Семья Маллоренов (№4) - Тайны ночи

Супруг лежал на кровати с приоткрытыми глазами и серым лицом. По спине ее пробежал холодок.

— Дигби?

Розамунда бросилась к кровати, но кто-то остановил ее за руку. Обернувшись, она увидела скорбное лицо доктора Уоллеса.

— Мне очень жаль, леди Овертон, но вы опоздали. Он только что нас покинул.

Пошатнувшись, Розамунда бросилась к кровати, упала на колени и взяла еще теплую руку мужа.

— Нет! Вернись, Дигби!

Диана крепко обняла подругу.

— Крепись, милая. Все кончено.

— Моя дорогая тетушка, — на плечо ей опустилась еще одна рука, — леди Аррадейл права. Мой бедный дядя отошел в мир иной, где его ждет небесное блаженство, и мы, христиане, должны радоваться за него.

Розамунда подняла голову и недоуменно уставилась на Эдварда Овертона:

— Что вы здесь делаете? Вас же выставили из дома!

— Да, но дядя не собирался расставаться со мной навсегда. Полагаю, разлука со мной его огорчала.

— Его огорчало ваше присутствие!

Розамунда встала с колен, и тут в душе у нее шевельнулось подозрение. Эдвард объявился, и Дигби умер. Кажется, маркиз говорил о каких-то убийствах. Яд…

Розамунда обернулась, к доктору.

— От чего он умер?

Доктор скорбно пожал плечами:

— И вы еще спрашиваете, леди Овертон? Я столько лет призывал его к умеренности, но это, как видно, было выше его сил.

— Сердечный приступ? Вы уверены?

— Настолько, насколько может быть уверен медик.

Розамунда успокоилась. Конечно, когда-нибудь это должно было случиться, несмотря на все ее попытки поддержать здоровье мужа. Наверное, Эдвард разволновал его и довел до смерти своими ханжескими проповедями, но убийством это не назовешь.

Розамунда осторожно закрыла покойнику глаза. Доктор протянул ей две центовые монеты, и она положила их на веки Дигби, потом скрестила у него на груди вялые руки, поцеловала мужа в лоб, и на лицо мертвеца упали ее слезы. Промокнув их уголком простыни, Розамунда накрыла ею усопшего.

Что же теперь делать?

Горе порождало ужасную нравственную дилемму. Должна ли она объявить своего ребенка наследником Дигби? Кое-кто из слуг наверняка уже догадывался о ее беременности, но наверняка знали только родители Розамунды. Можно попросить их молчать, а потом родить ребенка тайно, вдали от Венскоута…

Что бы ей посоветовал Дигби? Увы, у него не спросишь!

Надо принимать какое-то решение: Дигби умер, и значит, в ближайшие дни закрутятся колеса закона. Если маркиз не ошибся, то Венскоут перейдет к доктору Нантвичу.

Однако Розамунде достаточно объявить о своей беременности, чтобы поместье унаследовал ее ребенок, а сама она еще много лет была здесь хозяйкой. Нечестно, зато как заманчиво!

Она беспомощно оглядела комнату. В углу миссис Монктон рыдала в свой фартук.

— Что же нам теперь делать? — спросила Розамунда.

— Не беспокойтесь, тетушка, — встрял Эдвард. — Все хлопоты я возьму на себя. Я позабочусь о вас.

«Нет, не позаботишься!» — подумала девушка, но вслух ничего не сказала. Поблагодарив его за участие, она увела из спальни рыдающую экономку.

— Я провожу вас на кухню, миссис Монктон, а заодно поговорю с прислугой.

Когда они спустились на первый этаж, экономка сказала:

— Одно хорошо, миледи: это произошло мгновенно. Он наслаждался ужином, потом вдруг почувствовал себя плохо и упал в обморок.

Подозрения вернулись. Еда. Обморок. Смерть…

— Эдвард его чем-то расстроил?

Женщина покачала головой:

— Я бы не сказала, миледи. Разве что одним своим видом. Вообще-то сегодня, кажется, он старался его не волновать. Просто сказал господину, чтобы тот не ел жареных эскалопов. — Она опять заплакала. — Простите меня, миледи, но сэр Дигби так их просил! Вы думаете, он из-за этого умер?

— Нет-нет, — успокоила Розамунда экономку, но в душе ее всколыхнулась волна раздражения.

Неужели каждый раз, когда она уходила из дома, Дигби украдкой ел запретные блюда? Вполне возможно, что эти эскалопы и стали причиной его смерти, однако следовало отмести все остальное.

В кухне ее встретили скорбные, взволнованные лица.

— Сэр Дигби только что умер, — сообщила она. Горничные зарыдали. — Я разрешаю вам на время оставить свои дела, чтобы оправиться от потрясения. Можете выйти на свежий воздух и полчасика поработать в саду.

Они были явно удивлены, но Розамунда выпроводила всех из дома, даже экономку. Оставшись одна, она поспешила в столовую, где на столе лежали остатки ужина, не тронутые расстроенными слугами.

Вошла Диана.

— Что ты делаешь?

— Это ел Дигби, — пробормотала Розамунда.

— Что?

Розамунда взяла наполовину пустую тарелку Дигби. В ней были остатки кроличьего рагу и жареные эскалопы.

— Это второе блюдо, судя по количеству оставшегося на тарелке.

— Роза, я знаю, ты расстроена, но даже если он съел что-то не то, теперь уже не важно.

— Еще как важно! Найди, пожалуйста, Поттса. Мне нужны свидетели. Я не сошла с ума, Диана. Пожалуйста, сделай, как я прошу.

Диана ушла с вытянутым лицом. Тем временем Розамунда покрутила в руке бокал Дигби, но недопитое вино оказалось прозрачным. К тому же вряд ли в обычное вино можно незаметно подмешать яд. Скорее всего это перченое рагу.

Может, она и впрямь обезумела от горя? Но нет, в душе ее кипел праведный гнев. Маркиз сказал, что дни Эдварда сочтены, тем не менее она должна удостовериться в том, что именно Эдвард убил Дигби.

Диана привела заплаканного лакея Дигби.

— Поттс, я хочу тебе кое-что показать. Но тебе надо будет держать язык за зубами, понял?

— Да, миледи, но…

— Молчи и смотри.

Охотничьи собаки Дигби были наверху, выли под дверью хозяйской спальни, но одна, бедная старушка Матильда, осталась внизу: она настолько одряхлела, что уже не поднималась по лестнице. Розамунда подошла к собаке и поставила перед ней тарелку. Псина подняла свою печальную морду, понюхала тарелку и с трудом поднялась, чтобы отведать вкусненького.

Дочиста вылизав тарелку, она опять повалилась на пол. Розамунда уже было решила, что ошиблась, но тут животное странно кашлянуло и напряглось. Потом еще раз. Потом закорчилось в жутких судорогах и испустило дух.

Розамунда села на корточки и погладила старую собаку.

— Надеюсь, на небе ты будешь гоняться за кроликами, Матильда. Или резвиться вместе с Дигби.

— Я арестую этого негодяя! — воскликнула Диана.

— Нет. — Розамунда решительно подняла голову. — У маркиза есть план, не стоит ему мешать.

— Вот как? Розамунда кивнула:

— К тому же я не хочу пятнать дни траура по Дигби. Как только он будет предан земле, мы решим, что делать дальше. Если понадобится, вы оба выступите свидетелями. Согласен, Поттс?

— Да, миледи.

— Ты намерена сделать вид, что ничего не произошло? — возмутилась Диана.

— Ненадолго. Если ему удастся отвертеться от виселицы, я предъявлю свои обвинения. Поттс, ты свободен. И помни: никому ни слова!

— Слушаюсь, миледи, только мне будет нелегко удержаться и не плюнуть ему в лицо.

Слуга ушел, и Розамунда поставила тарелку на стол, сложив в нее остатки рагу, потом немного подумала и разбила тарелку об пол.

— Зачем это? — спросила Диана.

— Чтобы никто из слуг не доел отравленное блюдо.

— Черт возьми, не завести ли мне специального человека, чтобы он пробовал пищу? — Графиня подошла к подруге и обняла ее за плечи. — Ты такая бледная. И дрожишь! Иди приляг. Я попрошу миссис Монктон, чтобы она приготовила тебе поссет [1].

Неожиданно ощутив упадок сил, Розамунда покорно двинулась следом за Дианой наверх, в свободную спальню, скинула туфли и легла на кровать. Подруга достала из комода толстое пуховое одеяло и накрыла кузину. Девушка с радостью закуталась в одеяло, несмотря на то что на улице было тепло. Она лежала и пыталась осмыслить тот факт, что Дигби мертв и что его уже не вернешь.

— Роза, — проговорила Диана, — не хочу тебя тревожить, но если ты никому ничего не скажешь про рагу, то в ближайшие дни Эдвард Овертон устроит здесь беспредел.

— Надо послать за мистером Уайтмором. Наверняка есть законный способ его убрать.

И тут на нее вдруг нахлынуло все разом: смерть, ребенок, убийство… И Бренд Маллорен. Он никогда не выходил у нее из головы.

— Бренд… Ведь это и его ребенок, — прошептала она, обращаясь к единственному человеку, который мог ее понять. — Что же мне делать?

Диана беспомощно развела руками, и Розамунда тихо в отчаянии зарыдала.

Глава 23

Миссис Монктон суетилась на кухне, готовя для своей госпожи ее любимый посеет и радуясь возможности чем-то заняться. Ох, и зачем только она пожарила эти проклятые эскалопы!

Оставалось только надеяться, что их подозрения верны и госпожа беременна, не важно от кого. Главное — не допустить сюда мистера Эдварда и прочих коттеритов. Какое удовольствие готовить для этих зануд?

Миссис Монктон добавила в напиток вино и сахар и поставила его немного охладиться. Обернувшись, она увидела мистера Эдварда, который молча наблюдал за ее действиями.

— Что вы готовите? — спросил он довольно любезным тоном. — Я изучал медицину, дабы лучше служить Господу, и меня интересуют подобные вещи.

— Всего-навсего поссет, сэр. Он успокоит леди и придаст ей сил.

Спросив, что входит в состав напитка, Эдвард и в самом деле выказал некоторые познания. Когда она поставила чашку на поднос, он предложил свои услуги:

— Позвольте, я отнесу. У вас наверняка много работы.

Служанка хотела было согласиться, но потом вспомнила, как сильно не любила Эдварда госпожа. А ей сейчас и без того огорчений хватает, бедняжке. Миссис Монктон поблагодарила коттерита и сама отнесла поднос наверх.

* * *

Мистер Уайтмор приехал раньше, чем пришло сообщение Розамунды: новость в мгновение ока разнеслась по долине. Он заметно расстроился, ведь Дигби был его старым другом. Поплакав и выпив поссета, Розамунда немного пришла в себя и обрела силы, чтобы его утешить. Она предложила ему рюмку бренди. Он охотно выпил.

— Какое ужасное потрясение! — сказал Уайтмор чуть позже.

— Да. Здесь Эдвард.

— Он так быстро обо всем узнал?

— Нет, он приехал сегодня утром. — Розамунде очень хотелось посвятить друга семьи в подробности злодейства, но пока лучше молчать. — Эдвард последним беседовал со своим дядей. Это наверняка греет ему сердце.

Адвокат нерешительно кивнул.

— Какие теперь положены процедуры, мистер Уайтмор? Я имею в виду управление поместьем, финансовые вопросы и прочее.

Он поставил свою рюмку на стол и озабоченно нахмурился:

— Вам не о чем беспокоиться, милая леди. Мы с вашим отцом — судебные исполнители и вправе немедленно санкционировать любые выплаты. Вам, разумеется, причитается солидная сумма.

— Когда я должна выехать из поместья?

Уайтмор тяжело вздохнул:

— Все зависит от сэра Эдварда.

Розамунда вдруг вспомнила, что Эдвард унаследовал не только землю, но и титул баронета, и не упустила случая съехидничать:

— Вряд ли ему понравится его новый титул.

В глазах мистера Уайтмора вспыхнули озорные огоньки, но уже в следующее мгновение он опять посерьезнел.

— Сомневаюсь, что вы захотите здесь остаться, леди Овертон, после того как поместье отойдет к новым республиканцам.

— Конечно, не захочу. Когда это случится? Адвокат задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Ну, здесь нельзя ничего решать до тех пор, пока не будет доказано, что вы… э… не беременны.

Розамунда посмотрела ему прямо в глаза. Неужели Уайтмор знает?

— Конечно, подобный исход маловероятен, — поспешно добавил он, — но полагается сначала рассмотреть эту вероятность, прежде чем допускать к имуществу другого наследника.

Значит, у нее будет время подумать.

— И какой же срок на это отводится?

В этот момент в комнату с кислой миной вошел тот самый наследник.

— Тетя, почему мне не сказали, что приехал мистер Уайтмор?

— Я хотела сначала сама с ним проконсультироваться, Эдвард. Насчет моих прав на поместье, вдовьей части наследства и всего остального.

— Я позабочусь о благополучии леди Овертон, — тотчас заявил коттерит.

— В этом нет необходимости, сэр Эдвард…

— Прошу вас, не называйте меня сэром! — воскликнул тот, выкинув вперед руку. — Мы не пользуемся подобными титулами.

— Хорошо, мистер Овертон. Как вы, несомненно, знаете, леди Овертон получает по брачному договору хорошее денежное содержание. И если захочет, то может жить здесь до тех пор, пока не будет доказано ваше право на наследство.

— Это займет немного времени.

— Месяца два.

— Два месяца?

— Поскольку у покойного не осталось прямых наследников, сэр, допускается, что вдова беременна, — до тех пор, пока не станет очевидно обратное. Мы должны подождать как минимум два месяца, прежде чем вы получите неограниченный доступ к имуществу. Однако…

— Ни о каком ребенке не может быть и речи… — Эдвард многозначительно посмотрел на Розамунду. — Или может?

— Я не желаю обсуждать такие интимные вещи, Эдвард, но это не исключено.

Мистер Уайтмор смущенно закашлялся:

— Ну что ж, два месяца — не такой долгий срок, мистер Овертон, к тому же в это время вам будет разрешено пользоваться доходом от поместья. Однако пока все останется без изменений. Вам нельзя продавать или покупать имущество, а также вносить в него существенные изменения, заключать сделки или брать в долг. — Он встал, собираясь уйти.

Итак, у нее два мрсяца. Розамунда поднялась.

— До свидания, мистер Уайтмор. До свидания, Эдвард… — Она обернулась к племяннику, не поднимая глаз, чтобы тот не прочел ее мысли. — Вы, конечно, можете здесь переночевать, Эдвард, но если вы останетесь здесь дольше, я буду чувствовать себя неловко под одной крышей с молодым неженатым мужчиной.

— Тогда, может быть, уедете вы, тетя? Ваши родители с удовольствием вас примут.

— Сэр! — возмутился адвокат. — Леди Овертон имеет полное право оставаться в своем доме до тех пор, пока не решится вопрос с наследством, и вы должны уважать ее деликатные чувства.

Было совершенно ясно, что именно думает Эдвард о ее деликатных чувствах, но спорить он не стал.

— Все будет так, как вы пожелаете, тетя.

Племянник Дигби в гневе вышел из комнаты, и Розамунда вздрогнула. Что теперь будет? А если он попытается отравить и ее? Сегодня вечером ей надо быть начеку.

Однако Эдвард уже не представлял для нее серьезной угрозы, а вот бедный невинный младенец, который скоро у нее родится… Как же ей поступить? После ухода адвоката Розамунда пошла в спальню и села возле тела Дигби. Поразмыслив, она поняла, что не осмелится объявить своего ребенка рожденным от Дигби. Как только Эдварда арестуют, новым владельцем Венскоута станет доктор Нантвич.

Розамунда тяжело вздохнула. Носить ребенка открыто и сообщить всем, что это — внебрачное дитя, — жуткий позор. Конечно, она-то все перенесет, но память Дигби пятнать не хотелось. Не хватало еще, чтобы люди узнали, что жена изменяла ему в последние месяцы его жизни.

Значит, ради Дигби ей надо скрыть беременность и родить ребенка подальше от Венскоута. А что потом? В голову тут же пришел Бренд, но безо всякой надежды. Даже если он женится на ней, они все равно не смогут растить их дитя, не бросая тень на покойного Дигби. Единственный выход из положения — отдать младенца на воспитание другим людям.

Ему хуже не будет. Пострадает только она. О Господи, как же ей будет тяжело!

А Бренд? Ведь он знает о ребенке и тоже имеет право голоса. Что, если он будет спорить с ней так же пылко, как спорил в последнюю ночь во вдовьем доме? Какое ему дело до репутации покойного помещика Уэнслидейла?

От отчаяния и безысходности Розамунда закрыла лицо руками. Она хотела только помочь Дигби, а в результате вся ее жизнь пошла кувырком.

Внезапно дверь отворилась и вошел Эдвард.

— Мы собираемся устроить ночные дежурства у постели вашего покойного мужа, тетя. Вы примете участие?

Розамунде претило, что Эдвард распоряжается как дома, но в данном случае она не имела ничего против.

— Конечно. Полагаю, миссис Монктон и Поттс тоже изъявят желание. Они служили у Дигби дольше всего. В какое время вы хотите дежурить?

Эдвард слегка поклонился:

— Предоставляю вам право выбирать первой, тетя.

Он был чересчур любезен, но, увы, это отнюдь не считалось преступлением.

Розамунда позвала слуг, и после непродолжительных споров было решено, что первой будет дежурить она, потом — Эдвард, за ним — Поттс, а миссис Монктон — под утро.

Из-за прислуги она старалась сохранять спокойствие и заботиться о мельчайших деталях. Однако мысли ее по-прежнему крутились по разрушительным спиралям страха и надежды, каждый раз натыкаясь на тот факт, что Дигби нет и не будет, что он уже никогда ей не улыбнется. Она опять одинока и напуганна, как в шестнадцать лет.

«Ах, Бренд, как жаль, что тебя нет рядом!» Конечно, так думать грешно, но она ничего не могла с собой поделать.

Услышав бубенчики кареты матери, Розамунда выбежала ей навстречу и кинулась в теплые, ласковые объятия. В присутствии матери она ничего не боялась.

* * *

Ко времени, когда Розамунда села дежурить у тела покойного мужа, она смирилась со своим положением и в душе успокоилась. Мать и Диана остались на ночь. Они предлагали ей свою компанию, но она хотела в последний раз побыть наедине с Дигби.

Сначала девушка опустила простыню, но сморщенное серое лицо уже не походило на лицо Дигби, поэтому она опять накрыла его и села рядом, вспоминая, каким он был при жизни.

Посидев в задумчивости, она наконец облекла свои мысли в слова:

— Наверное, порой я бывала просто невыносимой. Я пришла к тебе в шестнадцать лет, злая, изрезанная шрамами, и ты подарил мне Венскоут, чтобы я играла с ним. Надеюсь, тебе в самом деле нравился сад. И лошади. И овцы. Впрочем, едва ли ты мечтал о том, чтобы твою спокойную размеренную жизнь перевернула вверх тормашками неугомонная девчонка. Сколько раз ты оставался со мной дома и говорил, что любишь покой и уединение, тогда как на самом деле тебе хотелось отправиться на бега в Ричмонд или на овечью ярмарку в Хосе! А я, как беспечный эгоистичный ребенок, верила тебе на слово.

Розамунда коснулась простыни в том месте, где лежала его рука.

— Спасибо тебе. Надеюсь, ты все-таки был счастлив со мной. — Она глубоко вздохнула. — Думаю, теперь ты знаешь все. Пожалуйста, не обижайся. Я слишком долго не замечала опасности, иначе я бы ее предотвратила. Просто я не знала, что бывает такая любовь. О Господи, это нехорошие слова! Я люблю тебя. Правда. — Она смахнула слезы. — Ты сумеешь прочесть это в моем сердце.

Прислушавшись к себе, Розамунда наконец успокоилась. Она любила Дигби. Все, что она делала, кроме, пожалуй, той грешной ночи, она делала из любви к нему. Ее любовь к Бренду ничего не меняла.

— Как жаль, что тебя нет со мной и ты не поможешь мне распутать этот клубок! — сказала она. — Ты хотел бы, чтобы Венскоут остался моему ребенку? Вряд ли получится. Мысль о том, чтобы влить в твой род чужую кровь, беспокоила нас обоих. — Не отнимая руки с его ладони, она положила другую руку на живот. — Но этот ребенок тебе наверняка понравится, Дигби. Будь ему ангелом-хранителем. Ему нужна твоя любовь.

На нее снизошло такое блаженное умиротворение, что она невольно зарыдала. С Дигби она всегда чувствовала себя обласканной и защищенной. Теперь ей стало ясно: он сделал бы то же самое ради другого несчастного ребенка.

Грустно улыбаясь, она опустила голову на матрас и предалась воспоминаниям о восьми годах их необычной любви…

* * *

Когда пробило час ночи, в спальню на цыпочках вошел Эдвард. Розамунда устало поднялась, радуясь возможности отдохнуть в постели, но с грустью сознавая, что это было ее последнее прощание с мужем. Эдвард подошел ближе. Наверное, не страшно, если она оставит его наедине с физической оболочкой дядюшки.

Розамунда задумчиво кивнула. Эдвард же внезапно схватил ее за руку и зажал ей рот ладонью.

Розамунда и не предполагала в нем такой силы. Она извивалась и пинала его ногами, но не могла вырваться. Он перехватил девушку, сомкнув сгиб руки у нее на шее. Она царапалась и пыталась кричать, но он сильнее сдавил ее горло.

— Только пикни, и я тебя удушу, — прошептал он. В шею ей уперлось что-то холодное. — Да, это пистолет, тетя. Из дядиного арсенала. Ведь это он настоял на том, чтобы я научился стрелять. Очень любезно с его стороны, не правда ли?

Эдвард медленно разжал руки, и она жадно глотнула воздух.

— Вы не убьете меня. Вы же не хотите, чтобы все об этом узнали.

— Возможно, мне удастся инсценировать самоубийство. Но я не хочу вас убивать. Мне надо только избавиться от дьявольского семени в вашей утробе. — Он поднес к ее глазам маленький стеклянный пузырек. — Выпейте это.

Крепко стиснув губы и зубы, она помотала головой.

— Не бойтесь, это не очень противно. Вам надо очиститься от грехов. — Он говорил так, как будто верил, что может ее убедить! — Или я убью вас, а заодно и вашего ребенка. Ну же! Без ребенка ваша жизнь станет проще. Вы найдете себе молодого, красивого мужа. Может быть, даже того самого, кто заронил в вас грешное семя.

Розамунда опять помотала головой, не размыкая губ. Она не кричала, боясь, что он попытается влить жидкость ей в горло.

Эдвард резко ткнул дулом пистолета ей в затылок. Она вскрикнула, но тут же стиснула губы, не дав ему воспользоваться моментом.

— Открой рот! — прорычал он, толкая холодный пузырек ей в губы. — Выпей лекарство, глупая шлюха! Избавься от скверны!

Он пнул ее сзади по ноге, и она упала на колени, невольно вскрикнув от удара пистолетным дулом. В рот ей пролилось немного жидкости.

Она сплюнула и попыталась вывернуться из рук Эдварда.

Он схватил ее за волосы той же рукой, в которой держал пистолет, рывком запрокинул голову и стал просовывать в губы горлышко пузырька…

* * *

Диана неожиданно проснулась. В доме царила тишина, но что-то было не так. Они с Розой должны были спать в одной постели, но подруга до сих пор не пришла. Значит, еще нет и часа ночи? Пошарив на столике, она нашла свои часы и подставила их к свету — стояла полная луна. Десять минут второго.

В этот момент послышался какой-то стук, словно кто-то в темноте обо что-то споткнулся. Кажется, внизу.

Встревожившись, Диана сползла с кровати, достала из сумочки пистолет и прокралась к двери, боясь не столько реальной опасности, сколько нелепой ситуации. Открыв дверь, она выглянула в коридор. В северных долинах не водятся воры-домушники. Наверное, это слуга ходит на первом этаже, Да, так и есть — из вестибюля донеслись шаги. Диана расслабилась, но потом вновь насторожилась, услышав шум в комнате сэра Дигби.

А где Роза?

Вдруг после внезапной тишины кто-то взбежал по лестнице, по стенам заплясали огоньки — видимо, в чьей-то руке дрожала свеча. На верхней площадке появился мужчина и метнулся в хозяйскую спальню.

Бренд Маллорен!

Диана подняла пистолет, держа его двумя руками.

— Стоять!

Незваный гость быстро прошел в дверь, как будто и не слышал окрика. Диана нажала на курок и отлетела назад, оглушенная выстрелом и ослепленная пламенем, вылетевшим из дула.

В то же мгновение послышался крик. Мученический, с рыданием.

Диана застыла на месте, онемев от ужаса.

Прибежали слуги, открыли двери. Графиня уронила пистолет и, пошатываясь, вошла в комнату. Роза, распростершись, лежала на полу. О Боже, может, пуля попала в Розу? Над ней склонился какой-то мужчина. Еще кто-то корчился и вопил на полу, истекая кровью.

Не Бренд Маллорен.

Эдвард Овертон.

Диана опять взглянула на Розу и увидела, что Бренд подхватил на руки ее безвольное тело.

Графиня бросилась на колени рядом с ними.

— Она мертва?

— В обмороке. — Бренд прижал ее к груди. — Роза, любимая! Все хорошо. Очнись…

В комнату стремглав ворвался Поттс.

— О Боже! — Он подошел к Овертону, который слабо о чем-то молил: о помощи, о смерти, о милосердии?..

В дверях тотчас появилась миссис Монктон и визгливо, на высокой ноте заголосила.

Мать Розамунды тут же хлестнула экономку по щеке, взяла под руку свою очнувшуюся дочь и увела ее из комнаты.

Диана же так и осталась стоять на коленях. В ушах ее еще звучал пистолетный выстрел, смешанный с рыданиями. На пороге толпились слуги, кое-как одетые спросонья, а в кресле раскинулась ослабевшая экономка. Голоса сливались в головокружительный гул.

Нет, никакого обморока!

Диана с трудом поднялась на ватные ноги.

— А теперь, — проговорила она, гордясь своим спокойствием, — может быть, кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?

К несчастью, в следующий момент в голове ее вновь раздался нарастающий гул, и она погрузилась во тьму.

Глава 24

Бренд огляделся по сторонам, с трудом постигая происходящее. На полу лежали двое — графиня Аррадейл и Эдвард Овертон. Минутой раньше кто-то крикнул: «Стоять!» — и прогремел пистолетный выстрел. Кричавший застрелил Овертона, хоть метил в Бренда. Коттерит повопил и затих.

Розу увели из комнаты. Это хорошо.

Все случилось так внезапно! Казалось, время остановилось. Ведь он только что подъехал верхом к дому Розы, увидел в окне, как она борется с коттеритом, и вот уже он здесь, в гуще странных событий.

Но главное — Роза в безопасности. Остальное не имеет значения.

Он присел на корточки перед лежащим в луже крови мужчиной.

Слуга задумчиво покачал головой:

— Он еще жив, сэр, но скоро отойдет. Пуля попала ему в бок. Это вы стреляли?

— Лучше не спрашивай.

Едва Поттс сообщил, что Эдвард Овертон вернулся в Венскоут, как Бренд помчался в поместье, подгоняемый страшной угрозой.

Он поднял пистолет, выпавший из руки Овертона. Из этого оружия не стреляли. Рядом валялся разлитый пузырек.

— Яд? — охнул Поттс. — Опять?

— Что значит опять?

Поттс кивнул на кровать, и только тут Бренд увидел накрытое простыней тело.

— Сэр Дигби?

— Да, милорд. Но меня просили не говорить… — Он перешел на шепот:

— Я рад, милорд, что вы застрелили мистера Эдварда. И рад, что он страдал, хоть это, наверное, не по-христиански.

Бренд не стал спорить, несмотря на то что сам не имел понятия о том, кто же все-таки стрелял. Роза стрелять не могла. А кто здесь был еще?

Бренд встал, подошел к постели покойного и взглянул на останки мужчины, который был ему симпатичен. Мужчины, который стоял между ним и его возлюбленной. В нем заговорила совесть. Надо было предупредить Дигби об опасности! Но мог ли он предположить, что Овертон зайдет так далеко? Или он, Бренд, думал только о себе?

Вряд ли. Однако чтобы услужить своей даме, он должен по возможности все уладить. Прежде всего избавиться от перепуганных слуг. Экономка, хоть и сидела с остекленевшими глазами, кажется, уже вполне оправилась.

— Почему бы вам не приготовить чай, миссис Монктон? — предложил он. — Для всех.

Женщина кивнула и потихоньку вышла из комнаты, поманив за собой остальных слуг.

Так. Что теперь? Ему хотелось пойти к Розе, но здесь лежала проклятая графиня. Вот глупая женщина! В самый ответственный момент, вместо того чтобы помочь, упала в обморок! Он поднял ее с пола, одернув для приличия пышную ночную рубашку из шелка и кружев, и тут ощутил на пальцах девушки запах пороха, а на белом шелке заметил черную пыль.

Так! Вот, значит, кто застрелил Овертона! Черт возьми, к этой женщине нужно приставить надзирателя! Бренд вынес ее в коридор и пошел на звук голосов. Как он и ожидал, Роза сидела в постели, а мать ее утешала.

— Диана! — охнула Роза и быстро освободила ей место на кровати.

Мать Розы достала нюхательную соль и энергично помахала под носом графини. Наконец та что-то пролепетала и очнулась.

— Терпеть этого не могу! — пожаловалась она, отталкивая вонючий пузырек, потом опять опустилась на подушку и прикрыла глаза рукой.

— Перестань, Диана, — решительно сказала пожилая женщина. — Подумаешь, упала в обморок! И нечего стесняться.

— Я никогда еще не падала в обморок, — пробормотала леди Аррадейл. — Никогда.

— И наверняка никогда еще не убивали человека, — заметил Бренд. — Если бы вы получше целились, могли меня застрелить!

Графиня, сверкнув глазами, тотчас села в постели.

— Вы ворвались в чужой дом! Надо было предполагать, что в вас будут стрелять!

— Я ворвался, потому что увидел жуткую картину!

Черт возьми, он, наверное, тоже в шоке, раз ругается с женщиной!

Бренд посмотрел на свою бледную возлюбленную:

— Как вы? — Ему так хотелось ее утешить!

— Более-менее, — отозвалась Розамунда, пытаясь улыбнуться. Чувствовалось, что она сама не знает, как вести себя в такой ситуации.

Он возобновил разговор:

— Я искренне соболезную вам по поводу смерти сэра Дигби.

— Спасибо. — Розамунда попыталась взять себя в руки. — Вы знакомы с моей мамой, миссис Эллингтон? Мама, это лорд Бренд Маллорен.

— Мы виделись в Аррадейле; — отозвалась полная, мудрая на вид женщина в ночной рубашке, шали и чепце.

Бренд учтиво поклонился. С каждой минутой ему все меньше верилось, что это происходит с ним наяву.

— Ваш покорный слуга, мэм.

— Вы, должно быть, проделали долгий путь, лорд Бренд?

— Я приехал из Терека.

Проклятие, сейчас начнется разговор про погоду! А ведь все присутствующие наверняка знают истинное положение дел.

Он сел на кровать у ног своей дамы и взял ее холодную руку:

— Теперь тебе ничего не грозит, любимая.

— Знаю. Все хорошо. — Но тут она тяжело вздохнула, глядя только на него. — Он хотел… он хотел… Ох, Бренд!

Розамунда вздрогнула и уткнулась ему в плечо. Наконец-то он смог ее обнять!

На мгновение они забыли обо всем. Как долго они противились и как сильно жаждали такой вот близости!