- Надеюсь, праздничное застолье не было шуткой? - чуть более миролюбиво спросила я. - А то у тебя очень специфическое чувство юмора развилось в последнее время.
      - С кем поведешься... - захохотал Андрей.
      - От того и лечишься, - не удержалась я и тоже засмеялась.
      Мир уцелел потому, что смеялся. Так что в рецепт счастливых отношений просто необходимо добавлять юмор. Он дольше сохраняет их свежесть.
      Глава вторая.
      "Осенняя пора, очей очарованье", - невольно вспомнилось Павлу, когда они с Андреем вышли из бывшего родного здания на улицу. Похоже, сама природа призывала их не лить слезы о преждевременном уходе с привычного места работы, а извлечь из этого самого ухода только положительные эмоции.
      "Паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат", - эта поговорка, несмотря на то, что отношения наши с Украиной последнее время оставляют желать лучшего, не потеряла актуальности и по сей день. Сколько реформ перенесла так называемая Контора за последние десять лет - уму непостижимо. И в каждую вбухивали такое количество денег, что просто подумать страшно. И хоть бы что улучшилось. Нет - только ухудшается.
      Когда в приснопамятном 1991 году разгоняли испытанный, проверенный коллектив, основным "обвинением" было такое: вы служили партаапарату". А кто ему до этого года не служил? И для кого было секретом, что без партийного билета в нагрудном кармане никакой карьеры нигде сделать невозможно. Даже в искусстве, хотя сейчас многие утверждают, что с пеленок были антисоветчиками, просто боялись за судьбу семьи. Такие вот боязливые.
      И Павлу, и Андрею тоже пришлось выслушать тогда немало интересного о характере их работы. Менее выдержанные их коллеги плюнули, хлопнули дверью и ушли в частные организации, то есть на самом деле здорово укрепили криминальную среду. Но наиболее выдержанные все-таки остались, хотя до боли родное государство установило им такие оклады, что оставалось либо брать взятки, либо... правильно, тоже уходить в частные структуры. Так в полукриминал ушла вторая волна высокопрофессиональных работников. Павел с Андреем все ещё держались.
      И тут в очередной раз сменилось руководство. Казалось бы, ну и что? Одним генералом больше, одним меньше... По собственному опыту знали, что в наших условиях новая метла будет чисто мести только по кадрам, выметая прочь наиболее квалифицированные. Но поскольку их отдел не занимался местными олигархами, коммерсантами и прочими порождениями "перестройки", то они наивно надеялись: их и на сей раз оставят в покое. Будут по-прежнему тихонько заниматься шпионами и диверсантами.
      Как бы не так! Первым делом новый начальник пожелал узнать, сколько народных денег тратится "на шпионов". А когда узнал, вызвал непосредственного начальника Павла "на ковер" и предложил чистосердечно признаться, сколько коттеджей было построено и квартир с машинами куплено за подобную несусветную сумму. Сергей Андреевич, их шеф, человек старой закалки и к подобным обвинениям не привык. Тем паче, что ни он, ни его подчиненные, никогда и копейки не присвоили. Все, что имели, было куплено на честно заработанные деньги, когда это ещё было возможно.
      В общем, Сергей Андреевич написал рапорт об увольнении. И его никто не удерживал! Фактически выбросили на улицу специалиста экстра-класса с тридцатилетним стажем работы. Тогда и остальные - тридцать с лишним человек, чуть ли не весь отдел - тоже решили уйти, потому что всякому терпению есть предел. Павел отдал Конторе пятнадцать лет жизни, кроме благодарностей и премий никогда ничего не получал, но и его отпустили с фантастической легкостью, даже с каким-то, пожалуй, удовольствием. Всех остальных, впрочем, тоже. Новая метла мела потрясающе чисто.
      Андрей, естественно, тоже не остался. Павла давно звали в одно частное сыскное агентство, предлагали очень даже неплохие деньги. Но что-то не лежала у него душа к слежке за неверными женами и мужьями, да за коварными конкурентами какого-нибудь бизнесмена. Наверное, он бы ещё долго собирался, если бы не этот безобразный случай с Сергеем Андреевичем. Но после него оставаться в Конторе - значило плюнуть самому себе в лицо. Может быть, для кого-то это вполне нормально, но для Павла - абсолютно неприемлемо.
      Вот так и случилось, что в ясный сентябрьский день они с Андреем оказались совершенно свободны: расчет получили, к новой работе ещё не приступили. Когда они вышли из всегда чуть мрачноватого здания на улицу, солнце буквально ослепило, а то, что в Москве иногда в шутку называют свежим воздухом, действительно казалось свежим и бодрящим.
      - Что будем делать? - лениво спросил Андрей. - Посидим, попьем пивка или поедем к нам? Отметим, так сказать...
      - Давай лучше завтра, - выдвинул Павел встречное предложение. - Наташа что-то говорила о поездке за город. К какой-то её подруге. Там и отметим.
      - Почему нужно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? удивился Андрей. - Впрочем, у тебя, наверное, свои планы. И Милочка ждет.
      Планов-то у Павла как раз особых не было, а вот Милочка его в последнее время немного беспокоила. Какая-то она стала странная, непохожая на себя обычную. Ему хотелось посидеть с ней вдвоем, поговорить, выяснить, что её мучит. Поэтому он попрощался с Андреем, сел в машину и отправился к своей невесте - наконец-то, слава Богу, официальной. По дороге прикидывал, чем бы её порадовать, и в конце концов решил отправиться на рынок и купить побольше фруктов. Ест Милочка - как птичка клюет, но фрукты любит и он все время старался её ими побаловать. Тем более, что теперь это не проблема.
      К тому же сегодня Павлу не очень хотелось встречаться с Наташей. В принципе он к ней относился неплохо: она - жена его друга. Ну, почти жена. Но именно те черты характера, которые притягивали к ней Андрея, Павла активно отталкивали. Эта её манера надо всем подшучивать, обостренное, так сказать, чувство юмора и одновременно способность все забыть, перепутать и совершать такие поступки, которые нормальному человеку просто в голову не придут. В больших количествах он Наташу переносил с трудом, хотя... Хотя насмешливость Андрея его почему-то ни капельки не раздражала. Как правило. Иногда, правда, и он перегибал палку в плане юмора, но, по крайней мере, не страдал рассеянностью.
      Андрей всегда говорил, что Наташа - натура творческая, посему её странности как бы объяснимы и простительны. Павел этого решительно не понимал. Милочка - тоже творческий человек, и вот она-то уж действительно не от мира сего, но не потому, что витает где-то в заоблачных далях, а потому... Господи, как же ему трудно всегда говорить о Милочке! Наверное, потому, что она совершенно особенная, ни на кого не похожая. Нежная и удивительная. Бесконечно добрая. Чистая... Вот именно - чистая. Чистейшей прелести чистейший образец.
      Павел никогда бы не поверил, что ещё способен на такие чувства. Его первый и пока единственный брак так стремительно развалился, так тяжел был разрыв, что он сознательно не хотел никаких прочных привязанностей, не давал женщинам никаких обещаний, да и от них, если уж на то пошло, ничего не требовал и не ждал, кроме легких, ни к чему не обязывающих отношений. Знал, что за глаза друзья и знакомые называли его "железным", но знали бы они, сколько душевных сил ему пришлось потратить, чтобы заслужить этот эпитет! Как трудно было из детдомовца, закончившего школу милиции, дорасти до подполковника ФСБ! Но он сразу после мучительной процедуры развода поклялся себе, что никто и никогда больше не назовет его "плебеем" и "безродным лимитчиком", что он на равных будет общаться с людьми из так называемой "интеллигенции". "Так называемой", потому что лично он теперь уже не считал настоящими интеллигентами людей, способных попрекнуть кого-то ранним сиротством и отсутствием изысканных манер.
      На рынке царила обычная суета и гвалт, заморские фрукты после августовских событий подскочили в цене раза в три, не меньше, но и сугубо отечественные огурцы-помидоры от них ненамного отстали. Эти-то почему подорожали? Какое отношение к подмосковным грядкам может иметь курс доллара? Впрочем, вопросы себе и продавцам Павел задавал сугубо риторические, поскольку ответ прекрасно знал сам: умом Россию не понять. И давно уже не пытался это сделать. Важно, что на новой работе ему собирались платить такие деньги, что проблем с обеспечением Милочки полноценным питанием (и не только им) просто не должно было возникнуть.
      Зато появилась и сохранялась проблема, как освободить побольше времени, чтобы провести его с Милочкой. Вот эту задачу решить было куда сложнее. Он загрузил пакеты в машину и отправился дальше, предвкушая тихий и во всех отношениях приятный вечер у Милочки...
      Когда он впервые попал в её квартиру, то удивился сочетанию в ней в принципе не сочетающихся вещей. Потрясающий, просто стерильный порядок - и, мягко говоря, бедность обстановки. На старой, с бору по сосенке собранной, мебели не было ни пылинки, немодные, давно требующие замены плита, раковина и прочие атрибуты быта сверкали чистотой, ковер возле дивана был аккуратно заштопан. Милочка среди всего этого чувствовала себя, как рыба в воде, а Павлу все время казалось, что он одним своим присутствием нарушает сложившийся порядок вещей, вторгается в этот уют как... ну, скажем, слон в посудную лавку, извините за избитость сравнения. И ещё - чувствовал себя полным профаном.
      - Видите вот этот комодик? - спрашивала Милочка, указывая на нечто странное и, с точки зрения Павла, даже кривобокое. - Это приданное моей прабабушки. Девятнадцатый век. Ну, где ещё можно встретить такую прелесть?
      "Под лестницей у нашего вахтера, - чуть не ляпнул он в первый раз. Один к одному, только там сверху стоит электроплитка, а на ней - вечно закопченный чайник." Слава Богу, удержался. Позже научился отличать старые вещи от старинных, даже мог примерно определить время появления каждой на свет, стиль, особенности. Но это было позже.
      Милочка же просто жизни себе не представляла без истории, каждая вещь в её квартирке была - реликвией, с каждой было связано какое-то событие, у каждой была своя биография. О какой-нибудь вазочке, доставшейся ей по наследству, могла рассказывать часами. И штопанный ковер существовал не потому, что не было денег на новый. А потому, что это тоже была память, которую невозможно купить ни за какие деньги.
      Прошло несколько месяцев, прежде чем Павел почувствовал себя там комфортно, и то исключительно благодаря необыкновенному такту Милочки. И ещё - её теплоте и отзывчивости. За каждую сделанную для неё мелочь, будь то приклеенная плитка в ванной или отремонтированный утюг она благодарила так, будто ей преподнесли ей невероятно дорогой подарок. И всегда находила повод вспомнить об этом и лишний раз восхититься. Знаете, не только женщины любят ушами. Мужчинам тоже приятно, когда их хвалят.
      Павел запер машину, поднялся наверх и позвонил в знакомую уже до мелочей дверь. Никто не отозвался. Он посмотрел на часы: ну, конечно же, так рано он никогда не приезжал, а об изменениях в своей жизни предпочел Милочке до поры до времени не рассказывать - из суеверия, что ли? А ещё потому, что её явно мучили какие-то неведомые Павлу проблемы. Узнать бы, какие. Для того, чтобы в жизни Милочки не было вообще никаких проблем, он бы ничего не пожалел.
      Отпер дверь, вошел... И сразу его охватило знакомое чувство покоя. Квартира просто дышала Милочкой, теперь он себе уже и не представлял, как мог жить без этого удивительного создания. И одновременно почувствовал привычное беспокойство: как бы его фея не исчезла, не растворилась в каких-то неведомых сферах. Всегда этого боялся, с первой минуты знакомства, хотя и понимал, что выглядит старым, сентиментальным идиотом.
      Наверное, это была любовь с первого взгляда. А познакомились они почти как в романе - чуть ли не на улице. В тот день Павлу пришлось оставить машину на станции техобслуживания: что-то в ней забарахлило, теперь уже и не вспомнить, что именно. Домой возвращался на двух троллейбусах с пересадкой и по дороге решил зайти в магазин: дома, в холодильнике было почти пусто. Вот в магазине-то все и произошло.
      Очереди практически не было, только перед Павлом какая-то миниатюрная, хрупкая девушка выбирала кусочек то ли колбасы, то ли ветчины, и попросила продавщицу найти ей кусочек поменьше. Продавщица же буквально швырнула на весы нечто явно неподходящее и чуть ли не на весь магазин высказалась о "голытьбе, которой дома надо сидеть, если нет денег". Девушка буквально отшатнулась от прилавка и Павел увидел её глаза: большие, голубые, полные слез. Глаза несправедливо обиженного ребенка. Остальное в тот момент он даже и не разглядел толком. И его как будто кипятком ошпарило. Только потом он понял, что это была огромная жалость и желание защитить это белокурое, какое-то ангелоподобное существо. То есть чувства ему в принципе несвойственные. И вот этот-то неожиданный всплеск эмоций все и решил.
      Павел придержал девушку за руку, а сам повернулся к прилавку. Наверное, у него был не слишком приветливый вид, потому что барышня за прилавком как-то слиняла, утратила весь свой гонор и пролепетала:
      - Слушаю вас.
      - Вот и хорошо, что слушаете, - отозвался Павел противным и скрипучим голосом. - Обслужите покупательницу, как полагается, а потом мы с вами поговорим отдельно. А лучше поговорим с директором этого заведения.
      Продавщица сделалась сначала пунцовой, потом синюшне-бледной, но первое пожелание выполнила беспрекословно. Девушка снова взглянула на Павла, на сей раз с чувством благодарности. Так ему, во всяком случае, показалось. Сам в этом магазине он покупать ничего не стал, а вышел следом за Милочкой на улицу. То есть тогда он ещё не знал, как её зовут. Вообще ничего о ней не знал. Понимал только, что именно эту "то ли девушку, а то ли виденье" искал всю свою жизнь и, если сейчас её упустит, будет круглым идиотом. Напросился ей в провожатые, по дороге представился, познакомились. Донес сумку до квартиры и попросил разрешения звонить. Наверное, бедняжка до смерти боялась, что Павел напросится ещё и к ней в гости, поэтому просьбу о телефоне восприняла как спасение. И - разрешила.
      Только он отважился ей позвонить лишь неделю спустя, хотя думал о ней непрерывно. Всю эту неделю ходил сам не свой, на что обратила внимание даже Наташа, вполне способная не заметить в двух шагах от себя тяжело нагруженный трейлер с прицепом.
      - Павлуша, ты, случайно, не влюбился? - спросила она, когда Павел зашел к ним с Андреем "на огонек".
      - С чего ты взяла? - изумился Андрей, в то время как его друг тщетно подбирал слова для достойного ответа.
      - Сюствую, - ответила Наталья в той самой манере, которая всегда раздражала Павла. - Как тот чукча из анекдота. Он говорит, что по тундре кто-то чужой ходит. Его спрашивают: откуда, мол, знаешь? А он в ответ: "Сюствую, однако".
      Андрей покрутил пальцем у виска и посоветовал ей не менять специализацию.
      - Занимаешься детективами, ну и занимайся на доброе здоровье. Сама же говорила, что любовная лирика - это не твой жанр.
      - Ничего подобного! - возмутилась Наташа. - Не мой жанр - это эротика. А вот в лирике я как раз неплохо разбираюсь.
      - Кто это тебе сказал, дорогая? - поинтересовался Андрей. - По-моему, тебя, как всегда, надули...
      О Павле они, увязнув в своей перепалке, просто забыли, чему он был несказанно рад. Да, Андрею была нужна именно такая женщина, как Наташа: тот самый случай, когда два сапога - пара. Но Павел рядом с такой и суток не прожил. Впрочем... говорят же: не критикуй чужую жену, радуйся тому, что она - чужая.
      Когда он набрался смелости, то позвонил Милочке и пригласил её в кафе. А куда ещё он мог её пригласить в первый раз? Это потом, когда они получше узнали друг друга, он понял, что нужно было звать её на выставку, в музей, на концерт. Но тогда, во-первых, ему это не пришло в голову. А во-вторых, сам он предпочитал в редкие свободные часы делать что-нибудь полезное.
      Но именно поэтому второй его шаг оказался на удивление удачным: в разговоре по телефону Милочка обронила, что её единственная связь со внешним миром - старенький черно-белый телевизор приказал долго жить и она теперь не может смотреть передачи по своему любимому каналу "Культура". Телевизор Павел, конечно же, починил, хотя о существовании такого канала, если честно, только слышал. Но об этом промолчал - и правильно сделал. Иначе чувство благодарности, которое испытала к нему Милочка, могло бы обернуться каким-нибудь совершенно иным чувством. Снисходительной жалости, например. Или презрения к серости. Хотя вряд ли Милочка способна испытывать такое низменное чувство, как презрение.
      - Вы любите историю? - ошарашила его вопросом Милочка, когда они после починки телевизора чинно пили чай.
      - Истории? - переспросил он, недослышав. - Какие истории?
      - Да нет же, не истории, а историю. Нашу историю, российскую. Я преподаю её в институте...
      - Боюсь, я не слишком хорошо помню школьную программу, - осторожно ответил я.
      Лицо Милочки слегка затуманилось, но потом снова оживилось:
      - О, я не о школьной программе! Я об исторических романах. Вы любите читать?
      - У меня так мало свободного времени, - промямлил он, чувствуя себя последним болваном. - Вообще-то, конечно, люблю. Жена моего друга переводит детективы...
      Выражение лица Милочки красноречиво сказало Павлу, что он сморозил очередную глупость. Но он действительно не мог найти правильный тон и общую тему для беседы. Читал в основном газеты - ни на что другое времени практически никогда не оставалось, кроме специальной литературы, конечно, и тонн всевозможных документов. Все его знакомые женщины говорили либо о тряпках, либо о светских сплетнях, либо о себе, хорошеньких. И нуждались не в собеседнике, а в слушателе. Здесь же было существо из совершенно иного мира. Внезапно ему припомнилось одно излюбленное выражение Натальи: "Он не с нашей полочки". Павел почувствовал, что он - явно не с Милочкиной полочки и испытал тихую панику при мысли о том, что она не захочет иметь дело с таким... вахлаком.
      Но Милочка постепенно привыкла. Павел все чаще и чаще приходил к ней, помогал решать какие-то насущные проблемы, даже стал время от времени покупать билеты на концерты её любимой классической музыки. Слушать эту музыку он, в общем-то, не привык и не умел, но то удовольствие, которое получала от концертов Милочка, стоило дороже. Она привыкла рассказывать ему о своем главном увлечении - историческом романе времен императрицы Екатерины Второй - и Павел уже неплохо разбирался в героях и второстепенных персонажах: на память никогда не жаловался. Правда, подавать умные реплики так и не научился, но, похоже, Милочка ему это простила, потому что видела: ему это интересно. Как было интересно все, что составляло её жизнь. И когда Павел осмелел и признался ей в любви, не отвергла его. Он же все время думал: пусть она меня не любит, пусть по доброте своей и интеллигентности только терпит, для меня главное - быть рядом с ней. Заботиться о ней, ограждать от реальной жизни, к которой она была совершенно не приспособлена, баловать...
      В общем, он с полным на то основанием мог применить к себе стихотворение кого-то из классиков: "О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней!" Двадцать с лишним лет тому назад, когда он первый раз женился, все было совершенно по-другому. Они оба были слишком молоды и что ещё хуже - слишком разные. Жена происходила из старой интеллигентной семьи, а он даже не знал своих родителей. Да и что мог предложить выпускник школы милиции? Живи они отдельно, все, возможно, и утряслось бы, но он пришел в их семью "примаком", что называется, без кола и двора, о чем постоянно напоминала теща. Да ещё ребенок... После одной не слишком красивой сцены Павел собрал свои нехитрые пожитки и хлопнул дверью. Потом развелись уже официально. А он был настолько молод и глуп, что не настоял на своем законном праве: видеться с сыном. Честно говоря, ни единой попытки не сделал...
      Почему он именно сегодня вспомнил о делах давно минувших дней? Наверное, потому, что жизнь круто менялась. А ещё потому, что его действительно беспокоили некоторые странности в поведении Милочки. Она почему-то перестала говорить с ним о своей книге, хотя это было делом всей её жизни, уходила в свои мысли, отвечала невпопад... Существование другого мужчины исключалось - он слишком хорошо знал кристальную чистоту своей любимой. Так что же тогда?
      Зазвонил телефон, резко вырвав Павла из размышлений, и он поспешно схватил трубку. Милочка? Предупреждает, что задерживается?
      - Слушаю вас, - почти спокойно сказал он.
      В трубке была тишина, но такая, какая бывает, если абонент на другом конце провода сдерживает дыхание и не желает говорить. Такие нюансы Павел различал чисто автоматически. Поклонник? Или не туда попали? Он подождал ещё какое-то время, потом попросил:
      - Перезвоните, пожалуйста, вас не слышно.
      И положил трубку. Перезванивать, однако, не спешили. Что ж, значит, ошиблись. Наверняка ошиблись. Не станет Милочка заводить какие-то романы за его спиной. Не тот случай.
      Милочка была первой, на которой он захотел жениться после краха первой семьи. Что там захотел - просто мечтал об этом. Она была ещё так молода, у них вполне могли быть дети. А ему всю жизнь не хватало семейного тепла и уюта. И каждый новый шаг на пути к совместной - официально совместной, гражданский брак меня ни в коем случае не устраивал, - жизни воспринимал как счастливые вехи. Милочка позвонила ему по собственной инициативе, Милочка позволила остаться у неё на ночь, Милочка дала ключи от своей квартиры, Милочка познакомилась с его друзьями... Все это казалось ему триумфальным шествием к маршу Мендельсона, обручальным кольцам и так далее и тому подобное.
      Правда, он слегка побаивался знакомства Милочки с Наташей. Слишком уж они были разные. Наталья, к тому же, могла выпалить что-нибудь насмешливо-ехидное и обидеть человека, даже не желая этого. Один раз Павел даже сказал ей, что у неё язык борется за независимость от мозгов, чем, в свою очередь, обидел её и о чем очень сожалел впоследствии. Но ведь она и святого доведет до грубости!
      К счастью, Милочкиного такта хватило на двоих. Тем не менее, Павел старался не оставлять их с глазу на глаз, во избежание, так сказать. Бог знает, что способна ляпнуть Наталья в самый неподходящий момент! Конечно, стрессы, которые она перенесла в последние годы, её несколько оправдывают, но это вовсе не значит, что Павел готов был пожертвовать Милочкиным спокойствием и потакать Наташиным причудам. Для этого есть Андрей, который во всех этих играх, кажется, просто купается. Воистину любовь зла... Черт побери, где же Милочка?
      В этот момент повернулся ключ во входной двери. Павел мысленно обругал себя достаточно резко: сидел и придумывал невесть что, вместо того, чтобы приготовить ужин. А теперь его к плите и не подпустят, потому что для Милочки "святые женские обязанности" - это действительно святое, и готовит она с такой же тщательностью и вдохновением, как работает над своим романом. Впрочем, она все так делает...
      - Освободился пораньше, - сказал Павел, выходя из комнаты в коридор. Привез тебе фруктов. Устала?
      Почему-то он всегда говорил с ней каким-то телеграфным стилем. Наверное, потому, что вообще не умел красиво говорить. И уже никогда не научится, судя по всему.
      Милочка клюнула его в щеку и негромко сказала:
      - Спасибо, Павлик. Опять меня балуешь.
      Он хотел возразить, что никакое это не баловство, но посмотрел на неё - и у него перехватило дыхание. Никогда ещё не видел её такой красивой и такой... странной, что ли. Щеки разрумянились, глаза блестят, чуть приоткрытые губы подрагивают, а дышит так, будто всю дорогу бежала бегом. И взгляд совершенно отсутствующий. Его снова кольнуло предчувствие каких-то неприятных перемен в жизни.
      - Проголодалась? - спросил он просто чтобы что-то спросить.
      - Что? Ах, нет, совсем не хочу есть. Может быть, позже...
      Милочка упорно не смотрела Павлу в глаза, хотя все остальное было, как всегда. Она сняла плащ, аккуратно повесила его на плечики и убрала в стенной шкаф. Туфли тоже спрятала в специальное отделение, а сама надела домашние. Он невольно посмотрел на свои собственные ботинки: всегда забывал переобуваться, хотя специально для него были приобретены тапочки и поставлены на видное место. Конечно, Милочка никогда не станет делать замечания, но это, пожалуй, ещё хуже.
      Он молча стал переобуваться, ожидая традиционного глубокого вздоха облегчения: порядок восторжествовал. Но Милочка, похоже, не заметила ни самой оплошности, ни неуклюжей попытки её исправить. Мысленно она явно была где-то в другом месте.
      - Нас завтра приглашают за город, - сказал Павел, когда они оба прошли в комнату и Милочка скрылась за дверцей шкафа, чтобы переодеться. - Ты ничего не имеешь против?
      - Завтра? - приглушенно отозвалась она. - Н-нет. А кто приглашает?
      - Наташа с Андреем. Поедем?
      - Если ты хочешь...
      - Я тебя спрашиваю.
      Помимо его воли голос прозвучал резко. Милочка выглянула из-за шкафа.
      - Ты сердишься? Я просто неудачно выразилась. Конечно, поедем. Мне очень нравятся Наташа и Андрей. Да, я рада.
      Павел присел в кресло и стал рассматривать давным-давно знакомый узор ковра. Сигнал тревоги внутри звучал все громче. Обычно Милочку приходилось уговаривать оторваться от её романа, подышать свежим воздухом, пообщаться с людьми. Сегодня она согласилась почти сразу. И почему-то сочла нужным сообщить, что его друзья ей нравятся. Нет, профессия все-таки оставляет на человеке неизгладимый отпечаток: скоро он самого себя будет подозревать в неточностях биографии и неадекватности поведения.
      - У тебя все в порядке? - осторожно спросил он.
      Милочка появилась перед ним в домашнем платье, которое ей удивительно шло, и присела на ручку кресла:
      - Павлик, у меня все хорошо. Кажется, я почти закончила роман. Остались сущие пустяки, так, дошлифовка. Мне оставалось найти одно письмо Екатерины к Григорию Орлову - и вчера я его нашла! Теперь все встало на свои места, я закончила эпилог так, как хотела. Я практически все закончила. Даже странно - чувствовать себя свободной...
      Он испытал невероятное облегчение. Господи, как все просто, оказывается! Она закончила десятилетний труд, вот и разгадка задачки. Отсюда странности поведения последнего времени, ответы невпопад, отсутствующий взгляд. А теперь все будет по-прежнему, только ещё лучше. Но он-то хорош, ревнивый, подозрительный дурак!
      Он притянул Милочку к себе на колени и спросил:
      - А как мы будем отмечать окончание твоего труда?
      - А мы не будем это отмечать, - засмеялась Милочка. - Вот издам его, получу гонорар, стану лауреатом какой-нибудь потрясающей премии и тогда мы с тобой поедем в Париж и все отметим там. Вдвоем. Хорошо?
      Ему было так хорошо, как никогда в жизни...
      Глава третья.
      Помимо всего прочего, смеющийся Андрей - такая редкость, ради которой можно было закрыть глаза на что угодно. Да и с пресловутым чувством юмора у меня, если честно, неприятности бывали чаще, чем мне хотелось бы. В плане его специфичности и обостренности. Так что чья бы корова мычала...
      Мы уже собирались выходить, когда Андрей хватился пейджера. Без этого приспособления он, по-моему, чувствовал себя как ковбой без кольта и лассо. Или как мушкетер без шпаги, если приводить более милые моему сердцу сравнения. Куда можно было засунуть эту штуковину в однокомнатной квартире размером всего-то с носовой платок - загадка.
      - Не могли же его украсть? - жалобно спрашивал сам себя Андрей, безуспешно обшаривая карманы, "дипломат" и мою сумку заодно. - Точно помню, что пришел сюда с ним и положил... Куда, черт побери, я мог его положить?
      - В холодильник, - предположила я и тут же замерла в ожидании ответного выпада.
      Но его, к моему великому изумлению, не последовало. Напротив, Андрей двинулся в кухню и распахнул дверцу морозильного агрегата. Тут я поняла, что шутки кончились, что мой друг устал за последнее время куда больше, нежели хочет показать, и что пора как-то действовать. Я подошла к телефону и стала набирать номер.
      - Ты куда звонишь? - недовольно буркнул Андрей. - Давай сначала пейджер найдем, я обещал Павлу без него из дома не выходить.
      Я сделал рукой знак, чтобы мне не мешали, и, дождавшись соединения, попросила девушку-оператора передать сообщение на такой-то номер. Андрей пожал плечами и снова принялся за поиски. Долго напрягаться ему не пришлось: через полминуты со стороны тахты раздался противный писк.
      - Так вот же он где! - обрадовался Андрей. - Ну, правильно, я же его положил под подушку, хотел отдохнуть, а потом отвлекся, проголодался... Слава Богу, кто-то во время позвонил, а то искали бы мы с тобой до морковкина заговения!
      Я с интересом наблюдала за действиями моего друга. Вот он нажал кнопку, вот вчитывается в переданное сообщение. Изумленное выражение его лица компенсировало мне все бестактные выпады в мой адрес.
      - Упорство и прилежание лучше, чем беспутство и гений, продекламировал он вполголоса. - С уважением, Ариадна Оливер. Бред какой-то...
      Я продолжала хранить молчание. Наконец, до него дошло и он снова рассмеялся:
      - А знаешь, это ты здорово придумала! Не текст, конечно, а способ найти пейджер. Текст, прямо скажем, слабоват. Но вообще - блеск. Надо взять на вооружение.
      Ну, правильно, кто предупрежден - тот вооружен. Бедные россияне, вечно им развитый Запад подбрасывает какую-нибудь подлянку. Только-только освоились с автоответчиками - и то не все, а наиболее продвинутая часть граждан, как на тебе - пейджер. Что это за штука такая и с чем её едят, широким массам растолковать никто не удосужился, решили, по-видимому, что и так допрут, в процессе эксплуатации. Прямо счас! Лично у меня пейджера нет, но разбираться в этом хитром устройстве я научилась только потому, что соседка по лестничной площадке устроилась работать оператором в соответствующую компанию, и когда я приношу ей косточки для собаки, обязательно рассказывает мне парочку занимательных историй "из жизни пейджеров". Одна из этих историй заключалась в том, что клиент позвонил и попросил послать ему хоть какое-нибудь сообщение, а то он свою машинку куда-то засунул и найти не может. Пусть попищит, тогда его запеленговать можно. Так что ничего особенно оригинального я не придумала.