Полковник Лоуренс

      Центральная колонна Молада начала наступление ночью 11 апреля нападением на ближайшую станцию к югу от Ма'ана. Затем она двинулась на Ма'ан. В ночь на 12-е северная колонна Джафара захватила станцию Джердун, находившуюся как раз у Ма'ана, причем взяла в плен 200 турок и два пулемета. Разрушив станцию, колонна двинулась днем вниз по железнодорожной линии и разобрала 3000 рельсов. Однако слабое место плана заключалось в том, что он предусматривал очень мало времени для того, чтобы турки пошли на приманку, каковой являлось разрушение дороги, прежде чем арабская регулярная армия приступила к штурму Ма'ана.
      Когда рано утром 13 апреля Лоуренс прибыл к месту сражения, центральная колонна только что захватила небольшой холм, расположенный на юго-запад от Ма'ана; при этом сам Молад был тяжело ранен. Лоуренс поспешил к его носилкам. В ответ на расспросы старый боец пробормотал арабскую версию Нельсона при Трафальгаре: "Да, действительно, Лоуренс-бей, я ранен, но благодаря богу это ничего. Мы захватили высоту". К счастью, в дальнейшем он поправился. Однако атака развивалась не совсем успешно.
      Успех при Семна ободрил горячие головы, и Фейсал получил петицию, подписанную всеми его офицерами, в которой они "умоляли разрешить сынам арабов самим атаковать турецкие окопы". Фейсал и его британские советники чувствовали, что спорить было бесполезно. Там, где рассудок уже не мог помочь, арабские офицеры могли быть излечены только опытом.
      Для руководства операциями Джафар спустился к Ма'ану, и 16-го Зеид под прикрытием артиллерийского огня начал штурм станции. Но в это время артиллерия прекратила огонь. Лоуренс, который следовал за наступающими на "форде", поспешил обратно, чтобы выяснить этот зловещий промах артиллерийской поддержки. Оказалось, что все снаряды израсходованы.
      Таким образом арабы, которым удалось захватить 70 пленных, были вынуждены оставить станцию и, как это часто бывает, понесли при отступлении по открытому месту значительно более тяжелые потери, чем при успешном наступлении. Это было тем более неприятно, что являлось первым серьезным испытанием новой армии. Когда Ауда пришел в лагерь Фейсала и сказал: "Привет, Лоуренс!", Лоуренс ответил: "Привет за вчерашний вечер".
      18-го Джафар попытался добиться сдачи Ма'ана. Хотя ответ турок и выявил их склонность принять это предложение, но в турецком ответе была ссылка одновременно на необходимость выполнения приказов высшего начальства держаться до последнего патрона. Джафар высказал свою готовность облегчить этот процесс израсходованием ими боеприпасов, но тем временем Джемаль-паша, освободившийся от британского нажима на Амман, сумел отправить подкрепление для возвращения обратно станции Джердун; переправить в Ма'ан через разобранный железнодорожный путь караван с боеприпасами и продовольствием.
      В это время южная колонна, состоявшая из британских египетских и бедуинских частей, разрушала железнодорожный путь к югу от Ма'ана. Доунэй организовал это дело как выразился Юнг, "по всем правилам военной академии".
      Лоуренс же сразу после неудачи у Ма'ана поехал к Доунэю, будучи обеспокоен применением в партизанском бою самого сложного орудия - автобронемашины. Он сомневался также в том, что Доунэй, который не говорил по-арабски учтет взаимную антипатию между бедуинами и египтянами и будет в состоянии устранить возможные трения между ними. Поэтому он решил предложить свои услуги "деликатным образом - в качестве переводчика".
      Не страдая излишней гордостью, Доунэй радостно приветствовал Лоуренса, когда тот приехал 18-го к нему в лагерь. Увидя лагерь, Лоуренс пришел в восторг. В одном месте были расставлены геометрически автомашины, в другом бронемашины, впереди с пулеметами наготове находились часовые и пикеты. Даже арабы были расположены в тактически правильно выбранном месте, за холмом в качестве поддержки, но их не было видно и слышно. "У меня так и чесался язык от желания сказать, что единственно кого не было, - это противника".
      Тонкая ирония Лоуренса была вызвана видом часовых расхаживавших взад и вперед. Он взял на себя смелость расставить их в укрытии, приказав им только слушать и сидеть спокойно. Комедия "расхаживающих часовых" не раз обходилась дорого во время иррегулярных операций. Еще большее впечатление производили оперативные приказы. Каждая боевая единица имела установленные обязанности и время, в которое она должна была их выполнять; все было предусмотрено для того, чтобы можно было избежать каких бы то ни было недоразумений и обеспечить каждое передвижение надлежащей огневой поддержкой. Единственным затруднением было то, что шериф не мог согласовать установленные для него обязанности. Первое мероприятие, которое нужно было осуществить, - это занять пост, который Джойс и Лоуренс захватили накануне нового года; второе - захватить "южный пост"; третье - сблизиться и взять станцию.
      На рассвете 19-го автобронемашины, которые "захватили" в темноте станцию, "бесшумно" пошли поверх окопов, разбудив спящих турок, которые начали выскакивать из окопов. Затем Хорнби направился со своими "тальботами", нагруженными взрывчатыми веществами, и уничтожил "мост А", взлетевший на воздух с сильным грохотом. Лоуренс был не только потрясен силой взрыва, но и неэкономным использованием пироксилина. Он побежал вперед, чтобы показать Хорнби свой более экономный способ забивания пироксилина в дренажные отверстия, которые он таким образам превращал в зарядные отделения мин. В результате с последующими мостами разделались более дешево, но не менее эффектно.
      План атаки на "южный пост" был несколько нарушен "иррегулярным" поведением бедуинов. В то время как египтяне сознательно продвигались вперед в соответствии с обычным методом постепенных перебежек, арабы пошли в атаку на верблюдах прямо через брустверы и окопы. . Турки, измученные войной, с негодованием сдались.
      Последовал третий и окончательный шаг. Оперативный приказ гласил: "Станция должна быть взята в 11.30". Однако "турки, очевидно, не зная об этом, впопыхах сдались на 10 минут раньше. Это было единственным пятном за весь бескровный день". Египтяне подходили с севера под прикрытием артиллерийского огня, самолеты бросали бомбы, бронированные машины продвигались вперед, когда через дымку показались турки, размахивавшие белым флагом в знак своего желания преждевременной сдачи. Последовала гонка к станции. Лоуренс оказался первым и получил станционный колокол, следующему достался компостер, а третий получил железнодорожный штемпель. "Турки смотрели на нас с изумлением". Египтяне и бедуины из-за дележа добычи дошли почти до драки, как вдруг один из верблюдов, неожиданно наступив на турецкую мину и тем самым уничтожив себя, временно отвлек внимание грабителей. Лоуренс сказал, что предвидение подобных трений являлось основной причиной, заставившей его поехать к Доунэю. Антипатии между египтянами и бедуинами были очень сильны, и попытки египтян спасти какую-либо часть добычи от грабежа чуть не вызвали схватку. "Меня позвали в самый последний момент, и я едва успел удержать арабов. В противном случае все регулярные солдаты были бы перебиты". Это объяснение может быть дополнено показаниями других очевидцев, которые говорили, что способ, которым пользовался Лоуренс для водворения спокойствия, был совершенно непонятным чем-то "в роде гипнотического влияния укротителя львов.
      Грабеж был настолько грандиозным, что весь план Доунэя рухнул, так как на утро большинство арабов сбежало. Оставшиеся верными арабы были вознаграждены когда автобронемашины заняли следующую станцию - Рамла, где совсем не оказалось турок, но было оставлено много вещей. На следующий день бронемашины отправились на разведку к станции Мудовара.
      Оказалось, что станция была слишком сильно укреплена чтобы можно было совершить на нее нападение. Тем не менее Доунэй настолько энергично следовал своей тактике разрушения железной дороги, в чем ему помогал присланный Фейсалом отряд арабов, что 130 км пути между Ма'аном и Мудовара с семью небольшими промежуточными станциями были разрушены полностью. Поскольку у турок иссякли запасы рельсов, Геджасская линия была разрушена совершенно и Медина отрезана.
      Таким образом Доунэй не только осознал необходимость расчета, но и необходимость проведения своих операций до конца. Оценка, данная ему Лоуренсом, заслуживает того, чтобы быть приведенной: "Доунэй был для нас лучшим подарком Алленби - лучшим даже, чем тысячи вьючных верблюдов. Как кадровый офицер, он являлся представителем своей касты; в нем всегда чувствовался подлинный военный. Он разбирался в вещах, инстинктивно чувствуя особенность восстания; в то же самое время военная подготовка облегчила ему понимание этого вопроса. Он ознакомился и с войной, и с восстанием; поскольку он был моим старым другом еще со времени Янбо, моей мечтой было видеть таким каждого кадрового офицера. Однако подобного успеха за три года достиг только Доунэй".
      В то время как Доунэй возвращался обратно в Каир, Лоуренс обсуждал со своим вновь назначенным заместителем, какие дальнейшие операции могут быть осуществлены. Было решено, что, в то время как небольшая часть арабской регулярной армии будет оставлена для сдерживания гарнизона Ма'ана, основные силы под командованием Зеида двинутся на север. Юнг должен был отправиться с Зеидом, войти в контакт с Мизруком и уговорить арабов присоединиться к нападению на Джурф-Эд-Дерауиш. После захвата Джурфа надлежало развертывать дальнейшие операции, для того чтобы добиться к северу от Ма'ана еще одного разрушения железнодорожного пути.
      Согласовав план с Фейсалом, Лоуренс отправился в Египет, чтобы выяснить дальнейшие намерения Алленби. Доунэй сопровождал его до штаба. Когда они прибыли туда 2 мая, их ожидали там дальнейшие неприятные новости или, вернее, предчувствие их в ближайшем будущем. Болс с радостью сообщил им: "Ну-с, с Эс-Сальтом все обстоит хорошо". Далее он рассказал, что вожди арабов бени-сахр прибыли в Иерихон и предложили поддержку "20 000 арабов из Темида", в связи с чем Болс разработал новый план операций против Амманского плато. Утром 30 апреля британские войска вышли из Иордана, и в тот же самый вечер конные арабы Анзак, прорвавшись на север, заняли Эс-Сальт.
      Хотя это звучало хорошо, но Лоуренс почувствовал, что в этом "скрывается обман". "Я спросил, кто был вождем арабов бени-сахр, и Болс ответил: "Фахад". Это становилось все глупее и глупее. Я знал, что Фахад не смог бы набрать и 400 человек и что в данный момент в Темиде не имеется ни одной палатки, так как бени-сахр двинулись на юг, к Юнгу. Мы поспешили в штаб, для того чтобы убедиться в действительном положении вещей, и, к несчастью, узнали, что все было так, как говорил Болс. Британская кавалерия неожиданно пробралась на холмы Моаба, основываясь на каком-то туманном обещании шейхов Зеби - жадных арабов, которые приехали в Иерусалим только для того, чтобы испытать щедрость Алленби, однако там их вскоре раскусили".
      В действительности же Болс имел больше оправданий, чем это представлял себе Лоуренс, так как Мизрук, представитель Фейсала на севере, отправил шейхов через Иордан и дал им письмо для Алленби, в котором говорил, что ему нужна лишь небольшая поддержка со стороны британских войск, чтобы покончить с турками в Трансиордании. Его живое воображение, таким образом, разделяло ответственность за доверие, проявленное Болсом, но не извиняло его.
      Алленби, конечно, был введен в заблуждение своим штабом в отношении этого вторичного наступления на ТрансИорданию. Доунэй покинул его, уехав во Францию, а Бартоломью, который должен был разработать окончательную операцию войны, еще не перевелся из штаба Четвуда к Алленби.
      Однако Алленби заранее написал Шовелю, которому было поручено произвести новую операцию: "Как только вы захватите фронт Амман - Эс-Сальт, вы должны сразу же подготовиться для дальнейших действий в северном направлении в целях быстрейшего наступления на Дераа". Становится ясным, что эта операция была вдохновлена чрезмерным честолюбием и что она являлась еще одним примером разницы, так хорошо знакомой историку, между намерением командующего и его последующим объяснением для истории.
      С момента предыдущего наступления турецкие силы увеличились, причем их главная часть, численностью около 6000 человек, удерживала чрезвычайно сильно укрепленную позицию поперек основной дороги к Амману. Последняя проходила по откосу большого плато, оставленного британскими войсками при предыдущем отступлении и явившегося теперь преградой на их пути. Для того чтобы преодолеть более сильное сопротивление, британские силы, в основном те же самые, получили в подкрепление австралийскую конную дивизию.
      60-я дивизия, частично усиленная конной дивизией Анзака была предназначена для фронтальной атаки позиции, в то время как остальные кавалерийские части должны были направиться к северу по долине Иордана, взобраться на откос и захватить Эс-Сальт, который удерживался лишь несколькими ротами турок. Оттуда им надлежало направиться к югу против тыла главной позиции. Представители арабов бени-сахр обещали тем временем перерезать пути к Амману по которому шло снабжение турок. Таким образом теоретически турки должны были быть полностью отрезаны.
      Однако 60-я дивизия вскоре имела случай осознать трудности возложенной на нее задачи. Несмотря на повторные попытки, ее атака задерживалась пулеметным огнем. Тем временем кавалерия прошла километров восемнадцать к северу. Здесь бригада была расположена поперек дороги для прикрытия фланга, но была разгромлена турками. Оставшиеся кавалерийские части пошли на восток двумя путями и взобрались на плато, растянувшись при подъеме. До вечера Эс-Сальт не был занят 5-я бригада, составленная из английской добровольной кавалерии, которая задержалась еще больше, произвела атаку на следующее утро, но была встречена не турецкими пулями, а добродушными насмешками австралийцев.
      60-я дивизия, попытавшаяся в то утро возобновить свои атаки на Шунет-Нимрин, встретила еще более серьезный отпор. Между тем командир 5-й кавалерийской бригады, вместо того чтобы прийти на помощь пехоте, предпочитал, чтобы пехота пришла ему на помощь. В конце концов командир бригады поехал к командующему дивизией, который, согласившись с его оценкой крепости турецкой позиции, вместо того чтобы посмотреть ее самому, решил отложить дальнейший бой до следующего дня, когда можно будет использовать другую кавалерийскую бригаду. Решение было роковым, так как время шло и возможности пропадали.
      С северо-запада через Иордан по мосту Дамие были доставлены турецкие подкрепления; выдвинувшись клином на восточном берегу, они угрожали линии отступления британских войск. Началась гонка между британской кавалерией, которая наступала на турецкий тыл, и турецкой пехотой, наступавшей на британский тыл. Кавалерия оказалась наименее способной к продвижению и наиболее чувствительной к опасности. Несмотря на категорические приказания, полученные от высшего командования, британские войска на следующий день, 2 мая, мало что сделали. К 3 мая положение кавалерии, у которой не оказалось продовольствия, несомненно было тяжелым. В полдень приехал Алленби, чтобы повидать Шовеля. Ознакомившись с "несколько преувеличенным докладом", он решил избегнуть дальнейших потерь и приказал приостановить операцию. Отход к Иордану был проведен достаточно умело и прошел без серьезного вмешательства со стороны противника.
      Очевидная опасность потребовала срочного вызова Лоуренса. Его попросили быть готовым к полету в Эс-Сальт и провести обратно отрезанную кавалерию через Мадеба, Керак, Тафила. Это было вполне возможно, так как имелось много воды и достаточно продовольствия. Турки были бы весьма поражены. Штаб считал, что силы, находившиеся в Эс-Сальте, по-видимому, оказались отрезанными от Иордана частями противника, слишком сильными, чтобы сквозь них можно было прорваться.
      Арабы, на которых рассчитывал Болс, способствовали неудаче британских войск. За недостатком кавалерии они могли бы сломить турецкое сопротивление, лишив турок снабжения. Официальная история высказывает предположение, что "они, по-видимому, были подкуплены", воспользовавшись двойной выгодой за свое умышленное бездействие. Но действительное объяснение было, по-видимому дано Юнгом, который говорит, что когда Мизрук получил ответ от штаба командования, который показывал, что последний отклонил его предложение, он был напуган последствиями своего предложения и решил отказаться от попытки двинуть племя бени-сахр в наступление. "Он знал очень хорошо, что бени-сахр без орудий не смогут ничего сделать, а орудия не прибыли", В отношении этого Лоуренс дал следующее объяснение: "Мизрук не имел права перебрасывать их. После того как они месяц тому назад испытали; потрясение, им нужно было бы подвигаться как следует".
      Неудача этой второй попытки наступления на Трансиорданию в конечном счете оказалась тем не менее выгодной для англичан, так как она привлекла внимание командования противника к этому району. Алленби не замедлил этим воспользоваться. Репутация упорства британских войск в области стратегии "пытаться и вновь пытаться" заставила поверить, что они могут провести наступление на Трансиорданию и в третий раз.
      С точки зрения Лоуренса, неудача имела одно преимущество, заключавшееся в том, что она сделала британский штаб более снисходительным к трудностям, встречавшимся у Фейсала. Неудача укрепила также и положение самого Лоуренса, так как британский штаб увидел, что операции иррегулярных частей являются таким же искусством, как и руководство регулярными войсками. Штаб обещал ставить его в известность в том случае, когда что-либо в этом, роде потребуется в дальнейшем. Однако неудача осложнила взаимоотношения Фейсала с племенами, находившимися на севере, которые теперь высказывали меньше желания рисковать своим благополучием, опираясь на такую ненадежную поддержку, как британские войска. "Наше движение, совершенно ясное, когда мы действовали самостоятельно против неприятеля, теперь зависело от случайностей, возникавших у Алленби. Нам приходилось устанавливать нашу линию поведения в соответствии с требованиями Алленби, а его преследовали неудачи. Германское, наступление во Франции оттягивало от него воинские части. Алленби мог удержать Иерусалим, но не был в состоянии допустить потери, а тем более начать наступление. В течение некоторого времени и мы, и он должны были просто держаться на занятых позициях".
      Таково было положение вещей, о котором Лоуренс узнал 5 мая, когда, согласно первоначально намеченному плану, должно было начаться большое наступление в северном направлении. Лоуренс, конечно, не мог не понимать, что это его касается, потому что ослабление усилий британских войск означало, что армия Фейсала не сможет передвинуться к Иордану и будет вынуждена проводить неполную блокаду Ма'ана, которой турки в Аммане теперь .легко могли помешать. Алленби обещал сделать все возможное, чтобы заставить противника предполагать возобновление наступления на Амман, что также помогло бы скрыть его собственные конечные намерения. Воздушные силы оказывали Фейсалу еще большую помощь, чем прежде, повторными воздушными бомбардировками железной дороги, расстроившими сообщение. По мнению Лоуренса, воздушные силы "теперь были неоценимы".
      Лоуренс также получил от Алленби подарок, проявив еще раз свое умение обращать человеческие слабости и свою пользу. За чаем он слышал от Алленби, что большая часть имперской бригады на верблюдах должна быть расформирована, и пошел повидаться с главным квартирмейстером в надежде получить верблюдов для Фейсала. Квартирмейстер проявил свое полнейшее нежелание расстаться с верблюдами, так как они были намечены им для дивизионных транспортов.
      "Я вернулся к Алленби и громко заявил перед собравшимися, что имеется 2200 верховых верблюдов и 1300 вьючных. Их всех намечали использовать для транспорта. Представители штаба сделали умное лицо, как будто они действительно сомневались в способности верховых верблюдов перевозить грузы.
      После длительных уговоров и угроз я все же верблюдов получил. Арабы могли теперь выиграть свою войну, когда и где они этого хотели", Это дало толчок идее о самом смелом ударе, который Лоуренс когда-либо замышлял. Доложив свой план Алленби, он отправился на юг, чтобы начать подготовку.
      Когда Лоуренс вернулся обратно в Акабу и сообщил вождям арабов о плане, они в восторге забыли все свое достоинство. В качестве дальнейшей помощи в отношении подвижности Лоуренс предложил отказаться от египтян, обслуживавших вьючных верблюдов, и заменить их арабами. Британское командование с такой радостью ухватилось за его предложение, что организация транспорта до прибытия погонщиков-арабов была временно нарушена.
      Она была исправлена Юнгом, принявшим на себя должность квартирмейстера, дававшую ему больше возможности для проявления своих организаторских способностей, чем в попытках согласования операций бедуинов.
      Едва Юнг уехал, как Назир с египетскими частями на верблюдах и Хорнби в качестве инструктора по подрывному делу двинулись на север, где настолько удачно разрушили железную дорогу на протяжении 26 км, что в течение критических недель угроза со стороны Аммана была устранена.
      Наступление Назира застало турок врасплох. Сначала 23-го он разрушил станцию Хеза и на следующий день - станцию Фарайфра, не потеряв ни одного человека. В промежутки между набегами он отходил в скрытую долину с богатыми пастбищами, где всегда в случае необходимости мог рассчитывать на получение быстрой поддержки от Тафила. Это была та тактика "неуловимого привидения", о которой мечтал Лоуренс.
      По возвращении на юг Лоуренс заверил Фейсала, что теперь обеспечена большая передышка до того момента, пока арабы с увеличенной подвижностью благодаря прибытию верблюдов не смогут возобновить свои наступательные операции с большим радиусом действия и в большем масштабе. Для того чтобы подготовиться к этим операциям, Лоуренс предложил перебросить все арабские регулярные части, находившиеся в то время в Геджасе с Али и Абдуллой, к Акабе. Это позволило бы довести регулярные, силы Фейсала примерно до 10000 человек. Лоуренс намечал разделить их на три части. Самая большая, но наименее подвижная должна была продолжать удерживать Ма'ан. Другая, состоявшая примерно из 2 000-3 000 пехоты, должна была направиться на Амманское плато в качестве ядра для бени-сахр и связаться с Алленби. Третья, чрезвычайно подвижная часть, на верблюдах, численностью около 1000 человек, должна была совершить длительный переход к Дамаску, чтобы разрушить турецкие линии связи и таким образом затруднить сопротивление турок, стоявших против Алленби. Последняя часть являлась главной частью плана, так как в данном случае Лоуренс имел в виду нечто большее, чем набег.
      "Мой план удержания Ма'ана и одновременного призыва к восстанию в действительности был направлен к тому, чтобы захватить Дамаск и уничтожить турецкую армию в Палестине между моим молотом и той наковальней, которой являлись войска Алленби. Последний уверял меня, что он был приведен в состояние неподвижности... переброской его частей во Францию.
      Теперь был 1918 год, и это наступление означало бы подъем движения Фейсала. Его арабы жили нервами (восстание тяжелее, чем война), и их нервы уже не выдерживали. Кроме того, большая война не имела особенно хороших перспектив.
      Таким образом я решил предпринять наступление, подбадриваемый намеками из военного совета, который также чувствовал, что Дамаск будет взят или в 1918 г., или никогда. Алленби неофициально согласился, хотя и не давал обещаний, перейти через границу Палестины, однако я чувствовал, что если мне удастся подойти к Алеппо, то он, конечно, также подойдет".
      Фейсал тоже согласился с этим планом и дал Лоуренсу несколько писем для передачи Хуссейну. Зная подозрительность Хуссейна к своему сыну, Лоуренс решил сначала добиться давления на него со стороны британских властей. Для этого он поехал в Каир и изложил свои намерения Доунэю, который полностью их одобрил. Затем 19-го они отправились в штаб Алленби, где их ожидал сюрприз.
      Лоуренс почувствовал удивительное изменение атмосферы к лучшему. Реорганизация армии продвинулась настолько далеко, а перспективы ее начальников настолько расширились, что Алленби замышлял не только выполнить отложенное весеннее наступление, но и осуществить его в значительно более широких масштабах, имея конечной целью захват Дамаска и Алеппо. Наступление намечалось начать в сентябре, и арабы, как это было заранее договорено, должны были прикрывать фланг Алленби и отвлечь внимание турок ударом на Дераа.
      Эти известия, обещавшие более быстрое развитие операций, уменьшили значение проектировавшейся переброски из Геджаса. Тем не менее Лоуренс по опыту прошлых разочарований считал разумным иметь по возможности готовую альтернативу. Получив письмо от Алленби, он отправился в Джидду. Однако Хуссейн, по-видимому, был предупрежден о цели его посещения и нарушил планы Лоуренса, постоянно находясь в Мекке. Разговор по телефону оказался безрезультатным, давая возможность Хуссейну "не слышать" того, чего он не хотел. Поскольку Лоуренс уже не чувствовал той необходимости в осуществлении намеченных им мероприятий, какая была раньше, он повесил трубку и вернулся в Каир, чтобы заняться вопросами подготовки имевшихся сил арабов в соответствии с новым планом Алленби. "Большое наступление будет проводить Алленби, а моя задача снова сведется к тому, чтобы нападать на части противника. Поэтому я уже не нуждался в войсках из Геджаса и был, пожалуй, рад оставить их одних".
      Этот период являлся периодом самого длительного отсутствия Лоуренса с арабского фронта - он отсутствовал до 28 июля.
      За время его отсутствия арабы потерпели несколько неудач. Особенно тяжелое поражение они потерпели 21 июля вследствие слишком регулярной дневной атаки на станцию Джердун.
      Арабы, сосредоточив против турецкого гарнизона до 1000 бедуинов при поддержке артиллерии, пулеметов и авиации, все же вынуждены были отступить, потеряв 80 человек убитыми. Их отступление дало возможность туркам снова подвезти припасы в Джердун и Ма'ан и произвело настолько тяжелое моральное впечатление, что породило страхи в отношении удержания арабами Абу-ЭльЛиссал. Эта потеря боевого духа, так же как и потеря Тафила в марте, является косвенным доказательством того, насколько приходилось считаться с влиянием Лоуренса; вместе с тем она заставляет предполагать, что необычная тактика и методы иррегулярной войны были наиболее пригодными для осуществления стратегии арабов, что Лоуренс всегда и доказывал.
       
      Глава XIV. Подготовка к конечному удару. Июль - август 1918 г.
      11 июля Лоуренс и Доунэй снова были в штабе командования, где их ознакомили с основными моментами плана Алленби. Британское правительство не получило еще никаких сведений о намерениях командующего, - настолько тщательно последний скрывал их до того момента, пока его штаб не проработал расчетов, дававших уверенность в их осуществлении.
      Опыт, имевшийся у Лоуренса в отношении расчетов британского штаба, всегда вызывал с его стороны здравую критику; поэтому он принял меры предосторожности и посетил отделы, чтобы самому убедиться в точности методов, которые в данном случае применялись. Его беспокойство несколько уменьшилось, когда он узнал, что начальник штаба, так же как и начальник отдела снабжения и перевозок, был в отпуску и что в отсутствии последних вопросы материального обеспечения прорабатывали их "правые руки" - Бартоломью и Эванс. Еще важней оказалось то, что они намечали перераспределение транспортов армейских корпусов не по стереотипному образцу, а методом, который соответствовал различной степени подвижности, в зависимости от стоявших перед ними задач. Таким образом стремительность наступления могла быть выдержана и преследование продлено. Далее, вместо того чтобы быть привязанными к линии снабжения определенного протяжения, боевые части армии получали сравнительную свободу передвижения. Имелось также определенное намерение использовать военные пайки только во время переходов, в остальное же время доставать продовольствие у населения.
      Оперативный план представлял собой противоположность плану Газа - Бершеба. Вместо создания угрозы наступлением у берега, для прикрытия действительного удара внутри страны намечались всевозможные хитрости, чтобы вызвать у противника представление о том, что английские войска собираются двинуться через внутреннюю часть страны из долины реки Иордан, в то время как фактически прорыв совершался прибрежным коридором. Массы пехотных частей намечалось скрытно сосредоточить у Средиземного моря, а за ними в апельсинных рощах у Яффы - кавалерию. После того как 21-й корпус произведет прорыв в турецком фронте, через него должен был пройти конный корпус и преследовать противника. Отогнав противника в северном направление на 25 км, он должен был свернуть на восток в холмы Самарии, чтобы захватить узловой пункт железной дороги у Себастие и перерезать турецкие линии сообщения. Тем временем 20-й корпус Четвуда должен был атаковать турецкий фронт на холмах. Это была прекрасно разработанная схема решительного обходного движения, могущая по своей полноте сравниться с Каннами. Спустя несколько недель она была еще более улучшена смелым расширением действий, которыми предусматривалось забросить сеть еще дальше на тыл турок и этим уменьшить их шансы на возможность ускользнуть до того момента, когда сеть будет туго затянута.
      Однако совершенство этой схемы являлось одновременно и ее слабым местом, не давая возможности изменений в том случае, если бы первоначально намеченный план не был выполнен. План определялся топографическими условиями, так как только в прибрежном секторе, находившемся у начала железной дороги, могли быть собраны достаточные резервные припасы, а кавалерия могла найти подходящий путь для быстрого продвижения. Бартоломью не напрасно беспокоился в отношении чрезвычайно тонкой границы между полным успехом и полным провалом. Если бы турки только узнали о намеченном плане и оказались достаточно разумными, чтобы вовремя отступить, британская армия, по выражению Лоуренса, оказалась бы "в положении рыбы, выброшенной на берег", с неудачно расположенными железными дорогами, тяжелой артиллерией, боевыми припасами, складами и лагерями.
      Были приняты все меры к тому, чтобы турки оставались в состоянии заблуждения и их взоры были прикованы к Иордану. Чтобы достигнуть этой цели, британский штаб придумывал целый ряд стратегически правдоподобных операций в масштабе большем, чем когда бы то ни было. Ложные маневры, которые для обычного генерала были лишь вводными эпизодами перед боем, у Алленби сделались основным моментом его стратегии.