– Ах, моя тайна раскрыта! – весело проговорила она, поворачивая зонтик, хотя было ясно, что толку от него под густой тенью деревьев нет никакого.
Начался обычный для них разговор, состоящий из легких подшучиваний. Впрочем, она почти со всеми мужчинами разговаривала в таком тоне. Ничего серьезного. Быть может, она боялась узнать кого-нибудь из них поглубже? Или что кто-то узнает поглубже ее? Она качала головой и улыбалась. Этот день не годится для самоанализа.
– Знаете ли… – начал полковник, и Мэдлин тут же насторожилась. Теперь голос его звучал иначе. – Несмотря на ваш строгий запрет говорить сегодня на определенные темы, должен сказать все же, что мне скорее всего придется уехать из Брюсселя без предупреждения.
– Вы так и сделали сегодня, – улыбнулась она. – Уехали на пикник.
Он улыбнулся ей в ответ, но глаза у него были серьезные.
– Возможно, я не смогу вернуться сразу же, – продолжал он. – Вероятно, вы уже будете в Англии, прежде чем я вернусь.
– Я останусь здесь, – возразила она. – То есть пока Доминик не будет готов к отъезду.
– Если вы вернетесь в Англию… могу ли я найти вас там?
– Ну конечно, – весело ответила она. – Я страшно люблю находить старых друзей, сэр.
– Вы поняли, что я хотел сказать? – спросил он, пытливо заглядывая ей в глаза.
Мэдлин отбросила притворную веселость.
– Да, – сказала она нерешительно, – да, сэр, я поняла. И зря вы это сделали. Давайте не будем портить этот чудный день.
Он грустно улыбнулся.
– Я вас не интересую? – спросил он.
– Ну конечно, интересуете, – поспешно ответила она. – Конечно.
– Но вы боитесь того, что может произойти? Она глубоко втянула воздух.
– Я об этом не думаю, – сказала она. – Дело вовсе не в этом.
– Вот как. Значит, есть кто-то другой?
Она грустно посмотрела ему в глаза.
– Да, – сказала она. – Мне очень жаль.
Он натужно улыбнулся.
– И мне тоже. – Некоторое время они шли молча. – Я очень надеюсь, что вы катите за собой моток бечевки. У вас есть хоть какое-то представление о том, как вернуться назад к экипажам? А вдруг нам придется блуждать здесь до конца наших дней?
– Какая страшная участь! – сказала она. – Но я уверена, что через несколько дней, сэр, когда я уже буду умирать от голода, вы поступите как настоящий джентльмен и залезете на дерево, чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь брюссельских шпилей или каких-то других признаков цивилизации.
Он засмеялся.
Она ответила ему «да», думала Мэдлин. Она ответила: да, есть кто-то другой. Почему она так сказала? Солгала, потому что так легче кончить неудобный разговор? И все же у нее не было чувства, что она солгала.
Но он ей не нравится, и она его не любит. Она не видела его три года и, судя по всему, не увидит больше никогда. Он обосновался в Канаде, где торгует пушниной. Она очень редко вспоминала о нем, разве что когда Александра получала от него письмо. Почему же тогда она призналась, что есть кто-то другой?
Прошло много времени с тех пор, как она любила и ненавидела Джеймса Парнелла. Много времени прошло с той странной ночи в Эмберли, когда он танцевал с ней во французском парке Эдмунда под тихие звуки музыки, доносившиеся из бального зала, когда он поцеловал ее с нежностью, которой она от него не ожидала, и со страстью, которая заставила ее пожелать, чтобы он овладел ею здесь же. Мэдлин вспомнила его ужасные слова: «Я не люблю вас, хотя очень хочу, и вы должны знать это». Тогда она убежала от него, а он прямо с бала отправился на корабль, идущий в Канаду.
Это было очень, очень давно. Как будто в другой жизни. И все же она только что сказала полковнику Хакстэблю, что у нее есть другой. Есть Джеймс – суровый, красивый, с беспокойным завитком темных волос, упрямо падающим ему на лоб.
Да, она любила его. Вопреки рассудку. И давно, очень давно.
Лейтенант Пенворт поклонился Дженнифер:
– Не согласитесь ли пройтись, мисс Симпсон? Может быть, вам хочется немного размяться с дороги?
Черт побери! – подумал лорд Иден. Сейчас он уступит ее алому кавалерийскому мундиру, молодому пылкому мальчишке. Ну что ж, в любом случае молодая девушка не может пойти в лес с кавалером, так что…
– Не пройтись ли и нам с вами, миссис Симпсон? – предложил он. – Признаюсь, мне хотелось бы немного нагулять аппетит перед чаем.
– Благодарю, – отозвалась Эллен и оперлась на его руку. Они шли в молчании, прервать которое оказалось для него нелегко. Странно – раньше он не чувствовал неловкости в ее обществе. Сегодня она даже не взглянула на него в дороге. Неужели это из-за вчерашнего инцидента на балу? Будь проклят этот танцор!
Мысли Идена странным образом крутились вокруг Эллен. Сегодня ночью аромат ее волос не давал ему спать. Эллен Симпсон. Жена его друга. Женщина, в чьем присутствии ему всегда было хорошо и уютно. Что же произошло теперь?
– Вы когда-нибудь скучаете по Англии? – спросил наконец он. – Здешние места очень красивы, но все же мы не дома, верно?
– Дом! – тихо проговорила она. – Дом для меня, милорд, не место. Дом – это мой муж. А у него есть привычка кочевать вместе с войском, – улыбнулась она.
Иден посмотрел на Эллен не без любопытства. Он никогда не спрашивал у нее о ней самой. Честно говоря, он почти ничего о ней не знает.
– Вы жили с детства со своим отцом? – спросил он. – Когда умерла ваша матушка?
– Я приехала с отцом в Испанию, когда мне было пятнадцать лет, и жила с ним до его гибели. А потом вышла за Чарли. С ним живу уже десять лет. Десять лет странствий.
Она не ответила на второй его вопрос. Умерла ли ее мать, когда ей было пятнадцать лет? И разве не было какой-либо другой семьи, где она могла бы жить?
– А где вы жили в Англии?
– В основном в Лондоне. Мой отец… То есть у нас был дом в Лестершире, но мы редко ездили туда. Я выросла в Лондоне.
– Вы мечтаете о возвращении? – спросил Иден. – О том, чтобы наконец обрести свой собственный дом?
– Да, иногда, – ответила Эллен. – Хочется купить домик где-нибудь за городом и жить на одном месте. Кажется, это неосуществимые мечты, но мне очень хочется спокойной, мирной жизни.
– Это время скоро настанет. – Он коснулся руки, которая лежала на его руке, и поспешно отдернул пальцы. Ему не хотелось снова ставить ее в неловкое положение. – Когда с Бонапартом будет покончено, Чарли продаст свой патент.
– Да, – сказала она. – Но за десять лет я научилась не заглядывать слишком далеко вперед и особо не предаваться мечтам. Сегодня мой муж со мной, и этого довольно.
– Чарли – счастливый человек.
Эллен встрепенулась и посмотрела на него.
– О нет, – возразила она. – Это я счастливый человек. Если бы вы только знали! Чарли – самый добрый и самый замечательный человек на свете. Понимаете, он наполнил мою жизнь смыслом. Он для меня – все. Если его не будет, мой мир рухнет.
За последнее время Иден понял, что в Эллен Симпсон есть нечто большее, чем просто сильный характер, жизнерадостность и ум. Он с удивлением отметил, что в ней есть страстность. Он пристально заглянул ей в глаза.
– А знаете, Эллен, если бы не ваш супруг, я, наверное, сбежал бы с поля своего первого сражения. Он сумел придать мне силу духа. Я понимаю вас. Сразу после гибели отца встретить такого утешителя – это большое счастье. Вы очень им увлеклись?
– Чарлз был ко мне необычайно добр, – сказала она. – Я с трудом приспосабливалась к армейской жизни. – Эллен улыбнулась. – Помню, как-то раз расплакалась оттого, что негде было помыть волосы и постирать вещи. Чарли тогда обнял меня за плечи и принялся рассказывать всякие истории – как ребенку. Понимаете, он вел себя совершенно как отец. Мне было пятнадцать, ему – тридцать. И он рассказал мне о своей маленькой дочке, по которой очень тосковал. О Дженнифер. После этого случая он часто наведывался ко мне в палатку, чтобы я не грустила. И всякий раз, побывав в городе, привозил мне подарки. Веер. Мантилью. Гребень.
Трудно было представить себе миссис Симпсон растерянной плачущей девочкой. Он-то знал ее как женщину, способную встретить любые беды со спокойной твердостью.
– Я очень быстро завела подруг среди женщин, – продолжала она. – И привыкла к этой жизни. Но вы представить себе не можете, какими светлыми становились мои дни от одного взгляда на Чарли.
Помолчав, она заговорила вновь:
– Я попросила его жениться на мне. – Эллен вспыхнула, потому что Иден посмотрел на нее с удивлением. – Это неприлично, да? После смерти моего отца Чарли хотел отослать меня к своей сестре в Лондон. Это леди Хэвершем, у которой обычно жила Дженнифер, когда была не в школе. Но я попросила его жениться на мне. Я даже умоляла его. Он говорил, что это невозможно. Что он слишком стар и не подходит мне.
Лорд Иден громко расхохотался.
– Значит, его тащили к алтарю, а он сопротивлялся! Как смешно!
– Ой, – сказала она и тоже рассмеялась, – только прошу вас, не говорите ему ничего. Я была очень эгоистична. Мне даже в голову не пришло, что ему, быть может, вовсе не хочется на мне жениться. Но я так нежно любила его. Мысль о разлуке с ним была невыносима. Жизнь утратила бы всякий смысл. Но пожалуй… Мне кажется, я сумела сделать его счастливым.
– Если бы вы только знали, как Чарли было плохо, как он скучал без вас в этот ваш отъезд…
Она смутилась.
– Прошу прощения. Наверное, я страшно надоела вам.
– Напротив, – возразил он, – все это очень увлекательно.
Иден ничуть не преувеличивал. Он пребывал в полном изумлении. Он всегда полагал, что миссис Симпсон пришлось вступить в брак по расчету после смерти отца, хотя ничуть не сомневался в ее преданности Чарли. С другой стороны, совершенно очевидно, что Чарли не из тех, кто мог использовать несчастье и смятение молодой девушки.
– Кажется, из лейтенанта Пенворта выйдет хороший офицер разведки, – заметил он, переключаясь на другую тему. – Я думал, что заблужусь в этом лесу. Но вы видите? Он провел нас по кругу – и вот наши спутники.
Очевидно, Эллен окончательно выбилась из доверительного тона и вообще из разговора, так что возвращались они назад в молчании, и Иден был этим доволен. Ему удалось сесть рядом с Дженнифер. Девушка излучала молодость и красоту – ей так шло платье из голубого муслина и соломенная шляпка, украшенная голубыми цветами.
Иден вновь, совершенно некстати, вспомнил вчерашний бал. Опять миссис Симпсон, Почему она начала преследовать его в мыслях? Вспомнилось, как она прижалась к нему. Будь Эллен случайной знакомой на балу, он, наверное, уже забыл бы об этом. Ну да, конечно, он не привык думать о ней как о женщине. Она жена Чарли, человека, который ему нравится и которого он очень уважает. Но главное – жена Чарли.
Глупо так смущаться в ее присутствии. Все это ему совсем не по душе. А в особенности настораживало то, что Эллен в его обществе чувствовала теперь неловкость, которой еще недавно не было.
– Вы когда-нибудь видели такой вихрь? – засмеялся капитан Симпсон, указывая на Дженнифер. Эллен тоже рассмеялась ему в ответ.
– Но ей так весело! Как замечательно, что у нее появилось столько друзей и поклонников, Чарли. Вы должны очень гордиться своей дочкой.
– Я и горжусь. – Он отошел от двери, из которой только что выпорхнула его дочь, отправившаяся в театр в обществе четы Слэттери. – Иногда мне даже хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что она моя дочь. А вы, Эллен, можете поверить, что я – отец такого очаровательного существа?
– Могу, – ответила она.
Чарли улыбнулся и сел рядом с ней на диван.
– Значит, говорите, за ней ухаживал на пикнике лейтенант Пенворт? Не могу утверждать, что знаю этого молоко-. coca, разве то, что он гвардеец. Из Девона, как она сказала, с кучей младших братьев и сестер. Любит ездить верхом, ходить под парусом и играть в крикет. Как вам нравится мысль навещать наших внуков в Девоншире, девочка моя?
– Ох, Чарли, – проговорила Эллен сквозь смех, – Дженнифер еще очень далека от окончательного выбора. Она часто поглядывает на лорда Идена, но думаю, стесняется говорить с вами о нем, потому что он ваш друг.
– А я вообще считаю, что ей рановато замуж. Пусть пока развлекается. Ну ладно, довольно об этом. А вы хорошо провели время, девочка моя?
– Да, хорошо. – Она погладила его по редеющим волосам на виске. – Но я бы предпочла побыть с вами дома. Вы скучали без нас?
– Я ходил по лавкам, – ответил Чарлз.
Эллен рассмеялась:
– Вы, Чарли? По лавкам?
– А как иначе я мог бы купить вам подарок? – спросил он, усмехаясь.
– Подарок? Вы купили мне подарок? – Он уже очень давно не делал ей подарков, ни разу после Испании. Он, конечно, дал ей денег, когда она уезжала в Англию, строго наказав потратить их на себя. Но она больше ценила маленькие бессмысленные подарочки. – А где же он?
– У меня в кармане, – ответил Чарли. Она потянулась к его карману, но он закрыл его рукой. – А что я получу сначала?
Она стала на колени на диване и обняла его за шею.
– А что вы хотели бы? – спросила она, чмокая его в щеку.
– Губы, – ответил он. – Не меньше чем губы.
– О-о, стало быть, подарок очень ценный. Ну ладно, губы так губы.
– Может, забудем о подарке? – прошептал Чарлз через некоторое время.
– Ни в коем случае! – И она сунула руку ему в карман. Пальцы ее сжали пакетик, завернутый в мягкую шуршащую бумагу.
– А вдруг вам не понравится? – сказал он, не шевелясь.
– Понравится. – И она вытащила пакетик. – Мне все равно, что это. Ну-ка, поглядим.
– Откройте, девочка моя. – Он рассмеялся. Эллен с восхищением смотрела на серьги, маленькие изящные серьги с изумрудами.
– К вашему новому вечернему платью, – пояснил Чарли. – В котором вы были вчера вечером.
– Ах, Чарли! Какие красивые! И наверное, стоят страшно дорого. Ну зачем это? Не нужно покупать мне дорогих подарков.
– Нет, нужно, – возразил он. – Нужно, милая моя.
Эллен снова обняла его за шею.
– Слезы? – удивленно проговорил он, отодвигая ее от себя. – Что случилось, милая?
Она покачала головой.
– Ничего. Ах, Чарли, ничего не случилось. И все случилось. – Эллен не сумела справиться с собой, и за первой слезинкой последовали еще и еще, а он крепко обнял ее и спрятал ее лицо у себя на плече.
– Что такое, любовь моя? – Он поцеловал жену в висок.
– Я боюсь, Чарли. Наше время уходит, да?
Он обратил ее лицо к себе, вытер слезы своим большим носовым платком.
– Ничего не изменилось, – твердо сказал он. – Мы по-прежнему здесь, вместе, девочка моя, и любим друг друга. Это совсем не похоже на вас… говорить такое. Я всегда возвращался к вам, так ведь?
– Да, – прошептала она.
– Ну так, стало быть, вернусь и на этот раз. И он будет последним. Обещаю. Мы вернемся в Англию и купим наконец-то дом в деревне, и у вас будет свой сад, и собаки, и кошки, и цыплята, и все, что захотите.
– Мне не нужны кошки и собаки, – сказала Эллен. – И дом, и сад. Мне нужны только вы, Чарли. Скажите, что вы вернетесь. Обещайте, что это будет так… Я не стану без вас жить.
– Любовь моя! – В голосе его слышалось удивление; он снова привлек ее к себе. – Любовь моя, откуда такое настроение? Совсем на вас не похоже. Или я вас забросил? В этом дело? Забросил, да? Я такой эгоист. Мне казалось, вы веселитесь с Дженнифер, с леди Мэдлин, Иденом, миссис Бинг, миссис Слэттери и всеми прочими. Простите меня, девочка моя. Я вас забросил. Но я люблю вас, Эллен, вы знаете, что я вас люблю.
Внезапно она отпрянула, выхватила у него носовой платок и вытерла глаза. На ее покрасневшем лице с мокрыми глазами показалась улыбка.
– Как я глупа! – воскликнула она. – Просто гусыня! И все из-за пары сережек! Они для меня ценнее, чем самые дорогие бриллианты, Чарли. Хотите, я их надену? Хотя с этим розовым платьем они покажутся ужасными. Но все равно, вам придется меня поцеловать и сказать, что я очень красивая. И еще я хочу, чтобы вы рассказали мне все свои старые истории о вашем детстве. О рыбалке, о Рождестве. Хорошо?
– Что за глупая девчонка, – отозвался Чарлз, беря ее руку и нежно целуя. – Вы уже сто раз слышали все эти россказни. Ступайте наденьте сережки, милая, и возвращайтесь скорее за поцелуем.
Глава 5
Весь май и начало июня того памятного 1815 года казалось, что оправдаются слова, которые говорили сыновья встревоженным матерями, мужья – женам, братья – сестрам: предсказания о том, что побег Наполеона с острова Эльба и бегство короля Франции в Гент ни к чему опасному не приведут. Европа надеялась, что все кончится миром, что «старина Бони» никогда не сумеет собрать достаточно большую армию, которая представляла бы угрозу армии, которую собирал в Бельгии герцог Веллингтон, и прусской армии маршала Блюхера, двигающейся ему на помощь. Но даже если Наполеону это удалось бы, он еще крепко подумал бы, прежде чем атаковать силы, во главе которых стоят такие опытные полководцы.
И тем не менее ходили слухи, что французская армия под предводительством своего императора в настоящее время стала больше, чем когда-либо, и что она приближается к Бельгии. На Брюссель ее ведет сам Наполеон. Разумеется, слухам никто не верил, а тех, кто верил, высмеивали. И все же – кто знает? А вдруг это корсиканское чудовище поднимет голову? Ведь он сумел бежать с Эльбы – а разве его не охраняли английские солдаты?..
Так что приготовления союзников продолжались. Батальоны и бригады, уже находившиеся в Брюсселе, проводили строевые учения и готовились к битве не на жизнь, а на смерть. Почти каждый день в страну вливались новые батальоны, часть которых была укомплектована новобранцами; они расквартировывались неподалеку от Брюсселя.
Но при этом развлечения продолжались: балы, театры, придворные приемы, пикники утром и при лунном свете, Молодые люди, понимающие, что дни их, возможно, сочтены танцевали и флиртовали с каким-то отчаянным весельем. Молодые дамы, которые не хотели верить, что война приближается, но втайне не верили в свой самообман, предавались удовольствиям, окружая себя толпой поклонников в блестящих мундирах.
Вернувшись однажды вечером с прогулки по парку, граф Эмберли уложил в постель сына, уснувшего у него на плече, хотя малыш отчаянно сопротивлялся, утверждая, что нисколько не устал и спать не хочет. Алекс в это время укачивала дочурку. Граф, взяв жену за руку, вывел ее из детской в гостиную.
– Бедняжка Кристофер, – со смехом сказала молодая женщина, – он страшно рассердится завтра, узнав, что уснул без чая. Малыш набегался по берегу за лебедями, бросая им корм. Он был поистине неутомим. А я устала, Эдмунд. Давайте пить чай здесь, а не в парадной гостиной. Тут так уютно!
– Я хочу поговорить с вами, – сказал лорд Эмберли, дергая за шнурок, чтобы горничная принесла чай.
– Звучит настораживающе, – улыбнулась в ответ жена и потянула его за руку, усаживая рядом на диван.
– Вскоре нам придется возвращаться домой, дорогая, – начал он.
– В Эмберли? – Она побледнела. – Значит, уже скоро?
– Уже близко, – ответил он, пытаясь улыбнуться как можно беззаботнее.
– Но мы не можем оставить здесь Доминика, – возразила она. – Мы ведь приехали ради него, Эдмунд. А как заставить уехать Мэдлин? У нее будет истерика. И потом… ведь здесь мы в полной безопасности, не так ли?
– Я очень верю в герцога, – сказал он. – Но не могу рисковать, Алекс, вручая ему жизнь моей жены и детей. Мы должны уехать. Не сейчас. Но я думаю, скоро. Я хочу, чтобы вы были готовы.
– Нет. – Она покачала головой. – Нет, я не хочу уезжать. Это будет проявлением трусости, Эдмунд. И как можем мы вернуться в Англию, не зная, что происходит здесь? Опять будет как в Испании.
– Я не могу без крайней надобности подвергать вас опасности, Алекс, – возразил он. – Тем более детей. Я прошу прощения, но это не предмет для обсуждения. Я так решил.
– Вы решили? А как же ваше обещание, что я всегда могу спорить с вами, что я никогда не должна чувствовать себя обязанной подчиняться вам только потому, что вы мой муж? Сейчас я хочу спорить.
Горничная и лакей принесли чай с печеньем, и графине пришлось умолкнуть.
Когда они снова остались одни, лорд Эмберли улыбнулся.
– Пожалуйста, спорьте, любовь моя, – сказал он. – Можете даже подраться со мной, если хотите. Но я не дам вам одержать верх. И не говорите, что это несправедливо, Алекс. Иногда чувствуешь себя настолько уверенным в чем-то, что не хочешь менять свое решение. Как было с нашим приездом сюда? Вы очень настаивали на своем, зная, как я тревожусь о Доминике. Помните?
– Терпеть вас не могу, – отозвалась она. Он усмехнулся.
– Давайте лучше переменим тему разговора, раз уж мы договорились до неприятных вещей.
– Нет, – сказала она. – Вы говорили, что я могу спорить и доказывать. Тогда давайте пойдем на компромисс, Эдмунд. Я повезу детей домой. А вы останетесь здесь. Вы нужны Доминику.
– Нет. – Он обхватил ее лицо ладонями. – Мы не нужны здесь Доминику, любовь моя. Он занят службой, будет лучше исполнять свои обязанности, если не будет зависеть от нас, наших чувств к нему. Помните, от его спокойствия и уверенности зависит благополучие и даже жизнь множества людей. Нам же остается только уповать на то, что он уцелеет еще в одном сражении. Оставаясь здесь, мы не сможем сохранить ему жизнь. А мой долг – оберегать вас, Алекс, и детей.
– А когда и как вы сообщите эту новость Мэдлин?
– Очень осторожно, – ответил он с грустной улыбкой. – Я ожидал, что вы будете протестовать более решительно. Но сестра мне еще покажет!
– Это начнется очень скоро? – спросила она. Он покачал головой:
– Невозможно что-либо предсказать точно. Но когда это в конце концов начнется, все бросятся из Брюсселя к портам. Будет паника.
Она кивнула.
– Терпеть не могу, когда вы такой умный и во всем правы, – сказала она. – Чай остынет.
– Рискуя шокировать ваш деликатный слух, любовь моя, я скажу: к черту чай! Поцелуйте меня…
Мэдлин, гуляя в парке с братом, невесткой и их детьми, встретила на его аллеях Эллен и Дженнифер Симпсон.
Мэдлин очень расположилась к этим двум леди. Дженнифер напоминала ей ее самое в таком же возрасте. Казалось, девушка может развлекаться до бесконечности; жизнь била в ней ключом, и мужчины тянулись к ней, как пчелы к яркому цветку.
Эта девушка определенно расположена к Доминику, думала Мэдлин. Она вся вспыхивает, когда видит его, и смотрит на него чуть ли не с обожанием. Но любит ли она его? Или просто видит в нем героя? А сам Доминик? Он ей симпатизирует, танцует с ней на всех балах, сопровождает в театр, водит на прогулки в парк, ездит верхом по аллее Верт за городской стеной, бывает почти каждый день у ее отца. И смотрит на девушку не так, как обычно смотрит на тех, с кем флиртует, – бережно, с нежностью.
Но любовь ли это?.. Ее настораживало то, что он не рассказывал ей о своих чувствах к Дженнифер, как было у них заведено. Мэдлин не знала, как отнесется к тому, что мисс Дженнифер Симпсон станет ее невесткой. Девушка ей нравится… Но почему-то кажется, что она не пара Доминику. Впрочем, подумала Мэдлин, и колени у нее подкосились от этой мысли, может статься, что вскоре этот вопрос окажется совершенно неуместным.
– Вам не кажется, что это просто невероятно: стоят такие чудесные дни? – обратилась она к дамам. – Интересно, в Англии такая же волшебная весна?
– Погода изумительная, – отозвалась Эллен Симпсон. – Вы бы ценили здешний климат еще больше, леди Мэдлин, если бы провели несколько лет в Испании. Там в эту пору стоит палящий зной и очень пыльно, а то вдруг зарядят ливни.
– Доминик писал нам об этом. Это, наверное, ужасно. Я всегда плакала, читая его письма, – отозвалась Мэдлин.
– Но в этом есть и свои положительные стороны, – продолжала Эллен. – Кое-кого жизнь в таких условиях разрушает. Но всех прочих заставляет сплотиться. В Испании люди относились друг к другу по-товарищески. Я видела множество примеров огромной доброты и самоотверженности. Ирония судьбы заключается в том, что солдаты, призванные убивать, зачастую бывают куда добрее и великодушнее прочих людей. Суровая жизнь выковывает в мужчине характер. И это не пустые слова, которые говорит офицер-вербовщик, – с улыбкой добавила она.
«Такая жизнь выковывает характер не только в мужчинах, – подумала Мэдлин. – Испания помогла воспитать характер и Эллен Симпсон».
Леди Лоуренс и Мэйзи Хардкасл сделали все возможное, чтобы вызвать скандал в свете: миссис Симпсон, которую принимали в лучших домах Брюсселя как жену капитана Симпсона, – дочь графини Хэрроуби! Мэдлин вообще не придала значения этому факту; Александра и Эдмунд знали только, что у графини Хэрроуби репутация женщины беспутной, которая живет отдельно от своего мужа-графа.
* * *
Мэдлин не спрашивала у Доминика, что ему известно обо всей этой истории. Домми дружен с капитаном, и она стеснялась задавать ему такие сугубо личные вопросы, что сильно походило бы на сплетни. Хотя Мэдлин поняла: миссис Симпсон – незаконная дочь графини.
Была ли миссис Симпсон осведомлена о разговорах скандального толка вокруг ее имени? Скорее всего – да. Но к ее чести, она держалась как истинная леди: с достоинством и дружелюбием – как и всегда.
– Вон идет папа! – воскликнула Дженнифер, когда они проходили мимо озера. – И лорд Иден.
– Они сегодня рано закончили дела, – заметила Эллен. – И вид у обоих усталый.
Они оба улыбались, и Мэдлин подумала: Домми всегда улыбается, когда он устал.
Капитан подмигнул дочери и поклонился Мэдлин, а потом улыбнулся жене такой улыбкой, которая уже начала вызывать у Мэдлин зависть.
– Чарли, вы устали и хотели бы отдохнуть. – Эллен подошла к мужу.
– Не настолько, чтобы не прогуляться вместе с вами, – ответил он, предлагая ей руку.
Больше Мэдлин ничего не расслышала, потому что ее больше интересовал разговор брата с Дженнифер. Глаза у Доминика заискрились смехом – видимо, он сказал девушке что-то забавное. Мужчины явно бодрились, но миссис Симпсон было не так-то просто провести. Она ласково потребовала, чтобы супруг проводил ее и дочь домой.
Ее примеру последовала и Мэдлин, еще раз подивившись чуткости Эллен Симпсон.
– Да, – проговорила она, попрощавшись с супругами, – миссис Симпсон была права. Вы устали, Домми. У вас, очевидно, был слишком напряженный день.
– Я не привык, чтобы женщины кудахтали надо мной, Мэд, – сказал он, мгновенно посерьезнев. – В прежние времена я непременно отправился бы пить чай к Чарли и надоедал бы ему разговорами, пока мы оба не захотели бы спать. А миссис Симпсон потихоньку унесла бы поднос, чтобы мы во сне не свалили его на пол.
– Бедная леди, – проговорила Мэдлин, смеясь. – Она, наверное, очень терпелива. Я бы растолкала вас и потребовала, чтобы мужчины меня развлекали.
– Вы бы так и сделали, Мэд. Но дело в том, что она его любит. И я бы давно женился, если бы встретил женщину, которая полюбила бы меня так же.
– Домми, все же скажите, что связывает эту пару? – решилась на откровенный вопрос Мэдлин. – Ведь они совершенно не подходят друг другу. Но когда они вместе, то просто сияют от счастья. Такое нужно запретить, верно? Чтобы не вызывать зависть окружающих.
– Конечно, – согласился он. – Должен быть такой закон. Но главное мне еще предстоит сказать: вам, дорогая, придется вернуться домой.
– Вы хотите сказать – в Англию, да? – Она мгновенно напряглась, – Я не поеду.
– Нет, поедете, – проговорил он очень сурово. – Здесь будет очень жарко, Мэд, и я не хочу, чтобы вы застряли в этих местах. Примерно через неделю Эдмунд увозит детей и Александру. Я говорил с ним об этом вчера. И еще я обещал Чарли, что попытаюсь устроить так, чтобы миссис Симпсон с Дженнифер поехали с ними. И вы тоже.
– Я не поеду. – Голос Мэдлин дрожал.
– Я знал, что вы заупрямитесь, – сказал он. – Но вам придется уехать, Мэд. Вы не можете оставаться здесь без Эдмунда. И во всяком случае, это будет нехорошо. Вы знаете, что случается с женщинами, когда город отдают на разграбление?
– Брюссель не отдадут на разграбление, – возразила она. – Если вы не верите в нашу армию, так я в нее верю.
– Разумеется, я в нее верю. Я сам часть этой армии. Но не намерен играть жизнью моей сестры. Или ее честью. Вы уедете, даже если мне придется нести вас на руках до Антверпена, брыкающуюся и вопящую.
– Я тут же вернусь обратно, – сказала она. –И я не упряма и не веду себя как ребенок – ничего подобного, зря вы меня хотите в этом обвинить. Вы – половина моей жизни, Домми, и я вас не оставлю. Не могу. Если вы меня отошлете, это меня убьет. Эдмунд – другое дело. Главное вы, Домми. Здесь останутся многие. И я останусь с кем-то из них. Может быть, с леди Андреа Поттс. Это мой друг, и она останется, потому что ее муж – полковник. Я не поеду, Домми. И не пытайтесь уговорить меня. – Голос ее дрожал, ей никак не удавалось справиться с собой.
– Это же глупо, Мэдлин. Вы никак не можете мне помочь, оставшись здесь. Мне только придется волноваться за вас.
– Стало быть, пришло и ваше время волноваться, – с вызовом сказала она. – Я, Домми, вот уже три года испытываю нечто большее, чем просто волнение.
– Ну и ну, – протянул лорд Иден, – вы, сдается, плачете, Мэд? А ведь нам нужно еще пройти мимо вон тех трех джентльменов, прежде чем мы окажемся у дома Эдмунда. Черт побери, вы ведь никогда не плачете!
– А теперь вот плачу, – сердито проговорила она, всхлипывая и пряча голову за его плечом, чтобы случайные прохожие не увидели ее позора. – Вы не должны отсылать меня, Домми. Я вам еще пригожусь. Вас могут ранить. Вас могут… Ах, Домми, а вдруг я вам понадоблюсь!
– Ну что за глупышка! – воскликнул он. – Увидите, что скажет Эдмунд. Если вы и дальше будете упрямиться, ему это совсем не понравится.
– Эдмунд все поймет! – возразила она. – Эдмунд не ведет себя с женщинами, словно это слабые бессловесные существа, которых надо опекать на каждом шагу. Во всяком случае, это прекратилось, когда он женился на Александре. Он поймет и позволит мне все решить по-своему.
– Глупышка, какая же ты глупышка! – в сердцах проговорил лорд Иден.