Двое таких, тем не менее, нашлись. Это были бывшая королева Елизавета и её дочь Мария. Даже под страхом смерти они не желали ронять свое королевское достоинство признанием в том, что почти двадцать лет супружеской жизни были всего лишь кровосмесительным фарсом, а плод этого брака по любви - незаконнорожденным ублюдком. И все-таки Екатерина не желала, чтобы её дочь взошла на трон по залитым кровью ступенькам и отвергала даже малейшие намеки на заговор в пользу Марии против её отца. В результате обе мужественные женщины оказались в тюремном заточении, а не просто в ссылке.
      Впоследствии Марию станут обвинять в излишних жестокости и фанатизме. Но могла ли девушка, наполовину испанка, выросшая в жестких догматах католической веры и с сознанием своего королевского величия стать иной? Ей и так впоследствии пришлось поступиться слишком многими своими принципами, так что было бы странно, если бы эти испытания не закалили, а смягчили её характер.
      Вскоре Марию попытались отравить, но попытка по какой-то неизвестной причине сорвалась. Такого открытого скандала король Генрих, разумеется, не хотел, и режим для его дочери был несколько смягчен. Тем более, что перед самым Рождеством 1529 года он получил письмо от Екатерины, написанное ею буквально в последние часы жизни:
      "Мой дражайший властелин, король и супруг?
      Приближающийся час моей смерти заставляет меня написать Вам и напомнить о себе. Мне также хотелось бы напомнить Вам о чистоте и здоровьи Вашей души и сохранении её, что должно быть поставлено превыше всех мирских дел. Вы поставили меня перед лицом многих бедствий, а себя перед лицом многих проблем. Но я прощаю Вас за все страдания, причиненные мне, и молюсь, чтобы Господь простил Вас тоже.
      Сим заверяю Вас, что прежде всего мечтала о том, чтобы Вы всегда были перед моими очами.
      Екатерина, королева Англии."
      Она могла бы добавить "Божьим гневом королева Англии". Ибо только вера в Бога давала ей силы переносить нестерпимые унижения, и только Божьим промыслом объясняли англичане несчастья, обрушившиеся затем на королевский дом Тюдоров.
      Смерть матери, которую она так больше и не увидела, сломила волю Марии. Испытывая отвращение к себе самой, она подписала признание о том, что брак её родителей был незаконным, что сама она - незаконнорожденная и посему не имеет никаких прав на английскую корону. Принцессе было в ту пору двадцать лет. Пять из них она провела в самом строгом заключении.
      Пять месяцев спустя король Генрих был выбит из седла во время турнира и получил рану на ноге, которая никогда уже не заживала, причиняя ему невыносимые страдания. От испуга у королевы Анны случился выкидыш мальчик. Гнев короля был ужаснее всего того, что доводилось до этого испытывать его подданным. Королева Анна, с её язвительным характером и злым язычком, не была популярна ни в народе, ни среди придворных, которые и постарались донести до сведения Его Величества, что не он один был обладателем красавицы. Врачи не давали никаких гарантий того, что королева снова сможет стать матерью. А взгляд короля все чаще и чаще останавливался на новой фрейлине королевы - шестнадцатилетней кроткой блондинке Джейн Сеймур, которую даже самые отъявленные недоброжелатели не осмелились бы обвинить хоть в едином брошенном на сторону взгляде.
      - Нельзя заново испечь вчерашний хлеб, но всегда можно замесить новую квашню, - вспомнилась королю старинная английская пословица. И добрый старый Генрих поспешил ею воспользоваться.
      Неделю спустя бывшая королева Анна, обвиненная в колдовстве, была заключена в Тауэр и обезглавлена. Говорят, её предсмертные вопли разносились по всему дворцу, но король не пожелал им внять и дожидался лишь конца жуткой церемонии, чтобы отправиться к своей новой невесте. Еще через неделю была сыграна новая, очень скромная, свадьба, и робкая, стремившаяся всем угодить Джейн Сеймур стала королевой Англии. Ее родня настойчиво твердила ей, что её первейший долг - обеспечить Англии наследника престола. Того же самого ждал от неё и супруг. Мысль о любви даже не залетала в её хорошенькую головку. Посему спустя полгода после свадебной церемонии король мог с полной уверенностью сказать, что тот плод, который молодая королева носит под сердцем - его и только его. И уж точно - мальчик.
      Джейн стала для своего мужа предметом культа. Чего бы ей ни хотелось она немедленно это получала. А поскольку больше всего ей хотелось, чтобы все вокруг неё были счастливы и довольны, то она попросила своего венценосного супруга призвать ко двору его старшую дочь Марию и вернуть ей титул принцессы. Генрих так и поступил, но несколько часов спустя после приезда затащил Марию в отдаленную комнату и потребовал дважды собственноручно переписать отречение от католической веры, законности его брака с Екатериной Арагонской и её собственного рождения. Униженная и запуганная девушка подчинилась всему безропотно. Теперь и король был доволен и королева - счастлива.
      Самое интересное заключалось в том, что по натуре своей Мария вовсе не была кровожадной. Она могла бы повести за собой в бой войска - как это делала её родная бабка Изабелла Арагонская или отдать свою жизнь в безрассудном порыве, но прямое, хладнокровное убийство со всеми отвратительными подробностями ей явно претило. Поэтому, даже став королевой, она лишь отдавала приказы, но никогда не упивалась жестоким зрелищем их исполнения. Поэтому первое, о чем она упросила новую королеву это приблизить ко двору и её сводную сестру Елизавету, дочь несчастной Анны Болейн, поскольку девочка пребывала теперь в таком же унизительно-нищенском положении, в каком была ещё совсем недавно и Мария.
      Месяц перед родами королевы Мария почти все время находилась рядом с ней. Она приняла на руки долгожданного наследника английской короны принца Эдуарда. И она же приняла последнюю волю королевы Джейн, умершей десять дней спустя после родов:
      - Береги своего брата получше, ибо он беззащитен...
      Других сыновей у короля Генриха больше не появилось. Дочерей, впрочем, тоже. Зато Мария даже помолодела, отдавая все свое время новорожденному сводному брату и заметно повзрослевшей сводной сестре. Ей ещё и самой не поздно было выйти замуж и иметь свое потомство. Но король упрямо отказывал в этом праве своей двадцатишестилетней дочери: её будущий супруг мог оказаться авантюристом и искателем английского трона, а так рисковать будущим своего единственного ненаглядного принца монарх не желал.
      Зато себе он в брачных утехах не отказывал. Вдруг ему пришло в голову жениться не на своей подданной, а на особе королевской крови, да ещё и иностранке. Выбор пал на принцессу Анну Клевскую, которая не достигла ещё тридцати лет и была чудо как хороша собой на миниатюре. В реальной же жизни принцесса оказалась тем, что король с первого взгляда метко окрестил "фламандской кобылой". К счастью, характер у Анны был более чем покладистый и она с восторгом согласилась числиться "сестрой короля" с солидным обеспечением, нежели его очередной супругой. Да и с Марией они быстро нашли общий язык, благо были почти ровесницами. Обеим нравилось заниматься домашним хозяйством, садоводством, детьми, лошадьми, собаками. Обе явно нуждались в нормальном муже - пусть и не знатного происхождения. И обеим до смерти короля Генриха - все это было заказано.
      Сам же Генрих решил ещё раз связать себя брачными узами и, несмотря на все уговоры окружающих, выбрал... кузину казненной им Анны Боллейн, двадцатилетнюю Катрин Говард. На сей раз развязка оказалась куда более стремительной: красавица и не думала скрывать свое достаточно бурное прошлое, а её почти пятидесятипятилетнему, невероятно разжиревшему, с отвратительной незаживающей язвой на ноге супругу требовалась только чистая лилия, вторая Джейн Сеймур. Катрин закончила свои дни на том же эшафоте, что и её кузина, а король погрузился в мрачные раздумья о своей неудавшейся личной жизни. всецело предоставив заботу о детях старшей дочери и "сестре" Анне. Вот тут-то на горизонте английской политики появилась Джейн Грей предполагаемая невеста будущего короля Эдуарда и причина гражданской войны в Англии. Но об этом - чуть позже.
      Наконец, Генрих внял голосу здравого смысла и женился не на юной красотке, а на женщине зрелых лет - вдове леди Парр. Новая королева обладала бесценным даром - умела так перевязывать больную ногу своего повелителя, что тот совершенно не испытывал страданий, а даже нечто вроде облегчения. К тому же королева прикладывала немалые усилия, чтобы Генрих проводил больше времени в кругу семьи, в том числе, и с дочерьми от первых браков. И добилась того, что перед смертью Генрих сказал старшей из них:
      - Мария, я оставляю Эдуарда на твое попечение. Будь ему вместо матери. Он будет очень одинок. Защищай и оберегай его, как тогда, когда он родился и ты в первый раз держала его на руках.
      - Вам нет нужды просить меня об этом, отец, - прошептала Мария. - Вы же знаете, что я люблю его... как собственного сына.
      И Генрих скончался с улыбкой на устах. Мария никогда не нарушала своих обещаний. В том, что её сводный брат будет находиться под надежной опекой, можно было не сомневаться как и в том, что завтра рассветет. Это качество она унаследовала от своих испанских предков.
      Король умер, но легче не стало. Дитя Эдуард учился грамоте, подписывая смертные приговоры - иногда своим ближайшим родственникам - и даже опека принцессы Марии мало что меняла. Более того, Эдуард желал бы видеть одной из своих преемниц на королевском троне либо леди Марию, либо леди Елизавету - своих сводных сестер. Советники внушили ему, что наилучшим выходом из положения было бы назначить преемницей лютеранку - леди Джейн Грей. троюродную сестру короля. Эдуард, слишком озабоченный состоянием своего здоровья, подписал этот акт о престолонаследии и через несколько дней скончался в возрасте всего лишь пятнадцати лет.
      В стране воцарился кровавый хаос. Народ единственной законной наследницей престола признавал принцессу Марию, которую поддерживали достаточно мощные придворные круги из тайных католиков. Но дворяне-протестанты желали видеть на троне Джейн Грей, не запятнанную к тому же подозрением в незаконнорожденности. Сама Джейн всячески отбивалась от сомнительной чести стать английской королевой, но мнения шестнадцатилетней девушки никто не спрашивал. Марии же к тому времени было уже больше сорока лет, её обожаемый Эдуард умер и все свои незаурядные данные она перенесла на политические игры. Даже строптивая Елизавета поспешила для вида принять католичество, чтобы избежать позорной смерти на плахе. Увы, её не избежала ни в чем неповинная Джейн Грей, а вместе с ней и ещё несколько тысяч человек. Началось четырехлетнее царствование Марии Тюдор, почему-то прозванной Кровавой, хотя такое определение куда больше подошло бы её покойному отцу.
      Правда, с протестантами Мария боролась более чем сурово: не могла забыть стертые с лица земли Англии монастыри и аббатства, а также казненных католических священников. В помощники и мужья себе избрала испанского инфанта Филиппа, поскольку молодой человек, не достигший ещё тридцати лет, лелеял надежду надеть на свою голову ещё и английскую корону, помимо наследной испанской. Мария же по-настоящему любила своего молодого мужа и весть о его военном поражении в очередной битве с Францией в буквальном смысле слова свела её в могилу. Она скончалась, не дожив до шестидесяти лет - и тогда на английском престоле во весь рост поднялась ещё более одиозная фигура королевы Елизаветы - последней представительницы династии Тюдоров.
      Но это - уже совсем другая история.
      НОЧНАЯ КНЯГИНЯ
      Есть женщины, которые при рождении получают все: красоту, ум, богатство, знатное происхождение. И несмотря на это лишены самого главного: обыкновенного женского счастья...
      Россия, как никакая другая страна богата не просто красивыми необыкновенными женщинами. Но вспоминают о них почему-то лишь в связи с тем или иным мужчиной: мужем, отцом, братом, сыном, возлюбленным, наконец. Самый яркий пример - княгиня Мария Волконская, о которой и помнят-то лишь потому, что она разделила все тяготы ссылки с нелюбимым мужем, причем добровольно и с жертвенным восторгом. А ведь она была не просто красавицей - умницей, талантливым прозаиком, рассказывавшей своим детям удивительные сказки. А кто помнит не менее яркую личность - золовку Марии - княжну Зинаиду Волконскую? Хотя её литературно-художественный салон в Петербурге прошлого века был знаменит не менее Зимнего дворца. И так далее и тому подобное - примеры можно приводить до бесконечности.
      Но об одной из женщин обязательно нужно вспомнить, хотя бы потому, что к ней - одной из немногих, кстати, представительниц прекрасного пола! - с колоссальным уважением относился Александр Сергеевич Пушкин, весьма невысокий чтитель женского ума, предпочитавший ценить в дамах иные достоинства. И не только Пушкин. Внимания этой женщины добивались Василий Жуковский и Петр Вяземский, Александр и Николай Тургеневы, Константин Батюшков. Интеллект этой женщины привлекал лучшие умы Петербурга и Европы в течение тридцати лет.
      А начиналось все, как обычно. В 1780 году в одном из подмосковных имений у отставного кирасирского полковника Михаила Измайлова и его супруги Полины родилась дочь, получившая при крещении имя Евдокии. Так её и звали бы люди постарше, а молодежь называла бы на французский манер - Эудокси. Но девочка предпочла зваться Авдотьей. Первое, но далеко не последнее проявление её оригинальности.
      Это было тем более оригинально, что имя не шло ей совершенно. Матовый цвет лица, густые черные волосы, обворожительные темные глаза, фигура и походка богини, руки, ослеплявшие современников своей красотой и изяществом. Известный ценитель женской красоты князь Петр Вяземский так описывал Евдокию-Авдотью в письме к одному из своих друзей:
      "Вообще красота её отзывалась чем-то пластическим, напоминавшим древнегреческое изваяние. В ней ничто не обнаруживало обдуманной озабоченности, житейской женской изворотливости и суетливости. Напротив, в ней было что-то ясное, спокойное, дружелюбное..."
      Родители Евдокии рано умерли и её взял на воспитание бездетный дядя Михаил Михайлович Измайлов, который состоял при императоре Павле Первом московским главнокомандующим. Вообще фамилия Измайловых принадлежала к избранным кругам столичной аристократии и состояла в близком родстве с Юсуповыми, Нарышкиными, Гагариными. Знатная, красивая и богатая Евдокия получила к тому же основательное по тем временам образование. Помимо обычного набора: языки, изящная словесность, музыка, танцы, - девушка основательно познакомилась с точными науками, историей, географией, литературой.
      В доме главнокомандующего собирался не просто цвет московского общества - там почти ежевечерне появлялись те, кто определял, как бы сейчас сказали, "общественное настроение" России. Евдокия рано пристрастилась к серьезным разговорам о политике, философии и даже экономии. Но самой большой страстью в её юной жизни была... математика. Да-да, когда её сверстницы-барышни обливались слезами над французскими сентиментальными романами, она изучала всевозможные квадратные корни, дуги и касательные. Позже, уже будучи замужней дамой, она напечатала в Париже целую книгу своих математических исследованиях, оставшуюся, увы, незамеченной.
      Но не заметить веселившуюся на великосветских балах юную красавицу было невозможно. Московские старухи, большие любительницы сватовства, уже предрекали Дунечке Измайловой одну блестящую партию за другой, когда в судьбу девушки властно вмешался... император Павел. Дело в том, что оба брата Измайловы в свое время сохранили верность императору Петру Третьему, покойному мужу императрицы Екатерины, отказались от службы и удалились в свои поместья. Взойдя на престол, Павел сделал старшего брата главнокомандующим Москвы, как уже говорилось. Для младшего он уже ничего сделать не мог и решил осчастливить его сиротку-дочь. По высочайшему повелению ей в женихи был назначен князь Сергей Михайлович Голицын. Недалекий, чтобы не сказать - глупый, немолодой, чтобы не сказать - старик, богатый, но с некими противоестественными наклонностями, о которых шушукались в обеих столицах - какое счастье он мог дать молодой, умной красавице? Но с монархом шутки были плохи: одну супружескую пару, осмелившуюся повенчаться без его ведома, он посадил в крепость на хлеб и воду. Как мог поступить Михаил Измайлов? Лишь поблагодарить Павла за милость.
      "Письмо Ваше, в коем Вы благодарите меня за племянницу Вашу, я получил, и очень рад, что через сие мог дать Вам знак моего к Вам благорасположения, с коим и пребуду к Вам навсегда благосклонным," написал Павел дядюшке Евдокии 5 декабря 1796 года.
      Летом 1799 года ( два с половиной года все-таки потянули!) Евдокия Измайлова стала княгиней Голицыной. На первых порах она думала, что обычная супружеская жизнь, а главное, дети, заменят ей отсутствие любви, кстати, взаимной. Но фактической женой князя она так и не стала. Зато князь увез свое главное в жизни приобретение во Францию, где красота и ум Авдотьи теперь она себя только так и называла - расцвели в полной мере. Там же произошел странный случай, во многом определивший дальнейший образ жизни блистательной княгини. Некая гадалка предсказала ей, что умрет она ночью, во сне. "Смерть не застанет меня неприбранной". - надменно ответила молодая красавица и... превратила день в ночь. Ложилась спать на рассвете, приемы начинала заполночь. В Париже, а затем в и в Петербурге, куда после смерти императора Павла вернулись князь и княгиня Голицыны, Авдотью прозвали "Princesse Nocturn" - "Ночная княгиня". В её салон на Миллионной улице мог попасть только тот, кто мог увлечь ум красавицы - а не её сердце. И вот в один из вечеров порог этого пышного особняка переступил смуглый, кудрявый юноша, недавний выпускник Царскосельского лицея...
      "Пушкин влюбился в Голицыну смертельно, - вспоминал впоследствии Андрей Карамзин, - он проводит у неё вечера, лжет от любви, сердится от любви, только ещё не пишет от любви."
      Ох, как ошибался в этом прославленный историк. Пушкин писал стихи Голицыной, но не как прекрасной женщине, а как человеку. Ибо она в силу своего ума и способности мыслить свободно достойна была более высокого титула, нежели "муза поэта". Ее предназначение и её влияние на мужчину было значительно больше.
      "Но я вчера Голицыну увидел
      И примирился вновь с отечеством моим", - это больше, чем дежурный комплимент прекрасной даме. Более того, в 1818 году Пушкин послал Авдотье Голицыной оду "Вольность" со специальным посвящением. Не мадригал, не очередную забаву резвого пера, на кои он был столь щедр, а произведение серьезное, трудное, выстраданное. В нем - человеческое и гражданское кредо поэта. Такое посылают только друзьям, более того - единомышленникам. Так оно и было: "смертельная любовь"поэта довольно быстро прошла, дружба же между этими двумя незаурядными людьми сохранилась на всю жизнь.
      А ведь Авдотья была по тем меркам совсем не молода - тридцати восьми лет от роду. Более того, её сердце давно окаменело, утратив единственную настоящую любовь. По иронии судьбы, любовь эта была взаимной. Более того, судьбе угодно было свести двух людей, одинаково мыслящих, одинаково чувствующих, одинаково одаренных во всем, включая... да-да, математику. Только счастья им дано не было.
      Михаил Долгорукий. Гордость семьи и России. Полковник в двадцать лет и совершенно заслуженно. В 1800 году, посетив Париж с дипломатической миссией, русский красавиц покорил сердце самой супруге Бонапарта Жозефины. В салонах самых больших умниц Франции того времени - мадам де Сталь и мадам де Рекамье - князь долгорукий всегда был желанным гостем и самым увлекательным собеседником. В апреле 1801 года Михаил получил назначение флигель-адъютантом к только что взошедшему на престол императору Александру. Четыре года разъездов с дипломатическими миссиями: Германия, Англия, Италия, Испания, Греция...
      В 1805 году на одном из светских раутов в Петербурге Михаил Долгорукий встретил Авдотью Голицыну...
      "Красавец князь Долгорукий был человеком необыкновенного душевного такта, отменного воспитания, сугубо сведующий в истории и в науке математической, ума быстрого, характера решительного и прямого, сердца добрейшего и души благороднейшей," - так характеризовал этого человека один из его современников. И это не было преувеличением.
      На двадцать шестом году жизни Авдотья Голицына, "Ночная княгиня" полюбила со всем пылом юной, романтической, пылкой любви, тем более страстной, что надежда на её обретение была уже почти утрачена. Но Михаил любил её не первой страстью юнца, а всем существом умного, опытного, рано повзрослевшего человека. Более того, убежденный холостяк, князь Долгорукий задумал жениться. Светская жена-мотыле, пустоголовая прелестная бабочка привлекала его не больше, чем хлопотливая хозяйка дома, занятая только пересчетом ложек, да варкой варенья. И вдруг - Царь-Девица. Упустить такой шанс в своей жизни князь не мог. Но Авдотья была замужем...
      Влюбленные наивно надеялись на то, что старый князь Голицын, никогда не проявлявший к своей жене ни малейшего интереса, не станет её удерживать. Не тут-то было! Голицын ответил категорическим отказом. Безутешный князь Михаил отправился на поля сражения в Восточную Пруссию и получил там за героизм русский орден Святого Георгия и прусский - Красного Орла. Он стал одним из самых молодых и лучших генералов русской армии. Современники позже сокрушались:"Если бы он был жив, то стал бы героем России..."
      Увы, ни ордена, ни генеральские эполеты не принесли князю Михаилу личного счастья. Редкие встречи с возлюбленной лишь разжигали желание иметь одну фамилию и один дом - ради этого Голицына готова была пожертвовать всем, всключая свой экзотический титул и образ жизни. Но князь Голицын был неумолим. Современники утверждали, что на шведскую кампанию в 1808 году Михаил Долгорукий ушел "в поисках смерти". С его фантастической храбростью и необыкновенной добротой он быстро стал люимцем не только офицеров, но и солдат. Указывая на очередной мост, который необходимо было взять, он, стоя перед солдатами, весело крикнул:
      - Кто первый возьмет, тому и награда, ребята!
      Он не увидел, кому досталась награда. Единственная пуля, прилетевшая со стороны противника, попала точно в сердце, благо стоял князь в коротком сюртуке нараспашку, да ещё с трубкой в руке на отлете. Идеальная мишень...
      Так кончилась единственная любовь "Ночной княгини". Ибо даже самые злые языки Петербурга не могли не отметить безупречности её поведения - как до встречи с князем Долгоруким, так и после его гибели. В неё влюблялись, её обожали - она оставалась... не безучастной, нет, доброжелательно-снисходительной. Все могли рассчитывать на её помощь, на её поддержку - растопить её сердце так никто больше и не сумел.
      Современники постоянно подчеркивали, что имя княгини Голицыным было незапятнанным. В её более чем сомнительном положении - не жены законного мужа и вдовы любовника, в доме которой все приемы происходят по ночам, которая друзей-мужчин предпочитает подругам, - в этом, повторюсь, деликатном положении она оставалась на такой высоте, куда не доставали даже сплетни. "Никогда ни малейшей тени подозрения насчет нее, даже злословие не отменяли чистой и светлой её свободы..." - писал позже Петр Вяземский. Дам она, правда, раздражала невероятно, но их можно понять. Большинство современниц Пушкина, например, утверждали, что знаменитая строфа из "Евгения Онегина":
      "Не дай мне Бог сойтись на бале
      Иль при разъезде на крыльце
      С семинаристом в желтой шали
      Иль с академиком в чепце", - строфа эта, безусловно, относится к княгине Голицыной. Но если "не дай Бог", то зачем наведываться в особняк на Миллионой в каждое свое пребывание в Петербурге по нескольку раз в неделю? Чтобы укрепиться в отвращении? Да полноте!
      Единственная новость, за которую злорадно ухватились петербургские прелестницы, оказалась та, что у князя Голицына, оказывается, существовала побочная семья и даже дети. Значит, есть какая-то червоточина в этой умничающей и стареющей красотке, если в свое время князь отказался делить с ней ложе. Значит, совершенства-то и нет. Михаил Долгорукий, единственный мужчина, который мог опровергнуть эти сплетни, давно был мертв. Впрочем, сама княгиня мало обращала внимания на великосветские измышления и глупости.
      В 1835 году во Франции вышла книга "Анализ силы". Этим трудом княгиня увенчала свои многолетние занятия математикой под руководством знаменитого профессора Остроградского. Так что рассказы о первой русской женщине-математике по имени Софья Ковалевская - не более, чем красивая легенда.
      Мало кому известно также, что именно княгиня Голицина первая предложила создать мемориал в Москве в честь победы над Наполеоном. Она считала, что кремлевские стены - олицетворение силы и неприступности должны быть увенчены бронзовыми досками с именами тех, кто "прославились воинскими подвигами или высокими добродетелями". Более того, она предлагала - в записке на высочайшее имя - чтобы увековечены были все, без различия сословий. "Здесь...все должны быть равны: никакие происки и богатства не должны давать право быть первым среди героев... И поэтому последний из крестьян может этим правом воспользоваться." Кем, как и когда была воплощена эта идея, наверное, нет нужды напоминать.
      А к своему сорокалетию княгиня сделала себе поистине царский подарок. Ее формальный супруг, князь Голицын, решил вдруг... вступить в брак с молодой и очаровательной фрейлиной Александрой Россет. Забыл, должно быть, что по собственной же воле до сих пор состоит в законном браке. Но когда попросил княгиню о разводе, услышал в ответ ледяное: "Нет". Долг-то оказался платежом красен, а князь Голицын на долгое время остался предметом насмешек Петербурга и Москвы.
      Последние годы своей жизни Авдотья Голицына провела в Париже. Она слишком сочувствовала сосланным декабристам, чтобы оставаться в отторгнувшем их обществе. В Париже она продолжала писать книги: по философии и литературе. Ее труды выходили на французском языке, но с русскими эпиграфами и давно стали библиографической редкостью.
      Умирать "Ночная княгиня" приехала обратно в Россию. Ее похоронили в январе 1850 года в Александро-Невской лавре: рядом с бронзовой, потемневшей от времени плитой над могилой Михаила Долгорукого. На её же могиле выбита собственноручно составленная княгиней надпись:
      "Прошу православных русских и приходящих здесь помолиться за рабу Божию, дабы услышал Господь мои теплые молитвы у престола Всевышнего для сохранения духа Русского."
      А ещё незадолго перед смертью княгиня написала почти пророческие слова, непосредственно обращенные к нам:
      "Да сохранит нас Бог от внутренних неустройств, и тогда никакая иноземная власть не сможет поколебать нашего могущества."
      Что она имела в виду? Идею? Государство? Любовь?
      Ответов на эти вопросы не получить уже никогда.
      РУССКИЙ ПРИНЦ ГАМЛЕТ
      Сын неизвестного отца и знаменитой матери, почти полвека жаждавший взойти на престол, он за четыре года лет своего царствования сумел вызвать у подданных такую ненависть, какую не вызывали даже античные тираны. Император Павел I, больше чем кто-либо из его предшественников и последователей стремившийся вызывать к себе любовь близких и обожание подданных, достиг прямо противоположного результата - и все из-за некоторых странностей в психике.
      Сумасшедший на троне - не такая уж редкость, как это может показаться. Монархи те же люди и ничто человеческое им, как говорится, не чуждо. Просто слегка ( или не слегка) сдвинутый по фазе обыватель доставляет хлопоты своим близким, не более того. Коронованный безумец - проклятие целого народа, а иногда и резкий поворот в истории страны. Что позволено Юпитеру...
      Личность Павла - загадочна и неоднозначна. Некоторые считают его патентованным сумасшедшим, с колыбели, якобы, проявлявшим все признаки агрессивного слабоумия. Другие - непризнанным гением, достойным внуком своего великого деда - Петра Первого. Впрочем, нормальность Петра Алексеевича не является аксиомой, а его жестокость временами граничила с патологией. Да, официальный отец Павла, император Петр Третий действительно был дурно воспитанным и малообразованным идиотом. Но дело в том, что никто не знает фактического отца. Знала Екатерина Великая, мать Павла Петровича. В запальчивости кинула как-то сыну:
      - Мне стоит только открыть рот и ваши права на престол окажутся фикцией.
      Но - не открыла. Промолчала, унесла тайну с собой в могилу. Страстно желала, чтобы престол в обход сына достался обожаемому внуку Александру. Не успела? Не смогла? Так или иначе, Екатерина стала косвенной причиной того, что её внук впоследствии стал отцеубийцей. Но это - позже.
      Свадьба племянника и наследника императрицы Елизаветы Петра Федоровича и принцессы Ангальт-Цербсьской Софии-Августы-Фредерики (в православном крещении - "благоверной Екатерины Алексеевны") состоялась в августе 1744 года. Невесте было шестнадцать лет, жениху - семнадцать. По тем временам вполне зрелые люди. Да только придворные медики всеподданнейше доносили императрице: "Жених кондиций, надобных для брака, не обрел, и свадьба сия зело преждевременна: года два ещё потребно, дабы все произошло согласно природе."
      Императрица предупреждением пренебрегла. В результате, в перву. брачную ночь молодые... играли в куклы. Не потому, что великая княгиня Екатерина так и не рассталась с детскими привычками, а потому, что именно такое времяпрепровождение более чем устраивало великого князя Петра. Если он не играл в куклы, то устраивал потешные баталии с полчищами игрушечных солдатиков на ковре в супружеской спальне. Или играл на скрипке. Или дрессировал собак. Юную же свою супругу, как бы сказали теперь, "в упор не видел", а находясь в добром расположении, развлекал её рассказами о своей неземной страсти к той или иной фрейлине.
      Эта супружеская "идиллия" продолжалась два года. После чего Екатерина получила письмо, не оставляющее никаких сомнений относительно будущего великокняжеского семейства:
      "Мадам!
      Настоятельно прошу Вас не затруднять себя и не испытывать неудобств, деля со мной постель. Кровать слишком узка, а я не сторонник излишних хлопот, тем паче - неискренних.
      Ваш очень несчастный супруг
      Петр".
      Простенько и со вкусом.