Катрин (№4) - Пора свиданий

Катрин со вздохом отпустила шаль. К чему ее упреки? Терейна ведь ничего не знает о ее настоящей жизни. Она видит в ней женщину своего племени, беженку, желанную ее брату, и думает, что дала счастье обоим, бросив Катрин в объятия Феро. Она не знала, что любовь и страсть могут быть двумя сестрами-врагами.

Маленькая цыганка взяла руку Катрин и приложилась к ней щекой в знак обожания.

— Я знаю, вы были очень счастливы, — шептала она доверительно. — Всю ночь я слушала. Я радовалась за вас.

Катрин бросило в жар. При воспоминании о том, что происходило в эту дьявольскую ночь, стыд переполнял ее.

Она увидела со стороны Катрин де Монсальви, неистовствующую от поцелуев этого бродяги.

Сейчас она ненавидела себя. Любовное зелье, конечно, сыграло свою роль, возбудив страсть, но Катрин сознавала в себе еще не познанную Двойственность. Не существует ли реально в глубине ее души доступная, беспутная женщина? Это ведь она находила удовольствие в объятиях Филиппа Бургундского и отдала бы себя, не вмешайся Готье, шотландцу Мак-Ларену. Это у нее прикосновения мужчин вызывали волну неясного волнения, это, наконец, она заглушила крик сердца, всецело отданного своему супругу, под нажимом настоятельных любовных притязаний… Грязь, в которую погружались ее ноги, была такой же густой и гнусной, как и та, что формировала несчастную человеческую натуру.

Она нежно положила руку на голову склонившейся Терейны.

— Иди спать, — сказала она, — ты промокла и замерзла…

— Но ты счастлива, правда, Чалан? Ты действительно счастлива?

Понадобилось еще одно усилие, чтобы не разбить сердце этой простодушной девушки.

— Да, — прошептала Катрин, — очень счастлива…

Обливаясь слезами, с тяжелым сердцем Катрин пошла дальше, углубляясь в полосу тумана, словно в нем она могла скрыть свой стыд. Она спустилась к реке, вошла в воду, не обращая внимания на камни, бившие ее по ногам, и остановилась, когда вода поднялась выше щиколоток.

Посеревшая Луара сливалась с небом, но почти невидимые полосы света серебрились на ее поверхности. Вздувшаяся от ночного дождя река бурлила. У Катрин родилось желание погрузиться в нее. Королева-река всегда была ее другом, и в это грустное утро она, как и раньше, пришла сюда успокоить душу.

Катрин машинально сбросила платье и вступила в быструю воду. Сильное течение мешало идти по каменистому дну. Вода была холодная, и, когда дошла до пояса, Катрин задрожала, покрылась гусиной кожей, но все равно шла вперед. Вскоре вода уже дошла до плеч. Катрин закрыла глаза: поток приятно ласкал тело. Теперь только подошвы ног связывали ее с землей. В душе наступило затишье. Не лучше ли остановить все на этом? А не положить ли раз и навсегда конец этой жизни без надежд? До тех пор, пока она могла блюсти себя, победа могла иметь свое очарование.

А как теперь? Она отдала себя незнакомому человеку, как простая девка, и тем самым вырыла между собой и памятью о своем муже глубокую, непреодолимую пропасть. Сможет ли она? Решится ли посмотреть в глаза мужу, если Богу будет угодно вернуть его к жизни? Рыдания перехватили ей горло, слезы катились из-под прикрытых век. «Арно, — шептала она, — мог бы ты простить меня, если бы узнал?» Нет, он не мог бы. В этом она была уверена. Она слишком хорошо знала его непримиримую ревность, мучения, которые вызывало в нем малейшее подозрение. Он позволил подвергнуть себя пыткам, чтобы остаться верным ей. Разве сможет он понять ее, простить?.. Зачем же тогда бороться дальше? Ведь даже ее маленький Мишель не очень-то нуждается в ней. Он любим бабушкой и, став взрослым, сумеет возродить Монсальви. Как было бы хорошо отдаться на волю волн этой величавой реки и раствориться в ней навсегда. Так хорошо… и так просто. Надо только соскользнуть ногами, которые… Ах, да, это было легко… это было…

Ноги Катрин уже подгибались. Течение было готово подхватить ее легкое тело и отнести к загадочному, черному порогу, за которым есть только смерть и забвение. Но с берега уже звал беспокойный голос:

— Катрин? Катрин? Где ты?.. Катрин? Это была Сара, это был ее голос, приглушенный страхом. Он возник в тумане, этот душераздирающий зов жизни, которую Катрин хотела покинуть, перегруженная воспоминаниями. Ее ноги инстинктивно уцепились за дно. В одно мгновение перед ней предстало лицо верной Сары, стоящей на коленях перед ее трупом в саване из мокрого песка… Ей показалось, что она уже слышит причитания, и… инстинкт самосохранения победила Она смогла найти уже, кажется, утраченные силы и бороться с уносящим ее течением. С трудом добралась до берега. Понемногу силуэт Сары, стоявшей у самой воды и зовущей ее, становился все яснее.

Побледневшая от страха, укутанная в свое серое одеяло, цыганка прижимала к себе платье Катрин, слезы катились по ее щекам.. Когда Катрин появилась из тумана, вода ручьями стекала с ее тела. Сара издала хриплый возглас, увидев шатающуюся фигуру, бросилась к ней, чтобы поддержать. Катрин отклонилась, избегая ее рук.

— Не тронь меня, — сказала она устало… — Ты не знаешь, до какой степени я ненавижу себя… Я грязная… Я сама себе противна…

Лицо Сары вызывало сочувствие. Несмотря на усилия Катрин, ее руки обхватили дрожащие плечи. Вытерев мокрое тело женщины своим одеялом, она одела ее и повела в табор.

— Бедняжка, и ты хотела умереть? Только из-за того, что мужчина сегодня ночью завладел твоим телом? Ты сходишь с ума из-за одной ночи, проведенной с Феро. Мне ли надо напоминать тебе, что это только начало… ты разве не знаешь, что тебя ожидает в замке? Наконец, готова ли ты ко всему, чтобы довести до конца задуманное дело?

— Да, но сегодня ночью я была согласна сама… я выпила какое-то проклятое зелье, которое дала мне Терейна, — кричала упрямо Катрин. — Я испытывала удовольствие в объятиях Феро. Ты слышишь? Удовольствие!

— Ну и что дальше? — холодно отрезала Сара. — Это не твоя вина. Ты этого не хотела. То, что случилось с тобой сегодня ночью, так же незначительно, как внезапный каприз или как… простой насморк.

Но Катрин не хотела успокаиваться. Она бросилась на твердую постель, которую они делили с Сарой, и разрыдалась в полном изнеможении. Это облегчило ей душу. Со слезами улетучились последние следы зелья, остававшиеся в ней вместе с мучившим ее стыдом. Уставшая до предела, она крепко заснула и проспала до полудня. Сон принес отдых душе и телу.

Увы, старая Орка преподнесла ей новость: сегодня же вечером состоится свадьба, которая закрепит ее союз с Феро по необычным законам цыган.

К счастью для Катрин, старая Орка ушла сразу же после того, как сообщила «главную новость», от которой молодая женщина пришла в ярость. То, что Феро, не удовлетворившись любовной связью с ней, претендовал на супружество, вызвало у Катрин жестокий протест: она так ругалась, что Сара была вынуждена силой заставить ее замолчать. Эти крики становились опасными, и Сара зажала ей рот рукой.

— Не будь глупой, Катрин. Это не имеет никакого значения для тебя. Если он не свяжет тебя с собой, появятся Другие претенденты, которые будут требовать тебя в жены. если ты отказываешься, то нам надо немедленно бежать. Но куда? И как?

Под сильной рукой Сары, Катрин, однако, успокаиваюсь медленно. Освободившись наконец, она спросила:

— Почему ты говоришь, что это не имеет-для меня никакого значения?

— Потому что речь не идет о настоящем супружестве в том виде, как ты его понимаешь. Кочевники не вмешивают Бога в такие простые вещи, как совместная жизнь двух существ. К тому же Феро берет в жены не даму Катрин де Монсальви, этот призрак, который в один прекрасный день исчезнет, а цыганскую девушку Чалан.

Катрин покачала головой и посмотрела на Сару с беспокойством. То, что Сара осталась бесчувственной и находила ее замужество естественным, казалось ей чудовищным.

У Катрин предстоящая свадьба вызывала ужас.

— Это выше моих сил, — сказала она. — По-моему, я злоупотребила доверием… и теперь снова должна обманывать Арно.

— Ни в коем случае… ты больше не принадлежишь сама себе. С другой стороны, это замужество обеспечит тебе положение в племени, и никто больше не будет относиться к тебе с подозрительностью.

Несмотря на призывы к терпению, Катрин все-таки считала, что совершает кощунство, когда шла к Феро, ожидавшему ее у большого костра, где собралось все племя.

Вчерашняя гроза разогнала тучи, и небо было голубым. Люди вернулись с рыбалки с полными корзинами, и весь табор пропах печеной рыбой. Мужчины играли на флейтах и били в тамбурины. Дети танцевали от радости вокруг костров.

Всем своим существом Катрин отказывалась смириться с этим замужеством, тем более, она опасалась, что это повлечет необходимость совместной жизни и предстоящих ночей на супружеском ложе. Она не видела ничего хорошего для себя в повозке Феро, где станет служанкой, как и все остальные женщины, будет принадлежать ему душой и телом, даже если Бог и не замешан в это дело. У нее появилось огромное желание бежать, как только появится возможность, тем более что она не доверяла Феро. Он знал, кто она такая на самом деле, и она считала его своим союзником. Но теперь он, кажется, злоупотреблял своим положением. Кто мог сказать, пустит ли он ее танцевать в замок?

Но, несмотря на все страхи, Катрин удерживало в таборе чувство ответственности за успех их миссии. Пока она не находилась в смертельной опасности и поэтому должна стараться довести дело до конца. Но это нисколько не мешало ей лихорадочно искать способ избежать нелепого замужества.

Женщины одели Катрин в самые яркие обноски, найденные в таборе. Куском зеленого шелка, довольно поношенного, но с остатками серебряной бахромы, они обернули ее тело несколько раз, сняв с нее грубую рубашку. К ушам прикрепили серебряные кольца. На открытую шею надели серебряные мониста. Подобными ожерельями из нанизанных на нити серебряных монет украсили в виде короны голову. Глаза цыганских женщин говорили ей, насколько она прелестна в свадебном наряде.

Подтверждение своей красоты она прочла и на лице Феро, в его гордом взгляде, когда он вышел ей навстречу и взял за руку, чтобы отвести к «фюри дай». Это была самая старая женщина племени, и, поскольку она была самая мудрая и являлась хранительницей древних традиций, «фюри дай» обладала почти такой же властью, как и вождь.

Никогда Катрин не видела женщины, так похожей на сову. У «фюри дай» глаза были маленькие и зеленые, как весенняя трава. Черная татуировка покрывала ее впавшие щеки и терялась в длинных серых прядях волос, выбивавшихся из-под красной тряпки, обернутой на манер тюрбана.

Катрин смотрела на нее с ужасом, потому что эта женщина олицетворяла собой замужество, к которому ее принуждала судьба.

Старуха стояла в кругу старейшин племени, освещенная пламенем костра, выделявшим ее фигуру. Удары барабанов и визг смычков смешивались с криками женщин и пением мужчин. Стоял оглушающий шум.

Когда Феро и Катрин остановились перед старухой, она протянула из своих лохмотьев хрупкие руки, похожие на птичьи лапки, и схватила кусок черного хлеба, протянутый бородатым цыганом. Неожиданно наступила тишина, и Катрин поняла, что пришло решающее действо. Она сомкнула РОТ, чтобы не кричать и не застонать в панике. Неужели ничто не помешает этому зловещему фарсу?

Пергаментные руки разломили хлеб на две части. Затем старуха взяла немного соли, которую ей протянули в маленьком серебряном бокале, — соль была редким и чрезвычайно ценным продуктом. Она посыпала солью каждую половинку хлеба и протянула одну Феро, другую — Катрин.

— Когда вам надоест этот хлеб и эта соль, — сказала старуха, — вы надоедите друг другу. Теперь обменяйтесь своими кусками.

Пораженная торжественным тоном старухи, Катрин машинально взяла хлеб из рук Феро и отдала свой ему. Оба одновременно откусили от своих ломтей. Феро не сводил глаз с Катрин, а она вынуждена была на минутку закрыть глаза, не выдержав грубой, животной страсти, светившейся в его взгляде.. Скоро она будет принадлежать ему, но на этот раз против воли. Она не хотела близости с ним, все в ней бунтовало при мысли о том, что вскоре должно произойти.

— Теперь дайте кружку, — сказала старуха. Ей передали кружку из глины, и с помощью камня она разбила ее над головами молодых. Кружка разлетелась на несколько осколков. Старуха нагнулась и стала считать их.

— Получилось семь осколков, — сказала она, глядя на Катрин. — На семь лет ты, Чалан, принадлежишь Феро!

С радостью победителя цыганский вождь обхватил Катрин за плечи и притянул к себе для поцелуя. Оглушенная Катрин не сопротивлялась. Соплеменники одобрительно кричали Но губы Феро не дотронулись до Катрин. Из темноты выскользнула девушка с распущенными волосами и грубо вырвала Катрин из рук Феро.

— Остановись, Феро! Я здесь, и ты давал мне клятву, что я буду твоей ромми… твоей единственной женой.

Катрин чуть было не вскрикнула от радости. Ее и Феро разделяли теперь несколько шагов и девушка, на которую она смотрела, как на чудо. У девушки было гордое лицо медного цвета, маленький нос с горбинкой, миндалевидный разрез глаз со слегка приподнятыми уголками, гладкие волосы. На ней было платье из красного шелка, выглядевшее элегантным на фоне цыганских тряпок. На шее блестела золотая цепь. Удивлению Феро не было конца.

— Дюниша! Ты исчезла так давно! Я думал, что тебя нет в живых!

— И тебя это очень огорчило, не так ли? Кто это такая? — Она показала на Катрин жестом, не обещавшим ничего хорошего.

Катрин, довольная этим вторжением, с интересом рассматривала новенькую. Это наверняка была одна из девушек, которых Ла Тремуйль велел привести к себе в замок две недели назад. Цыганка смотрела на Катрин как на врага, а ей захотелось задать девушке кучу вопросов о порядках, царящих в замке.

Пока она так размышляла, ссора между Дюнишей и Феро разгоралась. Цыганский предводитель твердо отстаивал свою верность, говоря, что его будущая супруга должна была сообщить о себе из замка. А теперь он в соответствии с обычаями связан супружескими узами с Чалан и не отступится от закона.

— Скажи лучше, что тебя устраивала моя мнимая смерть, — кричала девушка. — Но ты совершил по отношению ко мне клятвопреступление, и я, Дюниша, не считаю законной твою женитьбу. Ты не имел права так поступать.

— Но я уже это сделал, — рычал вождь, — и ничего нельзя изменить.

— Ты так думаешь?

Раскосые глаза Дюниши смотрели то на. Катрин, то на Феро.

— Я думаю, ты знаешь наши традиции? обратилась она к Катрин. — Когда две женщины оспаривают право на одного мужчину, они оба могут требовать боя до смертельного исхода. Я настаиваю на применении этого права. Завтра на закате солнца мы будем сражаться, ты и я.

Замолчав, она отвернулась, с высоко поднятой головой вошла в толпу цыган и растворилась в темноте, сопровождаемая четырьмя женщинами.

Старая «фюри дай», которая связала брачными узами Феро и Катрин, подошла к молодой женщине и отстранила ее от Феро, державшего жену за руку.

— Вам надо разойтись до боя. Чалан в руках судьбы. По нашим правилам четыре женщины должны охранять тебя, а четыре других — Дюнишу. Вот мое слово.

Наступила мертвая тишина. Словно по волшебству Сара очутилась рядом с Катрин, на которую Феро смотрел совершенно безнадежно. Теперь он не имел права даже разговаривать с ней.

Праздник не состоялся. Смолкли тамбурины, и слышался лишь треск дров под котлами с готовящейся едой. Словно смерть пролетела над табором. Катрин боролась с дрожью. Рука Сары легла на ее голое плечо.

— Чалан — моя племянница, — сказала цыганка спокойным тоном. — Я буду охранять ее вместе с Оркой. Ты можешь назначить еще двух женщин.

— Достаточно одной! — заявила Терейна, подбежав к Катрин. — Если для Черной Сары она племянница, то для меня — сестра. — «Фюри дай» согласилась кивком головы. своим негнущимся пальцем она поманила другую седую женщину, свою сестру. В сопровождении женщин Катрин вернулась в повозку Орки, где вместе со своей охраной осталась ждать часа схватки, никуда не отлучаясь, как пленница.

Облегчение, которое она только что пережила, когда Дюниша вырвала ее из рук Феро, пропало. В тот момент ей угрожала только свадьба, теперь ей грозила смерть. Гнев охватил ее душу. Это уже было слишком! Обычаи этого народа были самыми варварскими, на ее взгляд. Ею распоряжались и не спрашивали ее мнения. Цыгане решили, что она должна выйти замуж за Феро, потом они же решили, что она должна сражаться с этой молодой тигрицей из -

за человека, которого она не любила.

— Я предупреждаю тебя, — шептала она Саре на ухо, — я не буду драться. Я даже не знаю, что это такое. Я никогда в жизни не дралась. И не попытаюсь даже…

Сара схватила ее за руку.

— Молчи, Неба ради!

— Почему я должна молчать? Из-за этих женщин? Нет уж, я им скажу, наоборот, я прокричу им…

— Помолчи! — повторила Сара так строго, что Катрин подчинилась. — Пойми только, ты рискуешь жизнью, если они поймут, что ты отказываешься от сражения.

— А разве завтра я не буду рисковать жизнью! — простонала она. — Ты хорошо знаешь, я не способна делать то, что от меня требуют. Она меня убьет, я в этом уверена.

— Я тоже, но, ради Бога, успокойся! Когда все уснут, я выйду из лагеря и побегу в таверну предупредить Тристана. Он наверняка сумеет вытащить тебя из этой истории. Но я умоляю тебя, не показывай страха. Мои братья не прощают трусости. Тебя изгонят плетьми, и ты будешь обречена на голодную смерть.

Глаза Катрин округлились от ужаса. У нее создалось впечатление, что она оказалась в страшной ловушке и своими силами ей не удастся освободиться. Сара поняла ее состояние и прижала к себе.

— Держись, моя малютка. Мэтр Тристан и я поможем тебе выбраться отсюда.

— Ему бы уже давно пора появиться, — сказала с горечью Катрин, — он ведь должен охранять меня.

— Но он должен вмешаться только в случае опасности,

Вспомни…

Она посмотрела вокруг себя. Обе старухи спали. Только Терейна бодрствовала: накрывшись красным одеялом, она неподвижно сидела у масляного светильника и смотрела на пламя немигающими глазами лунатика.

— Пора, — прошептала Сара, — я иду. Она бесшумно вывалилась наружу, словно уж, а Катрии с тяжелым сердцем, но уверенная в своей старой подруге, вытянулась и попробовала заснуть. Сон не приходил. Она смотрела в грязный потолок повозки и пыталась успокоить беспорядочное биение сердца. Тишина давила на нее, и, не выдержав, она позвала потихоньку:

— Терейка!

Маленькая цыганка медленно повернула голову « прокралась к ней.

— Что хочешь, сестра моя?

— Я хочу знать, умеет ли моя соперница драться. На чем мы будем сражаться?

— На ножах. К несчастью, ей это не впервой. Она дерется, как тигрица. Две женщины, которые нравились Феро, пали под ударом ее ножа.

От этого сообщения холодный пот пробил Катрин. Если Тристан не вмешается, ее просто зарежет эта цыганка, и никто не пошевелит пальцем, чтобы помочь ей. Даже Феро, казавшийся смертельно влюбленным, не сделал ничего, чтобы предотвратить это безумие. Он подчинился обычаям своих соплеменников. «И, конечно, — думала Катрин с возмущением, — в тот же вечер он утешится с победительницей, забыв о смерти несчастной Чалан».

— Все, что я могу сделать для тебя, — продолжала Терейна печально, — это дать напиток, который удесятерит твои силы. А сейчас тебе надо отдыхать.

Катрин скорчила гримасу. Ей была не по вкусу цыганская медицина, и к тому же спать совсем не хотелось. Единственное, чего она хотела, это бежать, бежать быстро, со всех ног от этих кровожадных людей, с которыми она так неосмотрительно связалась. Она по шею влезла в это осиное гнездо и не знала, где выход. Катрин задыхалась в повозке, а ровное похрапывание спящих женщин вызывало у нее желание кричать, кричать что есть сил.

Она подумала, что ее жизнь имеет слишком большую ценность для заговорщиков из Анже, а значит, к для Тристана Эрмита, и он не допустит, чтобы он» так глупо погибла. Но эти ободряющие МЫСАМ не помогали, и ночь прошла без сна.

Она слышала, как часовые сменяют друг друга, до ее слуха доносились выкрики стражников на башнях. В горле было сухо, болела голова и стучало в висках. Хотя она знала, что Сара занимается делом, ее отсутствие было невыносимым. Катрин чувствовала себя ужасно одинокой и никак не могла отделаться от ощущения абсурдности своего положения. Восход, солнца не принес облегчения. Почему же не возвращаете» Сара? Что могло ее задержать так долго у Тристана? Не поймали ли ее, когда она уходила или возвращалась в табор? Где-то пропел петух, и Катрин больше не выдержала. Все вокруг спали, и она стала пробираться к выходу, когда появилась Сара. У Катрин полегчало на душе.

— Наконец-то, — прошептала она. — Я не могла спать, так мне было тревожно.

— А я и не сомневалась, что ты будешь терзаться, поэтому и пришла, но сейчас уйду.

— Почему?

— Потому что Тристан исчез.

Еще один удар для Катрин! На какое-то время у нее перехватило дыхание, пропал голос.

— Исчез? Когда? Как? — прошептала она.

— Два дня назад. Он ушел из таверны и больше не возвращался. Я уже обошла часть города в надежде узнать что-нибудь. Я должна найти его до конца дня.

— А если ты его не найдешь? — спросила Катрин упавшим голосом.

— Я не хочу об этом даже думать. Может быть, придется открыть твое настоящее имя, правда, это значит поставить на карту твою жизнь и жизнь Феро, виноватого в том, что он пустил в табор чужестранку, гаджи.

— Плевать на Феро. Я не хочу умирать ради него. Может быть, просто сказать Дюнише, что у меня нет никакого желания оспаривать ее место и что я добровольно отказываюсь от Феро в ее пользу?

— Ты смертельно оскорбишь вождя. Он не допустит такого унижения. Твоя судьба будет незавидной, и ты долго не проживешь. И потом, остальные этого не поймут. Тебя обвинят в трусости… Высекут плетьми… и так далее.

Катрин едва сдержалась, чтобы не закричать от злости. Куда бы она ни бросалась, перед ней стояла стена. Все гнали ее на смерть, которой она больше не желала. Она уже забыла, что утром ей хотелось умереть. Теперь же очень хотелось жить. Она решила отдать все свои силы, весь жар своей молодости. Жизнь обрела для нее новую ценность, потому что ее хотели убить.

— Отпусти меня, — попросила Сара, — я любой ценой должна найти Тристана. Не беспокойся, я буду здесь, если…

Она не закончила и, погладив Катрин по голове, исчезла в утреннем тумане, оставив молодую женщину наедине с тяжелыми мыслями. Катрин хотела побежать вслед за Сарой, но поборола свое желание и осталась. Если она убежит, то план провалится и нужно будет возвращаться в Анже и признаться, что все пропало, тогда как она была так близка к цели. К тому же, соглашаясь на эту роль, она не могла не знать, что рисковать жизнью придется не раз… Значит, нужно было согласиться на первый риск, его время пришло. Порыв гордости дал Катрин уверенность в своих силах.

Если надо встретить Дюнишу с ножом в руке, она это сделает, несмотря ни на что, даже не имея шансов, ведь она не привыкла отступать. Ей даже стало стыдно за позорный страх, еще минуту назад мучивший ее. Прежде всего надо было отделаться от мысли, что она больше никогда не увидит маленького Мишеля. И она будет думать о своем горячо любимом муже Арно, ради которого необходимо покарать Ла Тремуйля, чтобы хоть немного облегчить душевную муку Арно.

И все же, когда в конце этого длинного дня Катрин увидела, как солнце склонилось к западу, а Сара еще не вернулась, она не смогла противиться охватившей ее панике. Охранявшие ее женщины как-то не удивлялись долгому отсутствию Сары. Терейна выразила их мысль, со слезами пробормотав:

— Плохой знак. Черная Сара не захотела смотреть на смерть своей племянницы.

Раздосадованная Катрин думала, нет ли в этом правды? Теперь, когда пришел решающий час, она стиснет зубы и с гордо поднятой головой пойдет навстречу судьбе. Она могла надеяться только на себя. Странно, но она черпала в этой уверенности какое-то фатальное спокойствие. Она не раз смотрела смерти в глаза, и предстоящее ее больше не страшило.

Уходя из повозки, Терейна протянула ей, как и тогда, флакон, который она без колебаний выпила до дна. При этом Катрин улыбнулась! Если жидкость придаст ей мужества, так же как та, ночная, она будет биться, как львица.

В центре лагеря приготовили площадку, расчистив место, где обычно работали кузнецы. Молчаливая толпа стояла вокруг. В лучах заходящего солнца люди были похожи на бронзовые статуи. Феро и старая «фюри дай» сидели на стволе дерева, покрытого звериными шкурами. Пройдя через людское кольцо, Катрин увидела Дюнишу, приближавшуюся с другой стороны в сопровождении четырех женщин. Старый цыган по имени Якали, который, похоже, был главным советником вождя, находился в самом центре пустой площадки. На нем было одеяние, похожее на плащ

Из множества цветных лоскутов, спускавшийся до пят и придававший ему вид жреца. На голове, словно вырубленной из старого дуба, была надета изъеденная молью меховая шапка с черным пером. В каждой руке он держал по ножу.

Когда обе женщины приблизились, с них сняли лишние тряпки и оставили только рубашки, подвязав на талии поясом из кожи. Потом, не говоря ни слова. Якали протянул каждой по ножу и ушел к зрителям. Катрин осталась наедине со своей соперницей. Она с ужасом смотрела на нож, вложенный в ее руку. Как же им пользоваться? Может быть, лучше сразу дать себя зарезать, нежели всаживать клинок в тело этой девушки? Она бросила взгляд на притихшую толпу, надеясь увидеть Тристана или хотя бы Сару, отсутствие которой никак не могла себе объяснить. Видимо, с ее преданной подругой что-то случилось, что-то серьезное, иначе бы она не осталась одна в этот смертельно опасный момент. Ничто больше не могло помешать началу схватки.

Взглянув на свою противницу, Катрин быстро прочла молитву и с отчаянной смелостью, чуть нагнувшись вперед, ожидала удара. Сидевший на стволе дерева Феро поднял руку, и Дюниша пошла вперед. Медленно, очень медленно, маленькими шагами она двигалась вокруг Катрин с поднятым вверх ножом. Она улыбалась… В какой-то момент Катрин заметила, что ее ноги дрожат, но потом страх уменьшился. Волна тепла пробежала по ее напряженным мускулам, и она поняла, что напиток Терейны уже дает себя знать. Она внимательно наблюдала за каждым движением Дюниши. И вот наступил решающий момент. Расслабив колени, цыганка прыгнула на свою соперницу, выставив вперед лезвие ножа. Катрин, следившая за ней, резко нагнулась, избегая смертельного удара: нож, скользнув, вырвал кусок рубашки. Потеряв равновесие, Дюниша упала вперед, и, не теряя ни секунды, Катрин вскочила на нее, отбросив далеко в сторону свой нож, мешавший ей. В рукопашной схватке два ножа были опаснее, чем один, и она хотела теперь разоружить свою соперницу. Ей повезло, и она схватила Дюнишу за запястье и стала сжимать его изо всех сил. До ее сознания дошел одобрительный гул зрителей.

Но сильную цыганку было трудно побороть. Катрин видела теперь ее смуглое, перекошенное от злости лицо. Она скрипела зубами, ноздри раздувались, как у хищника, почуявшего запах крови. Резким движением она отбросила Катрин, вскрикнувшую от боли: это Дюниша изо всей силы укусила ее за руку, чтобы освободиться от захвата. Теперь цыганка навалилась на нее всей своей тяжестью. Катрин снова захватила руку с ножом, но теперь она хорошо знала, что соперница возьмет верх, что она не продержится долго и через минуту-другую наступит смерть. Она уже видела радость в глазах Дюниши. Медленно, оскалив зубы в улыбке, цыганка высвобождала руку, ухватившись другой за горло, и решала, куда вонзить клинок.

Тревожная мольба заполнила сердце несчастной. Для нее все было кончено. Силы ее иссякли. Она больше не могла выдержать: она знала, что не получит никакой помощи от молчаливой толпы. Ни один голос не прозвучит, чтобы остановить руку Дюниши. Катрин закрыла глаза. «Арно, — шептала она, — любовь моя!» Ее руки уже поддавались, когда в ушах раздался требовательный голос:

— Растащите женщин! Немедленно!

Катрин показалось, что она слышит пасхальные колокола, оповещающие о воскресении. Из ее груди вырвался радостный крик, крик благодарности, эхом отозвавшийся в рычании Дюниши, которую два солдата отрывали от Катрин. Двое других аккуратно поставили на ноги пошатывавшуюся Катрин, еще не верившую в свое счастье. Женщины стояли лицом к лицу, но на этот раз каждую держали за руки по два солдата. Между ними появился высокий мужчина с презрительной улыбкой на лице, разодетый в бархат и парчу. Радость потухла в сердце Катрин, а яркое солнце, как ей показалось, внезапно померкло. Животный страх сковал ее, потому что спасение было хуже только что грозившей смерти: человек, спасший ее, был не кто иной, как Жиль де Рэ.

Перед ее глазами предстали башни Шантосе, ужасы этого проклятого замка, отвратительная охота на человека, жертвой которой стал Готье-дровосек. Именно там Жиль издевался над Сарой. Память вызвала образ старого Жана Де Краона, душераздирающую исповедь его попранной гордости, его униженного достоинства, осознавшего, каким чудовищем оказался его внук…

Катрин подумала, что внешнее преображение сделало ее неузнаваемой, но, когда черные глаза мессира, ироничные и наглые, задержались на ее грязном лице, ей пришлось опустить голову от стыда за свою наготу: грубая рубашка сильно пострадала во время схватки… А Дюниша тем временем рвалась из рук солдат. Раздалась команда Жиля:

— Отпустите эту и гоните ее плетьми в цыганское логово!

— А что делать с другой? — спросил солдат, державший Катрин за руку.

Сердце Катрин замерло, когда она услышала приказ:

— Уведите ее!

Глава четвертая. ВОЛКИ СРЕДИ ВОЛКОВ

Ночь опустилась, как черный занавес, когда Катрин очутилась в комнате главной башни, куда стражники бесцеремонно приволокли ее.

Стоя на центральной площади замка, она почувствовала страх перед этой большой башней, такой высокой, что с ее верхней площадки-короны можно было видеть крыши Тура. Она боялась, что ее бросят в грязные подвалы, как это случилось в Руане. Но нет. Комната, где она находилась, была большой и хорошо обставленной. Ее каменные стены были задрапированы вышитыми коврами и восточными шелками в темно-красных с серебром тонах, повсюду разбросаны подушки голубого, светло-красного и золотого оттенков с изображением геральдики семьи Амбуаз, лишенной с некоторого времени своих земель королевским указом.