— Они ушли! — прошептала Катрин. — Беги, сейчас же…
На этот раз он подчинился, подошел к окну, перекинул ногу, но, прежде чем вылезти, повернулся:
— Я вас увижу? Клянетесь?
— Коль будем живы. Беги быстро. Я клянусь.
— И вы меня простите?
— Да, но если ты не исчезнешь через секунду, я тебя никогда не прощу!
Мимолетная улыбка обнажила его зубы, и с кошачьей ловкостью, удивительной для такого крупного человека, он выскользнул наружу. Катрин видела, как он пересек крышу пристройки и спрыгнул на землю. Он исчез из виду, но уже через некоторое время она различила силуэт лошади с наездником, перешедшей в галоп. К счастью, снег глушил быстрое цоканье копыт. Катрин вздохнула и поспешно закрыла окно. Ей было холодно, и она принялась раздувать угли.
Слабость, недавняя усталость улетучились, и если она старалась не смотреть на большое неподвижное тело, лежащее поперек кровати, то, по крайней мере, это соседство больше ее не пугало. Она ощущала ясность в мыслях и не спеша обдумывала, как следует поступить в дальнейшем. Прежде всего надо было вытащить труп. Он не должен оставаться в комнате. С помощью Сары она вытащит его в окно и оставит неподалеку от постоялого двора, например, около реки. Тогда шотландцы его не обнаружат до рассвета, и это даст Готье преимущество в целую ночь. У нее не было никаких иллюзий относительно того, как будут развиваться события: шотландцы отправятся по следам убийцы… удар топора его выдаст. Шотландцам будет нетрудно определить хозяина топора.
Когда Сара вернулась, Катрин, уже одетая, сидела около жаровни. Она подняла голову и спросила:
— Ну, что там?
— Они уверены, что Мак-Ларен обхаживает на скотном дворе девчонку из гостиницы. Сейчас они ужинают. А что мы будем делать?
Катрин объяснила ей свой план. Теперь пришло время удивляться Саре.
— Ты хочешь вытащить этот труп через окно? Но нам это не удастся… мы можем свернуть себе шею.
— Главное — захотеть. Пойди за братом Этьеном. Его надо предупредить. Нам нужна его помощь.
Сара не стала возражать. Она знала, что бесполезно спорить, если Катрин выражала свое желание таким тоном. Она вышла и через несколько минут вернулась вместе с монахом, которому в нескольких словах поведала о случившемся. Брат Этьен много повидал в жизни, чтобы чему-то еще удивляться; он полностью одобрил план Катрин и сразу же принялся за его проведение.
— Сейчас помолюсь, — сказал он, — и я в вашем распоряжении.
Встав на колени, он быстро пробормотал надгробное слово перед безжизненным телом, перекрестил его и засучил рукава.
— Будет лучше, если я вылезу на крышу, — сказал он. — Вы подадите мне труп, а я сам спущу его вниз.
— Но он большой и тяжелый, несмотря на худобу, — заметила Катрин.
— Я сильнее, чем вы предполагаете, дочь моя. Хватит говорить, принимайтесь за дело!
Он помог Катрин и Саре подтащить труп к окну и вылез наружу. Стало еще холоднее, хотя ночь была тихая.
Шотландцы, наевшиеся и пьяные, должно быть, спали в большом зале харчевни, потому что шума не было. Тело несчастного Мак-Ларена задеревенело, что усложняло действия женщин. Катрин и Сара подняли его. Несмотря на холод, они покрылись потом, обе сжимали зубы от страха. Если кто-нибудь застанет их за этим делом, одному Богу известно, что случится! Шотландцы повесили бы их на первом же попавшемся дереве без всякого разбирательства… Но никто не появился, все было спокойно. На крыше пристройки брат Этьен оттащил труп к краю крыши.
— Пусть кто-нибудь из вас вылезет на крышу и подержит его, пока я спущусь, — сказал он тихо.
Не колеблясь, Катрин вылезла на крышу, осторожно спустилась к брату Этьену. Крыша стала скользкой из-за снега, но молодая женщина благополучно добралась до ее края и поддерживала труп, пока брат Этьен с неожиданной ловкостью спрыгнул на землю.
— Я здесь, отпускайте потихонечку… Все, я держу его. Возвращайтесь, я сделаю остальное.
— А как же вы вернетесь?
— Очень просто, через дверь. Моя одежда позволяет мне спокойно входить и выходить без подозрений. Я уже пробовал. Иногда я сам себя спрашиваю, не ради ли этого я пошел в монастырь.
Катрин представила улыбающееся лицо монаха, но ничего ему не ответила. Теперь, когда она больше не видела тела, она почувствовала последствия нервного шока, пережитого ею. В какой-то момент она замерла там, прямо на краю крыши. Закрыв глаза, Катрин боролась с внезапным головокружением, стараясь обрести равновесие. Небо и земля принялись водить вокруг нее свой хоровод.
— Тебе плохо? — обеспокоенно спросила Сара. — Хочешь, я помогу тебе?
— Нет, нет, не надо. И потом, ты не пролезешь в окно! Катрин стала карабкаться к окну, встав на четвереньки. Головокружение исчезло. Сара втащила ее в комнату, где стоял страшный холод. С ее помощью Катрин села на край кровати, провела дрожащей рукой по лбу.
— Я пойду поищу дров и принесу тебе супа. — Говоря это, она зажгла свечу и с отвращением посмотрела на окровавленное одеяло. Катрин не отвечала. Ее мысли были далеко, вместе с Готье, скакавшим в ночи, возвращавшимся к Мишелю в Монсальви, и горькая печаль заполнила ее душу. Оставшись без поддержки, которой он был для нее, она опасалась будущего, представлявшегося еще более трудным. Она осталась уже без двух людей, тех, кто ее любил и был ей предан. Снова вместе со своей Сарой она должна была начинать новую жизнь. И какими бы грустными ни были ее мысли, Катрин решила не распускаться. Все это произошло по ее вине. Если бы она прогнала Мак-Ларена, склонившегося к ней, все было бы в порядке. Молодой шотландец был бы жив, а Готье не отправился бы в опасный путь.
Когда Сара вернулась с тарелкой супа в одной руке и вязанкой поленьев в другой, ее величественное лицо выражало полное удовлетворение.
— Внизу все спят. Шотландцы дрыхнут прямо за столом или на лавках. У Готье ночь в запасе. Все в порядке.
— У тебя все просто получается! Скажи-ка лучше, что все в относительном порядке, как это может быть, когда люди остаются на плаву во время кораблекрушения.
Все произошло так, как предполагали женщины. Утром один из шотландцев наткнулся на труп Мак-Ларена, валявшийся в снегу около скотного двора, и тотчас Катрин, Сара и брат Этьен стали свидетелями настоящего бунта. Самый старый из шотландцев, пятидесятилетний солдат по имени Алан Скотт взял на себя командование и, утихомирив остальных, сообщил путешественникам решение отряда:
— Извините, дамы, — сказал он Катрин, — но за убийство нашего командира мы хотим отомстить.
— Кому, за что? Почему вы так уверены, что убийца…
— …ваш слуга? Это подтверждает удар топора.
— Местные жители тоже пользуются топорами, нервозно возразила Катрин. — Сара вам говорила, что Мак Ларен пошел к скотному двору с местной девушкой.. — Сначала надо найти эту девушку. Нет, мадам Катрин, бесполезно спорить. Мы решили устроить погоню за этим человеком. На снегу остались четкие следы. К тому же, если бы он был невиновен, то остался.
— Вы дадите ему возможность защищаться?
— Конечно, нет! Он знал, что делал, когда решил убежать. Но мы должны его найти. А вы продолжайте свой путь.
— Значит, так вы выполняете приказы капитана Кеннеди, — сказала Катрин.
— Когда он узнает, что произошло, он нас поддержит. И к тому же вы, достойная дама, кажется, приносите несчастья, и мои люди не хотят вам служить.
Катрин возмутилась. Было бесполезно разговаривать с этими мужланами. Но она заранее боялась трудностей дальнейшего пути, который им придется преодолевать без эскорта. Однако она не выдала своего
настроения.
— Хорошо, — твердо сказала Катрин, — уходите и не возвращайтесь, я вас не задерживаю.
— Погодите. Мне нужен ваш священник. Половина моих людей отправляется сейчас, а остальные останутся со мной, чтобы заняться Мак-Лареном. Ему нужна отходная, а здесь нет священников.
То, что он хотел по-христиански похоронить своего командира, было естественным, и Катрин не стала возражать. Могилу выроют быстро, и молитва долго не протянется. Это ее не задержит: совсем недалеко находилась маленькая церквушка, вокруг которой поднимались кресты.
— Ваше желание понятно, — ответила она. — Мы подождем окончания похоронной церемонии.
— Это будет, возможно, немного дольше, чем вы думаете.
На самом деле все было намного дольше, и Катрин пережила самый длинный день в своей жизни. Видя, как Скотт пошел в деревню, она решила, что он ищет столяра, чтобы изготовить гроб. Но он вернулся в сопровождении четырех солдат, тащивших огромный котел, предназначенный для варки сыров. Котел установили на берегу реки, обложили камнями, наполовину заполнили водой. Потом натаскали много хвороста и дров. Несколько запуганных крестьян следили за их приготовлениями.
Стоя под каштаном рядом с Сарой и Этьеном, Катрин тоже наблюдала, напрасно пытаясь что-нибудь понять.
— Что все это значит? — спросила она у монаха. — Не хотят ли они заранее приготовить еду для поминок? Тогда это будет грандиозная трапеза.
Брат Этьен покачал головой. Он-то смотрел на приготовления безо всякого любопытства.
— Это значит, дитя мое, что Скотт не хо4ет оставлять кости Мак-Ларена в земле Оверни.
— Я ничего не понимаю…
— Все очень просто. В этот огромный котел поместят труп лейтенанта и будут варить до тех пор, пока мясо не будет отделяться от костей. Кости заберут с собой и отвезут на родину. Остальное похоронят здесь, совсем по-христиански.
Услышав подобное, Катрин и Сара позеленели. Молодая женщина поднесла дрожащую руку к горлу и с трудом пробормотала:
— Это чудовищно! Неужели у этих людей нет других, менее варварских обычаев? Почему бы не сжечь труп?
— Это почетная церемония, — потихоньку рассказывал брат Этьен. — Ее пользуются, когда невозможно бальзамирование, а тело надо перевозить на дальние расстояния. Должен сказать, что этот обычай принадлежит не только шотландцам. Великий военачальник Дю Геслен подвергся такой же процедуре, когда умер около Шатонеф-де-Рандон. Его бальзамировали, но, когда кортеж прибыл в Пюи, заметили, что забальзамировали плохо, и пришлось его сварить, как сегодня поступят с Мак-Лареном. Это большая честь, которой удостаиваются начальники, но на вашем месте я бы ушел отсюда.
Под котлом пылал костер, а два человека пошли за трупом, который торжественно принесли на носилках, сделанных из ветвей дерева. Испуганная тем, что за этим последует, Катрин схватила за руку Сару, и они побежали к гостинице. Брат Этьен, спрятав руки в рукава, спокойно отправился к котлу. Все время, пока длилась ужасная процедура, он читал молитвы, стоя на коленях на берегу Дордони.
Страшная стряпня длилась весь день, и Катрин провела его, закутавшись в накидку, у камина в большом зале гостиницы, глядя отсутствующим взглядом на огонь, отказавшись от еды. В деревне стояла мертвая тишина. Крестьяне, напуганные происходящим, заперлись в домах и, стуча зубами, просили Небо избавить их от неистовых диких людей. Хозяйка гостиницы тоже не решилась выходить из дома, и Катрин передала ей рассказ брата Этьена. Теперь она знала, что это не какой-то колдовской обычай, но все-таки носа на улицу не показывала. Все, что они слышали, это команды Скотта да удары молотка столяра, который, закрывшись у себя дома, сооружал небольшой ящик для костей.
Сара, испуганная не меньше Катрин, бормотала молитвы, Катрин же не могла молиться. Впечатление кошмара было, как никогда, острым.
Было совсем поздно, когда ритуал закончился. При свете факелов похоронили останки Мак-Ларена рядом с маленькой церковью. Катрин, как и крестьяне, приняла участие в похоронах, наблюдая за ними издалека. В их глазах поселился страх, и это неприятно подействовало на Катрин. Если бы не присутствие монаха, они никогда не позволили бы Скотту и его шотландцам заниматься подобным, и пятеро шотландцев оказались бы лицом к лицу с вилами и топорами.
Когда последняя лопата земли упала на то, чему нет названия ни в одном языке, но что было молодым и горячим мужчиной, шотландцы с каменными лицами, готовые к отмщению, сели на лошадей и, не попрощавшись с Катрин и ее спутниками, снова отправились в горы. К седлу Скотта был приторочен грубо сколоченный деревянный ящик.
Ночь выдалась холодной, и, когда шотландцы исчезли из виду, Катрин, Сара и брат Этьен остались стоять в темноте рядом с церковью. Реку не было видно, но слышался шум ее вод. Освещенные окна гостиницы походили на два желтых глаза, смотрящих в темноту. Брат Этьен помахал факелом, который он взял у одного из шотландцев, и ветер сорвал с него сноп искр.
— Пора возвращаться, — сказал он.
— Я хотела бы уехать немедленно, — взмолилась Катрин. — Это место наводит на меня страх.
— Не сомневаюсь, но нам все же придется дождаться утра. Мы должны вброд перейти реку, а она широкая и быстрая. Пытаться найти брод в темноте — значит подвергать себя смертельной опасности. Я не уверен, что местные жители придут нас спасать.
— Ну что же, подождем утра в зале гостиницы все вместе. Я не могу возвращаться в эту ужасную комнату.
Глава четвертая. ПУТЕШЕСТВЕННИК
В гостинице «Черный сарацин» в Обюсоне знавали и лучшие времена, когда в богатом и процветающем крае еще проводились ярмарки, а англичане не разоряли страну. В это благословенное время путешественники собирались здесь толпами, направляясь в Лимож, славившийся вертевшимися практически без перерыва. Смех и крики выпивох сливались с веселым стуком деревянных сабо красивых служанок, работавших с восхода до заката солнца.
Но когда Катрин, Сара и брат Этьен приехали туда вечером, после утомительного дня, проведенного в пустынных и диких просторах нагорья Мильваш, единственным звуком, услышанным ими, было громыхание некогда ярко раскрашенной вывески, теперь проржавевшей и болтавшейся на столбе. Стражники протрубили сигнал к закрытию ворот и маленький городок, казалось, зябко стиснул свои узкие и темные улочки, словно скряга, прячущий сокровища.
Старый замок виконта с обвалившимися стенами, расположенный на скалистой горе, имел вид большого ленивого кота, свернувшегося в клубок и готового уснуть. На улицах редкие прохожие бросали тревожные взгляды на трех путешественников, но, увидев, что это две женщины и монах, безразлично продолжали свой путь.
Стук копыт привлек внимание человека в белом фартуке на пороге «Черного сарацина», дородное брюхо которого печально контрастировало с желтым цветом лица и худыми ногами. У него были дряблые щеки, как у людей, быстро похудевших, и вздох, сделанный им при виде путников, говорил о состоянии его кладовок для провизии. Тем не менее он снял свой колпак и шагнул к слезавшим с коней людям.
— Почтенные дамы, — вежливо сказал он, — и вы, преподобный отец, чем может быть вам полезен «Черный сарацин»?
— Постелью и едой, сын мой, — ответил брат Этьен жизнерадостно. — Мы проделали большой путь, наши лошади устали, и мы тоже. Не могли бы вы устроить нас на ночлег и покормить? У нас есть чем заплатить.
— Увы! Преподобный отец, вы можете высыпать передо мной все золото мира, но не получите ничего, кроме супа из трав и немного черного хлеба. «Черный сарацин» теперь только тень того, чем он был прежде. Увы!
Печальный вздох подчеркнул скорбный характер данного заявления, но цокот копыт в соседней улочке вызвал у него второй вздох. «Сеньор! — сказал хозяин гостиницы, — Лишь бы только это не был еще один путник!» К несчастью для мэтра Амабля, это был путешественник, что подтверждал его забрызганный грязью большой плащ. Катрин услышала голос прибывшего, просившего о ночлеге для себя и лошади. Этот голос заставил ее обернуться. Она вглядывалась в лицо путешественника, прикрытого тенью от большой серой шляпы, но хозяин сразу же рассеял ее сомнения.
— Увы! Мэтр Кер, вы хорошо знаете, будь мой дом полон или пуст, богат или беден, для вас он всегда открыт. Только бы Небо смилостивилось и пришел бы день, когда «Черный сарацин» мог принять вас достойно, как прежде!
— Аминь, — добродушно сказал Жак Кер. Не успел он спрыгнуть с лошади, как радостная Катрин очутилась в его руках.
— Жак! Жак! Это вы?.. Какое счастье!
— Катрин! Наконец-то… Я хочу сказать, мадам де Монсальви! Что вы здесь делаете?
— Называйте меня Катрин, друг мой! Вы давно получили на это право! Если бы вы знали, как я рада вас видеть. Как поживает Масе и дети?
— Хорошо, но давайте войдем! Внутри нам будет удобнее разговаривать. Если бы ты развел огонь, мэтр, мы могли бы поужинать, и ты вместе с нами. У меня к седлу привязаны два окорока в мешке. Есть еще сало, сыр и орехи.
Пока мэтр Амабль бросился за провизией, благодаря Небо, Жак Кер, взяв под руку Катрин, повел ее в гостиницу, по-дружески поздоровавшись с Сарой. В зале с низким потолком и закопченными колоннами, увешанными редкими связками лука вместо копченостей, они застали брата Этьена, который грелся, сидя спиной к камину и подняв слегка свою сутану. Катрин хотела представить мужчин друг другу, но заметила, что они давно знакомы.
— Я не знал, что вы вернулись с Востока, мэтр Кер, — сказал монах. — Эта весть еще не дошла до моих ушей.
— Это потому, что я, так сказать, вошел на цыпочках. Я возлагал большие надежды на эту поездку, видел прекрасные товары и заинтересованных людей, но потерял все в этом предприятии.
Пока мэтр Амабль и его единственная оставшаяся служанка готовили ужин и расставляли приборы, путешественники уселись на скамейки около очага и грелись. Катрин, довольная встречей со старым преданным другом, не отрывала от него глаз. И частенько их взгляды встречались, тогда карие глаза меховщика из Буржа блестели.
Он рассказал, как, отплыв весной на галеоне «Дева Мария и Святой Павел», принадлежавшем Жану Видалю, вместе с другими торговцами из Нарбона и Монпелье посетил страны восточного Средиземноморья, чтобы заложить основы торговых связей на будущее. Он был в Дамаске, Бейруте, Триполи, на Кипре и других греческих островах, в Александрии и Каире и вернулся с уймой впечатлений, магия которых читалась в его глазах.
— Вам бы жить в Дамаске, — сказал он Катрин. — Город был разграблен и сожжен тридцать лет назад воинами Тамерлана, но вы и не увидите сейчас следов разрушения! Там все создано для расцвета женской красоты. Прекрасные шелка, прозрачная вуаль с золотом и серебром, ни с чем не сравнимые благовония, великолепные драгоценности, а для гурманов — огромный выбор восточных сладостей, из которых наиболее изысканные, несомненно, — черная нуга и нежнейшие засахаренные сливы, называемые мироболан.
— Я полагаю, — прервал брат Этьен, — что вы привезли все это? Король очень любит подобные вещи, уж не говоря о придворных дамах.
Вздох Жака Кера перекликнулся со вздохом мэтра Амабля, слушавшего рассказ торговца о таких деликатесах кулинарии.
— Я ничего не привез, к сожалению. Мой товар из мехов, тканей и марсельских кораллов был выгодно продан, и я мог купить много красивых и дорогих вещей. К несчастью, старый галеон «Дева Мария и Святой Павел» шел в свое последнее плавание. И вот у берегов Корсики мы попали в страшный шторм, выбросивший корабль на скалы, где он разбился о камни. Несмотря на ураган, нам удалось достичь берега… а там — новое несчастье. Полудикие жители Корсики разбойничают на побережье.
Если море не выбрасывает им обломки кораблей, они зажигают огни на побережье, чтобы заманить корабли на подводные скалы. Ясно, что мы не нашли у них взаимопонимания. Эти грабители захватили наши товары и наотрез отказались вернуть их. Настаивать было просто опасно: они бы нас безжалостно убили. Мы перестали пререкаться с ними, после чего они стали любезными и даже гостеприимными. Нас вполне вежливо доставили в порт Аяччо, где мы нашли судно, капитан которого согласился довезти нас до Марселя. Я вернулся в Бурж совершенно разоренным
— Совершенно разоренным? — удивилась Катрин, которая с замиранием в сердце следила за рассказом старого приятеля. — Но вы относитесь к этому спокойно?
— К чему жаловаться и причитать? Я уже однажды разорялся, когда вместе с Роланом Датским ввязался в создание монетного двора для короля. Я все начал снова и готов теперь начинать еще раз. Я приехал из Лиможа, где занимался изделиями из эмали, а здесь надеюсь отыскать один или два из тех ковров, секрет изготовления которых арабы завезли некогда в этот город. Я занял денег у моего тестя, мало, к сожалению, но это все-таки позволит набрать небольшой груз товаров для следующего путешествия.
— Вы уезжаете?
— Конечно. Вы не представляете себе, Катрин, какие возможности предоставляет Восток. Возьмем, например, каирского султана. У него есть золото в огромных количествах, но у него нет или почти нет серебра.
Я знаю старые рудники, когда-то разрабатываемые римлянами и заброшенные теперь. Заброшенные, но не иссякшие. Я мог бы добывать серебро и перевозить его в Каир. Это серебро дало бы мне возможность покупать золото значительно дешевле, чем здесь, в Европе, и получать фантастический доход. Ах! Если бы у меня были сейчас деньги!
Во время рассказа Жака Кера Катрин преследовала одна мысль. Этот человек, обладавший острым умом, смелостью и ловкостью, был способен свернуть горы, чтобы добиться своей цели. Что же до идей, то их у него было великое множество. Она не стала колебаться.
— Мой друг, я могу вам достать эти деньги.
— Вы?
Меховщик был поражен. Еще когда Катрин была в Карлате, она послала письмо его жене Масе, где сообщала о разорении Монсальви. Как и все королевское окружение, Жак знал, что Арно и вся его семья преследуются по королевскому указу. Сопровождение Катрин также не свидетельствовало о ее богатстве.
Молодая женщина любезно улыбнулась, покопалась в своем кошельке.
— Только на этот камень, я думаю, можно снарядить экспедицию, нагрузив целый галеон товарами.
Возгласы удивления огласили зал гостиницы. На ладони У Катрин бриллиант излучал свет, как маленькое черное солнце. От возбуждения мэтр Амабль выпучил глаза и выронил миску из рук, его служанка охала, сложив ладони рук в красноречивом жесте. Прищуренные глаза Жака смотрели то на камень, то на бесстрастное лицо Катрин.
— Вот он, значит, знаменитый бриллиант главного казначея Бургундии! — сказал он медленно, растягивая слова. — Какое волшебство! Никогда не видел ничего подобного.
Он протянул руку и осторожно двумя пальцами взял камень, любуясь его игрой. Сноп света зажегся на кончиках его пальцев. Катрин порозовела.
— Берите его, Жак, продайте и используйте, как вы это умеете.
— А вы не хотите оставить у себя такое чудо? Знаете ли, что в этом камне заключено целое королевское состояние?
— Да, я знаю. Но еще я знаю, что это заклятый камень. Везде, где он появляется, он сеет несчастье, и те, в чьих руках камень находится, не знают покоя. Его надо продать, Жак… возможно, тогда несчастья перестанут преследовать меня, — добавила она глухим голосом.
Нервозность ее голоса не ускользнула от меховщика. Его рука мягко легла на дрожащую руку Катрин.
— В эти сказки я не верю, Катрин. Красота не может быть разрушительной, а этот бриллиант являет собой красоту в чистом виде. Если вы доверите его мне, я использую его для процветания всего королевства. Я пошлю корабли по всем морям, создам конторы, возьму у этой разоренной земли скрытые в ней богатства и верну ей изобилие. Я сделаю вас богатой, не забуду себя и даже короля.
Он опять хотел вернуть его Катрин, но она мягким, но решительным жестом отвела его руку.
— Нет, Жак, оставьте его себе. Он ваш! Надеюсь, что вы лишите его злой силы и заставите служить на общую пользу. Если вам не удастся, и тогда не сожалейте. Я отдаю его вам.
— Я беру его в залог, Катрин, или взаймы, если для вас это предпочтительнее. Я верну стократно его стоимость. Вы восстановите Монсальви, и ваш сын будет среди великих мира сего, среди тех, чьи имена непременно связаны с большим состоянием. Но… Этот хозяин заставляет нас умирать от голода! Эй, мэтр Амабль, где ужин?
Вырванный из состояния созерцания, хозяин поспешил на кухню за овощным супом. Жак Кер встал и предложил руку Катрин.
— Пойдемте ужинать, моя дорогая компаньонка, и будет благословен Всевышний, послав вас мне навстречу. Мы с вами пойдем далеко, не будь я Жак Кер!
Он помог ей устроиться за столом, а потом, убедившись, что мэтр Амабль и его служанка не вернулись, прошептал:
— Вы имели неосторожность открыто демонстрировать камень в этой гостинице, Амабль — добрый человек, но вам неизвестно, что Ла Тремуйль рвется к этому черному бриллианту. Его кузен Жиль де Рэ рассказал об этом камне, и он мечтает завладеть им. Надо быть более осторожной, моя дорогая, когда вы имеете дело с королевским двором.
— Ну что же, прекрасно! Продайте ему этот камень.
Жак Кер рассмеялся.
— Вы все еще такая наивная? Если камергер узнает, что камень у меня, я не дам много за свою шкуру. Зачем он будет платить, если можно взять за так… или в крайнем случае убить меня?
— Так вот почему кастилец Вилла-Андрадо хочет жениться на мне с благословения Ла Тремуйля. Земли Монсальви были бы переданы испанцу, а бриллиант пойдет Ла Тремуйлю как плата за содействие.
— Вы себя недооцениваете, моя дорогая! Кастилец действительно без ума от вас, я думаю. Ему нужны вы, но, конечно, он не откажется и от ваших земель.
— Так или иначе, — вмешался в разговор брат Этьен, — я думаю, что уже завтра бриллиант вместе с вами удалится от мадам Катрин?
— Закончив свои дела здесь, я поеду в Бокер. Там находится сильная и богатая еврейская община. Я знаю раввина Исаака Арабанеля, его брат один из руководителей еврейской колонии в Толедо, и его семья очень богата. От него я получу столько золота, сколько стоит этот бриллиант.
Чтобы предупредить о возвращении хозяина, брат Этьен кашлянул и, сложив руки, склонил голову к своей миске и начал читать молитву, которую все внимательно слушали. Потом принялись за ужин: нужно было восстановить силы, растраченные в дороге.
Катрин почувствовала облегчение, как только бриллиант исчез в кошельке Жака Кера. Она была воодушевлена этой прекрасной сделкой, рассчитанной на будущее. Во всяком случае, Мишель когда-нибудь станет богатым благодаря Жаку Керу, и если даже королевское прощение не будет предоставлено ее семье, он сможет жить свободно и в достатке вне границ Франции. Катрин, однако, хотела большего. Богатство представляло только часть ее плана. Ей нужно было положить конец могуществу королевского камергера и добиться амнистии для себя и Арно. Имя Монсальви должно вернуть себе весь свой блеск, иначе жизнь не имела больше смысла.
За ужином, любезно поданным мэтром Амаблем, Жак Кер рассказывал о своих планах на будущее. Он не расспрашивал Катрин о супруге, целях поездки, принимая ее молчание за сдержанность.
Верная своему решению сохранять в тайне несчастье, случившееся с Арно, Катрин в свое время сообщила Масе о смерти мужа. Ясно, что Жак Кер хотел избежать неловких вопросов, чтобы не бередить рану Катрин. И она была ему признательна за деликатность. Но не раз она встречала взгляд меховщика, в котором читала вопрос, смешанный с замешательством. Он, видимо, искал слова, хотел спросить, что она намеревается делать, как устраивать жизнь, не желая одновременно показаться неделикатным. Потом нашел выход в шутке:
— Катрин, я уже говорил, что вам следует жить на Востоке. Почему бы вам не поехать со мной?
Она улыбнулась, слегка пожала плечами и ответила:
— Потому что такие предприятия не для меня, Жак. Я должна многое сделать в этой несчастной стране. Эту борьбу, которая меня ждет, я бы охотно обменяла на все бури Средиземного моря, если бы не обязанность вести ее до конца, но решительным жестом Жак остановил ее. Она замолчала и посмотрела на меховщика. Острый взгляд Жака Кера был устремлен в темноту соседней комнаты, куда исчез мэтр Амабль, и, когда тот возвратился, он стал разговаривать с Катрин о посторонних вещах, оставив в стороне опасные темы.
Закончив ужин, он встал, протянул Катрин сжатый кулак, на который она положила ладонь, предоставляя ему честь проводить ее до дверей комнаты. Как по мановению волшебной палочки вновь появился мэтр Амабль, неся в поднятой руке свечу, и возглавил шествие на верхний этаж. Сара и брат Этьен замыкали процессию. Цыганка, едва державшаяся на ногах от усталости, с трудом передвигалась. А Катрин еще не хотелось спать. Широко раскрытыми глазами она смотрела на высокие черные тени, отбрасываемые свечой на желтую стену и вызывавшие тревожное чувство. Почему же так быстро исчезло состояние уверенности? Проклятый бриллиант сменил хозяина, ее судьба должна измениться с этого мгновения. Так что же?
Перед комнатой, которую они делили с Сарой, Жак церемонно с ней распрощался. Женщины закрылись у себя, а меховщик и монах поднялись этажом выше.
Тишина воцарилась в «Черном сарацине». Утомленная Сара, не раздеваясь, бросилась на кровать и сразу же заснула. Катрин сняла платье и тоже нырнула в кровать.
Легкий шорох у дверей заставил Катрин проснуться. Кто-то царапал дверь, и она решила вначале, что это мыши. Но нет, за дверью кто-то был. Свеча сгорела до основания, и Катрин на ощупь направилась к дверям, где вновь послышалось царапанье. Человек, царапавший дверь, явно не хотел привлекать к себе внимания. Открыв наконец дверь, Катрин увидела Жака Кера, стоявшего на пороге со свечой в руке. Он был полностью одет: шляпа на голове, плащ в руках. Прижав палец к губам, он просил Катрин молчать и, слегка подталкивая ее, уверенно вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Его лицо выражало серьезную обеспокоенность.
— Простите меня за это вторжение, Катрин, но если вы не хотите уже на заре познакомиться с тюрьмой виконта, советую вам разбудить Сару, одеться и следовать за мной. Брат Этьен уже в конюшне.
— Но… почему так поздно? Сколько времени?
— Сейчас час ночи, и я согласен, что это поздно, но время торопит нас.
— Почему?
— Потому что вид известного вам бриллианта лишил рассудка ранее честного человека. Я хочу сказать, что мэтр Амабль, закрыв гостиницу, побежал к прево, чтобы сообщить о нас как об опасных преступниках, разыскиваемых мессиром Ла Тремуйлем. Экзотический вид Сары и тот факт, что я упомянул еврея Арабанеля, добавили к его сообщению привкус колдовства. Короче, чтобы получить часть стоимости сказочного украшения, мэтр Амабль готов отправить нас в лапы палача.