Семья Маллоренов (№4) - Тайны ночи

Поистине волшебные мгновения!

Бренд откинулся назад, чувствуя себя полностью удовлетворенным.

— Милая леди, если мы с вами еще когда-нибудь будем целоваться, я обязательно вас узнаю.

Она тотчас завозилась в темноте, вновь натягивая свою дурацкую маску.

— Значит, мне нечего бояться, — откликнулась наконец девушка, — ведь я не целуюсь с незнакомыми мужчинами.

— Ну, меня-то вы уже знаете. — Он, однако, тут же ухватил ее за юбки — так, на всякий случай, чтобы не сбежала.

— Обещайте, что больше не будете этого делать, — произнесла незнакомка.

— Вам не понравилось?

— Понравилось.

Поистине пленительная честность! Бренд привлек прелестницу в свои жаркие объятия, — Тогда почему вы не снимете маску? Какой смысл закрывать лицо в темноте?

— На то есть свои причины.

— Но вы — моя рабыня. Вы согласились исполнять все мои желания.

— Все, но не это.

— Все до единого!

— Нет. — Девушка попыталась встать. — Не надо… — прошептала она, — не надо портить эту ночь.

Бренд хотел настоять, полностью подчинить ее своей воле, но одного его желания было мало.

— Скажите, зачем вам эта маска?

— Не могу.

— Здесь темно. Я вас не вижу. Ну завяжите мне глаза, если хотите!

— Дело не в этом. Перестаньте упорствовать, иначе мне придется уйти.

Он едва сдержал злые слова, готовые уже сорваться с его губ.

— Но вы не против поцелуев?

— Я против таких методов.

— Так как же мне тогда вас целовать? Я просто изнемогаю!

Девушка откинулась на спинку кровати рядом с ним, дыша так же прерывисто, как и он. Бренд заставил себя молчать.

— Отпустите меня, я попробую подправить маску, — наконец выдохнула она.

Он хотел возразить, но на большее она все равно не согласилась бы. Пришлось помочь ей встать. Ночная гостья тотчас вышла из комнаты.

Она ведь может и не вернуться!

Да что с ним такое? Он рискует целой ночью упоительного совокупления ради какого-то поцелуя!

Бренд сел на кровати, обхватив голову руками. Просто невероятно! Он никогда не питал склонности к мелодраме, теперь же, похоже, не прочь стать главным героем трагедии.

А ведь между ними непременно возникло бы это волшебное и непреодолимое нечто, если бы они встретились и в любом другом месте — на светском собрании, в чайной гостиной или даже на сельской ярмарке. И тогда он мог бы самым обычным образом ухаживать за своей незнакомкой и добиваться ее расположения.

За что же ему все это — маски, драмы, мучительные ночные тайны?!

Глава 12

Тут дверь отворилась, и в спальню вошла его незнакомка. Слава Богу, вернулась! Приблизившись, она робко коснулась его щеки. Бренд схватил ее за руку, притянул к себе и, лишь усаживая на колени, вспомнил про свой небрежный полуголый вид. Он смущенно поморщился. Безмозглый петух, надо было привести себя в порядок в ее отсутствие.

— Можете поцеловать меня, — прошептала она, — если еще хотите.

Заметно осмелев, он пробежал пальцами снизу вверх по ее руке, плечу, нежной шее, подбородку. Маска была на месте, но незнакомка обрезала ее снизу, у самого носа, открыв подбородок и губы.

Такая форма была весьма характерна для венецианской маски — их редко делали на все лицо. Интересно, почему она сразу не надела нечто подобное? Охваченный любопытством, Бренд продолжил свое обследование и нащупал полные, мягкие губы. Губы, зовущие к поцелую. Ничего другого он и не ожидал. В общем, никаких секретов, если не считать того, что рот ее чуть дрогнул, когда он коснулся его.

Интересно, чем объясняется ее странное нежелание открывать лицо? Впрочем, нельзя рисковать таким бесценным даром. Бренд благоговейно помедлил и приник к ее губам в нежнейшем поцелуе. Она же запустила руки в его густую шевелюру и крепче прижала его к себе.

Бренд не стал противиться. Мягкие, жадные губы раскрылись ему навстречу, и он в упоении приник к ним долгожданным, страстным и сладким поцелуем. Когда они оторвались друг от друга, он чувствовал себя счастливо опустошенным.

Она провела рукой по его щеке.

— Спасибо. Вы правы, я бы многое потеряла. Хочу, чтобы вы знали: пусть на рассвете нам придется расстаться, вы подарили мне самые незабываемые мгновения в жизни.

Бренд не выдержал:

— Мы не расстанемся на рассвете!

Девушка на миг замерла:

— Расстанемся.

Прижав к губам ее ладонь, он взмолился:

— Поедем со мной! Да, это будет скандал, но в моем кругу люди привыкли к скандалам.

— В вашем кругу? Мне сказали, что Бренд Маллорен — лорд. А его брат — маркиз.

— Да, так оно и есть.

— Почему вы не сказали мне об этом?

Удивительно, ему и в голову не приходило, что это может ее задеть.

— Не со зла, поверьте. Просто не хотелось вас беспокоить. К тому же я не такая уж важная персона. Всего лишь управляющий поместьями брата.

— Наверняка в вашем ведении очень много поместий.

— Раз уж пошло на откровенность, почему бы вам не назвать мне свое настоящее имя?

Ее рука выскользнула из его пальцев.

— Я не могу. Это не только моя тайна, от нее зависит благополучие многих. Потому-то и сбежать с вами мне никак нельзя.

Бренд едва не пришел в ярость: перед ним была не отчаянная распутница, а разумная сильная женщина, которая отстаивает свои интересы!

Что же ее держит?

И как порвать эти узы?

— А вы сбежали бы со мной, будь вы свободны? — спросил он. — Я имею в виду свободу не от мужа, а от ваших таинственных обстоятельств.

— Разве можно быть абсолютно свободной? Хотя да, если бы не мой долг, я, наверное, согласилась бы на ваше предложение. Мне горько признаваться в собственной слабости, но это так. Однако я связана по рукам и ногам. Обещайте, что, после того как мы расстанемся, вы не станете меня искать. Пожалуйста! Так надо.

Бренд бережно ссадил девушку с колен и принялся ее раздевать.

— Я не могу вам этого обещать. Ради наших отношений, ради вашей честности я попытаюсь выполнить вашу волю, но боюсь, не сумею. Я тоже не слабый человек, но вы открыли во мне нечто новое. Я уже не владею собой.

Он говорил и одновременно расстегивал ее платье. Его дрожащие пальцы вторили словам. И ее трепещущему телу.

— Я тоже. Это нехорошо…

Он почти не слушал ее, сосредоточенно развязывая шнуровку корсета.

— Я буду молчать. — Ослабив наконец шнурки, Бренд стянул корсет через голову девушки и бросил его на пол.

— Этого мало. Я жду вашего обещания, — отозвалась она.

— Я не даю опрометчивых обещаний. А вы?

— Тоже.

— Тогда пообещайте мне одну вещь.

— Какую?

Он крепко обнял ее сзади.

— Если вы не хотите уехать со мной, — прошептал он ей в шею, — то дайте слово, что позовете меня, если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится.

Глубоко вздохнув, она спросила:

— Как я могу вас позвать?

— Пришлите письмо в Маллорен-Хаус: Лондон, Мальборо-сквер, и оно обязательно попадет ко мне. Или напишите маркизу Ротгару. Обещайте. — Он невольно стиснул ее в объятиях.

— Нам нельзя…

— Только в случае необходимости. Обещайте!

— Такого не случится! — Она попыталась вырваться. — У меня хороший муж и любящие родители. Вы мне не нужны. Я не одинока в этом мире!

Он резко разжал объятия:

— А жаль!

Развязывая в темноте кружевные ленточки нижней юбки, он ухитрился затянуть узел у нее на талии, и теперь с досады рванул со всей силы.

— Прекратите! — возмутилась она. — Вы порвете мне всю одежду.

Не обращая внимания на ее вопль, Бренд приподнял девушку — юбка свалилась на пол, — потом стянул с нее ситцевую сорочку. И вот она, нагая, обмерла в его объятиях. Скользнув руками к талии, он едва не задохнулся от возбуждения.

— Обещайте мне, — повторил он, с тревогой чувствуя, что из спокойного, уравновешенного человека превращается в полного безумца, — что если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, то вы обратитесь ко мне. — Его руки скользнули вверх и подхватили мягкие пышные груди. — Обещайте! — Теперь он ладонями ощущал ее дыхание.

— А если я буду звать вас каждый раз, когда мне захочется раба-любовника?

— О, как прекрасно!

— Глупости!

— Обещайте.

— Ну хорошо, обещаю! — сердито воскликнула девушка. — Но только вы так ничего не добьетесь. Я никогда не попаду в столь отчаянное положение.

— Признаюсь, это меня огорчает. Я просто не знаю, как буду жить без вас. — Боже, зачем он в этом признался? А впрочем, не важно.

— У нас ничего нет, кроме этой ночи.

Пожалуй, она права. Бренд не знал обстоятельств ее жизни, не знал ее мужа и родных, но уже знал ее самое. Что бы ни толкнуло ее на такую вот авантюру, она была не из тех женщин, кто может открыто жить во грехе.

Увы, им не суждено быть вместе. Утром она исчезнет, вернется к нормальной жизни и прогонит его из своих мыслей. Но ей никогда не прогнать его из памяти и снов. Черт возьми, он приложит к этому все силы!

Выпустив ее из своих объятий, Бренд начал раздеваться.

— Мы с вами находимся в разном положении, — сказал он, стараясь больнее ранить ее словами. Без брюк, он теперь стоял перед ней такой же нагой, как она. Более того, на нем не было маски. — Я вряд ли буду вести монашескую жизнь и, если захочу, могу хоть завтра найти облегчение. А вы?

— Я в облегчении не нуждаюсь.

— Лжете!

Бренд резко шагнул к ней, и она отпрянула. Зачем он это делает? У них так мало времени, и вместо того чтобы дарить ей сладостные ласки, он мучает ее неприятными разговорами, заставляет признаваться в собственной слабости… толкает в пропасть.

Тотчас перестав пятиться, ночная гостья вскинула подбородок:

— Могу вас заверить, что я не нашла в наших утехах облегчения. — Теперь ее голос звучал так же резко, как и его. Черт, а ведь она права! Во время недавней близости он совсем не думал о том, чтобы ее удовлетворить. — Пожалуй, это и к лучшему, — холодно продолжила она. — После сегодняшней ночи я больше не стану прелюбодействовать и потому рада, что разочаровалась.

Бренд схватил ее за руку:

— Не дразните льва, милочка, если не хотите, чтобы он зарычал. — Он потянул ее к кровати. Она вырывалась. — Вы — моя рабыня, — напомнил он ей.

— Я — ваша госпожа, — парировала девушка. — Разве нет, милорд?

Бренд тотчас ее отпустил:

— Хорошо, идите. — Он затаил дыхание. А если она в самом деле возьмет и уйдет? Может, броситься перед ней на колени, умоляя остаться?

Но тут после мгновенного замешательства она шагнула ближе, нащупала его руку и опять положила ее себе на талию.

— Вы — мой господин.

Ему захотелось обнять ее, но это уже не было игрой, в которую они недавно играли.

— Раб, — прошептал Бренд, — раб-любовник.

Пусть понимает как хочет!

Еще мгновение — и он подтолкнул ее к заранее расстеленной кровати и уложил на спину, широко раздвинув ноги. Она охнула: осталось только подождать. Не настолько же он обезумел, чтобы взять ее силой.

Внезапно она обмякла, поддавшись его воле. Он нащупал ее руку, вяло лежавшую на простыне, поцеловал и проложил губами дорожку от запястья к локтю.

Свободную руку Бренд просунул ей между ног.

— Вы готовы исполнить все мои желания, рабыня?

— Да, милорд.

— Тогда я приказываю вам расслабиться. И насладиться. — «И навсегда запомнить эти мгновения», — добавил он мысленно.

Она не сопротивлялась, и он принялся ласкать ее рукой, одновременно целуя грудь. Ее пальцы та впивались ему в ладонь, то разжимались, благодаря чему он точно знал, когда ускорить движения, а когда замедлить, когда усилить нажим, а когда ослабить. Наградой ему был бешеный танец ее бедер, и он ослабил давление, надеясь, что она догадается закрыть себе рот рукой, чтобы сдержать крик.

Черт возьми, если она, закричав, разоблачит их обоих, то это, пожалуй, будет ему только на руку: люди узнают, что она — его любовница!

До его ушей наконец донесся хриплый гортанный стон. Она наверняка еще никогда так не стонала. О, как приятно сознавать, что все это только для него одного! Но ему хотелось большего. Полностью владея собой, он при необходимости мог вытворять такое часами.

Бренд увлекал ее все дальше и дальше, к самой вершине блаженства. Вот она напряглась, и он, убрав руку, подхватил ее под спину. Она уперлась ногами в спинку кровати и выгнулась всем телом. Бренд тут же прекратил свои ласки.

— Ляг, милая.

Всхлипнув, она принялась вращать бедрами.

— Не надо… Пожалуйста…

— Тсс, тихо. — Он прихватил зубами ее мокрый, вздувшийся сосок.

— Негодяй!

— Ты — моя рабыня.

— Я тебя ненавижу!

— Не правда.

Бренд опять принялся ласкать ее и был немедленно вознагражден дрожью экстаза.

— Нет, — простонала она, имея в виду оргазм и собираясь с ним бороться.

— Да, — сказал он с усмешкой.

Это был странный поединок в постели, но Бренд победил.

Только потом, когда она уже лежала горячая, разомлевшая и покорная, он вошел в нее.

— Если я умру, — еле выдохнула девушка, — скажи Диане. Она поможет тебе отсюда выбраться.

Бренд понятия не имел, кто такая Диана, но был в полном восторге от своей незнакомки. Подумать только, какой накал страстей скрывался за ее сдержанными манерами! О, ока достойна лучшей, более полноценной жизни.

— Поедем со мной, — сказал он, нависнув над ней и дразня ее кончиком возбужденного фаллоса, — мы будем наслаждаться каждую ночь. — Он начал углубляться, она приподняла бедра ему навстречу.

— Тогда я точно умру.

— Нет, черт возьми! Ты будешь жить! — Бренд мощным толчком овладел ею.

Она опять испытала оргазм — намного раньше, чем он ожидал. Почувствовав себя свободным, Бренд устремился к собственному экстазу и скрепил его поцелуем — таким же огненным, как и все предыдущие действа.

Пожалуй, от такого и впрямь можно умереть.

Но это будет сладкая смерть.

* * *

— Интересно, который час? — спросила она.

Он понятия не имел, сколько прошло времени — может, минуты, а может, дни. Было еще темно. Они лежали рядом — сплетение рук, сплетение ног… Ее голос звучал слабо, почти сонно.

Вдали пробили церковные часы, избавив его от необходимости ворочать языком. Двенадцать ударов.

— Полночь. — Девушка слегка пошевелилась. Точь-в-точь змея, которая сбрасывает с себя старую шкуру.

Положив руку ей на живот, Бренд погладил шелковистую выпуклость. Жаль, что нельзя полюбоваться грацией ее утомленного, разомлевшего тела!

Ничего, еще увидит! Она будет его, надо только доказать ей это. И он будет доказывать до рассвета.

— В нашем распоряжении еще около шести часов, — сказал он и пальцем скользнул ей в пупок.

— Не надо! — дернулась она.

Он удержал ее на месте.

— Почему?

— Щекотно.

Засмеявшись, Бренд уложил ее на спину и стал целовать в пупок, играя языком в маленькой ямке. Девушка оттолкнула его, они стали шутливо драться. Наконец он позволил ей сесть на него сверху. Надо же, какая энергичная, сильная и не гнушается нечестных приемов! Еще один приятный сюрприз!

Розамунда понимала, что он в любую минуту может вырваться, и все же победно оседлала его ноги, а руки прижала к матрасу, потом опустила голову и принялась исследовать языком его пупок.

— Нравится? — спросила девушка.

— Нравится.

Издав звук, похожий на кошачье мурлыканье, она принялась осыпать поцелуями его тело, прокладывая языком длинные и короткие дорожки и выгибаясь над ним волнами в стремлении добраться до самых укромных его местечек.

— Почему ты так тяжело дышишь? — вдруг лукаво спросила она.

— Потому что чувствую себя форелью, выброшенной на берег.

— Таким же мокрым?

— Таким же несчастным.

— Мне прекратить?

— Ни в коем случае!

— А как еще тебе нравится? — спросила она, снова нырнув языком в его пупок.

— Потрогай меня.

Девушка тотчас все поняла. Отпустив его руку, она передвинулась ниже и начала обследовать гениталии своими Любопытными чувственными пальцами. Он сосредоточенно сдерживал свое желание, насколько это вообще в человеческих силах, пока она нежно поглаживала восставший фаллос.

Но вот терпение его лопнуло, он схватил свою мучительницу, повалил на спину и, погрузившись в горячие недра, моментально облегчился.

Так продолжалось всю ночь: они играли, узнавая друг друга, дразнили и мучили. Это была самая сладкая, самая восхитительная ночь в его жизни — он провел ее с женщиной, созданной для любви и готовой любить радостно и самозабвенно. Она же находила удовольствие в каждом новом жесте и охотно изобретала свои.

И все, пришло время отдыха. Убаюканный ее объятиями, он неожиданно заговорил о себе, понимая, что она не особо вслушивается в этот немного бессвязный поток слов. Но ему хотелось завоевать ее, завоевать любой ценой, и он готов был излить ей всю душу и вывернуться наизнанку, лишь бы помогло.

Бренд рассказал о своем счастливом детстве и услышал в ответ ее воспоминания. Хорошо, что ее юные годы тоже прошли в тепле и радости. А тр, что она была проказливым ребенком, его не слишком удивило.

Он поведал ей о внезапной смерти своих родителей. Они умерли от лихорадки, и после этого жизнь его резко изменилась.

Она тотчас принялась утешать его ласковыми объятиями и поцелуями. Бренд знал, что у нее по крайней мере есть любящая мать, поэтому ее участие показалось ему чрезвычайно трогательным. Тогда это был страшный шок для всей семьи, и особенно для маленьких близнецов, которых хотели разлучить и за которых вступился Бей.

— Бею тогда было всего девятнадцать.

— Бею?

— Моему старшему брату, маркизу Ротгару. Вообще-то мы сводные братья. Нас всех назвали в честь англосаксонских героев, поскольку отец увлекался отечественной историей. Мне еще повезло: Бренд — нормальное имя, а вот бедняга Бей был наречен Бьовульфом. Папа называл его полным именем, причем делал это при каждом удобном случае и с явным удовольствием проговаривал каждый звук.

Она усмехнулась:

— И поэтому ваш брат взял себе имя восточного принца?

— Ему очень идет. Рано сделавшись главой семьи, он проявил себя настоящим тираном. Когда умерли наши родители, у него еще не было ни власти, ни авторитета, зато была твердая воля. Мне же было всего двенадцать, и я не помнил себя от горя, но теперь я выяснил, что многим хотелось разъединить нашу семью, забрать нас из-под его опеки. Он добился того, чтобы все осталось по возможности без изменений.

В то время я воспринимал это как должное, — продолжал Бренд, уставясь в пространство невидящим взглядом. — Брат ведь не говорил о том, что нам угрожают перемены, а мы догадывались и боялись. Однажды двойняшки пропали. Их не могли найти целый день, а потом обнаружили в чулане под лестницей черного хода. Но там уже смотрели раньше, значит, они перепрятались! Теперь-то я представляю, какая на него навалилась ответственность. И это при том, что раньше он не отличался добросовестным отношением к своим обязанностям.

Бренд замолчал. Несмотря на соблазнительную темноту, он не мог рассказать все, ибо это была не его тайна. Дело в том, что брат считал себя виновным в смерти родителей — и не без основания. Во время очередной авантюры он подхватил лихорадку и едва не умер, лежал уже при смерти. Заботливо выхаживая его, мачеха заразилась сама, любящий маркиз также пренебрег советом врача не подходить к больным.

Младшие дети, которых держали в дальнем крыле дома, испытали сильное потрясение. Мало того, что их сводный брат серьезно заболел, когда он поправился и им разрешили выйти, оказалось, что их любимые родители умерли, а Бей, бледный и худой после болезни, стал маркизом Ротгаром и их единственным защитником в этом мире.

— Ему, наверное, потребовалось немало мужества, — заключила она, поглаживая его по голове.

— Да уж. Никто не стал бы его винить, если бы он позволил разъединить семью. Напротив, его осуждали за то, что он этого не сделал. Многие считали слишком безрассудным его желание заботиться о нас.

К счастью, Бренд вовремя замолчал — не стоило упоминать про безумие. Бей не был сумасшедшим, во всяком случае, пока никаких признаков, а вот его мать сошла с ума, что и породило уйму кривотолков. Вообще-то она тоже казалась вполне нормальной, пока не убила своего новорожденного ребенка.

— Люди выполняют свой долг, — проговорила она, — и потому обретают мужество.

— Далеко не все, — заметил Бренд и задумался: может, она говорит о себе? Ему так хотелось найти ключ к ее тайнам! Спустя мгновение он отбросил эту идею и продолжил рассказ о своих самых невинных приключениях.

— А как вы стали управляющим поместьями своего брата?

— Не знаю, насколько вы знакомы с образом жизни аристократических семей, но, дабы сохранилось богатство, после смерти отца почти все его имущество переходит к старшему сыну. Младшие сыновья и дочери получают свою долю, как правило, из приданого матери. Таким образом, первоначальное добро остается неделимым. Младшие сыновья должны сами пробивать себе дорогу в жизни. Обычно они выбирают церковь, армию или военный флот.

— Не представляю вас в рясе священника.

Он засмеялся:

— Бей не хотел, чтобы кто-либо из нас пошел в армию или на флот. Говорил, что это варварские институты. Я же всегда питал интерес к сельскому хозяйству, вот и стал управляющим.

— А если бы вы захотели стать бравым офицером?

— Тогда я пережил бы то же самое, что и мой младший брат, когда он выбрал для себя эту стезю. Бей закатывал громкие скандалы и запирал его в доме.

— О Господи! И чем же все кончилось?

— Сейчас Син — майор.

— Значит, ваш брат не так страшен, как кажется? Он лает, но не кусает?

— Так же, как и я, милая леди. — В доказательство Бренд легонько прикусил зубами ее палец. — У Бея, конечно, клыки поострее, но в конечном счете он желает нам добра. Син любит армию, а я с удовольствием занимаюсь изгородями и турнепсом.

Розамунда укусила его в ответ.

— Надо же, какая у вас насыщенная жизнь!

Он между тем пристроился к ее груди и прошептал:

— Без вас она будет неполной.

Она не ответила. На протяжении всей ночи он довольно часто возвращался к этой теме, атакуя ее волю с верой в победу. Теперь, убедившись, что все бесполезно, он вздохнул и начал делать единственно возможное — сеять воспоминания в ее теле, душе и мыслях.

И набирался впечатлений сам.

Но даже сейчас, когда дорога была каждая минута, природа взяла свое: любовники замерли с улыбками на губах в жарких объятиях друг друга и сладко проспали остаток своей последней ночи.

* * *

Проснувшись, Розамунда разом вспомнила все. Глаза ей обожгли невыплаканные слезы.

Они укрывались одной простыней, и ей стало холодно. Бренд лежал на животе чуть поодаль, но по-прежнему обнимал рукой, как бы защищая и утверждая свои права.

Она не хотела с ним спорить, а он, пока не уснул, все пытался понять, что ее здесь держит, какие узы сильнее тех, что их связывают.

Розамунда не могла сказать ему правду и вообще сомневалась, что он ее поймет. В традициях высокого романтизма он ждал от нее безрассудства. Ждал, что она все бросит ради любви.

Любовь…

Да, она любила его и не собиралась больше отрицать свои чувства.

А за окном уже серебрился рассвет, возвещая о близком расставании.

Розамунда приподнялась на локте и принялась разглядывать его в слабом, туманном свете.

За эти несколько дней с ними что-то случилось. Они стали близкими людьми, почти сроднились. Пожалуй, такие отношения можно сравнить с их дружбой с Дианой — ее не разорвут ни разлуки, ни жизненные перемены, ни даже ссоры.

Правда, Диану она знала с колыбели, а с Брендом только что познакомилась. И все-таки вдвоем им было хорошо. Они могли часами болтать и смеяться, изливать друг другу душу. Откуда же такое глубокое взаимопонимание, такая общность интересов, такое безграничное доверие и ощущение надежности?

Розамунда сглотнула горькие слезы и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Нет, она не станет отрицать, что между ней и лордом Брендом Маллореном зародилось чистое и высокое чувство, пусть оно и было следствием чистой случайности.

И не могло ни к чему привести. Из семени, брошенного на камень, колос не вырастет.

В обычных обстоятельствах они бы никогда не встретились — сын маркиза и дочь фермера. Зажатые в панцирь условностей, они не пробились бы друг к другу. Теперь же она сама должна надеть панцири на них обоих, для верности скрепив их предательством.

Если бы он пообещал не искать ее, она, наверное, не стала бы поить его снотворным, несмотря на совет Дианы. Она верила его слову, однако за целую ночь так и не добилась нужного обещания. Значит, он попытается ее найти.

Поэтому надо заранее принять меры.

Розамунда закрыла глаза и всего на секунду представила себе другой финал. Она ляжет ближе, поцелует его, как целовала на протяжении этой чудесной ночи, вдохнет его неповторимый запах, с удовольствием пробежится руками по его телу и скажет, что останется с ним навсегда.

Что она согласна бросить все и пойти за ним. Что готова стать падшей женщиной и выдержать презрение общества, ибо в его объятиях ей ничего не страшно.

И самое ужасное, что так оно и было. Она и впрямь готова бросить все, прекрасно понимая, что подобное безумство не приведет ни к чему хорошему. Но даже страх будущего страдания не остановил бы ее в погоне за сиюминутным счастьем, будь оно единственной расплатой.

Однако сей безрассудный поступок грозил погубить не только ее одну.

Розамунда могла ради любви пожертвовать домом, образом жизни и репутацией. Но она никогда не пренебрегла бы своим долгом перед Дигби и Венскоутом.

У нее было тяжело на душе. Если она скажет ему всю правду, поймет ли он ее, пойдет ли вместе с ней на такую жертву?

Ей очень хотелось открыться, ибо она безгранично ему доверяла. И тем не менее, возможно, тут они расходятся во взглядах. А что, если для него важнее заявить свои права на ребенка, чем спасти маленькое поместье в Йоркшире? Ночью он не раз намекал на то, что не боится скандала.

Нет, она не вправе рисковать.

Намокшая от слез маска липла к лицу. Розамунда выскользнула из его объятий. Он что-то полусонно пробормотал, но не проснулся. Накрыв его одеялом, она надела сорочку и тихо шмыгнула за дверь. У нее в спальне лежало дорожное платье коричневого цвета, которое она могла надевать без посторонней помощи, ибо во время нынешнего рискованного предприятия Милли надлежало оставаться в Аррадейле. Одевшись, девушка прокралась в кухню, отчаянно надеясь, что все слуги еще спят.

В кухне стояла тишина, очаг не горел. Стараясь не шуметь, Розамунда взяла холодное мясо, хлеб и смородиновый ликер, который вчера вечером приготовила Джесси по ее просьбе, добавив в него бренди и побольше пряностей.

Вылив пузырек со снотворным в графин, она все перемешала и попробовала на вкус. Ликер был крепким и терпким, а пряности отбивали запах каких-либо примесей.

И все же ей совсем не хотелось поить его этой дрянью.

Тем не менее, отбросив сомнения, Розамунда поднялась наверх. Бренд уже проснулся и лежал на животе, опершись подбородком на руки и глядя на нее сквозь растрепанные волосы.

— А вы ранняя пташка!

— Скоро рассветет, — заметила она, пытаясь скрыть свою тоску. — Вам пора собираться.

— Какой дурак сказал, что перед самым рассветом бывает самое темное время суток?

К чему этот глупый разговор?

— Я принесла вам завтрак. Правда, очень незатейливый. Слуги еще не встали.

Бренд сел в постели, и она подала ему поднос.

— А вы не будете есть? — спросил он.

— Я уже перекусила, — солгала Розамунда. Сейчас ей кусок не полез бы в горло.

Он с аппетитом взялся за еду, не сводя с нее глаз.

— Хорошо бы вы еще больше открыли свое лицо.

— К сожалению, не могу.

В комнате становилось все светлее, а значит, опаснее. Не ровен час, Бренд разглядит конец шрама, который теперь выглядывает из-под укороченной маски.

Он тем временем пожал плечами и сдросил с полным ртом, не притрагиваясь к рюмке с ликером:

— Ну, и что теперь?

— Теперь моя карета доставит вас в Терек.

Бренд устремил на нее хитрый, задумчивый взгляд:

— Но я легко догадаюсь, где вы меня держали. Предупреждаю, у меня хорошая пространственная ориентация.

— Вам завяжут глаза, — солгала она.

Он покачал головой, удивляясь такой бессмыслице. Господи, только бы он выпил! С минуты на минуту к парадному подъедет карета Дианы. Надо, чтобы он оделся, перед тем как отключиться. Если, конечно, он вообще выпьет это проклятое снотворное.

— Попробуйте смородиновый ликер, — предложила девушка. — Я… я приготовила его специально для вас.

Бренд улыбнулся немного печально, но взял рюмку и сделал глоток.

— Ого! От такого ликера я, пожалуй, опять свалюсь. Ничего себе утренний напиток!

Розамунда напустила на себя обиженный вид:

— А я хотела вас порадовать… поскольку не было пирога…

Бренд засмеялся и отхлебнул смелее.

— Я полагаю, вреда не будет, ведь мне не придется скакать верхом.

Борясь со слезами, она подала ему одежду. Он встал с постели и начал одеваться.

— Не стойте здесь как суетливая служанка, — сказал он немного резковато.

Розамунда, разозлившись на свою судьбу, тотчас уселась на кровать и стала смотреть, как он застегивает рубашку.

— Итак, — спросил он, — когда мы с вами попрощаемся?

— Скоро.

— Вы не поедете со мной?

— Я не могу. Мне надо возвращаться домой.

— К мужу. — Он откусил еще хлеба, потом надел жилет и сюртук, оставив их незастегнутыми. — Он вас не стоит.

— Не говорите так.

Бренд взял рюмку с ликером и сделал большой глоток. Судя по всему, он топил в вине свой гнев. Внезапно он протянул ликер ей.

— Пусть это будет нашей чашей любви. Выпейте за чудесную прошлую ночь и поклянитесь, что никогда ее не забудете.