кровь Фейсала, но вместе с тем скрепил союз между ними, как в те времена, когда двое людей по древнему обычаю вскрывали себе вены и смешивали свою кровь.
      По даже у Фейсала настроение было подавленное. Оно несколько приподнялось, когда он узнал о предстоящем прибытии египетской батареи, но затем вновь упало при известии о том, что турецкая артиллерия превосходила присылаемые ему устарелые пушки. Это лишало арабов надежды на то, что они смогут принудить турок к сдаче Медины. Фейсал откровенно заявил, что он отступил, чтобы дать отдых своим войскам, и настойчиво требовал артиллерии и притом самой современной.
      Такой же, но еще более настойчивый запрос Лоуренс услышал от Молада, действительно боевого солдата, первого солдата регулярной армии, присоединившегося к Фейсалу. Будучи турецким офицером, Молад оказался таким поджигателем арабского национализма, что был дважды снижен в должности и провел два года в ссылке. Затем, командуя полком турецкой кавалерии в Месопотамии, он был взят в плен англичанами. Как только он услышал про восстание арабов, он вызвался пойти добровольцем в армию Фейсала. Мучимый сознанием бессилия этой армии, он с яростью настаивал перед Лоуренсом: "Не пишите нашу историю. Самое нужное сейчас - это драться, драться и бить их. Дайте мне батарею шнейдеровских горных орудий и пулеметы, и я покончу с ними. Мы говорим и говорим, но ничего не делаем".
      Разговор после ужина дал возможность Лоуренсу выявить существенный момент точки зрения арабов. Выразив свое соболезнование вождям арабов, пострадавшим в Сирии, Лоуренс, к своему удивлению, услышал ответ, что они хотя и косвенно, но все же заслужили справедливое наказание за свою готовность признать над собой в качестве цены за оказанную поддержку власть французов или англичан. Правда, Фейсал не присоединился к всеобщему обвинению, но все же он позаботился о том, чтобы Лоуренс обратил на это внимание. Он отметил, что установившаяся за Англией репутация страны, захватывающей те территории, которые она защищает, может вызвать тревогу среди ее молодых союзников.
      На следующий день Лоуренс воспользовался возможностью изучить силы арабов вблизи. Обычно они принимали его за турка и не скупились на различного рода предположения относительно того, как с ним разделаться. Он отметил себе, что "арабы являются крепким народом, все очень темные от загара, некоторые даже похожи на негров, сухие до последней крайности, носят лишь тонкую рубашку, короткие трусы и головную повязку, которая служит им для всевозможных целей". Лоуренс предоставляет воображению каждого состояние волос под повязкой, но арабская поговорка гласит, что непокрытая голова является признаком неблагородного ума. Новая армия Фейсала была расточительна по крайней мере в одном отношении: ее солдаты ходят повсюду обвешанные патронными лентами и стреляют из ружей при первой возможности. Они изучают пристрелку на практике. Что касается их физического состояния, то я сомневаюсь, чтобы имелись более выносливые люди, чем арабы.
      Лоуренсу казалось, что их единство все еще было обременительным союзом и могло быть слишком легко нарушено каким-либо несчастьем, потрясение же от одного поражения в бою с тяжелыми потерями сломило бы их волю к продолжению войны. Наряду с этим он обнаружил новое утешение в ознакомлении с неровной и покрытой скалистыми утесами местностью. Единственные пригодные дороги проходили через долины, которые правильнее следовало бы называть ущельями. И он чувствовал, что даже эти беспорядочные части арабов будут в состоянии удержать любое турецкое наступление, если их снабдить легкими пулеметами, чтобы обстреливать дефиле. "Среднее возможное расстояние определяется в 200-300 ярдов, - отметил он в своем докладе, - а при стрельбе в упор арабы стреляют вполне хорошо. Холмистый пояс - прямо рай для снайперов, а одна или две сотни решительных людей (особенно с легкими пулеметами, легко переносимыми в гору на руках) были бы в состоянии удержать любую дорогу".
      Выяснив обстановку, Лоуренс получил конвой до Янбо, где он ожидал прибытия английского военного корабля, который доставил его в Джидду. Здесь он застал адмирала Вэмисса, с которым совершил переезд через Красное море в порт Судан. Прежде чем отправиться вниз по Нилу в Каир, Лоуренс в Хартуме изложил свои впечатления Вингейту.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20