Терминаторы

      Она провела в Калькутте ещё неделю, занимаясь закупками для госпиталя. Пару раз я приглашал её поужинать. Время от времени мне приходилось связываться с ней, и я взял за обыкновение прилагать к официальному письму личное послание.
      Вот с этого все и началось. Обычно два-три раза в год Клер приезжала по делам, тогда мы проводили время вместе. Господь свидетель, Калькутта здорово напоминает заброшенную свалку, но после горного отшельничества большой город вносил в её жизнь некоторое оживление. Теперь я смог разобраться в своих чувствах. Такая игра для холостого человека довольно рискованна, так что поначалу мне удавалось держаться в рамках "просто приятельских отношений", но наступил момент, когда это стало невозможно. Тогда я написал Гафферу и сообщил, что хочу выйти из Дела.
      - Ты хоть объяснил свои мотивы? - уточнил я.
      - Конечно, нет. Мне не хотелось выслушивать от этой грязной старой свиньи никаких скользких намеков. Нет, я просто заявил, что с меня хватит.
      - Какова была его реакция?
      - Он дал мне шесть месяцев на размышление. Я написал, что мне этого не нужно. Я хотел выйти из игры.
      - И что потом произошло?
      - Он не ответил, но, поскольку все формальности с моей стороны были соблюдены, я чувствовал себя вправе просить руки Клер.
      - Она приняла твое предложение?
      - Так далеко я не заходил. Ясно было, что работу в банке также придется оставить, но не это меня волновало. Я не мог себе представить, как Клер променяет свою работу на бридж, женские посиделки и работу в благотворительных комитетах Калькутты. Поэтому хотел предложить ей переложить на меня всю бумажную работу в госпитале. Это и прежде отнимало много времени, а теперь ей одной было просто не справиться.
      Такое предложение по почте не отправишь, поэтому я собирался взять в банке небольшой отпуск и приехать сюда. Но тут Гаффер тормознул меня из-за Поляновского. Я не возражал. Это стало бы моей лебединой песней - хорошо поработать и красиво откланяться. Остальное тебе известно. Отчет в Лахоре превратился в самое большое унижение в моей жизни. Я психанул и решил удалиться.
      - И что Гаффер?
      - Он даже бровью не повел, только предупредил, что может выйти, если я все брошу без официального разрешения. Гаффер заявил, что полевого агента из меня не получилось, но на связной работе в Калькутте хоть какой-то прок будет, и я должен оставаться там до получения уведомления об отставке. Затем предложил очистить помещение, словно выгонял мусорщика.
      - Тебе ужасно жаль себя, верно? - съязвил я. - Да меня от тебя тошнит.
      - Это у нас взаимно, ублюдок, - бросил он мне в лицо. - Стоит ли продолжать или бросим эту затею?
      - Стоит, - буркнул я. - Только полегче на поворотах. Мне нужны только факты. Что же случилось потом?
      - Я вернулся в Калькутту довольно поздно, и в квартире меня ожидало письмо от Клер. Ответ на просьбу разрешить мне во время отпуска навестить ферму её отца и съездить в госпиталь. Она писала, что с удовольствием мне все покажет. Ей совершенно неожиданно повезло, и теперь появилось много свободного времени. Последнее время в госпитале был только врач - индус, но недавно появился ещё один. Буквально с неба свалился. Здесь-то ей и пригодилось знание немецкого, поскольку у этого парня нелады с английским и в запасе всего несколько фраз на ломаном урду.
      Врач прибыл в госпиталь вместе с пациентом, который серьезно пострадал во время какого-то инцидента в горах. Клер просила все сохранить в тайне, поскольку подозревала, что эти двое путешествовали без официального разрешения: немец просил её не сообщать о них пограничникам.
      Ей было все равно, чем они занимаются. Самое главное, что теперь в госпитале будет ещё один врач, а дареному коню в зубы не смотрят.
      Можешь себе представить, какое впечатление на меня произвело это письмо. Я ни на миг не усомнился, что этот немец и есть мой старый знакомец из засады, а от предложения Клер провести с ним несколько дней у меня свет померк в глазах. Времени хватило только на то, чтобы успеть на ночной рейс в Дели. На следующий день я уже был в Рамабае и попросил её отца переправить меня сюда, но тот и слушать не хотел об этом. Граница была перекрыта, а ему совсем не хотелось портить отношения с властями. Однако старик умудрился послать ей весточку, и через пару дней появилась Клер.
      Так вот в чем дело! Теперь отрывочные факты стали складываться в картину. Я дал Уэйнрайту немного отдохнуть - такие долгие монологи едва ли были ему по силам, но он не стал злоупотреблять моим терпением и продолжил рассказ.
      - С первой минуты мне стало ясно, что она расстроена, но долго я ничего не мог от неё добиться, да и потом удалось узнать только некоторые детали: по ночам у немца появлялись загадочные посетители, к тому же у него была рация, что, как тебе известно, в этих краях категорически запрещено. Не сообщив о них пограничникам, Клер себя серьезно скомпрометировала. Если власти раскопают эту историю, одного этого достаточно, чтобы закрыть госпиталь.
      Короче говоря, у этого паразита что-то на неё было. Он прямо не говорил, но она реально чувствовала исходящую от него угрозу. По её мнению, в случае неповиновения немец мог шантажировать её отца, а посвящать старика в эти дела совсем не входило в её планы. Я умолял её остаться дома, но Клер категорически отказалась. Да и вообще, какое дело до всего этого могло быть банковскому клерку?
      Уэйнрайт перевел дух, старательно избегая встретиться со мной взглядом.
      - Так что... в конце концов... мне пришлось...
      - Другими словами, ты себя выдал?
      - Да, - согласился он. - Можешь сколько угодно хмуриться, Риз, но помни, что однажды ты сделал то же самое.
      - Не совсем так, - возразил я. - Это сделали за меня. И мне не на что злиться, В этом случае я поступил бы так же.
      - Очень мило с твоей стороны, - пробурчал Уэйнрайт и теперь уже нахмурился сам. - Как бы там ни было, дело обстояло именно так. Поначалу она мне не верила. Ей казалось, что я пытаюсь произвести на неё впечатление. Мы долго препирались, и пару раз всплывало твое имя. Клер тебя не выдала, но я смог легко догадаться о её осведомленности по поводу твоих занятий. Так что мне пришлось упомянуть о нашей совместной работе и высказать свои соображения по поводу личности немца.
      Это её не только не убедило, но и лишило меня всяких шансов на взаимность. Я стал ещё одним рыцарем плаща и кинжала, подрабатывающим на стороне на карманные расходы, короче, неким твоим подобием. Она посоветовала мне держаться подальше и предоставить ей управиться с этим делом самой. Ведь сюда она приехала только затем, чтобы прекратить мои шатания по окрестностям. Клер заявила о своем возвращении в госпиталь, где будет дожидаться выздоровления пациента. Тогда её нежданные гости смогут катиться к чертовой матери и оставят её в покое, а госпиталь снова будет в безопасности.
      Как раз тогда в окрестностях фермы мы неожиданно нарвались на шайку головорезов. У меня было с собой оружие, да и люди её отца вскоре смогли прийти на помощь, так что нам удалось дешево отделаться. Вот только меня ранили в руку. К счастью, старика в тот день не было дома, и Клер меня немного подлатала...
      - Что им было нужно? - полюбопытствовал я.
      - После её рассказа у меня никаких сомнений не осталось. Когда она сообщила немцу, что собирается навестить отца, тот выразил крайнее недовольство таким решением. Ведь если в её отсутствие появится полиция, безопасность его пациента будет поставлена под угрозу. Она притворно согласилась, чтобы не накалять обстановку, а ночью тихо ускользнула. Очевидно, он послал своих головорезов с заданием вернуть её обратно.
      - Ясно... И, все это зная, она все же решила вернуться назад?
      - О, Господи! Мне нужно что-то объяснять? Ты сам её прекрасно знаешь. Проклятый госпиталь для неё - все. Так что вопрос о возвращении просто не обсуждался. Но у неё не было выбора - пришлось тащить с собой меня. Мы добирались окольными путями по ночам. В госпитале мне показываться запретили, и вот я оказался здесь. К тому же моя рана воспалилась, Клер прислала кое-какие лекарства, и только теперь я начал приходить в себя. Вот и все. Что ты теперь собираешься предпринять? - он снова улегся и зло косился в мою сторону.
      - У меня нет готового решения, - сказал я. - Прежде всего нужно прекратить грызню и постараться спокойно оценить ситуацию.
      Уэйнрайт перехватил мой взгляд и горько усмехнулся.
      - Ладно... объявляется временное перемирие.
      - Ты видел немца? - спросил я.
      - Нет.
      - А я видел. Не думаю, что это тот же парень, но это ещё ничего не значит. Ведь, как тебе известно, восточные немцы работают на русских.
      - Да. Но, по моим догадкам, они из одной компании.
      - Если бы удалось убедить Клер сообщить пограничникам, она бы осталась вне подозрений, - задумчиво протянул я.
      - Не выйдет, - решительно возразил Уэйнрайт. - Я предлагал, но она послала меня к черту. Госпиталь для неё святыня, а один из этих бандитов пациент. С таким же успехом можно просить католического пастора настучать в полицию после исповеди.
      - Но если это сделаем мы сами... - начал я, но он не дал закончить мысль.
      - На меня можешь не рассчитывать. У тебя с ней все кончено, а ещё продолжаю надеяться.
      - У тебя нет ни малейшего шанса, - парировал я. - Ты просто ещё один дешевый представитель партии плаща и кинжала, вроде меня. Сам же говорил.
      - Еще я сказал, что выхожу из игры. Что бы меня не ожидало, решение остается в силе. Между нами на сей счет не должно оставаться никаких недомолвок, Риз.
      - Если ты думаешь, что тебе позволят окопаться в этих местах, ты просто дурак. Гафферу стоит только намекнуть индусам с пакистанцами, и ты вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, с запретом проживания на всем субконтиненте.
      Он присел на постели и взглянул мне в лицо.
      - Если ты собираешься настучать в полицию...
      - Остынь. Я просто размышлял вслух. Поход в полицию ни к чему хорошему не приведет. Они передадут тех двоих военным, те их допросят, ничего не добьются и депортируют в страну проживания. Для меня они станут так же бесполезны, как том "Капитала" с автографом автора.
      - Если я правильно понял, это все, что тебя интересует? - холодно подытожил Уэйнрайт. - Ты хочешь только проследить их связи и в результате получить свой чек. Клер для тебя уже ничего не значит?
      - Даю слово, я сделаю все возможное, чтобы уберечь её от любой опасности. Давай больше не будем к этому возвращаться.
      - Хватит говорить только от себя, я же говорил "мы".
      - Ну, ладно, "мы". Но в то же время я в отставку не подавал, и как только Клер будет в безопасности, оставляю за собой право действовать по своему усмотрению. Да, если тебе так больше нравиться, хочу получить свои деньги. Последний раз говорю, давай кончать эту свару.
      - А кто её начал? - буркнул он. - Ты и твой Всемогущий Господь...
      Я встал и направился к двери.
      - Делай что хочешь, Уэйнрайт. У нашего союза нет будущего. Ты уже решил, что и как лучше... Только не лезь ко мне, когда займешься им, а не то пожалеешь.
      - Извини, погорячился, - промямлил он. - Прекрасно знаешь, что сейчас я сам ни на что не способен.
      Я вернулся к своей койке.
      - Ладно, согласен. Не хочу тебя ещё раз тыкать носом, но ты должен понять: или мы кончаем с детскими обидами и будем работать, как взрослые люди, или разбежимся.
      Он недолго колебался и смущенно протянул мне свою руку, а я с не меньшей застенчивостью её пожал.
      - Ладно, - буркнул я и сел на место, - продолжим. Что это за пациент? Были у Клер хоть какие-то предположения на его счет? Что это за птица, и что с ним случилось?
      - У него серьезный перелом ноги и травма головы, а что?
      - Меня только что осенило: а ведь это мог быть Поляновский.
      - Нет. Он типичный англичанин, - покачал головой Уэйнрайт. - Клер говорила, что он бредил, когда его принесли. И можно было догадаться об авиакатастрофе. Немец, видимо, очень хороший хирург. Он сделал рентген, наложил гипс и провел трепанацию черепа. К тому же этот тип взвалил на себя немалую часть работы по госпиталю, и это ещё одна из причин, по которой Клер не хочет связываться с полицией. Сам знаешь - у медиков о человеке судят по квалификации. Они так и ходят друг за другом. У неё только одно желание: пусть они уйдут сами.
      - Жаль, что мы не можем чем-то их пугнуть, - заметил я. - Это могло бы избавить Клер от их присутствия, а мне удалось бы за ними проследить. Насколько я понимаю, ты не будешь возражать против того, что сейчас я говорю в единственном числе? Иначе мы опять рассоримся.
      - Я готов терпеть до самой могилы, - улыбнулся он, но тут же снова стал серьезен. - Ты действительно считаешь, что меня вышвырнут отсюда, если мне захочется осесть в этих краях?
      - Все будет зависеть от обстоятельств твоей отставки, - сознался я. Если она произойдет с согласия и одобрения Гаффера, тебя могут оставить в покое.
      - Хотелось бы верить, - нахмурился Уэйнрайт. - Этот ублюдок наверняка захочет заставить меня ещё раз поработать на него.
      - Это меня не удивит, - недобро усмехнулся я. - Но если Клер узнает, останется только уповать на Божью помощь.
      - Ты хочешь сказать, что выхода нет?
      - Нет, раз уж тебе приходилось на них работать. Могу напомнить ещё кое-что. Ты, вероятно, это знаешь, но боишься признаться самому себе.
      - О чем ты?
      - В действительности никто не может выйти из Дела. Это как наркотик. Его можно ненавидеть, можно преодолеть эту привычку... или думать, что с ней покончено. Приходит день и кто-то просит тебя об одолжении, а ты заявляешь: "Нет, брат, я видел свет, я спасен". Потом ты размышляешь, точнее говоря, оправдываешься перед собой - патриотизм, ненависть к Ним и так далее. И не успеешь оглянуться, а тебя уже нагрузили ушлой работенкой. Ты говорил, что я сделал это ради денег. Ну, в какой-то мере ты прав. Без чека я определенно и пальцем не пошевелю. Это подорвало бы мое профессиональное реноме, а эта штука слишком много значит. Так что чек это ещё не все.
      - Не отталкивай меня, - с чувством продекламировал он, - тогда сможешь совместить патриотизм и деньги одновременно.
      - Хотел бы я знать, так ли это.
      - А я нет. Не люблю гадать.
      - Чушь. С чего ты взял, что Гаффер не даст тебе уйти? Будь ты растяпой, тебя уже давно бы с треском вышибли. С соответствующими мерами против утечки информации, конечно.
      - Хочешь поднять мой моральный дух?
      - Нет, с какой стати? Я тебе ничего не должен. Если говорить начистоту, ты мне тоже не нравишься. Противно видеть, как бесцельно пропадают талант, опыт, годы тренировки! Терпеть не могу, когда этот старый ублюдок Гаффер так издевается над человеком. Вот и все, дошло до тебя? Ты терпеть не можешь эти отчеты. Я от них тоже не в восторге. В нашем Деле нет ни одного человека, который не был бы с этим согласен. Но не надо перегибать палку. Он просто проверяет все и вся - пядь за пядью. Эту технологию он позаимствовал у Военно-воздушных Сил во время Второй Мировой. Мне приходилось сталкиваться с бывшими пилотами-истребителями, которые тоже прошли через это. Руководству требовались реальные цифры вражеских потерь. Недооценка сил противника могла стать роковой. Поэтому если по возвращении с боевого задания парень утверждал, что сбил троих, над ним посмеивались, обзывали, буквально издевались. Если у него были хоть малейшие сомнения в своей правоте, он давал задний ход, а если был абсолютно уверен - твердо стоял на своем. Некоторые пилоты теряли самообладание, доходило даже до мордобоя, но только настоящий параноик после подобной мясорубки мог выдавать желаемое за действительность.
      - Ты действительно предан нашему делу? Раньше и я с издевкой спрашивал об этом, но теперь не до шуток, - медленно выговаривая слова, сказал он.
      Мне стало не по себе, но я ухитрился неуклюже кивнуть и невнятно пробормотать:
      - Ну... гм... возможно и так. Ведь это кое-что для меня значит. Господи, я всегда буду повторять - дело важнее проблем одного человека. Как хочешь, если уж так приперло, уходи... Но я абсолютно уверен, что тебе не удастся полностью вычеркнуть это из своего сознания.
      Я действительно не хотел его отставки. Пока он был в деле, шансов увести мою девушку у него было не больше, чем запихнуть масло раскаленной булавкой в задницу дикой кошки.
      Глава двенадцатая.
      Молодой организм Уэйнрайта быстро восстанавливал силы. Время от времени мне приходилось делать ему перевязки, и я старался пару раз в день его накормить. Поэтому уже к вечеру он значительно воспрянул духом. Пожалуй, даже чересчур, поскольку бездействие стало давить ему на нервы, и он становился все более раздражительным.
      - Что ты собираешься предпринять? - поинтересовался он.
      - Поеду в госпиталь и увижусь с ней.
      - Хорошо. Когда мы отправляемся?
      - Не пори чушь. Ты ещё не в форме.
      Старая шарманка закрутилась по второму кругу, со стороны могло показаться, что наше соглашение вновь оказалось под угрозой.
      - Неужели ты надеешься провернуть это незаметно? - недоумевал он.
      - У меня есть свои способы.
      - Последний раз их почему-то не нашлось, о чем убедительно говорит твоя физиономия, - не унимался Уэйнрайт.
      - Просто от меня отвернулась удача.
      - Возможно, но если она снова тебе изменит, то в ход пойдет оружие.
      - Придется рискнуть. Клер может быть самой самостоятельной женщиной в целой Азии, но сейчас она чувствует свою незащищенность. Хотя ей хотелось бы держать нас подальше от этой заварухи, от одного сознания нашей поддержки Клер будет спокойнее.
      - А ты ещё хотел на этом сделать деньги!
      - Хватит ребячиться.
      - Ладно, но я тебя, ублюдка, насквозь вижу.
      - Ну, ладно. Можешь что-нибудь предложить?
      - Отправимся вместе.
      - Двадцать миль, да ещё в темноте? Ты просто будешь тормозить все дело.
      - Ты же говорил про пони.
      - Они только для меня и Сафараза; ему придется их сторожить, пока я буду в госпитале.
      - Сам же говорил, что возьмешь в деревне ещё одного.
      - Не выйдет. Я говорил со старостой. У них только ослы, которые не смогут поспеть за пони.
      - А ты уже все обдумал, верно? - не сдавался Уэйнрайт. - Ладно, тогда пусть Сафараз останется здесь, я займу его место.
      - А когда мы туда доберемся, снова вспыхнет перепалка, поскольку тебе захочется проникнуть внутрь.
      - Почему бы и нет, черт возьми? - он встал с койки и пару раз присел. - Я в отличной форме.
      - Мне известен план госпиталя, а тебе нет.
      Это могло продолжаться бесконечно, но в конце концов я буквально сразил его обычным вопросом.
      - Хочешь что-нибудь передать? - с невинным видом поинтересовался я, когда на закате мы с Сафаразом стали собираться в дорогу.
      - У меня нет ничего, что можно тебе доверить, - кисло буркнул он. Тем более тебе вряд ли удастся подойти достаточно близко, чтобы передать мои слова.
      - Хочешь пари? - прищурился я. - Мне придется дождаться пока Клер ляжет спать, затем я проберусь в её комнату. Ничего страшного. Я там уже бывал.
      Его полный ненависти взгляд ещё целый час вызывал у меня самодовольную усмешку. Только час, потом у меня хватило других проблем.
      От деревни тропа миль пять шла под уклон, затем спускалась в широкую изолированную долину. Прежде, чем начать снова взбираться к госпиталю, мы увидели внизу огоньки. Четыре светящихся точки разместились по углам воображаемого квадрата, попарно по обе стороны тропы. Поначалу я принял их за костры пастухов, но Сафараз категорически отверг такую версию: в это время года те уже опустились ниже границы снегов и ушли на зимние пастбища.
      - Караван? - мелькнуло у меня.
      - Откуда ему здесь взяться, сахиб? Тропа ведет к деревне и там обрывается.
      - Тогда что же? - раздраженно буркнул я.
      - Солдаты, - подсказал он, и у меня екнуло сердце. Мы находились в шестидесяти милях от позиций, практически в нейтральной зоне, свободной от военных. Небольшие патрули с обеих сторон изредка навещали госпиталь, выполняя неписанное, но скрупулезно соблюдаемое соглашение о временном прекращении огня. Но в данном случае речь явно шла о чем-то более значительном.
      После недолгих размышлений Сафараз определил расстояние между огнями в две сотни ярдов. Если предположить, что они размещены по углам лагеря в четыре сотни квадратных ярдов, этого вполне достаточно для целого батальона со всей техникой. Мы были отрезаны от госпиталя, а крюк по окрестным горам мог отнять несколько дней. К тому же эти ублюдки могли наведаться в деревню за провиантом, а значит поставить госпиталь на грань жизни и смерти. Я сидел, тупо уставившись на огни, и в бессильной ярости изрыгал проклятия.
      - И все же... - неуверенно начал Сафараз.
      - Что? - нетерпеливо перебил я.
      - Послушай, сахиб. Не надо шума. Чистый горный воздух позволяет услышать даже шорох в спящем лагере, даже различить запах вьючных животных. Но пока мы видим только эти четыре огня...
      Конечно, патану нельзя было отказать в правоте. Даже беглый анализ наводил на мысль, что ни один командир, знающий свое дело, не станет ночью отмечать границы своего расположения огнями.
      - Сигнальные огни, - заявил я с решительностью, которую сам же не разделял.
      - Возможно, сахиб - но для кого?
      - Уберем с тропы пони и спустимся на разведку.
      Ответ мы получили ещё на полпути к цели. Сафараз первым услышал далекий рокот вертолета и сжал мою руку.
      - Я был прав, - удовлетворенно заметил он. - Солдаты. Десантники.
      - Все же спустимся вниз, - настоял я. - Хочу увидеть, сколько их здесь и нет ли оборудованной посадочной площадки.
      Сафараз, опасаясь встречи с патрулями, выдвинулся вперед, но до самых огней мы не обнаружили никаких признаков жизни. Вертолет снизился и теперь висел почти у нас над головой, но я его все ещё не видел - его сигнальные огни не горели. В центре площадки кто-то начал подавать сигналы электрическим фонариком. Тогда вертолет включил посадочные огни и в отраженном свете появился мерцающий круг вращающегося винта. Некоторое время вертолет ещё висел в воздухе, потом опустился на землю, мотор заглушили, но лопасти продолжали лениво описывать круги. Огней стало больше, они устремились к машине.
      - Держите этих козлов подальше, пока винт окончательно не остановится! - раздался резкий выкрик на английском, сопровождаемый многоголосыми криками на урду. - Осторожно! Не трясите его, совиное отродье! Аккуратнее, сукины дети! - обычный восточный аккомпанемент для собравшихся выполнить какую-либо работу вместе.
      Затем люди вышли на свет, и вместо солдат я увидел разношерстную компанию кули, с подчеркнутой осторожностью несущих тяжелую ношу. При ближайшем рассмотрении ею оказался человек на носилках.
      Хлопнула дверь кабины, и на землю спрыгнул пилот. Он остановил рукой едва вращающуюся лопасть винта, а я кивнул Сафаразу, и мы подползли поближе.
      Тут я заметил Клер. Она шла рядом с немцем, кутаясь в плед от ночного холода. Пилот направился к ним и поздоровался за руку, но из-за царившей суматохи голос различить было невозможно. Пилот сердито закричал и стал раздавать оплеухи. Клер взяла инициативу в свои руки, раздала пару пачек местных сигарет, и все сразу успокоились. Тогда она оставила только троих, которым наконец удалось погрузить носилки на борт, а остальные сгрудились неподалеку. Теперь мы могли слышать их разговор. После нескольких фраз по-немецки девушка повернулась к пилоту и перешла на английский.
      - Теперь с ним все будет хорошо. Доктор Рейтлинген знает, что следует делать.
      - Рад это слышать, - проворчал пилот. - Было чертовски трудно вас найти.
      - А как насчет обратного пути? - поинтересовалась Клер.
      - Сложно. Нам едва хватит топлива, - он полез в кабину и достал планшет с картой. - Я полагаю, вы мне можете помочь? - при свете электрического фонаря они склонились над картой.
      - Вот эти огни в пяти милях отсюда - ваш госпиталь, правильно?
      - Да, верно, - согласилась Клер.
      - Хорошо. А вот здесь я отметил ещё одну группу огней - у подножия горы без названия. Что это может быть?
      - Да... это, вероятно, Ситло, - сказала Клер после некоторого раздумья. - Большая деревня у входа в долину.
      - Спасибо, - кивнул пилот и отметил что-то на карте. - На этой службе нужно видеть сквозь стены. Мне предстоит перевалить через кряж в начале долины и приземлиться на заброшенном полевом аэродроме, а на эти карты трудно положиться, - он положил на планшет транспортир и провел линию.
      - Так... примерно девяносто миль, курс от вашего госпиталя два-восемь-пять. Выходит так, если можно положиться на этот чертов компас. Большое спасибо, - мужчина пошарил в кармане и достал конверт. - Меня просили передать вам это.
      Мне было видно, как Клер достала пачку денег, тут же сунула их обратно и вернула конверт.
      - Здесь какая-то ошибка... Врач уже расплатился за лечение пациента.
      - Вопрос не по адресу, - отмахнулся пилот. - Меня только просили передать.
      - Я бы хотела, чтобы вы отвезли его назад.
      - Извините, - ответил он уже из кабины. За ним последовал немец, но на мгновение задержался и приложил её руку к губам. Она попыталась всучить ему конверт, но поздно.
      - Отойдите от машины, - прокричал пилот и хлопнул дверью. Клер вышла из освещенного круга, мотор кашлянул, ожил и сразу перешел на оживленный рокот. Свет погас, вертолет поднялся в воздух.
      Мы следили из темноты, как она подошла к кули, что-то им сказала, и те помчались тушить едва тлевшие к тому времени костры.
      У меня появилось искушение подойти к ней, но я передумал. Наша встреча неизбежно закончится стычкой, и будет лучше провести её подальше от посторонних глаз. Мне стало гораздо легче на душе. Эти двое, наконец, покинули госпиталь, и Клер, по крайней мере временно, получила некоторую свободу действий. К тому же у меня появилась туманная догадка о цели их путешествия: около девяноста миль по курсу двести восемьдесят пять градусов через горный кряж от Ситло к заброшенной взлетно-посадочной полосе у подножия гор - наследию Второй мировой войны. Большинство из них отмечены на современных картах, хотя и без названий.
      Мы дали им уйти, вернулись к нашим пони и продолжили свой путь. Что это, черт возьми за люди, хотелось бы мне знать? Была ли здесь какая-то связь с делом Поляновского? Во всяком случае, их связывал немец с одинаковым знанием урду. Это мог быть один и тот же человек, но на этот вопрос мог ответить только Уэйнрайт, если бы его увидел.
      Теперь опасность для Клер миновала, и этот тип снова начнет думать про отставку. И что мне тогда делать? Выполнить приказ Гаффера, вернуть его назад или ликвидировать в случае отказа?
      Последнее ни к черту не годилось. Слава Богу, теперь я знал, что Уэйнрайт не предатель. Нет, в случае отказа я оставлю его здесь. Клер быстро навострит ему лыжи - так мне хотелось надеяться. А уж заберет он свое заявление, или Гаффер выставит его за дверь, меня не касалось. Короче говоря, моя работа была закончена, как с точки зрения Гаффера, так и старика-генерала. Я нашел Уэйнрайта, передал ему приказ возвращаться и убедился, что Клер вне опасности. Можно было возвращаться. Д. П. З.
      Но в глубине души я сознавал, что уезжать ещё не время. Сначала надо побывать в Ситло и посмотреть на этих людей. Чувство долга? Если даже и так, то я не из тех, кто себе в этом признается. Лишний счет, который можно выставить Гафферу? Вовсе нет. За последние две операции мне удалось обеспечить себя на год вперед. Конечно, деньги никогда не лишние, но это ещё не все. Простое любопытство? Не без того. Может, мне не дает покоя мысль, что они все ещё представляют угрозу для Клер? Возможно, но маловероятно. Она, скорее всего, продолжит выполнять свой долг, а они пошли своей дорогой. Хотя и против воли, но она приняла от них деньги, а это главное правило в нашем деле - всегда платить за вынужденные услуги. Это что дает психологическое преимущество, если помощь потребуется снова. Со временем они могут вернуться, но мне уберечь её от этого? Никак, если она сама не доверится мне и не попросит о помощи. Хотя в такой ход событий верилось с трудом.
      Наконец я пришел к выводу, что просто не люблю бросать дело на полпути. Оставалось выяснить, нет ли здесь связи с делом Поляновского, и что это за люди.
      Когда мы прибыли на место, госпиталь почти погрузился во тьму. Только над воротами горел фонарь, да редкие огни мерцали за стеной. Сафаразу снова пришлось остаться с пони, и он кисло заметил, что если через два часа меня не дождется, то снова отправится на выручку. Тон ясно говорил о надеждах именно на такое развитие событий.
      Патан помог мне влезть на стену, и я спрыгнул на землю позади комнат для персонала. Света в них не было, так что я сразу направился к знакомому окну и тихо постучал в стекло. Штора скользнула в сторону, а мне в лицо ударил луч электрического фонаря. Потом свет погас, и окно распахнулось.
      - Что тебе нужно? - холодно спросила Клер.
      - Просто поговорить. Я знаю, эта парочка покинула госпиталь, но мне нужно кое-что рассказать тебе ради твоей же пользы.
      - Ты один?
      - Да, Уэйнрайт остался в деревне.
      Она промолчала, ушла в комнату, и до меня донесся шорох халата.
      - Можешь зайти, но только на минуту, - сказала Клер, вернувшись к окну. - Затем ты уйдешь и, Бога ради, оставишь меня в покое, ладно?
      Я перемахнул через подоконник, Клер аккуратно зашторила окно и включила свет.
      - Господи, ну и вид у тебя!
      Все верно. Лицо до сих пор саднило, а грязные лохмотья особого шарма не добавляли.
      - А ты не изменилась, - сказал я.
      - Я прекрасно знаю, что это не так, - заметила Клер, очень женственно поправляя прическу и косясь в зеркало на туалетном столике.