Судя по скорости продвижения, турок должно было быть немного. Мы имели пушки и легко могли задержать их продвижение. Однако я в своей ярости зашел слишком далеко и решил принять их метод войны, а именно - дать им в карликовом масштабе нашего арабского фронта то регулярное сражение, которого они хотели, и перебить их всех. Я решил собрать все старые прописные истины и правила военных учебников и сделать из этой "битвы" пародию на них. И сила, и преимущество местности были на моей стороне; я мог бы выиграть, просто отказавшись от боя и побив турок маневром, как в двадцати подобных же случаях перед тем и после. Но плохое расположение духа и самоуверенность не позволяли мне довольствоваться только сознанием моей силы, а заставили стремиться открыто показать ее и арабам и противнику".
      Зеид осознал недостатки выбранной им позиции и с готовностью принял предложение Лоуренса отправить вперед Абдуллу - начальника личный охраны - с несколькими людьми на мулах и парой легких пулеметов, чтобы "пощупать" силу турок и выяснить расположение их частей. Высланное подкрепление подбодрило арабов и крестьян, которые отогнали передовой отряд турецкой кавалерии обратно к только что выступившим после холодной ночи, проведенной на биваке, главным силам. Лоуренс и Зеид уже слышали отдаленную трескотню пулеметов. В то время как Зеид хотел ждать на месте получения от Абдуллы новых данных о продвижении противника, Лоуренс горел желанием ускорить ход событий и сам отправился вперед. На улицах Тафила он встретил несколько человек из своей охраны, рывшихся среди вещей, разбросанных на мостовой. Он приказал им привести верблюдов и захватить с собой легкий пулемет. Затем он отправился через равнину и встретил Абдуллу, возвращавшегося с известиями для Зеида. Его боеприпасы иссякли; от орудийного огня он потерял пять человек, но все еще горел желанием сражаться и лишь намеревался убедить Зеида придвинуться ближе. Оставив его выполнять задуманное, Лоуренс отправился дальше. На равнине рвались уже снаряды; беспокойство причиняли также стебли полыни, которые обжигали его голые ноги. Когда он достиг вершины треугольника, то нашел там около 60 человек, удерживавших угол западного рубежа, в то время как турки продвигались вдоль восточного рубежа с целью обойти их с фланга. Сначала Лоуренс наткнулся на группу крестьян. Последние сообщили ему, что у них нет боеприпасов и что все кончено. "Я уверил их, что все только начиналось, и указал им на мой многолюдный резервный рубеж". Предложив им перейти туда и собрать боеприпасы, Лоуренс забрался на вал, где все еще держались арабы, и предупредил их, что они не должны прекращать огня с одной позиции, пока не приготовятся начать обстрел с другой.
      "Во главе арабов был молодой Метааб, который, для того чтобы легче сражаться, снял с себя все и остался в трусиках".
      Лоуренс попросил Метааба продержаться еще минут десять, сам же, не имея лошади, побежал, "не забывая при этом считать свои шаги, чтобы в дальнейшем иметь возможность определить дистанцию обстрела позиции, когда она будет занята турками".
      Благополучно достигнув резервного рубежа, Лоуренс нашел на нем уже около 80 человек, к которым продолжали прибывать новые подкрепления. Накопившиеся 200 человек задерживали наступление турок, пока около 3 часов дня не прибыл со своей старой позиции Зеид примерно с 50 людьми своей охраны и 200 крестьянами. Он захватил с собой также девять пулеметов и несколько легких автоматических ружей, а для усиления огневой защиты - горное орудие.
      "Как раз в нужный момент мы вспомнили, что движение есть закон стратегии, и начали продвигаться. Отряд в 80 всадников на лошадях, верблюдах и мулах с пятью легкими автоматическими пулеметами был отправлен в обход восточного рубежа и для охвата левого фланга противника.
      Тем, временем турки на противоположном рубеже втаскивали, по-видимому, бесконечное количество пулеметов и устанавливали их вдоль рубежа, как в музее. Это была тактика лунатика. Рубеж был гол и не имел прикрытия даже для ящерицы". Благодаря измеренному Лоуренсом шагами расстоянию арабы уже имели прицел установленным на 3100 м и только ожидали момента, чтобы смести турецкий рубеж.
      Затем прибыло новое подкрепление в составе примерно 100 человек из соседней деревни. "Их прибытие заставило нас отбросить советы маршала Фоша и произвести атаку сразу, по крайней мере, с трех сторон. Для этого мы отправили группу людей с тремя легкими пулеметами для обхода правого или западного фланга противника. Примитивные люди, которые не знают маршала Фоша, имеют здравый инстинкт для нахождения тыла противника, особенно когда он, как например в данном случае, предоставляет скрытый подход".
      В то время как четыре пулемета, находившиеся на резервном рубеже, обстреливали позицию турок и отвлекали их внимание, пять легких пулеметов (которые для маскировки обслуживались каждый только двумя человеками) были незаметно продвинуты вперед и внезапным огнем смяли левый фланг турок. Чтобы использовать замешательство противника, сразу же врезалась "кавалерия". Как только был достигнут перевес сил, резерв арабов отправился через центральную равнину с красным знаменем, чтобы закончить победу.
      Турки бежали в смятении, оставив на месте боя своего убитого командира, две гаубицы, все свои 27 пулеметов и обоз. Их кавалерия благодаря усталости арабов сумела остановить преследование. Тем не менее при отступлении противника бедуинами из Керака было захвачено свыше 200 пленных и еще больше было убито. Точная цифра потерь не установлена. Лоуренс слышал, что вернулось якобы только 50 беглецов, в то время как турецкий отчет увеличивает эту цифру примерно до четырехсот; немецкий отчет, хотя и не вполне определенный, высказывает предположение, что удалось спастись гораздо меньшему количеству.
      Сильный снег и резкий ветер подавили имевшееся у арабов желание добиться дальнейших успехов, и даже Лоуренс был вынужден признать, что продолжение действий потребовало бы у людей слишком сильного напряжения. Полная беспомощность верблюдов в ходьбе по грязи также могла оказаться тактически опасной.
      Хотя отряд Лоуренса и был прикован к Тафила, его мысли были направлены к основной цели у Мертвого моря, с тем чтобы там успешно проявить стратегическое влияние. Он вспомнил Абдуллу Эль-Фейра, лагерь которого находился в залитой солнцем равнине на южном берегу Мертвого моря. Лоуренс отправился к Абдулле Эль-Фейру, рассказал ему об одержанной победе и уговорил его воспользоваться случаем, чтобы произвести набег на небольшой порт близ Мезраа на восточном берегу, откуда хлеб, поступавший из района Керака, отправлялся на судах на север для снабжения турецких армий.
      Абдулла Эль-Фейр собрал около 70 всадников-бедуинов и отправится туда по узкой тропе между холмами и берегом моря. К рассвету 28 января, всего лишь три дня спустя после "битвы" при Тафила, они достигли бухты, где увидели стоявшими на якоре моторный катер и шесть барж: Команды отдыхали на берегу. Абдулла Эль-Фейр атаковал их с суши и этим достиг весьма редкого успеха, а именно захвата флота кавалерией. Было захвачено 10 т зерна и 60 пленных. Затопив баржи и уничтожив постройки, экспедиция вернулась без всяких потерь.
      Это достижение стратегической цели - нарушение снабжения турок обрадовало Лоуренса гораздо больше, чем его тактическая победа. Оно помогло ему забыть о пролитой крови и привело его в хорошее настроение, в котором он написал отчет об операции при Тафила для штаба в Палестине. Составленный им отчет явился еще большей пародией на ортодоксальность, чем сама "битва", поскольку он составил его в обезличенном тоне, применив профессиональный жаргон, который полюбили военные начиная с того момента, когда Цезарь написал свой мастерски придуманный официальный отчет о Галльской войне. Таким образом, по словам Лоуренса, профессиональное начальство могло принять его за исправившегося человека-любителя, скромно следовавшего по стопам авторитетов, вместо клоуна, потешавшегося над процессией военных авторитетов, которая во главе с Фошем в качестве дирижера шла с барабанным боем по старой дороге крови.
      Лоуренс получил в награду орден за боевые заслуги. Когда он в следующий раз увидел Алленби, то заявил, что для него, пожалуй, больше подошел бы морской орден. А несколько месяцев спустя, когда Лоуренс находился с экспедицией в пустыне, два британских самолета, завидев караван верблюдов, устроили за ним охоту. Напрасно Лоуренс заставлял своих людей ездить по кругу - обычный сигнал самолету, который показывал, что войска свои, - самолеты продолжали по ним обстрел, но, к счастью, безрезультатно. В своем донесении об этом случае Лоуренс просил о награждении его летным орденом за боевые заслуги со следующей мотивировкой: "За присутствие духа и воздержание от обстрела двух истребителей типа "Бристоль", которые пытались уничтожить пулеметным огнем с воздуха мой отряд".
      В течение ряда недель, последовавших после успеха у Тафила, его юмор был ему весьма нужен. Продолжавшийся период плохой погоды расстроил его дальнейший план захвата всего "хлебного пояса" и установления связи с Алленби у северного побережья Мертвого моря. Племена, находившиеся впереди, обещали свою поддержку, но арабов, которые были с ним, задерживал снег, и чем больше они стояли, тем больше охладевали к его идее проведения активных действий. Необходимость отправить верблюдов на теплые пастбища в долине окончательно обрекла их на неподвижность.
      Лоуренс, которому надоело оставаться в непривлекательной и населенной насекомыми квартире Тафила, решил в начале февраля вернуться в ивою базу и раздобыть еще денег для финансирования весенней кампании. Переезд по размякшей ночве был очень тяжел; верблюды все время скользили по грязи, холодный ветер пронизывал всадников, но не замораживал дороги. Они проехали пост Молада, где никто их не приветствовал, так как несчастные арабы регулярных частей, снабженные только английским; обмундированием летнего образца, потеряли половину своей силы в борьбе с непогодой, которая препятствовала туркам разбить оставшихся. Наконец они достигли Гувейры, где Лоуренс встретил не только Джойса, но и Алана Доунэя, прозванного "ежом", - начальника вновь организованного штаба операций в Геджасе, сформированного в ноябре в Каире для обеспечения лучшей связи и лучшей организации операций арабов. Лоуренс пробыл там три ночи, а затем, получив 30 000 фунтов, присланных Фейсалом, отправился обратно в Тафила, куда он доехал один после еще более утомительного путешествия. В Тафила он встретил прибывшего с палестинского фронта молодого офицера разведывательной службы, говорившего на арабском языке.
      Теперь продвижение вперед было осуществимо, поэтому Лоуренс произвел разведку в направлении к Мертвому морю. Однако, когда он по возвращении стал настаивать на этом перед Зеидом, то встретился с затруднениями, вызванными главным образом окружавшими Зеида людьми., Основной причиной отказа от выступления была отговорка, что Зеид израсходовал все деньги, предназначавшиеся на подачки местным племенам, которые никуда не желали двигаться. Убедившись в том, что разговоры ни к чему не приведут, Лоуренс заявил Зеиду, что если деньги не будут возвращены, он от него уедет.
      Разочарование, происшедшее после длительного периода напряжения, вызвало у Лоуренса желание бросить все дело. К тому же он чувствовал, что теперь имеет для этого достаточно оснований, так как считал, что расстройство намеченных им военных планов указывало на недостаточность его власти над арабами и сводило к нулю ту цель, для которой Алленби его использовал. В результате Лоуренс отправился на запад к Алленби с намерением вручить ему прошение об отставке.
      Проехав почти 120 км, он узнал радостную весть о взятии Иерихона. Тогда он отправился дальше в штаб-квартиру Алленби и случайно встретил человека, который мог его заменить. За моральное разложение Зеида Лоуренс винил самого себя. Он заявил, что чувствует отвращение к ответственности, жаловался, что ему была предоставлена? полная свобода действий, и сожалел, что он ею воспользовался. Его личным желанием было вернуться обратно и сделаться колесиком военной машины, имея вокруг себя все удобства. Он пришел к убеждению, что находиться в упряжи повиновения было легче, чем пришпоривать самого себя, являясь начальником.
      Подобное настроение Лоуренса частично объяснялось его физическим состоянием: "Я был очень больным человеком, почти дошедшим до точки надлома". Но за этим имелось еще кое-что. Несомненно, что те несколько дней, которые он провел с автобронеотрядом в обычной обстановке британских солдат, показали ему привлекательность этого беззаботного существования в подчинении Кроме того, для поддержания энергии и боевого духа автомашины, несомненно, являлись лучшим средством передвижения, чем верблюды. Впечатления тех дней, подкрепленные дальнейшим опытом, повлияли на выбор им занятия после войны.
      Во время завтрака у Клейтона, последний предъявил новый спрос на услуги Лоуренса, отклонив все его протесты требованием обстановки. Уже в течение нескольких дней до неожиданного прибытия Лоуренса штаб командования безуспешно пытался установить с ним контакт, отправив за ним самолеты.
      Этот срочный вызов Лоуренса явился следствием нового призыва к Алленби с запада.
       
      Глава XIII. Кампания становится все более "регулярной".
      Март - июль 1918 г.
      Немедленно после взятия Иерусалима Алленби было обещано прислать подкрепления. В свою очередь его просили сообщить в общих чертах дальнейший план действий.: В своем, ответе Алленби подчеркнул трудности дождливого сезона, но сообщил, что в этот период он намеревается вести военные действия против Геджасской железной дороги, с целью отрезать 20 000 турок, находившихся к югу от Аммана, затем, слегка продвинув вперед свой левый фланг, приготовиться к новому наступлению в большом масштабе совместно с морскими силами.
      Когда Ллойд-Джордж ознакомился с этими планами, они показались ему слишком узкими. Он жаждал вывести Турцию из войны и для этой цели желал бы видеть Алеппо взятым. Это позволило бы отрезать турецкие силы в Месопотамии или в крайнем случае удовольствоваться полной оккупацией Палестины. В связи с этим Алленби был запрошен о том, какие дополнительные силы потребуются ему для осуществления указанных планов.
      Алленби ответил, что он надеется осуществить меньшую задачу к середине лета, но для более крупных задач ему потребуется, по крайней мере, 16 пехотных дивизий, т. е, количество, превышавшее более чем вдвое его наличные силы. Но если бы даже Алленби и получил требуемое подкрепление, то все же он не был уверен в возможности обеспечить его снабжение. Алленби объяснил правительству, что предпочел бы продолжать идти уверенно шаг за шагом вперед в соответствии с заранее намеченным планом, чем следовать полетам фантазии Ллойд-Джорджа.
      Робертсон был одним из главных ораторов, доказывавших "невозможность" осуществления желаний Ллойд-Джорджа. Но его влияние постепенно ослабевало. 21 января представители нового высшего военного совета союзников приняли, под давлением Ллойд-Джорджа, решение оставаться в состоянии обороны во Франции, Италии и на Балканах и "предпринять решительное наступление на Турцию в целях уничтожения турецких армий и сокрушения сопротивления турок".
      Для подготовки этого британское правительство отправило генерала Смутса со специальным заданием проинспектировать положение британских сил в Палестине и Месопотамии. После ряда совещаний, которые затем последовали, Смутс пришел к убеждению, что ему придется претворить в жизнь желания Ллойд-Джорджа; при этом, пожалуй, наибольшие затруднения представляли не конкретные препятствия турки или топографические условия, а принципы ведения войны.
      Окончательный проект предусматривал, что Алленби должен получить подкрепления в виде британской и индусской пехотных дивизий из Месопотамии и индийской кавалерийской дивизии из Франции. Таким образом в его распоряжении должно было находиться десять пехотных и четыре кавалерийские дивизии. При наличии этих сил Алленби обещал осуществить настолько решительное наступление, насколько это позволил бы успех строительства им железной дороги. План его заключался в том, чтобы начать те мероприятия и те шаги, которые он уже намечал ранее, а затем развить продвижение в северном направлении по побережью, согласуя это наступление с продвижением строительства железной дороги. С помощью арабов и друзов небольшая колонна должна была попытаться продвинуться внутрь страны на Дамаск.
      Однако вследствие прорыва на Западном фронте, явившегося результатом германского наступления 21 марта, была осуществлена только первая часть намеченного плана. Кризис, возникший во Франции, привел не только к отмене директив, преподанных Алленби, но и к переброске части его сил на Запад. Туда были переброшены 2 полные дивизии, 9 кавалерийских полков и 23 пехотных батальона, сформированных из оставшихся дивизий. На их место прислали войска из Индии, которые были наскоро ознакомлены с обстановкой, насколько это представлялось возможным.
      Переформированные силы составляли, как и прежде, семь пехотных и четыре кавалерийские дивизии вместо трех. В конечном счете уменьшение сил оказалось благоприятным, так как заставило британское командование развивать идею мобильности и освободило его от скопления масс, слишком больших с точки зрения снабжения при передвижениях В результате эти силы достигли в сентябре быстрого и сокрушительного успеха.
      Согласно оценке официальной истории, план весенней кампании Алленби был "правильным, но жестким и делал транспорт основой всего, вместо того чтобы отвести ему вспомогательную роль. Но Алленби настолько реорганизовал транспорт, что добился менее чем в две недели того, на что потребовалось бы несколько месяцев".
      Имея в виду, что к сентябрю условия сопротивления противника сильно изменились, небезынтересно взглянуть и "по другую сторону холма".
      Лиман-фон-Сандерс, успешный защитник Галлиполи, принявший в феврале верховное командование над турецкими силами в Палестине, по прибытии к месту нового назначения был информирован, что "британские силы имели настолько значительное превосходство по всей линии фронта, что могли прорвать фронт в любой момент и в любом выбранном ими месте". После инспекторской поездки по фронту Лиман-фон-Сандерс с этим согласился.
      Фалькенгаузен был начальником штаба так называемой 7-й армии, находившейся во внутреннем секторе, обращенном к Иерусалиму. По данным Лиман-фон-Сандерса, там для обороны фронта протяжением в 30 км имелось всего лишь 3 900 штыков, 8-я армия удерживала береговой сектор. 4-я армия, находившаяся к востоку от Иордана, включала все войска., охранявшие Геджасскую железную дорогу вниз до Ма'ана. Десять дивизий 2-й армии, стоявших против британских войск между Иорданом и морем, были доведены в среднем примерно до 1 300 штыков, т. е. соотношение сил было примерно в три раза больше в пользу англичан. Фактически турки имели значительно большее число пулеметов, чем англичане, - шестьдесят на дивизию, и в этом заключалась реальная сила их обороны. Средством, которое могло ее преодолеть, была подвижность, но в этом отношении британские войска уже давно поставили себя в невыгодное положение.
      Другой серьезный момент заключался в том, что силы турок весной, когда Алленби собирался их атаковать, были слабее, чем осенью, когда он нанес им поражение. В сентябре прибыло восемь свежих турецких батальонов, а наряду с этим 10000 человек маршевых рот для замещения выбывших из строя. Кроме того, к уже имевшимся трем отборным германским батальонам были добавлены еще три. Однако последние, так же как и четыре турецких батальона, были отправлены в 4-ю армию, т. е. в зону арабов. В результате, когда в сентябре Алленби нанес удар, имелось столько же турок, оказавшихся в вынужденном бездействии на востоке от Иордана, сколько стояло против британских войск к западу от Иордана.
      Приезд Смутса явился причиной вызова Лоуренса. Алленби хотел знать, какую помощь смогли бы оказать арабы в большом плане наступления, который его вынуждали предпринять. Поскольку Алленби собирался продвигаться к северу, арабы были ему нужны для прикрытия восточного фланга. Это означало, что армия Фейсала должна была сосредоточиться в одном месте для нанесения внезапного местного удара.
      (Таким образом из лояльности к Алленби Лоуренс был вынужден теперь предложить то, против чего он сам до сих пор возражал, а именно - взятие Ма'ана. При наличии большего количества перевозочных средств он просит 700 вьючных верблюдов, а также больше пушек и пулеметов. Арабы "могли бы взять позицию, находившуюся на расстоянии нескольких миль к северу от Ма'ана, и совершенно перерезать железную дорогу, тем самым заставив гарнизон Ма'ана выйти и вступить в бой; в открытой же местности арабы смогли бы легко справиться с турками".)
      Для того чтобы произвести это нападение, армии арабов потребовалось бы обезопасить себя от прихода турок по железной дороге. Алленби ответил, что это будет достигнуто его подготовкой наступления на Амман. Он также отправил в Акабу два каравана верблюдов, которые давали возможность регулярной армии арабов оставаться в 140 км от базы.
      28 февраля было решено, что арабская армия сразу же выступит на плато Ма'ана и займет его, а британские войска должны будут перейти через Иордан и разрушить железную дорогу к югу от Аммана. Начальник штаба Алленби хотел, чтобы арабы, находившиеся на севере, также помогли британскому наступлению. Однако Лоуренс не считал подобное близкое сотрудничество практически осуществимым. Он высказывал тот взгляд, что было бы лучшее дождаться окончания набега на Амман, так как намеренный отход от железней дороги мог быть истолкован как вынужденное отступление и тем самым вызвал бы реакцию у арабов.
      Однако всем этим планам не суждено было сбыться, хотя путь к их осуществлению и был расчищен успехом Лоуренса у Тафила.
      Дело в том, что турки, ожесточившись после поражения у Тафила, решили отомстить за него. Для этой цели они отправили основные силы гарнизона Аммана в экспедицию для взятия вновь Тафила как раз в тот момент, когда британские войска готовились к наступлению на Амману С этого момента все свелось к вопросу времени.
      Экспедиция была отправлена по Геджасской железной дороге. Одна колонна была высажена в 60 км к северо-востоку от Тафила, другая - в 30 км к юго-востоку. Обе колонны сошлись у Тафила, и хотя Зеид оказал упорное сопротивление значительно превосходившим его турецким силам, все же 6 марта он был вынужден эвакуировать город. Турки стали его преследовать и в течение следующего дня снова отогнали по направлению к Шобек. Однако Зеиду удалось избежать каких-либо материальных потерь. После этого бессмысленного парада экспедиция спустя две недели отправилась обратно. Арабы вновь заняли Тафила.
      Однако, прежде чем главные силы экспедиционного отряда успели вернуться обратно, британские войска в ночь на 21 марта начали переправу через Иордан для набега на Амман. Против 60-й британской дивизии, конной дивизии Анзак и имперской бригады на верблюдах у турок было всего лишь 1 000 штыков.
      К несчастью, пошли сильные дожди, и Иордан вышел из берегов. Британские войска в надежде на улучшение погоды отложили свою попытку на два дня. Затем незначительный удар, нанесенный турками на одной из переправ, вызвал длительную задержку, так что переправа закончилась лишь к утру 24-го. В дальнейшем время было также потеряно при переходе через большое плато вследствие плохого состояния дорог. Таким образом Амман, находившийся примерно в 40 км от Иордана, был достигнут лишь утром 27-го.
      Эти задержки позволили германское и турецкому батальонам вернуться на мулах обратно из экспедиции в Тафила и заставили Лиман-фон-Сандерса поспешить с переброской крупных подкреплений по железной дороге из Дамаска. В течение следующих четырех дней происходили бесплодные атаки укреплений Аммана. В конце концов благодаря хорошо выполненному ночному переходу новозеландцам удалось 30-го утром захватить высоту 3039, являвшуюся командной высотой к югу от города,, и получить в свои руки то, что, согласно военным учебникам, очевидно, являлось "ключом позиции". Однако турки отказались признать этот факт, и, таким образом, "ключ в замке не поворачивался". С негодованием и, пожалуй, довольно поздно признав силу непреодолимых фактов, британские войска ночью начали свое отступление. К тому же они совершили еще одну ошибку, причинив железной дороге в течение тех четырех дней, во время которых она находилась в их руках, лишь весьма незначительные повреждения. Лоуренс назвал это "непростительной беспечностью". Британские войска были направлены в Амман не для того, чтобы взять эту деревушку, но для того, чтобы разрушить железную дорогу а в результате они, имея в своих руках несколько десятков километров линии к югу от Аммана, почти не тронули рельсов.
      Отступление через покрытое грязью плато среди толп плачущих беженцев было удручающим и весьма утомительным. При создавшейся обстановке первоначальное намерение навсегда захватить Эс-Сальт было, по-видимому, забыто так как 1 апреля к всеобщему отступлению присоединился и гарнизон.
      С экономической точки зрения "набег" оказался не слишком выгодным, так как захват примерно 1000 пленных только компенсировал британские потери. Морально для англичан эффект был настолько же тяжел, насколько он был подбадривающим для турок.
      Лоуренс поехал к северу, будучи готовым воспользоваться занятием Эс-Сальта войсками Алленби. Он выступит 3 апреля с караванам в 2 000 вьючных верблюдов, нагруженных боеприпасами и продовольствием. Размер каравану показывает тот масштаб, в котором он приготовился действовать в районе Мадеба: "это были запасы для 10000 чел. иррегулярных войск на целый месяц".
      6 апреля, после четырех легких переходов, караван достиг хорошо снабженного водой участка Атара к юго-востоку от Аммана и здесь нашел расположившуюся лагерем часть своих союзников. Планом предусматривалось, что, как только британские войска захватят Эс-Сальт, племена бенисахр начнут продвигаться в западном направлении через железную дорогу на Темид - главный источник получения воды, а затем под прикрытием кавалерии Алленби расположатся в Мадеба. Однако из-за неудачи британских войск у Аммана всем этим замыслам так и не суждено было сбыться.
      В первый раз оказалась, что новости в пустыне распространялись с удивительной медлительностью. Так, по расчету Лоуренса он только примерно через две недели узнал о неудаче, постигшей англичан у Аммана.
      Сообщения, что британские силы отступают от Аммана, а затем, что они "бежали" от Эс-Сальта, оказались для арабов чем-то в роде холодного душа. Сам Лоуренс серьезно встревожился противоречивостью слухов и отправил Азуба, на которого можно было положиться, в Эс-Сальт с письмом для Четвуда, прося его уведомить о подлинной обстановке. Однако эта попытка получить информацию оказалась слишком запоздалой. "Поздней ночью Азуба, добравшись на скаковом коне до долины, узнал, что Джемаль-паша действительно находился в Эс-Сальте, празднуя свою победу и вешая тех местных арабов, которые приветствовали приход англичан. Турки все еще гнали войска Алленби по долине Иордана, теша себя надеждой, что им удастся вернуть Иерусалим". Но Лоуренс достаточно хорошо знал своих соотечественников и считал это невозможным. Тем не менее было ясно, что дела очень плохи. "Потрясенные неожиданной вестью, мы снова ускользнули в Ататир".
      "Этот поворот дела, застав нас врасплох, удручал меня особенно сильно, признавался Лоуренс. - План Алленби казался весьма скромным, и то обстоятельство, что мы так низко пали в глазах арабов, было особенно неприятным. Арабы никогда не верили тому, что мы сможем осуществить те великие дела, о которых я им говорил, и теперь они свободно высказывали свои мысли".
      Прибытие табора цыган дало другое направление неиссякаемой энергии Лоуренса. Он нанял трех женщин в качестве своих спутников для разведки в районе Аммана, переоделся сам с несколькими арабами в цыганские одежды и побывал в городе. Внешний вид Лоуренса и его спутников был слишком соблазнительным для некоторых турецких солдат. В результате, чтобы избежать нежелательных приставаний, им пришлось пуститься наутек. Это приключение убедило Лоуренса, что в дальнейшем, как это было подтверждено и его посещением Баальбека в июне предыдущего года, будет лучше всего носить английскую форму, так как появление в ней окажется слишком наглым, чтобы вызвать подозрение.
      Видя, что перспективы на севере для данного времени были неблагоприятны, Лоуренс решил снова присоединиться к Фейсалу, а также отправить обратно индусов из Азрака, где гарнизон провел очень тяжелую зиму. Одним из тех, кто скончался от холода, был Дод. Его закадычный друг Фарраж не надолго его пережил. Он был тяжело ранен в стычке с турецким железнодорожным патрулем. Когда Лоуренс попытался перетащить его в одеяле, то Фарраж так жалобно стонал от боли, что его снова положили на землю. Чтобы избавить его перед смертью от мучений турок, Лоуренс прикончил Фарража выстрелом в голову.
      Когда два дня спустя Лоуренс прибыл в Ма'ане, его ожидали дальнейшие неприятности. На этот раз они были вызваны глупостью арабов, которые в противоположность бедуинам были насквозь пропитаны традициями регулярной войны. Дело в том, что Фейсал принял план Лоуренса о походе к Ма'ану, но это не удовлетворило большинства офицеров новой арабской регулярной армии. Вместо того чтобы действовать достаточно разумно и выманивать гарнизон на открытое место, расположив арабскую армию с двух сторон железной дороги, они решили произвести фронтальную атаку. Напрасно Джойс пытался удержать их от этого шага. Молад, добившийся штурма, пожаловался Фейсалу, что англичане вмешиваются и стесняют свободу арабов - в данном случае свободу повторять военные глупости Западного фронта. Вскоре Джойс заболел воспалением легких и был отправлен в Египет. К тому времени, когда: прибыл Доунэй, чтобы отговорить арабских офицеров от их решения, возможность переговоров уже отпала, поскольку арабы считали себя обязанными оправдать свои хвастливые заявления.
      Поэтому Доунэй придумал план, приноровленный к их желаниям. Имевшиеся силы{12} были распределены на три части: центральную колонну арабских регулярных частей под командованием Молада вместе с всадниками Ауды, северную колонну, также составленную из арабских регулярныхчастей под начальством Джафара, и южную колонну под непосредственным руководством Доунэя, которая состояла из автобронемашин и египетских частей на верблюдах с незначительным числом бедуинов.