— О Господи, — выдохнул он, с улыбкой глядя на Розу. — Это же настоящее чудо!

Она засмеялась и покачала головой:

— Ты же фермер!

— Ах, ну да. Значит, мне надо представлять тебя кобылицей с жеребенком.

Засмеявшись, они слились еще в одном долгом поцелуе, а потом забылись в объятиях друг друга, стирая из памяти бесконечную разлуку.

Однако Бренд остался только на одну ночь, причем в гостинице, ибо ему вообще не следовало здесь появляться. В течение следующих месяцев они продолжали якобы случайно встречаться в соседних городках и переписываться. У каждого накопилась уйма писем.

И вот год уже подходит к концу. Бренд места себе не находил от беспокойства. Временами, уходя с головой в работу, к которой лорд неожиданно потерял интерес, он испытывал желание перевернуть весь мир, только бы быть рядом с ней. Приходилось бороться с собой, понимая, что это — неизбежная цена за прекрасное будущее.

За все.

Бренд не сомневался, что действительно сумеет сделать ее счастливой и сам будет счастлив. Только бы время пришло!

Он снова и снова погружался в работу в поисках хоть какой-то отдушины и готовился к грядущим переменам. Наконец вот оно — долгожданное сообщение.

Началось!

Розамунда в изнеможении откинулась в родильном кресле. Бренд обнял ее сзади. Несмотря на протест повитухи, он остался в комнате и, похоже, своим присутствием решил помочь любимой.

Она обрадовалась и нашла в себе силы улыбнуться, увидев его растерянное, испуганное лицо.

— Не бойся, — охнула она. — Вспомни кобылицу, которая рожает жеребенка.

— Я всегда переживаю за своих любимых кобылиц.

Бренд отер ей лицо влажным полотенцем, и тут начались схватки.

Розамунда ощутила, как ее дитя рвется на свет Божий.

— Значит, я отношусь к их числу?

— Конечно. — Он тут же поцеловал ее в щеку — ту, на которой были шрамы.

Бренд всегда так делал, и потому в последние месяцы проклятые отметины для Розамунды превратились в счастливые. Но тут ее настигла очередная схватка. Так, еще одно нечеловеческое усилие…

— Ага! — объявила повитуха и с улыбкой посмотрела на роженицу. — Вот и мы!

Розамунда опустила глаза и увидела головку ребенка, темную и липкую. Опять схватка. В полуобморочном состоянии, едва не ослепнув от напряжения, она ощутила, как ребенок наконец выскользнул.

— Мое дитя!

Повитуха после соответствующих манипуляций спеленала младенца.

— Дочка, — радостно сказала она и вложила маленький сверток в руки Розамунде.

Бренд обнял Розамунду вместе с ребенком.

— Красавица — вся в маму, — прошептал он, коснувшись темного пушка на головенке девочки и одновременно целуя Розамунду в щеку. — Со стороны это выглядело ужасно.

— Это было прекрасно, — отозвалась она, с любовью разглядывая свою дочурку.

— Обманываешь, милая.

— Вовсе нет. Мне жаль мужчин — им никогда этого не понять, поскольку они не могут рожать.

Бренд засмеялся: по всей видимости, он ей не поверил. И все же она испытывала небывалый восторг. Если бы сейчас сюда ворвались враги, ей бы достало сил бороться или бежать, спасая свое дитя.

Повитуха напомнила, чтобы Розамунда приложила новорожденную к груди, и в следующую же секунду она охнула от неизведанных ранее ощущений и одновременно от радости. А малышка, та и вовсе зачмокала от удовольствия.

Время шло. Розамунда ни на кого не обращала внимания, даже на Бренда, пока ее обмыли и перекладывали. Наконец, оказавшись в большой удобной кровати, она взглянула на любимого.

— Мы хотели, чтобы ты сразу же увез ребенка…

Бренд в полной растерянности сидел на матрасе, встрепанный, с расстегнутыми рукавами. Криво усмехнувшись, он сказал:

— Я все понял. Ты ни на секунду не выпускала ребенка из виду.

— Прости, Бренд, но я не в силах с ней расстаться. Мне хочется ее кормить, — отозвалась она, разом сникнув и поглаживая всклокоченный пушок на голове у девочки, — все время. Прости. — Глаза ей обжигали слезы. В глубине души она всегда чувствовала, что не выдержит разлуки с собственным ребенком.

Вместо того чтобы рассердиться, Бренд засмеялся:

— Пережив такое вместе с тобой, я тоже не смогу оставить ее незнакомым людям. Ничего, придумаем что-нибудь получше. Ты мне веришь?

Что тут можно было придумать? И тем не менее Розамунда без колебаний произнесла:

— Всегда. И во всем. — Она уже не подвергала сомнениям девиз Маллоренов.

Неделю спустя Бренд привез кормилицу. Розамунда возмутилась, и он отправил женщину на кухню.

— Пойми, любимая, одна ты долго не выдержишь, а Дженни надо кормить. В любом случае нам нужна надежная кормилица, хотя бы для видимости. Никто не должен знать, что Дженни — твоя дочь.

Дочка спала в колыбели у окна, и Розамунде вдруг остро захотелось подбежать, защитить ее. Ей претила сама мысль, что какая-то другая женщина станет кормить ее ребенка.

— Положись на меня, Роза.

— И что теперь? — звенящим голосом спросила она.

Бренд улыбнулся, и Розамунда догадалась, что он понимает ее состояние. Она тотчас протянула ему руку, и он приблизился.

— Теперь будем двигаться дальше. Правда, в последний момент нам придется разъединиться, так что Дженни приедет отдельно. Если ты не успеешь ее покормить, это сделает кормилица.

— Ты ей веришь?

— Да. Она хорошая девушка, которую бросил любовник и которая сделает все, чтобы сохранить ребенка и заработать себе на жизнь. Я не сомневаюсь в ее честности и порядочности.

«Положись на него», — сказала себе Розамунда и велела привести кормилицу Эди Онслоу обратно. Бедняжке только-только исполнилось восемнадцать, и она лелеяла надежды на светлое будущее, так же как и сама Розамунда. И потом, девушка выглядела чистоплотной и здоровой. Конечно, Розамунде не хотелось отнимать ребенка от груди, но в любом случае ей придется смириться.

Ради их с Брендом будущего.

На другой день они отправились в Ротгар-Тауэрс, анонимная семья с кормилицей и ребенком. В нескольких милях от поместья Эди с конюхом и двумя малышами поехали вперед, а Бренд с Розамундой отправились кружным путем.

Вопреки всякой логике Розамунда со страхом смотрела, как увозят ее маленькую дочку. Бренд, обняв ее, успокаивал как мог.

— Я все понимаю, милая, но всего через несколько часов мы будем вместе.

И действительно, все прошло как по маслу. В огромном, внушающем трепет аббатстве все сразу стало на свои места. Розамунда на законных основаниях проводила время с дочкой, ибо уже была помолвлена с лордом Брендом Маллореном, и ей необходимо было узнать его ребенка.

Теперь ей разрешалось проводить время со своим будущим мужем, хотя, по молчаливому согласию, они воздерживались от пылких поцелуев.

Как-то, гуляя по залитой лунным светом террасе, она сказала любимому:

— Все у нас получится, правда? Спасибо, Бренд.

Он тотчас взял ее за руку:

— Я устраиваю свой собственный рай.

— Ты дал мне все, — продолжила она.

— А будет еще больше.

— Не надо! — засмеялась она.

— Ты больше ничего не хочешь?

«Я хочу домой», — подумала она, но промолчала. Что ей было заказано, так это Венскоут и родные долины. Она будет жить здесь, с Брендом и их ребенком. О таком можно было только мечтать. И все-таки Розамунде явно чего-то не хватало для полного счастья.

— А нельзя нам пожениться в доме моих родителей?

— А где же еще? — удивился он.

— Но, Бренд, это же так далеко! Три или четыре дня пути! И мы поедем туда только для того, чтобы сыграть свадьбу?

— Если хочешь, — мечтательно проговорил он, — мы поженимся под луной!

Она посмотрела на огромную полную луну:

— Такое невозможно даже для Маллоренов, дурачок!

— Хм-м. Хочешь убедиться?

У Розамунды лицо вытянулось от изумления, и она поспешно продолжила:

— Я люблю тебя без всякой луны. Все, что я хочу, это обвенчаться с тобой в церкви Уэнсли. И чтобы меня окружали родственники.

Вполне достаточно: приехать, снова увидеться с родными, показать им Дженни. А потом она как-нибудь приноровится к странной жизни южан.

Странной и пугающей, которая туманным облачком маячила у нее на горизонте.

Первым испытанием стал бал в честь помолвки. Бренд, правда, предложил обойтись и без этого пышного мероприятия, если она не хочет. Но Розамунда решила жить его жизнью. Накрашенная, напудренная, в роскошном шелковом платье, она смело шагнула в неизведанное и выдержала все с честью. Ведь Бренд был рядом.

А когда он рядом, она чувствовала себя всесильной.

Теперь в дни мелких празднований с соседями и местными жителями она не переживала так сильно. Тем более что деревенские не особенно отличались от городских.

А вот завтра они едут в Лондон. Ей надлежало прибыть в королевскую гостиную, дабы быть представленной королю и королеве. Отказ тут совершенно исключен.

— Как будто королю не все равно! — ворчала она неделю спустя, приглаживая подол нелепого платья. — И зачем, спрашивается, выряжаться в юбки восьми футов шириной?

Бренд в костюме с блестками терпеливо, с невозмутимым видом обмахивал ее веером:

— Так принято. Не стоит оспаривать придворный этикет. Выше нос, Роза! Нас ждут король и королева.

Розамунда удивленно уставилась на него, но что ей оставалось делать? Придется подчиниться. Гордо подняв голову, она прошла вместе с Брендом в роскошно убранный зал и старательно присела в реверансе.

Фу, кажется, все! Но тут король, вместо того чтобы перейти к следующему гостю, задержался и начал обсуждать с Брендом проблемы сельского хозяйства. И что хуже всего, он засыпал ее вопросами о Йоркшире, ее лошадях и даже о кузине. Она знала, конечно, что он весьма любопытен, но чувствовала себя как на средневековой дыбе.

Гневно сверкнув глазами, Розамунда взглянула на маркиза, прекрасно понимая, кто рассказал королю о ее увлечениях. Ротгар поклонился. Ответив на вопрос короля о климате, она вспомнила горничную Джерти и едва удержалась, чтобы не прыснуть от смеха. «Он так же хорошо знаком с королем, как я с мистером Бэйнсом, мясником!» Это было совершенно справедливое замечание. Молодой король обращался с лордом Ротгаром как с одним из своих ближайших поверенных, а Бренд был его братом.

Впрочем, желание смеяться вскоре сменилось паникой. Нет, такая жизнь не по ней! Ее тяготят беседы с королем, все эти людные залы, воздух которых густо напоен духами. Она задыхается в нелепых платьях, ей тесны рамки придворного этикета…

Озабоченное лицо короля внезапно поплыло у нее перед глазами.

Розамунда пришла в себя в приемной. Идиотские юбки торчали в разные стороны. Над диванчиком, на котором она лежала, склонился Бренд.

— Ну как ты? — спросил он. — Не волнуйся. Не ты первая падаешь в обморок в этих проклятых одеждах.

«Интересно, — подумала она, — много ли женщин в страхе падает в обморок, осознав, что не в состоянии изменить себя даже ради любимого?»

— В чем дело, Роза? — Бренд опустился перед ней на корточки, такой чужой в парче и драгоценностях.

— Я хочу домой. Мне здесь не нравится.

И тут, к своему ужасу, она поняла, что произнесла эту фразу вслух.

— Домой? — переспросил он на удивление спокойным тоном. — В долины? В Венскоут?

— Венскоут мне больше не дом.

Бренд взял ее за руку.

— Все возможно, Роза. Если хочешь, я арендую его для нас.

— Арендуешь? Что? Зачем? — оживилась она.

— Зачем? Затем, что он чудесен. Доктор Нантвич все никак не решит, что ему с поместьем делать. По-моему, его вполне устраивала перспектива стать деревенским сквайром, но его жена наотрез отказалась бросать родных и удобную жизнь в Скарборо. В конце концов она убедила мужа остаться. Сегодня я получил от него письмо.

— Но что тебе делать в Венскоуте? Здесь, на юге, у тебя два хороших поместья. Мы будем жить в одном из них.

— Не захочешь, так не будем. Эти поместья для меня — просто выгодное помещение капитала. Ведь я живу цыганской жизнью, кочую с места на место. Хорошо было бы осесть в Венскоуте и пустить там корни.

Розамунда покачала головой:

— Нет! Я больше не приму от тебя никаких жертв! Мы будем жить там, где захочешь ты. Это, — она нарисовала рукой круг, — твой мир.

Бренд расхохотался:

— Ох, любимая, прости, но даже Бей посмеялся бы над твоими словами. Я всегда терпеть не мог эти поместья. — Он взял ее за руки. — Мне нравится Уэнслидейл. А Венскоут я вообще полюбил с первого взгляда. Возможно, со временем нам удастся купить его. Мне так этого хочется, поверь.

По лицу ее покатились слезы.

— Не знаю, что и сказать. Ты слишком великодушен. Как ты будешь жить в уединении долин? А твоя работа?

— Я нанял новых людей. Буду все так же присматривать за хозяйством и временами разъезжать, но такая жизнь меня действительно утомила. Мне хочется осесть. В Венскоуте. Ты когда-то говорила о любви с первого взгляда. Именно так все и случилось, еще до того, как я узнал, что Венскоут — это твой дом. Мы приехали в поместье, я огляделся вокруг и сразу же влюбился.

— Понятно, — кивнула она, с трудом осмысливая его слова. — Ты хочешь, чтобы я работала в своем саду.

— А твои лошади? Твоя земля? Твои овцы? Пусть все останется с тобой навсегда.

Радостно подняв глаза, она прошептала:

— Господи, это слишком хорошо!

— Ну что, выполнил я наконец все твои желания?

Сердце ее затрепетало от счастья.

— Да. — Она прижала к шеке дрожащую руку. — Спасибо.

Он поцеловал ее в ладонь.

— И все-таки это еще не все. Впрочем, подожди до первой брачной ночи.

Примечания