Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Семья Рейни (№3) - Сети любви

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Бэлоу Мэри / Сети любви - Чтение (Весь текст)
Автор: Бэлоу Мэри
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Семья Рейни

 

 


Мэри БЭЛОУ

СЕТИ ЛЮБВИ

Глава 1

– Скоро ли мы доберемся до Брюсселя, Эллен? Должна заметить, что Бельгия меня разочаровала. Совсем неинтересная. Может быть, Брюссель окажется более привлекательным? Всю ужасную зиму в школе я так мечтала о нем. Это действительно такое волшебное место, как говорят?

Мисс Дженнифер Симпсон сидела, чуть ли не прижавшись носом к стеклу кареты, в которой ехала со своей мачехой. Судя по всему, девушка и не ждала ответов на свои вопросы, которые задавала непрерывно с тех пор, как они выехали из Антверпена.

– Это вполне обычный город, – ответила Эллен Симпсон. – Необычным его делает только присутствие в нем большого количества союзных войск и огромное разнообразие военных форм. Мы приедем очень скоро. Когда вы встретитесь с вашим батюшкой, вы почувствуете себя лучше. Я знаю, что ему не терпится повидаться с вами.

– Ах, Эллен, – сказала Дженнифер, на минуту отводя взгляд от пейзажа за окном, – я все еще не могу поверить, что уехала из школы навсегда. Мне восемнадцать лет, и на этот раз я останусь с вами и с папой и меня не засунут обратно в школу, едва я войду во вкус развлечений.

Эллен улыбнулась:

– Я знаю, ваш папа очень хотел, чтобы вы приехали сюда, ему хотелось побыть с вами хоть некоторое время. Ведь скоро он опять отправится на фронт. Бонапарту помогли бежать с острова Эльба, и король Франции срочно уехал в Гент. Ситуация хуже некуда. Я надеялась, что война кончилась. Но кажется, нет. В конечном счете может оказаться, что вы недолго здесь пробудете, Дженнифер.

– Ах, но ведь здесь сейчас герцог Веллингтон, так что все должно быть в порядке. А что, в Брюсселе много всяких развлечений? – перескочила на другую тему Дженнифер. – Как хорошо, что вы помогли мне купить такие замечательные платья! А в городе столько офицеров и алых мундиров. Жаль, что у папы мундир зеленый. Он не так импозантно смотрится, как мундир гвардейца, – без умолку тараторила девушка.

– Я совершенно уверена, что вы все же успеете вдоволь повеселиться, прежде чем расстанетесь с отцом, – отозвалась Эллен.

– Папа, наверное, думает, что его убьют, – с горечью заметила девушка. – И зачем предаваться таким мрачным мыслям? Он ведь везучий.

– Да, но война есть война, – спокойно возразила Эллен. – Просто вы многого не знаете, Дженнифер. Папа всегда оберегал вас от любой опасности. Слава Богу, что вы не были в Испании и не видели сражений, а точнее, того, что остается после битвы. – Она содрогнулась. – Удивительно, что кому-то удается выжить. До сих пор вашему папе везло…

– Я забыла, простите. – Дженнифер положила руку на плечо мачехи, ее хорошенькое личико приняло сокрушенное выражение. – В одном из этих сражений был убит ваш отец. И вы были там с ним. Должно быть, это ужасно!

– Да, – Эллен погладила девушку по руке, – ужасно. Благодарение Господу, он умер мгновенно…

Дженнифер сжала руку мачехи.

– А вы с папой поженились, – решила сменить тему она. – Он вас любит, правда? Какое-то время я его ревновала, но когда увидела вас… Эллен, а я найду себе здесь мужа? Как вы думаете, я достаточно хорошенькая?

Эллен улыбнулась, глядя на взволнованное личико, обращенное к ней.

– Вы это и сами знаете, – ответила она. – Но на вашем месте, Дженнифер, я бы не торопилась с выбором. Во всяком случае, в такое смутное время. К чему обрекать себя на страдания?

Они погрузились в молчание, и Дженнифер вновь с интересом и нетерпением принялась смотреть в окно. Девушка на самом деле очень хорошенькая, подумала Эллен. Маленькая, с точеной фигуркой, с горящими темными глазами на нежном розовом личике. Она, конечно же, станет любимицей офицеров, атакующих гостиные и танцевальные залы Брюсселя. И она получит все развлечения и увеселения, о которых мечтает. Еще до того, как Эллен три недели назад выехала в Лондон, светская жизнь в Брюсселе уже кипела с весельем отчаяния. Над людьми нависло ожидание великой битвы. Эллен чувствовала это всеми фибрами своей души.

«Как же хочется домой!» – подумала она.

Конечно, Брюссель – это не дом. Но ведь другого дома нет. Десять лет у нее не было постоянного угла. Дом – это Чарли. А Чарли в Брюсселе. Скоро она его увидит. Три недели разлуки. Целая вечность! Уже пять лет они женаты и еще ни разу не расставались так надолго. Слезы навернулись ей на глаза.

Чарли был старше Эллен на пятнадцать лет. Ему сорок, а ей исполнилось двадцать пять. Да, его трудно назвать идеалом, о котором она мечтала с детства, но все-таки она его полюбила. Полюбила страстно. Внешне он выглядел старше своих лет: лысоват, достаточно тучный. В шестнадцать лет он уже стал солдатом, и походная жизнь, конечно, отразилась на нем.

Они встретились в Испании, куда Эллен приехала со своим отцом. Тогда ей было всего пятнадцать лет. Юной девушке оказаться в полевых условиях нелегко. Все время на колесах, в обозах. Там она познакомилась с Чарли. Вскоре ее постигло страшное горе – убили отца.

Рядом оказался Чарли. Он поддержал ее в трудную минуту. Эллен казалось тогда, что мир рухнул. Ей некуда было идти и не к кому. Чарли – добрый, милый человек – протянул ей руку помощи, и она ее приняла. Кто-то посчитал этот брак союзом не по любви. Но расчет со стороны Эллен был только один: Чарли Симпсон стал ее защитой. Вначале, может быть, это была любовь-благодарность, но со временем чувство дружбы и благодарности уступило место огромной любви. Для нее теперь лучше мужа не было никого в целом мире. А он с ней всегда обращался так, будто она – драгоценное сокровище.

Когда Наполеон был наконец разбит и сослан на остров Эльба, они с мужем мечтали о покупке дома в Англии, где-нибудь в тихом месте. Но их надеждам не суждено было осуществиться. Вновь походная жизнь, ожидание боев…

Чарли жалел ее, не хотел, чтобы она разделила его участь, но Эллен даже мысли не допускала о разлуке. Ей нравилось создавать уют в их временных жилищах, нравился круг друзей мужа.

Вот хотя бы взять лейтенанта лорда Идена, самого близкого друга ее мужа. Этот молодой джентльмен, столь непохожий на ее Чарли, был младшим братом графа Эмберли. Светловолосый, зеленоглазый, высокий, широкоплечий, он был очень хорош собой. Да, богатый, образованный, с хорошими манерами, он был как бы противоположностью Чарли. Отец ее мужа, правда, тоже имел титул и звался сэром Джаспером Симпсоном, но Чарли уже девятнадцать лет был оторван от своего семейства и от жизни светского человека.

Лорд Иден проводил большую часть времени с ними, с тех пор как приехал в Испанию. Вечерний чай стал их общей традицией. Он приходил к ним, чему и Чарли, и она были рады – с друзьями легче коротать время.

Эллен вздохнула. Лорд Иден, как всегда, придет к ним на чай, и кто знает… вполне возможно, что увлечется ее падчерицей.

Как ей не терпится попасть домой!

– Когда же мы приедем? – спросила Дженнифер, отворачиваясь от окна.

– Теперь уже скоро, – улыбнулась Эллен. – Ах, Дженнифер, мне просто на месте не сидится. Как же хочется увидеться с вашим папенькой!

* * *

А в Брюсселе после утомительного дня капитан Чарлз Симпсон шел через парк в обществе своего друга лейтенанта лорда Идена.

– У них и впрямь есть значительное преимущество перед нами, бедными стрелками, верно? – сказал капитан Симпсон, кивая головой в сторону офицеров в алых мундирах, которые явно обхаживали двух молодых леди. – Почему вы выбрали зеленый мундир, Иден? С вашим званием и состоянием нужно было идти в кавалерию. Кавалерийская форма намного привлекательнее любой другой.

Лорд Иден улыбнулся.

– Я вступил в армию не с целью красоваться, – ответил он. – Я хочу сражаться там, где горячо. А это, конечно, пехота.

– Ну, – проговорил капитан, добродушно рассмеявшись, потому что одна из молодых дам, заметив лорда Идена, вспыхнула и смущенно отвела глаза, – вне всякого сомнения, в любом мундире, мальчик мой, вы будете так заняты дуэлями с соперниками, что для старины Бони у вас просто не хватит времени. Вы чертовски хороши собой, и нет смысла это отрицать. Зайдете выпить чаю?

– Нет, благодарю, – отозвался молодой человек. – Ваши дамы скорее всего уже приехали, и вряд ли с дороги им захочется общества постороннего. Как-нибудь в другой раз, Чарли.

– Постороннего! – На лице у капитана Симпсона отразилась обида. – Это вы-то посторонний? Эллен будет весь вечер бранить меня, если я вас не приведу с собой. Кроме того, мне хочется показать вам мою Дженнифер. Хорошенькая проказница, Иден, хотя отцу и не стоило бы так говорить. Глядя на меня, не подумаешь, что у меня может быть красавица дочка, не так ли? – И он разразился хохотом.

– Тогда я загляну на минутку, – согласился Друг. – Но только на минутку, имейте в виду.

– В одном я уверен, – сказал капитан, – больше я не позволю Эллен уезжать от меня. Видите ли, это была наша первая разлука. Привыкаешь, что рядом с тобой есть женщина. Когда-нибудь вы это узнаете, Иден.

Его друг усмехнулся:

– Вам повезло с миссис Симпсон, Чарли. Милая, спокойная, верная жена.

Капитан снова рассмеялся.

– По вашему тону ясно, что такая жена надоела бы вам через полмесяца, Иден, – сказал он. – Подождите, мой мальчик. Очень скоро вы влюбитесь. И дай Бог, чтобы она была похожа на Эллен. Моя жена истинное сокровище. Вот мы и пришли.

Он остановился перед строением по улице Монтень, где квартировал, и его довольное лицо просияло еще больше, когда, поднявшись по лестнице, он обнаружил, что жена и дочь уже дома.

– Папа! – воскликнула Дженнифер. – Ах, папа! Я думала, наше путешествие будет продолжаться вечно. На корабле мне было ужасно плохо. А Эллен говорит, что скоро будет большое сражение, но это не так, правда? Ведь герцог уже здесь. Ах, папа, я так рада, что наконец свободна от школы! Вы представить себе не можете!

Отец отстранил ее от себя и усмехнулся.

– Здравствуй, киска, – сказал он. – Ты выглядишь прекрасно, точно новенький пятипенсовик. Неужели моя малышка на самом деле так выросла? Добро пожаловать домой, милая.

Эллен с улыбкой церемонно присела перед лордом Иденом и протянула ему руку. Он взял ее в свои и поднес к губам.

– Рад, что вы благополучно вернулись домой, сударыня, – сказал он, дружески ей улыбаясь. – Чарли был точно рыба, выброшенная на берег, и в доме без вас все выглядело не так. Путешествие было утомительным? У вас усталый вид.

– Да, я немного устала, – ответила она. – Но только потому, что мне не терпелось вернуться домой.

Он сжал ее руку, и Эллен, высвободившись, отвернулась от него. А лорд Иден почувствовал то, что частенько чувствовал в присутствии своих друзей, – какую-то приятную грусть оттого, что, провались он сейчас на их глазах сквозь землю, влюбленные и не заметят этого. Суждено ли ему когда-нибудь испытать такое чувство?..

– Эллен, – сказал Чарли, раскрывая объятия жене, – вы снова дома.

– Да, Чарли, – отозвалась она, – наконец-то!

И несмотря на присутствие посторонних, она спрятала лицо на плече у мужа, а он крепко обнял ее, словно убаюкивая.

Лорд Иден, как это уже было с ним сотни раз, удивился, как эта очень привлекательная женщина – стройная, изящная, с отливающими золотом светлыми волосами, большими выразительными глазами и красиво очерченными губами – могла полюбить Чарли. Ведь он не молод, не красив и не обучен светским любезностям. И это правда, что дом его друга без миссис Симпсон не казался таким уютным и привлекательным, хотя к Чарли он чувствовал искреннюю привязанность.

Лорд Иден ждал, чтобы его представили маленькой красавице, смотревшей на него в некотором смущении. Действительно, она была совершенно обворожительна и принадлежала именно к тому типу женщин, которые всегда привлекали его, – миниатюрная, изящная, с очаровательным живым личиком и робким взглядом, взывающим к мужскому покровительству.

Не суждено ли ему снова влюбиться, думал он, когда Чарли, обняв девушку за талию, представил ее своему другу; его так и распирала отцовская гордость. Девушка вспыхнула и присела в низком реверансе. На пылающие щеки опустились темные ресницы.

Давно он уже не влюблялся. Честно говоря, три года – после Сьюзен. С тех пор он флиртовал чуть ли не с каждой знакомой незанятой дамой и покорил такое количество женских сердец из самых разных общественных слоев, что и не помнил толком всех имен. Но с этой девушкой нельзя флиртовать. И не только потому, что она дочь Чарли. Просто она не такая, как все. И это ясно читалось на ее чистом, открытом личике.

Иден улыбнулся девушке и перевел взгляд на миссис Симпсон.

– Вот, зашел составить компанию Чарли на тот случай, если вы еще не приехали, сударыня, – сказал он, – и поздороваться с вами, если вы уже дома. Я сейчас покину вас, вы ведь устали с дороги.

– А разве вы не выпьете с нами чаю, милорд? – улыбнулась Эллен. – Не волнуйтесь, вы нисколько не обремените нас своим присутствием. Напротив…

– Вот видите? – заметил капитан. – Я говорил вам, что она обидится.

Лорд Иден заглянул в усталые глаза жены друга:

– Сударыня, ко мне приехали погостить Эмберли, брат с женой и детьми, и моя сестра-двойняшка. Они ждут меня.

– Ах, конечно-конечно. Это весьма уважительная причина, – сказала Эллен. – Надеемся скоро вас увидеть, милорд. Может быть, завтра?

– Хорошо, – согласился лорд Иден. – Мне бы хотелось познакомить вас с моей сестрой и невесткой, сударыня. Они много слышали о добрейшей миссис Симпсон, которая балует меня чаем и не возражает против моих бесконечных визитов. – И, усмехнувшись, он снова взял Эллен за руку.

– С нетерпением буду ждать знакомства, – ответила она и посмотрела на мужа, тепло улыбаясь, что всегда вызывало у лорда Идена легкую зависть.

– У леди Мэдлин Рейни такие же зеленые глаза, как у Идена, – сказал капитан. – Но она куда красивее.

И оба рассмеялись. Лорд Иден бросил на мисс Симпсон короткий взгляд, поклонился и ушел. Да, она и в самом деле очень хороша. Девушка в его вкусе.

Эллен опустилась на диван рядом с мужем и прислонилась головой к его плечу. Она только что отвела Дженнифер в отведенную ей комнату.

– Она очень устала, – сказала молодая женщина. – Путешествие совершенно вымотало ее, а на корабле девочка ужасно страдала от морской болезни.

– Мне все еще с трудом верится, что такое хорошенькое создание – моя родная дочь, – сказал он. – Подумать только, Эллен!

– Я рада за вас, – сказала она. – Девушка действительно восхитительная.

Он посмотрел на нее и поцеловал в лоб.

– Простите меня, девочка моя. Расхвастался своей дочкой и все такое. Я задел вас за живое?

– Нет, – поспешно ответила она. – Никогда не думайте об этом, Чарли. У меня есть вы, и это главное, а теперь у меня еще появилась Дженнифер. Кажется, я ей понравилась.

– Наверное, дело в ране, которую я получил за год до нашей свадьбы, – сказал он. – По крайней мере так мне сказали костоправы. Элен, мне очень жаль. Мне бы хотелось…

Она подняла голову и поцеловала его в щеку.

– Чарли, представьте только: если бы у меня был ребенок, как бы я смогла кочевать с вами? А жить в разлуке я бы не сумела. И вы это знаете. Я не несчастна. Нет. И вообще, мы не можем знать, из-за чего у нас нет детей. А вдруг дело во мне?

– Я соскучился по вас, – перебил он ее.

– И я, – отозвалась Эллен. – И наших друзей повидаю с удовольствием. Что миссис Бинг, ей лучше? Хочу зайти к ней завтра. Рада была увидеть лорда Идена. Он словно член нашей семьи, правда?

– А как вы думаете, понравилась ли ему Дженнифер? Сдается мне, что ей он понравился.

– Это неудивительно, – ответила она. – И я думаю, что скорее всего лорд ею тоже увлечется. Он придет завтра к чаю?

– Вероятно, – ответил Чарлз. Эллен обняла его.

– Ни за что больше не уеду от вас, Чарли.

– Конечно, девочка моя, – отозвался он. – Больше мы не расстанемся.

– Скоро будет сражение, правда? – спросила вдруг Эллен.

– Не знаю. Поживем – увидим.

– Это означает, что сражение будет, – сказала она. – А я-то так надеялась, что все кончилось.

– Почти кончилось. Еще одно поражение – и больше никто не услышит о старине Бни.

– Еще одно, – вздохнула она. – Но и этого вполне достаточно.

– Только одно, – сказал он, беря ее за подбородок и поворачивая к себе. – И не завтра, так что у нас есть время. Давайте-ка мы ляжем пораньше, а?

Она улыбнулась в ответ:

– Давайте. Я устала. И первый раз за три недели смогу выспаться. Без вас постель казалась мне такой пустой.

– Мне тоже, – сказал он. – Пойдем, девочка моя, поможем друг другу уснуть, хорошо?

– Да, – ответила она. – Чарли, я так люблю вас.

– А я в два раза больше, сокровище мое. – И он поцеловал ее в губы.

Глава 2

Капитан и миссис Симпсон получили приглашение на концерт, бал и ужин, которые давал герцог Веллингтон на следующей неделе в Большом концертном зале. Дженнифер тоже была приглашена. Капитан обычно старался избегать официальных светских приемов. Но в этот раз он решил пожертвовать собой ради дочери.

Всю неделю перед балом Дженнифер и Эллен наносили визиты, Элен познакомила падчерицу с миссис Бинг, миссис Клири, женой молодого младшего лейтенанта, недавно приехавшей из Англии, и с двумя юными дочерьми миссис Слэттери.

Как-то лорд Иден зашел к ним на чай и пригласил дам на вечер к себе домой. Поводом он назвал знакомство леди Мэдлин Рейни и Дженнифер.

– Я освобождаюсь от дежурства завтра рано утром, – сказал лорд Иден, – и сам провожу вас и мисс Симпсон, если позволите, сударыня. Думаю, Чарли, что вы не примете приглашение? – Глаза его смеялись, когда он задавал этот вопрос. Он знал своего друга достаточно хорошо.

– Конечно, вам можно доверить моих дам, Иден, – проговорил капитан Симпсон, бросая на них взгляд утопающего, отчего и его жена, и друг рассмеялись.

– Вы ведь ничего не имеете против, девочка моя? – спросил он у Эллен, когда они остались одни.

– Не имею, Чарли, – ответила она, смеясь и обхватив руками его шею. – Честно говоря, мне даже как-то на душе теплее становится от сознания, что вы доверяете мне вывозить вашу дочь в общество. Словно я действительно ее мать.

Эллен заметила, что в обществе лорда Идена Дженнифер, которую вряд ли можно было назвать робкой, охватывал приступ застенчивости. Она краснела и очень мало говорила. Без сомнения, причина заключалась в том, что он был красив и самоуверен. Девушка же действительно ему нравилась. Он смотрел на нее с нескрываемым восхищением и всячески пытался вовлечь в разговор, чтобы она чувствовала себя свободней.

Тем не менее по дороге к дому графа Эмберли лорд Иден разговаривал преимущественно с Эллен. Они говорили об Испании и рассказали Дженнифер нескольких смешных случаев, о которых помнили.

Эллен никогда раньше подолгу не разговаривала с лордом Иденом. Почти всегда она лишь слушала их разговоры с Чарли. Оказалось, что он приятный и очаровательный собеседник. Только бедняжка Дженнифер краснела и двух слов не могла связать в его присутствии. Эллен невольно усмехалась, замечая, как женщины оборачиваются им вслед.

* * *

Войдя в гостиную, Эллен с удивлением обнаружила, что принимают их не только леди Эмберли и леди Мэдлин Рейни. Среди хозяев был и граф Эмберли с двумя своими детьми.

– Надеюсь, вы не возражаете против их присутствия, миссис Симпсон? – сказала графиня после того, как лорд Иден представил их друг другу.

– Разумеется, нет, – ответила Эллен. – Ах, какая у вас красивая малышка! Очень похожа на вас. – Она взглянула на темноволосую красавицу графиню. – Можно мне взять ее на руки?

Леди Эмберли, улыбаясь, села рядом с ней, а Эллен взяла на руки ее малышку дочь. Дженнифер уже оживленно болтала с леди Мэдлин и графом Эмберли, казавшимся ей менее опасным, чем его блестящий брат. Его красивое доброе лицо и спокойные манеры сразу расположили к нему Дженнифер.

Получасовой визит пролетел очень быстро. Родственники лорда Идена пришлись Эллен по душе; они были приветливы и милы, хотя леди Мэдлин больше разговаривала с Дженнифер, чем с Эллен.

Граф Эмберли тоже встал и протянул Эллен руку.

– Мы сочтем за честь, если вы, капитан и мисс Симпсон присоединитесь к нам завтра вечером в опере, сударыня, – сказал он.

Эллен встретилась глазами с лордом Иденом, и тот усмехнулся.

– Бедный Чарли! – сказал он. – Боюсь, Эдмунд, что Чарли Симпсон с гораздо большим удовольствием идет в бой, чем посещает светские приемы. Но надеюсь, миссис и мисс Симпсон приглашение примут.

– Мы будем очень рады, милорд, – сказала Эллен, бросая взгляд на разрумянившееся личико Дженнифер.

– Нашим гостем будет также полковник Хакстэбль, – продолжал граф. – И еще я, пожалуй, приглашу лейтенанта Пенворта, для круглого счета.

Эллен улыбнулась в знак согласия.

* * *

Оказалось, что приезд Дженнифер оказал влияние и на ее жизнь. Пять предыдущих лет она вела такой же замкнутый образ жизни, как и ее муж. Вечера они проводили в тихих беседах или за чтением, что доставляло обоим большое удовольствие.

Теперь жизнь изменилась, но Эллен нравились перемены. Появилась какая-то живительная струя. Побывать в опере с графом и графиней Эмберли, с лордом Иденом и леди Мэдлин! Как это чудесно!

– Вы ничего не имеете против, Чарли? – спросила она мужа, уже готовясь ко сну. – Будут четверо джентльменов и четыре дамы. Вы могли бы быть одним из этих джентльменов, но лорд Иден отказался за вас. И я подумала, что вы будете этому рады. Я права?

– Четыре дамы и четверо джентльменов, говорите? – Он чмокнул ее в макушку. – Не начать ли мне ревновать, девочка моя? Надеюсь, вы не собираетесь бежать с одним из них?

– Только если сразу с двумя, – ответила она. Чарлз засмеялся.

– Ступайте, повеселитесь, Эллен, – сказал он. – Это я должен спросить у вас, не будете ли вы против. В конце концов, Дженнифер – моя дочь, и ей нужно выезжать в свет. А вы оказались заботливой матерью, хотя по возрасту годитесь ей в сестры. Эллен, вы очень хорошая жена. Поднимите ко мне личико, любовь моя.

– Я бы предпочла остаться завтра вечером дома с вами, – прошептала она. – И вы это знаете. По-настоящему счастлива я только с вами… Чарли, а между нами ничего не изменится с приездом Дженнифер? Мы не отдалимся друг от друга?

Он погладил жену по голове своей большой рукой.

– В моем сердце хватит места для вас обеих, девочка моя, – ответил он. – Оттого, что здесь Дженнифер, я не стану любить вас ни на йоту меньше. Вы мое сокровище, самое большое сокровище в мире. Вы придаете смысл моей жизни.

– Я не сомневаюсь в вашей любви, – улыбнулась Эллен. – Но перемены произошли. Теперь с нами Дженнифер. Я очень привязалась к ней и так рада, что вы наконец-то вместе. – Она засмеялась, наклонилась и поцеловала его обнаженную грудь. – Я сама не знаю, о чем говорю. Болтаю какую-то чепуху. Не обращайте внимания, Чарли. Я рада, что снова дома. Счастлива, что счастливы вы.

Он приподнялся на локте и наклонился к ней, с нежной улыбкой заглядывая в ее глаза.

– Я люблю вас, девочка моя, – сказал он. – И здесь не может быть никаких перемен. Никаких, вы меня слышите? И эти руки всегда ждут вас. И я всегда вас жду.

– Чарли. – Она протянула руку и коснулась его щеки. – Поцелуйте меня. Ласкайте меня.

И она раскрыла ему объятия.

* * *

– Ну что ж, они мне понравились, – сказала Мэдлин своему брату в тот же день вечером. – Миссис Симпсон очень хороша, не правда ли? Я даже удивилась. И полагаю, вы уже влюбились в мисс Симпсон.

Он усмехнулся:

– Почему вы так думаете?

– Потому что вам нравятся именно такие женщины, – ответила она. – Она маленькая, у нее большие глаза, и она легко краснеет. Мне кажется, в ней больше души и характера, чем у тех женщин, с которыми вы обычно флиртуете, Домми. Я одобряю ваш выбор.

– Ах, – отозвался он, – это по крайней мере уже кое-что. Хоть что-то в моей жизни заслужило ваше одобрение.

– Значит, вы в нее влюбились? – спросила она.

– Давайте назовем это так, – ответил он. – Я подумываю об этом. А что в миссис Симпсон вызвало ваше удивление?

– Я ожидала увидеть бледное, поникшее существо, – ответила она, – или, наоборот, мужеподобную безмозглую амазонку. А она кажется вполне разумной. На Эдмунда и Александру она произвела сильное впечатление. Интересно, чем она занимается, будучи замужем за капитаном Симпсоном?

Лорд Иден снова усмехнулся.

– Любит его, заботится о нем, очевидно, – сказал он. – Среди моих знакомых он один из счастливейших людей.

– Ну, значит, мне следует восхищаться женщинами, подобными миссис Симпсон. Боюсь, что я все-таки мало разбираюсь в мужчинах. Как вы думаете, Домми, может быть, это одна из причин, почему я – старая дева?

– Вы? – спросил он. – Старая дева? О чем вы говорите, Мэд? По вас вздыхает половина офицеров в Брюсселе. А вы не увлечены никем?

Она пожала плечами.

– Я многими увлечена, – ответила она. – В том-то и дело. А раньше все было по-другому, да, Домми? У нас у обоих. Мы всегда глубоко и мучительно влюблялись в кого-то. Кажется, этого больше не случается.

– Потому что мы стали старше и немного умнее. А вы никогда не вспоминаете Парнелла? Кажется, в него вы были отчаянно влюблены.

– Я его почти не помню, – сказала она. И добавила, покрутив чашку на блюдце:

– Иногда хочется, чтобы у меня не было брата-близнеца. Какой смысл лгать вам, Домми? Конечно, я о нем думаю. И мне всегда становится немного не по себе, когда Александра получает от него письмо. Он уехал три года назад и обосновался, судя по всему, в Канаде. Ну что ж, пусть будет счастлив. Лучше бы он не встречался на моем пути. Лучше бы он не был братом Александры. Он отравил мне жизнь.

– Сильно сказано, – заметил лорд Иден. – Он на самом деле ее отравил?

– Я после него ни в кого не влюблялась, – сказала Мэдлин. – Хотя не раз пыталась.

– Вы что, любите Парнелла до сих пор? – с любопытством спросил брат.

– Вряд ли я вообще его когда-нибудь любила, – ответила она. – Он был мне очень несимпатичен. Я немного боялась его и… была им одержима. По-настоящему я его никогда не знала. Это не любовь. В нем нет ничего, за что стоило бы любить. Только тайна – почему он так мрачен, так недоступен. Нет, Домми, я не любила его и не томилась по нему. Конечно, нет… Итак, – она переменила тему, – завтра вы сопровождаете мисс Симпсон в оперу. А на следующей неделе будете танцевать с ней на балу у герцога, как мне представляется. Вы чувствуете хоть что-то, похожее на прежнее волшебство, Домми?

Мэд оперлась подбородком о руку и устремила взгляд на брата. Она была очень похожа на него, и все, что делало его красивым мужчиной, ее делало красивой женщиной. Она была высокая, гибкая, с короткими светлыми кудрями и живым одухотворенным лицом.

Чувствует ли он хоть что-то, похожее на волшебство? Этот вопрос лорд Иден задавал себе с того самого мгновения, когда впервые увидел Дженнифер Симпсон. Он часто виделся с девушкой и у них дома, и сопровождал ее на прогулки. Неизменно с ними была Эллен.

Ему нравились эти прогулки. Очень нравились. Дженнифер была хорошенькой, робкой, скромность красила ее. И при этом, как заметила Мэдлин, у нее были душа и характер. Если бы он оказался с ней наедине хотя бы ненадолго, пожалуй, он счел бы ее интересной спутницей.

Пожалуй, он и влюбился бы. Кто знает? Но миссис Симпсон не оставляла их наедине.

* * *

Вечер в опере выдался забавным. Лейтенант Пенворт, судя по всему, питал страсть к Мэдлин и полностью завладел ее вниманием, отодвинув полковника Хэкстейбла, которому явно не понравилось, что нижний чин взял над ним верх.

Поэтому лорду Идену пришлось довольствоваться обществом миссис Симпсон. Хорошо, что она ему симпатична, подумал он; оказалось, что она может поддерживать непринужденную беседу. С приятным удивлением он вдруг заметил, что она одета в элегантное шелковое платье, а волосы ее лежат вокруг лица свободнее, чем обычно. Она и правда поразительно красивая женщина. Лорд Иден усмехнулся и подмигнул ей.

– Вы совершенно правы, – сказала она, когда представление закончилось и певцы раскланивались перед публикой, – поют они плохо.

Лорд Иден, надеявшийся, что будет сидеть рядом с мисс Симпсон, утешал себя тем, что приятно иметь собеседника, с которым можно расслабиться, с которым можно обменяться шуткой, который умеет посмеяться. А с мисс Симпсон, наверное, пришлось бы притворяться, что он потрясен плохим пением, и может статься, ему действительно пришлось бы одалживать свой носовой платок.

Счастливый человек Чарли. У него такая жена! И такая дочь, само собой.

* * *

– Мне очень нравится миссис Симпсон, – сказала мужу графиня Эмберли в тот же вечер. – Она очень разумная и обворожительная, правда, Эдмунд?

– М-м, – отозвался он. Граф лежал в постели, закинув руки за голову, и смотрел, как жена расчесывает свои длинные темные волосы, хотя горничная уже сделала это за нее.

– Интересно, почему она вышла за капитана Симпсона?

– Наверное, потому, что он попросил ее об этом и она ответила «да», – сказал он.

Расческа замерла в волосах; Александра улыбнулась.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Это нечто вроде Красавицы и чудовища, верно?

– Ох, – вздохнул Эдмунд. – Немного жестоко, любовь моя. Да, он действительно мало ей подходит.

– Доминику эта пара очень нравится, – сказала она. – Наверное, они всегда довольны друг другом, если ему так нравится бывать в их обществе.

– А я был бы куда более доволен, если бы вы не считали себя обязанной так долго расчесывать волосы, – произнес Эдмунд. – Куда больше, милая Алекс.

– Глупый, – ответила она, откладывая расческу и скользнув под одеяло, которое он откинул для нее. – Как вы думаете, Доминик влюблен в мисс Симпсон? Она восхитительна, правда?

– Да… Но я уже не жду, что Мэдлин и Доминик влюбятся серьезно. Они лишены моего здравого смысла.

– Вам было двадцать девять лет, когда вы на мне женились, – возразила она. – Всего три года назад, любимый.

– Неужели? – удивился граф. – Скорее всего это потому, что у вас, Алекс, не хватило здравого смысла встретить меня раньше.

– Наверное, капитан Симпсон – робкий человек, – переменила она тему. – Жаль, что его не было сегодня вечером. Как вы считаете, Эдмунд, миссис Симпсон не возражала против его отсутствия?

– Я думаю, если не приму решительных мер, мне придется ждать всю ночь, пока вы не закроете рот, – сказал он. – Замолчите, дорогая. Я найду вашему ротику лучшее применение.

– Вот как? – Она ответила ему улыбкой, а он приподнялся над ней. – Какое?

Эдмунд перегнулся через жену и задул свечу, стоявшую на столике у кровати.

– Вот такое, – ответил он.

– Ах, Чарли, вид у вас просто великолепный! – Эллен положила руки на плечи капитану и откинулась назад, чтобы видеть мужа, одетого в форму его полка. В глазах ее плясали смешливые искорки. – И у вас действительно такой вид, точно вы собираетесь встретиться лицом к лицу со взводом стрелков, палящих в вас.

Чарли смущенно улыбнулся.

– Но ведь вы не ждете, что я стану танцевать? – спросил он. – Конечно, я согласен сопровождать вас, так что вы всегда сможете взять меня под руку, если рядом вдруг не окажется партнера. Но танцевать я не могу, девочка моя. При первом же па ноги у меня превращаются в негнущиеся палки.

– Конечно, вам не придется танцевать, – сказала Эллен, целуя мужа в щеку. – Мы решили это еще вчера, когда лорд Иден был здесь и так немилосердно над вами подшучивал. И он уже оставил за собой два танца. Со мной будут еще танцевать лорд Эмберли, капитан Нортон, лейтенант Бинг и мистер Чэмберс. Господи, Чарли, моя карточка уже наполовину заполнена.

– Так оно и должно быть, девочка моя, – сказал он. –Вы там будете, конечно же, самой красивой дамой.

– Ах, – возразила Эллен, – только ради Бога смотрите, чтобы Дженнифер не услышала.

– А она будет самой красивой молодой леди, – ответил Чарлз. – Но вы, девочка моя, дама, и самая красивая, какую я когда-либо видел. В особенности сегодня вечером. Значит, это платье вы купили в Лондоне и не показывали мне, да? Оно очень красивое, любовь моя. Зеленый – ваш цвет.

– Вы говорили то же самое в Испании. Помните, как в костюме для верховой езды я упала с лошади в грязь?

– Помню, я решил, что вы разбились насмерть, – ответил он. – Никогда до того я не думал, что можно скакать по грязи галопом. Но мы с Иденом поскакали и нашли вас в грязи. А как вы бранились… Уж совсем неподобающим образом.

Она рассмеялась:

– Чарли, не волнуйтесь. Вначале дадут концерт, и вы должны будете только сидеть и слушать. А когда начнутся танцы, найдется немало мужчин, которые охотнее проведут время в беседах о женщинах или о чем там еще вы любите поговорить, чем танцевать.

Улыбнувшись, он поцеловал ее.

– Спасибо, девочка моя. Спасибо, что принимаете меня таким, каков я есть. Мне хочется посмотреть, как вы с Дженнифер будете танцевать и развлекаться. Я знаю, что со мной бывает скучновато…

Она покачала головой.

– Разве я похожа на женщину, недовольную своей участью? – спросила она. Он заглянул ей в глаза.

– Вы улыбаетесь?

– Я улыбаюсь вся, с головы до пят, – сказала она. – Потому что я самая счастливая из всех женщин, живущих на свете. Я люблю вас, и я ваша жена. А вот Дженнифер разнесет свою комнату на кусочки, если мы сейчас же не зайдем за ней. Погодите, Чарли, вот вы еще увидите ее платье. Она в нем сущий ангел. Вы просто лопнете от гордости.

– Уже лопаюсь, – сообщил Чарлз, беря протянутую руку жены.

Эллен вспомнила слова Идена:

– Какой танец вы хотели оставить за Чарли, сударыня? Конечно, вальс. И после ужина, в самое романтическое время бала. А где же мой контрданс? Ах да, третий танец, вижу. А еще я оставляю за собой этот вальс, да? И пусть Чарли пожалеет, если упустит свой шанс.

Глава 3

После обеда в гостинице «Бель вю» герцог Веллингтон с избранными гостями и с голландской королевской семьей прибыл в Большой концертный зал на улице Дюкаль, где остальные гости уже сидели на местах. При появлении высокопоставленных особ все поднялись, чтобы приветствовать прибывших стоя.

– Герцог больше похож на короля, чем сам король, – прошептала Дженнифер на ухо Эллен. – Хорошо, что он не король Англии.

– Тс-с, – сказала с улыбкой мачеха. Они снова сели на свои места и приготовились слушать концерт, хотя Дженнифер казалось, что к артистам публика относится не более чем снисходительно, предвкушая выступление знаменитой мадам Каталани, только что приехавшей в Брюссель.

Певица побаловала публику всего лишь двумя ариями, и даже бурные аплодисменты не заставили ее спеть хоть что-нибудь.

– Она очень хороша, – сказала Дженнифер.

– И обладает самым чудесным голосом, какой я когда-либо слышала, – добавила Эллен.

Муж наклонился к ней в этот момент и прошептал:

– Эллен, я все смотрю вокруг и не вижу дамы, которая была бы красивее вас, или барышни, более хорошенькой, чем Дженнифер.

– Даже мадам Каталани? – спросила Эллен, блеснув глазами.

– Мадам – кто? – спросил он.

– Чарли! – Эллен с тихим смешком взяла его под руку. Лорд Иден подошел к ним, когда танцы еще не начались.

– Мисс Симпсон. – Он поклонился Эллен. – Чарли, положительно несправедливо, что под вашей опекой находятся две столь прекрасные дамы. В особенности если учесть, что ни с одной из них вы, похоже, не намерены танцевать. – Он улыбнулся дамам и низко поклонился обеим. – Не хотите ли составить компанию мне и моей сестре, леди?

– Вы не возражаете, Чарли? – Эллен легко положила руку мужу на рукав.

– Ступайте и веселитесь, девочка моя. Я вижу Фэрвея и Хендона. Пойду поговорю с ними.

– А лорд и леди Эмберли тоже здесь? – спросила Эллен, когда лорд Иден увел ее с Дженнифер.

– Они ненадолго уехали домой, чтобы Александра… э-э-э… уложила спать младенца, – ответил он. – Оба вернутся позднее. У Александры, на мой взгляд, несколько предубежденное отношение к кормилицам. Право, мой брат и его жена порой бывают несколько эксцентричны.

– О, я совершенно согласна с графиней, – возразила Эллен.

Он улыбнулся ей в ответ, затем повернулся к Дженнифер, чтобы указать ей на довольно невыразительную фигуру принца Оранского и более представительного графа Аксбриджа, командующего союзной кавалерией.

Леди Мэдлин приветствовала обеих дружеской улыбкой. Она взяла Дженнифер под руку и представила ее толпе своих поклонников. Как ей удалось собрать вокруг себя такое общество и месяца не пробыв в Брюсселе, Эллен не понимала. Но Мэдлин действительно была очень красивой женщиной и энергичной натурой. Эллен с удовольствием отметила, что несколько джентльменов вписали свои имена в карточку Дженнифер. Ее падчерица выглядела необычайно эффектно в своем платье из нежно-розового шелка, отделанного бельм кружевом.

Леди Мэдлин, проигнорировав своих поклонников, все свое внимание обратила на Эллен.

– Вы просто удивительны, – сказала она. – Домми несколько раз упоминал о вас и о капитане в своих письмах, и я почему-то представляла вас дамой средних лет, приземистой и уютной. А вы, наверное, не старше меня. Как замечательно ваше зеленое платье!

– Благодарю, – улыбнулась Эллен. – А вы оказались почти такой, как я ожидала. Вы похожи на брата.

– Вы живете при армии с самого замужества? – спросила Мэдлин. – Наверное, вы очень храбрая?

– Вовсе нет. Просто я не могла бы жить в Англии, ждать вестей с театра военных действий и думать, что каждую минуту с мужем что-то может случиться. Это было бы невыносимо.

– Понимаю. – На миг в глазах у Мэдлин появилось мучительное выражение. – У меня нет мужа, миссис Симпсон, но есть Домми. И три года я прожила в разлуке с ним. Теперь я намерена оставаться здесь, пока все это не закончится.

А в следующую минуту она уже беззаботно улыбалась.

– Мы, миссис Симпсон, научились жить и любить настоящее, а не тратить время на размышления о неопределенном будущем. Не так ли?.. Кажется, этот господин хочет пригласить вас на танец. – И Мэдлин положила руку на плечо Эллен.

Эллен обернулась и увидела капитана Нортона, офицера Девяносто пятого стрелкового полка. Тот с улыбкой поклонился даме.

– Кажется, это мой танец, миссис Симпсон, – сказал он, склоняя перед ней в поклоне голову.

В конце первого танца к Мэдлин присоединилась леди Мэйзи Хардкасл. Они были приятельницами еще в Лондоне, правда, Мэдлин раздражал колючий язычок Мэйзи и снисходительный тон, который появился у нее после замужества.

– Дорогая Мэдлин, я видела, что вы беседовали с миссис Симпсон. А вы знаете, кто она такая?

– Миссис Симпсон – жена капитана Симпсона из Девяносто пятого стрелкового полка, – сказала Мэдлин, обмахиваясь веером и надеясь, что оркестр вскоре заиграет очередной танец и лейтенанту Пенворту удастся прийти к ней на помощь.

Мэйзи хмыкнула.

– Я так и думала, что вы не знаете. – И она огляделась по сторонам с таким таинственным видом, будто собиралась поведать государственную тайну. – Это дочь графини Хэрроуби, – прошипела она, понизив голос.

– Вот как? – бросила Мэдлин, нетерпеливо постукивая ножкой. – В таком случае странно, почему она не добавляет к своей фамилии «леди».

– О-о, – усмехнулась Мэйзи. – Я ведь не говорю, что она дочь графа Хэрроуби, дорогая;

Мэдлин посмотрела на нее с нескрываемой враждебностью.

– Меня не очень интересуют сплетни, Мэйзи.

– Ах, но это не сплетни, – возразила та, и на ее высоких скулах появились алые пятна. – Меня не занимают сплетни. Вам бы пора лучше узнать меня, дорогая Мэдлин. Это чистая правда, и об этом известно многим. А вам стоило бы поразборчивее относиться к новым знакомствам.

– А вот и лейтенант Пенворт, – сказала Мэдлин, словно бы не слыша Мэйзи. – Я обещала ему следующий танец. Я уж подумала, что оркестр никогда не заиграет, а вы?

– Как не вовремя! – воскликнула Мэйзи. – Так я зайду к вам как-нибудь во второй половине дня и расскажу все как есть. Леди Эмберли, без сомнения, тоже будет рада узнать подробности.

– Нас обеих не будет дома в этот день, – ответила Мэдлин со светской улыбкой и повернулась к лейтенанту.

Танец, которым открылся бал, лорд Иден танцевал с Дженнифер. Она была необычайно оживлена; волнение так красило ее, делая еще милее и без того очаровательное личико и выгодно отличая от многих молодых леди, старательно прятавших свою растерянность под личиной искушенной скуки. Хотя Дженнифер по-прежнему вспыхивала всякий раз, когда смотрела в глаза лорду Идену, но уже не теряла дар речи в его присутствии. Даже с юмором отвечала на его вопросы о годах, проведенных в школе, о веселых каникулах в Лондоне, где она гостила у сестры Чарли, леди Хэвершем, единственного члена семьи, с которым у него сохранились добрые отношения.

Нежность к этой милой девушке охватила его. Как славно было бы влюбиться в нее. А потом жениться и прожить жизнь, защищая ее от грубых сторон действительности. Славно было бы жениться на дочери Чарли. Тот стал бы его тестем. Однако что за мысль! И он решил, что думать об этом сейчас преждевременно.

До сражения ему не нужны никакие эмоциональные перипетии. Ведь он может погибнуть.

Когда танец кончился, он отвел Дженнифер к Эллен и отправился на поиски Сьюзен Дженнингс. Той самой Сьюзен, которую он, как ему казалось, любил и на которой едва не женился три года назад. Лорд Иден знал Сьюзен с детства, с той поры, когда она была крохотной сентиментальной девочкой, готовой горько рыдать над каким-нибудь котенком, попавшим в беду. Жалостливая и хорошенькая, она, казалось ему, будет хорошей женой. Но в последнюю минуту он сделал выбор между нею и покупкой офицерского патента – ему казалось, что он непременно должен сражаться за Англию. И в тот же день, когда он отказался от нее и она убежала от него в слезах, признавшись ему в любви, к вечеру Сьюзен объявила о своей помолвке с лейтенантом Дженнингсом. Сьюзен вышла за него замуж и с тех пор вела жизнь верной офицерской жены, следуя за армией. Но три года непростой жизни не оказали никакого воздействия на ее хрупкую невинность и молодость.

– Необычайно любезно с вашей стороны танцевать со мной, милорд, – сказала она, когда он вел ее на середину зала. Она подняла на него большие карие глаза. – Здесь столько блестящих дам, и я не думала, что вы впишете свое имя в мою карточку.

– Разве я мог удержаться от искушения потанцевать с вами, Сьюзен? Вы ничуть не менее красивы любой из этих блестящих дам, – сказал он почти искренно.

– Ах, – отозвалась она, краснея и опуская ресницы, – вы смеетесь надо мной, милорд…

– Вовсе нет, – возразил лорд Иден. – А как вы поживаете, Сьюзен? Мы не разговаривали с вами целую вечность.

– Мы провели зиму с братом моего мужа лордом Ренфру, – ответила она. – Он все еще не женат. А Деннис – это средний брат – умер два года назад от брюшного тифа в Италии. Теперь мой муж – наследник лорда Ренфру.

– Вот как? – с улыбкой проговорил лорд Иден. – Стало быть, вскоре мне придется говорить вам «миледи»?

– Ах, – она посмотрела на него широко раскрытыми изумленными глазами, – вы не должны думать о таких вещах, милорд. Ведь наши отношения…

– Разумеется, – прервал ее лорд Иден. – Это всего лишь дурная шутка, Сьюзен. Вы меня простите?

– Мне нечего вам прощать.

– Рад слышать, – сказал он.

Сьюзен, заполняя неловкую паузу, принялась щебетать об их общих знакомых, коих было немало, – кто у кого родился, кто женился, кто заболел, а кто и вовсе оставил этот мир. Когда у нее родилась дочь, она чуть не умерла. И еще мама сказала, что сэр Перри был просто вне себя, когда узнал, что его жена снова в интересном положении.

Лорду Идену эта болтовня казалась довольно забавной. Очевидно, в качестве замужней дамы Сьюзен считала совершенно необходимым пичкать его подробностями жизни людей их круга. Та Сьюзен, которую он знал прежде, упала бы в обморок, если бы кто-то хотя бы шепотом произнес слово «беременность» в сотне ярдах от нее.

Любил бы он ее, если бы женился на ней? – думал лорд Иден. Сьюзен – причудливая смесь житейской искушенности и невинности, девической робости и уверенности зрелой матроны. Внезапно ему представилось, что они одни в ее будуаре, что он раздевает ее, а она тем временем потчует его новейшими сплетнями. Вряд ли, подумал он, это могло бы пробудить в нем страсть.

Ему не хотелось, чтобы его ностальгические воспоминания окончательно умирали.

Ладно, решил он, оглядывая зал, и, приметив мисс Дженнифер Симпсон, танцующую с каким-то юнцом, – лицо у нее пылало, – подумал: может быть, он сумеет полюбить по-настоящему. На сей раз на всю жизнь.

* * *

После ужина, когда Эллен беседовала с леди Эмберли, к ним подошел лорд Иден, чтобы ангажировать ее на вальс. Эллен ждала этого с нетерпением. Она танцевала сегодня свой первый вальс с лейтенантом Бинтом, импозантным рыжеволосым мужем своей близкой подруги, но он выполнял все па не более чем на удовлетворительно. А лорд Иден вальсирует отлично. И танец достоин такого партнера.

В этот вечер ей было весело по-настоящему. Только на один танец у нее не оказалось партнера, перед самым ужином, но это ее скорее обрадовало, чем разочаровало, потому что подошел Чарли и она смогла расслабиться, перед тем как муж повел ее к столу. Ужин для нее прошел более чем удачно, учитывая, что рядом сидело много милых ей людей.

И вот настало время вальса. К ней подошел лорд Иден.

– Пригласила ли вас Мэдлин на завтрашний пикник? – спросил он, выводя ее на середину зала.

– Нет, – ответила Эллен.

– Она, без сомнения, уже пригласила мисс Дженнифер, – продолжал он. – Мы решили совершить прогулку в Суанский лес. Народу будет не так много. Там очень красиво. Сударыня, нельзя ли попросить вас сопровождать Дженнифер и в этот раз? Надеюсь, вам это еще не наскучило? Да, кстати… Полагаю, Чарли не возражает против ваших частых отлучек? Или же он завтра поедет с нами?

– Жестоко с нашей стороны уговаривать его, – отозвалась она. – К тому же в день, когда он свободен от службы и может отдохнуть, как ему нравится.

– Значит, мы оставим его дома? – спросил молодой человек. – И заберемся в лес, чтобы там повеселиться от души.

– Совсем как малые дети, убегающие от родительского надзора, – засмеялась она. – Но я благодарна вам, милорд, и леди Мэдлин. Когда мы привезли сюда Дженнифер, я надеялась, что у нее будет достаточно развлечений, но я даже мечтать не могла, что их будет так много. Как жаль, что скоро все кончится…

Он положил руку ей на талию и взял за руку.

– На балу нельзя даже намекать на такие вещи, – проговорил он улыбаясь. – Ведь вы знакомы с воинским этикетом.

– Виновата, – ответила она. И усилием воли решила выбросить из головы мысль о том, что все блестящие офицеры будут участвовать в кровопролитном сражении, для многих из них оно окажется последним в жизни. И она улыбнулась ему безмятежной улыбкой счастливой женщины.

Эллен не приходилось еще вальсировать с лордом Иденом, а делал он это превосходно. Они танцевали так, что у нее закружилась голова. Эллен отметила почему-то, что лорд Иден «такой высокий и такой сильный»!

Ее кавалер улыбнулся:

– Вы очень хорошо вальсируете, не боитесь идти за ведущим. Вы точно перышко в моих руках. Чарли не понимает, чего себя лишает.

– Да нет, он понимает, – возразила она. – Именно поэтому он так и поступает.

Лорд Иден засмеялся. В уголках его зеленых глаз собрались морщинки. «Он потрясающе красив, – подумала Эллен. – Хорошо бы он уделял и Дженнифер еще больше внимания. Они – замечательная пара!»

А лорд Иден смотрел на Эллен и думал о том, как красива эта женщина.

– Я не ошибаюсь, это лондонская мода? – осведомился между тем он. – У вас чудесное платье. Он удивился, отчего это она вспыхнула.

– Я купила его, чтобы сделать сюрприз Чарли, – пояснила Эллен. – Он считает, что зеленый – мой цвет.

– Так и есть. Чарли совершенно прав.

Никогда он не танцевал с Эллен вальс. Не обнимал ее. Стройное женское тело было горячим и податливым. Чарли – счастливчик.

Он вспомнил, как впервые встретился с миссис Симпсон в Испании, как удивился ее молодости, красоте и элегантности. По его мнению, женой грубоватого и простоватого Чарлза Симпсона должна была стать другая женщина, не Эллен.

И тем не менее не было ни малейшего сомнения в том, что ее мир замкнут на муже. С годами лорд Иден уважал эту женщину все больше и больше. Он никак не мог забыть один случай. Как-то в ожесточенной перестрелке в Испании его ранило в руку. Рана была неглубокой, но причиняла ужасную боль, и выглядел он, должно быть, очень плохо, когда приплелся к палатке Эллен – первому знакомому ориентиру, попавшемуся на глаза. Эллен, увидев его, прижала руки к губам, глаза ее округлились от ужаса, и она закричала так, что на мгновение он забыл о собственных страданиях.

Оказывается, увидев, она решила, что он принес плохие вести. Поняв, однако, свою ошибку, Эллен мгновенно пришла в себя, и вскоре уже ее спокойные, уверенные руки сняли с него мундир, отрезали пропитанный кровью рукав рубашки, промыли и перевязали рану. Заплакала она уже час спустя, когда появился Чарлз, в лохмотьях, невероятно грязный и, как ни странно, невредимый. Она прижалась к нему, обхватила его за шею и по меньшей мере дюжину раз повторила его имя.

В такие моменты его всегда охватывала зависть к своему женатому другу.

– Как вы думаете, смотрит ли на нас Чарли и хочется ли ему быть на моем месте? – спросил он, улыбаясь одними глазами. Он кружил ее в углу зала, чтобы им никто не мешал, пока она не рассмеялась от восторга.

Но вдруг одна неосторожная пара задела Эллен, и она почти упала в его объятия. Вся она прижалась к нему, а его губы оказались на уровне ее глаз. Его обдало волнующим ароматом ее волос. Запах его одеколона дурманил ее, его зеленые глаза, оказавшиеся совсем рядом, гипнотизировали.

Эллен почувствовала, что щеки ее залил жаркий румянец.

– Прошу прощения. Как я неловок! – проговорил, обернувшись через плечо, добродушный великан, увлекая свою партнершу в толпу танцующих.

Лорд Иден крепко взял Элен за плечи и чуть отстранился.

– Какая беспечность с моей стороны, что я не предотвратил этого… Вы не ушиблись, сударыня?

– Нисколько, – ответила она, оправляя юбку и улыбаясь ему. – Пожалуйста, простите меня.

– За то, что я позволил этому быку толкнуть вас? Я бы не удержался и бросил ему в лицо перчатку, не будь на его лице написано такое простодушие. Боже мой, да он толкнул еще какую-то несчастную пару!

Она засмеялась и снова положила руку на его плечо.

– Наверное, вместо того чтобы вызвать его на дуэль, нужно повесить ему на шею колокольчик, милорд. Чтобы все заранее знали о его приближении.

Лорд Иден испытывал смущение. Какой непростительный промах с его стороны – поставить ее в такое неудобное положение. Он заставил себя улыбнуться ей в ответ.

– А я-то думал, что в вас нет ни малейшей склонности к злу, миссис Симпсон, – проговорил он. – Стыдитесь, сударыня!

Эллен никак не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Иден вдруг показался ей очень высоким, и он был так близко! Она почувствовала, что задыхается, но вовсе не от танца. Как все это неудобно!

Неужели музыка никогда не кончится? Но все же оба улыбнулись и нашли тему для разговора.

Графиня Эмберли рассеянно водила гребнем по волосам и смотрела на мужа, отражающегося в зеркале. Он стоял рядом.

– Как вы думаете, Мэдлин выйдет за полковника Хэкстейбла? – спросила она. – Он, по-видимому, очень приятный человек, вам не кажется? Впрочем, она знает его совсем недолго.

– Я полагаю, ему придется сделать ей предложение прежде, чем это станет неизбежным, – ответил граф, зажав ее локон между своими пальцами.

– Конечно, он сделает ей предложение, – улыбнулась она. – Разве все не поступают именно так?

– Значит, можно предположить, что она ему откажет, – сказал он. – Разве она не отказывает всем? Александра вздохнула.

– Может быть, у нее слишком серьезные взгляды на любовь, – сказала она. – Пожалуй, она полюбит, если только близко познакомится с подходящим человеком.

– Как это сделали мы? – спросил он.

– Да, – согласилась она, – как это сделали мы. Мы ведь не знали, что полюбим друг друга, когда обручились, правда?

– Ах, – сказал он, – я-то знал, что полюблю вас, Алекс. Возможно, обручение и было мне почти навязано, но я знал, что полюблю вас. И времени на это потребовалось немного.

Она коснулась его руки.

– Доминику нравится мисс Симпсон, – сказала она. – Девушка действительно очень мила. Мне она нравится. Только она немного молода для него, не так ли, Эдмунд?

– У нас с вами разница в восемь лет, – сказал он. – Вы что же, слишком молоды для меня?

– Нет, я говорю не о разнице в возрасте. Ну да ладно.

Они познакомились совсем недавно. А знаете, Эдмунд, что мне сказала эта ужасная Мэйзи Хардкасл?

– Представить себе не могу, – сказал он, нагнувшись к ней и теребя мочку ее уха. – Но не сомневаюсь, что нечто скандальное.

– Во всяком случае, я ее не поощряла, – сказала она, – и изо всех сил старалась даже не слушать. Но она настаивала, что считает своим долгом рассказать мне об этом, чтобы не повредить своей репутации.

Граф фыркнул.

– Вот как, неужели? Вы уже готовы лечь, Алекс? Она повернулась в его объятиях к нему лицом.

– Она сказала, что миссис Симпсон – дочь графини Хэрроуби. Вы се знаете?

– Я ее знаю, – ответил он, расстегивая верхнюю пуговку ее ночной рубашки и просовывая под нее руки. – Конечно, я знаю бедняжку старичка Хэрроуби. Увы, это спившийся развалина.

– Мэйзи, учти, подчеркнула, что миссис Симпсон – не дочь графа Хэрроуби, – сказала Александра.

– Пожалуй, это очень вероятно, – сказал граф, расстегивая вторую и третью пуговицы, с тем чтобы обнажить ее плечи. – У этой леди несколько специфическая репутация.

– Бедная миссис Симпсон, – вздохнула графиня. – Понимаете, Мэйзи скомпрометировала бы ее, будь это в ее силах.

– Кажется, некогда она попыталась проделать это с вами, любовь моя. Но я расстроил ее планы, женившись на вас.

– Спасибо, – строптиво дернув головкой, проговорила графиня. – Всем известно, что без вашего великодушия моя репутация разбилась бы вдребезги на веки вечные. И пожалуйста, уберите с вашего лица эту ухмылку.

– Мне нравится, когда вы язвительны, – сказал он. – И вы прекрасно знаете, что в конце концов вы вышли за меня исключительно по собственному желанию. Хотя в противном случае Кристофер мог оказаться в неприятном положении.

– Эдмунд, – она схватила его за руки, – не делайте этого, пока мы не легли. Вы же знаете, что от этого у меня всегда слабеют коленки.

– Этому легко помочь, любовь моя, – отозвался он, подхватывая ее на руки.

* * *

Эллен лежала рядом с мужем, закинув, как обычно, руки за голову.

– Так вы не хотите поехать? – спросила она. – Завтра у вас свободный день, Чарли. А в лесу, говорят, очень красиво.

– Я лучше останусь дома, девочка моя, – ответил он, – разве только вам действительно хочется, чтобы я поехал. Может, я требую от вас слишком многого, ожидая, что вы станете везде ходить с Дженнифер? Я очень эгоистичен, да? Тогда я поеду.

– Нет. – Она вздохнула и поцеловала его в щеку. – Вам будет не по себе, и я не получу от поездки никакого удовольствия. А как было бы приятно провести завтрашний день дома вместе! Во второй половине дня можно было бы пойти прогуляться по парку. Ну да ладно. Проведем вместе вечер. Вы ведь помните, Слэттери пригласили Дженнифер в театр?

– Угу, – отозвался он. – Это будет славно, милочка. Хотите, я поведу вас куда-нибудь?

– Нет, – ответила она. – Мне хочется провести обычный спокойный вечер дома, Чарли. Только вы и я. Как раньше.

Они погрузились в молчание, и она снова оказалась в бальном зале. В голове у нее звучала музыка, и зал бешено кружился вокруг. Шум и смех, цвет и движение. Запах мужского одеколона. Она беспокойно перевернулась на бок.

– Я озябла, – сказала она, когда муж открыл глаза и повернул к ней голову.

– В такую теплую ночь? – удивился он. – Э, да вы дрожите. – Он провел своими большими руками по ее спине и подоткнул одеяло. – Прижмитесь-ка ко мне. Я вас согрею.

– Я люблю вас, Чарли, – сказала Эллен, уткнувшись головой ему под подбородок и крепко закрывая глаза. Она распластала руки на его широкой и горячей груди. – Я так люблю вас. Вы мне верите, правда?

– Конечно, верю, девочка, – ответил он, погладив ее по волосам. – И вы знаете, что вы мое сокровище и всегда будете им. Согрелись немножко? Поднимите-ка личико, дайте мне поцеловать вас.

Она закинула голову с почти отчаянной страстностью и обвила его рукой за шею.

Глава 4

На безоблачном небе сияло солнце, когда две открытые четырехместные коляски, двигаясь по улице Пепиньер, проехали под Намюрскими воротами на южной окраине Брюсселя и направились по дороге, ведущей к Суанскому лесу. День для пикника выдался чудесный.

Леди Мэдлин Рейни ехала в первой коляске со своими подругами мисс Фрэнсис Саммерс и леди Энн Драммонд. Эллен и Дженнифер Симпсон ехали во втором ландо. Полковник Хакстэбль, лейтенант Пенворт, лорд Иден, капитан Нортон и сэр Хардинг Витворт скакали рядом с экипажами.

Мэдлин вертела вокруг головы желтый зонтик от солнца и была совершенно счастлива. Ведь можно быть такой счастливой, если сосредоточиться только на теплом сиянии солнца и красоте приближающегося леса и смотреть только на великолепие мундиров четверых сопровождающих и забыть о том, что означают эти мундиры.

– Я никогда в жизни не была в лесу, – сообщила леди Энн, – хотя и слышала, что там хорошо. Я и не думала, что деревья такие большие.

Три леди озирались вокруг, глядя на высокие и толстые буки с гладкими серебристыми стволами.

– В лесу мне всегда хочется говорить, – заметила Мэдлин. – Почти как в соборе.

– Кажется, здесь нужно свернуть, – сказал полковник Хакстэбль, оборачиваясь к лорду Идену, который кивнул в знак согласия, – а потом прямо до деревни Ватерлоо.

– Вот по этой дороге пытаются подойти французы? – спросила, не обращаясь ни к кому в отдельности, леди Энн, когда лошади и экипажи свернули с Шарлеруа в лес и поехали среди редких деревьев.

– О нет, – твердо проговорила мисс Саммерс. – Ферди говорит, что они придут с запада и попробуют отрезать нас от линий с боеприпасами у Остенде. Он говорит, что это наилучший тактический ход.

– Я считаю, что до конца дня нам следует строго запретить все разговоры на военные темы, – с веселой улыбкой проговорила Мэдлин.

– Я совершенно с этим согласен, – сказал полковник. Хакстэбль, – ибо всякий знает, что французы вообще ниоткуда не собираются подходить. Доверьте герцогу и союзным войскам обеспечить это, леди.

– Хотя я и сожалею, что у меня не будет возможности хорошенько задать жару солдатам старины Бони, – присовокупил лейтенант Пенворт.

– Да, пленный Орел был бы недурным сувениром, который можно держать в родовом замке до конца дней своих, не так ли? – проговорил сэр Хардинг несколько бранчливо. – Ваш юношеский пыл весьма утомителен, Пенворт, и скучен дамам. – Он поклонился Мэдлин с подчеркнутой любезностью.

Мэдлин промолчала. Очень удобно изображать усталость от жизни, будучи лицом гражданским. Ведь ему не грозит встреча со стягом Орла. Она улыбнулась вспыхнувшему лейтенанту Пенворту.

Когда было выбрано подходящее для пикника место, полковник помог Мэдлин выйти из ландо и попросил ее прогуляться с ним, поскольку приступать к еде было еще рано. Леди Энн и Фрэнсис уже расположились на покрывалах, которые расстелил на земле капитан Нортон. Сэр Хардинг сел рядом с ними. Лейтенант Пенворт склонился к руке Дженнифер.

Наверное, не очень-то прилично удаляться в лес с мужчиной, подумала Мэдлин, беря полковника под руку. Но она уже вышла из возраста, когда ей требовалась сопровождающая дама и тому подобный вздор. Иногда приятно, что тебе двадцать пять лет и ты свободна как птица.

– Теперь я понял, зачем вы надели такое яркое желтое платье, – сказал полковник. – Это для того, чтобы даже в гуще леса нам светило солнце.

– Ах, моя тайна раскрыта! – весело проговорила она, поворачивая зонтик, хотя было ясно, что толку от него под густой тенью деревьев нет никакого.

Начался обычный для них разговор, состоящий из легких подшучиваний. Впрочем, она почти со всеми мужчинами разговаривала в таком тоне. Ничего серьезного. Быть может, она боялась узнать кого-нибудь из них поглубже? Или что кто-то узнает поглубже ее? Она качала головой и улыбалась. Этот день не годится для самоанализа.

– Знаете ли… – начал полковник, и Мэдлин тут же насторожилась. Теперь голос его звучал иначе. – Несмотря на ваш строгий запрет говорить сегодня на определенные темы, должен сказать все же, что мне скорее всего придется уехать из Брюсселя без предупреждения.

– Вы так и сделали сегодня, – улыбнулась она. – Уехали на пикник.

Он улыбнулся ей в ответ, но глаза у него были серьезные.

– Возможно, я не смогу вернуться сразу же, – продолжал он. – Вероятно, вы уже будете в Англии, прежде чем я вернусь.

– Я останусь здесь, – возразила она. – То есть пока Доминик не будет готов к отъезду.

– Если вы вернетесь в Англию… могу ли я найти вас там?

– Ну конечно, – весело ответила она. – Я страшно люблю находить старых друзей, сэр.

– Вы поняли, что я хотел сказать? – спросил он, пытливо заглядывая ей в глаза.

Мэдлин отбросила притворную веселость.

– Да, – сказала она нерешительно, – да, сэр, я поняла. И зря вы это сделали. Давайте не будем портить этот чудный день.

Он грустно улыбнулся.

– Я вас не интересую? – спросил он.

– Ну конечно, интересуете, – поспешно ответила она. – Конечно.

– Но вы боитесь того, что может произойти? Она глубоко втянула воздух.

– Я об этом не думаю, – сказала она. – Дело вовсе не в этом.

– Вот как. Значит, есть кто-то другой?

Она грустно посмотрела ему в глаза.

– Да, – сказала она. – Мне очень жаль.

Он натужно улыбнулся.

– И мне тоже. – Некоторое время они шли молча. – Я очень надеюсь, что вы катите за собой моток бечевки. У вас есть хоть какое-то представление о том, как вернуться назад к экипажам? А вдруг нам придется блуждать здесь до конца наших дней?

– Какая страшная участь! – сказала она. – Но я уверена, что через несколько дней, сэр, когда я уже буду умирать от голода, вы поступите как настоящий джентльмен и залезете на дерево, чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь брюссельских шпилей или каких-то других признаков цивилизации.

Он засмеялся.

Она ответила ему «да», думала Мэдлин. Она ответила: да, есть кто-то другой. Почему она так сказала? Солгала, потому что так легче кончить неудобный разговор? И все же у нее не было чувства, что она солгала.

Но он ей не нравится, и она его не любит. Она не видела его три года и, судя по всему, не увидит больше никогда. Он обосновался в Канаде, где торгует пушниной. Она очень редко вспоминала о нем, разве что когда Александра получала от него письмо. Почему же тогда она призналась, что есть кто-то другой?

Прошло много времени с тех пор, как она любила и ненавидела Джеймса Парнелла. Много времени прошло с той странной ночи в Эмберли, когда он танцевал с ней во французском парке Эдмунда под тихие звуки музыки, доносившиеся из бального зала, когда он поцеловал ее с нежностью, которой она от него не ожидала, и со страстью, которая заставила ее пожелать, чтобы он овладел ею здесь же. Мэдлин вспомнила его ужасные слова: «Я не люблю вас, хотя очень хочу, и вы должны знать это». Тогда она убежала от него, а он прямо с бала отправился на корабль, идущий в Канаду.

Это было очень, очень давно. Как будто в другой жизни. И все же она только что сказала полковнику Хакстэблю, что у нее есть другой. Есть Джеймс – суровый, красивый, с беспокойным завитком темных волос, упрямо падающим ему на лоб.

Да, она любила его. Вопреки рассудку. И давно, очень давно.

Лейтенант Пенворт поклонился Дженнифер:

– Не согласитесь ли пройтись, мисс Симпсон? Может быть, вам хочется немного размяться с дороги?

Черт побери! – подумал лорд Иден. Сейчас он уступит ее алому кавалерийскому мундиру, молодому пылкому мальчишке. Ну что ж, в любом случае молодая девушка не может пойти в лес с кавалером, так что…

– Не пройтись ли и нам с вами, миссис Симпсон? – предложил он. – Признаюсь, мне хотелось бы немного нагулять аппетит перед чаем.

– Благодарю, – отозвалась Эллен и оперлась на его руку. Они шли в молчании, прервать которое оказалось для него нелегко. Странно – раньше он не чувствовал неловкости в ее обществе. Сегодня она даже не взглянула на него в дороге. Неужели это из-за вчерашнего инцидента на балу? Будь проклят этот танцор!

Мысли Идена странным образом крутились вокруг Эллен. Сегодня ночью аромат ее волос не давал ему спать. Эллен Симпсон. Жена его друга. Женщина, в чьем присутствии ему всегда было хорошо и уютно. Что же произошло теперь?

– Вы когда-нибудь скучаете по Англии? – спросил наконец он. – Здешние места очень красивы, но все же мы не дома, верно?

– Дом! – тихо проговорила она. – Дом для меня, милорд, не место. Дом – это мой муж. А у него есть привычка кочевать вместе с войском, – улыбнулась она.

Иден посмотрел на Эллен не без любопытства. Он никогда не спрашивал у нее о ней самой. Честно говоря, он почти ничего о ней не знает.

– Вы жили с детства со своим отцом? – спросил он. – Когда умерла ваша матушка?

– Я приехала с отцом в Испанию, когда мне было пятнадцать лет, и жила с ним до его гибели. А потом вышла за Чарли. С ним живу уже десять лет. Десять лет странствий.

Она не ответила на второй его вопрос. Умерла ли ее мать, когда ей было пятнадцать лет? И разве не было какой-либо другой семьи, где она могла бы жить?

– А где вы жили в Англии?

– В основном в Лондоне. Мой отец… То есть у нас был дом в Лестершире, но мы редко ездили туда. Я выросла в Лондоне.

– Вы мечтаете о возвращении? – спросил Иден. – О том, чтобы наконец обрести свой собственный дом?

– Да, иногда, – ответила Эллен. – Хочется купить домик где-нибудь за городом и жить на одном месте. Кажется, это неосуществимые мечты, но мне очень хочется спокойной, мирной жизни.

– Это время скоро настанет. – Он коснулся руки, которая лежала на его руке, и поспешно отдернул пальцы. Ему не хотелось снова ставить ее в неловкое положение. – Когда с Бонапартом будет покончено, Чарли продаст свой патент.

– Да, – сказала она. – Но за десять лет я научилась не заглядывать слишком далеко вперед и особо не предаваться мечтам. Сегодня мой муж со мной, и этого довольно.

– Чарли – счастливый человек.

Эллен встрепенулась и посмотрела на него.

– О нет, – возразила она. – Это я счастливый человек. Если бы вы только знали! Чарли – самый добрый и самый замечательный человек на свете. Понимаете, он наполнил мою жизнь смыслом. Он для меня – все. Если его не будет, мой мир рухнет.

За последнее время Иден понял, что в Эллен Симпсон есть нечто большее, чем просто сильный характер, жизнерадостность и ум. Он с удивлением отметил, что в ней есть страстность. Он пристально заглянул ей в глаза.

– А знаете, Эллен, если бы не ваш супруг, я, наверное, сбежал бы с поля своего первого сражения. Он сумел придать мне силу духа. Я понимаю вас. Сразу после гибели отца встретить такого утешителя – это большое счастье. Вы очень им увлеклись?

– Чарлз был ко мне необычайно добр, – сказала она. – Я с трудом приспосабливалась к армейской жизни. – Эллен улыбнулась. – Помню, как-то раз расплакалась оттого, что негде было помыть волосы и постирать вещи. Чарли тогда обнял меня за плечи и принялся рассказывать всякие истории – как ребенку. Понимаете, он вел себя совершенно как отец. Мне было пятнадцать, ему – тридцать. И он рассказал мне о своей маленькой дочке, по которой очень тосковал. О Дженнифер. После этого случая он часто наведывался ко мне в палатку, чтобы я не грустила. И всякий раз, побывав в городе, привозил мне подарки. Веер. Мантилью. Гребень.

Трудно было представить себе миссис Симпсон растерянной плачущей девочкой. Он-то знал ее как женщину, способную встретить любые беды со спокойной твердостью.

– Я очень быстро завела подруг среди женщин, – продолжала она. – И привыкла к этой жизни. Но вы представить себе не можете, какими светлыми становились мои дни от одного взгляда на Чарли.

Помолчав, она заговорила вновь:

– Я попросила его жениться на мне. – Эллен вспыхнула, потому что Иден посмотрел на нее с удивлением. – Это неприлично, да? После смерти моего отца Чарли хотел отослать меня к своей сестре в Лондон. Это леди Хэвершем, у которой обычно жила Дженнифер, когда была не в школе. Но я попросила его жениться на мне. Я даже умоляла его. Он говорил, что это невозможно. Что он слишком стар и не подходит мне.

Лорд Иден громко расхохотался.

– Значит, его тащили к алтарю, а он сопротивлялся! Как смешно!

– Ой, – сказала она и тоже рассмеялась, – только прошу вас, не говорите ему ничего. Я была очень эгоистична. Мне даже в голову не пришло, что ему, быть может, вовсе не хочется на мне жениться. Но я так нежно любила его. Мысль о разлуке с ним была невыносима. Жизнь утратила бы всякий смысл. Но пожалуй… Мне кажется, я сумела сделать его счастливым.

– Если бы вы только знали, как Чарли было плохо, как он скучал без вас в этот ваш отъезд…

Она смутилась.

– Прошу прощения. Наверное, я страшно надоела вам.

– Напротив, – возразил он, – все это очень увлекательно.

Иден ничуть не преувеличивал. Он пребывал в полном изумлении. Он всегда полагал, что миссис Симпсон пришлось вступить в брак по расчету после смерти отца, хотя ничуть не сомневался в ее преданности Чарли. С другой стороны, совершенно очевидно, что Чарли не из тех, кто мог использовать несчастье и смятение молодой девушки.

– Кажется, из лейтенанта Пенворта выйдет хороший офицер разведки, – заметил он, переключаясь на другую тему. – Я думал, что заблужусь в этом лесу. Но вы видите? Он провел нас по кругу – и вот наши спутники.

Очевидно, Эллен окончательно выбилась из доверительного тона и вообще из разговора, так что возвращались они назад в молчании, и Иден был этим доволен. Ему удалось сесть рядом с Дженнифер. Девушка излучала молодость и красоту – ей так шло платье из голубого муслина и соломенная шляпка, украшенная голубыми цветами.

Иден вновь, совершенно некстати, вспомнил вчерашний бал. Опять миссис Симпсон, Почему она начала преследовать его в мыслях? Вспомнилось, как она прижалась к нему. Будь Эллен случайной знакомой на балу, он, наверное, уже забыл бы об этом. Ну да, конечно, он не привык думать о ней как о женщине. Она жена Чарли, человека, который ему нравится и которого он очень уважает. Но главное – жена Чарли.

Глупо так смущаться в ее присутствии. Все это ему совсем не по душе. А в особенности настораживало то, что Эллен в его обществе чувствовала теперь неловкость, которой еще недавно не было.

– Вы когда-нибудь видели такой вихрь? – засмеялся капитан Симпсон, указывая на Дженнифер. Эллен тоже рассмеялась ему в ответ.

– Но ей так весело! Как замечательно, что у нее появилось столько друзей и поклонников, Чарли. Вы должны очень гордиться своей дочкой.

– Я и горжусь. – Он отошел от двери, из которой только что выпорхнула его дочь, отправившаяся в театр в обществе четы Слэттери. – Иногда мне даже хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что она моя дочь. А вы, Эллен, можете поверить, что я – отец такого очаровательного существа?

– Могу, – ответила она.

Чарли улыбнулся и сел рядом с ней на диван.

– Значит, говорите, за ней ухаживал на пикнике лейтенант Пенворт? Не могу утверждать, что знаю этого молоко-. coca, разве то, что он гвардеец. Из Девона, как она сказала, с кучей младших братьев и сестер. Любит ездить верхом, ходить под парусом и играть в крикет. Как вам нравится мысль навещать наших внуков в Девоншире, девочка моя?

– Ох, Чарли, – проговорила Эллен сквозь смех, – Дженнифер еще очень далека от окончательного выбора. Она часто поглядывает на лорда Идена, но думаю, стесняется говорить с вами о нем, потому что он ваш друг.

– А я вообще считаю, что ей рановато замуж. Пусть пока развлекается. Ну ладно, довольно об этом. А вы хорошо провели время, девочка моя?

– Да, хорошо. – Она погладила его по редеющим волосам на виске. – Но я бы предпочла побыть с вами дома. Вы скучали без нас?

– Я ходил по лавкам, – ответил Чарлз.

Эллен рассмеялась:

– Вы, Чарли? По лавкам?

– А как иначе я мог бы купить вам подарок? – спросил он, усмехаясь.

– Подарок? Вы купили мне подарок? – Он уже очень давно не делал ей подарков, ни разу после Испании. Он, конечно, дал ей денег, когда она уезжала в Англию, строго наказав потратить их на себя. Но она больше ценила маленькие бессмысленные подарочки. – А где же он?

– У меня в кармане, – ответил Чарли. Она потянулась к его карману, но он закрыл его рукой. – А что я получу сначала?

Она стала на колени на диване и обняла его за шею.

– А что вы хотели бы? – спросила она, чмокая его в щеку.

– Губы, – ответил он. – Не меньше чем губы.

– О-о, стало быть, подарок очень ценный. Ну ладно, губы так губы.

– Может, забудем о подарке? – прошептал Чарлз через некоторое время.

– Ни в коем случае! – И она сунула руку ему в карман. Пальцы ее сжали пакетик, завернутый в мягкую шуршащую бумагу.

– А вдруг вам не понравится? – сказал он, не шевелясь.

– Понравится. – И она вытащила пакетик. – Мне все равно, что это. Ну-ка, поглядим.

– Откройте, девочка моя. – Он рассмеялся. Эллен с восхищением смотрела на серьги, маленькие изящные серьги с изумрудами.

– К вашему новому вечернему платью, – пояснил Чарли. – В котором вы были вчера вечером.

– Ах, Чарли! Какие красивые! И наверное, стоят страшно дорого. Ну зачем это? Не нужно покупать мне дорогих подарков.

– Нет, нужно, – возразил он. – Нужно, милая моя.

Эллен снова обняла его за шею.

– Слезы? – удивленно проговорил он, отодвигая ее от себя. – Что случилось, милая?

Она покачала головой.

– Ничего. Ах, Чарли, ничего не случилось. И все случилось. – Эллен не сумела справиться с собой, и за первой слезинкой последовали еще и еще, а он крепко обнял ее и спрятал ее лицо у себя на плече.

– Что такое, любовь моя? – Он поцеловал жену в висок.

– Я боюсь, Чарли. Наше время уходит, да?

Он обратил ее лицо к себе, вытер слезы своим большим носовым платком.

– Ничего не изменилось, – твердо сказал он. – Мы по-прежнему здесь, вместе, девочка моя, и любим друг друга. Это совсем не похоже на вас… говорить такое. Я всегда возвращался к вам, так ведь?

– Да, – прошептала она.

– Ну так, стало быть, вернусь и на этот раз. И он будет последним. Обещаю. Мы вернемся в Англию и купим наконец-то дом в деревне, и у вас будет свой сад, и собаки, и кошки, и цыплята, и все, что захотите.

– Мне не нужны кошки и собаки, – сказала Эллен. – И дом, и сад. Мне нужны только вы, Чарли. Скажите, что вы вернетесь. Обещайте, что это будет так… Я не стану без вас жить.

– Любовь моя! – В голосе его слышалось удивление; он снова привлек ее к себе. – Любовь моя, откуда такое настроение? Совсем на вас не похоже. Или я вас забросил? В этом дело? Забросил, да? Я такой эгоист. Мне казалось, вы веселитесь с Дженнифер, с леди Мэдлин, Иденом, миссис Бинг, миссис Слэттери и всеми прочими. Простите меня, девочка моя. Я вас забросил. Но я люблю вас, Эллен, вы знаете, что я вас люблю.

Внезапно она отпрянула, выхватила у него носовой платок и вытерла глаза. На ее покрасневшем лице с мокрыми глазами показалась улыбка.

– Как я глупа! – воскликнула она. – Просто гусыня! И все из-за пары сережек! Они для меня ценнее, чем самые дорогие бриллианты, Чарли. Хотите, я их надену? Хотя с этим розовым платьем они покажутся ужасными. Но все равно, вам придется меня поцеловать и сказать, что я очень красивая. И еще я хочу, чтобы вы рассказали мне все свои старые истории о вашем детстве. О рыбалке, о Рождестве. Хорошо?

– Что за глупая девчонка, – отозвался Чарлз, беря ее руку и нежно целуя. – Вы уже сто раз слышали все эти россказни. Ступайте наденьте сережки, милая, и возвращайтесь скорее за поцелуем.

Глава 5

Весь май и начало июня того памятного 1815 года казалось, что оправдаются слова, которые говорили сыновья встревоженным матерями, мужья – женам, братья – сестрам: предсказания о том, что побег Наполеона с острова Эльба и бегство короля Франции в Гент ни к чему опасному не приведут. Европа надеялась, что все кончится миром, что «старина Бони» никогда не сумеет собрать достаточно большую армию, которая представляла бы угрозу армии, которую собирал в Бельгии герцог Веллингтон, и прусской армии маршала Блюхера, двигающейся ему на помощь. Но даже если Наполеону это удалось бы, он еще крепко подумал бы, прежде чем атаковать силы, во главе которых стоят такие опытные полководцы.

И тем не менее ходили слухи, что французская армия под предводительством своего императора в настоящее время стала больше, чем когда-либо, и что она приближается к Бельгии. На Брюссель ее ведет сам Наполеон. Разумеется, слухам никто не верил, а тех, кто верил, высмеивали. И все же – кто знает? А вдруг это корсиканское чудовище поднимет голову? Ведь он сумел бежать с Эльбы – а разве его не охраняли английские солдаты?..

Так что приготовления союзников продолжались. Батальоны и бригады, уже находившиеся в Брюсселе, проводили строевые учения и готовились к битве не на жизнь, а на смерть. Почти каждый день в страну вливались новые батальоны, часть которых была укомплектована новобранцами; они расквартировывались неподалеку от Брюсселя.

Но при этом развлечения продолжались: балы, театры, придворные приемы, пикники утром и при лунном свете, Молодые люди, понимающие, что дни их, возможно, сочтены танцевали и флиртовали с каким-то отчаянным весельем. Молодые дамы, которые не хотели верить, что война приближается, но втайне не верили в свой самообман, предавались удовольствиям, окружая себя толпой поклонников в блестящих мундирах.

Вернувшись однажды вечером с прогулки по парку, граф Эмберли уложил в постель сына, уснувшего у него на плече, хотя малыш отчаянно сопротивлялся, утверждая, что нисколько не устал и спать не хочет. Алекс в это время укачивала дочурку. Граф, взяв жену за руку, вывел ее из детской в гостиную.

– Бедняжка Кристофер, – со смехом сказала молодая женщина, – он страшно рассердится завтра, узнав, что уснул без чая. Малыш набегался по берегу за лебедями, бросая им корм. Он был поистине неутомим. А я устала, Эдмунд. Давайте пить чай здесь, а не в парадной гостиной. Тут так уютно!

– Я хочу поговорить с вами, – сказал лорд Эмберли, дергая за шнурок, чтобы горничная принесла чай.

– Звучит настораживающе, – улыбнулась в ответ жена и потянула его за руку, усаживая рядом на диван.

– Вскоре нам придется возвращаться домой, дорогая, – начал он.

– В Эмберли? – Она побледнела. – Значит, уже скоро?

– Уже близко, – ответил он, пытаясь улыбнуться как можно беззаботнее.

– Но мы не можем оставить здесь Доминика, – возразила она. – Мы ведь приехали ради него, Эдмунд. А как заставить уехать Мэдлин? У нее будет истерика. И потом… ведь здесь мы в полной безопасности, не так ли?

– Я очень верю в герцога, – сказал он. – Но не могу рисковать, Алекс, вручая ему жизнь моей жены и детей. Мы должны уехать. Не сейчас. Но я думаю, скоро. Я хочу, чтобы вы были готовы.

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, я не хочу уезжать. Это будет проявлением трусости, Эдмунд. И как можем мы вернуться в Англию, не зная, что происходит здесь? Опять будет как в Испании.

– Я не могу без крайней надобности подвергать вас опасности, Алекс, – возразил он. – Тем более детей. Я прошу прощения, но это не предмет для обсуждения. Я так решил.

– Вы решили? А как же ваше обещание, что я всегда могу спорить с вами, что я никогда не должна чувствовать себя обязанной подчиняться вам только потому, что вы мой муж? Сейчас я хочу спорить.

Горничная и лакей принесли чай с печеньем, и графине пришлось умолкнуть.

Когда они снова остались одни, лорд Эмберли улыбнулся.

– Пожалуйста, спорьте, любовь моя, – сказал он. – Можете даже подраться со мной, если хотите. Но я не дам вам одержать верх. И не говорите, что это несправедливо, Алекс. Иногда чувствуешь себя настолько уверенным в чем-то, что не хочешь менять свое решение. Как было с нашим приездом сюда? Вы очень настаивали на своем, зная, как я тревожусь о Доминике. Помните?

– Терпеть вас не могу, – отозвалась она. Он усмехнулся.

– Давайте лучше переменим тему разговора, раз уж мы договорились до неприятных вещей.

– Нет, – сказала она. – Вы говорили, что я могу спорить и доказывать. Тогда давайте пойдем на компромисс, Эдмунд. Я повезу детей домой. А вы останетесь здесь. Вы нужны Доминику.

– Нет. – Он обхватил ее лицо ладонями. – Мы не нужны здесь Доминику, любовь моя. Он занят службой, будет лучше исполнять свои обязанности, если не будет зависеть от нас, наших чувств к нему. Помните, от его спокойствия и уверенности зависит благополучие и даже жизнь множества людей. Нам же остается только уповать на то, что он уцелеет еще в одном сражении. Оставаясь здесь, мы не сможем сохранить ему жизнь. А мой долг – оберегать вас, Алекс, и детей.

– А когда и как вы сообщите эту новость Мэдлин?

– Очень осторожно, – ответил он с грустной улыбкой. – Я ожидал, что вы будете протестовать более решительно. Но сестра мне еще покажет!

– Это начнется очень скоро? – спросила она. Он покачал головой:

– Невозможно что-либо предсказать точно. Но когда это в конце концов начнется, все бросятся из Брюсселя к портам. Будет паника.

Она кивнула.

– Терпеть не могу, когда вы такой умный и во всем правы, – сказала она. – Чай остынет.

– Рискуя шокировать ваш деликатный слух, любовь моя, я скажу: к черту чай! Поцелуйте меня…

Мэдлин, гуляя в парке с братом, невесткой и их детьми, встретила на его аллеях Эллен и Дженнифер Симпсон.

Мэдлин очень расположилась к этим двум леди. Дженнифер напоминала ей ее самое в таком же возрасте. Казалось, девушка может развлекаться до бесконечности; жизнь била в ней ключом, и мужчины тянулись к ней, как пчелы к яркому цветку.

Эта девушка определенно расположена к Доминику, думала Мэдлин. Она вся вспыхивает, когда видит его, и смотрит на него чуть ли не с обожанием. Но любит ли она его? Или просто видит в нем героя? А сам Доминик? Он ей симпатизирует, танцует с ней на всех балах, сопровождает в театр, водит на прогулки в парк, ездит верхом по аллее Верт за городской стеной, бывает почти каждый день у ее отца. И смотрит на девушку не так, как обычно смотрит на тех, с кем флиртует, – бережно, с нежностью.

Но любовь ли это?.. Ее настораживало то, что он не рассказывал ей о своих чувствах к Дженнифер, как было у них заведено. Мэдлин не знала, как отнесется к тому, что мисс Дженнифер Симпсон станет ее невесткой. Девушка ей нравится… Но почему-то кажется, что она не пара Доминику. Впрочем, подумала Мэдлин, и колени у нее подкосились от этой мысли, может статься, что вскоре этот вопрос окажется совершенно неуместным.

– Вам не кажется, что это просто невероятно: стоят такие чудесные дни? – обратилась она к дамам. – Интересно, в Англии такая же волшебная весна?

– Погода изумительная, – отозвалась Эллен Симпсон. – Вы бы ценили здешний климат еще больше, леди Мэдлин, если бы провели несколько лет в Испании. Там в эту пору стоит палящий зной и очень пыльно, а то вдруг зарядят ливни.

– Доминик писал нам об этом. Это, наверное, ужасно. Я всегда плакала, читая его письма, – отозвалась Мэдлин.

– Но в этом есть и свои положительные стороны, – продолжала Эллен. – Кое-кого жизнь в таких условиях разрушает. Но всех прочих заставляет сплотиться. В Испании люди относились друг к другу по-товарищески. Я видела множество примеров огромной доброты и самоотверженности. Ирония судьбы заключается в том, что солдаты, призванные убивать, зачастую бывают куда добрее и великодушнее прочих людей. Суровая жизнь выковывает в мужчине характер. И это не пустые слова, которые говорит офицер-вербовщик, – с улыбкой добавила она.

«Такая жизнь выковывает характер не только в мужчинах, – подумала Мэдлин. – Испания помогла воспитать характер и Эллен Симпсон».

Леди Лоуренс и Мэйзи Хардкасл сделали все возможное, чтобы вызвать скандал в свете: миссис Симпсон, которую принимали в лучших домах Брюсселя как жену капитана Симпсона, – дочь графини Хэрроуби! Мэдлин вообще не придала значения этому факту; Александра и Эдмунд знали только, что у графини Хэрроуби репутация женщины беспутной, которая живет отдельно от своего мужа-графа.

* * *

Мэдлин не спрашивала у Доминика, что ему известно обо всей этой истории. Домми дружен с капитаном, и она стеснялась задавать ему такие сугубо личные вопросы, что сильно походило бы на сплетни. Хотя Мэдлин поняла: миссис Симпсон – незаконная дочь графини.

Была ли миссис Симпсон осведомлена о разговорах скандального толка вокруг ее имени? Скорее всего – да. Но к ее чести, она держалась как истинная леди: с достоинством и дружелюбием – как и всегда.

– Вон идет папа! – воскликнула Дженнифер, когда они проходили мимо озера. – И лорд Иден.

– Они сегодня рано закончили дела, – заметила Эллен. – И вид у обоих усталый.

Они оба улыбались, и Мэдлин подумала: Домми всегда улыбается, когда он устал.

Капитан подмигнул дочери и поклонился Мэдлин, а потом улыбнулся жене такой улыбкой, которая уже начала вызывать у Мэдлин зависть.

– Чарли, вы устали и хотели бы отдохнуть. – Эллен подошла к мужу.

– Не настолько, чтобы не прогуляться вместе с вами, – ответил он, предлагая ей руку.

Больше Мэдлин ничего не расслышала, потому что ее больше интересовал разговор брата с Дженнифер. Глаза у Доминика заискрились смехом – видимо, он сказал девушке что-то забавное. Мужчины явно бодрились, но миссис Симпсон было не так-то просто провести. Она ласково потребовала, чтобы супруг проводил ее и дочь домой.

Ее примеру последовала и Мэдлин, еще раз подивившись чуткости Эллен Симпсон.

– Да, – проговорила она, попрощавшись с супругами, – миссис Симпсон была права. Вы устали, Домми. У вас, очевидно, был слишком напряженный день.

– Я не привык, чтобы женщины кудахтали надо мной, Мэд, – сказал он, мгновенно посерьезнев. – В прежние времена я непременно отправился бы пить чай к Чарли и надоедал бы ему разговорами, пока мы оба не захотели бы спать. А миссис Симпсон потихоньку унесла бы поднос, чтобы мы во сне не свалили его на пол.

– Бедная леди, – проговорила Мэдлин, смеясь. – Она, наверное, очень терпелива. Я бы растолкала вас и потребовала, чтобы мужчины меня развлекали.

– Вы бы так и сделали, Мэд. Но дело в том, что она его любит. И я бы давно женился, если бы встретил женщину, которая полюбила бы меня так же.

– Домми, все же скажите, что связывает эту пару? – решилась на откровенный вопрос Мэдлин. – Ведь они совершенно не подходят друг другу. Но когда они вместе, то просто сияют от счастья. Такое нужно запретить, верно? Чтобы не вызывать зависть окружающих.

– Конечно, – согласился он. – Должен быть такой закон. Но главное мне еще предстоит сказать: вам, дорогая, придется вернуться домой.

– Вы хотите сказать – в Англию, да? – Она мгновенно напряглась, – Я не поеду.

– Нет, поедете, – проговорил он очень сурово. – Здесь будет очень жарко, Мэд, и я не хочу, чтобы вы застряли в этих местах. Примерно через неделю Эдмунд увозит детей и Александру. Я говорил с ним об этом вчера. И еще я обещал Чарли, что попытаюсь устроить так, чтобы миссис Симпсон с Дженнифер поехали с ними. И вы тоже.

– Я не поеду. – Голос Мэдлин дрожал.

– Я знал, что вы заупрямитесь, – сказал он. – Но вам придется уехать, Мэд. Вы не можете оставаться здесь без Эдмунда. И во всяком случае, это будет нехорошо. Вы знаете, что случается с женщинами, когда город отдают на разграбление?

– Брюссель не отдадут на разграбление, – возразила она. – Если вы не верите в нашу армию, так я в нее верю.

– Разумеется, я в нее верю. Я сам часть этой армии. Но не намерен играть жизнью моей сестры. Или ее честью. Вы уедете, даже если мне придется нести вас на руках до Антверпена, брыкающуюся и вопящую.

– Я тут же вернусь обратно, – сказала она. –И я не упряма и не веду себя как ребенок – ничего подобного, зря вы меня хотите в этом обвинить. Вы – половина моей жизни, Домми, и я вас не оставлю. Не могу. Если вы меня отошлете, это меня убьет. Эдмунд – другое дело. Главное вы, Домми. Здесь останутся многие. И я останусь с кем-то из них. Может быть, с леди Андреа Поттс. Это мой друг, и она останется, потому что ее муж – полковник. Я не поеду, Домми. И не пытайтесь уговорить меня. – Голос ее дрожал, ей никак не удавалось справиться с собой.

– Это же глупо, Мэдлин. Вы никак не можете мне помочь, оставшись здесь. Мне только придется волноваться за вас.

– Стало быть, пришло и ваше время волноваться, – с вызовом сказала она. – Я, Домми, вот уже три года испытываю нечто большее, чем просто волнение.

– Ну и ну, – протянул лорд Иден, – вы, сдается, плачете, Мэд? А ведь нам нужно еще пройти мимо вон тех трех джентльменов, прежде чем мы окажемся у дома Эдмунда. Черт побери, вы ведь никогда не плачете!

– А теперь вот плачу, – сердито проговорила она, всхлипывая и пряча голову за его плечом, чтобы случайные прохожие не увидели ее позора. – Вы не должны отсылать меня, Домми. Я вам еще пригожусь. Вас могут ранить. Вас могут… Ах, Домми, а вдруг я вам понадоблюсь!

– Ну что за глупышка! – воскликнул он. – Увидите, что скажет Эдмунд. Если вы и дальше будете упрямиться, ему это совсем не понравится.

– Эдмунд все поймет! – возразила она. – Эдмунд не ведет себя с женщинами, словно это слабые бессловесные существа, которых надо опекать на каждом шагу. Во всяком случае, это прекратилось, когда он женился на Александре. Он поймет и позволит мне все решить по-своему.

– Глупышка, какая же ты глупышка! – в сердцах проговорил лорд Иден.

У капитана Симпсона был свободный день, и он прогуливался с Эллен по аллее Верт – великолепной длинной улице, обсаженной двумя рядами лимонных деревьев; с одной ее стороны протекал канал. Спокойный, уютный уголок, обманчиво спокойный, если учесть, что большинство прогуливающихся мужчин были в военной форме, и если вспомнить, что войскам, расквартированным в Брюсселе, был дан смотр несколько дней назад, в том числе и Девяносто пятому стрелковому полку и практически всей Пятой дивизии, к которой этот полк был приписан.

Эллен была счастлива. Весь этот чудесный день она проведет с мужем, а то, что ждет ее в будущем, – пока еще лишь будущее. Она не властна над ним, так же как не властна над прошлым. И лучше вообще о нем не думать.

Она улыбнулась капитану.

– Довольна, девочка моя? – спросил он, кладя руку на ее руку, лежавшую на его локте. Она кивнула:

– Довольна.

Последние дни он бывал с ней повсюду. Когда, разумеется, не был на дежурстве. Она по-прежнему ходила за покупками с миссис Бинг и пила чай у леди Эмберли в обществе Дженнифер. Но муж сопровождал их в театр, на вечера к миссис Хендон и на бал к леди Трент.

Бедняга Чарли. Каждый раз он утверждал, что ему этого действительно хочется. Он даже танцевал с ней как-то раз у леди Трент, стоически выдержав безжалостные насмешки капитана Нортона, лорда Идена и лейтенанта Бинга.

Эллен оправилась от смутных и пугающих ее мыслей и страхов, которые сопутствовали ее возвращению из Англии с Дженнифер. Тогда ей казалось, что вот-вот случится нечто ужасное. А когда изо дня в день живешь с армией, привыкаешь к опасностям и неопределенности – они становятся буднями.

– Вчера вечером мне было так хорошо, – сказала она.

– Правда, девочка моя? – улыбнулся жене капитан. – Сидя со мной дома? Ведь в этом не было ничего увлекательного, а?

– Очень увлекательно, – возразила она, наклоняя голову к его плечу и взмахнув ресницами, – очень.

Он засмеялся.

– Даже спустя пять лет, дорогая? А как вы думаете, у Дженнифер действительно болела голова?

– Думаю, что нет. Она знала, что вы пойдете на этот пикник при лунном свете только потому, что любите нас обоих, Чарли, а я – только потому, что люблю ее. За эти несколько недель она немного повзрослела и решила что-то сделать для нас. Притворилась, что у нее болит голова, и ушла к себе. У вас добрая дочка, Чарли… Я полагаю, что она унаследовала эту черту от вас.

– Вы потом сходите со мной в лавку, – сказал он, – я хочу купить ей ту черепаховую брошку, которая ей так понравилась.

* * *

Дженнифер с лордом Иденом шли сзади. Теперь девушка почти не дичилась его, хотя все еще вспыхивала, если его глаза останавливались на ней немного дольше. Она разговаривала с ним свободно – правда, не болтала без умолку, что случалось с ней в обществе молодых лейтенантов, толпившихся вокруг нее.

Она нравилась ему все больше. Это была славная девушка – и очень хорошенькая. Но он не разрешал себе влюбиться очертя голову, как поступил бы еще несколько лет назад. Заставлял себя быть осторожным. Ему хотелось убедиться в глубине своих чувств. А потом это сражение. На войне не только убивают. Но с солдатами случаются вещи и похуже смерти. Он не должен навязывать себя – калеку – будущей жене.

– Вчера на пикнике без вас было пусто, – сказал лорд Иден. – Я ждал вас.

– Я действительно собиралась на него, ведь я никогда еще не бывала на пикниках при лунном свете. Но тогда и Эллен пришлось бы отправиться со мной и папа пошел бы с нами. А они такие странные люди! Вы не поверите, но они предпочитают проводить время дома наедине друг с другом. И ко мне они так добры. Мне разрешено бывать везде. Поэтому вчера вечером у меня якобы заболела голова и я рано ушла к себе.

– Вот как? – спросил он, глядя на нее не без удивления. – И вы легли спать?

– Нет. Я написала длинное письмо Эллен Уэст, с которой мы дружили в школе. Но мне пришлось затенить свечку, чтобы Эллен с папой не увидели свет в щели под дверью, и я едва видела бумагу. А потом я страшно рассердилась на себя, и мне было очень себя жаль. – Она подняла на него глаза и весело рассмеялась.

– Ну вот, – проговорил он, решив вдруг распахнуть перед ней душу, – я ведь тоже сердился на себя и жалел себя. Ведь там не было вас.

Она вспыхнула и отвернулась.

Но он говорил правду. Весь вечер он искал глазами Дженнифер, а натыкался на Сьюзен Дженнингс, и ему приходилось увиливать от ее замаскированных предложений прогуляться вдвоем и полюбоваться лунным светом. Пикники при лунном свете чреваты осложнениями в гораздо большей степени, нежели другие увеселения.

Он снова посмотрел на Дженнифер Симпсон, готовясь сказать нечто забавное, но слова замерли у него на устах – он увидел плотно сжатые губы и слезы на девичьих ресницах.

– Что-то случилось? – спросил он обеспокоенно.

– Эти ужасные женщины, – сказала она дрожащим голосом. – Ненавижу их!

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Вы не видели? Они нарочно прошли мимо папы с Эллен и подчеркнуто узнали только вас.

– Те две дамы, мимо которых мы только что прошли? – переспросил он. – Наверное, им кажется, что мой титул приподнимает меня над прочими смертными.

– Это потому, что Эллен – дочь графини Хэрроуби, – возразила Дженнифер, – и они полагают, что она нечто вроде грязи у них под ногами. А сами обе не стоят одного мизинца Эллен! – пылко проговорила она.

Он нахмурился и в замешательстве взглянул вперед: миссис Симпсон оживленно что-то говорила Чарли и улыбалась.

– Эллен делает вид, будто ничего не замечает, продолжала Дженнифер. – А папа говорит, что эти людишки недостойны даже ее презрения. Мне хочется плюнуть им в глаза, и я так и сделала бы, если бы это не вызвало страшного скандала и не ранило Эллен сильнее, чем их шпильки.

– Я уверен, что ваш отец совершенно прав, – согласился лорд Иден, – хотя ваше негодование делает вам честь. Но ведь графиня Хэрроуби еще жива.

– А вы ее знаете? – спросила девушка. – Папа сказал, когда я спросила у него, – хотя он и добавил, что не следовало бы рассказывать мне такие вещи, – что Эллен выросла, считая себя дочерью графа. Но потом графиня ужасно поссорилась с ним и сообщила мужу, перед тем как убежала от него с другим, что Эллен – не его дочь. А когда Эллен узнала об этом, она твердо решила уехать к своему родному отцу, который всегда был другом их семьи. Граф уговаривал ее остаться с ним, быть, как прежде, его дочерью. Но она уехала в Испанию и там познакомилась с моим отцом. Я рада, что она так поступила, ведь они теперь счастливы. И я ее люблю.

Голос ее задрожал. Лорд Иден крепче прижал к себе руку девушки.

– Миссис Симпсон – леди, что бы ни говорили о ее происхождении, – сказал он. – Не обращайте внимания на сплетников. Они не стоят вашего внимания.

– Да, я знаю. Но мне больно за Эллен.

Лорд Иден опять посмотрел на миссис Симпсон – она смеялась, слушая Чарли. Да, девушка права. Они очень счастливы. И это справедливо. Чарли – добрейший из людей, даже по отношению к своим солдатам. И заслуживает личного счастья. А миссис Симпсон, судя по тому, что она рассказывала о себе и по тому, что он только что услышал, пришлось нелегко. Но она не ожесточилась, не утратила доброты.

Знакомая стрела зависти опять кольнула его. А вот он не сделал ничего, чтобы заслужить такую любовь.

Он был рад, что тот досадный эпизод на балу больше не заставляет их чувствовать себя неловко. Он никогда не хотел воспринимать миссис Симпсон как-то иначе, нежели жену Чарли, своего друга, как бы красива она ни была. Это было бы неуважением по отношению к ней и предательством по отношению к Чарли.

– Скоро будет сражение, не так ли? – спросила Дженнифер.

– Возможно, – ответил он, – но еще не завтра. Так что не беспокойтесь.

– Все так говорят. Но я все равно беспокоюсь. И это такая нелепость. К чему вообще воевать?

– Почти все так думают, – сказал он. – Но, увы, мир наш весьма несовершенен.

– Кажется, папа намерен отослать меня домой, – сказала она. – Я считаю, что это не правильно. Эллен останется – она жила при армии даже тогда, когда была моложе, чем я сейчас.

– Ваш батюшка будет меньше волноваться, если вы уедете в Англию. Это сложно для женщины – находиться вблизи места сражения.

По ее сердито блеснувшим глазам он понял, что сказал что-то не то.

– А вы считаете, – возразила она, – что женщине легко находиться в Англии, где все подробности о сражении становятся известными лишь спустя много дней? Вы представляете себе, каково это – ждать известий, думая, а вдруг убит твой отец? А теперь мне будет еще хуже, потому что, кроме папы, у меня много знакомых военных, Непозволительно обращаться с нами точно с малыми детьми – держать в комнате взаперти, чтобы не разбили на улице нос.

– Прошу прощения. – Он коснулся ее руки. – Но нас, мужчин, так воспитывают, что мы чувствуем себя защитниками женщин. И первое, что приходит в голову, – защитить их от телесных повреждений. Нам тоже нелегко. У меня есть мать и сестра, и я знаю: если меня убьют, раны в душе не затянутся до самой смерти. Но мне хотелось бы знать, что сами они в безопасности.

– Значит, лучшее, что я могу сделать для папы, – это покорно отправиться домой, когда он велит. – Она понуро опустила плечи.

Он кивнул.

– Боюсь, что так.

– Я тоже этого боюсь.

Глава 6

Эллен, конечно, видела, что приготовления к войне идут полным ходом. И однажды вечером, который она проводила наедине с мужем, на нее навалился страх. Но она сумела взять себя в руки и приказать себе: больше этого не будет.

Они гуляли в парке по берегу озера, когда капитан освободился от дел в своем полку. Дженнифер и леди Энн Драммонд, лорд Иден и лейтенант Пенворт наблюдали за лебедями, плавающими в озере.

– Дженнифер отнеслась к этому терпимо, верно? – сказал капитан Симпсон. – Я ждал, что будет куда больше слез;

– Думаю, ее примирило с отъездом то, что леди Энн и кое-кто из ее подруг тоже возвращаются домой, – высказала предположение Эллен. – И потом, Чарли, ей, наверное, немного страшно. Она ведь так молода.

– Не знаю, как мне благодарить лорда Эмберли, что он любезно согласился отвезти Дженнифер в Англию вместе со своей семьей. А вы, дорогая, – с улыбкой обратился к жене Чарли, – что вы скажете об отъезде? – на всякий случай спросил он.

– Это исключено! – улыбнулась Эллен. – Не тратьте слов попусту, Чарли.

– Я бы не исполнил своего супружеского долга, если бы не попытался уговорить вас, девочка моя, но вы знаете, что я был бы в полной растерянности, если бы вы уехали. Видите, какой я эгоист.

– Значит, возблагодарим небеса за эгоизм, – отозвалась она, и оба рассмеялись.

– Эллен, – начал он, взглянув перед собой и убеждаясь, что их никто не услышит. – Наверное, мне лучше было бы подождать, когда мы останемся вдвоем…

– Снова о том же? – перебила она его, стараясь сохранить шутливый тон. – Вы обеспечили и меня, и Дженнифер. Если с вами что-то случится, я должна буду поехать к вашей сестре в Лондон и побывать у вашего поверенного либо подождать, когда он сам придет ко мне. Я все поняла Чарли. Но все это ни к чему. Когда все кончится, мы вместе поедем в Англию.

– Конечно, – отозвался он и погладил ее по руке, – но я кое о чем подумал, Эллен. Раньше, когда Дженнифер находилась в школе, я об этом не думал. Но теперь настало время забыть о гордости. Если вы останетесь одна… я хочу, чтобы вы связались с моим отцом. Хорошо? Дороти вам поможет.

– Ах, Чарли, я не могу! – Эллен огорченно посмотрела на мужа. – За все эти годы он ничего не сделал для вас. Не проявлял никакой заботы и о Дженнифер.

– Он ее дед, – осторожно заметил капитан Симпсон. – И ваш свекор. Если вы обратитесь к нему, он не отвернется от вас. Мы оба с ним были слишком упрямы. Никто не хотел сделать первый шаг.

– Вот и повидаетесь с ним наконец, когда мы вернемся в Лондон, – вышла из положения Эллен.

– Прошу вас, дорогая!

Она бросила взгляд на дорожку.

– Если только ради Дженнифер? – сдалась она. – Ради нес – обещаю.

– Спасибо. – Он сжал ее руку. – Когда я был мальчишкой, у нас были хорошие отношения и детство у меня было счастливое. Но поскольку я был старшим сыном, он ждал от меня очень многого. Когда я вступил в армию, вместо того чтобы отправиться в университет, как он хотел, отношения наши стали напряженными… Но разрыв произошел не раньше, чем я женился на матери Дженнифер.

Он никогда не рассказывал о ней. И Эллен обратилась в слух.

– Я не стал бы и теперь рассказывать, но придется. В разговоре с моим отцом или братом они могут сказать, что Дженнифер не моя дочь. Дело в том, что ее мать была танцовщицей. Хорошенькая, но недалекая барышня не могла заработать на жизнь только танцами… После того как я на ней женился, она ни с кем не встречалась, и Дженнифер родилась через девять с лишним месяцев после нашей свадьбы. Это моя дочь, Эллен. Но даже если это было бы не так, я все равно любил бы ее, ведь девочка не виновата в своем рождении, верно? Но она – моя дочь, и мой отец должен ее признать.

– Я постараюсь, чтобы это случилось… – В горле у Эллен застрял комок. – Чарли, вы поэтому полюбили меня… потому, что я не виновата в своем рождении?

Он засмеялся и сжал ее руку.

– Мое сердце тронула хорошенькая девчушка, плачущая из-за поломанного гребешка. Потом девчушка эта превратилась в сокровище моей жизни. Вот что такое вы для меня, девочка. И надеюсь, вы не позволите этим старым сплетницам отравить себе жизнь, верно?

– Я пережила все страдания по этому поводу много лет назад. А теперь у меня есть вы, есть Дженнифер, наши друзья. Я очень счастливый человек, Чарли.

* * *

Шел июнь, ширились слухи, нарастали тревога и паника. В Бельгию прибывало все больше войск – пехоты и артиллерии, что уже само по себе оправдывало слухи о масштабах сражения. Но как ни странно, из Брюсселя почти никто не уезжал. Казалось, мирные британцы не желали верить, что опасность может серьезно грозить им. Имя герцога Веллингтона тоже играло свою роль – в их глазах он имел статус непобедимого божества.

Хотя граф Эмберли с семьей, слугами и мисс Дженнифер Симпсон и уехали в Антверпен лишь в первых числах июня, они отъезжали в спокойной обстановке, но, задержись граф в Брюсселе хотя бы на несколько дней, паники не избежать.

Мэдлин, остававшаяся непреклонной в своем решении находиться в Брюсселе с братом-близнецом до последнего дня, договорилась переехать к своей подруге, леди Андрее Поттс, столь же бесстрашной особе; эта леди заявляла своим решительным контральто, что скажет пару теплых слов этим французам, если они посмеют вступить в Брюссель ц попытаются разграбить дом полковника лорда Поттса.

Лорду Идену пришлось переехать на постой туда, где квартировал капитан Нортон. Прощание было трогательным.

– Спасибо, что приехали, Александра, – сказал лорд Иден. – Не могу даже выразить, как много значило для меня обрести здесь родных. Желаю вам благополучно добраться до дома. Передайте от меня поклоны матушке, тете Виоле и дяде Уильяму. И конечно, Анне. Полагаю, лондонский сезон проходит для нее удачно. Я увижу всех вас очень скоро.

– Да, – улыбнулась она. – Ваша матушка будет счастлива снова увидеть вас, Доминик. Берегите себя. Вдруг они обнялись, крепко зажмурив глаза.

– Доминик, – сказала графиня, – мы очень, очень вас любим.

– Вот вернусь домой и потребую в доказательство всевозможных проявлений вашего расположения. – Он поднял голову и усмехнулся. – Но если вы меня очень, очень любите, почему вы предпочли мне Эдмунда? Если вы помните, я тоже делал вам предложение.

– О, – сказала она, вспыхнув, – наверное, потому, что я очень, очень, очень люблю его.

И она повернулась к мужу, чтобы взять у него почти заснувшую малышку.

Лорд Эмберли тут же встал и горячо обнял брата. Некоторое время они молча стояли обнявшись. Сказать нужно было так много. А слов не было.

– Я горжусь вами, Доминик, – проговорил лорд Эмберли. – Вы это знаете.

– Вы скажете матушке?.. Вы скажете все, что нужно.

– Конечно. Вы знаете, она тоже вами гордится и ждет, что бы ни случилось.

– да – Лорд Иден высвободился из объятий брата и улыбнулся. – Пожалуй, я откланяюсь. Перед отъездом у вас будет много хлопот с багажом и детьми. И с мисс Симпсон. Спасибо, Эдмунд, что берете ее с собой.

Лорд Эбмерли пожал плечами.

– Это приятная молодая леди. Она много для тебя значит?

Лорд Иден насторожился.

– Это дочь Чарли Симпсона, – уклонился он от прямого ответа.

Лорд Эмберли усмехнулся.

– Она вас не подцепила, а, Доминик? – спросил он. – Но не волнуйтесь. Мы с Алекс позаботимся о ней и доставим ее к тетке в целости и сохранности. Ступайте же. Долгие проводы – лишние слезы, верно?

Лорд Иден повернулся к своей сестре-двойняшке, которая в течение всей этой сцены хранила гробовое молчание.

– Проводите меня до дверей, Мэд? – спросил он, Та поднялась и вышла вслед за братом.

– Вы не передумаете? – спросил он, когда дверь за ними закрылась. – Нет, конечно, нет. Вы замечательно храбрая женщина, Мэд, и я вас уважаю за это. Я буду навещать вас каждый день, хорошо?

– В противном случае, – ответила она, – я приду в полк и отыщу вас сама.

– Ни в коем случае! А вы поладите с леди Андреа? Она почему-то вызывает у меня ассоциации с полковой лошадью.

– Мне всегда нравились лошади, – парировала леди Мэдлин. – Домми, а вы навестите меня перед тем, как вам нужно будет выступать?

– Если представится малейшая возможность. А если нет – не нужно ненавидеть меня до конца ваших дней. У меня может просто не оказаться времени.

– Я вас люблю, Домми, – сказала она, обвивая руками его шею на глазах у лакея, который ждал, когда можно открыть дверь лорду Идену. – Если вы не сумеете зайти, я хочу, чтобы вы знали и унесли это с собой: я вас люблю.

– Я это знаю, глупышка моя, – отозвался он, на мгновение крепко прижав ее к себе. – Вы не поверите, но я тоже отношусь к вам неплохо. – Он улыбнулся ей и вышел.

Мэдлин так хотелось швырнуть что-нибудь потяжелее ему в спину, но, увы, под рукой не оказалось ничего подходящего. Вздохнув, она вернулась в гостиную.

В тот же вечер лорд Иден направился на квартиру капитана Симпсона на улице Монтень, хотя и не был уверен, что хозяева дома. Еще до приезда мисс Симпсон он убедился, что Чарли с женой предпочитают по вечерам сидеть дома. Но с приездом юной леди все, конечно, изменилось.

Ему хотелось с ней проститься. И сделать это немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра – утра отъезда с Эдмундом и Александрой. В глубине души он ухе хотел, чтобы это свершилось поскорее. Прощания всегда казались лорду Идену мучительной процедурой. А прощаться, если знаешь, что, быть может, прощаешься навеки, – мука мученическая.

Ему хотелось быть свободным от всяких нежных привязанностей. И сосредоточить все свои помыслы и чувства на том, что ему предстоит. Жаль, что Мэдлин все-таки отказалась возвращаться домой. Но с этим уже ничего не поделаешь…

В такие моменты, как нынешний, он радовался, что не женат, да и не испытывает глубокой привязанности ни к одной женщине. Из прошлого опыта он уже знал: перед крупным сражением нужно выбросить из головы всех, кто тебе дорог, и жить так, словно их вообще не существует. Его семья – это его подчиненные, и заботиться он должен только об их безопасности и благополучии. А офицеры, старшие его по званию, – те, кому он обязан хранить верность, подчиняться и доверять.

В такие моменты он не завидовал Чарли. Просто не понимал: как возможно – проститься с женой и тут же идти в бой? А если ход сражения окажется неблагоприятным? Что станет с ней? И он содрогнулся.

Однажды он видел их прощание. Минута, когда они молча припали друг к другу; лица у обоих были бледные, отрешенные. Он отвернулся, чтобы не видеть всего этого, ощутив скорее боль, чем смущение из-за того, что оказался невольным свидетелем прощальных объятий мужа и жены. И лишь минут через десять Чарли вышел из оцепенения и снова стал самим собой – бодрым, решительным, даже безрассудным человеком, готовым броситься в бой.

Когда лорд Иден пришел к Чарли, все трое были дома, разговор шел с трудом. Да и как можно говорить свободно в такой обстановке? Выпив со всеми чаю, он поднялся, чтобы уйти. Протянул руку Дженнифер и с улыбкой сказал:

– Пожелаю вам bon voyage [1] и надеюсь, что на обратном пути у вас не будет морской болезни.

Он заметил, что Чарли увлек жену в соседнюю комнату, оставив дверь открытой.

– Уверена, что ее не будет, – отвечала Дженнифер, – ведь я теперь закаленный путешественник. – И она подала ему руку.

– Я был счастлив познакомиться с вами.

– И я тоже, – ответила она. – Надеюсь, эта ужасная война в конце концов кончится благополучно. То есть не начнется.

– Солдаты в большинстве своем мечтают совсем о другом, – сказал он. – Многие хотели бы одержать крупную победу над Бонапартом.

– А вы? – спросила она. – Вы рветесь в бой? Как мог он объяснить ей, что это особенность его натуры – сражаться за свою страну и за все, что она отстаивает, а если потребуется, отдать и свою жизнь?

– Не ради того, чтобы убивать, – пояснил он. – Но я хотел бы внести свою лепту в борьбу с тиранией.

– В таком случае до свидания, милорд. Я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось, – сказала она без смущения.

– Вот как? А можно мне зайти к вам, когда я вернусь в Англию?

Вспыхнув, она взглянула ему в глаза.

– Если хотите. Буду рада.

Он поднес к губам ее руку, все еще лежавшую в его руке, и поцеловал.

– Очень хочу, – сказал он. – Я рад, что вы едете с моим братом. Уверен, что с вами ничего не случится.

– Он очень добр, – сказала она, – и ее милость тоже. Они мне нравятся.

– Значит, до свидания, – сказал он. И так сжал ее руку, что она вздрогнула. Заметив это, он тут же выпустил ее. Глаза ее наполнились слезами.

– Прошу вас, берегите себя, – проговорила она. – Прошу вас! – И она на мгновение прикоснулась к его лицу кончиками пальцев. И тут же резко повернула голову. – Папа! – позвала она. – Папа, лорд Иден хочет с вами проститься.

И не успел Чарли войти, как она стремительно вышла.

* * *

Будь прокляты все эти прощания, думал лорд Иден спустя несколько минут, направляясь к своей новой квартире. Что он наделал? Заронил какие-то надежды? Обязан ли он теперь сделать ей предложение, когда вернется в Англию? Хочется ли ему этого? Он вовсе не уверен. И он не желает, чтобы его терзали подобные мысли, все эти сложности и сомнения. Он хочет быть свободным от всех чувств и обязательств.

Черт побери! Он только что едва удержался, чтобы не заключить ее в объятия и не излить перед ней свою душу – сказать, что хотел бы избавить ее от всех тревог до конца дней. Неужели он никогда ничему не научится?

А вдруг он ее любит? В данный момент он этого не знает и знать не желает. Сколько времени до выступления армии? Неделя? Две? Он готов. А потом, если это «потом» будет, можно думать и о любви. Но не сейчас!

Он обрадовался, найдя своего друга дома в скупо обставленных комнатах – настоящее жилище мужчины! – которые отныне будут и его домом. Капитан Нортон, положив ноги в не слишком чистых сапогах на стол и закинув руки за голову, созерцал трещины на потолке. На столе стояла полупустая бутылка коньяка и стакан.

– Старина Пиктон должен прибыть в Брюссель со дня надень, – сказал лорд Иден, швырнув головной убор в кресло которое уже было завалено сброшенной одеждой. – Это только что назначенный командир Пятой, если вы не забыли, дружище Нортон. И если вы себе не враг, то не стоит попадаться ему на глаза в таких сапогах.

– А чего их чистить раньше времени? – с веселой беззаботностью осведомился друг. – Найдите стакан, Иден, и налейте себе коньяку. Терпеть не могу пить в одиночку. Он, наверное, на стуле, под ворохом бумажек. Это письма от матушки и девиц. Пишут не письма, а целые книги. Когда-нибудь я их прочту. Вы мне напомните.

Лорд Иден отыскал стакан, стараясь не исследовать его на предмет чистоты, уселся на стол, водрузив свои начищенные до блеска сапоги рядом с сапогами друга, и протянул руку к бутылке.

В среду четырнадцатого июня стал распространяться слух, что французская армия сосредоточивается у Мобержа в южном направлении и что неприятельские части даже перешли бельгийскую границу. Говорили, что во главе армии стоит сам Бонапарт. Старина Бони снова застал врасплох своих приятелей – европейских генералов.

Конечно, смешно утверждать это, если в течение всей весны ждали именно такого поворота событий. И все же, когда каждый день рождает дюжину толков, правда застает всех врасплох. Конечно, у герцога есть свои шпионы, и ему нет нужды полагаться на слухи, как всем остальным. Но ведь герцог ожидал нападения с запада и севера, а не с юга. Будь он Бонапартом, напал бы именно оттуда, попытавшись отрезать союзные войска от побережья Ла-Манша.

Впрочем, когда Бонапарт вел себя предсказуемо, в соответствии со здравым смыслом? Его тактику называли проявлением то жестокости, то блестящего, ума – в зависимости от того, чего у говорившего было больше: страха или восхищения. У тех, кто находился в Брюсселе в июне 1815 года, больше было страха.

И уж конечно, никто не думал, что этот слух верен, за исключением, пожалуй, самого герцога; но все знали, как тот умеет порой молчать. Чем больше он улыбался и чем спокойнее казался, тем вероятнее было приближение беды. А в эти дни герцог казался очень спокойным. Поэтому многие начали нервно складывать чемоданы и выбирать, какой дорогой отправиться к побережью – в Остенде или в Антверпен.

* * *

В три часа пополудни пятнадцатого июня принцу Оранскому сообщили во время обеда с герцогом Веллингтоном, что Вторая прусская бригада из Первого корпуса генерала Цитена была атакована французской армией рано утром – в атаку войска поднял Шарлеруа.

В четыре часа герцог получил депешу лично от генерала Цитена, в которой сообщалось, что Тюин взят в плен. Но герцог не любил действовать опрометчиво. Хотя он и не сомневался, что оба сообщения правдивы, однако не был уверен, что атаки французов не военная хитрость, имевшая целью отвлечь внимание главной части армии к югу, в то время как сам Бонапарт появится, как и ожидалось, с западного направления.

Герцог пока что выжидал – терпеливо или нетерпеливо, этого никто не мог сказать наверняка, – более точных сведений от Гранта, офицера разведки в Монсе.

Каким образом сведения об атаке просочились на улицы и в гостиные Брюсселя – Бог знает. Но они просочились, вызвав волнение, возбуждение и отчаяние. Естественно, особенно это коснулось женщин.

Женщины же в основном пришли в отчаяние. Одни в слезах припадали к своим мужчинам. Другие требовали, чтобы их увезли от опасности немедленно. Третьи, в особенности те, кто уже побывал в подобных ситуациях, деловито готовились к последствиям битвы – свертывали бинты, купленные в аптечных лавках либо сделанные из разорванных на полосы простыней и рубашек. Были такие, кто продолжал жить, будто ничего особенного не происходит. Ведь вся эта весна была полна ложных тревог.

Состоялся и большой бал в доме герцогини Ричмонд на улице Бланшиссери. Приглашены были все, кто принадлежал к высшему свету. Говорили, что герцог Веллингтон и весь его штаб намерены посетить бал, даже если французы уже вошли в Бельгию и часть прусской армии разгромлена.

Эллен и капитан Симпсон, тоже приглашенные, решили не ходить. Сидя рядом – рука в руке, – пока он не обнял ее за плечи и не привлек к себе, они болтали о всякой чепухе, что взбредет в голову.

Потом она положила голову мужу на плечо и закрыла глаза. Они не ласкали друг друга. Время для близости прошло. Они будут ждать. Чарли могут вызвать еще до наступления утра. Герцог приказал Второй и Пятой дивизиям собраться у Анта в состоянии полной готовности. Лучше не ложиться, чтобы быть готовым в любую минуту.

Когда лорд Иден постучал в дверь, оба встали. Они ждали этого. И час настал.

Глава 7

Лорд Иден решил пойти на бал к герцогине Ричмонд, хотя его дивизион был уже под ружьем и было совершенно ясно, что он к утру выступит. Особняк на улице Бланшиссери был заполнен офицерами. Возможность развлечься давала выход той нервной энергии, которую было трудно – да просто невозможно – сдержать.

Лорд Иден танцевал, улыбался, разговаривал с дамами и слушал многочисленные противоречивые сообщения о том, что происходит, и догадки о том, что будет происходить на границе Франции и Бельгии. Он, как и все, искал глазами герцога и недоумевал, что может означать его отсутствие.

Он как раз держал под руку Сьюзен Дженнингс, отводя на место после танца, когда шотландские солдаты, одетые в костюмы шотландских горцев, вошли строем в бальный зал под музыку волынок, развлекая собравшихся народными мелодиями. Трудно было представить себе, что вот эти солдаты пойдут в бой еще до наступления следующего дня. Впрочем, и в их бравурных мелодиях чуткое ухо уловило бы почти осязаемое напряжение, как и во всем бальном зале.

– Они просто чудо! – воскликнула Сьюзен. – Всякий раз, когда я вижу их, жалею, что я не шотландка.

– Что, Сьюзен, ваш муж уже уехал? Я что-то его не вижу, – спросил лорд Иден и тут же пожалел о своем вопросе.

– Он еще здесь, – ответила она. – И пожалуйста, не нужно говорить ни о каких отъездах. Я могу упасть в обморок при одной мысли об этом.

– Вы, Сьюзен? – улыбнулся он. – Дорогая, у вас гораздо больше храбрости, чем вы хотите показать. Вы были в Испании. И вы остались здесь.

– Я стараюсь быть храброй, милорд, но я всего лишь бедное робкое создание, как вы знаете. Для своих близких я просто бремя. – По ее щеке скатилась слезинка. – Благодарю вас. Мой муж временами бывает со мной резковат. Хотя я не верю, что он хочет быть со мной недобрым.

Лорд Иден улыбнулся и с облегчением увидел, что оркестр готов заиграть следующий танец. На этот танец он пригласил Мэдлин.

Герцог Веллингтон прибыл на бал после полуночи. Его появление, которого все ждали с надеждой, внесло неутешительную ясность. Он признался в конце концов, что войска выступают завтра.

Позже, во время ужина, доставили депешу принцу Оранскому, сообщавшую о том, что Шарлеруа разбит и французы уже углубились в бельгийскую территорию почти на двадцать миль. Большая часть офицеров тут же ушли, чтобы присоединиться к своим полкам.

Лорд Иден, прежде чем уйти, отыскал Мэдлин. Он увлек сестру в коридор за бальным залом, но побыть наедине не было почти никакой возможности. Впрочем теперь два человека могли побыть наедине, просто глядя друг другу в глаза.

Она припала к его рукам.

– Вы идете, Домми? – спросила она. – Я всегда терпеть вас не могла за бессмысленные поступки. Но, прожив здесь некоторое время, увидела, что ваше намерение вполне обоснованно. Вы нашли героическое применение вашей жизни. Я горжусь, что мы с вами близнецы.

Он был бледен.

– Мэд, – сказал он, сглотнув, – я всегда терпеть не мог этого. Вы знаете. Что я могу сказать, что имело бы какой-то смысл?

Она улыбнулась.

– Ничего, – ответила она. – Нам с вами не нужны слова. Просто идите, Домми. Да, дорогой мой.

Он так стиснул ее ладонь, что она закусила от боли губу. Целуя ее, он держал ее за руки.

– Я вернусь, – сказал он и вдруг улыбнулся, как улыбался в детстве, а потом повернулся и сбежал вниз по лестнице.

Она тоже улыбалась, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду. И тогда веер в ее руках сломался напополам.

* * *

Лорд Иден, когда зашел переодеться, нашел капитана Нортона уже готовым, оживленным и подтянутым, ибо настала пора действовать.

– Ступайте, не ждите меня, – сказал лорд Иден, подумав, что капитан решил его подождать. – Я обещал зайти за Симпсоном в случае чего. Мы где-нибудь встретимся с вами.

– Не задерживайтесь. Иначе пропустите всю потеху, – хмыкнул Нортон.

– Ни в коем случае! – в тон ему отозвался лорд Иден, швыряя на пол шелковую рубашку и тут же наступая на нее, устремившись за сапогами.

Как выяснилось спустя полчаса, Чарли не спал, когда лорд Иден постучал в дверь его квартиры. Там горел свет. Когда Чарли открыл дверь, Доминик увидел, что его друг, как и следовало ожидать, полностью готов.

– Пора, – сказал Чарли, но миссис Симпсон все стояла и смотрела на мужа. Затем ее взгляд обратился на лорда Идена.

Она протянула ему обе руки и прошептала:

– Берегите себя.

– Да. – Он улыбнулся и взял ее руки. – И вы тоже, сударыня.

В ее присутствии он ощущал удивительный покой. Он никогда не мог понять, откуда бралось это ощущение. Пожалуй, все-таки Чарли можно позавидовать. И он сжал ее руки.

– Возвращайтесь обратно, – ровным голосом проговорила она. – Пожалуйста, возвращайтесь.

– Хорошо, – сказал он.

А когда он отпустил ее руки, она обняла его и подняла к нему лицо, ища его поцелуя. И он не почувствовал ни тени того ужасного страха, который охватывал его при прощании с остальными – с Эдмундом и Александрой, с их детьми, с Мэдлин. Только некий покой, когда он поцеловал ее, а потом прижал к себе и втянул аромат ее волос, преследовавший его потом несколько дней. И еще – прилив энергии, которая уже не была нервной энергией, но целеустремленным желанием пойти и сделать дело, которому его обучили.

Он улыбнулся Эллен Симпсон, и она отодвинулась от него.

– Благодарю вас, сударыня, – сказал он и бодро взглянул на Чарли, спокойно стоявшего в той же комнате. – Я подожду вас на улице, – обратился он к своему другу.

Эллен повернулась к мужу и посмотрела на него так, словно видела его с другого берега реки. Он протянул к ней руки.

– Ну, девочка моя, – сказал он.

– Чарли! – Она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо.

А он побаюкал ее в своих объятиях. Они говорили друг с другом без слов, слыша то, чего не слышали остальные. Наконец он отстранил ее от себя и сжал лицо в ладонях.

– Мое драгоценное, драгоценное мое сокровище! – прошептал он и поцеловал легким поцелуем в губы. – Любовь моя.

– Теперь идите, – сказала она, как всегда говорила в таких случаях.

И когда дверь за ним тихо затворилась, она расправила плечи и подняла подбородок. Двигаться она не могла.

Пока что.

Ну вот. Дело сделано. Она послала мужчин идти своим путем, и оставалось только ждать, вернутся ли они оба – или один из них.

Чарли, ее любовь. Свет ее жизни. Драгоценный, единственный свет. Единственный человек на всем свете, ради которого она с радостью, да, с радостью умерла бы. Единственный человек, о жизни без которого она не могла бы – не смела даже – думать.

А лорд Иден… Доминик. Друг мужа. Ее друг. Красивый, очаровательный лорд Иден, в котором в последнее время она против собственного желания увидела мужчину. Очень привлекательного мужчину, сверстника. И теперь он ушел вместе с Чарли на бойню, на войну. Может быть, она никогда больше его не увидит.

Она с любовью отпустила его идти своим путем. Поцеловала его, как это сделала бы мать. Или сестра. Пожалуй, немного иначе.

И Чарли ушел.

Чарли ушел…

Она все еще смотрела на дверь, пока в конце концов та не расплылась у нее перед глазами.

* * *

Никогда еще утреннее пробуждение не было для Мэдлин таким кошмаром. День она начала плохо, встала к раннему завтраку, хотя почти не спала. Леди Андреа держалась в своей обычной манере – бодро и сердечно, хотя полковник, покинув бал, даже не вернулся домой, чтобы переодеться в форму. Исключая слуг, дамы были в доме одни. Мистер Мейсон, отец леди Андреа, отправился разузнать о последних новостях.

Выяснилось, что им предстоит провести день, запасаясь всем, чем можно, освобождая комнаты от ненужной мебели и собирая множество простыней, одеял и подушек.

– Скоро станет не важно, кто мы – служанки из таверны, королевы Англии или нечто среднее, – сказала леди Андреа. – Сюда будут приносить раненых, и мы опомниться не успеем, как для них не будет хватать места даже на улице.

Мысленно представив себе раненых, Мэдлин побелела – это будут те же самые офицеры, которых она видела в блестящей толпе на прогулках и танцующими на балу у герцогини Ричмонд.

– А хирурги будут? – спросила она.

– Наверное, но они будут там, на поле сражения, – сказала ее подруга, на которую, кажется, ужасный смысл ее слов не произвел никакого впечатления. – Раненые, которых будут привозить сюда, окажутся на нашем попечении. Будьте к этому готовы.

– У меня нет никакого опыта. Я не знаю, как поступать. – И Мэдлин смущенно покраснела.

Леди Андреа засмеялась своим лающим смехом.

– Вы все поймете, дорогая моя девочка. Уже завтра в это время или послезавтра вы все будете знать. Беда научит.

Но Мэдлин усомнилась все же в своих возможностях. Она даже не сумеет загнать себя в кухню и готовить бульон для раненых – она не умеет стряпать. А при виде крови ей делается дурно.

– Не беспокойтесь, – сказала леди Андреа, похлопав ее по руке и решительно вставая из-за стола. – Когда придет время, вы будете слишком заняты, чтобы помнить о том, что вы – изящно воспитанная молодая дама.

Может быть, здесь есть доля истины, думала Мэдлин, весь день колеся по улицам города без горничной или сопровождающей дамы. Как ни странно, люди шли по своим обычным делам как ни в чем не бывало, хотя улицы были запружены различными средствами передвижения, груженными тюками багажа и мебелью.

Люди толпами покидали Брюссель. Но как рассказал Мэдлин случайно встреченный ею знакомый, это было не так просто. Кто пытался уехать по каналу до Антверпена на барже, обнаружил, что нанять ее невозможно. По приказу герцога все они были конфискованы для нужд артиллерии. Лошадей продавали по безумным ценам, самые примитивные повозки стоили целое состояние. И людей охватила паника.

Мэдлин радовалась, что дел у нее более чем достаточно.

На панику и даже на тревогу за Домми времени не оставалось. Она скупила все бинты и пузырьки с настойкой опия у одного аптекаря и поспешила домой.

Новостей особых не было, хотя мистер Мейсон в течение дня время от времени продолжал делать вылазки в город, да и обе леди постоянно выходили из дома по каким-то делам. Но во второй половине дня все услышали громовые раскаты. Мэдлин, которая в это время находилась на улице, удивленно подняла глаза – ни у нее над головой, ни на горизонте грозовых туч не было. Внезапно она поняла, что это означает, и колени у нее подкосились.

Доминик!

В торопливо идущей впереди нее по улице женщине со склоненной головой она узнала миссис Симпсон и обрадовалась. Непроизвольно схватив ее за руку, она почти прокричала:

– Вы тоже слышите?

Эллен вздрогнула и подняла на нее глаза.

– А, леди Мэдлин, – сказала она, – это вы. Ах, дорогая, вам ведь никогда еще не приходилось этого испытывать? Наклоните голову резко вперед и сделайте несколько глубоких вдохов. Давайте я немного пройду вместе с вами. Я иду в бакалейную лавку. Моя бедная горничная закатила сегодня утром истерику. Бедняжка, она только что приехала из Англии. Мне удалось устроить ее в экипаже наших соседей, которые едут домой через Антверпен.

Спокойные ноты ее голоса ободрили Мэдлин.

– Я очень глупая, – сказала она. – Мне стыдно за себя.

– Стыдиться нужно было, если бы вы ничего не почувствовали, услышав стрельбу, – возразила миссис Симпсон. – Не надо конфузиться из-за своей чувствительности. Когда начнут прибывать раненые – а они непременно начнут прибывать к завтрашнему дню, – вы увидите, что у вас есть силы, о которых вы даже не подозреваете.

– Именно так говорит и леди Андреа. Боюсь только, что я опозорюсь… Как вы думаете, они сейчас там, откуда слышится стрельба? – спросила Мэдлин. – Я имею в виду Доминика… И капитана Симпсона.

– Не знаю, – ответила Эллен. – Сейчас ничего нельзя знать в точности. И это самое плохое в сражении – в неопределенности. Вы должны приучить себя не думать об этом. Заставьте рассудок как бы отупеть. Когда привезут раненых, у вас не будет времени думать. Каждый страдающий человек станет вашим братом, и вы будете ходить за ним, думая, что где-то какая-то другая женщина будет делать то же для лорда Идена.

– Вы тоже в каждом раненом видите вашего мужа? – спросила Мэдлин, заранее предвидя ответ. И вдруг ее осенила ужасная мысль:

– А как же убитые? Их тоже привезут сюда? Или их оставляют там?

Эллен сжала ее руку до боли.

– Не думайте об этом. Доминик вернется. Я обещаю. Хотите, я провожу вас домой?

– Нет. – Мэдлин покачала головой. – Мне стыдно за свои мысли. Я никогда больше не смогу посмотреть вам в глаза. Вот лавка бакалейщика. Вам сюда? Мы, вероятно, увидимся на днях. Большое вам спасибо.

Самое постыдное, думала она по дороге домой, – это то, что она забыла, зачем ходила. Почему оказалась в городе и одна бродила по улицам? Подсмеиваясь над собой, она вдруг представила себе, как они будут через много лет хохотать над ее рассеянностью с Домми, Эдмундом и мамочкой.

Канонаду она ощущала всем телом – начиная от макушки и полей шляпки и кончая носками своих туфелек.

* * *

Бой шел на двух направлениях. Герцога Веллингтона все же застигли врасплох. Все французские войска сосредоточились на юге. Сам Бонапарт стоял во главе частей, брошенных против пруссаков у Линьи, вопреки предположению противника, что он до поры стоит со своими отборными частями у западной границы. В семи милях оттуда маршал Ней повел в атаку свои части против немногочисленных союзных войск, занявших позиции на пересечении дорог у Катр-Бра. Большая часть армии Веллингтона все еще находилась в пути между Брюсселем и Нивелем на северном направлении.

Вся заваруха, наверное, кончится прежде, чем они туда доберутся, ворчали люди лорда Идена, пробираясь по грязи к югу от Мон-Сен-Жана, где они ждали соответствующего приказа. Несколько часов просидели они изнывая от скуки, от нечего делать глазели на девушек, пытаясь выучить по-голландски пару слов покруче, чтобы заставить краснеть красоток. А на утреннем марше какой-то юный солдатик, приняв бравый вид, уверял товарищей, что смог позабавиться с одной и без языка.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нужен язык в забавах с девчонкой? – раздался чей-то насмешливый голос из рядов; шутник был вознагражден взрывом хохота.

– Шел бы ты, парень, обратно в школу, может, чему-то еще и научился бы, – раздавались реплики.

Отвлекаясь на шутки и смех, они с внутренним беспокойством прислушивались к стрельбе впереди.

– Джонни побьют прежде, чем мы подойдем, и вся наша работа будет – рыть могилы для убитых. Уж вы мне поверьте, – бубнил какой-то глухой голос. Говорившего не поддержали, но никто и не остановил его.

Еще до конца дня самые нетерпеливые стрелки Девяносто пятого полка все же смогли удовлетворить свое любопытство. Когда в половине четвертого они прибыли на место, положение союзных войск было довольно затруднительным. Брауншвейгцы же были сильно потрепаны, а герцог Брауншвейг погиб. Шотландские горцы Девяносто второго полка Гордона были почти полностью рассеяны. Кавалерия все еще не прибыла. Только присутствие герцога Веллингтона, хладнокровно разъезжавшего верхом вдоль линии фронта и полностью игнорирующего собственную безопасность, словно он был заговорен, удерживало людей от паники и бегства.

Холмистый характер местности сыграл союзникам на руку. Если бы маршал Ней видел ситуацию противника, он понял бы, что герцог Веллингтон на сей раз не прибег к своему обычному тактическому приему – придержать основную часть своей армии, спрятав ее за каким-либо укрытием, чтобы бросить в бой в подходящий момент; он смело ринулся в наступление, надеясь на быструю победу.

Как бы там ни было, Девяносто пятый полк был прямо с марша брошен в бой; оставшиеся через какое-то время в живых так толком и не смогли оглядеться, чтобы оценить ситуацию, понять участь, постигшую друзей и товарищей, а также всю армию в целом. Что это, победа или поражение? Они занимали все ту же позицию, что и в начале боя; французы отошли с наступлением ночи. Но что будет утром? Бросится ли старина Ней в атаку с первыми лучами солнца? Хватит ли у них сил противостоять? И что произошло у Линьи, где, как они слышали, сам Бони атаковал пруссаков?

Будьте уверены, старина Блюхер их удержит, говорили одни. Но ведь сам Бонапарт идет впереди атакующих, говорили другие. И на это ответить было нечего.

Убитых оказалось много. Очень много. Люди настороженно оглядывались, ища глазами живых. Кто-то уже горевал о павшем друге, кто-то надеялся найти его среди раненых. Иные хоронили павших товарищей, если их можно было подобрать, не рискуя жизнью. В противном случае, увы, их оставляли на поле боя.

Легкораненые или упрямцы, которые решили не признаваться в своем состоянии, перевязывали свои раны, подшучивая над товарищами.

– Ты бы смазал свою повязку грязью, – советовал кто-то храбрецу, решившему продолжать сражаться, хотя на лбу у него зияла страшная рана, – не то Джонни станет пулять в нес как в мишень для практики.

– Пустяк, царапина, – куражился молодой солдатик, который не знал иного применения языку, кроме как для разговора, перед дородным хирургом, перевязывающим ему руку. – И бинтовать не стоит.

Хирург, более внимательный, чем многие его коллеги, добрыми глазами посмотрел на юношу и промолчал, что лицо у того одного цвета с бинтами. Лишь заметил, взъерошив пареньку волосы:

– Все, друг, пока отвоевался.

Лорд Иден, отыскав капитана Нортона и капитана Симпсона, с облегчением вздохнул.

– Славная была драка, – сказал он, присев рядом с ними на корточках.

– Да, недурственная практика для новичков. Чтобы разогреться.

Лорд Иден усмехнулся.

– Но вы ведь не думаете, Чарлз, что Бони подожмет хвост и даст деру?

Капитан фыркнул.

– Упадет ли солнце с неба? – ответил он вопросом на вопрос. – Вряд ли… Вопросик для новобранца. Только он осмелится ответить на него. Больше вы меня на него не поймаете. Подойду-ка вон к тому бедолаге. – Он указал глазами на молоденького новобранца. – Ставлю про заклад месячное жалованье, что сейчас он вспоминает свою матушку.

Лорд Иден грустно улыбнулся, когда Чарли, бросив пару слов этому малому, после которых тот заулыбался, отправился утешать следующего.

Он подумал, что пора устраиваться на ночлег, без особого энтузиазма поглядывая на негостеприимную землю. Подобно капитану Симпсону (и в отличие от многих других офицеров), лорд Иден всегда располагался на отдых вместе со своими людьми, не заставляя их создавать ему какие-то более комфортные условия.

* * *

Эллен с самого утра бродила по улицам, будучи не в силах оставаться в четырех стенах. Она понимала, что город может быть полон всяких слухов и домыслов, но даже полуправда казалась ей предпочтительнее тишины, буквально давившей ее всю ночь, когда стрельба стихла…

Слухи один страшнее другого. Рано утром, когда тяжелая артиллерия двинулась через Брюссель по направлению к фронту, пополз слух, что она отступает. Паника возросла, когда бельгийская кавалерия промчалась через город, крича, что все пропало и французы идут за ними по пятам… Тревога оказалась ложной. Потом она услышала, что у Линьи разбиты пруссаки, а генерал Блюхер серьезно ранен. Никто не знал, что происходит у Катр-Бра, кроме того что войска там несут тяжелые потери.

Эллен вслушивалась во все это не очень внимательно. Она смотрела на раненых, которые уже просачивались в город, – унылые стайки вместо того войска, что еще два дня назад доблестным маршем вышло из города. Внимательно, с мучительно падающим сердцем всматривалась она в каждого. Нет, это не они… не они. Впрочем, искать их бессмысленно.

Тогда Эллен решила, что нужно сходить домой и запастись бинтами, чтобы помочь тем, кто нуждается в помощи. Мимо двери ее дома брел молодой солдат.

– Глоток воды, леди, – сказал он каким-то извиняющимся тоном, когда она подошла к нему. – Я живу в Сомерсете, леди. Глоток воды, пожалуйста.

– Войдите, – сказала она, обхватив его за пояс и увлекая в дом. – Я сейчас наложу вам на руку повязку с обезболивающей мазью и приготовлю для вас теплую удобную постель. И конечно, вы утолите жажду.

Он ведь совсем ребенок, с ужасом подумала она. Вряд ли ему исполнилось шестнадцать.

– Пулю мне вынули, – прошептал юноша. – Думал, руку отрежут. Не трогайте меня, леди. Оставьте меня. Не трогайте.

– Вы ляжете в постель, – ласково сказала она. – Я не сделаю вам больно, друг мой. А потом вам станет гораздо лучше. Увидите. Представьте себе, что я ваша матушка. У вас есть матушка?

«Отрежь рукав и сними повязку – осторожно, дюйм за дюймом, – приказывала она себе, – открой красное распухшее мясо… и шепчи слова утешения мальчику, который сражался вчера, как мужчина, и теперь изо всех сил старается не расплакаться, как дитя. Говори с ним. Улыбайся ласково ему в глаза. Пусть он знает, что его любят. И притупи свой разум. Не думай о тех… не думай!»

Глава 8

На другой день Девяносто пятому полку не пришлось принимать активного участия в боях. Силы французов под непосредственным командованием Бонапарта одержали под Линьи полную победу; результат был таков, что потрепанная прусская армия отступила к северу, к Вавру, а тяжелораненый главнокомандующий лежал в каком-то крестьянском доме, упрямо отказываясь умирать или даже примириться со своим состоянием. Маршал Ней не сумел прорваться через британские линии и линии соединенных войск у Катр-Бра, но сильно потрепал их, и теперь у него появился шанс добить их – в субботу, семнадцатого июня.

На удивление, атаки утром не последовало, и герцог Веллингтон смог стянуть все свои войска в северном направлении к позиции, которую он выбрал за несколько недель до того, – на пересечении дорог к югу от деревни Ватерлоо и Суанского леса и к северу от трактира «Прекрасный союз», стоявшего на большаке, ведущем на Брюссель.

Последними отходили Девяносто пятый полк и кавалерия, утром получившие скорбное задание – заняться погребением убитых между двумя линиями фронта и постараться достойно похоронить своих погибших товарищей. Делая свое малоприятное дело, люди из группы лорда Идена вытащили из-под куста ракиты пару сапог, а затем обнаружили тело французского офицера-кавалериста; он еще дышал. Несколько новобранцев немало удивились приказу лейтенанта: осторожно поднять француза и отнести в ближайший крестьянский дом, где уже оказывали помощь нескольким раненым.

– Я сказал – осторожно! – рявкнул лейтенант, продолжая обход линии.

Ветеран, получивший этот приказ, ухмыльнувшись, сказал молодому рекруту;

– Наш лейтенант говорит в таких случаях, что истекающий кровью офицер не француз и не англичанин – он человек. – И старый служака выразительно постучал указательным пальцем по виску.

Рекрут только раскрыл рот от изумления.

– Ты только не повторяй это вслух, – посоветовал ветеран. – Не то схлопочешь неслабую плюху от любого настоящего вояки, понял?

Отступление было ужасным. Перед самым выступлением начался дождь. Похоже, зарядил до конца недели, мрачно предрекали ветераны, глядя на тучи, предвещавшие обложной ливень.

Не на чем было остановить глаз в сплошном сером месиве. Единственное яркое пятно – вояки из Гайд-парка, как презрительно называли солдаты гвардейцев. Они действительно лихо отбросили противника от деревни Женап, где герцог провел предыдущую ночь. Но теперь они являли собой уморительное зрелище – их алые нарядные мундиры и начищенные сапоги покрывались густым слоем грязи.

Все остальное – дождь и грязь. Да ослепительные вспышки молнии и раскаты грома, от которых они вздрагивали – так это походило на залпы тяжелых орудий. А в конце пути – ночлег посреди чистого поля. И никакого довольствия. Не было сил даже роптать, раздавались лишь вялые реплики: мол, проклятые повозки интендантов покатили небось в Брюссель. Или в Гент. Или в Остенде. Или их уже погрузили на корабли, чтобы кормить этих чертовых моряков. А дождь все лил и лил.

* * *

Леди Андреа и миссис Симпсон оказались правы, думала Мэдлин. Первое ощущение страха, дурноты и головокружения, появившееся, когда начали прибывать раненые, прошло почти тотчас же. Тяга выйти на улицу, чтобы взглянуть, не окажется ли знакомых среди тех бедолаг, которые сумели дотащиться до города, оказалась сильнее желания броситься в свою комнату, зарыться лицом в подушку и заткнуть уши руками.

Бегая с улицы в дом и обратно с ведрами, из которых выплескивалась вода, с бинтами и ватой, она быстро забыла все, кроме необходимости успокоить, проводить того, кто хромает, усадить у дороги передохнуть смертельно уставших, поднести нюхательную соль тому, кто теряет сознание, отереть пыльное лицо влажной салфеткой. И каждому помочь напиться.

Постепенно она привыкала к страшным картинам. Те, кто появился первым, еще как-то могли двигаться самостоятельно – они были не очень тяжело ранены. Но позже начали прибывать тяжелые. Их привозили на повозках прямо в город, на улицы. Лишь к полудню у Намюрских и у Левенских ворот были поставлены госпитальные палатки.

А потом пошел дождь. Люди, которые поначалу обрадовались живительной влаге, вскоре, промокнув до нитки, стали мерзнуть. У женщин, ухаживавших за ними, юбки намокли, волосы прилипли к головам и лицам; по шеям стекали потоки воды.

Леди Андреа и Мэдлин брали в дом как можно больше раненых, кто передвигался сам или нуждался в небольшой помощи. Мэдлин стягивала заляпанные грязью сапоги, срезала ткань мундиров с кровоточащих или уже запекшихся ран, промывала и бинтовала зияющие дыры, клала холодные салфетки на пылающие лбы, держала протянутые руки, произносила успокаивающие слова, однажды закрыла глаза, которые уже не могли закрыться сами, слегка дрогнувшей рукой.

Весь день она почти не думала о своем брате-близнеце. Тут миссис Симпсон тоже оказалась права. Но она видела брата в каждом лице, в каждой простертой к ней руке. Слышала его в каждом заглушенном стоне, в просьбе напиться, в благодарном вздохе.

Она не заметила, как наступила ночь. Она даже не знала, что дождь все еще льет. Не было ни минуты свободной, чтобы подумать, жив ли ее брат, как проводит ночь под открытым небом при жуткой грозе.

* * *

Лорд Иден был жив. Хотя бы потому, что чувствовал неудобства. И хотел есть. Он мог разделить с полковником Барнардом тощую курицу и бутылку вина в маленьком домишке, занятом им на ночь. Но, бросив на все это великолепие полный сожаления взгляд, лорд Иден махнул на прощание рукой, сообщил, что курица недостаточно нежна для его деликатного вкуса, ухмыльнулся двум оставшимся офицерам и вернулся к своим голодным и промокшим солдатам.

– Странный малый этот Иден, – сказал полковник и занялся трапезой в одиночестве.

Лорд Иден и капитан Симпсон провели ночь относительно удобно, завернувшись в два одеяла, намазанные сверху толстым слоем глины для тепла и защиты от дождя; головы они положили на седельные сумки. Жаль ребят, которые никогда еще не участвовали в кампании, заметил Чарли, после чего громко зевнул и уснул, словно возлежал на пуховике. Им, верно, нелегко. Если не обращать внимания на протесты пустого желудка и мокрую землю, а также забыть о том, что ты промок до нитки, большего комфорта и представить себе нельзя, согласился лорд Иден, погружаясь в забытье сразу же вслед за другом.

Французы расположились на ночлег в тревожной близости от линий союзных войск и, конечно, захотят сделать ранний победоносный бросок, подумал он, засыпая.

Но настало утро, а атаки все не было. Как-то удалось развести костры, застывшие руки отогрелись, от сохнущей одежды шел пар. Ружья тщательно вычистили и надраили.. В конце концов неизвестно откуда появились повозки интендантов, и люди позавтракали.

Лорд Иден не сомневался, что предстоит генеральное сражение – возможно, самое кровопролитное из тех, в которых ему довелось побывать. Они не смогут больше отступать, не сдав Брюсселя.

Утро тянулось мучительно долго. «Пусть начинают, – думал он, – хотя мы еще не готовы, как хотелось бы, но пусть это начнется».

Бой разгорелся справа от их позиции, на развилке дорог. Французы пытались занять деревню Угумон; английские и германские защитники решили не отдавать ее.

– Бедняги, – посочувствовал им кто-то из стрелков Девяносто пятого.

В половине второго тяжелая артиллерия французов, сосредоточенная на склоне холма к югу от союзных линий, внезапно открыла огонь – это был огненный шквал, какого не помнили даже самые бывалые ветераны. От него не было защиты, и люди гибли пачками, в бессильной ярости посылая проклятия. Артиллерийский обстрел был прелюдией к наступлению пехоты, а затем и кавалерии. Так пусть наступают! Только бы прекратился обстрел!

Девяносто пятому было приказано отойти с дороги под укрытие небольшого холма, но потери все равно были колоссальные.

Уцелевшие испытывали не столько облегчение от прекращения огня, сколько глубокий ужас, от которого слабели ноги, – они услышали, как французские барабаны сигналят о приближении обоза. И занятая ими позиция, хранившая их от огня пушек, теперь не позволяла видеть, кто – или что – приближается к ним.

А приближались три плотные фаланги пехотинцев, каждая из которых состояла из двадцати пяти человек вдоль построения и ста пятидесяти по ширине. Их леденящий боевой клич «Vive empereur!» [2] заставил оцепенеть не только новобранцев. Наконец стрелки Девяносто пятого получили приказ подняться и открыть огонь. Перед ними в тревожной близости выросла масса вражеских солдат, которая вскоре распалась на отдельные группки после первого залпа их надежных бейкеровских ружей.

В грядущие годы будут написаны тома об удачах и ошибках того рокового воскресного дня восемнадцатого июня, когда шла битва, которую позже герцог Веллингтон нарек битвой при Ватерлоо – по имени деревни, где он провел ночь перед сражением.

В адском грохоте и дыму, в лишенном видимой логики перемещении толп солдат, среди груды мертвых и раненых никто не мог знать, как идет сражение. Каждый знал лишь одно – он пока жив, его товарищи стоят в одном с ним ряду, офицеры отдают команды, которым он беспрекословно подчиняется, и никто не отступил назад ни на пядь.

Пал ли уже Угумон? Девяносто пятый этого не знал. Удержит ли кучка германских солдат Ла-Э-Сент, крестьянский двор впереди них? Если нет, то у французов появится возможность вдвинуть свои пушки во двор, и тогда да поможет им Бог! Подошли ли уже пруссаки от Вавра?

Линии становились реже, и это было очевидно. Есть ли за ними резерв? Или уже вообще нет никаких линий за пределами маленького пространства, которое они могли видеть справа и слева от них? Может быть, все сбежали так же, как это сделали при первом же наступлении французов бельгийцы Биланда, находившиеся справа от них?

Генерал Пиктон погиб. Все видели, как он упал через мгновение после того, как прокричал своим людям ободряющий призыв отбросить приближающиеся линии французской пехоты.

К концу дня Ла-Э-Сент все же пал после массированной атаки, и последние уцелевшие защитники его пробились сквозь ряды нападающих и вернулись к перекрестью дорог.

– Теперь все силы ада попрут на нас! – прокричал кто-то рядом с лордом Иденом, и слова эти тут же превратились в реальность.

Люди сражались упорно, но преимущество было не на их стороне. И когда казалось, что они вот-вот дрогнут, раздался ободряющий голос, которому не мог не внять ни один английский солдат.

– Стой же. Девяносто пятый! – звучал громовый голос герцога Веллингтона, перекрывая грохот боя. – Мы не должны позволить им разбить себя! Что скажет нам Англия?

И люди продолжали стоять насмерть, а герцог оставался с ними до тех пор, пока ему не стало ясно, что они не отступят.

Но для лорда Идена и эта битва, и весь мир вообще кончились, когда наступило мгновенное затишье. Бросив быстрый взгляд вокруг себя, он увидел, что капитан Симпсон лежит на земле, а над ним на коленях стоит капрал. Лорд Иден протолкался сквозь толпу своих солдат к другу.

– Вы ранены, Чарли? – зачем-то спросил он. – Лежите смирно. Я за носилками. Мы мигом вынесем вас отсюда.

Но на лице капитана уже застыло давно знакомое выражение. Выражение неотвратимой смерти.

Стекленеющие глаза отыскали его.

– Со мной кончено, дружище, – сказал Чарли. Они были слишком опытными солдатами, чтобы лгать друг другу. Лорд Иден плотно сомкнул губы.

– Я здесь, Чарли, – только и сказал он, беря друга за слабеющую руку.

– Эллен… – Голос звучал слабо, почти сонно. – Дженнифер…

Лорд Иден наклонился к нему, касаясь его лица.

– Они никогда не узнают нужды, – сказал он. – Я клянусь вам в этом, Чарли. Я всегда буду о них заботиться. Вы меня слышите?

Но Чарли смотрел сквозь него, дальше его, глаза его подергивались туманом. Чарли тихо умер.

Лорд Иден старался подавить слезы и подступивший откуда-то страх. Он схватился за шпагу и хотел было встать… Но что-то теплое текло по его ребрам. Глаза его расширились, и он упал поперек тела капитана Симпсона, смутно понимая, что ранен.

* * *

Эллен понимала, что нельзя оставаться в своих комнатах и ухаживать за одним-единственным бедным мальчиком. Она может понадобиться кому-то еще. Кроме того, там может оказаться Чарли. Или кто-то из знакомых. Например, лорд Иден.

К вечеру, когда паренек забылся в лихорадочном сне, она отважилась выйти из дома. Правда, рука у бедняги распухла и выглядела ужасно, но рану Эллен прочистила. Она надеялась, что спасет его от ампутации. По опыту она знала, что самое популярное лечение конечностей, известное полевым хирургам, – ампутация. Этого парнишку Эллен решила спасти от участи калеки.

Неподалеку от ее дома раненых вносили в собор. Там она подобрала человека, который казался мокрой бесформенной грудой тряпья. За этим раненым последовал еще один, а потом еще…

Прежде чем день подошел к концу, дверь в ее квартиру открывалась постоянно. Дом снова стал обитаемым; то и дело к Эллен заходили знакомые и незнакомые люди, которые спрашивали ее совета, как ухаживать за ранеными, – она ведь была опытной сиделкой. Слуги присматривали за ее ранеными, когда она время от времени выходила на улицу. Так было и на другой день, и на третий. Она слышала, что в южном направлении идет жестокая битва. Грядет крушение. Может быть, величайшее поражение. Никто толком не знал ничего, а раненые приносили противоречивые сведения, хотя большинство, кажется, признавало, что для союзных войск дело оборачивается плохо.

Но Эллен больше не волновали новости. Ее волновали только те, кто мучился на городских улицах, и то, как и кому она в состоянии помочь. И в голове неотступно билась одна мысль: Чарли, Чарли, что с Чарли? И тут же: притупи свой разум… не думай, не смей думать. Но смотреть-то она может.

Бросив быстрый взгляд на всадников, медленно двигающихся по улице, она заметила, что кавалерист, ехавший справа, поддерживает твердой рукой раненого. Эллен почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

– Вы знаете этого человека, сударыня? – спросил всадник, касаясь рукой кивера. – Он сказал – улица Монтень, но это, кажется, все, что он сумел вспомнить. Не назвал даже своего имени.

– Иден, – проговорила она одеревеневшими губами. – Это лейтенант лорд Иден. Да, он живет здесь. Внесите его в дом, будьте так добры.

Подойдя к лошади, она коснулась сапог Идена; ноги у него ужасно распухли, но сознания он не потерял. Дышал он трудно, прерывисто.

– Вы дома, – тихо сказала она. – Теперь вы дома. Еще две минуты – и мы уложим вас в постель.

Она не поняла, слышит ли он ее. Те же двое слуг, что помогли ей принести раненого от собора, вышли из дома. Эллен пришлось отвернуться и закусить губу, когда четверо мужчин снимали лорда Идена с седла. Едва они коснулись его, он вскрикнул, а потом стонал при каждом мучительном вдохе.

Она провела их вверх по лестнице, в свою спальню.

– Положите его вот сюда, – сказала она. – Но как же мне снять с него сапоги? Ноги у него так распухли, что голенища врезались в икры.

– Я принесу нож и разрежу их, сударыня, – предложил один из слуг.

Но теперь нужно как-то снять с него форму. С трудом ей удалось это сделать. Она смыла запекшуюся кровь и грязь с его тела. Увидев тугую повязку на его груди и густую темную кровь, сочившуюся сквозь повязку, она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и ровным голосом сказала:

– Вы дома, друг мой. Вы дома и в безопасности. Повязку я переменю позже… И больше никто не причинит вам вреда.

– В безопасности, – повторил он хриплым голосом. – Да, я здесь…

Он закрыл глаза и застонал. Она погладила его по волосам.

– Чарли, – прохрипел он. Ее рука замерла.

– Да, – сказала она. – Я жена Чарли. И я буду ухаживать за вами.

– Чарли, – сказал он. Глаза его, остекленевшие отболи, снова открылись.

– Да, – шепотом сказала она. Рука его слабо взметнулась над одеялом, которым Эллен укрыла его. Она взяла эту руку в свои.

– Ушел, – сказал он. – Он ушел. Я был с ним.

– Да. – Она гладила его по руке. – Пусть вас это больше не тревожит. Отдыхайте. Вы все расскажете мне потом. А теперь вам нужно уснуть. Спите.

* * *

Лорд Иден очнулся в коровнике в Мон-Сен-Жан, в семистах ярдах от пересечения дорог. Он огляделся. Раненые тесно лежали на земле. Неужели и он один из них?

Ему казалось, что грудь у него так распухла, что он сейчас задохнется. Наконец его положили на стол. Хирург, смотревший на него усталыми глазами, был забрызган кровью по пояс. Лорд Иден закрыл глаза и стиснул зубы, твердо решив молчать; он знал, что будет больно, и боль уже не могла застать его врасплох.

Ему повезло – он потерял сознание, когда сплющившуюся пулю извлекали из его грудной клетки, но очнулся, когда освобожденный поток крови хлынул из раны, и в тот же миг он почувствовал облегчение, потому что исчезла страшная тяжесть. Он слышал свой собственный стон, но прервал его на половине, когда чьи-то руки подняли его со стола и снова положили на пол.

Забавно, каким маленьким становится мир, когда тебе больно, думал он. Казалось, в него вонзают нож; от мучительной боли он был словно спеленат и стиснут. Наверное, у него сломаны ребра.

Он не знал, как долго пролежал там, прежде чем его снова подняли чьи-то руки и усадили на лошадь.

– Это не самое лучшее, сэр, – сказал чей-то голос, – но на дорогах такая толчея, что на повозке вы ехали бы несколько дней. Вам еще повезло.

«Вам еще повезло». Эти слова рефреном звучали в его смятенном, больном мозгу до самого утра. Он не понимал, где находится, кто и что с ним. Он не понимал, откуда он и почему едет верхом.

Но что-то впереди у него было. Кто-то. Кто-то, до кого он должен добраться, и тогда он будет спасен. Все будет хорошо. Мама? Она в Лондоне. Эдмунд? Да, Эдмунд. Александра будет ухаживать за ним, а Эдмунд все сделает правильно, как всегда. Большой корабль, сказал Кристофер.

Большой корабль. Эдмунд уехал.

Мэдлин? Нужно добраться до Мэдлин. Она будет волноваться. Он обещал ей, что не умрет. Он не должен умереть. Где она? Не у Эдмунда. Эдмунд уехал. Она не должна была уехать. Она ему нужна.

Чарли. Он пойдет к Чарли. Улица Монтень. Это нужно помнить. Улица Монтень. Снова и снова он мысленно повторял эти слова. И наконец произнес их вслух. Там он сможет отдохнуть. Там будет она, и она не станет надоедать ему пустяками и слишком громко разговаривать.

Но сначала он должен ей что-то сказать. Что именно? Он вспомнит, когда увидит ее. Улица Монтень. Улица Монтень.

А потом он услышал ее голос. Но он не мог пошевелиться. Кто-то прикоснулся к нему… потащил. Они его убьют. Куда она делась? Неужели это опять он кричит? Нельзя! Он испугает ее и, может быть, вызовет у нее отвращение.

Все его тело в огне. Кажется, в любой момент оно может взорваться. Он устремил взгляд на то, что могло его утешить и спасти. На лицо, наклонившееся над ним. И тут ему полегчало. Одежда и сапоги больше не сжимали его тело. Он почувствовал на себе прохладную простыню. И неужели под головой у него подушка? Эллен здесь. Теперь можно расслабиться. Эллен здесь, и на лбу у него ее прохладная рука.

Он должен ей что-то сказать.

– Чарли, – услышал он чей-то хриплый голос. И тут он вспомнил. И сказал ей.

Он ей сказал? Она смотрела на него; лицо у нее было спокойное, точно мраморное. Она сказала, что он должен уснуть. А потом поднесла его руку к своей щеке, поцеловала ее, положила поверх одеяла и ушла.

Но она здесь. Эллен здесь.

Глава 9

Мэдлин сидела за поздним завтраком или ранним ленчем – никого больше не заботило, как называются трапезы, – когда ее вызвали в коридор дома леди Андреа. Ночью – когда в точности, Мэдлин не знала, – леди Андреа возникла у ее плеча после долгого отсутствия и велела ей идти спать.

– Я хорошо отдохнула, проспала часа четыре, – сказала она, – теперь ваша очередь. От вас не будет никакого толку, если вы рухнете от изнеможения, понимаете?

Мэдлин ушла; она слишком устала, чтобы спорить. Но мистер Мейсон уже принес сведения из города, что все кончено, французы бегут, а прусская армия их преследует. Великая победа – сообщил он с жаром.

Действительно, великая победа, думала она, пробираясь среди тел, лежащих на ковре в гостиной, и стараясь не наступить на откинутую руку или ногу. Значит, вот они какие – великие победы.

Пока она спала, в дом принесли новых раненых. Они лежали и в гостиной рядом с парадным вестибюлем; каждый был укрыт всего лишь одним тонким одеялом, а подушек вовсе нет, как сообщила горничная с усталыми глазами.

Интересно, кто хочет с ней говорить, думала она, торопливо входя в вестибюль и уже ожидая всего самого плохого. Но она увидела всего лишь незнакомого слугу с запиской. Он подал ей записку и стал ждать.

Писала миссис Симпсон – это она поняла. Потом смысл написанного исчез. Что это значит? Рано утром принесли Доминика. Он ранен в грудь, рану она еще не осмотрела, хотя ему оказали помощь прямо на поле боя. У него сильный жар, но он в безопасности и в тепле, лежит в постели у нее в комнате. Ранен! Наконец она поняла. Мэдлин вдруг рассмеялась, напугав слугу. Ранен – значит, жив. Хотя вчера в этом доме умерли двое раненых. А ведь один из них пришел сам, без посторонней помощи. Будет ли жить Доминик?

– Скажите миссис Симпсон, что я приду, как только смогу, – сказала она наконец слуге, аккуратно складывая записку и с удивлением заметив, что руки у нее ничуть не дрожат.

Она повернулась и направилась в гостиную, где ее встретил хор голосов – все просили пить. Скоро она была занята настолько, что отказалась от своих намерений попросить у леди Андреа разрешения уйти на час. Как тут уйдешь, если помощников у них так мало? Доминик теперь в безопасности. Миссис Симпсон позаботится о нем.

Она открыла дверь и крикнула служанке, проходящей по коридору, велев ей бежать наверх в ее комнату и принести все подушки и одеяла с кровати, а также диванные подушки с кушетки. Потом повернулась к раненому. Она знала, что он не умер, – руки у него подергивались. Но голова и одна сторона лица были скрыты чистыми бинтами, а единственное одеяло, укрывавшее его, лежало на полу там, где должна была находиться правая нога.

Она опустилась на колени рядом с раненым, который, к ее удивлению, не умер за ночь, и взяла его за руку.

– Сейчас я подложу вам под голову подушку и дам еще одно одеяло. Хотите пить?

Его глаз, свободный от бинтов, был закрыт. Он ничего не ответил, но слабо сжал ее руку. Она повернулась, взяла чашку, которую поставила на пол рядом, просунула руку ему под голову, слегка приподняла ее, чтобы он мог напиться. И когда он напился и несколько капель упало ему на шею, она поняла, что это лейтенант Пенворт. Бывший полный жизни, пылкий молодой человек.

– Ну вот, – сказала она, когда служанка с тяжелой ношей добралась до нее, – сейчас я подложу вам под голову подушку. И дам второе одеяло. Вы дрожите. Я – Мэдлин Рейни, лейтенант…

* * *

Дверь, отделяющая комнаты Эллен от всего дома, оставалась все время открытой: она хотела слышать голоса раненых, за которыми ухаживала. Но на улицу она больше не выходила – ее дом был набит до отказа. Кто может нагрянуть?

Лорд Иден горел и бредил. Он сказал, что Чарли ушел. Тогда они ушли вместе. Теперь вернулся только Доминик. А Чарли? Не было томительной надежды на чудо, ее душа не прислушивалась к шагам – а вдруг?..

Все утро она просидела у постели другого человека. Он пристально смотрел на нее, хотя и не подавал других признаков жизни. Она держала его за руку, улыбалась ему, молилась за него, повторяла слова утешения – пока он не умер. И она закрыла ему глаза, набросила простыню и послала слугу разыскивать людей, чьей обязанностью было уносить мертвых.

Но ее постоянно тянуло туда – к лорду Идену. К Доминику. Она боялась, но боролась со своим страхом. Жар сжигает его. Он не спит, но никого не узнает. Не узнает и ее. Когда паренек погрузился в беспокойный сон, а мертвого унесли, она подошла к Доминику и переменила ему повязку. При виде раны и пурпурно-зеленых синяков вокруг сломанных ребер, она вздрогнула.

За целый день хирург так и не пришел, хотя за ним посылали еще накануне и второй раз – утром.

Вечером пришла леди Мэдлин, накинув на голову шаль, в мятом и довольно грязном платье.

– Где он? – спросила она, как только увидела Эллен. – Я никак не могла уйти раньше. Он…

– Он в моей комнате. – Эллен взяла посетительницу за руку и повела за собой. – Он еще жив.

– Еще? – Голос Мэдлин стал резким. – Вы думаете, он не выживет? Ах, как глупо! Я знаю, как это бывает. Это ужасно, ужасно! Ах, Домми!

Она вбежала в комнату, бросилась к брату и склонилась над кроватью, не надеясь на ответ.

Эллен стояла в дверях и смотрела, как другая женщина взяла его за руку, поднесла ее к лицу и заговорила с ним. Его глаза были открыты и блестели, но он не узнал свою сестру.

– Ему нужен хирург, – сказала Эллен, – но они все, видимо, слишком заняты. Я переменила ему повязку и попыталась напоить. Больше я почти ничего не могу сделать.

– Я понимаю. – Мэдлин выпрямилась, по-прежнему не сводя глаз с брата. – Я понимаю. Мы совсем беспомощны. Домми, вы не должны умереть. Вы меня слышите? Вы сражались там. Теперь вы должны сражаться здесь. Должны. Вы не должны умереть. Я не хочу стать старшим близнецом, Домми.

Она осторожно выпустила его руку, положив на постели, и повернулась к Эллен.

– Вы очень добры, что известили меня, – сказала она. – И я вижу, что вы обеспечили ему самый лучший уход. Он вымыт. Я не могу здесь остаться. Было бы эгоистично с моей стороны переехать сюда только потому, что здесь мой брат. Там их тысячи… и в доме леди Андреа их очень много, а тех, кто ухаживает за ними, так мало. Там и лейтенант Пенворт. Он потерял ногу. И один глаз. Я должна вернуться.

Она с удивлением поняла, что из горла у нее вырвалось рыдание. Она думала, что уже не способна что-либо чувствовать.

– Да, должны, – согласилась Эллен. – Здесь в доме есть прислуга. И вы знаете, что я о нем позабочусь. Последние три года он стал почти членом нашей семьи.

– Да, – сказала Мэдлин, бросая на брата взгляд, исполненный муки. – А ваш муж? Есть о нем вести? Очевидно, все собираются у Нивеля, чтобы двинуться на Париж.

– Значит, сражение окончено? – спросила Эллен. – Да, вести есть. Лорд Иден сообщил мне… Он ушел.

– В Пар… – Но тут Мэдлин взглянула на Эллен. – Ах нет. Я…

– Не нужно! – резко проговорила Эллен. – Вы ступайте, леди Андреа нужна ваша помощь. А у меня в соседней комнате лежит юноша… Испуганное раненое дитя. Когда придет хирург, я буду с ним сражаться, потому что рука у паренька распухла и хирург решит, что ее нужно ампутировать. Но рана чистая, и я уверена, что опухоль спадет. Я буду сражаться за его руку. – Она засмеялась. – Как вы думаете, мне понадобится шпага, чтобы одолеть хирурга?

Мэдлин сильно побледнела. Но она расправила плечи и тоже улыбнулась.

– Может быть, хватит ножниц? – сказала она. – И очень сурового вида.

– Попытаюсь, – сказала Эллен; она стояла в дверях и смотрела, как ее гостья легко сбежала по ступеням. – Не беспокойтесь, я сообщу вам, если будут какие-то перемены.

На следующий день к вечеру хирург появился. Добродушный и громкоголосый, полагавший, что чем громче будет его голос, тем легче он проникнет сквозь жар и боль своих пациентов.

Но при этом он отнюдь не был груб. Он осторожно снял повязку с руки юноши, смеясь и болтая с явным намерением отвлечь внимание раненого. Но юноша смотрел на врача глазами, круглыми, как блюдца, и полными ужаса.

– Хм, – сказал хирург, – дела неважные. Ну что ж, дружище, пока еще она у тебя не гниет, но скоро может и начать. Придется отнять руку, а? И дело с концом. Я пришлю к вам кого-нибудь.

– Нет, – спокойно сказала Эллен. – Если в ампутации пока нет необходимости, подождем. Я буду чистить рану и перевязывать. И надеяться на лучшее. Жар у него уже стал гораздо меньше.

Хирург нахмурился.

– Вы родственники, мэм?

– Нет – ответила она. – Но пока он у меня в доме, я буду ему вместо матери.

Хирург запрокинул голову назад и разразился хохотом.

– Ох уж эти матери! Почему, мэм, вы думаете, я вступил в армию?

Взглянув на лорда Идена, хирург покачал головой. Сняв повязку он внимательно осмотрел рану.

– Вызревает гнойник, – сказал он и снова покачал головой – Ну что же, этого мы не можем ампутировать. Не так ли, мэм? Стало быть, и ссориться не из-за чего. – Он посмеялся собственной шутке. – Сильный жар. Хм-м. Придется пустить кровь.

– Разве он недостаточно потерял крови? – осторожно спросила она.

– Очевидно, нет. Иначе у него не было бы такого страшного жара. Подержите-ка тазик.

После кровопускания лорд Иден действительно стал поспокойней. Но это, подумала Эллен, результат ужасной слабости.

Уходя, хирург сказал, что зайдет завтра, если сможет, пустит кровь пациентам и посмотрит, в каком состоянии рука у юноши.

* * *

Лорд Иден цеплялся за жизнь. Хотя порой ему казалось, что куда легче и проще не держаться за нее. Часто ему хотелось вцепиться зубами в этот изнурительный жар и сумасшедшую боль, уничтожить их, освободиться от них. Казалось, что в груди у него что-то распухает, растет и вот-вот взорвется и разнесет его в клочья. Порой он забывал, кто он и где находится.

Только одно удерживало его в жизни. Только один человек. Когда он приходил в себя, а ее не было рядом, он закрывал глаза и ждал. А дождавшись, успокаивался. Иногда он вспоминал, кто она такая, а иногда, теряя нить связи с реальностью, забывал. Только пытался понять: он действительно что-то значил для нее? Кто она? Он не знал этого.

Но когда она находилась рядом, потолок не надвигался на него. И мебель не кружилась.

– Я оботру вас холодной салфеткой ниже и выше повязки, – говорила она, откидывая одеяло. – Ну как, вам легче?

Легче становилось всегда. Порой в комнате горела лампа. Должно быть, по ночам. Он прислушивался. Стояла полная тишина, только где-то тикали часы. Она спала в кресле рядом с кроватью, голова ее неудобно свешивалась набок. Ей бы лечь в постель. Она, наверное, устала. Ему хотелось пить. Но он молчал. Иначе она вскочит и подаст ему напиться.

Порой он понимал, кто эта женщина. Это Мэдлин. Она говорила ему, что он гордился бы ею, видя, как она целый день ухаживает за ранеными.

– Но вот бедный лейтенант Пенворт, кажется, утратил волю к жизни, – рассказывала она. – Только я буду ходить за ним, пока он не выздоровеет – вопреки собственной воле. У вас, Домми, есть воля к жизни. Я это вижу. И вы все преодолеете. Я знаю. Я знаю вас, ужасный вы, несносный человек!

Ему хотелось улыбнуться, но чтобы изобразить на лице подобие улыбки, потребовалось бы слишком много усилий.

За какими это ранеными она ухаживает?

Порой это была не Мэдлин. Ему и не хотелось, чтобы она всегда оставалась его сестрой. Другая была спокойнее Мэдлин. Никогда не плакала, как его сестра, когда злилась на него. Она его успокаивала. Давала холодную воду и… что еще? Она появлялась с прохладными салфетками, словами утешения и ласковыми руками. Даже когда она делала ему больно, он научился стискивать зубы и терпеть. Потому что потом ему всегда становилось лучше.

Он пылал в огне. Это был раскаленный добела уголь. Но ей он ничего не скажет. Она и без того слишком много делает для него. Постоянно чем-то занята. И постоянно бодра. Все время улыбается.

Кто же это? Он не мог вспомнить.

Для нее он цеплялся за жизнь. Несмотря ни на что, она делала жизнь терпимой. Несмотря на жар, и тяжесть, и ощущение, что его грудная клетка вот-вот взорвется.

Иногда это была Мэдлин.

Но всегда – была она.

Хирург четырежды в течение десяти дней пускал ему кровь, несмотря на молчаливое неодобрение Эллен. Жар не спадал, и он слабел. Почти все время бредил. За все время съел один гренок, размоченный в жидком чае.

Через две недели гнойник прорвало. В эту минуту Эллен была рядом. Она кликнула кого-то из слуг и велела бежать за хирургом. А пока, крепко закусив губу, сама принялась чистить рану. Он стонал при каждом вдохе.

Наконец-то это произошло. Грудная клетка взорвалась, и боль кромсала его ножом, не давая дышать, лишив возможности думать и даже видеть.

Но постепенно тяжесть слабела. Незнакомка склонилась над ним. Наверное, это она убрала огонь и сняла с него все тяжелые одеяла. Он ощутил легкость и прохладу – только жгучая боль не отпускала.

– Миссис Симпсон? – вдруг спросил он. Она резко подняла голову, оторвавшись от своего занятия, и посмотрела ему в лицо.

– Вы меня узнали? – сказала она и положила ему на лоб прохладную ладонь. – Жар спал. Он прошел вместе с гнойником.

– Я был ранен, – сказал он. – Как я попал сюда?

– Приехали верхом. Вам помогли.

– Как давно?

– Вы здесь две недели.

Две недели? Боль режет ножом. Но какая легкость! Он может дышать, несмотря на боль.

– Я умру? – спросил он, и глаза его сами собой закрылись. Он падал в какую-то глубокую тихую темноту. Он не слышал ответа, но ее ласковая рука, лежащая у него на лбу, снова стала частью этой тишины.

– Хм, – произнес хирург, тыкая вокруг прорванного гнойника пальцем, который Эллен страшно хотелось вымыть в своем умывальном тазу. – Везучий молодой человек, скажу я вам.

– Он будет жить? – спросила она. Хирург пожал плечами.

– Он молод, – сказал он. – И крепкий и сильный. Скажем так – выживет, если захочет. Я не бог, мэм. Я видел, как выздоравливают и в более серьезных случаях. Держите его на гренках и чае. Я приду завтра и еще раз пущу ему кровь.

Эллен сглотнула.

– Он без сознания или спит? – спросила она. Хирург пожевал губами.

– Пожалуй, и то и другое. Когда у человека жар, он толком не спит.

– Да, ему нужен сон, – сказала она.

– И вам тоже, мэм, позвольте мне заметить, – сказал хирург. – А в случае с пареньком вы победили. Удар по моей профессиональной гордости, но факт есть факт. Итак, малый отправится домой с обеими руками. Всего вам хорошего. Я зайду завтра.

– Благодарствуйте, – отозвалась она бесцветным от усталости голосом.

Сон буквально свалил ее с ног, а тело даже не почувствовало жесткости пола.

* * *

Граф Эмберли встретил жену, детей и мать в вестибюле своего лондонского особняка. Они вернулись после прогулки по Гайд-парку. Вдовствующая графиня заметно похудела и выглядела озабоченной.

– Сядьте, матушка, – тронув ее за локоть, проговорил граф. – Я только что получил письмо от Мэдлин. Вы не поверите – оно было написано три недели назад. Доминик в Брюсселе. Когда она писала, он страдал от очень серьезной раны в грудь, сломанных ребер и сильного жара.

Графиня нервно прошлась по комнате.

– Так что он не находится на пути в Париж со всей армией, – сказала она, просветлев лицом. – И мы были не правы, упрекая его в легкомысленном молчании.

– И молчание Мэдлин тоже объяснилось, – сказала Алекс. – Так, значит, она с ним, Эдмунд?

– Очевидно, нет. Он находится на улице Монтень, у миссис Симпсон. Мэдлин не может оставить дом леди Андреа, который превращен в лазарет. Мэдлин с ног сбилась, ухаживая за ранеными.

– Но он в хороших руках, – сказала Алекс. – Она вам понравилась бы, матушка. Очаровательная, спокойная и разумная леди. А пишет ли Мэдлин о капитане Симпсоне? С ним все в порядке?

– Увы, он, кажется, убит, – сказал граф.

– Ох! – Потрясенная Алекс взглянула на мужа. – Какой ужас! Они были так преданы друг другу!

Вдовствующая графиня беспокойно поднялась с места.

– Я поеду, – сказала она, голос ее заметно дрожал. – Мне следовало уехать в Брюссель еще весной. Вы должны отвезти меня в Брюссель, Эдмунд, – заключила она. – В противном случае я еду одна. Сию же минуту еду домой, чтобы приготовиться к отъезду.

Граф подошел к ней и крепко обнял за плечи.

– Мы выедем завтра утром, матушка, – сказал он. – Вы и я. У вас вполне хватит времени уложить вещи. Немного погодя я прикажу подать карету, чтобы отвезти вас домой. Но сначала сядьте и выпейте с нами чаю.

Мать припала к нему.

– Казалось, мне станет легче, когда я что-нибудь узнаю, – сказала она. – Не важно, что именно. Лишь бы знать – так мне казалось. Но я по-прежнему ничего не знаю. Три недели, Эдмунд. И у него сильный жар.

Он поцеловал мать в лоб и прижал ее к себе.

– Нет, матушка, не нужно давиться слезами. Если бы вам удалось скрыть ваши слезы, я чувствовал бы себя очень глупо из-за своих слез. Завтра мы уже будем в пути. По крайней мере мы будем чем-то заняты. И вскоре все узнаем.

Он посмотрел сквозь слезы на жену, положил голову матери себе на плечо, словно укачивая ее.

Глава 10

Лорд Иден еще спал, когда она проснулась. Сон его был глубок и спокоен. Он не метался, лицо его не пылало, не слышно было бормотания, к которому она привыкла за две недели, пока ухаживала за ним. Он спал. Скоро он опять будет здоров.

От сна на полу у Эллен все болело. Но она полежала еще немного. Лежала не двигаясь и смотрела на него. Если бы сейчас она увидела его впервые, назвала бы его красивым? Его светлые волнистые волосы были немыты, разве только на лбу и висках она смачивала их, прикладывая влажную салфетку, чтобы охладить его пылающее лицо. За две недели у него выросла борода. Лицо стало худым. Даже руки, лежащие поверх одеяла, стали тоньше.

Но он вернулся домой, и она боролась за его жизнь. Он будет жить. Вопрос о том, красив ли он, в высшей степени нелеп.

Она долго смотрела на лорда Идена, лежа без движения. Казалось, она тоже спала впервые за долгое, долгое время и почувствовала себя отдохнувшей. Где-то внутри ее таилась смерть, огромная тяжесть, которая могла бы раздавить ее, если бы она о ней думала. Но пока нельзя обращать на нее внимания. Нельзя думать о ней как о реальности. Она выспалась, она отдохнула, восстановила свои силы и энергию.

Элен умылась, переоделась и как раз складывала последнее одеяло, которым укрывалась, лежа на полу, когда, обернувшись, увидела, что он смотрит на нее.

– Вы проснулись, – сказала она.

– Вы спали здесь? – спросил он. – Наверное, это очень неудобно.

– Пожалуй. Но я спала так крепко, что ничего не заметила.

На его лице появилось слабое подобие прежней усмешки.

– Я был трудным пациентом? – спросил лорд Иден. – Я помню только, что мебель ходила по комнате. Уверяю вас, это сильно сбивает с толку.

– Вы были нетрудным пациентом, – ответила Эллен. Некоторое время он внимательно смотрел на нее.

– Я пробыл здесь две недели? В доме были и другие больные, кроме меня? У вас измученный вид.

– Да, здесь были и другие, – ответила она. – Они и сейчас здесь, в другой части дома. И все поправляются.

Лорд Иден закрыл глаза.

– Вам нельзя говорить, – заметила Эллен. – Вы очень слабы.

– И останусь таким, покуда буду лежать здесь, спать и молчать, – сказал он, вновь открывая глаза. Потом потрогал свой подбородок. – Фу-у! Вид у меня, наверное, чудовищный. Можно попросить у вас воды и полотенце, сударыня? И не могли бы вы добыть бритвенные принадлежности?

– Я принесу, – сказала Эллен, взяла свою постель и вышла.

Но когда она вернулась, принеся все, что он просил, и взялась за край его одеяла, чтобы откинуть его, он взял ее обеими руками за запястья.

– Это я сделаю сам, – сказал лорд Иден. – Я так понимаю, что в течение последних двух недель вы заботились обо всех моих нуждах. Я краснею при мысли об этом. Я благодарю вас, но отныне буду сам заботиться о своих телесных потребностях.

– Вы слабее, чем вам кажется, – возразила она. – Вы очень сильно болели.

Эллен колебалась.

– Я голоден как волк, – продолжал он. – У вас в доме есть еда, сударыня? А деньги у вас есть? Боюсь, что у меня нет возможности проверить, есть ли они у меня. Есть?

– Хирург сказал, что вам можно только чай с гренками, – ответила Эллен. – Сейчас я принесу. Он придет сегодня, чтобы пустить вам кровь.

– К черту! Я слаб, как младенец. И вряд ли смогу поделиться с каким-либо хирургом хоть каплей крови. Она мне самому нужна, а бифштекс с портером – это звучит аппетитней, чем чай с гренками.

Эллен не могла не улыбнуться.

– Может быть, гренки с яйцами? – предложила она. – А вместо чая – молоко?

Когда Эллен снова вошла в комнату, лорд Иден лежал и глаза у него опять были закрыты. Но он был чисто выбрит и волосы были влажные и чистые. Он был очень бледен.

– Я чувствую себя так, словно проработал целую неделю, – пожаловался он. – Проклятие! Такая слабость! Простите, сударыня. Должно быть, у меня в голове какая-то путаница. О чем я только думаю! Такие выражения в присутствии леди! – Лорд Иден не открывал глаз.

– Вам нужно поспать, – сказала Эллен, подходя к кровати и кладя легкие пальцы ему на лоб. Но лоб был совершенно холодный. – Поедите, когда проснетесь.

– Вы не знаете, как соблазнительно звучит ваше предложение, сударыня, – проговорил он. – Но мне нужно поесть, если я не хочу упасть в обморок, встав с кровати.

– Тогда я принесу поднос. Все готово.

К тому времени, когда она вернулась, ему удалось принять полусидячее положение, подложив под спину две подушки. Ему хотелось кричать от боли, но он стиснул зубы и улыбнулся. Никогда еще вареные яйца не выглядели так аппетитно, подумал он. Два яйца с двумя гренками и стакан молока. Ему показалось, что он в состоянии съесть даже тарелку со стаканом.

– А на обед бифштекс? – спросил он.

– Посмотрим, что скажет хирург.

Он ел и разговаривал с ней. Она немного постояла рядом с кроватью, сложив руки перед собой, а потом села и спокойно смотрела на него.

Лорд Иден вспомнил это лицо, склоненное к нему. Судя по всему, в доме нет прислуги. Значит, она все делала сама. И пусть волосы у него были грязные и борода отросла за две недели, сам он был совершенно чист, как обнаружил, когда умывался; чистой была и повязка, и длинная ночная рубашка.

Всем этим он обязан ей. Он был смущен. Насколько он понимал, они были одни в ее комнатах.

Миссис Симпсон была худа и бледна, под усталыми глазами легли темные тени. Но она была красива. И наверное, она не старше его. Не следовало ей ухаживать за ним.

Две недели лорд Иден полностью зависел от нее. Голос, женщины звучал успокаивающе и ласково. Он все еще слышал этот голос, хотя не понимал ни слова из того, что она говорила. Наверное, он часто звал ее. Он вспомнил, что она спала в кресле, в котором сидит сейчас.

А что Мэдлин – все еще в Брюсселе? Миссис Симпсон послала за ней вчера вечером, когда жар у него спал, так она сказала. Почему он не с Мэдлин? Лорд Иден уже собрался было спросить об этом, но что-то его остановило. Какая-то причина. Он не мог вспомнить. Он не хочет вспоминать. Пока не хочет. Прежде чем он вызовет это воспоминание, он должен хоть немного восстановить силы.

– Проклятие! – проговорил он, глядя на поднос и обнаружив, что и тарелка, и стакан пусты. – Никогда в жизни я не чувствовал себя таким усталым. Уж не дали ли вы мне сонного зелья, сударыня? – Вдруг он услышал громкий и неизящный зевок, который, надо полагать, исходил от него самого.

– Нет, просто ваше тело несколько разумнее вас, как я полагаю.

Поднос взяли из его рук. Вокруг его плеч обвилась рука, и когда она его отпустила, подушки снова лежали на кровати плоско. Они были прохладными и удобными. А ее рука у него на лбу была легкой и прохладной. Он удовлетворенно вздохнул.

– Волшебные руки, – пробормотал он и погрузился в глубокое и долгожданное ничто.

* * *

Лорд Иден еще спал, когда к вечеру появилась его сестра, торопливая и задыхающаяся.

– Вы, наверное, подумаете, что я бессердечная, – сказала она, обращаясь к Эллен. – Я так плакала, получив вчера вечером вашу записку, что леди Андреа произнесла длинную речь о том, насколько Домми лучше пребывать там, где он находится, чем бессмысленно страдать здесь. И я всю ночь плакала и смеялась. Я бы пришла еще ранним утром, но я опять понадобилась лейтенанту Пенворту. Бедняжка! Понимаете, у него нет никакого желания жить, и никто ничего не может с ним сделать, кроме меня. Он отказывается есть, пить и даже шевелиться, когда с ним кто-то другой. Сегодня утром я ему понадобилась. Нога снова причиняет ему боль, точнее, обрубок его бедной ноги… Что-то я много болтаю, да? – И Мэдлин расплакалась.

Эллен обняла ее и привлекла к себе.

– Да, он будет жить, – сказала она. – Я никогда не сомневалась в вашей преданности брату. Ни на секунду. Он спит сейчас. Ступайте посмотрите на него.

– Вы его побрили, – заметила, улыбаясь, Мэдлин, вернувшись из спальни. – И даже ни разу не порезали подбородок. Какая вы ловкая.

– Сегодня утром мне ничего не позволили сделать для него, только принести поднос с едой, – сказала Эллен. – Если бы рядом лежала его шпага, он, полагаю, держал бы меня на расстоянии с ее помощью.

Мэдлин снова рассмеялась.

– Ах, от ваших слов у меня на душе стало легче, – сказала она. – Мой дорогой Домми. Наверное, он потребовал на завтрак почки с элем?

– Точнее, бифштекс и портер.

Женщины посмеялись; им это показалось забавным, словно они говорили о чем-то невероятном. Они посмотрели друг на друга не без смущения, и в конце концов у обеих на глазах показались слезы.

– Мне бы очень хотелось, чтобы лейтенант Пенворт так же громко возражал, – сказала Мэдлин. – Ах, как мне хотелось бы этого! Но ведь его ранения в некотором смысле гораздо хуже, чем у Домми… Ему придется учиться жить без ноги и без глаза. На это уйдет больше времени, не так ли?

– Ему повезло, что рядом с ним оказался человек, который хочет тратить на него время и сочувствует ему, – сказала, улыбаясь, Эллен.

– И Домми повезло, – подхватила Мэдлин. – Но теперь меня не оставляет ощущение, что мы вас затрудняем, миссис Симпсон. Вероятно, вам хотелось бы освободиться и уехать отсюда…

– Никаких планов у меня нет, – ответила Эллен. – И мне не хотелось бы, чтобы лорда Идена перевезли отсюда, пока он не восстановит силы. Пожалуйста, оставьте его здесь. – Ее голос дрогнул. – Я думаю, что должна быть чем-то занята еще некоторое время.

Мэдлин закусила губу и отвела взгляд.

– Да, конечно, – сказала она. – Значит, я оставлю его здесь. И большое вам спасибо. Вы скажете Домми, что я заходила? Лейтенант спал, когда я ушла, но он никогда не спит подолгу… Если смогу, зайду завтра утром.

После этого она почти сразу же торопливо вышла – ей не терпелось вернуться к своему главному пациенту. Она попробовала представить себе, что с Домми случилось то же самое, и поняла, что ее брат скорее бы умер. Как и лейтенант Пенворт. Он не раз говорил ей об этом.

Почему не пишет Эдмунд? Интересно, получил ли он три письма, которые она ему послала? Но это не имеет значения. Домми спасен. А она так занята, что у нее нет времени беспокоиться за родных и за свой дом.

* * *

В последующие дни лорд Иден делал решительные попытки вернуть себе здоровье и силы.

Его ужасала собственная слабость. Он не мог ходить, не наваливаясь всей тяжестью на плечо Эллен, и десять шагов до двери спальни и обратно были ему почти не по силам. Посидев в постели и поев, он с радостью снова занимал лежачее положение. Казалось, что всю жизнь он тратит на сон.

Он обидел врача в тот день, когда прорвался гнойник, твердо отказавшись от кровопускания, и теперь добавил к обиде оскорбление, открыто рассмеявшись, когда тот посоветовал миссис Симпсон придерживаться диеты – гренок, размоченный в жидком чае, – по меньшей мере еще две недели. После чего хирург заявил, что умывает руки, ушел и больше не возвращался.

Лорд Иден решительно съедал все, что ему подавали, и не один раз ему хотелось попросить добавки, если бы не смущение оттого, что он живет на деньги миссис Симпсон. Она не ответила на вопрос, были ли у него при себе деньги. Он понятия не имел, где его одежда и вещи. Мундир по крайней мере должен быть в плачевном состоянии, судя по тому, как выглядит его грудная клетка.

Но он ни о чем особенно не беспокоился, кроме как о выздоровлении. Он вовсе не был уверен, что ждет не дождется того дня, когда сможет уйти из этих комнат и вернуться к обычной жизни.

Но по большей части они с миссис Симпсон оставались одни. Его стыдливость исчезла на второй же день, когда он сам стал заботиться об интимных потребностях своего тела. Оказалось, что она веселый и спокойный собеседник. Она проводила в его комнате почти все время; по большей части сидела и шила.

Они беседовали. Он рассказывал – по ее просьбе – о своем детстве, о многочисленных проделках его и Мэдлин. Она также рассказала ему кое-что о своем детстве, очень счастливом, как она считала. Тот, кого она называла отцом, был к ней добр, хотя с годами она видела его реже и реже, а иногда, когда он приходил домой, оказывалось, что он нетрезв. Но и тогда, говорила она, он не обращался с ней плохо, но ей не нравились его блестящие глаза и запах спиртного, которым от него разило. Ее мать всегда была приятным, оживленным, но редко появляющимся созданием, обожаемым ею.

– Только обладая преимуществами взгляда взрослого человека, – сказала она, втыкая иголку в шитье, – я поняла, какой это был несчастливый домашний очаг. Дети с готовностью принимают любой образ жизни как норму. Я страдала, когда они ссорились, но я слышала это не так уж часто. Расскажите мне побольше о ваших родителях. Должно быть, это было ужасно – потерять отца в двенадцать лет.

Иногда она сидела у его постели молча, наклонив голову над работой, а он смотрел на нее, пока не засыпал. А иногда он открывал глаза и видел, что она сидит и смотрит на него.

Это молчание, эта встреча взоров в тихой комнате в пустом доме могли бы смущать. Но смущения не было. Вовсе нет. Иногда они молча смотрели друг другу в глаза, а потом один из них что-то говорил, или улыбался, или он закрывал глаза.

Стройная, ростом не выше среднего, Эллен оказалась на удивление сильной. Ни разу не споткнулась, хотя при ходьбе он поначалу тяжело опирался на нее. Она могла принять тяжесть его тела на свою руку, когда он садился в постели или снова укладывался, особо не напрягая грудные мышцы.

В полусне он часто слышал шелест ее юбок и чувствовал ее прохладную руку у себя на лбу – она проверяла, нет ли у него опять жара. Он никогда не показывал ей в такие моменты, что не спит. Ему нравилось, что она рядом, что она прикасается к нему.

Эллен спала теперь в комнате Дженнифер; дверь оставалась открытой, чтобы она могла услышать его голос. Он крикнул несколько раз подряд, и она тут же прибежала.

– Что такое? – спросила она, наклоняясь к нему в темноте и кладя руку ему на плечо. – Что-нибудь случилось?

– Боже! – проговорил он, задыхаясь от боли. – Боже! – Он наклонялся над мертвыми глазами, и весь ад, вырвавшись на волю, теперь гнался за ним…

– Боже! – повторил он. – Да, страшный сон.

– Страшный сон, да? – спросила она. – Теперь все будет хорошо, – ласково проговорила Эллен.

Она помогла ему снова улечься, откинула волосы со лба. Она наклонялась над ним – стройная молодая женщина, шаль поверх белой ночной рубашки, – и ее тяжелые светлые волосы падали вперед, обрамляя лицо, и на плечи. Он видел ее совершенно ясно, когда его глаза привыкли к темноте.

Он тут же успокоился.

– Я вас разбудил, – прошептал он. – Прошу прощения.

– Ни к чему извиняться, – отозвалась она. Она гладила его по щеке кончиками пальцев. Он вспомнил, что она делала это и раньше. – Хотите, я посижу рядом немножко?

Он покачал головой.

– Я и так уже столько времени не даю вам спать. Он не понимал, что уже поднял руку, и. эта рука откинула ее волосы с одной стороны на спину. Он коснулся кончиками пальцев ее щеки. Теплой, мягкой щеки.

Эллен не шелохнулась. Она чувствовала у себя на щеке его теплые, ласковые пальцы.

– Эллен, – прошептал он.

Они не могли понять потом: он ли привлек ее к себе, или она сама опустила голову, или это они оба ощутили вспышку той странной общности, которая возникла между ними в последние дни. Как бы то ни было, губы их встретились. И прижались друг к другу. И раскрылись, и ласкали. И одна его рука обняла ее за плечи, а другая обхватила затылок. Ее руки упирались в подушку по обе стороны его лица. Ее запястья касались его плеч.

Густые шелковистые волосы. Ее аромат, который он давно уже ощущал. Ее красота, тепло и нежность. Ее мягкость, и сладость, и женственность.

– Эллен. – Его рука оказалась на пуговицах ее ночной рубашки, и она приподнялась, чтобы помочь ему. Она его не удерживала. Она помогала ему, ободряла его. – Эллен…

Он спустил батист с ее плеч и обхватил руками ее груди. Полные и твердые. Шелковисто-гладкие. Соски уже затвердели. Затвердели для него. Она его хочет.

Она его хочет. Руки у него были теплые и ласковые, как она и предполагала. Они знали, где к ней прикоснуться. Как прикоснуться. Его большие пальцы теребили кончики ее грудей, вызывая сладостные мучения, зарождавшиеся где-то в горле и спиралью опускавшиеся к лону.

– Эллен.

Он смотрел в темные провалы ее глаз. Эллен приподнялась на вытянутых во всю длину руках, но не сделала попытки прикрыться или отодвинуться. Он протянул руку, сдернул с кровати одеяло. Она посмотрела на одеяло и встала рядом с кроватью. Движением плеч она окончательно спустила с себя рубашку и приняла его приглашение, забравшись на кровать рядом с ним. Он укрыл ее простыней и лег на бок, прикусив при этом губу.

Он почувствовал ее жар, как только прикоснулся к ней, ощутил ее готовность, страстное желание отыскать в темноте его губы. Она была теплая, мягкая, стройная. Она жаждала его. То была не притворная страстность многочисленных куртизанок, с которыми он спал раньше, но горячая, напряженная страстность, которую женщина испытывает к своему любовнику.

Эллен легла рядом с ним, прижалась к нему, ощутила тепло его длинных ног, ощутила, как его руки крепко обняли ее, как губы его нашли ее губы. Она и не думала отодвигаться от него. Она отдавалась полностью и страстно. Именно этого она хотела. Хотела всегда. Она давно его хотела. Любила его. И где-то в ней таилась огромная боль, которую он излечит. Уберет.

Он накрыл ее губы своими и провел языком по их краям, прежде чем проникнуть в жаркую влажную полость. Эллен красива. Вся она – женщина. Вся – страстная и отдающаяся ему. Отдающаяся ему полностью.

И он хочет ее, хочет уже много дней. Много недель. Всю жизнь. Всегда хотел ее. Всегда искал. Только ее. Он запылал.

Доминик тяжело перекатился на нее и немного полежал не двигаясь, пытаясь совладать с болью. Он не мог поднять свой вес и был вынужден вдавить ее в матрас.

Но она не жаловалась. Она обвила его руками, раскрылась ему навстречу. И подняла к нему свое лицо.

– Эллен. – Он поцеловал ее, говоря все этим поцелуем. И скользнул руками по ее горячим бокам, по грудям, по гибкому стану, по женственным изгибам бедер. Под нее. Она обхватила его ногами. И он нашел ее в темноте, нашел, куда войти, и спрятал лицо в ее мягких шелковистых волосах, и ворвался в ее блаженные жаркие недра.

Оба задохнулись.

– Доминик. Доминик.

Руки ее шарили по его спине, над и под повязкой, и она поднялась навстречу ему, задвигалась вместе с ним, так что он стиснул зубы, крепко закрыл глаза и заставил себя сдерживаться.

– Да… ах, пожалуйста… Да.

– Эллен. Такая красивая. О, любовь моя.

– Да, Доминик. Ах, пожалуйста… пожалуйста.

Они нашли общий ритм, и он запустил руки в ее волосы и снова впился в нее губами.

И это. Ах да, вот это. Доминик. Он любит ее, а она – его. Так и должно быть. Так должно было быть всегда. Доминик любит ее, и она любит Доминика. Не надо сдерживаться. Отдавать и получать. Вместе. Любить. Да. Ах, вот это. Конечно, она знала это какой-то частью своего "я".

Он снова спрятал лицо в ее волосах и вошел в нее снова и снова, пока не освободился – гораздо раньше, чем ему хотелось и чем она была готова, как ему показалось. Он взял все, что она могла ему дать, и отдал ей всего себя, и вот он лежал, вздрагивая, опустошенный, налегая на нее всей своей тяжестью.

Потом он скатился с нее, крепко закусив губы, чтобы она не услышала, как ему больно; одну руку он оставил у нее под головой. Он подоткнул вокруг них простыню и посмотрел на Эллен. Оказалось, что глаза у нее открыты.

– Я вас раздавил? – спросил он, отводя свободной рукой ей волосы с плеча.

– Нет. О нет! – Она легко обвела пальцем его нижнюю губу и закрыла глаза.

Она ощутила замешательство. И пустоту. Разочарование. Она не была готова отпустить его. И при этом она чувствовала оживление. Теплый жар. Удовлетворение. Он ее любовник. Он ее любит. Он был в ее лоне. Там, где он был, еще чувствовалось содрогание, ноющая боль. И его руки все еще обнимают ее. Она дышала его теплом. И она его любит.

Эллен уснула почти мгновенно. Он понял это по ровности ее дыхания. Сам он дышал часто, дожидаясь, пока ослабнет боль, зная, что в конце концов так и будет, если только лежать не шевелясь.

А пока что Доминик рассматривал ее, удивляясь. Удивляясь самому себе – как это он не узнал ее до этой ночи. Он знал ее очень долго, она ему нравилась, он ее уважал, восхищался ею. Испытывал невольное притяжение. Но он ее не узнал. За три недели, что он пролежал в этой кровати, он привык зависеть от нее, привык чувствовать покой и радость, только когда она здесь. И все же он ее не узнал. За эти долгие дни она стала ему ближе, он почувствовал ее красоту, силу и привлекательность ее характера, понял, что не хочет, чтобы эти дни кончились. Но все же он так и не узнал ее.

Он искал ее много лет. И продолжал искать в молодых девушках, которые были слабыми и нуждались в его защите. Но она была сильной и сама взяла его под защиту. Теперь она в его постели, в его объятиях, разогретая его ласками. Женщина его жизни. Любовь его жизни. Эллен.

Он попытался вздохнуть поглубже. Боль проходила.

Всегда ли она такая отчаянно-страстная? Была ли она такой с Чарли?

Нет, нет, нет, нет. Нет! Голова его металась по подушке. Он стиснул зубы. Не теперь. Только не это. Не теперь. Он еще не готов.

Он посмотрел на Эллен и понял, что это, вне всяких сомнений, не мимолетная страсть. Он ее любит. Она только что отдала ему все, ничего не требуя взамен. Но все равно он ей отдаст всего себя. Все, что у него есть. Все это принадлежит ей. Всю жизнь он ее искал. Теперь нашел, и ей принадлежит все, что у него есть, все, чем он стал.

Эллен.

Боль утихла. Ее голые ноги, прикасающиеся к его ногам, были теплыми и гладкими. Он вновь ощутил ее волнующий аромат.

И закрыл глаза.

Глава 11

Три раза приходила Мэдлин. А Эллен каждое утро шла купить провизии, подышать свежим воздухом и пройтись; один раз она отправилась проститься с миссис Бинг, уезжавшей к своему мужу в Париж. Но все остальное время они пробыли вместе. Все шесть волшебных дней и ночей, которые, как они оба знали, скоро кончатся. Шесть дней чуда и любви. Которые, как они предвидели, должны закончиться.

В ту первую ночь Эллен проснулась, встала с кровати и вышла, не будя лорда Идена. До рассвета пролежала она без сна, даже не пытаясь уснуть. Ее переполняли самые разные эмоции.

На следующее утро, когда он еще спал, она собралась с духом и принесла ему горячую воду и бритвенные принадлежности. Но чтобы еще раз войти к нему с завтраком, понадобилось куда большее присутствие духа. Она слышала, как он уже ходит по комнате. И не знала, как ей вести себя, войдя к нему, что сказать.

Беспокоилась она напрасно. Он уже снова лег и смотрел на нее, как делал это обычно, и улыбнулся, как всегда, пожелав доброго утра. Он сел в постели без ее помощи, стиснув зубы, чтобы она не заметила, как ему больно. Глупый! Словно она может этого не заметить. А когда она поставила поднос ему на колени, он взял ее руку и поднес к губам, поцеловал в ладонь и улыбнулся – раньше этого не было. А она, не задумываясь, наклонилась к нему и чмокнула в губы. Они говорили о самых обычных вещах. Она посидела рядом, пока он ел, пересказала кое-какие сплетни, услышанные на рынке в то утро, а когда он заявил, что намерен днем выйти в гостиную, сказала, что это глупо; и еще она сказала – да, в кастрюльке есть еще почки, он может их съесть, поскольку вся еда, которую он загрузил в себя за прошедшую неделю, не убила его. Нет, сама она не хочет почек. И вообще, что за мысль – есть почки на завтрак?

С каждым днем он сидел и ходил все больше, хотя все еще проклинал свою слабость и ненасытную потребность в сне.

Каждый день Эллен подолгу сидела с ним, шила, когда он спал или отдыхал, готовая вскочить и броситься ему на помощь. Она жадно слушала его рассказы о том времени, когда он был ребенком и мальчиком, счастливом времени, если исключить одно темное пятно – смерть отца и почти полное расстройство нервов у матери, продолжавшееся целый год после этого.

И она еще немного рассказала ему о своем детстве, включая эпизод ужасной ссоры родителей, после которой мать ушла и не вернулась. Во время этой ссоры она и сказала мужу, что Эллен не его дочь. Скорее всего, сказала Эллен, она никогда об этом не узнала бы, если бы ее отец, то есть граф, не был в эту минуту пьян и не явился бы с криками прямо к ней. Он все ей рассказал и провел следующую неделю, пьянствуя, плача и умоляя не покидать его и оставаться его дочерью. Она все же ушла.

Ее отец – настоящий отец – в то время был в Лондоне. Она пришла к нему и уговорила взять ее с собой, когда он вернется в армию. Он всегда старался обеспечить ей наилучший уход, следил, чтобы она была сыта и прилично одета. Он старался проводить с ней время, был добр и нежен. Но им обоим было трудно внезапно перейти на роль отца и дочери после стольких лет обычного знакомства.

В своих рассказах она никогда не заходила дальше этого времени. Никто из них ничего не рассказывал о настоящем или о недавнем прошлом. А давно прошедшее – вещь безопасная. И эти разговоры сближали их, они лучше узнавали друг друга, все больше друг другу нравясь.

Иногда он брал ее руку, когда она сидела рядом. Подносил ее к губам и целовал, целовал все пальцы, один за другим. Иногда они улыбались, глядя друг другу в глаза, всматриваясь в лицо друг друга. И не испытывали при этом смущения. Оставшись одна, Эллен даже удивлялась этому. Ведь обычно чувствуешь себя неловко, когда молча смотришь на кого-то. С лордом Иденом все было иначе.

По большей части она звала его лордом Иденом, хотя он теперь звал ее по имени. Она же называла его по имени, только когда он ее ласкал. А ласкали они друг друга каждую ночь после той, первой их ночи. Она не знала, как вести себя на следующую ночь, но он позвал ее, когда она гасила лампу в гостиной, и она пришла; ей показалось вполне естественным лечь с ним в постель.

После первой ночи она оставалась с ним до утра. На вторую ночь и каждую ночь он брал ее медленно, словно ощущая на каждой стадии ласк, когда она готова перейти к следующей.

Эллен и не знала, что существует такая телесная страсть, такое вожделение, неотличимое от боли, такой покой, наступающий на спаде вожделения. Она никогда еще не испытывала настоящей страсти. Правду говорят, что мужчина и женщина могут стать одним целым. Самую большую близость она ощущала в последние мгновения своего наслаждения, когда и он приближался к этому же.

Она любила, отдаваясь своему чувству до конца. И ощущала себя обманутой, если после ночи любви спала крепко. Нравилось лежать обнаженной и смотреть, как он спит рядом с ней. Ей нравилось ощущать свою любовь к нему каждой клеточкой своего тела, знать, что можно протянуть руку и коснуться его, быть уверенной: разбуди она его, он посмотрит ей в глаза и улыбнется.

Эллен любила с такой остротой еще и оттого, что этот момент казался совершенно нереальным. Да он и был нереальным. И порой, прежде чем полностью отключить свой разум, она успевала дать себе отчет, что он призрачен, что за стенами их дома существует настоящий мир и они, будучи людьми, являются частью этого мира, в который им придется снова вернуться. Но не сейчас. О пожалуйста, не сейчас…

Лорд Иден, хотя и был в отчаянии от своей страшной слабости и медленного выздоровления, тем не менее наслаждался волшебством, которое ворвалось в его жизнь. Будучи человеком молодым, он имел возлюбленных. И ему казалось, что любил: мучительно ждал свиданий, преодолевал расстояния, чтобы увидеть возлюбленную, обменяться взглядами, рукопожатиями. Но теперь понял, что никогда не любил – он просто играл чувствами.

Он полюбил Эллен Симпсон. Казалось, никогда не наглядится на нее досыта, не насмотрится на нее, сидящую за каким-то будничным занятием вроде шитья, либо слушая ее рассказы и делая всякие открытия касательно ее прошлого ее семьи, либо разговаривая с ней и наблюдая, как меняется выражение ее лица.

Он не мог насытиться ни своей любовью, ни ее ласками. То было пьянящее ощущение, по-новому для него эротическое – услаждать женщину, а не только себя. Он никогда не думал, не мечтал о таком даже в своих любовных грезах. Обнаружить, что Эллен хочет его, пылает к нему страстью, заставляет его удовлетворить ее и выказывает это удовлетворение совершенно открыто, – это умножило его восхищение ею. Теперь он уже и представить себе не мог, что жил, не зная о такой любви.

Доминик жил для нее. Для нее умывался и брился, ел и пил, с трудом и муками ходил по своей спальне, иногда выходя в гостиную. Ему доставляло наслаждение причинять себе лишние страдания, задыхаться, закусывая губу, но он преодолеет себя и поправится. А когда он сможет выйти за пределы этих комнат и начнет свою обычную жизнь – ему не нравилось думать об этом времени, но он понимал его неизбежность, – тогда он научится любить ее в обычной, а не иллюзорной обстановке.

Лорд Иден продаст свой офицерский патент и женится на ней. Увезет ее с собой в Уилтшир и поселится в доме, который никогда не ощущал своим. У него будут от нее дети, и он проведет жизнь, укрепляя в ней веру в счастье и устойчивую семейную жизнь. Мама полюбит ее-а как же иначе! Он полагал, что Эдмунд и Мэдлин уже искренно привязались к ней.

Ей он ничего не говорил. По некоему молчаливому соглашению оба они, пребывая в гавани их пристанища, не разговаривали ни о будущем, ни о настоящем, ни о недавнем прошлом.

Как-то ближе к вечеру он лежал на постели, держа ее за руку. Его охватила дремота, и он закрыл глаза.

– Лягте рядом со мной, – попросил он.

– Все двери открыты, – возразила она. – До ночи еще далеко.

Доминик открыл глаза и сонно улыбнулся.

– Просто поверх одеяла, – сказал он. – Мне хочется ощущать у себя на руке вашу голову. Ну ублажите бедного раненого воина, помогите ему уснуть.

Эллен засмеялась:

– Это определение к вам уже не подходит. Очень скоро вы будете так же здоровы, как я, сэр. Ну ладно, если только на минутку.

Он перевернулся на бок и вытянул руку под подушкой. Эллен устроилась, положив голову на подушку, и улыбнулась.

– Хирург не рекомендовал такого лечения, – заметила она.

– Этот шарлатан сам не знал, что творил, – сказал он. – Он бы выпустил из меня всю кровь без остатка, и я до сих пор любовался бы гардеробом, вальсирующим с умывальным столиком. Мне больше нравится вот это. Не хотите ли забраться вместе со мной под одеяло, Эллен? Здесь так тепло и уютно.

– Нет, спасибо, – ответила она. – Лежать вот так – гораздо приличнее для этой поры.

Доминик улыбнулся и легко коснулся ее губ. Страсти они не чувствовали. Он все еще был в полусне. И ее охватила дремота. Они чувствовали только нежность, уют, счастье. Он целовал ее и бормотал ей на ухо какую-то чепуху. Она издавала звуки, выражающие полное согласие.

И вдруг какое-то движение позади головы Эллен привлекло его внимание. Он увидел, что в дверях стоит Мэдлин. Она густо покраснела, встретившись с ним глазами, и отступила на шаг.

– Ах, пардон, – сказала она. – Дверь была открыта. Я…

Он тихо засмеялся.

– В жизни не видел вас в таком замешательстве, Мэд, – сказал он. – Прошу прощения. Это моя вина.

Он еще не договорил и не успел разрядить неловкость, которую ощущали обе женщины, как Эллен спрыгнула с кровати, оттолкнула его руку и выскочила из комнаты, пробежав мимо Мэдлин.

– Войдите и сядьте рядом, – обратился граф Иден к сестре. – Я виноват. Эллен сказала, что дверь открыта. И вот я вверг вас обеих в замешательство. С ней я поговорю потом. Теперь она, разумеется, нашла местечко, куда можно спрятаться.

– Домми, – Мэдлин закрыла дверь спальни и села в кресло рядом с кроватью, – что же это такое? Вы ведь не флиртуете, надеюсь? Она была к вам так добра.

Доминик улыбнулся и закинул руки за голову.

– Я не флиртую, – сказал он. – И она тоже.

Мэдлин внимательно посмотрела ему в глаза.

– Ах, Домми, – сказала она, несколько удивленная. – Значит, это с вами произошло? Я очень рада. Я и сама не сумела бы найти для вас никого лучше. Она очень славная женщина. Я восхищаюсь ею.

– Я ее люблю, – сказал он и взял сестру за руку. – Я ее люблю, Мэд. Будь я хоть чуточку покрепче, я поднялся бы на самую высокую крышу Брюсселя и прокричал бы это всему свету.

Она смотрела на него с улыбкой, сжимая его руки.

– Я хочу на ней жениться, – продолжал он. – Я не знал, что все так получится, Мэд. Я всегда мечтал о таком, но я не знал. Понятия не имел. Я женюсь на ней, как только выберусь из этой чертовой кровати, не ощутив себя через пять минут тряпичной куклой. Боже мой, ведь я люблю.

– Она ответила согласием?

– Я еще не спрашивал. – Он робко улыбнулся своей двойняшке. – Я так погрузился в свою любовь, что не думал о таких земных вещах, как предложение вступить в брак. Но она согласится, Мэд. Она тоже меня любит. Вот что самое удивительное. Можете себе представить?

– Разумеется, могу, глупыш, – ответила сестра. – Девушки влюбляются в вас вот уже не первый год. И мне кажется несправедливым, что самый красивый мужчина из всех, кого я знаю, приходится мне братом… Но все же я тоже вскоре вступаю в брак.

Он вопросительно взглянул на нее.

– Я выхожу замуж за лейтенанта Пенворта.

– За Пенворта? Мне казалось по вашим словам, что он не желает жить.

– Да, но все зависит от меня. И я буду ухаживать за ним до конца наших дней.

– Вы его любите? – спросил он.

– Конечно, люблю, – ответила она. – Я ему нужна, Домми. И посвящу ему свою жизнь.

– Я не думаю, что вы его любите, – охладил он ее пыл. – Вы совершите ошибку, став женой человека, к которому вы испытываете жалость, Мэд. Не делайте этого. Разорвите помолвку, пока не поздно.

– Никакой помолвки не было, – возразила она. – Пока еще. – Она тихонько засмеялась. – Он сам еще не знает. Но он женится на мне. Я покажу ему, что ему не придется пройти по жизни одиноким и несчастным. Я буду с ним рядом. Это будет хорошо для нас обоих, Домми. Я обретаю цель в жизни.

– Это самое легкомысленное утверждение, какое мне доводилось слышать, – сказал он. – Не делайте этого, Мэдлин.

Глаза ее наполнились слезами.

– Не будьте таким противным, – сказала она. – Я порадовалась за вас. И сказала вам об этом. А вам нечего мне сказать кроме того, что я легкомысленна. Учтите, мне двадцать пять лет, – с возмущением проговорила она. – И никто из семьи не должен меня останавливать. Они с радостью примут лейтенанта в наш круг. Пусть он даже калека с изуродованным лицом.

– Боже! Неужели вы думаете, что я не хочу иметь зятем человека только потому, что у него не хватает ноги и глаза? Я бы с радостью принял его, Мэд, будь он вовсе безногим и слепым, если бы вы действительно не могли жить без него.

– Какой вы противный! – Она вскочила и смотрела на него с негодованием. – После того, что вы пережили, Домми, я думала, что вы станете добрее. Ничуть не бывало! Вы остались бесчувственным красавцем. А лейтенант Пенворт изуродован. Мне не нужно ваше одобрение, равно как и ваша любовь. Достаточно, что я буду нужна кому-то еще.

– Моя глупышка! – ласково проговорил он, снова беря ее за руку. Но она отдернула руку. – Если вы решили выйти за него, Мэд, я больше ничего не стану говорить. Только мне хотелось бы видеть, что вы счастливы, как буду счастлив я. Вы же знаете, как вы мне дороги. Уф! Господи! Осторожней!

Последние слова вырвались как предостережение – она бросилась на него, чтобы запечатлеть на его щеке поцелуй.

– Я знала, что вы поймете, – затараторила сестра, – когда свыкнетесь с этой мыслью. Я буду самым счастливым человеком в мире, вот увидите. И вы тоже будете счастливы. Я намереваюсь полюбить свою невестку, Домми. Правда-правда. Но раз вы ей еще ничего не сказали, я тоже промолчу, уходя. Мне нужно идти. Я могу ему понадобиться.

Она поцеловала его в другую щеку и ушла.

А лорд Иден снова закинул руки за голову и улыбнулся, глядя на дверь. Не встать ли ему, не отыскать ли Эллен? Она, пожалуй, до сих пор прячет где-то свое смущение. Хорошо, что она отказалась лечь к нему под одеяло. И у нее, и у Мэдлин случился бы удар. И он усмехнулся, глядя вверх, на полог кровати.

Подумать только, лейтенант Пенворт! Когда у него было две ноги и оба глаза, Мэд и двух раз на него не взглянула. Как же она разрушит свою жизнь, если он не сможет отговорить ее выйти за Пенворта только потому, что ей его жаль! Вот глупышка! Он громко зевнул. Можно было бы не ходить на поиски Эллен – стоит просто открыть рот и позвать ее. Но лучше все же сделать над собой усилие… Еще одна глупышка. Он будет целовать ее, пока румянец не сойдет с ее щек; он объяснит ей, что Мэдлин – просто-напросто его двойняшка. Что в ней нет ничего страшного.

Но когда он открыл глаза, оказалось, что она молча стоит в дверях и смотрит на него и вместо лица у нее бледная маска, лишенная какого-либо выражения.

– Эллен! – сказал он, резко садясь в постели и морщась. – Вы ведь не приняли это особенно близко к сердцу?

– Что мы наделали? – Голос ее звучал совершенно ровно.

– Что?.. – Он нахмурился, глядя на нее.

– Мы прожили чуть ли не целую неделю как беспечные любовники. Вы самый близкий друг Чарли. Я его жена. Что мы наделали? Он доверял нам обоим. Мы оба его обманули.

– Нет. – Он встал и протянул к ней руку, но она не двинулась с места. – Нет, это не правда, Эллен. Я никогда… Господи, когда вы были женой Чарли, я никогда не думал о вас в этом смысле. И вы никогда не думали обо мне.

– Я нарушила супружескую верность, – сказала она. Он провел рукой по глазам.

– Нет, – сказал он. – Конечно, это не так. Успокойтесь, Эллен. Вы всегда были верной женой. Именно поэтому я восхищался вами. И все восхищались, кто вас знал.

Она хрипло рассмеялась:

– Действительно, верная жена… Каждую ночь я лежала с вами в этой кровати. В кровати моего мужа. О Боже!

Он тяжело сел на постели.

– Не пачкайте того, что было, Эллен, – сказал он. – Прощу вас, не нужно. Дело здесь не только в примитивном наслаждении. Вы это знаете. Это любовь. Я любил вас. Вы любили меня.

Эллен снова рассмеялась:

– Любовь! Я не люблю вас, милорд. Вы очень привлекательный мужчина. Я поддалась силе вашего обаяния. И вы меня не любите. Я – женщина, которая ухаживала за вами, пока вы поправлялись после ранения. За три недели вы не видели других женщин, разве что вашу сестру. Неужели вы не знаете, что мужчины всегда влюбляются в своих сиделок? То была не любовь. То было вожделение. И грязь. Господи, какая грязь!

Он рассердился. Вскочил на ноги, схватился за бок. На мгновение показалось, что из него выбили дыхание.

– И вы все хотите испортить, – сказал он, – потому что вас смутили моя неосторожность и неурочное появление Мэдлин. Я очень сожалею об этом, Эллен. Но не превращайте то, что здесь произошло, во что-то мерзкое. Это не мерзость. Мы любим друг друга.

– Я люблю Чарли! – закричала она. – Я люблю его! Я преклоняюсь перед ним! А как я поступила с ним? Что я наделала?

– Ничего вы не наделали, – сказал он и шагнул к ней. – Чарли умер, Эллен.

Она уставилась на него, раскрыв рот. Румянец гнева, который было вернулся на ее лицо, вновь погас.

– Он умер, – тупо повторил лорд Иден. – Чарли умер, Эллен. Он погиб в бою к югу от Ватерлоо. Я был с ним.

Она закрыла глаза и покачнулась. Но когда он сделал к ней еще шаг, она решительно выставила перед собой руку.

– Не приближайтесь, – сказала она. – Не прикасайтесь ко мне. – Эллен несколько раз сглотнула и посмотрела на себя. – Я одета в зеленое. В зеленое. Ему нравилось, когда я в зеленом. Я не в черном. Я знаю уже почти целый месяц, что он мертв, но я не ношу черного. И я не поехала туда, как это делают другие женщины, не занималась поисками его тела. Я дала похоронить его в безымянной могиле. Я убедила себя, что он жив. Целый месяц я не в трауре. – Она горько улыбнулась.

– Эллен, – сказал он. – Сядьте и постарайтесь взять себя в руки.

– Вы знали, что он умер. – Она взглянула на него; на лице ее все еще блуждала странная улыбка. – Вы знали, что он умер, милорд. Вы ведь были с ним. Вы принесли мне эту весть. И тем не менее вот как вы поступили с его памятью. – И Эллен указала на кровать позади него.

Он медленно покачал головой:

– Не нужно. Со мной произошло то же, что и с вами, Эллен. Он был моим лучшим другом. Он умер у меня на глазах. Я рассказал вам – ведь рассказал, не так ли? – а потом я позволил себе забыть это.

– Стало быть, – она коротко рассмеялась, – мы с вами – пара глупцов, лорд Иден. И пара грешников.

– Нет, не так. Если бы Чарли был жив, мы с вами так не поступили бы. Ни вы, ни я на такое не способны. Вы это знаете. Мы не сделали ничего дурного, Эллен. Только сильно поторопились. Нам следовало бы подождать – быть может, год. Но любовь не всегда ждет. И нам нужно было утешить друг друга.

Эллен поднесла к лицу руки, держа их вверх ладонями, и посмотрела на них.

– Чарли умер, – сказала она. – На этот раз он не вернется. Я никогда больше его не увижу. Не будет никакого сельского дома. Никакой совместной жизни вне опасностей и тревог. Только прошлое. Только воспоминания. Его нет.

– Идите же сюда, Эллен, – мягко сказал он, снова протягивая к ней руки. – Дайте мне вас утешить. Разрешите утешить друг друга.

Она взглянула на него глазами, в которых стояли непролитые слезы.

– Вы не можете меня утешить. Он был моим мужем. Моей жизнью. Я любила его.

– Я знаю. Я знаю, что это так. А мне он был другом, Эллен. И вы мне друг. Позвольте мне поддержать вас.

– Вы мне не друг, – сказала она. – Отныне. И никогда больше им не будете. Вы моя вина. Все эти месяцы, вернувшись из Англии, я вас хотела. Я смотрела на вас, прикасалась к вам и хотела вас. Даже несмотря на то что моим мужем был лучший из людей. Даже несмотря на то что я любила его больше жизни.

Он опустил голову и потер глаза костяшками пальцев.

– Нам обоим нужно побыть в одиночестве, – сказал он. – Сейчас атмосфера слишком напряженна, чтобы мы могли разговаривать разумно. Давайте не будем говорить ничего такого, о чем потом пожалеем, Эллен. Давайте поговорим позже.

– Нам нечего сказать друг другу, – промолвила она горестно.

– Разве только что я вас люблю.

Эллен покачала головой:

– Нет. Вы увидите, что это не правда, когда у вас будет время поразмыслить, милорд. Нам совершенно не о чем говорить.

Она повернулась и, не удостоив его взглядом, вышла. Лорд Иден сидел на кровати, обхватив голову руками, когда услышал, что дверь, ведущая в ее комнаты, открылась и захлопнулась. Он понял, что остался совсем один.

Глава 12

В тот же вечер, несколько позже, Мэдлин вдруг позвали вниз. Закрыв книгу, которую она читала вслух лейтенанту Пенворту – он лежал, неподвижно уставившись зрячим глазом в полог кровати, – она ободряюще улыбнулась ему, пообещала вернуться, чтобы поудобнее устроить его на ночь, и легко сбежала по лестнице.

И буквально пролетела последние десять ступеней с криком, совершенно неподходящим для дома, в котором поселилась скорбь. Ее руки сами собой обвились вокруг шеи графа Эмберли, и он, подхватив сестру со второй ступеньки, дважды прокружил ее в воздухе.

– Эдмунд! – вскричала она. – Никогда в жизни я не была так счастлива, что вижу вас. Мне казалось, что вы вообще исчезли с лица земли. И мама здесь! – снова вскричала она и бросилась в объятия матери, смеясь и плача одновременно.

– Дорогая моя девочка, – говорила та, крепко обнимая ее. – И помятая, и растрепанная, и платье висит мешком. И ведете себя как совершенно невоспитанная девица. Но никогда в жизни вы не выглядели так славно.

– Вы с дороги? – нетерпеливо спросила Мэдлин. – Почему вы не сообщили мне, что собираетесь приехать? И не ответили ни на одно из моих писем?

– Первое письмо пришло за день до нашего отъезда, – сказал граф, беря мать под локоть и следуя за сестрой через прихожую в гостиную, в которой раненых давно уже не было. – Мы решили, что доберемся до места быстрее, чем почта. Как Доминик? – Голос его звучал напряженно.

– Вот оно что! – воскликнула Мэдлин. – Вы получили только мое первое письмо? Это ужасно! Домми сейчас поправляется. Он решительно восстал против хирурга, пользовавшего его, – ест, как лошадь, и бродит по своей комнате, как медведь по клетке.

Граф Эмберли снова взял мать под руку. Та закрыла лицо ладонями.

– Благодарение Господу! – воскликнул он, привлекая ее к себе. Голос графа дрожал и глаза подозрительно блестели. – Благодарение Господу!

– В каком же кошмаре неопределенности вы, должно быть, пребывали! – воскликнула Мэдлин. – Мое первое письмо, наверное, было ужасно мрачным. Да и второе тоже. По правде сказать, он был в очень тяжелом состоянии. Хирург предупредил миссис Симпсон, что мы должны быть готовы к худшему.

Вдовствующая леди Эмберли отстранилась от сына, достала из ридикюля носовой платок и высморкалась.

– Нет, Доминик не мог сдаться, – сказала она. – Он самый крепкий и к тому же самый упрямый мальчик из всех, кого я знала. Три года назад я осуждала в нем это, а теперь рада, что он такой. Мы побоялись сразу пойти к миссис Симпсон, Мэдлин. Мы не знали, что нас там ждет.

Лицо Мэдлин озарилось улыбкой.

– Я побывала там сегодня днем, – сказала она, – и там меня ждал некий сюрприз. У меня нет ни малейшей уверенности, что вам, матушка, эта сцена пришлась бы по душе. Доминик и миссис Симпсон полюбили друг друга и собираются пожениться. Правда, Домми еще не просил ее руки. Но совершенно уверен – так он сказал, – что она ответит согласием. И я никогда не видела его таким – он просто сиял от счастья.

Мать вопросительно взглянула на графа; тот нахмурился.

– Известие довольно неожиданное, не так ли? – заметил он. – Я испытываю к миссис Симпсон самую глубокую симпатию и уважение, но она потеряла мужа всего лишь месяц назад. И уже думает о вступлении в новый брак?

– Такая горячность – как это похоже на Доминика! – заметила вдовствующая графиня. – Эта женщина подходит ему, Эдмунд?

– Да, несомненно, – отвечал тот. – Она совершенно не похожа на тех, которые обычно нравились Доминику.

– Звучит воистину многообещающе, – улыбнулась мать.

– Я надену шаль и шляпу, – сказала Мэдлин, – и пойду туда с вами.

Брат жестом остановил ее:

– Полагаю, нам следует обуздать наше нетерпеливое желание увидеть его немедленно, – сказал он, – тем более что теперь за его жизнь нечего опасаться. Время для визитов слишком позднее. Да и мы с мамой еще не устроились в гостинице. Займем свободный номер в «Англетере», если таковой найдется, а утром отправимся на улицу Монтень.

– Да, полагаю, так действительно будет лучше, – согласилась с ним мать. – Мы и без того уже внесли много суматохи в дом леди Андреа.

Она еще раз обняла и поцеловала Мэдлин, то же сделал и лорд Эмберли, и они расстались до утра. Мэдлин взбежала вверх по лестнице, чтобы поделиться радостью с лейтенантом. Ее ловкие и нежные руки делали свое дело, хотя рот у нее не закрывался, – она умыла раненого, оправила постель, перевернула и взбила подушку.

Уходя, Мэдлин подавила желание поцеловать лейтенанта в лоб. Такой вольности она себе еще не позволяла ни разу. Он ведь еще не знает, что она собирается выйти за него замуж и заботиться о нем до конца своей жизни.

И матушка с Эдмундом не знают. Она призадумалась, добравшись до своей комнаты. Все это не так-то просто. Надо надеяться, что они не наговорят ей всяких глупостей, как это сделал Домми. Впрочем, для нее это не имеет значения. Она любит лейтенанта Пенворта, любит верно и нежно. Она сумеет наполнить своей любовью их жизнь на многие годы. Так стоит ли в чем-то сомневаться?

* * *

Граф Эмберли и графиня, придя на следующее утро на улицу Монтень, были немало удивлены тем, что миссис Симпсон выглядит вовсе не так, как женщина влюбленная и собирающаяся выйти замуж. Глубокий траур, волосы туго зачесаны назад, бледное, осунувшееся лицо. Казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

– Миссис Симпсон. – Граф протянул к ней обе руки и крепко сжал ее ладонь.

– Добрый день, милорд, – отвечала она. – Вы приехали. Лорд Иден будет рад. – Голос ее был тускл и бесцветен.

– Примите мои глубочайшие соболезнования, сударыня. Ваш муж – один из лучших людей, с какими мне посчастливилось быть знакомым, и я знаю, как вы его любили.

– Да, – отвечала она. – Спасибо.

– Разрешите представить вам мою мать, вдовствующую графиню Эмберли, – продолжил он. – Миссис Симпсон, матушка.

Эллен присела в реверансе.

– Вы были необыкновенно добры к моему мальчику, – сказала леди Эмберли, протягивая обе руки к своей новой знакомой. – И, дорогая моя, как же вы сами настрадались!

Увидев, что лицо Эллен исказилось от боли, графиня обняла ее.

– О, моя дорогая, моя бедняжка. Бедное дорогое дитя.

Лорд Эмберли молча прошел мимо них и направился к закрытым дверям. Увидев брата, стоящего у окна спиной к нему, он поразился его худобе. Плечи лорда Идена напряглись, когда он услышал звук открывающейся двери; он медленно обернулся. Лорд Эмберли был потрясен. Зная все, он не ожидал, что увидит брата столь измученным, с глубоко запавшими глазами.

– Эдмунд! – воскликнул лорд Иден. – Господи, Эдмунд, это вы!

Он не успел сделать и шага, как брат бросился к нему через всю комнату и крепко обнял его. У лорда Эмберли защемило сердце, когда Доминик, припав головой к его плечу, разразился мучительными рыданиями.

– Доминик! – Лорд Эмберли был просто ошеломлен. О Господи, что война делает с человеком! – Ну ничего, ничего, теперь вы со мной, и я отвезу вас домой, даже если v кого-то имеются на вас иные виды. Я никогда не мешал вам поступать так, как вы хотите, но использую все мое влияние на вас и настрою Алекс на то же, чтобы убедить вас распрощаться с этой чудовищной жизнью.

Лорд Иден выпрямился.

– Вот уж никогда не думал, что могу так по-дурацки себя вести, – пробормотал он. – Если бы вы только знали, как мне хотелось, чтобы сегодня утром рядом оказались именно вы. Я ведь совершенно беспомощен, Эдмунд. Слаб, как младенец. Сомневаюсь, что смогу без посторонней помощи спуститься вниз по лестнице и выйти на улицу.

– Не порите горячку, Доминик. Будем благодарны Господу за великую милость. А сила и способность двигаться к вам вернутся.

– Увезите меня отсюда, – сказал лорд Иден. – Сделайте это сегодня же!

Лорд Эмберли нахмурился и пристально взглянул на него.

– Вас что-то беспокоит? – спросил он.

– Я навязался ей на шею, – проговорил его брат. – Я не имею никакого права находиться здесь. У нее есть ее собственная жизнь, ее собственное горе. Она, наверное, захочет вернуться в Англию…

– Сейчас с ней мама, – спокойно сказал граф. – Миссис Симпсон совершенно разбита, Доминик. Но это и неудивительно. Они были такой любящей парой.

Он внимательно смотрел на брата.

– Мама? – Лорд Иден нахмурился. – Мама здесь? А у меня, полагаю, глаза красные, как у обиженного школяра. Мне нужно добраться до умывальника. Мама! Что же заставило ее покинуть Англию?

– Сын, который находился при смерти, – ответил лорд Эмберли. – Я хочу видеть вашу рану, Доминик, точнее – я хочу, чтобы ее увидел врач. Я слышал, что вы прогнали армейского хирурга.

– Вы поступили бы точно так же! – Лорд Иден задохнулся, плеснув себе в лицо пригоршню холодной воды. – Если из вас ежедневно выкачивают кровь, а на ее место закачивают жиденький чай с гренками, это, скажу я вам, не слишком способствует выздоровлению. Я бы до сих пор лежал пластом на спине. Или на глубине шести футов под землей, если бы не миссис Симпсон.

– Я вас понимаю, – проговорил лорд Эмберли. – Но выдержите ли вы поездку в наемной карете, как вы полагаете? И потом, как быть с миссис Симпсон, Доминик? Можно ли ее оставить одну? Требуется ли ей помощь, чтобы вернуться в Англию?

– Спросите у нее, – ответил лорд Иден. – Хорошо, Эдмунд? Я не могу. Я имею в виду, что в таком состоянии я едва ли могу кому-либо помочь, верно?

Дюжина вопросов вертелась в голове у графа. Он не задал ни одного. Он постоял, глядя на брата, который тяжело опустился на кровать и вытянулся на ней, чуть вздрагивая от боли, затем повернулся и вышел.

Вдовствующая графиня сидела на диване рядом с миссис Симпсон, держа ее за руки. Они о чем-то говорили.

Эллен подняла на графа глаза.

– Вам нужно повидаться с сыном, – сказала она графине. – Простите меня. Я вас задержала.

– Вам ни к чему извиняться. И мне нечего вам прощать, – возразила вдова, сжав ее руки. – Милосердное небо! Я думаю, в каком неоплатном долгу я перед вами, дорогое дитя! – Она поднялась и поспешила к двери, открытой в комнату лорда Идена.

Лорд Эмберли опустил взгляд на белокурую головку миссис Симпсон.

– У меня нет слов, чтобы отблагодарить вас за то, что вы сделали для моего брата, – сказал он. – Я навсегда останусь у вас в долгу.

Она посмотрела на него покрасневшими несчастными глазами.

– Вы ничего не должны мне, милорд. Это дело всех женщин, следующих за армией, – выхаживать раненых. Нет ничего необыкновенного в том, что я сделала.

– Нет, для меня это не так! – воскликнул он. – Именно вы выходили моего единственного и горячо любимого брата, сударыня. И это в то время, когда вас тяготит ваша собственная утрата. Могу ли я вам чем-нибудь помочь, дорогая?

– Нет, – сказала она, – благодарю вас, но мне ничего, ничего не надо.

– Я увезу Доминика, – сказал он. – Мне только нужно съездить в гостиницу «Англетер» за одеждой для него. Полагаю, вам пришлось разрезать мундир прямо на нем, чтобы снять его. По крайней мере одной заботой у вас станет меньше, сударыня. Мы злоупотребляли вашим гостеприимством достаточно долго.

Он внимательно смотрел на нее.

– Об этом не может быть и речи, – сказала она, не отрывая глаз от его жилета.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил он. – Вы возвратитесь в Англию?

– Да, – отвечала она. – У меня есть падчерица, за которую я в ответе. Я обещала мужу, что поеду к его сестре в Лондон, если с ним что-нибудь случится. – Голос ее чуть дрогнул.

– Могу ли я помочь вам с переездом? – спросил он. – Жаль, что у меня нет возможности предложить вам эту поездку под нашей опекой. Полагаю, что потребуется не одна неделя, прежде чем мой брат достаточно оправится для такого путешествия.

– Благодарю вас, но я вполне могу справиться с этой проблемой самостоятельно.

– Конечно, я в этом уверен, – сказал он, желая как-то потактичнее выяснить ее финансовые обстоятельства и предложить ей деньги. – Но если позволите, я все же хотел бы нанять горничную, которая бы сопровождала вас. Прошу вас! – добавил он торопливо, заметив, что она готова запротестовать.

Она взглянула ему в глаза и коротко кивнула:

– Если вы того хотите. Благодарю вас.

Она продолжала сидеть в гостиной, когда он уехал, чтобы привезти одежду для лорда Идена. Там же, в гостиной, ее нашла вдовствующая графиня; они сидели вместе, пока лорд Иден одевался у себя в комнате с помощью брата. Едва дверь снова открылась, она встала и отошла в укромный уголок за камином.

– Сможете ли вы спуститься по лестнице, Доминик? – с тревогой спросила мать.

– Конечно, – ответил он. – Эдмунд мне поможет.

Лицо у него было совершенно белое и неподвижное. Мать и старший сын обменялись взглядами.

Лорд Иден огляделся и наконец заметил Эллен. Он пересек комнату и стал перед нею. Она пристально смотрела на свои стиснутые руки.

– До свидания, Эллен. – Он говорил почти шепотом, хотя его мать в это время очень громко принялась что-то объяснять его брату. – Простите меня. Я искренне сожалею. Все случилось не вовремя. Мы так старались спрятаться от горькой правды, что неразумно отгородились от нес. Но то, что случилось, не было низостью, несмотря ни на что. И я люблю вас ничуть не меньше, несмотря на вину, которую я чувствую, за страдание, которое, знаю, я причинил вам. Смогу ли я повидаться с вами в Англии? Может быть, через несколько месяцев или даже через год?

– Нет, – отвечала она. – Я не хочу видеть вас, милорд. Не потому, что виню в чем-то или ненавижу вас. Во всем я виню самое себя и презираю только себя. Но мы больше не увидимся. Прощайте.

Несколько мгновений он молча стоял перед нею, затем поклонился, насколько позволила свежая тугая повязка на груди, сделанная Эдмундом, и отошел.

Леди Эмберли снова взяла Эллен за руки.

– Я зайду к вам завтра, дорогая, – сказала она. – Наверное, само присутствие другого человека может вам несколько помочь. Хотя глупо так говорить, я знаю. Я сама потеряла мужа в одночасье и на себе испытала это полное, вселенское одиночество и горчайшую скорбь. Единственное, что я могу сказать вам в утешение, но сейчас оно вас не сможет утешить, и все же – уповайте на время. В конце концов боль утихнет. Уверяю вас, так оно и будет. – Она наклонилась и поцеловала Эллен в бледную щеку.

Эллен с облегчением обнаружила, что лорд Иден и его брат уже вышли из комнаты. Едва вышла и графиня, она опустилась на диван и застыла в позе глубочайшей скорби – у нее не было сил даже заплакать.

* * *

Лорд Иден, распростертый на гостиничной кровати, прикрыл глаза рукой.

– Я ничего не хочу, мама, – сказал он. – Я не голоден.

– Вы не ели весь день. Вам плохо?

– Я просто устал, – отвечал он. – Этот переезд потребовал куда больше сил, чем я полагал.

Она погладила его по волосам, с тревогой глядя на него.

– Все то же, – сказала она своему старшему сыну, несколькими минутами позже войдя в гостиную. – Он даже смотреть на еду отказывается. Вы зайдете к нему, Эдмунд?

– Да, но для этого мне нужно собрать воедино все мои козыри как старшего брата. Похоже, мы приехали в самое трудное для него время.

– Полагаю, как раз вовремя, – сказала графиня. – Он нуждается в нас. Но это бедное дитя – как она одинока!

Через несколько минут граф Эмберли вошел в комнату брата. Лорд Иден лежал, все еще прикрыв глаза рукой.

– Не хотите ли вы поговорить об этом? – Граф пододвинул стул к кровати и сел.

– О битве? – Лорд Иден не шевельнулся. – Ни в коем случае. О таких вещах не остается четких воспоминаний. Только грохот и неразбериха. Единственное, что потом вспоминается четко, – это глаза мертвых.

– Я имею в виду не сражение, – уточнил граф. Лорд Иден отнял руку от глаз и уставился в потолок.

– Полагаю, Мэд вам рассказала. Я сделал ошибку, вот и все, Эдмунд. У нее горе, у нее погиб муж. Я же вообразил себе что-то, потому что она была моей единственной сиделкой в течение месяца и я не видел никого, кроме нее. Теперь с этим покончено и все уже не имеет никакого значения.

– Если бы вы со стороны могли видеть ваше лицо и лицо миссис Симпсон сегодня утром, – заметил граф, – вы не говорили бы, что это не имеет значения, Доминик. Вы глубоко привязаны к ней, не так ли?

Лорд Иден смотрел в потолок. На скулах его заиграли желваки.

– Да, – бросил он отрывисто.

– И у вас есть причины полагать, что она отвечает на ваши чувства?

– Не знаю, – проговорил лорд Иден. – Эллен любила Чарли. В этом можно не сомневаться.

– Да, это верно, – сказал лорд Эмберли. – Но вы и прежде влюблялись, Доминик. Десятки раз, даже задолго до своего совершеннолетия. Возможно, это один из эпизодов. Утрата любви порой бывает весьма болезненна, но это быстро проходит.

– Я люблю ее, – сказал лорд Иден. – Это не просто влюбленность.

– Ах вот оно что, – печально покачал головой брат. – Очень жаль, Доминик. Я не знаю, что случилось между тем временем, когда Мэдлин посетила вас вчера днем, и нашим прибытием сегодня утром. И не стану допытываться. Но мне жаль. Должно быть, жизнь вам кажется сейчас ужасной?

– Да какая разница, – ответил лорд Иден. – Не в моих правилах, Эдмунд, жалеть себя. И я не собираюсь зачахнуть. Но сегодня у меня нет сил, чтобы заставить себя жить. Сегодня я не хочу жить. Эти проклятые французы никогда толком не умели стрелять. Чарли они убили по чистой случайности. И очень плохо сработали в моем случае.

Лорд Эмберли встал и положил руку на плечо брата.

– Даете ли вы слово, что завтра соберетесь с силами? – спросил он. – Или мне придется держать вас, пока мама будет заталкивать вам в рот еду?

Лорд Иден вдруг рассмеялся.

– Да, – сказал он, – даю вам слово. Вы ведь сделали бы это общими силами, да? А Мэд стояла бы в ногах моей постели и болтала без умолку, чтобы отвлечь мое внимание. Что бы я делал, если бы родные не приехали мучить меня? Господи, Эдмунд, – голос его чуть дрогнул, – как я рад, что вы приехали!

Лорд Эмберли потрепал его по плечу и вышел из комнаты.

Лорд Иден опустил ноги с кровати и осторожно сел, затем встал и стал ходить из угла в угол. Он должен выздороветь. Было бы страшно глупо позволить себе развалиться.

Он размышлял, как помочь Эллен. Как избавить ее от страшного чувства вины, подавившего ее. Он должен постараться объяснить ей: все, что произошло между ними, стало возможным именно потому, что они любят друг друга. Как же убедить ее выждать год, в течение которого они могли бы видеться только при определенных обстоятельствах и условиях, а затем встретиться, чтобы вступить в брак? Стать мужем и женой, завести детей и жить в любви и согласии до конца дней своих?

Его вина, он это понимал, ужасна. Он любил Чарли, был к нему глубоко привязан. Чарли был ему другом, отцом и братом одновременно. И все же за этот месяц, считая и две недели с тех пор, как он пришел в себя, он ни разу по-настоящему не вспомнил о нем и не уронил ни единой слезы скорби. Он позволил себе полюбить вдову Чарли и стать ее любовником. Он мечтал о немедленном браке с ней. Так, словно Чарли никогда не было на свете, а их отношения возникли случайно.

И все же, думал он, даже после того, как она покинула его вчера днем, после того как хлопнула ее дверь и он понял, что она ушла, – все равно, сам тот факт, что они не вспоминали и не думали о Чарли весь этот месяц, странным образом служил ему доказательством их любви. Подспудно они оба чувствовали, что момент осознания гибели Чарли будет тяжек, но гнали его от себя – он боролся со своей болезнью; она выхаживала его и других раненых. И оба прятались от правды. Слишком долго жили вне реальности. Шесть дней лгать самим себе – это слишком много. Ее душа не выдержала.

Она облекла ее, как и себя, в траурную одежду. И отказалась его видеть.

Скорбь только что настигла ее. Но он знал, что стену, которую она воздвигла между ним и собой, он сокрушить не в силах. Во всяком случае, сейчас. А может быть, никогда.

Он впал в отчаяние от собственной беспомощности. Эдмунд явился как ангел, посланный небом.

Итак, он потерял ее. Обширная и болезненная пустота образовалась в нем, повергая его в ужас. Он никогда больше не увидит ее. Никогда больше не будет разговаривать и смеяться вместе с ней. Не сможет больше созерцать ее прекрасное лицо и стройную фигуру. Никогда больше не поцелует, не дотронется до нее. И не будет ее ласкать. Зияющая пустота готова была поглотить его. Однако лорд Иден обещал Эдмунду, что возродится к жизни к завтрашнему дню. И ей-богу, он возродится! И если он должен жить дальше, нет ни малейшего смысла откладывать это на завтра. Он распахнул дверь своей комнаты.

– Надеюсь, что вы выбрали гостиницу, в которой есть приличный повар, – сказал он брату, с некоторым удивлением оторвавшемуся от книги. – Я готов съесть лошадь.

– Ах так? – сказал лорд Эмберли. – Как вы предпочитаете ее поглощать, Доминик, – в вареном, тушеном или жареном виде?

* * *

Эллен стояла у поручней корабля, отплывающего из Остенда; от морского ветра у нее перехватывало дыхание, за спиной парусом вздымался плащ. Ее новая служанка, Пруденс, юная англичанка, пожелавшая вернуться на родину, стояла рядом. Граф Эмберли нанял эту девушку, оплатил ее проезд и выдал жалованье за год вперед. Хорошо иметь спутницу и не быть в совершенном одиночестве.

Нет, она не оглянется назад, на берега Бельгии. И Эллен обратилась лицом к Англии, пока еще невидимой за дымкой горизонта. Нельзя оглядываться назад.

Там она оставила их обоих. Навсегда. Оставила Чарли в безымянной могиле на поле битвы, по которому третьего дня бродила в течение нескольких часов. Оставила лорда Идена, оправляющегося от ран в Брюсселе, – с братом и матерью. Она не увидит их больше никогда, потому что один недостижим для ее взгляда, а другого она не хочет видеть.

Чарли умер. Ежеминутно она повторяла это себе и ежеминутно удивлялась тому, что она все еще жива. И тому, что она может жить. Она полагала, что без него она не способна на это. Но она жила. Она была ужасно одинока, несмотря на дружескую поддержку Пруденс, несмотря на то что в последнюю неделю до ее отъезда из Брюсселя вдовствующая графиня Эмберли посещала ее ежедневно и дважды приходила леди Мэдлин. Она лишилось той защиты, той всеобъемлющей, той безоговорочной любви, которую давал ей Чарли. Но она жила.

И должна жить дальше. У нее есть ради кого жить. Дженнифер в Лондоне, и, несомненно, она сокрушается по отцу, которого только-только узнала по-настоящему. Дженнифер нуждается в ней, даже если сама Эллен слишком молода и вряд ли сможет заменить ей мать. Но сумеет стать, девушке верным другом.

Еще есть леди Хэвершем, сестра Чарли, которая все эти годы не забывала о нем и заботилась о Дженнифер, когда ее брата не бывало в Англии; она обещала приютить в своем доме Эллен, коль скоро Чарли погибнет на войне.

И было еще последнее, с неохотой данное Чарли обещание. Обещание, которое ей не хотелось давать. И исполнять не хотелось. Но она все же сдержит слово, поскольку действительно любила Чарли и оскорбила его ужасно после смерти. Теперь она сделает все, чтобы Дженнифер встретилась со своим дедом, который должен признать ее и позаботиться о ее будущем.

Ради Чарли она это сделает. А потом, если у нее будет достаточно денег, купит дом в деревне. И проживет там всю оставшуюся жизнь. В конечном счете она могла бы даже стать там счастливой, когда утихнет страшная боль утраты. Но сейчас ей не верилось, что это когда-нибудь произойдет: она проснется утром и снова обрадуется жизни.

Но графиня Эмберли сказала, что это будет. И здравый смысл говорил ей, что это случится. Чарли ушел. А она жива.

Ничего не поделаешь.

Что же касается того, другого, она выбросит его из головы и со временем все забудется. Вина забудется. Память о нем и то, что она познала с ним в течение шести дней, – все уйдет в прошлое. Такой накал чувств, какой она никогда и не мечтала испытать с Чарли, как бы ни была удовлетворена всеми сторонами их совместной жизни.

Больше об этом думать она не станет. Это была не любовь. Нечто совершенно плотское и потому не должно иметь истинной ценности.

Жаль – она потеряла друга, того, каким он был при жизни Чарли. Но в этом виновата только она одна. Она испортила их дружеские отношения. Испортила навсегда.

Нельзя оглядываться назад, на прошлое, из которого никогда не вырастет будущее. Надо смотреть вперед.

– Когда же мы увидим берег Англии? – спросила она у Пруденс, решительно подставив лицо ветру. – Вы не знаете?

Глава 13

Эллен села напротив своей золовки, леди Хэвершем, и улыбнулась.

– Дженнифер ушла, и в доме сразу стало так тихо. Внешне она кажется почти такой же, как прежде, – сказала Элен. – Я очень рада, что они с барышнями Эмери понравились друг другу. Вот отправились походить по лавкам.

– Славные девочки, – откликнулась леди Хэвершем. – А уж Мелинду Эмери я знаю больше двадцати лет, с девичества.

– Откровенно говоря, Дороти, я представить себе не могла, что она будет сражена случившимся, – продолжала Эллен. – Ждала слез, угнетенного состояния. Но не такого горя.

– Она всегда преклонялась перед отцом, – сказала леди Хэвершем, – и жила в ожидании дня, когда освободится наконец от школы и будет жить рядом с ним постоянно. Только об этом и говорила, когда бывала здесь. И вот когда, казалось, что ее мечта сбылась…

Эллен разгладила на коленях свое черное шелковое платье.

– Как и я не ожидала, что со мной случится нечто подобное, – сказала она. – В течение пяти лет моего замужества я не раз думала о возможной беде и задавалась вопросом, что со мной будет. Я совершенно искренне полагала, что без Чарли и моя жизнь оборвется. А когда это все-таки случилось, я поняла, что смогу побороть и горе, и пустоту. Стоя у борта корабля, который отошел от Остенде, я поймала себя на мысли, что, ступив на берег Англии, оставлю все прошлое там и начну жизнь сначала. Знала, что это будет трудно, но не невозможно. Прошло уже два месяца. А горе не уменьшается.

Леди Хэвершем взялась за пяльцы.

– Потерять мужа – это худшее, что может случиться в жизни женщины, – сказала она. – Я знаю это, дорогая. И поверьте мне, вы держитесь замечательно. Вы позволили Дженнифер прилепиться к вам и стали для нее опорой. Если бы не бледность и худоба, Эллен, никто бы и не заподозрил, как глубоко вы страдаете. Но действительно пришло время начать жить сначала, не так ли?

– Да. – Эллен опустила глаза на свои руки. – Знаете, Дороти, в памяти у меня хранится некий незначительный глупый случай, о котором я собиралась рассказать Чарли позже, а потом поняла, что уже не смогу сделать этого. Никогда. И это меня так гнетет… О, дорогая, я должна покончить с этим. Вы совершенно правы, Дороти. Пора начать жить сначала. Но с чего именно, как вы думаете?

Леди Хэвершем не подняла головы от своей вышивки.

– Отец хочет видеть вас, – сказала она.

– Ваш отец? – От изумления Эллен широко раскрыла глаза. – Он хочет видеть меня, Дороти? Почему? Золовка опустила пяльцы на колени.

– Вы – вдова Чарли. А Чарли был его любимым сыном, Эллен.

– Любимым сыном? – Глаза Эллен сверкнули от негодования. – И он не хотел видеть его в течение почти двадцати лет?

– Несомненно, он простил бы Чарли давным-давно, если бы любил его меньше, – с грустью заметила леди Хэвершем. – Порою родственники поступают друг с другом ужасно. А теперь, когда уже ничего нельзя изменить, отец буквально сокрушен горем. Он носит траур с тех пор, как узнал о гибели сына. Еще два месяца назад он попросил меня и теперь постоянно напоминает, не могу ли я уговорить вас встретиться с ним. Я полагала, что вы не готовы. Но может быть, теперь, Эллен, вы это сделаете?

Эллен глубоко вздохнула.

– Я обещала Чарли… Это было последнее, что я обещала ему. Мне это будет не просто сделать. Пожалуй, это самое трудное из всего, что я сделала в моей жизни.

– Я постараюсь, чтобы вы встретились с ним завтра. – Леди Хэвершем с облегчением вздохнула и улыбнулась. – Он захочет, чтобы Филип и Эдит тоже присутствовали. Вы познакомитесь сразу со всем семейством, Эллен.

Младший брат Чарли, Филип, фигурировал в большинстве рассказов о детстве, не единожды слышанных ею от Чарли.

– Интересно, как Дженнифер воспримет это, – сказала она. – Не слишком ли разволнуется, как вы думаете, Дороти? Не расстроится ли? Я ведь понятия не имею, многое ли ей известно о деде.

Леди Хэвершем снова взялась за пяльцы, руки ее дрожали.

– Отец хочет видеть вас, Эллен, – сказала она. – Он ни слова не говорил о Дженнифер. Давайте не будем торопить события. Может быть, после того как он узнает вас и полюбит – а он непременно полюбит вас, – тогда он захочет принять и Дженнифер.

Эллен уставилась на золовку.

– Он не хочет видеть собственную внучку? – воскликнула она. – Он скорбит о Чарли и знать не хочет о Дженнифер?

– Все ли известно вам об этом деле? – Леди Хэвершем вся сосредоточилась на своей работе.

– Да. – Эллен ошеломленно смотрела на золовку. – Значит, Чарли был прав? Его родные верят, что Дженнифер – не его дочь? В этом дело?

– Я полагаю, что она его дочь. Возможно, отец в глубине души уверен в том же. К тому времени, когда родилась Дженнифер, они уже были супругами достаточный срок. Но, Эллен, она же была непотребной женщиной. – Леди Хэвершем покраснела и еще ниже склонила голову над работой.

– И Дженнифер должна отвечать за это?

В глазах леди Хэвершем, когда та взглянула на Эллен, стояла боль.

– Вы должны понять, – сказала она, – отец и Чарли были очень близки. Отец возлагал на него большие надежды. А Чарли настоял на поступлении на военную службу. А тут еще этот брак. И рождение девочки в срок, слишком подозрительный. О, Эллен, легко судить других. Но папа не чудовище.

– Я не хочу видеть его, – сказала Эллен, – если он не признает Дженнифер. Она его плоть и кровь, Дороти. Я же просто вдова его сына. Я сама найду ей достойного мужа, когда завершится год траура, а затем буду жить своей собственной жизнью. Я не нуждаюсь в вашем отце. Я не нуждаюсь ни в ком. Только в Чарли – но его уже нет.

– Не надо так расстраиваться. – Леди Хэвершем вынула из кармана носовой платок и поднесла к глазам. – Я поговорю с папой. Он очень упрям, Эллен. И очень несчастен. О, дорогая, я просто не знаю, что делать!

Эллен преодолела расстояние, разделявшее их, и легонько коснулась плеча золовки.

– Это нелегко далось вам, Дороти, – сказала она, – быть посредником в таком деле. Я понимаю это и ценю то, что вы хранили верность обеим сторонам в течение стольких лет. Но боюсь, я не в силах облегчить вам вашу задачу. Я не могу встретиться с ним без Дженнифер.

На этом их беседа была прервана дворецким – войдя в гостиную, он подал хозяйке визитную карточку на серебряном подносе.

Леди Хэвершем взяла ее, прочла и улыбнулась Эллен.

– Вот и вам радость, – сказала она. – К вам пришел гость, моя дорогая. Он ожидает внизу? – спросила она у дворецкого.

– Да, сударыня, – отвечал человек с поклоном.

– Кто это? – спросила Эллен.

– Друг Чарли, – с радостной улыбкой сообщила леди Хэвершем. – Тот, кем была очарована Дженнифер. Тот, кого вы выходили в Брюсселе. Лорд Иден. Проводите его сюда, Хэнкок.

– Нет! – Эллен резко повернулась к дворецкому. – Нет. Можете сообщить ему, что ни меня, ни мисс Симпсон нет дома.

– Эллен, дорогая…

– Нас нет дома, – твердо сказала Эллен дворецкому. Тот вопросительно посмотрел на леди Хэвершем, поклонился и вышел.

– Но почему? – В голосе леди Хэвершем звучало удивление. – Я полагала, что вы будете рады видеть его, Эллен. Он же был вам и Чарли ближайшим другом!

– Извините меня. – Эллен, пряча глаза, даже не обернулась к золовке. – Извините меня, пожалуйста, Дороти. Я… Мы… Извините меня, пожалуйста. – И она почти выбежала из комнаты.

Леди Хэвершем с некоторой тревогой смотрела ей вслед. Ясно, что Эллен далеко еще не оправилась от удара, как она, леди Хэвершем, надеялась, коль скоро так отреагировала на возможность встретиться с человеком, который напомнил бы ей о Чарли и о том, что связано с битвой при Ватерлоо.

* * *

Лорд Иден почти на месяц задержался в Брюсселе вместе с матерью и братом, пока они наконец не убедились, что путешествие домой ему уже не может повредить. В эти дни он был озабочен лишь одним – своим выздоровлением; день ото дня он все больше и больше увеличивал нагрузки, радуясь постепенному возвращению бодрости, здоровья и силы.

Он постоянно ставил перед собой ту или иную цель. В такой-то и такой-то день он выйдет за порог гостиницы, или совершит пятнадцатиминутную прогулку, или тридцатиминутную, или проедется верхом. А в такой-то день он будет готов вернуться в Англию. К скорейшему достижению этой цели его подстегивал и удрученный вид Эдмунда, который тосковал по своему семейству, хотя ни разу и ни единым словом не позволил себе сказать об этом.

И вот они вернулись домой. Мэдлин осталась. Она все еще выхаживала лейтенанта Пенворта, который выздоравливал куда медленнее, чем лорд Иден. В отличие от последнего он все еще не хотел жить. Мэдлин и слушать не хотела увещеваний своих родных. Она была уверена, что любит лейтенанта и будет с ним счастлива всю жизнь. А уж если Мэд что-то втемяшила себе в голову, тут уж – и это знали в семье – ничего не попишешь.

Через месяц лорд Иден приехал в Лондон и, выйдя в отставку, вернулся к гражданской жизни. Вопреки заведенному обычаю проводить лето в Эмберли на этот раз старший брат остался в Лондоне и Александра с детьми тоже. Лорд Иден поселился в доме матери. Мистер Уильям Кэррингтон, брат вдовствующей графини, вместе с тетей Виолой, Уолтером и Анной тоже находились в Лондоне. Они приехали весной, когда Анне надо было выезжать в свет. И остались, когда началась битва при Ватерлоо, чтобы быть в курсе всех новостей. А затем стали ждать возвращения Доминика и Мэдлин.

Здоровье лорда Идена крепло с каждым днем. Рана почти не давала о себе знать, правда, ходить, ездить верхом и упражняться нужно было, соблюдая умеренность и осторожность. И только зеркало, когда он видел свое отражение без рубашки, напоминало об ужасной ране.

В Брюсселе он заставил себя изгнать все мысли об Эллен. Они были слишком болезненны и мешали его выздоровлению. Когда через неделю мать наконец сообщила ему что Эллен уже покинула Брюссель и отплыла на родину, в Англию, он почувствовал облегчение. Теперь уже он не столкнется с ней лицом к лицу, когда выйдет на улицу.

И в Англии он старался сохранить этот провал в своей памяти. Надо оставить Эллен в прошлом вместе со всеми страданиями и кошмаром битвы при Ватерлоо. Он не станет думать и о Чарли, чтобы не вспоминать о потере друга, которого любил как родного брата.

Он обещал умирающему Чарли позаботиться о том, чтобы его жена и дочь ни в чем не нуждались. И эти мысли мучили лорда Идена по возвращении в Англию. Он понимал, что ему не будет покоя, пока он не убедится в том, что жизнь Эллен и мисс Симпсон устроена подобающим образом. Но каждый раз откладывал свой визит к ним, находя серьезные причины, по которым его надо отложить.

Но в конце концов к решению, что далее тянуть невозможно, его подтолкнула Сьюзен Дженнингс. Сьюзен тоже потеряла мужа при Ватерлоо. Она жила с матерью, миссис Кортни, в Лондоне, в доме лорда Ренфру, ее деверя.

– Как это замечательно, милорд, вновь видеть вас дома целым и невредимым, – сказала миссис Кортни, по-матерински сжав и погладив его руку, когда обе дамы навестили семейство Эмберли. – И все таким же красивым.

Сьюзен вынула из ридикюля кружевной платочек и промокнула слезы. Подняв на него внимательный взгляд больших, исполненных страдания карих глаз, она сказала:

– Если бы, милорд, я знала, что вы и ее светлость здесь, я отложила бы визит. Чтобы не мешать вам. Мы с мамой просто хотели справиться о вашем здоровье. И я очень, очень рада, что вы избежали судьбы моего дорогого мужа. Она разрыдалась, и мать стала ее успокаивать.

Она очень мила, подумал лорд Иден, даже в трауре. Черный цвет платья, в котором она казалась еще более хрупкой, очень шел к ее темно-рыжим волосам.

Но не Сьюзен предстала перед его мысленным взором после этого визита. Он увидел Эллен, тоже в черном, прячущейся в укромном уголке ее гостиной в Брюсселе. Она тоже должна еще носить траур. Так же как и мисс Симпсон.

Тогда, во время их последней встречи, она сказала ему, что не пожелает его видеть никогда в будущем… Они оба ошиблись, и время покажет, что их соединила вовсе не любовь. Кажется, думал лорд Иден, она была права. Просто… на них упало такое бремя тягчайшей скорби, что они боялись даже признаться в этом самим себе и устремились друг к другу в поисках утешения.

Это была не любовь. Но и не вожделение. Во всяком случае – не любовь. Не то, что может выдержать каждодневную рутину долгой семейной жизни.

Как бы там ни было, он должен исполнить обещание, данное умирающему Чарли. Но сделать это оказалось совсем не просто. Сначала подойти к дому на Бедфордской площади, а затем вручить свою визитную карточку дворецкому леди Хэвершем и спросить, не может ли он повидать миссис Симпсон и ее падчерицу. Сердце его бешено колотилось. С некоторым облегчением он услышал слова дворецкого, что миссис Симпсон нет дома. Он готовился к разным вариантам их встречи. Представлял себе Эллен расстроенную или гневную, холодную или даже довольную, но никак не был готов к тому, что ее не окажется дома. А может быть, она просто не приняла его. Это станет ясно завтра, подумал он, ведь он оставил свою визитную карточку. Он сел на лошадь, повернул к каменным воротам и выехал на площадь.

* * *

Эллен стояла, глядя на него сверху. Он был в гражданской одежде. Прежде она видела его только в офицерской форме. Это было непривычно. Но он был совершенно, абсолютно тем же человеком.

Жаль, что она не может вернуться на несколько минут назад. Она сделала бы все совсем иначе. Она поступила глупо, безрассудно. Но он застал ее врасплох. Она испугалась и убежала от него.

За прошедшие два месяца он совсем исчез из ее мира. Скорбь о Чарли заполнила всю ее жизнь. Все оказалось хуже, несравненно хуже, чем ей виделось даже в самых страшных кошмарах. Скорбь парализовала ее, лишила всякого желания жить, что-то делать, строить планы на будущее.

Она простила себе то, что они совершили с лордом Иденом. Поскольку не стало того, кому она могла бы признаться в своей вине, – не стало Чарли. Лорд Иден был прав: ни он, ни она не были готовы взглянуть в лицо правде и обратились лицом друг к другу.

Настоящей любви в этом не было – только физическая и эмоциональная потребность. Так они заполняли пустоту друг в друге шесть очень странных дней. И не было никакого смысла влачить на себе бремя вины их отношений до конца дней своих. Полная бессмыслица. Ведь теперь она ничего не чувствовала в отношении его. Он был другом Чарли. И только. Но она не хотела видеть его, поскольку не хотела вспоминать ни о тех днях, когда он был почти членом их семьи, ни о том, что случилось после Ватерлоо. Она полагала, что долг чести заставит его уважать ее решение – никогда не видеться с ним.

Он застал ее врасплох. И вместо того чтобы принять его в присутствии Дороти и вежливо побеседовать с ним каких-то полчаса, она сбежала, как испуганный кролик, и спряталась в своей комнате.

Вернется ли он? Нужно быть готовой к этому. И совершенно точно знать, как ей следует вести себя. Ни в коем случае не бежать, как сегодня. Дороти может подумать, что она не в себе. Или, пожалуй, заподозрит правду. А Дженнифер удивится. Хорошо, что сейчас ее не оказалось дома.

Она должна быть готова встретить его как старого знакомого, справиться о его здоровье, о его родственниках. И смотреть ему в глаза прямо и невозмутимо.

Это ведь совсем нетрудно. Больше трех лет она знала его и была дружна с ним. А то, иное, длилось всего лишь шесть дней. И все кончилось. Только совсем не кончилось. Положив руку на живот, Эллен смотрела ему вслед, пока лошадь и всадник, покинув площадь, не исчезли из виду.

Совсем не все.

В течение этих двух месяцев ум ее пребывал в полусне. И все это время – воистину ирония судьбы! – жизнь в ней расцветала. Новая жизнь.

Чарли и армейский хирург оказались правы: с ним было не все в порядке. Не с ней. Она способна зачать – и зачала в течение тех шести дней.

У нее будет ребенок. И она, наверное, сошла с ума – она рада!

Это ее будущее. Теперь стоит жить, хотя больше и нет Чарли. Можно только пожалеть, что ребенок не его, не нет смысла сожалеть о случившемся. Без этого у нее не было бы ребенка, растущего теперь в ней. Не имеет никакого значения, что он от лорда Идена. Важно только то, что он – жизнь, возникшая и растущая в ней, что ребенок – ее и что зачат он был тогда, когда она любила Чарли так сильно, что не могла допустить и мысли о том, что его уже нет. И в то же время – когда в ней жила великая нежность к отцу ребенка.

Это дитя не было зачато в похоти. Говорить так было бы ложью. Была близость, была нежность. И ничего некрасивого в этом не было, несмотря на то, что она наговорила ему тогда. Вторая рука Эллен легла на живот поверх первой.

Эллен была счастлива, увидев играющее красками лицо и сияющие глаза Дженнифер, когда та возвратилась после поездки за покупками с барышнями Эмери. Кажется, впервые за долгое время девушка так же радуется жизни, как и прежде.

– Вы хорошо провели время? – спросила Эллен. – Купили что-нибудь?

– Я купила гребенку, она совершенно подходит к той черепаховой щетке, которую папа купил мне в Брюсселе, – сказала Дженнифер. И больше ничего, Эллен. Ведь до следующего лета мне ничего больше и не понадобится, не так ли?

Нет, до следующего лета им ничего нового не нужно, у них траур.

– Вы ни за что не догадаетесь, кого я встретила. – Дженнифер схватила Эллен за руки, щеки ее вспыхнули еще ярче.

– Кого же? – улыбнулась ей Эллен.

– Лорда Идена! – Для пущего эффекта девушка сделала паузу. – И выглядит он совершенно великолепно, Эллен, даже несмотря на штатское платье. Но он сказал, что заезжал сюда и не застал никого из нас. Вы куда-нибудь уходили?

– Нет, – отвечала Эллен. – Видно, я стала трусихой, Дженнифер. Я не могу встретиться с ним лицом к лицу.

– Ну конечно же, – сказала девушка, сжав руки Эллен и глядя на нее с нежностью. – Я бесчувственная, да? Вам трудно видеть его – слишком много мучительных воспоминаний, да?

– Но завтра он заедет снова, – сказала Эллен. – Я наберусь храбрости, и мы встретим его вместе, не так ли, Дженнифер?

– Он пригласил меня на прогулку, – сказала девушка. Она улыбнулась. – А вы, Эллен? Вы ведь всегда гуляли с нами в Брюсселе. Он представил меня двум его родственникам. Анна Кэррингтон очень красива, Эллен. Ее вывезли в свет этой весной. Она сказала, что собирается выйти замуж за лорда Идена, а ее брат рассмеялся и объяснил, что она носится с этой идеей с десятилетнего возраста. Они мне понравились, Эллен. Кажется, к жизни эти люди относятся без унылой серьезности. И так часто смеются. И оба сказали, что рады будут видеть меня снова – думаю, искренне.

– Я в этом уверена, – кивнула Эллен. – Уверена, Дженнифер, что вы с ними еще встретитесь. Пора вам понемногу начать выходить из дому. Хотя, разумеется, пока не на званый вечер или в театр.

– Мне нисколько не хочется этого, – заметила Дженнифер. – Ах, Эллен, как это горько, что папы нет! Он пошел бы с нами завтра в парк, и вы вдвоем шли бы впереди, а мы с лордом Иденом следом. Вы бы разговаривали и смеялись, а я бы на вас смотрела. О, как это ужасно, что папы нет с нами… Ах, простите. Я не должна была говорить этого. Не огорчайтесь, Эллен. Я большая эгоистка.

Эллен улыбнулась, поцеловала ее и попросила показать новую черепаховую гребенку.

Глава 14

Однако на следующий день лорд Иден не приехал на Бедфордскую площадь. Он прислал записку, в которой сообщал, что его мать получила из Дувра письмо от Мэдлин – сестра едет домой, ее ждут в течение дня.

Мэдлин приехала к вечеру в экипаже мистера Септимуса Фостера, кузена лейтенанта Пенворта, у которого тот должен был остановиться в Лондоне. Выглядела она утомленной, но тем не менее счастливой.

– Мама! – вскричала она, бросившись в объятия матери. – Мне кажется, что прошла целая вечность. О, как хорошо очутиться дома! И Эдмунд с Александрой тоже здесь. А дети? – Она крепко обняла их обоих и затем повернулась к брату-близнецу:

– Домми! О, несносный вы человек! Выглядите вы совершенно здоровым. Но как же вы напугали меня там, в Брюсселе!

Она бросилась к нему, и он, как ребенка, убаюкал ее в своих объятиях.

– Вы держитесь молодцом, – сказал он. – После трех месяцев, проведенных в роли сиделки, я думал встретить вместо вас вашу бледную тень. Вы же выглядите как барышня в середине весьма успешного сезона.

– Мы с Алланом обручились, – выпалила она. – Вес решилось перед нашим отъездом. Официально мы объявим об этом, как только он переговорит с вами и Эдмундом. мама. Конечно, он вовсе не обязан делать это, я ведь давным-давно совершеннолетняя, но он собирается поступить именно так. Пожелайте мне счастья! – Она оглядела комнату с радостной, но несколько неуверенной улыбкой.

Лорд Эмберли встал и обнял ее за плечи.

– Вы и без пожеланий кажетесь весьма счастливой особой, дорогая, – сказал он. – А вообще я всегда желал вам только счастья. Если вы избрали Пенворта, стало быть, ему повезло.

– Лучше бы я и не сумела сказать! – воскликнула вдовствующая графиня Эмберли, с умилением глядя на дочь.

– А где же он сам? – спросила леди Эмберли. – Знай я весной, что он станет вашим мужем, Мэдлин, я бы гораздо внимательнее отнеслась к нему. А так я могу себе представить только очень молодого человека в алом мундире.

– Путешествие далось Аллану нелегко. – Мэдлин погрустнела. – На пути из Дувра я трещала, кажется, не умолкая ни на мгновение, хотела отвлечь его от смущения и боли. Мы поехали прямо к мистеру Фостеру, а потом уж я направилась сюда… Так непривычно оказаться одной, без него, после стольких месяцев. – Она вновь с некоторой неуверенностью взглянула на брата и взяла его за руку.

– Вы счастливы, Мэд, – сказал он, – значит, я рад. Вас это устраивает?

Она кивнула.

– Что ж, – заметил граф Эмберли, усаживаясь рядом с женой, – весьма приятно наблюдать столь поразительное согласие между нашими двойняшками, Алекс. Хотя уверен, не пройдет и дня, как у них начнутся потасовки – и все вернется на круги своя.

Вдова дернула за шнурок звонка, давая знак, чтобы подали чай.

– А теперь, – весело проговорила Мэдлин, – расскажите мне все, что случилось после того, как мы расстались. Все. Дети выросли, Александра? Кэролайн все так же не улыбается никому, кроме Эдмунда?

– Когда Эдмунд вернулся домой из Брюсселя после столь долгого отсутствия, она встретила его с большим недоверием, – отвечала графиня с улыбкой. – Но, увидев, как Кристофер бросился ему на спину, а я схватила его за руку, она тут же успокоилась. И улыбнулась ему так, как не улыбалась все эти дни. Разве это справедливо? Кто, в конце концов, родил и кто кормит этого ребенка?

– Просто, увидев красивого мужчину, она понимает, что это хорошо, – заметил граф.

Им много нужно было еще сказать друг другу, но они, не сговариваясь, решили, что Мэдлин слишком устала. Через полчаса под руку с братом-близнецом она поднялась по лестнице в свои комнаты.

– Ну, как дела, Домми? – спросила она, едва дверь ее гостиной закрылась за ними.

– Сами видите. – Он развел руками. – Как новенький, Мэд. И в гражданском облачении, чему вы должны быть очень рады.

– Я рада. – Она подошла к нему и погладила отвороты его фрака. – Я объявила бы вам настоящую войну, если бы вы не продали свой патент.

– Уф, – сказал он, – я спасся лишь по счастливой случайности.

– Но спросила я о другом. Я имела в виду ваши сердечные дела, Домми.

– Вас интересует Эллен Симпсон? Что ж, я собирался повидаться с ней сегодня. Впервые. И только потому, что обещал Чарли позаботиться о его жене и дочери, коль скоро в этом будет надобность. После Брюсселя я не видел ее, Мэд. Это все прошло. Всего лишь игра воображения времени великого кризиса. Тогда – сладостная, но теперь – прочно забытая. – Он улыбнулся.

– Забытая? – недоверчиво переспросила она. – Но тогда все казалось таким настоящим. Вы выглядели таким счастливым. Что случилось, Домми?

– Мы очнулись, – ответил он. – Только это и случилось. И неизбежно должно было случиться. – Он пожал плечами. – Это был мираж. Посреди пустыни страха и тоски. Он развеялся. Но есть нечто посерьезнее, что я должен выяснить у вас. Пенворт сделал вам предложение? Или это вы сделали предложение ему?

Она покраснела и хмыкнула.

– Как вы понимаете, он не мог сделать мне предложение. До сих пор он не очень хочет жить, но теперь-то, я полагаю, он понял, что ему придется жить, хочет он того или нет. Разумеется, ему кажется, что он пропащий человек. Не желает никого видеть. И не поедет домой, в Девон. Говорит, что не вынесет жалости со стороны своих родных. Конечно, это все чепуха. В конце концов я уговорю его. Но потребуется время.

– Стало быть, это вы просили его о браке. Вы любите его, Мэд? Или это жалость?

– Я люблю его, – сказала она. – Он наполнял собой весь мой мир в течение трех месяцев, Домми. Теперь я не могу представить себе жизни без него. Вы ведь не станете возражать, Домми… только потому, что он потерял ногу и глаз?

– Нет, я не собираюсь возражать. – Он взял ее за плечи и мягко качнул вперед-назад. – Вы такой же взрослый и разумный человек, как и я, хотя это весьма относительный комплимент. И если вы говорите, что будете счастливы за Пенвортом, я осмелюсь сказать, что, может быть, так оно и есть.

Она крепко обняла его и припала головой к его широкому плечу.

– О, Домми, – прошептала она, – как хорошо дома! Как хорошо, что вы живы и наконец в безопасности! А я так устала! Мне кажется, будто я не спала ни одной ночи все эти месяцы.

– В таком случае не засните у меня на плече, – усмехнулся он. – Уверяю вас, в кровати вам будет гораздо удобнее. Вы постойте или присядьте, а я позвоню горничной.

Мэдлин зевнула громко и неизящно, тяжело опускаясь в кресло.

* * *

Эллен сидела внизу, в утренней гостиной, кончая послание своей подруге миссис Клири, которая все еще оставалась в Париже. Дома никого не было, кроме слуг. Дороти и Дженнифер ушли вскоре после завтрака – отправились с дамами Эмери в библиотеку и по магазинам.

Эллен сообщала подруге, что и она сама, и ее падчерица – обе пришли в себя. Муж обеспечил ей независимое существование, и она надеется вскоре купить себе дом где-нибудь в деревне и поселиться там. В отношении Дженнифер пока ничего не известно. Девушка может остаться с теткой. А может перебраться и в дом к деду.

Действительно, в этом вопросе не было никакой определенности. Дороти больше не упоминала о встрече с сэром Джаспером Симпсоном. Может быть, она вообще больше не будет об этом заговаривать… Возможно, упрямец откажется принять Дженнифер, даже если из-за этого ему придется отказаться от встречи с вдовой сына.

Но Эллен не намеревалась бросать это дело. Она обещала Чарли и сдержит обещание. Отец не откажется от них, сказал Чарли, если они к нему обратятся. Что ж, коль скоро это будет необходимо, она сама отправится к сэру Джасперу – не на чаепитие, но чтобы умолить его признать внучку. Если он действительно любил своего сына, как утверждает Дороти, и если он действительно горюет по нему теперь, то, разумеется, он не может отказаться от любимой дочери Чарли, даже если есть сомнения относительно его отцовства.

Она решила ждать еще неделю. Если Дороти к тому времени не сообщит ничего нового, Эллен сама предпримет самые энергичные меры. Решительные интонации письма взбодрили ее – она почувствовала, что возвращается к жизни после долгого перерыва. Эллен взяла промокательную бумагу и приложила к написанному.

А накануне она сообщила Дороти о том, что ждет ребенка. Последнее время ее одолевала необычайная слабость днем, часто тошнило и по утрам кружилась голова. Хотелось посоветоваться с кем-то. То, что она сказала золовке, не было ложью. Она умолчала о том, кто отец ребенка, лишь сказала, что случится это где-то в начале следующей весны.

Дороти пришла в восторг, смеясь и плача, обняла ее и поцеловала.

– О, как я счастлива! – говорила она. – Я мечтала об этом с тех пор, как Чарли женился на вас, Эллен. И вот это случилось теперь, когда, казалось, все надежды потеряны, я так рада за вас. Но вы показывались врачу?

Эллен покачала головой и согласилась, что на этой неделе, как только будет возможно, она покажется врачу, который пользует Дороти.

Она чувствовала неловкость оттого, что сказала полуправду. Но могла ли она поступить иначе? Могла ли сказать сестре Чарли все как было?..

– Только, пожалуйста, не говорите Дженнифер, – попросила она.

– Но почему же? – удивилась леди Хэвершем. – Она обрадуется, узнав, что у нее будет сестра или брат.

– Я скажу ей сама в подходящий момент, – пробормотала Эллен.

Брат или сестра Дженнифер! Ей стало неловко, вновь к ней вернулось ощущение вины. Но как только будет улажена проблема с сэром Джаспером, она уедет в деревню и будет вольна объявить правду во всеуслышание. Это время, как она надеялась, настанет скоро, задолго до рождения ее ребенка.

Вчерашний день снял с ее плеч еще одно бремя, хотя Дженнифер и огорчилась. Лорд Иден либо действительно был занят, либо понял, что она отказалась принять его. Теперь он, должно быть, передумал и решил не навязывать ей свое общество.

У нее точно гора с плеч свалилась. Только болью обжигало сердце то, что он вновь встретится с Дженнифер. Там, в Брюсселе, некоторое время казалось, что между ними могла бы возникнуть tendre [3]. Тогда она надеялась, что так оно и будет.

Но не стоит думать об этом. У Дженнифер есть друзья, и она очень молода. Ей некуда торопиться. Минет год траура, настанет время для ухаживаний и брака.

Эллен запечатала письмо, встала. И удержалась на ногах, несмотря на волну тошноты, заставившую ее опустить голову и закрыть на мгновение глаза. Она вручит письмо лакею, и оно уйдет с сегодняшней почтой. Странно паже помыслить – будь Чарли жив, она сама была бы сейчас в Париже. Нет, не надо думать об этом. Она поспешила в вестибюль.

И столкнулась лицом к лицу с человеком, стоявшим прямо у двери утренней гостиной.

– Ax, – выдохнула она, резко подняв голову, а он схватил ее за руки, чтобы не дать ей упасть.

– Эллен, – сказал он.

Она видела его лицо как через длинный темный туннель. В ушах у нее шумело. Она стояла, прижав письмо к груди.

– Эллен, – снова сказал он. – Как вы поживаете?

– Хорошо, – попыталась сказать она, но ни единый звук не пробился из ее уст. – Хорошо, – повторила она.

Он все еще сжимал ее руки. Внезапно он отпустил ее, и они в замешательстве уставились друг на друга, не зная, что делать – то ли разойтись, то ли произнести обычные банальные слова.

– Я только что послал дворецкого наверх с моей визитной карточкой, – сказал он наконец.

– А я писала письмо, – проговорила она, протягивая письмо, словно намеревалась вручить его лорду Идену.

Свой голос она слышала как бы издалека. Словно кто-то другой произносил слова. И шум в ушах превратился в грохот, лицо помертвело, в глазах померкло.

– Эллен! – послышалось откуда-то издалека. – Присядьте на ступеньку.

Чьи-то сильные руки подхватили ее обмякшее тело, усадили на ступеньку лестницы. И чья-то теплая ладонь легла ей на затылок, вынуждая склонить голову. И кто-то наклонялся над ней. Повеяло ароматом знакомого одеколона.

– Она в обмороке. Сейчас очнется, – проговорил тихий голос у нее над ухом.

– Чем я могу помочь, милорд? – Это голос дворецкого.

– Стакан воды, если можно. – Сильные теплые ладони стали массировать ей руку. – Опустите голову, Эллен, – сказал он. – Дышите медленно и глубоко.

Голос Доминика. Это Доминик. А она упала в обморок. Она сидит на второй ступеньке лестницы в вестибюле, дворецкий поспешно идет к ней со стаканом воды; Доминик стоя на одном колене перед нею, берет у него стакан, помогает ее холодным дрожащим пальцам обхватить его, помогает донести стакан до рта.

Она упала в обморок. Такое ощущение, что она уже никогда не сможет поднять голову.

– Как это глупо, – проговорила она. – Но теперь все в порядке.

Однако когда она попыталась встать, две ладони легли ей на плечи, заставив опуститься на место.

– Посидите еще немного, – сказал он. И тут открылась парадная дверь и, в довершение ее позора, вошли Дороти и Дженнифер.

– Милорд? – воскликнула Дженнифер. – Эллен? Что случилось?

– Она упала в обморок, – сказал лорд Иден. – Но кажется, почти уже оправилась.

– Эллен! – Дороти поспешила к ней. – Дорогая моя, опять то самое головокружение?

«Не говорите ничего, не надо!»

– Со мной вес в порядке, – сказала Эллен, снова пытаясь встать, и снова те же сильные руки, надавив ей на плечи, удержали ее на месте. – Не понимаю, что со мной случилось. Пожалуйста, простите. Я пойду к себе.

– Я отнесу вас, – сказал лорд Иден.

– Да, вам нужно лечь, – согласилась леди Хэвершем. – Теперь вам надо больше отдыхать, дорогая.

«Помолчите. Пожалуйста, помолчите!»

– Благодарю вас, – произнесла вслух Эллен, – но я совсем оправилась, милорд. Мне не нужна ваша помощь.

– Я провожу вас, Эллен, – сказала леди Хэвершем. – Вы должны полежать до завтрака. И я пошлю за моим врачом. Вам пора проконсультироваться с ним.

«Пожалуйста, о, пожалуйста, помолчите!»

Несколькими минутами позже Эллен в изнеможении рухнула ничком на кровать, оставаясь лежать, пока золовка снимала с нес туфли и расстегивала лиф платья.

Большего унижения она не могла себе представить даже самом страшном сне. Он снова явился, и она упала в обморок – именно упала к его ногам. И что он мог о ней подумать? Наверняка он сделал из этого совершенно не правильные выводы.

И как же после встретиться с ним снова? И без того это было для нее нелегким делом. Но теперь! Он вообще откажется от визита. Или решит, что обязан вернуться и справиться о ее здоровье?

* * *

А лорд Иден, леди Хэвершем и Дженнифер тем временем, сидя в гостиной, с тревогой обсуждали обморок Эллен.

– Ей нездоровится с некоторых пор, – говорила леди Хэвершем. – Несомненно, это напряжение, вызванное смертью Чарли. Я прослежу, чтобы она показалась врачу и побольше отдыхала.

– Я не знала, что Эллен плохо себя чувствует! – воскликнула огорченная Дженнифер. – Она ничего мне не говорила, тетя Дороти. А я вела себя, как всегда, эгоистично. Я думала только о себе.

– Вам совершенно не в чем винить себя, дорогая, – откликнулась Дороти. Лорд Иден встал.

– Я надеялся, что вы и миссис Симпсон свободны сегодня и отправитесь со мной на прогулку, – обратился он к Дженнифер. – Но если позволите, я зайду к вам завтра узнать о самочувствии вашей мачехи.

Он поклонился и вышел.

Это он довел ее до такого состояния? – спрашивал он сам себя по дороге. Или она действительно нездорова, как говорит леди Хэвершем? Или одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы ей стало дурно?

Должен ли он завтра навестить ее? Или добрее и благороднее держаться подальше? Но ему необходимо вернуться. Ему необходимо убедиться в том, что ей стало лучше.

Он боялся. Он боялся первых мгновений новой встречи. Но он полагал, что справится с этим. Он много раз проигрывал про себя сцену их встречи, предполагая, что она произойдет на людях. И никак не ожидал, что онемеет, увидев ее, и растеряется настолько, что не сможет вымолвить ни единого слова – только ее имя.

Он вел себя как школьник, впервые безрассудно влюбившийся. Это невероятно смешно, особенно если учесть что у него было больше двух месяцев на то, чтобы остыть, одуматься…

Завтра он постарается быть на высоте.

* * *

Днем леди Хэвершем предложила совершить небольшую прогулку по парку. Если только Эллен чувствует себя достаточно хорошо.

– Со мной все в порядке, – успокоила ее Эллен. – Утром я писала письмо и целый час, не разгибаясь, просидела за столом, а потом слишком резко встала. Вот и все. Это так глупо – упасть в обморок в коридоре.

– Да еще такая неожиданность – увидеть там этого молодого человека, – кивнула золовка. – Ведь он был ближайшим другом Чарли, не так ли, Эллен? И должно быть, это вам нелегко – знать, что он уцелел, а Чарли погиб… Но он очень любезный молодой человек и очень красивый. В этом вы были совершенно правы, Дженнифер.

Девушка покраснела.

Не прошло и пяти минут после того, как они вошли в парк, как вдруг рядом с ними остановилась парная двуколка, и Дженнифер узнала Анну и Уолтера Кэррингтон.

– Не хотите ли, мисс Симпсон, проехать с нами по парку? – предложила Анна после церемонии представления. – Сиденье, правда, здесь узкое, и нам будет тесновато. Но вы станете просто моей спасительницей. Уолтер утверждает, что от меня не услышишь ни единого разумного слова, что с его стороны очень гадко и не по-джентльменски. Однако Уолтер – мой брат, и он полагает, что имеет полное право грубить мне, потому что я всего-навсего его сестра. – Она звонко рассмеялась, а ее брат, изобразив возмущение, спрыгнул на землю, чтобы подсадить Дженнифер.

– И мне вы окажете великое одолжение, мисс Симпсон, – сказал он, – спасете меня от этой сварливой девицы. С вашего разрешения, сударыни? – Он улыбнулся одновременно Эллен и леди Хэвершем, поскольку не знал, у кого из них он должен испросить разрешения.

– Я очень рада за Дженнифер, – заметила леди Хэвершем немного погодя, когда двуколка двинулась по дорожке для экипажей. – Я рада, что у нее появились друзья, Эллен. Похоже, они действительно очень приятные люди.

– Да, – отвечала Эллен. – Но меня это как-то не удивляет. В Брюсселе Дженнифер пользовалась большим успехом.

Леди Хэвершем взяла невестку под руку.

– Хорошо, что у нас есть возможность побыть немного наедине, – сказала она. – Я говорила с отцом. Он хотел бы пригласить вас и Дженнифер на чай. Послезавтра. Там будут также Филип и Эдит. Вы согласны, Эллен?

Эллен радостно заулыбалась.

– И Дженнифер тоже! – воскликнула она. – Значит, он передумал? О, Дороти, разумеется, мы пойдем. Я так рада! И спасибо вам за то, что вы поговорили с ним о Дженнифер.

– Вот и прекрасно, – сказала леди Хэвершем, сжав руку Эллен. – Я думаю, папа, услышав новость, готов был согласиться на любые условия.

– Новость? – Эллен похолодела.

– О том, что у него будет внук, – сказала золовка. – Сколько себя помню, никогда не видела, чтобы он чему-либо так радовался.

– Вы сказали ему? – проговорила Эллен, на мгновение закрыв глаза. – Я же просила вас, Дороти, никому не говорить пока.

– Ах, дорогая, простите меня! – Леди Хэвершем остановилась. В голосе ее звучала тревога. – Вы только просили, чтобы я не сообщала об этом Дженнифер. Я не подумала, что вы… захотите первой сообщить эту новость папе. Ну конечно! Какое легкомыслие с моей стороны! Разумеется, вы хотели сказать ему об этом сами. А я все испортила. О, простите меня, Эллен.

– Нет, дело не в этом. – Эллен, закрыв лицо рукой, покачала головой. – Совсем не в этом, Дороти. Простите меня. Я не сержусь на вас. Полагаю, это я сделала глупость. Я хотела хранить тайну до тех пор, пока это не станет очевидно любому, кто увидит меня через месяц или два.

– Это только потому, что вы очень одиноки, – заметила золовка; – Если бы Чарли был с вами, Эллен! Я представляю себе, как он был бы горд, как счастлив! Но мы тоже ваша семья, милочка, – и папа, и Филип, и я. И Дженнифер, конечно. Мы постараемся, чтобы вы были счастливы, хотя событие не может не вызывать у вас и некоторой грусти.

– Вы слишком добры ко мне, – сказала Эллен, взглянув на леди Хэвершем. – Я этого не заслуживаю… Ах, Боже мой!

– Вот и прекрасно, – откликнулась золовка. – Двух дней не пройдет, как вы познакомитесь с папой и Филипом. И все будет хорошо, вот увидите. Папа… он полюбит вас. И Дженнифер тоже.

– Он согласился принять ее только потому, что хочет видеть меня? – спросила Эллен.

Леди Хэвершем вновь сжала ее руку.

– Не важно, почему он так решил, – сказала она. – Важны результаты встречи, Эллен. Как только он увидит Дженнифер, он не сможет не полюбить ее.

– Он примет внучку, в законности рождения которой сомневается, ради того, чтобы встретиться с той, в чьей законности не может быть сомнения, – проговорила Эллен совершенно спокойно.

Леди Хэвершем погладила ее по руке.

– Ах, вот и они возвращаются! – воскликнула она. – И смеются так весело, как и должно молодым людям. Взгляните на Анну Кэррингтон – какая хорошенькая юная леди. Волосы у нее такие же темные, как у Дженнифер, только короче подстрижены, если я не ошибаюсь. И мистер Кэррингтон весьма видный молодой человек.

* * *

Мэдлин сидела рядом с братом в экипаже, направляющемся к Бедфордской площади.

– Я и в самом деле благодарен вам. Мая, – сказал он. – Отныне я ваш должник.

– Я запомню это, – усмехнулась она. – Но поехать с вами, Домми, для меня не составило никакого труда. Когда я пришла утром, чтобы почитать Аллану, оказалось, что он чувствует себя разбитым и решил отдохнуть во второй половине дня. А я не прочь повидаться с миссис и мисс Симпсон. В Брюсселе они мне обе понравились.

– Но когда же Пенворт наконец решится принимать посетителей, а не только вас? И когда же сам начнет выезжать?

– Это потребует времени, – сказала она. – В конечном счете, Домми, и то и другое произойдет. Но не торопите нас. Пожалуйста!

– Я хотел бы поговорить с ним. Коль скоро ему предстоит стать моим зятем, мне хотелось бы узнать его поближе. И он должен повидаться с мамой и Эдмундом.

– Так он и сделает, – торопливо проговорила она, коснувшись рукой его рукава. Так он и сделает, Домми. Попробуйте поставьте-ка себя на его место. Как бы вы себя чувствовали?

Некоторое время он молча смотрел на нее, а затем, отвернувшись к окну, стал разглядывать улицу.

– Наверное, почти так же, – сказал он. – За исключением того, полагаю, что я не позволил бы себе обручиться с хорошенькой женщиной.

– Но это случилось потому, что столь бесстыдных женщин, как я, не так уж много, – заметила она. – Да, я сделала предложение моему будущему мужу. Но в противном случае он никогда не женился бы на мне… Как вы полагаете, миссис Симпсон примет вас?

– Не знаю. – Он поморщился. – И вообще я не знаю, правильно ли поступаю, снова направляясь туда. Но мне необходимо удостовериться, что она оправилась.

– И вы действительно ничего не чувствуете по отношению к ней, Домми, кроме беспокойства, вполне естественного, когда речь идет о вдове вашего друга?

– Ничего, – отвечал он. – Вспомните, я ведь был знаком с ней в течение нескольких лет. А та глупость продолжалась всего несколько дней. Мне всего-то и нужно что нанести этот визит. И тогда с этим будет покончено.

– Ах вы, лгунишка, – сказала она, забившись в уголок экипажа и пристально глядя на брата. – Я ведь Мэдлин, не забывайте об этом, ваша двойняшка.

Он бросил на нее сердитый взгляд.

– Я взял вас с собой для моральной поддержки, – бросил он, – а не для того, чтобы исповедоваться перед вами, как перед священником. Но в любом случае вы ошибаетесь.

Она, пожав плечами, ничего не сказала. И хранила молчание и тогда, когда они ждали дворецкого леди Хэвершем, который понес визитную карточку лорда Идена наверх. Но все же она была рядом, и это помогло ему, когда их проводили наверх, в гостиную. Он смог собраться с духом и с мыслями, пока представлял свою сестру леди Хэвершем и пока Мэдлин обменивалась бурными приветствиями с двумя другими леди.

Он склонился над рукой Дженнифер, а на реверанс Эллен ответил сдержанным поклоном.

Она сидела выпрямившись, не касаясь спинки стула. Руки спокойно лежали на коленях. Лорд Иден, собрав всю свою храбрость, пересек комнату и сел подле нее. А Мэдлин оживленно заговорила о чем-то, обращаясь сразу ко всем присутствующим.

Лицо Эллен утончилось и побледнело. Серые глаза, которые она не отрывала от Мэдлин, стали больше и ярче. Белокурые волосы, гладкие и блестящие, были, как и раньше, причесаны очень просто – зачесаны назад и собраны в узел на затылке.

Непрошеные воспоминания нахлынули на него: это же лицо, разрумянившееся и оживленное – на балу, и оно же, с веками, отяжелевшими от страсти, – на подушке, и волосы вокруг него как сияющий ореол.

– Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, сударыня? – произнес он.

Какие жалкие, сухие слова! Ведь он же нашептывал слова любви ей на ухо или прямо в уста.

– Да, благодарю вас, милорд. – Она оторвала взгляд от Мэдлин и посмотрела в сторону. Но не на него. – Это было очень глупо. Слишком долго я просидела склонившись за столом, писала письмо.

Сколько раз она вскрикивала «люблю», сколько раз шептала его имя…

– Надеюсь, вы полностью выздоровели, – сказала она. – Вы хорошо выглядите.

Откуда она знает? Она же не смотрит на него.

– Спасибо, – ответил он. – Я приложил все усилия, чтобы восстановить здоровье.

Руки ее на коленях лежали как будто совсем спокойно, и только вглядевшись пристальней, можно было заметить, как побелели их костяшки. Сколько раз они сидели рядом и он держал ее руку в своих, и она улыбалась ему, а он целовал каждый пальчик по очереди.

– Мне показалось, что я обязан был посетить вас и мисс Симпсон, – сказал он, – убедиться, что, вернувшись на родину, вы благополучно устроились.

Когда-то он мечтал увезти ее в свое поместье в Уилтшире. Однажды он сказал ей об этом, когда она лежала в его объятиях и ее рука легонько поглаживала повязку на его груди. Он сказал ей, что поместье отошло ему после смерти отца, но он никогда не думал о нем как о доме. Однако мечтал, что оно станет таковым, когда он с женой поселится там. Впрочем, нет, этого он ей не сказал.

– Весьма любезно с вашей стороны, милорд, – сказала она. – Мы устроились прекрасно. Моя золовка хорошо относится к нам, а завтра мы приглашены на чай к сэру Джасперу Симпсону.

– К отцу Чарли? – удивился он.

При звуке этого имени кровь прилила к ее щекам, и он почувствовал еще большую стесненность. Имя ее мужа, его друга…

– Да, – сказала она, – завтра мы с ним встретимся.

Он мечтал представить ее своему семейству как будущую жену. Он мечтал о том, что его мать полюбит ее, а Эдмунд одобрит его выбор, Александра же и Мэдлин станут ее лучшими подругами.

Мечты, множество мечтаний, каких не возникало у него никогда прежде по отношению к своим любовницам. Но она ведь не была его любовницей. Это слово не приложимо к ней, так говорят лишь о содержанках.

Эллен была его возлюбленной. Очень недолго. И все это – в прошлом.

– Мисс Симпсон поедет с нами, Домми, – прозвучал радостный голос Мэдлин, напомнив лорду Идену, что в комнате есть не только она. А вы поедете, сударыня? – Мэдлин послала улыбку леди Хэвершем. – А вы, миссис Симпсон? За беседой с Домми вы, наверное, не слышали. Мы собираемся в Кенсингтонский сад, чтобы немного погулять.

– К сожалению, у меня на сегодня уже намечены другие встречи, – сказала леди Хэвершем.

– В таком случае миссис Симпсон просто должна поехать! – воскликнула Мэдлин с обворожительной улыбкой. – Непременно! Я только что вернулась домой и совсем недавно обручилась с лейтенантом Пенвортом – мне просто необходимо перед кем-то хвастаться, говорить об этом.

– Вы обручились с лейтенантом Пенвортом? – просияла Дженнифер. – Как замечательно! Стало быть, ему стало значительно лучше. Я плакала, когда Эллен сказала мне о его ранении. Я вспомнила, с каким жаром он рассказывал о верховых прогулках, о том, как ходил под парусом, о разных состязаниях, обо всем, чем занимался у себя дома, в Девоне.

– Вы поедете? – обратился лорд Иден к Эллен. Он видел, как она глубоко вздохнула. Когда она посмотрела на Мэдлин, лицо ее было совершенно спокойно.

– Спасибо, – проговорила она. – Я с большим удовольствием снова буду играть роль дуэньи при Дженнифер.

Мэдлин засмеялась.

– Вы поедете как наш друг. А на роль дуэньи при мисс Симпсон, видите ли, вполне гожусь и я. Так мы едем? И не станем отвлекать вас от ваших дел, сударыня. – И она вновь послала улыбку леди Хэвершем.

Лорд Иден встал, когда Эллен поднялась и вышла из гостиной за шляпой и шалью. Дженнифер радостно улыбнулась ему и последовала за мачехой.

Лорд Иден заметил, как на другом конце комнаты, глядя на него, улыбается его сестра.

Глава 15

Мэдлин сидела в карете подле Эллен. Лорд Иден и Дженнифер – напротив. Сначала Мэдлин весело болтала со всеми тремя, пока каждая пара не завязала беседу между собой. Тогда она заговорила с Эллен о своей помолвке.

Эллен никак не могла понять, как это произошло, что она оказалась в этой карете. Она была готова к появлению лорда Идена в доме Дороти. Была готова к тому, что он пригласит Дженнифер отправиться с ним на прогулку. Она даже предусмотрела такую возможность, что он распространит свое приглашение и на нее. И у нее был готов ответ. Дженнифер вполне может сопровождать горничная.

Вышло так, что отказаться она могла бы еще проще, чем ожидала. Ее падчерице не требовалась даже горничная – в качестве дуэньи при ней ехала леди Мэдлин.

И все же, подумала Эллен с грустью, она здесь. Но как же исхитриться и не смотреть на сидящего напротив нее высокого элегантного джентльмена, чьи колени едва не касаются ее коленей? А почему бы ей и не взглянуть на него? Она посмотрит на него, встретится с ним глазами, сдержанно улыбнется и избавится от этого ужасного смущения и сознания греховности его присутствия, отчего ей так не по себе…

Но она не повернула головы и все свое внимание сосредоточила на Мэдлин, сидящей рядом.

– Он начинает сознавать, – говорила Мэдлин, отвечая на вопрос Эллен, и глаза у нее блестели, – что у него, если не считать самоубийства, нет выбора, что он должен прожить по меньшей мере свою жизнь. И прожить ее сносно. Разумеется, все его прежние занятия, какие он любил, теперь не по нему. Я читаю ему книги. Я навожу его на мысль о том, что он может заняться живописью – он неплохо рисует, – увлечься музыкой, поскольку имеет способности и к тому и к другому. Но он, дурачок, считает, что это занятия не для мужчины.

– Прошло всего три месяца, – заметила Эллен. – И если у лейтенанта уже наметились какие-то планы на будущее, я должна сказать, что он делает замечательные успехи. Разумеется, то, что вы рядом с ним, чрезвычайно ему помогло. В этом я уверена.

Мэдлин рассмеялась.

– Но вы представить себе не можете, как он спорит со мной, пытается избавиться от меня. Он не может примириться со своим новым обликом. Никого не желает принимать и сам, дурачок, не выйдет за порог дома кузена.

– Всего несколько месяцев назад он был красивым молодым человеком, – мягко возразила Эллен. – Представьте, как это тяжко.

– Да, это так, – согласилась Мэдлин. – Но ему нечего опасаться. Я всю жизнь буду заботиться о нем и облегчу ему жизнь. – Она оживленно улыбалась. – Я счастлива, миссис Симпсон.

– И это прекрасно. – Эллен улыбнулась в ответ. – Прекрасно, что вы чувствуете себя счастливой.

Мэдлин хотела было что-то сказать, но промолчала. Глаза ее стали печальными.

– И вы обретете свое счастье, – сказала она совершенно спокойно.

Когда они добрались до Кенсингтонского сада, лорд Иден помог трем леди выйти из экипажа; последней была Эллен. Оказавшись на тротуаре, она с тревогой обнаружила, что Мэдлин, взяв под руку Дженнифер, уже двинулась по аллее. Она перевела дыхание.

– Это как раз то, чего вы не хотели? – спросил лорд Иден, предлагая ей руку. – Должен признаться, я тоже надеялся избежать этого. Нам обоим нелегко встретиться снова.

Что ж, подумала Эллен, коль скоро им придется разговаривать, лучше говорить открыто, чем в той официально-высокопарной манере, которую они избрали в гостиной Дороги.

– Вы правы, – ответила она.

– Вы осуждаете меня за то, что я приехал? – спросил он.

– Зачем вы приехали? – спросила она. – Эта встреча ничего не даст. Только поставит нас обоих в затруднительное положение.

– Я должен был сделать это, – ответил он. – Я обещал Чарли, что навещу вас и мисс Симпсон, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.

Она испугалась, что у нее опять закружится голова. Он заметил ее испуг.

– Мы не должны избегать его имени, – сказал он. – Чарли был моим самым близким другом. Вы оба были моими друзьями, Эллен. Мне крайне неприятно думать, что несколько странно-безумных дней перечеркнули три года дружбы.

Некоторое время она молчала.

– Но так оно и есть, – наконец сказала она.

– Да, я тоже так полагаю. – Он глядел на траву, усеянную опавшими листьями. – Я надеялся, что мы еще могли бы остаться друзьями. Теперь вижу, что ошибался. Мы можем отыскать множество оправданий тому, что случилось, но факт остается фактом – это случилось, и это всегда будет преградой между нами.

– Да, – сказала она.

Было слышно, как он тяжело перевел дыхание.

– Что же вы собираетесь делать? – спросил он. – Вы сказали, что намерены побывать у отца Чарли?

– Да, – отвечала она. – Я обещала Чарли. Но так получилось, что сэр Джаспер сам сделал первый шаг. Надеюсь, он признает Дженнифер и возьмет на себя ответственность за ее будущее.

– А вы сами? – спросил он.

– Чарли обеспечил мне независимость, – сказала она. – Я куплю дом в деревне и уеду туда. Пока еще не знаю, где именно.

– Вы будете одна, Эллен? – спросил он. – Вам будет одиноко.

– Не думаю, – сказала она. – Это то, чего я хочу.

– И вы не останетесь с вашим свекром? – спросил он. – Вы ведь еще очень молоды.

– Я предпочитаю быть независимой, – сказала она. – А что вы, милорд? Вы продали ваш патент?

– Как видите, – сказал он. – Подумываю вскоре поселиться в моем поместье в Уилтшире. Пора покончить с бродячей жизнью и осесть на месте.

Больше, казалось, говорить им не о чем. Эллен опиралась на его руку, и это напоминало прогулку в Суанском лесу на следующий день после того, первого их невольного объятия во время танца. О нет, они никогда не могли бы остаться просто друзьями. Потому что она никогда не избавилась бы от этого почти мучительного ощущения его близости, от желания поплотнее прижать ладонь и пальцы к его руке, закрыть глаза и припасть головой к широкому плечу, которое так близко.

Боже милостивый, думала она, дитя этого человека она носит в своем чреве. И никогда им не стать вновь даже друзьями.

– Отчего вы упали в обморок? – вдруг резко спросил он.

– Я не вполне хорошо себя чувствовала.

– Вы похудели, – сказал он. – Вы сильно страдали, Эллен.

– Вам должно быть понятно, – отвечала она, – он составлял мой мир. Мир без него стал пустым, чужим и очень страшным.

– Да, – сказал он, положив горячую ладонь ей на руку. И она не попыталась освободиться. – Представляю себе, хотя, к счастью, не испытал этого. Сам не испытал, но помню матушку после того, как умер мой отец. Мне жаль, Эллен. И тем более жаль, что у меня нет ни малейшей возможности утешить вас и оказать вам помощь, что я бы сделал, останься просто другом Чарли.

Она глубоко вздохнула.

– Я уже простила вам, – проговорила она. – И себе тоже. Мне не хотелось бы говорить об этом. И не надо думать, что я сломлена. Нет. Я пережила два месяца сильнейшего горя, попой мне казалось, что я не переживу нестерпимой боли. Но я прошла через это и теперь возвращаюсь к жизни. Жизнь – слишком драгоценный дар, чтобы отказываться от него. Нет нужды жалеть меня, милорд.

Он улыбнулся.

– Помню, в Испании вы слово в слово говорили то же самое, когда до нитки промокли, ночью перейдя реку вброд, и вдруг обнаружили, что слуга потерял вашу палатку. И Чарли не было рядом. А вы так громко стучали зубами, что слова можно было разобрать с трудом. Помните?

Она впервые за весь день взглянула ему в лицо. И едва заметно улыбнулась.

– Помнится, я тогда всю ночь проскулила от жалости к себе и жалась к скудному костерку.

И вновь она отвернулась, едва в уголках его зеленых глаз образовались морщинки от улыбки.

– А вон идет Сьюзен, – обернувшись, сообщила Мэдлин лорду Идену.

Леди, которую увидела Эллен, шла, опираясь на руку тучного и надменного джентльмена. Она была в глубоком трауре. Миниатюрная, изящная, она сжимала в руке обшитый кружевом носовой платочек. Издали разглядеть ее лицо не представлялось возможным, оно было скрыто за густой черной вуалью.

– Как поживаете, Сьюзен? – спросил лорд Иден, после того как Эллен и Дженнифер были представлены одной стороной, а лорд Ренфру – другой.

– Именно так, милорд, как и должно в моем положении, – отвечала Сьюзен, утирая платочком глаза под вуалью. – Мне трудно без моего дорогого мужа, но мой деверь чрезвычайно добр ко мне. Уверена, миссис Симпсон, вы можете меня понять.

Эллен наклонила голову.

– Ваша матушка тоже здесь, с вами, Сьюзен? – спросила Мэдлин. – Мне хотелось бы навестить вас обеих. Я заеду к вам с мамой или Домиником.

– Как это любезно с вашей стороны, – прошептала Сьюзен. – Ведь я пребываю в весьма затруднительном положении: даже из дома не могу выйти, когда его светлость слишком занят, чтобы сопроводить меня. Простое посещение библиотеки стало неразрешимой проблемой. – И она опять приложила платок к глазам.

Лорд Иден улыбался, это Эллен поняла по его голосу.

– Этой беде легко помочь, Сьюзен. Завтра утром я провожу вас в библиотеку, пока Мэдлин будет беседовать с миссис Кортни.

Рука Сьюзен вместе с носовым платком прижалась ко рту.

– О, милорд! – воскликнула она. – Я не могу позволить себе так посягать на ваше время.

– Никакого посягательства, – возразил он. – Увидимся завтра утром. – Он кивнул молчаливому спутнику Сьюзен:

– Честь имею.

– Будто она не может отправиться в свою библиотеку с миссис Кортни! – С негодованием говорила Мэдлин, когда они продолжили прогулку. – Или с горничной. Воистину, Домми, Сьюзен ничуть не изменилась – такой же занудой она была и в детстве.

– Но ведь это такой пустяк – сопроводить ее в библиотеку, – усмехнулся лорд Иден.

Эллен облегченно вздохнула – теперь она шла рядом с Мэдлин. И вскоре та своим заразительным смехом вынудила Эллен раз или два улыбнуться.

* * *

Позже, когда экипаж остановился у подъезда дома леди Хэвершем на Бедфордской площади, Мэдлин с веселой улыбкой обратилась к Эллен и Дженнифер:

– Как приятно снова встретиться с вами! Надеюсь, не в последний раз. Не хотите ли приехать к нам на чашку чаю? Я уверена, мама будет рада вновь видеть вас, миссис Симпсон. А с мисс Симпсон она еще не знакома. Так вы придете завтра?

– Завтра мы будем заняты, – ответила Эллен, скорее чувствуя, чем видя, как замер человек, сидящий напротив нее.

– Но ведь мы можем приехать и послезавтра. – Дженнифер вспыхнула, и глаза у нее ярко заблестели. – Разве не так, Эллен?

– Конечно. – Эллен послала улыбку Мэдлин. – Благодарю вас.

Лорд Иден спрыгнул на мостовую и помог им выйти из кареты.

– Правда, мы прекрасно провели время? – обратилась Дженнифер к Эллен, когда они вошли в дом.

– А леди Мэдлин просто великолепна! Жаль, что я не обладаю ее красотой, ее обаянием и манерами. О, Эллен!

– Все это будет у вас. – Эллен улыбнулась, снимая шляпу. – Все, чем обладает она и чего нет у вас, Дженнифер, – все это приобретается годами и опытом.

– А лорд Иден, он необычайно красив даже теперь, когда не носит мундир, разве не так? – щебетала Дженнифер. – Жаль только, что я чувствую себя совсем ребенком рядом с ним. Со мной не случается такого при встрече с другими джентльменами. Ведь я не краснею и не становлюсь косноязычной с мистером Кэррингтоном, например. Конечно, он совсем не так красив, как лорд Иден.

Эллен и прежде не могла понять, как ее падчерица относится к лорду Идену. Оставалось только надеяться, что девушка не увлечется им. О, она надеется, что этого не случится. Нет, она не перенесет этого. Если бы леди Мэдлин не пригласила их на чай, то он едва ли предложил бы им встретиться еще раз. Она была уверена, что приглашение не его идея.

* * *

– С какой стати, Мэд, вы решили сыграть роль адвоката дьявола? – обратился лорд Иден, усевшись в карету к сестре.

– О чем вы говорите? – Она невинно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Не притворяйтесь, это вам не поможет, – заметил он. – Или вы забыли, что имеете дело со мной? Она усмехнулась.

– Жаль, что вы не могли посмотреть на себя со стороны в гостиной леди Хэвершем. Невыносимое зрелище, Домми. Вы вели себя так чопорно, будто только что познакомились.

– Это и называется «попасть в неловкое положение», – вспылил он. – Но я что-то не заметил усилий с вашей стороны, чтобы помочь мне выйти из него, Мэд. И вы сделали все чтобы в Кенсингтонском саду мы оказались рядом.

– Посмотрите мне в глаза, Домми, и ответьте честно: разве вы не хотели поговорить наедине? И, ответив на этот вопрос, скажите, что вы не испытываете к ней никаких чувств. Ну говорите! Давайте! И я назову вас лгунишкой.

– Она была моим другом целых три года, – отвечал он с раздражением. – Она выходила меня, когда я был при смерти, и в течение целой недели я воображал, что влюблен в нее. Разумеется, я испытываю к ней некие чувства.

– К тому же вы были любовниками, не так ли? – спросила она, и голос ее смягчился.

– Нет, разумеется, нет, – отвечал он.

– Она лежала с вами на постели, Домми, – заметила проницательная двойняшка. – Вы целовали ее. Я давно уже не зеленая девчонка.

– Зачем же спрашивать, – рассердился он, – если вам и так все известно?

Мэд пожала плечами.

– Эллен нравится мне. Она так не похожа на тех женщин, с кем вы обычно флиртуете, Домми. Мне кажется, она очень подходит вам. И хотя, вне всякого сомнения, она была предана капитану Симпсону и очень страдала после его смерти, мне думается, что она вполне могла вас полюбить. Иначе она так легко не стала бы вашей любовницей. Вот так-то! – Она озорно улыбнулась. – Я взяла на себя роль адвоката дьявола. А может быть, ангела-хранителя.

– Полагаю, вам как ангелу-хранителю будет лучше обратить свои усилия на Пенворта, – буркнул лорд Иден. – И позволить мне самому позаботиться о моих любовных делах.

– Кстати о любовных делах, – сказала она. – Уж не собираетесь ли вы снова сблизиться со Сьюзен, Домми?

– О чем вы? – откликнулся он, хмурясь.

– Она обвела вас вокруг пальца, перед тем как вы купили офицерский патент, – сказала она. – А сегодня решила возобновить атаку, и вы побежали за ней, как щенок.

– И только потому, что я предложил проводить ее в библиотеку! – воскликнул он. – Что за ерунду вы городите, Мэд?

– Вы всегда питали ужасную слабость к беспомощным женщинам. И имели обыкновение влюбляться именно в таких, Домми. Несколько лет назад я по-настоящему испугалась, когда Сьюзен решила заарканить вас. И вы были бы несчастны до конца дней своих.

– Какая ерунда! – воскликнул он. – Я поведу эту женщину в библиотеку – не к алтарю!

– Надеюсь, что это так, – проговорила Мэдлин и, отвернувшись, уставилась в окно.

* * *

Растревоженное сердце Эллен успокоилось только на следующий день, когда ей пришлось заняться Дженнифер перед визитом к деду.

– Он полюбит меня? – без конца обращалась она к мачехе с одним и тем же вопросом, и ее темные глаза испуганно расширились от тревоги.

– Если нет, – в конце концов сказала Эллен, – тогда он и сам не заслуживает любви, Дженнифер. Главное, держаться независимо и не волноваться.

– Папа никогда не говорил мне, почему он поссорился с дедушкой, – сказала девушка. – Но я думаю, что это из-за мамы. Это так, Эллен?

Девушка – не ребенок, которого можно успокоить какой-нибудь сладенькой историей.

– Отчасти из-за нее, – отвечала Эллен. – Но послушайте меня, Дженнифер. Ваш отец женился на вашей матери вопреки воле своего родителя, и до самой смерти он нежно любил вас. Так что вам не о чем беспокоиться. Если ваш дедушка не полюбит вас, это его проблема, а не ваша. Но давайте не будем предрекать исход встречи.

Дженнифер вздохнула.

– Хорошо бы поскорее все это кончилось, – сказала она. – Слава Богу, сегодня утром я была слишком занята, чтобы думать обо всем, что нам предстоит. Мистер Кэррингтон и Анна – замечательные люди, Эллен. И мистер Фелпс, друг Анны, – тоже очень любезный джентльмен. Я так чудно провела время. И еще одно счастливое совпадение – мы встретили там лорда Идена и миссис Дженнингс. Хотя, конечно, мы же еще вчера знали, что он собирается сопроводить ее в библиотеку.

– Я рада, что вы хорошо провели утро, – сказала Эллен.

– Как вы думаете, тетя Дороти не обиделась, что я за завтраком так мало ела? – спросила Дженнифер. – Боюсь, у меня совершенно пропал аппетит после того, как мы вшестером отправились в кондитерскую. Миссис Дженнингс была очень мила, Эллен. И знаете, ее отец – арендатор лорда Эмберли. Она, оказывается, знакома с лордом Иденом и леди Мэдлин всю жизнь.

Щебетание падчерицы немного отвлекало ее и Дороти от не совсем приятных мыслей, пока они ехали в экипаже к дому сэра Джаспера Симпсона на Клиффорд-стрит. Едва их проводили в гостиную, Эллен подумала, что узнала бы отца Чарли, даже если бы комната была полна народу, – такой же высокий и крепкий. То же открытое, веселое лицо…

Она присела в реверансе.

– Моя дорогая! – Пожилой джентльмен в глубоком трауре пересек комнату и по-родственному крепко взял ее за руки, тряся их, всматриваясь в ее лицо. – Вот вы какая – жена Чарли. Такая молодая и такая хорошенькая. А перед вами глупый старик, моя дорогая. Да, глупый старик.

Эллен смущенно улыбнулась.

– Рада познакомиться с вами, сэр, – сказала она. – Я обещала Чарли, что представлюсь вам, если это будет возможно.

– Если это будет возможно! – воскликнул он, стискивая ее руки. – Я глупый старик, моя дорогая.

Дороти уже представила отцу и ее, и Дженнифер. Но Эллен, слегка повернув голову в сторону падчерицы, улыбнулась.

– А ваша внучка, разве с ней вы не хотите поздороваться? – спросила она.

Сэр Джаспер отпустил руки невестки и повернулся к Дженнифер.

– Дайте-ка мне посмотреть на вас, моя милая, – проговорил он. Затем кивнул. – Красавица! Вот уж действительно красавица. Стало быть, вы – дочь Чарли, да? Вот и прекрасно, дитя, поцелуйте-ка вашего деда!

– Да, дедушка, – сказала Дженнифер и, подавшись вперед, запечатлела поцелуй на щеке сэра Джаспера. – Вы очень похожи на папу.

– Вот как? – воскликнул он. – Даже с этой плешью? Ваш отец тоже полысел?

Дженнифер закивала. Сэр Джаспер повернулся к мужчине и женщине, до сих пор молча стоявшим позади него рядом с леди Хэвершем.

– Познакомьтесь, это ваша тетка и ваш дядя, моя милая, – проговорил он, – а ваши деверь и свояченица – Филип и Эдит, моя дорогая. – Он вновь дружелюбно улыбался Эллен.

Мистер Филип Симпсон накрыл своей ладонью руку Эллен и посмотрел ей прямо в глаза.

– Вы и есть Эллен? – произнес он с грустью. Он не носил траура, только черную повязку на рукаве фрака. – Рад, что вы приехали. Старые ссоры не должны растягиваться на двадцать лет.

Эдит Симпсон чмокнула Эллен в щеку, выразив удовольствие видеть ее.

Эллен подвели к ее месту, и, оказавшись между деверем и его женой, она беседовала с ними, пока подавали чай. Филин совсем не похож на Чарли, думала она. Он худощав, узколиц – с волосами цвета песка. И Эдит чем-то похожа на него.

Весьма вежливая пара, хотя в их обращении не чувствовалось особой теплоты. Они рассказали ей о своих двух сыновьях, племянниках Чарли, которые сейчас находятся в школе. Эллен задавалась вопросом: сожалеет ли Филип, что не увиделся с братом до его смерти? В детстве они были близки. В большинстве историй, рассказанных Чарли, фигурировал младший брат.

Она с удовольствием слушала, как Дженнифер довольно оживленно болтает с дедом. Из отрывков их беседы, которые долетали до нее, Эллен заключила, что девушка рассказывает о школе и о своем пребывании в Брюсселе.

– Что ж, – наконец сказал сэр Джаспер достаточно громко, чтобы привлечь общее внимание, – мы непременно должны доставить себе это удовольствие еще раз – вновь: собраться на чаепитие. А возможно, я устрою нечто вроде обеда или званого вечера, чтобы соответствовало трауру, который мы все носим. Надо отметить мое воссоединение с невесткой и внучкой.

Для леди Хэвершем его слова послужили сигналом к окончанию визита.

– Теперь, после того как я обрел вас, я ни за что не соглашусь вас потерять, – сказал он Эллен, пожимая ей руку на пороге гостиной. – Я вел себя как глупец. Прожил все эти годы, не видя родного сына. Но я не лишусь его детей. Клянусь.

Эллен улыбнулась и проглотила комок в горле.

– Я рада, что мы встретились, – сказала она. – Чарли был бы нами доволен.

– У вас будет сын? – спросил он, гладя ее по руке. Эллен покачала головой:

– Не знаю.

– Что ж, – сказал он, – будем надеяться, моя дорогая. – И он, наклонившись, поцеловал ее в щеку.

Эллен поспешила вниз по лестнице, догоняя Дороти и Дженнифер.

* * *

Наконец-то Мэдлин убедила своего жениха собраться с духом и переступить порог дома графа Эмберли. Там он сможет увидеть и ее мать.

Мэдлин с облегчением сразу же поняла, что Эдмунд решил принять гостей в нижней гостиной. И не было нужды помогать Аллану, когда они вошли в дом. Она только шла с ним рядом, пока он неуклюже переступал на своих костылях, готовая тут же броситься на помощь жениху, если это понадобится.

– Я сам справлюсь. Не беспокойтесь обо мне, Мэдлин, – сказал он, даже не пытаясь улыбнуться.

Тогда она с довольным видом уселась подле него и принялась болтать. Слава Богу, Доминика не было. Так ей почему-то было легче.

– Надеюсь, вы не против того, что наши дети присутствуют в гостиной, лейтенант, – с улыбкой сказала Александра. – Они всегда пьют чай с нами. Боюсь, мы привязаны к нашим детям вопреки всякой моде.

– О нет! – бодро вскричала Мэдлин. – Аллан не против, не правда ли, Аллан? Они такие хорошие дети. Нисколько не мешают взрослым.

– Похоже, что битва при Ватерлоо может остаться вехой в истории, – сказал граф, обращаясь непосредственно к лейтенанту. – Все задаются вопросом: что станет делать Европа теперь, когда Бонапарт уже не тревожит ее покой?

И не пожелает ли кто-нибудь занять его место?

– Всем хочется надеяться на всеобщий и вечный мир, – отвечал лейтенант Пенворт. – Но думается, человеческая природа, к сожалению, возьмет свое.

– Господи, – вновь перехватила инициативу улыбающаяся Мэдлин, – зачем толковать о таких мрачных вещах? Я думаю, мы должны как-нибудь съездить полюбоваться на деревья, пока с них не опала вся листва. Кто-нибудь заметил, как они прекрасны? – Она понимала, что ведет себя не лучшим образом. Но ей так хотелось избежать всех острых углов в разговоре, ничем не расстроить Аллана.

– Ваше поместье находится в Девоне? – немного погодя спросила вдовствующая графиня. – Ваше семейство должно быть, ждет не дождется вас?

– Но мистер Фостер утверждает, что Аллану необходимо пробыть в Лондоне еще достаточно долго, ведь так, Аллан? – отвечала Мэдлин, чувствуя, как растет напряжение в гостиной.

Она заметила взгляд, которым обменялись Эдмунд и Александра, и закусила губу. Это никуда не годится. Может быть, Аллан и подготовился к этому визиту, зато она совершенно не готова.

Граф поднялся и, подойдя к дочери, которая, сидя на полу, занималась игрушками, наклонился над ней.

– Почему бы вам, Алекс, не прочесть письмо вашего брата? – сказал он. – Уверен, что и маме, и Мэдлин, и лейтенанту будет интересно послушать о его приключениях. Мой шурин уже более трех лет живет в Канаде, лейтенант, а точнее, в самой глубинной части ее.

– Вам это интересно? – спросила графиня с извиняющейся улыбкой. – Мне письмо кажется очаровательным, но это естественно, ведь Джеймс – мой брат. И это – первое письмо, которое я получила от него в нынешнем году.

На этот раз Мэдлин позволила своему нареченному самому ответить на вопрос. Александра вышла из гостиной.

– Он работает в компании, торгующей мехами, – объяснил гостю лорд Эмберли. – И вот решил отправиться в те дикие края, где эти меха добываются и скупаются. Жизнь его, судя по всему, полна риска.

– Ваша жена, должно быть, очень скучает по нему, – заметил лейтенант. – У меня дома три брата и две сестры. И хотя, когда мы вместе, почти постоянно ссоримся, но я, должен признаться, уже начинаю скучать без них.

– Вот оно, – сказала графиня, войдя в гостиную. Мэдлин смотрела на брата, который тихонько говорил что-то дочери и, когда она улыбнулась и дотянулась к нему, подхватил ее на руки и высоко поднял. Малышка засмеялась и ухватила его за нос. Эдмунд присел, держа дочурку на руках, и предложил ей игрушку.

Письмо Джеймса о холодной стране, где ночью простыни примерзают к бревнам жилья, где можно моментально отморозить лицо и руки, если их не прикрыть тканью, где передвигаются пешком на снегоступах, а ездят на собачьих упряжках, отвлекло всех от насущных проблем и внесло необходимую разрядку.

– Остальное не представляет интереса, – завершила чтение графиня, улыбнувшись лейтенанту. – Там – только вопросы о родителях и других моих родственниках.

– Моя мать целый месяц пребывала в неведении, уцелел ли я в битве при Ватерлоо, – заметил лейтенант Пенворт. – А расстояние между нами – всего-то пересечь Ла-Манш, сударыня.

– Ах, – вздохнула вдовствующая графиня, – прошло три недели, прежде чем мы узнали что-то о Доминике. Мне остается только посочувствовать вашей матушке, лейтенант.

Мэдлин ослепительно улыбнулась.

– Вы не устали, Аллан? – спросила она. – Не пора ли нам ехать? Эдмунд и Александра, я уверена, извинят нас.

Глава 16

На следующее утро Дженнифер долго спала. Леди Хэвершем с экономкой просматривали в утренней гостиной недельные счета. На душе у Эллен скребли кошки.

Нельзя было лгать. Надо было сразу же рассказать всю правду. Чем дальше, тем труднее признаться. Что, если открыться Дороги сейчас же? А затем взять горничную и отправиться к сэру Джасперу и сообщить ему все? А убедившись, что тетка и дед не изменят после этого своего отношения к Дженнифер, немедленно приступить к осуществлению своего плана – уехать. Она найдет где-нибудь временное пристанище до поры, пока не обретет постоянный дом.

Но, размышляя таким образом, она знала, что ничего подобного не сделает. Сначала решила отложить признание на день, прекрасно понимая, что и завтра ничего этого не будет.

А во второй половине дня предстоял визит к вдовствующей графине Эмберли. Совершенно неизвестно, будет ли там лорд Иден, хотя это не имело значения. Надо отказаться от этого визита. И больше не иметь ничего общего ни с графом Иденом, ни с его семейством. Но Дженнифер жаждет отправиться с визитом к графине. У нее завязались дружеские отношения с кузеном и кузиной Доминика, и вчерашнее утро она мило провела в кондитерской в их обществе, только и говорила об этом.

Жизнь безнадежно запуталась.

Вообще-то Эллен была по природе бережлива. Жизнь приучила ее к этому. Очень редко на нее находило желание пойти и потратиться. Чарли, бывало, посмеивался над ней, когда в Мадриде, или Бадахосе, или в каком-нибудь еще городе она возвращалась домой, нагруженная всяческими безделушками, вовсе ей не нужными, – блестящими дешевыми серьгами, безвкусными шалями, каким-нибудь приторным лосьоном для него или с новым брелоком для часов. Всякий раз он целовал ее, называл своим сокровищем и говорил, что она должна чаще доставлять себе подобные удовольствия. И поддразнивал, когда она начинала винить себя в расточительности.

Сегодня у нее было именно такое настроение. И она не станет себя отговаривать, решила Эллен. Велев подать экипаж, она вновь поднялась наверх, чтобы надеть ротонду и шляпку. Даже не взяла с собой горничную.

По ее просьбе кучер Дороти отвез ее на Оксфорд-стрит. Там она купила два обшитых кружевом носовых платка, совершенно ей не нужных, и немало времени убила на ювелира, рассматривая браслет, который очень подходил к серьгам, подаренным ей Чарли. В конце концов она решила, что подарок этот слишком ей дорог, чтобы сочетать его с чем-то по ее собственному выбору. Вместо этого она купила маленький фарфоровый футляр с крышкой, чтобы хранить в нем серьги.

Едва она вышла от ювелира, как вдруг рядом с ней остановилась карета и граф Эмберли, выглянув из окна, приветствовал ее. Рядом появилось улыбающееся лицо графини.

Эллен подошла к карете.

– Как поживаете, сударыня? – поинтересовался граф. – Алекс узнала вас издали.

– Я не видела вас целую вечность, – любезно сказала ей графиня. – Однажды, как вы помните, я встретила в парке вашу падчерицу, но с тех пор прошло уже больше месяца. А вы все еще не побывали у нас. – Она улыбнулась.

– Простите меня… Мне, разумеется, нет оправдания, – ответила Эллен. – Разве что приходится уделять много времени Дженнифер.

– Что весьма понятно, – мягко заметил граф. – А как Пруденс, хорошо ли она служит вам?

– Да, благодарю вас. Очень славная девушка. И я привязалась к ней.

– И все же не заглянете ли вы как-нибудь к нам на чашку чаю? – спросила графиня.

– С превеликой радостью, – отвечала Эллен.

– В таком случае давайте договоримся о дне. Во вторник вы свободны?

Эллен кивнула. Графиня ответила ей улыбкой, и карета исчезла почти мгновенно. А Эллен с сожалением признала, что ей вновь пришлось столкнуться с членами семьи лорда Идена. Чем скорее она найдет тихое пристанище в деревне, где можно будет спрятаться, тем лучше.

Спрятаться? Так вот чего она хочет! Какая низость! Ей ни к чему прятаться. И она не станет этого делать. Она уедет из Лондона в дом, о котором мечтает, только после того, как полностью будет готова к этому.

Эллен вошла в следующий магазин, даже не обратив внимания, чем там торгуют. И минут через десять вышла, улыбаясь про себя, в некотором изумлении Должно быть, она совсем сошла с ума. Дороти и тысяча других женщин, несомненно, пришли бы в ужас от того как она искушает судьбу. Она купила пару крошечных кожаных детских башмачков. Господи, с умилением спрашивала она себя, бывают ли вообще такие маленькие ножки? А люди суеверные вообще сказали бы, что никакого ребенка, которому понадобятся эти башмачки, теперь уже не будет и вопрос об их размере не имеет значения.

Она же будет хранить их в ящике комода возле кровати, там же, где хранит свою библию. И будет доставать их на сон грядущий и по утрам, чтобы посмотреть и потрогать.

Еще она купила простенький веер из слоновой кости для Дженнифер и флакончик духов для Дороти.

Едва удерживая в руках пять пакетов, Эллен шла и улыбалась сама себе, поздравляя себя с тем, что взяла с собой не слишком много денег. И вдруг налетела на весьма крупного джентльмена, вышедшего из сапожной мастерской. Два пакета разлетелись в стороны, три других упали к ее ногам.

Эллен поспешно нагнулась, тревожась за флакон с духами и фарфоровый футляр.

– Прошу прощения, сударыня, – произнес джентльмен, тоже наклоняясь. Эллен обдало запахом бренди, и она поняла, что столкновение произошло не столько по ее невниманию, сколько из-за нетрезвого состояния прохожего.

– Вот, – сказал он, протягивая ей два пакета, которые она не успела поднять. – Надеюсь, в них нет ничего бьющегося, мэм.

Эллен стояла, глуповато глядя на него и не делая попытки взять пакеты. Его глаза блестели, как всегда бывало после того, как он пропускал стаканчик-другой. Только щеки побагровели несколько больше обычного. И конечно же, стали еще мясистей. И весь он располнел; шейный платок врезался в его двойной подбородок.

Он смотрел на нее из-под набрякших век и хмурился.

– Я знаком с вами? – спросил он. – Черт меня побери, если я помню, кто вы такая, мэм.

– Я – Эллен…

– Эллен! – Его руки вместе с пакетами, которые он держал, опустились. – Да вы стали красавицей! Я всегда знал, что так оно и будет. Кажется, я немного пьян. Да я бы ни капли не выпил, ежели б знал, что налечу на вас. Ха! Я что, и в самом деле налетел на вас, а, Эллен?

– Да, – сказала она. – Да, милорд! Сэр… Отец… Папа!

– Кто у вас умер? – спросил он, непослушной рукой указывая на ее черное платье.

– Муж.

– Мне жаль, Эллен. Солдат, значит? – вздохнул он. – Он обращался с вами хорошо?

– Да.

– Лучше, чем ваш отец? – Он усмехнулся и вдруг икнул. – Простите. Изжога.

– Как вы поживаете? – спросила она. Губы у нее задеревенели. Она едва могла шевелить ими.

– Как видите. – Он взмахнул руками. – Совершенно беззаботная жизнь, девочка. Вот я какой.

– Я рада, – сказала она. И только тут овладела собой. – Мне пора идти.

– О да, – весело откликнулся он. – Не смею вас задерживать.

Но едва она, на мгновение заколебавшись, скользнула мимо, как он окликнул ее.

– Вы забыли ваши пакеты. – Он держал их в вытянутых руках. А когда она обернулась, чтобы взять их, вдруг сказал:

– Вы не поцелуете вашего папу, Эллен?

Она молча смотрела на него.

– Я ведь ваш отец, – продолжал он, не опуская вытянутых рук. На них стали оглядываться. – Не всегда отец тот, кто зачал ребенка, Эллен. Разве я не был вам хорошим отцом?

– Это так, – отвечала она, беря пакеты из его рук. – В основном да.

– Я относился к вам по-человечески, – продолжал он. – Мы все – люди. Навестите меня. Вы придете повидаться со мной, Эллен? Я не стану пить, зная, что вы придете.

– Хорошо, – сказала она. – Я приду. Завтра. Может быть, днем…

– К чаю, – кивнул он. – Мы устроим чаепитие, Элли. Чаепитие только для нас двоих. Элли!

– Хорошо, – сказала она. – Только для нас двоих.

Она забыла, совсем забыла это старое детское имя. Он все еще стоял, раскинув руки. Нескольким пешеходам пришлось сойти с тротуара на мостовую, чтобы обойти его. Он привлекал к себе любопытные взгляды, граф Хэрроуби.

Эллен повернулась и поспешила прочь. Ноги едва держали ее, когда она добралась до экипажа и кучер Дороти подсадил ее, закрыв за нею дверцу.

* * *

– Наверное, давно уже нужно было навестить их, – говорила графиня Эмберли мужу. – Но я никак не могла решить, что лучше. Они обе выглядели совершенно разбитыми, когда я встретила их в парке, а вы были еще в Брюсселе, и мне показалось, что не стоит навязываться.

– Но сегодня утром она выглядела довольно бодрой, – сказал граф. – Будем надеяться, любовь моя, что она потихоньку приходит в себя.

– Как вы полагаете, Доминик только вообразил, будто она какое-то время отвечала на его чувства? – спросила графиня. – Мне по-прежнему трудно в это поверить, Эдмунд. Она была так предана капитану Симпсону, и всего лишь месяц минул со дня его гибели… Уж она-то, разумеется, никак не могла вообразить себе, что влюблена в Доминика, не так ли?

– Этого я не могу знать. – Он неопределенно развел руками. – Знаю только, что Доминик с этим покончил.

– Если бы с вами что-нибудь случилось, – сказала она, – я была бы так подавлена горем, что весь мир для меня перестал бы существовать. Он ласково сжал ей руку.

– Невозможно представить себе, как поступишь в такой совершенно катастрофической ситуации, – раздумчиво сказал он. – Представить себе это просто невозможно, Алекс.

– Вы хотите сказать, что я слишком резко сужу о ней, коль это действительно было, – проговорила она. – И вы, конечно, правы. Боюсь, мое воспитание мешает мне реально оценивать события, Эдмунд. Я часто вижу мир только в черно-белых тонах, как это происходит с моим отцом.

– Сегодня мама и Мэдлин принимают обеих леди Симпсон, – сообщил он. – Я говорил вам об этом?

– Нет, – сказала она. – Этого я не знала. Значит, Доминик поддерживает с ней отношения? Или, может быть, с мисс Симпсон? Когда мы жили в Брюсселе, он, казалось, был очень увлечен малышкой. Это все так интригующе, Эдмунд.

– Сдается, нам пора приняться за сватовство, – улыбнулся он. – Так с кем бы нам сосватать Доминика, Алекс? С мисс Симпсон, миссис Симпсон, Анной или Сьюзен Дженнингс? У нас большой выбор, не так ли?

– У меня этого и в мыслях не было! – воскликнула Александра. – Попытка вмешаться в это дело – какая ужасная идея, Эдмунд! А на Анне он не женится никогда, поскольку не испытывал к ней никаких нежных чувств. И не забудьте: она – ваша ближайшая родственница. Не станет он серьезно думать и о женитьбе на Сьюзен, не так ли? Она маленькая притворщица. А что это вы так гнусно ухмыляетесь?

Он послал ей воздушный поцелуй.

– Вас так легко заманить в западню, Алекс, – сказал он, сплетя ее пальцы со своими и поднося к губам ее руки. – Я люблю вас.

– Гадкий вы человек! – воскликнула она, сохраняя достоинство, и отвернулась к окну.

* * *

Лорду Идену ясно было одно: он все еще любит Эллен Симпсон. Жаль, но это именно так. Он совершенно убедил себя в обратном, пока не увидел ее снова.

Он всю ночь не спал после их прогулки в Кенсингтонском саду. Почти не спал он и этой ночью и, даже когда уснул, несколько раз пробуждался задаваясь одним и тем же вопросом: должен ли он присутствовать в гостиной его матери, когда Эллен с падчерицей придут пить чай?

И еще он понял: если он будет слишком часто встречаться с мисс Симпсон, то найдутся люди, которые решат, что у него появился некий моральный долг перед девушкой. Нечто вроде предложения руки и сердца. Он был в опасной близости к этому в Брюсселе. Ему не хотелось оказаться в еще более затруднительном положении теперь – сделать предложение падчерице, в то время как любит мачеху. И был ее любовником.

И еще, конечно, – Анна. Она никогда ни от кого не скрывала, что намерена выйти за него, когда вырастет. Но то, что забавляло его, когда она была девочкой, стало куда серьезней теперь, когда она превратилась в прекрасную молодую леди, которую вывезли в свет и представили на «ярмарке невест». На днях ему придется серьезно поговорить с Анной. К Сьюзен он не питал больше никаких чувств, кроме нежности, которую чувствовал к ней всегда, со времен, когда она была ребенком. Он не помышлял о браке с ней.

Эллен была единственной женщиной, на которой ему действительно хотелось жениться, но об этом нечего и говорить.

Он все же пошел пить чай к матери, хотя и знал, что будет там единственным мужчиной. И сел рядом с Эллен. И беседовал со своей теткой, сидевшей по другую сторону от него. Анна и мисс Симпсон, сблизив головы, о чем-то переговаривались и казались весьма довольными друг другом.

– Я намереваюсь отправиться в Уилтшир на следующей неделе или около того, – сказал он достаточно громко, чтобы его слышали все. – Пора обзавестись собственным домом и имением.

– Стало быть, вы уже решились, Доминик? – спросила его мать. – А я думала, дорогой, что вы дождетесь конца Рождества. Но все же вы, полагаю, приедете на праздники в Эмберли.

– Возможно, – ответил он. – Но мне нужно устроить свою жизнь. Чувствую я себя совсем хорошо, и мне хочется заняться чем-то определенным.

– Я очень рада видеть, что лейтенант Пенворт поправляется, – сказала вдовствующая графиня, обращаясь к миссис Кэррингтон. – С тех пор как я в последний раз видела его в Брюсселе, в нем произошли разительные изменения.

– Скоро, как видите, я исчезну из вашей жизни, – шепотом обратился лорд Иден к Эллен.

– Да, – только сказала она.

– Вас это обрадует?

Чашка ее слегка задребезжала на блюдце, когда Эллен поставила ее на стол.

– Да, – так же однозначно ответила она.

– Я полагаю, что вижу вас в последний раз, – сказал он, не отрывая от нее взгляда. – Эллен, вы совершенно уверены, что ни в чем не нуждаетесь? Вы не позволите мне помочь вам каким-то способом? Я беспокоюсь о вас.

– Беспокоиться не нужно. – Она взглянула на него, подбородок у нее был тверд. – Неужели вы полагаете, что Чарли, многие годы знавший, что может умереть в любой момент, не позаботился о том, чтобы обеспечить свою дочь и меня? Мы ни в чем не нуждаемся, милорд.

– В таком случае я рад…

Она устремила взгляд на Мэдлин, разговаривающую со своей теткой и матерью, но он видел, что она не слушает их. Он все смотрел на ее профиль, на волосы, словно желая запечатлеть в памяти все подробности ее облика.

Как мор он столько лет быть с ней знакомым, часто бывать в ее обществе и при этом не знать ее? Сейчас казалось невероятным, что он мог смотреть на нее и не видеть ее.

Она резко повернула голову и встретилась с ним глазами; на мгновение заколебалась, но глаз не отвела. Она сглотнула комок в горле и облизнула губы. Его взгляд опустился, чтобы проследить за этим движением.

– Сегодня утром я встретила моего отца, – поспешно проговорила она.

Его брови поднялись.

– Графа Хэрроуби?

– Да, графа. – Она вспыхнула.

– Вот как, Эллен? Рад за вас. Мне следует радоваться.

Ее серые глаза были широко раскрыты и смотрели ему в глаза.

– Я видела его в последний раз, когда мне было пятнадцать лет, – сказала она. – Я ведь уже говорила вам о нашей последней встрече, да? Он не очень изменился. И выглядит совсем таким же. Завтра я собираюсь навестить его.

– Вот как! – Он слегка сжал в кулак руку, которая чуть было не протянулась к ее руке.

– Я поступлю опрометчиво? – спросила она. – Ведь он мне не отец. Глупо навещать прошлое, да? Это был когда-то мой дом. Теперь я иду туда как гостья. Мне следовало отказаться?

Он покачал головой:

– Нет. Я вижу по вашим глазам, что вам очень хочется этого. И сделайте это, Эллен. Он действительно был вашим отцом пятнадцать лет, пусть даже не он дал вам жизнь. Ведь вы говорили, что он хорошо относился к вам.

Она едва заметно улыбнулась.

– Что говорит ваша невестка? – спросил он. Она покачала головой.

– Я еще никому не рассказывала об этом. Сегодня утром я была одна. Пожалуй, вы правы, мне хочется пойти к нему. Хочется иметь родного человека, пусть даже не по крови, но родного. Вы понимаете, что я имею в виду?

Он кивнул.

– Бывает, что семья становится для человека чем-то вроде бедствия, – сказал он. – Но не иметь семьи вообще – худшей участи и вообразить невозможно. Вы должны пойти, Эллен. Он вас пригласил?

Она кивнула.

– Тогда нужно пойти.

Сколько могло длиться очарование их безмолвной беседы? Они улыбались друг другу без смущения и ничего не произнося вслух – в точности так, как это было в те две недели. Она говорила с ним искренне и доверительно, в точности как тогда. Ему почти показалось, что может протянуть руку и она позволит ему взять свою и не станет отнимать ее, как тогда.

А ведь он только что сказал, что, наверное, никогда больше не увидит ее.

– Доминик! – В голосе Анны слышались вместе смех и отчаяние. – Вы что же, оглохли? Судя по всему, вы с миссис Симпсон погрузились в воспоминания о войне. Не могли бы вы уделить мне немного внимания?

Глаза Эллен расширились, затем она отвела их в сторону. И вспыхнула.

– Простите, – сказал он. – Что такое, Анна?

– Завтра Дженнифер отправляется со мной и Уолтером в Тауэр. А мистер Пелпс не может поехать. Я буду чувствовать себя униженной, если меня будет сопровождать только брат. Вы могли бы спасти меня, Доминик? Если вы поедете с нами, весь Лондон станет мне завидовать – ведь вы, несомненно, самый красивый джентльмен в городе. – И она весело рассмеялась.

– Я могу устоять перед всем, кроме лести, – отозвался он. – И возможностью сопровождать по Лондону хорошенькую даму.

– Ну и великолепно! – И Анна улыбнулась Дженнифер. – Мы так очаруем мужчин, что они поведут нас к Гюнтеру есть мороженое.

– В такое время года? – спросил лорд Иден. – Вы сошли с ума, Анна!

Он заметил, что Эллен вступила в разговор с его матерью, теткой и Мэдлин. И он больше с ней не заговаривал, пока они с Дженнифер не поднялись, чтобы уходить.

– Я увижу вас завтра, – сказал он, обращаясь к Дженнифер и беря ее за руку. – Я уже много лет не бывал в Тауэре.

– А я вообще никогда, – выпалила девушка; лицо у нее было озорное и веселое. – Я с нетерпением буду ждать этой прогулки, милорд.

– До свидания, Эллен, – сказал он, крепко сжав ее руку и пристально глядя в глаза. Больше он ничего сказать не мог. Их окружали члены его семьи, и рядом была мисс Симпсон – и все говорили одновременно. А ведь это действительно могло быть прощанием. Он почувствовал, как к сердцу подступает холодок страха.

– До свидания, милорд. – Она пожала ему руку тоже очень крепко. Высвободившись, с улыбкой повернулась к графине.

– Молодая мисс Симпсон прекрасно держится, – сказала вдовствующая графиня, когда гости разошлись. Очень жаль, что они с Анной подружились только теперь. А миссис Симпсон совершенно очаровательна, и выглядит она гораздо лучше, чем в Брюсселе. – И она с любопытством посмотрела на сына.

– Да, – сказал он, – она действительно сильный человек, чтобы сломаться даже от самого жестокого удара. Я видел, как она утешала людей в Испании, помогала раненым при Ватерлоо.

– Вы хорошо поговорили с ней? – спросила графиня. – Между вами нет ожесточения, Доминик?

– Да, – сказал он. – Полагаю, что все это забыто, мама.

– А есть ли вероятность, что через год, когда кончится траур, между вами возникнет нечто большее?

Он покачал головой:

– Нет, полагаю, вряд я встречусь с ней снова. Я совершенно твердо решил уехать в Уилтшир на следующей неделе.

– Жаль, – вздохнула графиня. – После Александры я не встречала больше молодой женщины, которую бы мне хотелось видеть своей невесткой.

– Ничего, – сказал он, обнимая ее за плечи, – не стоит же нам вот так сразу обременять вас новыми родственниками, а, мама? Я уверен, Пенворт будет следующим. А затем, возможно, наступит и моя очередь, если мне удастся уговорить кого-то выйти за меня замуж.

Мэдлин издала некий фыркающий звук.

– Вам достаточно только шепнуть, что вы ищете невесту Домми, – проговорила она, – и очередь из девиц с их мамашами выстроится у ваших дверей на добрые полмили.

Он усмехнулся, хотя чувствовал, как сердце у него в груди обращается в камень.

* * *

Приехав в дом мистера Септимуса Фостера на следующий день после завтрака и войдя в гостиную на первом этаже Мэдлин обнаружила своего нареченного – он делал набросок углем на листе бумаги.

Она склонилась над его плечом и поцеловала его в лоб.

– Камин, – сказала она, – во всех деталях.

Он отбросил бумагу и взглянул на нее:

– Мэдлин, я же говорил вам, что Септимуса и его жены сегодня днем не будет дома. Вам нельзя здесь находиться. – В его голосе звучало раздражение.

– Ну что за вздор! – вскричала она. – Мне двадцать пять лет, Аллан. В эти годы уже не нужны армии компаньонок, марширующих за мной следом.

– Так или иначе, – отвечал он, – но я не хочу, чтобы о вас пошли толки. Вы – леди Мэдлин Рейни. Вы не такая, как все.

– Вы так думаете? – вопросила она, присаживаясь возле него. – Это весьма лестно, сэр.

– Так думаю не только я, – проговорил он. – Вы вызываете восхищение всюду, где появляетесь. И не только своей красотой, хотя вы и очень красивы. Есть в вас нечто искрометное, что притягивает к вам взгляды. Нет, я и в самом деле не должен был разрешить вам обручиться со мной. Это несправедливо, Мэдлин.

– Мы собираемся опять вернуться к этому спору? – спросила она, с улыбкой взяв его за руку. – И все из-за вашего ранения? Я сделаю так, что вы о нем забудете, Аллан.

– Но это дурно, Мэдлин. Вы не должны быть привязаны к калеке. И кроме того, я должен научиться сам справляться с моими трудностями.

– О, вы сегодня раздражены, Аллан, – сказала она, целуя тыльную сторону его кисти. – Не хотите ли, я почитаю вам?

– Нет, не хочу! Я и сам могу почитать, когда мне захочется.

– Но ваш глаз слишком быстро устает. Вы же сами сказали мне это. – Она прижалась щекой к его руке. Он повернул к ней голову.

– Боже мой! – воскликнул он. – Я обращаюсь с вами самым отвратительным образом! У меня все утро болела нога. Я готов был поклясться, что она все еще на месте. Боль была такой ощутимой! И я начинаю чувствовать себя в ссоре со всем миром, жалею себя. И все это отзывается на вас. А ведь вы столько сделали для меня. Вернули меня к жизни, когда я ждал одного – смерти. Вы простите меня?

– Я понимаю вас, – проговорила она. – Все понимаю, Аллан. И я не обижена, не оскорблена. Не думайте так.

– Не могу, – возразил он. – Вам не следует связывать себя со мной, терпеть мое дурное настроение. Вы должны быть свободной и радоваться жизни.

– Ах, Аллан, – сказала она, – если бы только вы знали, как мало я радовалась жизни последние годы. Я не жалуюсь, потому что такова жизнь. Тысячи людей много дали бы даже за половину моих развлечений. Но мне всегда чего-то не хватало. Чего-то славного. Я получаю удовлетворение от общения с вами.

– Мне остается только надеяться, – вздохнул он, – что через пять лет – или через десять – вы не почувствуете, что связаны этим браком по рукам и ногам. Но все же, Мэдлин, вы не должны находиться здесь наедине со мной. Съездим в парк?

– Вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? – спросила она, выпрямляясь. – Вам хочется рискнуть, Аллан? Я знаю, что визит к Эдмунду доставил вам мало радости.

– Только потому, что вы слишком беспокоились, стараясь опекать меня, и слова не дали мне сказать. Вам нужно научиться вести себя иначе… Хорошо бы у нас был личный экипаж. Я позвоню, чтобы нам подали такой.

– Я сама, – сказала она, вскакивая. – А вы посидите.

– Я сказал, что позвоню, – раздраженно проговорил он и медленно поднялся с помощью костылей. – Ах, Мэдлин, У меня такое ощущение, что мне придется просить у вас прощения всю жизнь.

Глава 17

Дженнифер, Анна, Уолтер Кэрринггон и лорд Иден провели больше часа в лондонском Тауэре, осматривая оружие и созерцая драгоценности, принадлежащие короне.

– Поневоле хочется представить себя принцессой, которая может надеть все эти украшения, не правда ли, Дженнифер? – обратилась к ней Анна.

– О да! – воскликнула Дженнифер, на лице которой застыло восхищение.

– Но вам бы страшно наскучило весь день сидеть на троне, барабаня по подлокотнику пальцами, унизанными кольцами, – сказал Уолтер, и обе девушки засмеялись. – Вы только вообразите – никакой свободы, ни в парк не пойдешь, ни отправиться поесть мороженого у Гюнтера.

– Так что там насчет мороженого? – спросила Анна, просовывая руку под локоть лорда Идена.

– Вы просто таете изнутри, – сказал тот. – Но так и быть. К тому же вы предпочитаете открытую коляску, да? В конце сентября?

– В закрытом экипаже Анне всегда не хватает воздуха, – заметил ее брат. – И еще она уверена, что пропускает все самое интересное, поскольку нельзя смотреть во все окна одновременно.

– У меня новая шляпка, – сообщила, сияя улыбкой, юная леди, – и мне хочется, чтобы весь свет ее видел. Она вам нравится, Доминик?

– Очень миленькая, – ответил тот. – Но ради Бога, Анна сохраняйте дистанцию, когда наклоняетесь вперед. Вы выколете мне глаза пером своей очаровательной шляпки.

Они решили проехаться по Гайд-парку, поскольку осенняя листва, по словам Анны, красива. В парке они встретили закрытый экипаж, в котором ехала Мэдлин с лейтенантом Пенвортом. Мэдлин опустила окно, чтобы обменяться приветствиями с пассажирами, сидевшими в коляске. Лейтенант держался в тени.

– Как поживаете, лейтенант? – окликнула его Дженнифер. – Очень рада видеть, что вы снова выезжаете. Вы меня помните?

– Разумеется, помнит, – ответила с улыбкой Мэдлин. – Мы решили воспользоваться прекрасной погодой и немного прокатиться.

Дженнифер смотрела на человека, который поднял руку в ответ на ее приветствие, и не узнавала его. Худой и бледный, половина лица закрыта повязкой. Она вспомнила гибкого молодого красавца офицера, которому нравилось находиться в постоянном движении.

– Мы едем к Гюнтеру, – сказал лорд Иден. – Не хотите ли присоединиться к нам, Пенворт? А вы, Мэдлин?

– Как-нибудь в другой раз, – быстро ответила та.

– Благодарю вас, – тут же отозвался лейтенант Пенворт. – Я с удовольствием.

Спутница удивленно взглянула на него.

– Вы уверены, что не имеете ничего против? – спросила она.

– Нет, – резко бросил он. – А вы?

– Значит, встретимся там немного погодя, – сказал лорд Иден.

Мэдлин, вспыхнув, скрылась в карете.

– Стало быть, наконец-то мы встретимся со своим будущим зятем, – проговорил лорд Иден, когда коляска тронулась. – Мэдлин все время прятала его.

– Я просто умирала от любопытства, – сказала Анна.

– Бедняга, – вздохнула Дженнифер. – Какая жестокая эта война!..

– Вы из-за меня, Мэдлин, хотели отказаться от мороженого? – спрашивал между тем лейтенант, сидя в другой карете.

Она с расстроенным видом посмотрела на него.

– Да, – потупившись, ответила она. – У Понтера всегда столько народу. Аллан… Вы ведь не думаете, что я вас стыжусь?

– Не думаю. – Он коснулся ее руки. – Но для вас так утомительно, когда на меня глазеют посторонние, верно? Только это меня угнетает. Однако там ваши родственники, ваши друзья. Вы должны проводить время с ними. Стань я вашим мужем, я тоже должен буду общаться с ними.

Через несколько минут головы посетителей кондитерской Гюнтера как по команде обернулись, чтобы посмотреть на лейтенанта Пенворта, входившего в нее с довольно мрачным видом. Без посторонней помощи он подошел к столу и сел на свободный стул рядом с Дженнифер. Мэдлин представила всех своему спутнику; ей пришлось сесть на противоположном конце.

Несколько минут продолжалась легкая дружеская болтовня. Много смеялись. Потом Анна пустилась в красочное, описание только что виденных сокровищ, смешно сетуя на то, что им придется скоро отказаться от всех удовольствий и возвращаться в деревню, как велел отец.

– Ну что ж, Эдмунд и Александра с детьми тоже уезжают, – сказала Мэдлин примиряюще. – Я уговариваю и Аллана уехать ненадолго. – Она улыбнулась через весь стол своему жениху, который беседовал с Дженнифер.

– Вы чувствуете себя лучше? – спрашивала его Дженнифер. – Я была так расстроена, услышав, что вы ранены, сэр.

– Благодарствуйте, – ответил он, не глядя на нее. – Я полностью выздоровел. – Лицо у него было бледное и угрюмое. Это был совершенно не тот молодой человек, с которым она когда-то танцевала на балу и гуляла в Суанском лесу.

– Вы скоро возвращаетесь в Девон? – спросила она. – Я помню, вы рассказывали мне о своей семье и о том, как вы любите свой дом.

– В обозримом будущем у меня нет никаких намерений, – мрачно ответил он.

– Вот как? – сказала она, поднося ко рту ложку с мороженым. – Но ваша матушка, наверное, беспокоится о вас. И ваш батюшка, и все ваши братья и сестры.

– Без сомнения, – ответил он. – До конца дней своих я буду теперь предметом их жалости. Раньше они гордились мной.

– А теперь разве они вами не гордятся? – Дженнифер нервически поиграла ложкой. Лучше бы он сидел где-нибудь в другом месте.

– О да. – Голос его был холоден. – Я их израненный герой.

– Почему на вас такая большая повязка? – спросила она и вспыхнула, сообразив, как бестактен ее вопрос.

– Мое лицо – не очень приятное зрелище.

– Разве раны до сих пор не зажили?

– Зажили, насколько вообще это возможно.

– А не лучше ли было бы носить маленькую повязку на глазу? – спросила она, решив быть откровенной. – Солнце и воздух помогли бы сгладиться шрамам. А большая повязка гораздо больше бросается в глаза, чем даже шрамы. Простите, но я бы не советовала вам ее носить.

– Это вы бы не советовали, – проговорил он так тихо, что она не была уверена, правильно ли расслышала его слова. Все время, пока они оставались в кондитерской, ей было не по себе.

* * *

– Итак, насколько я понимаю, Пенворт вас не пощадил? – сочувственно спросил у нее лорд Иден, когда они сели в коляску.

– Увы, получила по заслугам, – ответила девушка. – Не стоило задавать ему личных вопросов. Раны на теле у него зажили. А вот другие, куда более глубокие, еще даже не начали затягиваться.

– Как он будет жить теперь? – Уолтер недоуменно пожал плечами. – Одна нога. Один глаз. Ух! Я, наверное, предпочел бы умереть.

– Какой вздор! – воскликнула Дженнифер, снова вспыхнув от своей резкости. – Между прочим, в жизни очень многое можно сделать без ноги и без глаза. Очень горько за лейтенанта Пенворта, ведь он был всегда так подвижен, полон внутреннего огня. Жаль, что он стал таким жестким и циничным. Впрочем, беда случилась с ним всего три месяца назад. Но вот если бы и через несколько лет он продолжал оплакивать свою потерю и дуться на жизнь – тогда я бы рассердилась на него. Это грустно вдвойне.

– Вы, наверное, правы, мисс Симпсон, – согласился Уолтер. – Но Боже мой, как же можно примириться с потерей ноги и не сетовать на судьбу! Нельзя ездить верхом. Нельзя заниматься спортом. Не могу себе представить такое.

– Бедняга, – грустно заметила Анна. Дженнифер видела, что лорд Иден ей улыбается.

* * *

К вечеру Эллен отправилась к графу Хэрроуби, не взяв с собой никого, и, приподняв медный дверной молоток, висевший на огромных двустворчатых дверях его дома, подумала, что, пожалуй, нарушает правила приличия. И улыбнулась этой мысли. То был ее дом целых пятнадцать лет. Этот человек был ей отцом.

Он снова пил; она поняла это, как только он торопливо спустился вниз ей навстречу, не ожидая, пока дворецкий проводит ее в гостиную.

– Я бы и капли не взял в рот, Элли, будь точно уверен, что вы придете, – сказал он, улыбаясь и протягивая ей руку. – Я думал, вы не придете, немного поразмыслив.

– Но я пришла, – отозвалась она, оглядывая гостиную и отмечая, что в ней ничего не изменилось с тех пор, как она последний раз была здесь, разве что ковер выглядел более потертым, а занавеси на окнах – выцветшими.

– Я никого больше не пригласил, – сказал он. – Надеюсь, вы не возражаете. Мы будем вдвоем – вы и я, Элли. И потом… – он улыбнулся с извиняющимся видом, – весьма немногие леди примут нынче приглашение графа Хэрроуби. Вы знаете… меня ведь не считают респектабельным человеком.

– Вот как? – На его лице и фигуре явственно проступили приметы его образа жизни. Они молчали, потому что экономка – Эллен не знала ее, как и нового дворецкого, – принесла поднос с чаем.

– Я налью чаю? – в смущении обратилась она к тому, кого всегда называла отцом.

– Если бы вы не ушли от меня, – сказал он, протягивая руку и указывая, что она должна сесть рядом с подносом, – я не стал бы такой развалиной, которую вы видите перед собой. Я любил вас, дитя мое. Вам не надо было уходить.

– Вы ведь запили не сразу после моего ухода, – возразила она, подавая ему чашку с чаем. – Будьте же честны с самим собой. А мне ни к чему нести на своих плечах тяжесть вины за вашу слабость.

Он улыбнулся почти по-мальчишески.

– Вы совершенно правы, – сказал он. – Но вы всегда были ко мне добры, Элли. И всегда называли вещи своими именами. Всегда прогоняли меня, когда я был под хмельком. Помните?

Он засмеялся.

– Иногда – не часто, признаюсь, – я соблюдал трезвость только для того, чтобы прийти в детскую либо в классную комнату и повидать вас. А потом уже напивался. Но в те дни не очень сильно, дитя мое. Не так сильно. Возьмите печенье.

Они посмотрели друг на друга.

– Вы всегда были для меня святым Георгием, – проговорила она, – который может защитить меня от драконов.

– Вот как, Элли? А он был к вам добр?

Она поняла, что говорит он не о Чарли.

– Да, – ответила она, – он был ко мне добр.

– Но драконов не убивал? – Он снова по-мальчишески улыбнулся.

– Я стала старше, – ответила она. – Я поняла, что не бывает людей непогрешимых. Даже среди отцов.

– Расскажите мне о вашей жизни, – попросил он. – Мне кажется, Элли, будто бы вы умерли и воскресли из мертвых.

Она рассказала ему об Испании и о Бельгии. Рассказала о Чарли и о Дженнифер, о своих друзьях. Она спохватилась, когда кончила описывать свою встречу с сэром Джаспером Симпсоном, – говорить так долго! Но он слушал ее с интересом, не спуская глаз.

– Вам следовало обратиться за помощью ко мне, Элли, – сказал он, – а не к нему. Вам кажется, что он в большей степени ваш отец, чем я?

– Он дед Дженнифер, – возразила она. – И встреча с ним была очень важна, папа. – Она крепко закусила губу и закрыла глаза, произнеся это слово.

– А может статься, – сказал он, – может статься, что именно я ваш отец, Элли.

Она покачала головой, не отводя глаз от серебряного молочника, стоящего на подносе, – такого знакомого молочника.

Он встал и потянул шнурок со звонком, прося унести поднос. Когда лакей вышел, он подошел к Эллен и сел рядом с ней.

– Не уходите, – сказал он, беря ее за руку. – Посидите и поговорите со мной еще немного, Элли.

Она посмотрела на его руку; ее Эллен узнала бы из сотни других – с тупыми пальцами в темных волосках и ногтями, в ширину большими, чем в длину. Руки, которые держали ее, когда она была малым ребенком; руки, за которые она хваталась, когда училась ходить, хотя толком уже не помнила, где и когда все это происходило.

– Что вы хотели этим сказать? – вскинула она на него потрясенный взгляд.

Он посмотрел на нее глазами с красными прожилками из-под нависших век.

– Мы с вашей матерью, – сказал он, – ссорясь, старались ранить друг друга словами как можно больнее, пусть даже в наших словах не было правды. Я думаю, вы моя дочь, Элли.

– Она же сказала, что это не так. И он… отец… не возражал.

– Когда ваша мать ждала вас, мне даже в голову не приходило спрашивать, от кого младенец. А ведь будь у меня хоть какое-то сомнение, уж я бы спросил, верно? Я всегда знал, когда у нее кто-то появлялся. Но в то время у меня не возникло никаких подозрений. И потом ваша матушка была осторожна. Она бы постаралась не наживать ребенка не от меня. Вы были у нас первым и – как оказалось – единственным ребенком. Вам следовало бы родиться мальчиком, Элли. Моим наследником. Я думаю, что вы моя дочь.

– Но зачем же она так сказала? – спросила Эллен.

– Чтобы сделать мне больно. Только это. Она знала, что вы единственная, кого я люблю по-настоящему. И ей хотелось настроить меня против вас. Вам этого знать не полагалось. Но я пришел и сказал вам, да? Наверное, в ту минуту я почувствовал себя обманутым. А потом ваша мать сбежала с Фенчерчем, и больше я никогда ее не видел. В последний раз, когда я слышал о ней, она находилась в Вене с кем-то, кого я совершенно не знаю. Мы не были с ней славной парой, детка. В том, что случилось, виновата не только она. Но вы пострадали больше всех.

– Да, – сказала она, – это так. Но наверное, все в жизни не случайно. Если бы я не поехала в Испанию, я не познакомилась бы со своим будущим мужем. Даже подумать страшно, что я могла бы прожить жизнь и не встретиться с ним.

Он похлопал ее по руке.

– Скажите-ка еще разок то слово, – попросил он, – то слово, что недавно у вас сорвалось. Так приятно было слышать, Элли.

Она взглянула на него и сглотнула.

– Папа?.. А знаете, я никогда не называла его так.

Он снова похлопал ее по руке.

Она посмотрела на него как бы мимо налитых кровью глаз, красных в прожилках щек и двойного подбородка. Он был ее отцом. Она лежала клубочком на широких коленях и играла цепочкой от его часов. Тогда казалось, что ничто в мире не может угрожать ей.

– Я жду ребенка. – Она сама удивилась, когда вдруг произнесла эти слова. – И не от мужа. Я зачала его от любовника меньше чем через месяц после смерти мужа. А теперь я позволила всем думать, что он от Чарли, и вот не знаю, что мне делать.

«Поделись с папой всеми своими трудностями, Эллен. Сядь к нему на колени, и он все уладит».

– Вот как, Элли? – сказал он, поглаживая ее по спине теплой широкой ладонью. – Важно, счастливы ли вы были при этом. Вы его любили?

– Да, любила, – ответила она. – Страстно и беззаветно папа. Целую неделю никого не существовало в мире. Всего лишь неделю. Даже меньше. Это друг Чарли и мой друг. Внезапно, прежде чем кто-то из нас понял, что происходит, мы стали любовниками. Но все это было очень странно. Я любила Чарли. Или думала, что любила. А теперь я чувствую себя такой виноватой и смятенной, что перестала понимать, что же такое любовь.

– Успокойтесь, детка, – сказал он, похлопав ее по руке, – скоро появится дитя, Элли, вы полюбите его и поймете. А он знает?

– Нет. – Она стиснула руки. – Я не могла ему сказать. Я даже не хочу, чтобы он знал об этом.

– Это грустно, Элли, когда тебя лишают твоего ребенка. Он вас любит?

– Нет. Ах, он любил меня в течение недели, как и я его. Но любовь – не то слово. Это была не любовь. И больше он ко мне не испытывает… как бы оно ни называлось. Он скоро покидает Лондон.

– А вы остаетесь, – сказал он, – с родственниками мужа и ребенком от любовника. Ну что же, детка, вы сами выбрали себе будущее. Вы всегда так поступали. Я очень верю в вас. Знайте, что вы всегда можете прийти сюда, Элли. Этот дом всегда будет вашим домом. И я – вашим отцом, пусть даже не я произвел вас на свет. Но думаю, именно я был им.

– Ох, – сказала она, поднимая их соединенные руки так, чтобы коснуться губами костяшек его пальцев, – если бы вы знали, какая тяжесть свалилась с моих плеч, когда я все вам рассказала! Все же я думаю, что в вас действительно есть что-то от святого Георгия.

Он засмеялся, довольный, и она улыбнулась, глядя ему в глаза.

– Вы еще придете? – спросил он. – Вы не исчезнете снова, Элли? Вы придете навестить меня?

Она кивнула и поднялась.

– Я пробыла у вас гораздо дольше, чем намеревалась, – сказала она. – Я рада, что пришла, папа. Вы действительно единственный близкий мне человек. Больше у меня никого не осталось.

– Идите сюда, детка, я обниму вас, – сказал он, обнимая и баюкая ее в своих объятиях. А она вспомнила давно забытое: ей пора в постель, а матери, слишком занятой своим туалетом, когда она отправлялась куда-то развлекаться, некогда было заглянуть в детскую и поцеловать на ночь дочку. Ее окутал знакомый запах – некая волшебная смесь бренди, нюхательного табака и одеколона, которая ее успокоила.

– Ах, папа, – проговорила она, с головой погружаясь в жалость к себе и на мгновение утрачивая способность думать о чем-либо, – как же я выношу дитя, если он уезжает навсегда?

– У вас останется ваше дитя, – сказал он, – и ваш папа. Все будет хорошо, детка. Поверьте, все будет хорошо.

* * *

Граф Эмберли сидел, откинувшись на спинку дивана, в комнате рядом с детской и с полуулыбкой смотрел, как жена баюкает дочку.

– Она уснула, – сказал он.

– Я знаю. – Александра вздохнула. – И надо уложить ее в кроватку, да? Пора малышку отнимать от груди. Ей уже семь месяцев. Но это не правильно, Эдмунд. Дети должны оставаться грудными младенцами гораздо дольше.

– Ну что ж, – отозвался он, – когда Кэролайн будет отнята от груди, мы с вами, Алекс, постараемся поместить внутрь нового младенца, хорошо?

Она вспыхнула.

– Ах, Эдмунд, от ваших слов у меня мурашки по коже бегут.

Он усмехнулся.

– Это просто позор, что мы теряем время.

– Мы действительно возвращаемся в Эмберли на следующей неделе? – спросила она улыбаясь. – Я не верю, что мы вскоре окажемся дома. Какое блаженство!

– Я немного удивился, когда лейтенант Пенворт согласился приехать к нам вместе с Мэдлин, а вы?

– Удивилась, – ответила она, – но я рада. Мне хочется узнать его поближе. А Мэдлин так старательно ограждает его от всего.

– И в результате вся ситуация становится ужасно неловкой, – заметил граф. – Эмберли пойдет ему на пользу. Мне кажется, если лейтенанта предоставить самому себе, он научится успешно справляться со своими трудностями.

– Вы хотите сказать, если Мэдлин перестанет с ним так носиться?

– Не хочу говорить о ней дурно, – сказал он, – судя по всему, она совершенно ему предана. В жизни не видывал, чтобы Мэдлин так мало занималась собой, посвящая себя другому человеку.

– Они будут счастливы? – спросила Алекс.

Он пожал плечами.

– Наверное, если захотят. Вот поживут в Эмберли и получше узнают друг друга. Между ними возникнут какие-то другие отношения, кроме отношений больного и сиделки. Потом приедут дамы Симпсон. Алекс, вы не жалеете, что пригласили их в Эмберли? Ведь я не уговаривал вас.

– Я не возражала потому, что согласилась с вами, – сказала она. – Впрочем, я не уверена, что они приедут, Эдмунд.

– Доминик твердо решил уехать в Уилтшир.

– Миссис Симпсон будет чувствовать себя с нами неловко, – сказала графиня. – В конце концов, ведь мы его родственники. Но если они все же приедут, это будет славно. Вы прекрасно придумали. Мэдлин в дружеских отношениях с ними обеими, а Анна очень сблизилась с мисс Симпсон. Кажется, и Уолтер тоже. Жизнь в загородном поместье, пока они в трауре, более удобна. Да и вообще они мне нравятся.

– Я чувствую себя крайне обязанным миссис Симпсон, – сказал граф. – Мне кажется, что мы бы потеряли Доминика, если бы не она. Мне хотелось бы как-то выказать ей свою благодарность.

– Тогда мы пригласим их, когда они придут к нам на чай, – сказала графиня. – Поговорите с ними вы, Эдмунд. Вы умеете убеждать гораздо лучше меня.

– Вот как? – Он встал и взял у нее из рук спящее дитя. – Вряд ли я сумею убедить своего сына отказаться от мысли немедленно покататься на мне верхом, а мою жену – отправиться со мной в спальню…

– Разумеется, не сумеете, милорд. Вы будете вести себя пристойно до того времени, пока мы не ляжем спать, – улыбнулась она.

– Так и знал, что у меня ничего не получится, – вздохнул он.

* * *

Радость била в Дженнифер ключом. В какие-то моменты ее охватывали угрызения совести и она принималась плакать, вспоминая, что еще носит траур по отцу. Но Эллен была счастлива, видя, что к девушке возвращается радость жизни. Два месяца они предавались горю, и такому юному существу опасно было и далее сосредотачиваться на трагедии.

У Дженнифер все складывалось хорошо. У нее были и друзья, и поклонники, хотя Эллен не видела, чтобы она питала склонность к кому-то из них. В том числе и к лорду Идену, к немалому ее огорчению. Дженнифер болтала с ним не больше, чем с Уолтером Кэррингтоном или с другом Анны мистером Фелпсом.

Они несколько раз навещали сэра Джаспера Симпсона, однажды – мистера Филипа Симпсона. И сэр Джаспер как-то после очередного визита сказал Дженнифер, что она, когда улыбается, похожа на свою бабку. Значит, ее все-таки признали родной внучкой.

Он был добр не только на словах – в честь своих новообретенных родственниц он дал обед, предварительно осведомившись, кого бы они хотели видеть на вечернем приеме. Эллен промолчала, а Дженнифер пустилась в длинное перечисление чуть ли не всех своих знакомых: лорда Идена, Анну и Уолтера Кэррингтон, миссис Дженнингс, леди Мэдлин, сестер Эмери.

– Леди Мэдлин обручена с лейтенантом Пенвортом, – пояснила она. – Я познакомилась с ним в Брюсселе, дедушка, но его серьезно ранили, и он теперь не любит показываться в обществе. Думаю, он не придет.

– Во всяком случае, я пошлю ему приглашение, – сказал старик, усмехнувшись.

Эллен не встревожилась при упоминании лорда Идена, ведь он теперь старательно избегал встреч с ней, как и она с ним. Да и собирается в деревню. Он, разумеется, отклонит приглашение…

Она уже исцелилась от страха, охватившего ее во время первой встречи. Теперь Эллен сумела приучить себя к мысли, что они никогда больше не увидятся, и рана ее начала затягиваться. Пока что очень тонкой пленкой, и Эллен боялась, как бы она не начала кровоточить.

Визит к графу и графине Эмберли не вызвал у нее опасений. Она помнила доброту и чуткость, которые выказал ей граф в те страшные дни в Брюсселе. Вряд ли, думала она, они захотят смутить ее, пригласив к чаю брата. Дженнифер от этого визита ждала одного – встречи с детьми графа Эмберли.

Их свидание получилось действительно трогательным – Кристофер ухватился за ее юбку, требуя внимания, пока она обменивалась приветствиями с хозяином и хозяйкой. И тут же Кэролайн, сидевшая на руках у Алекс, вытянулась, став на коленки, и приникла к груди Эллен, с самым серьезным видом уставившись на нее. Эллен посадила малышку к себе на колени и открыла свой ридикюль, чтобы та могла исследовать его содержимое.

Приглашение погостить в Эмберли-Корт застигло Эллен врасплох.

– О! – только и проговорила она, когда граф предложил ей с Дженнифер пожить несколько недель у них в поместье.

Дженнифер была не столь сдержанна.

– Ах, Эллен, а мы сможем поехать? Прошу вас, поедемте! Ведь Эмберли у моря, да? Вы рассказывали мне об этом, сударыня, когда мы возвращались в Англию, и Анна тоже мне говорила. Это так великолепно!

Слова графа о том, что он хотел бы еще раз поблагодарить ее за возвращение к жизни его брата, Эллен приняла настороженно.

– Но вы ничего мне не должны, совершенно ничего. Я сделала не больше, чем сотни других женщин, находившихся тогда в Брюсселе, – ответила она потупившись.

– Совершенно верно, – подхватил граф, – но сотни других женщин выхаживали не моего брата, сударыня. Но не говоря о том, что мы вам действительно обязаны, нам просто было бы приятно развлечь вас.

– Ах, Эллен, соглашайтесь! – Дженнифер умоляюще смотрела на нее.

– Там будет и Мэдлин, – сказала графиня, – и ее жених. Доминик, как вам известно, на днях уезжает в свое собственное имение.

– Возможность пожить немного в деревне очень привлекательна для меня, – сказала Эллен искренне.

– Ну и великолепно! – заявил граф, принимая слова Эллен за согласие. – Нам с Алекс всегда доставляет удовольствие показывать гостям наш дом. Значит, решено. Судя по шуму на лестнице, к нам идут гости.

Дверь гостиной отворилась, вошел дворецкий, на один шаг опередив Анну и Уолтера Кэррингтон, Сьюзен Дженнингс и… лорда Идена. Как обычно, голос Анны появился в комнате раньше ее самой.

– Начался дождь, Александра, – сказала она, – а мы ехали в открытой коляске. Ваш дом оказался ближе остальных знакомых домов, вот мы и решили пригласить самих себя к чаю. Вы ведь не возражаете? Впрочем, не укажете же вы нам на дверь. Ой! – Она хлопнула себя пальчиками по губам. – У вас уже гости!

А при виде Дженнифер глаза ее заблестели радостью.

– Мы с Уолтером сегодня утром получили приглашение от вашего деда. Вы знали об этом? Мы сразу же ответили согласием, – сообщила она.

Пока все обменивались шумными приветствиями, лорд Иден выбирал себе место подальше от Эллен. И пленка, затянувшая ее рану, оказалась безжалостно сорванной.

Эллен и лорд Иден тайком рассматривали друг друга с противоположных концов комнаты.

– Почему бы вам тоже не поехать в Эмберли, Доминик? – игриво спросила Анна. – Тогда я была бы счастлива абсолютно. Весьма дурно с вашей стороны немедленно отбыть в Уилтшир. Эту поездку можно отложить на пару месяцев.

– Нет, Анна, – ответил лорд Иден, продолжая смотреть на Эллен, – я приеду в Эмберли не раньше чем на Рождество.

– Я получила приглашение от сэра Джаспера Симпсона на обед и карточную игру, – сказала Сьюзен Дженнингс, обращаясь к Эллен. – Очень любезно с его стороны. Этим приглашением я обязана дружбе с вашей падчерицей, сударыня. Конечно, меня теперь некому сопроводить – после смерти моего дорогого мужа.

– А вы будете, милорд? – нетерпеливо задала вопрос лорду Идену Дженнифер.

– Я еще не ответил на приглашение, – осторожно ответил тот.

– Это будет накануне вашего отъезда, – вмешалась Анна. – Хотя бы поэтому вы должны пойти, Доминик.

– Эллен, не сочтите мой отказ от приглашения, за проявление дурного воспитания или неуважения к вашему свекру, – сказала Сьюзен. – Но вы знаете, как сложно жить, когда теряешь мужа. – И она поднесла к глазам крошечный платочек.

– Я отвезу вас в своем экипаже, Сьюзен, – мягко сказал лорд Иден безутешной вдове. – Мы поедем вместе.

– Как вы любезны, хотя мне не хотелось бы затруднять вас, милорд.

– Никаких затруднений. – Его взгляд, когда он снова взглянул на Эллен, выражал такие сложные чувства. Рана ее снова открылась.

Глава 18

Спустя несколько дней шестнадцать человек приглашенных явились в дом сэра Джаспера Симпсона на обед. Прием, к сожалению, будет невеселым, сообщил он гостям, перед тем как перейти из гостиной в столовую. Многие здесь носят траур, и посему танцев не будет. Хозяин дома пояснил, что он все же не устоял перед желанием устроить прием в честь своей невестки и внучки, с которыми волею судьбы недавно познакомился.

Лорд Иден отметил про себя, что знает почти всех присутствующих. Не знал он только самого сэра Джаспера и миссис Эдит Симпсон, но он несколько раз встречал Филипа Симпсона в «Уайт-клубе». Знаком он был также с мистером и миссис Эверет, родственниками Чарли. Молодого мистера Лоуренса Уинслоу он никогда не встречал, но хорошо знал виконта Эджертона. А когда этот джентльмен и Уолтер признали друг в друге старых школьных товарищей, их оживление передалось и прочим гостям.

Даже Мэдлин и Пенворт сумели побороть напряжение, которое возникло между ними. Мэдлин беспокоило, хватит ли у него сил, чтобы целый вечер пробыть в таком многолюдном обществе.

Обняв ее за плечи, Пенворт сказал, что есть только один способ выяснить это. А хватит ли сил у нее…

* * *

Лорд Иден до сих пор так и не понял, почему принял это приглашение. Из-за желания выручить Сьюзен? Или его убедила Анна? Или нетерпеливое выражение лица мисс Симпсон? Или же потому, что поддался слабости и эгоистичному желанию помучить себя еще раз? А может, и Эллен тоже?

Когда сэр Джаспер взял Эллен под руку и повел ее в столовую, а сам он предложил руку Сьюзен, он твердо сказал себе, что в этот вечер будет держаться подальше от Эллен. Таким образом он отнесется с уважением к ее чувствам.

Он радовался, что чемоданы его упакованы и все распоряжения касательно завтрашнего отъезда сделаны. Стало быть, никакому соблазну он просто не может поддаться. Надо забывать ее и начинать новую жизнь. Усадив Сьюзен как можно дальше от хозяина, сидевшего во главе стола, он принялся любезничать и с ней, и с леди Хэвершем, сидевшей рядом с ним. Он как бы замкнул себя на разговоре с этими леди, а также с Уинслоу и миссис Эверет, сидевшими напротив. Скоро, думал он, этот нелегкий час промелькнет, дамы удалятся, а сэр Джаспер уведет джентльменов туда, где соберутся любители посидеть за портвейном и разговором в мужской компании, – это еще час.

Но сэр Джаспер поднялся до того, как Эдит Симпсон подала знак дамам. Он сказал, что просит гостей присоединиться к его тостам в честь внучки, которую обстоятельства удерживали вдали от него в течение всей ее жизни, и в честь его дорогой невестки, которая была отрадой последних лет жизни его сына. Все с готовностью подняли свои бокалы.

Впервые за вечер лорд Иден позволил себе открыто взглянуть на Эллен. Она сидела очень прямо, с бледным и напряженным лицом, устремив огромные умоляющие глаза на свекра. Одна ее рука потянулась было к его руке, но снова опустилась на колени.

Лорд Иден зажмурил глаза.

– Третий мой тост, – сказал сэр Джаспер, – я предлагаю в честь третьего человека, того, кто сегодня уже с нами. Таким образом, нас – семнадцать, – и он ободряюще улыбнулся своей невестке.

Та закрыла глаза и крепко стиснула кулаки.

– За моего будущего внука, – провозгласил сэр Джаспер. – За моего внука, за самую главную мою надежду. За моего наследника.

Глухо зажужжали голоса, заскрипели отодвигаемые стулья. Поплыл звон бокалов. Лорд Иден смутно слышал, как Сьюзен говорит, мол, в жизни не была так удивлена. Он увидел Дженнифер – она прижимала ладошки к губам и тихо плакала.

Он стоял, кланялся и улыбался, пока дамы покидали столовую. Даже принял участие в разговоре о скачках и о достоинствах лошадей, выставленных на аукционе, который проходил в эти дни у Тэттерселла. Он не знал, сколько просидели мужчины за портвейном – десять минут, полчаса или целый час.

Наконец сэр Джаспер предложил им присоединиться к дамам в соседней гостиной.

* * *

До прихода мужчин Дженнифер сидела рядом с Эллен. Большинство дам собрались вокруг фортепьяно, музицировали.

За последние месяцы Дженнифер впервые была так счастлива. Она снова и снова повторяла это Эллен. И корила, почему Эллен не сказала ей раньше.

– Мне было так жаль вас, Эллен, – говорила девушка. – У меня появились друзья, и я постоянно бываю на людях, веселюсь. Я поняла, что потерять мужа гораздо тяжелее, чем потерять отца. Я мечтала, чтобы у вас кто-то появился. Но хотя вы молоды и очень хороши собой и, конечно же, снова когда-нибудь выйдете замуж, пока вы не можете об этом и думать, правда? А вот теперь у вас действительно появился он – ваш ребенок. Ах, Эллен, я знаю, почему вы не сказали мне раньше: я бы закружила, затискала вас.

– Дженнифер, – вид у Эллен был расстроенный, – я не хотела, чтобы вы узнали новость таким вот образом. Я хотела рассказать вам обо всем. Мне вообще нужно сказать вам очень многое.

Дженнифер захлопала в ладоши:

– Да, вы расскажете мне все-все, когда у нас будет свободное время. Целых три недели в Эмберли-Корт! Ах, Эллен, жизнь снова стала вдруг очень хорошей. Но вы не кажетесь счастливой. Я такая бесчувственная! Конечно, папы больше нет с нами. Он ведь ничего не знал, да?

– Да. Он ничего не знал.

Едва мужчины вошли в гостиную, Эллен поднялась с места и стала у рояля, делая вид, что поглощена игрой Мэдлин.

Эллен сидела между Эдит и миссис Эверет; они беседовали и пили чай. Ей казалось, что здесь ей ничего не грозит. Но когда чай был выпит, Эдит взяла свою чашку и чашку Эллен и отнесла их на поднос. Там она задержалась, чтобы поговорить с Дороти. А миссис Эверет позвали аккомпанировать на фортепьяно Анне с Дженнифер, которые вознамерились петь дуэтом.

Эллен не успела среагировать, и свободное кресло рядом с ней заняли. Эллен сжала лежащие на коленях руки и устремила взгляд на один из карточных столов, где лейтенант Пенворт со Сьюзен Дженнингс в качестве партнерши собирался сразиться с лордом Эджертоном и Мэдлин.

– Итак, Эллен, – ровным голосом проговорил лорд Иден, – кажется, вы забыли что-то сказать мне.

– Я вас не понимаю. – Она перевела взгляд на его ноги, облаченные в синие короткие панталоны; но посмотреть ему в лицо не могла.

– Вы забыли рассказать мне, что наша связь возымела последствия.

– Вы говорите об объявлении, которое сэр Джаспер сделал за обедом? – Она понимала, что эта фраза звучит нелепо, но не могла придумать ничего другого.

– Полагаю, что весьма немногие мужчины таким вот образом узнают о своем отцовстве. Но при данных обстоятельствах я вообще должен радоваться, что поставлен в известность. Завтра вашей тайне уже ничто не грозило бы. Ведь я уезжаю в Уилтшир.

– Моей тайне? Но это не тайна, милорд. Я решила рассказать об этом своим близким. У меня просто не было возможности рассказать и вам.

– Ну конечно, – сказал он. – Как это глупо с моей стороны – вообразить, будто я что-то значу. Я всего лишь посадил семечко. Я всего-навсего отец. Совершенно ненужное лицо, поскольку семечко уже посажено. Какая самонадеянность с моей стороны – полагать, что отец может рассчитывать на уважение его чувств.

– Вы заблуждаетесь, – сказала она. – Это ребенок Чарли.

Она чувствовала, что он пристально смотрит на нее. Она же делала вид, что наблюдает за карточной игрой на другом конце комнаты.

– Понятно, – сказал он. – Значит, это счастливое совпадение – после пяти лет замужества он подарил вам дитя в самый последний момент. По вас еще ничего не заметно. Стало быть, это произошло в самый последний день.

– Да, это счастливое совпадение.

– Рад за семейство Симпсон. Очень рад за сэра Джаспера, теперь он может ждать еще одного внука. Того, кто заменит ему потерянного сына и станет утешением его старости.

– Именно так, – сказала она.

– И рад за мисс Симпсон, у которой появится брат или сестра. И за мистера Филипа Симпсона, с июня ставшего наследником своего отца. Наверное, Симпсоны надеются, что дитя будет мужского пола и фамильная собственность и состояние вновь перейдут к потомкам Чарли. – Он резко наклонился к ней. – Что вы сказали?

– Да, – только и ответила она.

– Эллен, я никогда не считал вас трусихой. Я множество раз был свидетелем вашей незаурядной храбрости. Теперь же вы демонстрируете незаурядную трусость.

Она в первый раз посмотрела на него; глаза ее сверкали.

– Докажите! – почти выкрикнула она. – Докажите, что я лгу. Что это ребенок не Чарли. А я трусиха, не способная сказать правду. Докажите!

– Этого я не могу. – Он покачал головой. – И не стал бы даже если бы и мог. Но мы оба знаем правду, Эллен. Вы носите дитя, которое зачали мы с вами. И дитя это всегда будет нашим, сколько бы вы ни выискивали сходства с Чарли когда ребенок подрастет. Вам сильно повезет, если глаза И у него будут не зеленого цвета.

– У Чарли глаза не были зеленые, – сказала она. – И у меня тоже.

Он медленно и даже лениво оглядел присутствующих, убедившись, что на них никто не обращает внимания.

– Знаете, Эллен, – сказал он, – вам повезло, что мы находимся среди людей и должны делать вид, будто заняты дружеской и совершенно несерьезной болтовней. Очень повезло. Потому что вот уже целый час я нахожусь в шоке. Но я начинаю злиться.

– И зря. Это не имеет к вам никакого отношения, милорд.

– Мне хочется схватить вас обеими руками, – спокойно проговорил он, – и хорошенько встряхнуть. Потом положить вас к себе на колени и отлупить так, что станет больно сидеть. Но тут я не могу сделать ни того ни другого. И слава Богу. Я никогда не поднимал руку на женщину. Но мне хочется совершить по отношению к вам какое-то дикое насилие, Эллен. Учтите, я говорю это очень серьезно, хотя должен делать вид, что мы болтаем о пустяках.

– Мне кажется, мы уже сказали друг другу все, – прошептала она, чувствуя, что задыхается. – Почему вы пришли сюда, милорд? Вы простились со мной в доме вашей матушки.

– Мы не сказали и сотой доли того, что должны были сказать, – возразил он. – Тогда я не знал, что вы носите мое дитя, Эллен. Вы предпочли обмануть меня, скрыть то, что каждый мужчина имеет право знать. Наш разговор отнюдь не закончен. И не будет закончен, пока вы не наберетесь храбрости посмотреть мне прямо в глаза и сказать правду, чтобы мы могли обсудить как разумные существа, что нам делать с нашим ребенком.

– Об этом ребенке будут хорошо заботиться, – возразила она. – Вам нечего беспокоиться.

– Но это не только ваш ребенок. Он наш. И мы вместе решим, где и как он будет жить.

Они сидели бок о бок, делая вид, что следят за карточной игрой, внешне спокойные, но внутренне взвинченные от негодования, напряжения и присутствия друг друга.

– Эллен, – проговорил он наконец, заставив себя успокоиться, – скажите мне правду. Пожалуйста. Я любил вас те шесть дней, и вы любили меня. Что бы мы ни говорили теперь, то была любовь. Бесценная для обоих. Наверное, она прошла и никогда уже не воскреснет. Но что было, то было. Скажите мне – во имя той любви – правду. Я не причиню хлопот ни вам, ни вашей родне. По отношению к ним можете поступить как вам угодно. Но посмотрите на меня и скажите мне правду.

Она чувствовала, что не может ни пошевелиться, ни раскрыть рта. Это ведь так легко. Именно этого ей и хотелось – снять часть бремени от сознания тайной вины. Пусть она не может взглянуть на него, но надо взять и сказать правду: это ваше дитя, Доминик. Взять и сказать. Это ведь так легко.

Она молчала.

– Молчаливое согласие, так? – проговорил он наконец. – Это все, чего я удостоился? Вы не можете даже посмотреть мне в глаза и повторить, что я ошибаюсь?

У нее внутри звучали слова; она знала, как их мало, как они просты и насколько ей станет легче, когда она их произнесет. Знала, что он имеет полное право услышать их.

Но она молчала.

Он резко встал. Они не заметили, как закончилась одна из карточных партий и Сьюзен Дженнингс подошла к ним.

– Какой приятный вечер, – сказала она, садясь на свободный стул и улыбаясь лорду Идену, который вновь занял свое место. – Конечно, миссис Симпсон, нам с вами естественнее было бы остаться дома, предаваясь горю. Но ведь нужно делать попытки продолжать жить дальше, не так ли?

– Да, – коротко бросила Эллен.

– Вам все же повезло, – продолжала Сьюзен, раскрывая веер и медленно обмахиваясь им, – у вас есть дочь, которая рядом с вами. И вы ждете другого события. – Она лукаво взглянула на лорда Идена. – Но не стоит заставлять его милость краснеть, обсуждая при нем такие вещи.

– А что, Сьюзен, – спросил лорд Иден, – миссис Кортни долго еще пробудет в Лондоне?

– Она поговаривает о возвращении домой, – ответила Сьюзен. – Папа и мальчики совсем беспомощны, когда ее нет. Но она знает, что нужна мне, и не покинет меня в это горестное время. Это такое утешение, миссис Симпсон, когда твоя матушка рядом.

Эллен в знак согласия склонила голову.

– Вы завтра едете в Уилтшир, милорд? – спросила Сьюзен. – Я уверена, что ваши родственники будут очень скучать без вас.

– После Рождества, – резко проговорил он. – Я поеду в Уилтшир после Рождества. Несколько месяцев я проведу в Эмберли-Корт.

Лицо Сьюзен просветлело.

– Как обрадуется ваша мама! – сказала она.

– Да, она будет очень рада, когда вся семья снова собирается в Эмберли.

– Конечно, – сказала Сьюзен, – мне тоже скоро нужно возвращаться в деревню. Маменька тревожится, а лорд Ренфру вознамерился обручиться с леди Пенелопой Варли, хотя он уверял меня, будто я всегда могу обрести с ним домашний очаг. Я, разумеется, проведу остаток дней моих дома, в тихом трауре.

– В таком случае, Сьюзен, я с нетерпением буду ждать нашей встречи в Эмберли, – сказал лорд Иден.

– Вы очень любезны, милорд, – сказала она. – Вам понравится в Эмберли-Корт, миссис Симпсон. Долина, берег моря, утесы. Правда, я боюсь высоты, и утесы мне не доставляют удовольствия. Надеюсь, вы не такая глупышка, как я. У вас там найдется много разных занятий. А молодежь сможет повеселиться. Ваша падчерица будет там просто счастлива.

– Мне кажется, что миссис Симпсон скорее относится к молодежи, – заметил лорд Иден.

Сьюзен виновато посмотрела на него своими испуганными глазами.

– Конечно, – сказала она, – простите меня, сударыня. Я не имела в виду… Осмелюсь заметить, вы только лет на пять-шесть старше меня. Просто вы дольше были замужем и муж ваш был старше моего. И к тому же вы в положении. Но я не хотела сказать, что вы немолоды.

Неожиданно перед ними вырос улыбающийся сэр Джаспер.

– Миссис Дженнингс, мистеру Уинслоу нужен партнер. Не будете ли вы так любезны?

– Ну конечно, – ответила Сьюзен. – Очень любезно с вашей стороны обратиться ко мне, сэр.

Лорд Иден тоже встал, хотя задержался на мгновение, когда они остались вдвоем.

– Я жду вашего ответа в Эмберли, Эллен, – сказал он. – Вы собираетесь пробыть в Эмберли три недели? Или вы намерены отказаться от поездки? Но от меня вам все равно не скрыться. Вы скажете правду, глядя мне в глаза, так или иначе.

– Я поеду в Эмберли-Корт, – проговорила она. – Я не меняю своих намерений с такой быстротой, как вы, милорд.

– Значит, мы поговорим позже. – Он кивнул и повернулся к ней спиной. Но, шагнув к столам, снова повернулся к ней. – Вы были у врача, Эллен?

– Да.

– Все в порядке? – спросил он. – Обмороки больше не повторялись? Полагаю, их вызвало именно ваше положение.

– Врач говорит, что у меня прекрасное здоровье.

Он задумчиво посмотрел на нее и медленно отошел.

* * *

Всю ночь Эллен не сомкнула глаз. Обвинение в трусости угодило в самое больное место. И он совершенно прав – она трусиха.

Не прошло еще и месяца после гибели мужа, а она уже понесла от другого. И скрывает правду от семьи Чарли. Она никогда не лгала им. Но она позволила им поверить в эту ложь, что ничем не лучше. А теперь она, кажется, попала и вовсе в безвыходное положение.

Но худшее уже позади. Она не побоялась солгать. Она сказала Доминику, что ребенок от Чарли. Бессмысленная и ненужная ложь. Она и сама не могла ответить, почему сделала это. Ведь она не имела права утаивать от него правду. А ведь можно было поставить все на свои места, он сам дал ей эту возможность.

Прежде она так гордилась своей независимостью, способностью пережить даже такой сокрушительный удар, как гибель Чарли. Но у нее не хватило смелости признать, что ребенка, которого она носит под сердцем, она зачала не от мужа, а от другого человека, зачала в любви.

* * *

На следующее утро, выскользнув из дома, она велела высадить себя у дома графа Хэрроуби. Ей так хотелось его застать, прежде чем он отправится в один из своих клубов. Напрасные страхи – ей пришлось даже ждать в утренней гостиной, пока камердинер оденет и побреет графа.

Когда он наконец появился, Эллен бросилась через всю комнату в его объятия, даже не поздоровавшись.

– Элли! – сказал он, обхватив крупной ладонью ее голову. – Что случилось, детка?

– Он все узнал, – выдохнула она ему в шейный платок, – а я солгала и сказала, что ребенок от Чарли. Если это будет мальчик, он станет наследником сэра Джаспера. А Филип будет обманут. Папа, папа! Я так все запутала! Мне двадцать пять лет, а я так все запутала!

– Элли, – сказал он, успокаивая ее в своих объятиях, – все мы порой устраиваем путаницы, детка. Но если сильно захотеть, всегда найдется выход.

Она закрыла глаза, отдаваясь покою его крепких объятий.

– Вы завтракали? Позавтракаем вместе, и вы расскажет те мне все по порядку. Кто все узнал – отец ребенка?

Она кивнула, уткнувшись в его теплую грудь.

– Я действительно не завтракала, – сказала она, успокаиваясь.

Во время завтрака отец говорил очень мало. А она все говорила и говорила… Ему даже не пришлось давать ей советов, оценивать ее слова и поступки. Он просто предложил отправиться вместе к сэру Джасперу Симпсону, и ей показалось, что это решение она приняла самостоятельно. Ей было очень страшно, но она поступит именно так. Только отправится одна.

– Папа, – сказала она, становясь на цыпочки и обвивая руками его шею так, чтобы прижаться щекой к щеке. – Папа, как ужасно, что я отвернулась от вас и решила, что это достойный поступок. Мне не важно, кто зачал меня. Правда, абсолютно не важно. Вы мой отец, и это главное.

– И здесь, девочка, ваш дом, – сказал он, гладя ее по волосам. – Приезжайте сюда, Элли, когда уедете из дома графа Эмберли. Не покупайте жилье, которое будет вам не по душе. Если вы вернетесь домой, я не буду пить.

Она высвободила лицо из его ладоней и улыбнулась, глядя на него.

– Нет, папа, – сказала она, – будете. Нужно быть честным. Но это не имеет значения. Я все равно вас люблю.

Он улыбнулся с несколько робким видом. Она все же нанесла визит своему свекру – это были самые неприятные полчаса в ее жизни. А когда они закончились, она не дала себе расслабиться – нужно было еще открыться своей невестке.

Она только попросила не говорить ни о чем Дженнифер.

Она сама все ей расскажет. Наверное, в конце их пребывания в Эмберли. Никто не сказал, что ее общество противопоказано Дженнифер, что она не должна ехать с ней в гости к графу Эмберли. Честно говоря, Эллен удивилась этому. Дороти даже не утратила своей любезности и не отказала ей от дома.

Все оказалось гораздо легче – и во много раз хуже, – нежели она предполагала.

* * *

Лорду Идену тоже предстояли кое-какие встречи перед поездкой.

Мэдлин не стала дожидаться утра и явилась в туалетную комнату брата вскоре после того, как он отвез домой Сьюзен.

– Домми, – начала Мэдлин, прислонившись спиной к дверям, – вы знали?

Он не стал притворяться, будто не понимает, о чем речь.

– Нет, – сказал он.

– Это ваш ребенок?

– Она мне сказала, что нет.

– Я видела, что вы разговаривали. – Мэдлин оторвалась от дверей и подошла к нему ближе. – Думаете, она сказала вам не правду, Домми? Вы ведь были любовниками, да?

– Она говорит, что ребенок от Чарли, – сказал он, пряча глаза.

– Ах, Домми, мне так жаль, так жаль. А завтра вы уезжаете. И вы никогда больше ее не увидите.

– Нет, поеду в Эмберли, – сказал он. Воцарилось молчание. А когда Мэдлин заговорила, в ее голосе звучали ее обычные бодрые нотки:

– Значит, вы решили бороться. Рада слышать. Эллен – самая разумная из женщин, которые когда-либо пленяли вас, Домми.

– Она вовсе не пленила меня, Мэд. Между нами все кончено. Разумеется, кроме этого. Просто нужно кое-что уладить, вот и все.

– Да, – сказала она, – вот и все. – Она потянулась, чмокнула брата в щеку и упорхнула. Закрывая за собой дверь, остановилась. – Но этого вполне достаточно, Домми. Я это знаю. Я чувствую это безошибочно.

И, расхохотавшись, она закрыла дверь.

* * *

Иметь дело с Эдмундом оказалось делом далеко не легким. Лорд Иден зашел к брату чисто из вежливости – сообщить о своих намерениях. Он нашел брата в библиотеке.

– Что происходит? – спросил, нахмурившись, Эдмунд. – Вы едете в Эмберли, Доминик?

– Вам вовсе не нужно напускать на себя радостный вид, – отвечал лорд Иден с усмешкой.

– Я и не напускаю. Мы пригласили гостей. Полагаю вам известно, что один из них вряд ли будет рад вашему присутствию.

– Вы имеете в виду Эллен?

– Ну что ж, вы сами назвали имя, – согласился граф. – Я точно не знаю, что произошло в Брюсселе и что между вами происходило потом. И не стану допытываться. Но когда вы посетили меня несколько дней назад, она явно не проявила восторга.

– Теперь она знает, что я там буду, и не изменила своего намерения ехать.

На лице лорда Эмберли отразилось сомнение.

– Ну… что я могу сказать? Эмберли – ваш дом, Доминик. Мне бы и в голову не пришло закрыть его двери перед вами. Но я не могу позволить доставить неприятность миссис Симпсон. Вам это понятно?

– Я чувствую себя точно нашкодивший мальчишка, которому устроили выволочку. Я не доставлю ей никаких неприятностей, Эдмунд. Но я должен быть там. Вы понимаете?

– Нет, честно говоря, не понимаю. Но вы взрослый человек, Доминик. Я не имею права говорить вам, как вы должны себя вести, только напомню, что моя гостья находится под моей защитой.

– Разумеется, Эдмунд. – Задержавшись в дверях, он бросил, не поворачивая головы:

– Вы все равно узнаете это от Мэдлин или от Анны. Но я опережу их и сообщу вам сам: она ждет ребенка.

И он вышел.

Глава 19

Оказавшись дома, граф Эмберли испытывал невыразимое блаженство. Он чувствовал, что его дорогая супруга тоже несказанно рада. Вообще ему казалось невероятным, что когда-то он жил без Алекс. Соединила их судьба немногим дольше трех лет.

Гости приехали в Эмберли почти сразу же по их возвращении, и тогда же домой вернулись Кэррингтоны, привезя с собой друга Уолтера лорда Эджертона. Сьюзен с миссис Кортни присоединились к ним.

Начались визиты. Сначала это был добряк мистер Кортни сиявший от радости, что его драгоценные жена и дочь снова дома, затем пастор, сообщивший все местные новости в частности что мисс Петиция Стэнхоуп поправляется от сильной простуды, а его любезная спутница жизни пребывает в ожидании счастливого события. Такие же счастливые события вот уже много лет имели место каждый год.

Нужно было, в свою очередь, нанести визиты – Мортонам и Картрайтам, миссис Стэнхоуп и супруге пастора, миссис Уотсон. И самому близкому другу, сэру Перри Лэмпману с семейством. И разумеется, тем, кто работает в поместье.

При этом еще занимать гостей. Все утро граф Эмберли провел, показывая Эмберли-Корт миссис Симпсон и ее падчерице. Во второй половине дня он больше часа показывал лейтенанту Пенворту музыкальную гостиную и картинную галерею, пока гость не выбился из сил и не сел у окна, устремив взгляд на живописную долину, ведущую к морю и утесам – сам по себе великолепный пейзаж. Мэдлин осталась с ним.

Когда все гости собрались, граф и графиня устроили парадный обед. На обеде, как предполагалось, должны присутствовать двадцать человек.

– Двадцать! – воскликнула графиня, несколько удивленная. – Разве это возможно, Эдмунд? Когда мы начали составлять список, казалось, что их всего лишь малая горсточка. Но вот я записала все имена, и оказалось именно двадцать.

– Это потому, что мы хорошо знакомы со всеми, Алекс, – пояснил граф, – и нам кажется, что их легко развлечь. А вот двадцать незнакомых человек – это была бы ужасающая перспектива.

Эллен, в общем, чувствовала себя неплохо. Конечно, не очень-то удобно жить в одном доме с лордом Иде-ном. Она все время ожидала от него каких-то действий и подвохов, о чем он говорил во время объяснения в доме ее свекра. Но он пока держался от нее в стороне. Большую часть времени его не было дома – он навещал своих друзей. Часами болтал со своей сестрой и лейтенантом. Сопровождал Дженнифер к Кэррингтонам.

И если бы она могла не думать о том, что должно произойти, она была бы вполне довольна жизнью. Сам дом и его окрестности были просто великолепны, хотя Эллен еще не видела моря, не побывала на утесах и в долине; ей сказали, что все это ей предстоит на днях.

Граф и графиня были сама доброта; они обращались с ней скорее как с давним, дорогим сердцу другом, нежели чем с гостьей. Графиня отвела ее в детскую повидаться с детьми и вновь была удивлена, что малышка запросилась к Эллен на руки, хотя при этом ни разу не улыбнулась. Все же это был не отец, которому она расточала свои улыбки.

Вдовствующая графиня была тоже очень добра к ней, как и леди Мэдлин, хотя основной ее заботой оставался жених.

И все они знали, что она в положении, и подозревали, что ребенок не от мужа. Но при этом в их поведении Эллен не чувствовала ни осуждения, ни пренебрежения.

За обедом, сидя между мистером Кэррингтоном и сэром Перегрином Лэмпманом, она наслаждалась их остроумием. Эллен уже не помнила, когда в последний раз столько смеялась.

А после обеда, когда кое-кто из молодежи поднялся наверх в музыкальную гостиную, а Сьюзен Дженнингс устроила своеобразный малый прием, рассказывая мистеру Уотсону, лорду Эджертону и сэру Перегрину об ужасах, пережитых ею в Испании, Эллен села рядом с леди Эмберли и леди Лэмпман, беседовавшими о своих детях.

– Мы ведем себя просто отвратительно, – сказала графиня через несколько минут. – Боюсь, миссис Симпсон, что мы, матери маленьких детей, становимся ужасно скучны для окружающих. У Грейс дочурка немного старше Кристофера и сын чуть постарше Кэролайн. И я должна убедиться, что у моих малышей режутся зубки и они улыбаются, ползают, спят по ночам и все такое прочее так же, как и ее малыши в том же возрасте. Мне было бы не по себе, если бы оказалось, что у моих все это произошло позднее.

Все это она говорила, блестя веселыми глазами. И тут же все трое весело рассмеялись. А за обедом Эллен заметила, как супруги Эмберли обменялись взглядами. Ничего особенного, она даже не улыбнулась ему, хотя в серых глазах Алекс вдруг промелькнули какие-то глубины. И он в ответ просветлел лицом. То был глубоко интимный и очень короткий обмен взглядами, и сердце у Эллен перевернулось от тоски и воспоминаний.

– Вы должны, миссис Симпсон, рассказать мне кое-что о себе, – говорила в это время леди Лэмпман. – Насколько мне известно, вы потеряли мужа под Ватерлоо. Я вам так сочувствую! Вам трудно говорить о нем?

– Нет, – улыбнулась Эллен. – Несколько месяцев я думала о нем постоянно и против собственной воли – и это причиняло мне ужасную боль. Но теперь я начинаю вспоминать о нем с удовольствием. Он был, по-моему, самым добрым человеком из всех, кого я знала. – И она принялась рассказывать о привычке Чарли покупать ей подарки без всякого повода – просто его вдруг охватывало желание сделать что-то приятное.

И тут час пробил. Как раз когда она полностью расслабилась, сидя в обществе двух дам, которые, как ей казалось, могут стать ее настоящими друзьями.

– Не хотите ли пройтись по французскому парку, Эллен? – Перед ними стоял лорд Иден. – Сьюзен, Эджертон, Анна и Ховард решили, что нужно подышать свежим воздухом.

Эллен посмотрела на него и кивнула. Первым ее желанием было придумать какой-то предлог и отказаться, но она сдержала себя. Нужно когда-то встретиться с этим лицом к лицу. И ни к чему откладывать. Она должна найти слова и сказать ему то, что он хочет узнать и на что имеет право.

– Возьмите плащ, – сказал он. – Ветра нет и вечер прекрасный, но осень есть осень.

– Я схожу за ним, – ровным голосом сказала она, поднимаясь и извинившись перед дамами.

Дженнифер спустилась в музыкальную гостиную с Анной, Мэдлин, миссис Кэррингтон и вдовствующей графиней. Она заслушалась игрой своих подруг на фортепьяно и осталась стоять у инструмента.

Музицирование никогда не увлекало ее. В школе преподавательница музыки отчаялась разбудить в ней дремлющий интерес к музыке. Не поверила она и ее словам, что когда-нибудь Дженнифер пожалеет, поскольку другие молодые леди будут вызывать восхищение у красивых юношей своей игрой.

Дженнифер казалось, что это довольно нелепое запугивание. Неужели игра на фортепьяно – единственный путь к сердцу мужчины? И неужели красивые мужчины непременно ценят хорошую музыку?

Она села на скамью и тихонько заиграла для себя на свободном инструменте, читая с листа альбома, стоявшего на пюпитре. Для игры ради собственного удовольствия она была вполне подготовлена. Но играть для публики у нее не было никакого желания.

– А вы будете еще играть? – спросил чей-то голос у нее за спиной, когда она закончила; вскочив, она в смущении обернулась и увидела, что на нее смотрит лейтенант Пенворт; он стоял рядом, опираясь на костыли.

– Ах, – сказала она, – я не знала, что меня слушают. Боюсь, что я играю неважно.

– Отнюдь нет, – возразил он, – хотя, признаюсь, я заметил, что вам чего-то не хватает – экспрессии, возможно, глубины.

Дженнифер почему-то обиделась.

– Это довольно трудная пьеса, – сказала она. – Может быть, в этой куче найдется что-нибудь полегче. – Но, протянув руку к нотной стопке, она обернулась и снова посмотрела на него. – На вас совсем маленькая повязка. Я заметила это, едва мы приехали, но у меня еще не было возможности сказать вам это.

Он оперся костылем о фортепьяно и уселся на конце скамьи подле девушки.

– Все заметили, – сказал он. – Да и как можно было не заметить? Лицо мое представляет собой отталкивающее зрелище. Я уже жалею, что приехал.

– Отталкивающее? – удивленно спросила она. – В этой повязке вы выглядите гораздо лучше.

Он засмеялся – коротко и горько.

– Разрешите взглянуть. – Она наклонилась, чтобы видеть правую сторону его лица, которую он старательно прятал, от нее. – Действительно, большой шрам. С синеватым оттенком. Он совсем свежий – это потому, что вы очень долго держали его покрытым. А со временем он станет бледнее.

Он снова рассмеялся.

– Увидите, со временем он станет совсем незаметным. Честно говоря, мне кажется, что он придает вашей внешности что-то необычное. И определенно героическое.

– Не смейтесь надо мной, – укорил он ее. Она щелкнула языком.

– Чувство юмора – вот еще одна вещь, которую вы оставили на поле боя, – сказала она. – Вам в самом деле следует научиться немножко посмеиваться над собой, сэр. И если вам кажется, что люди вас избегают, так это потому, что вы держитесь на редкость свирепо. А вовсе не из-за вашей внешности. И поэтому мне вас жаль.

– Не нужно меня жалеть! – яростно прошипел он сквозь зубы. – Ради Бога, не нужно меня жалеть! Я смертельно устал от жалости!

– Чтобы испытывать к человеку жалость, – разозлившись, бросила она, – нужно, чтобы он был тебе симпатичен. А вы, сэр, из кожи лезете вон, чтобы выглядеть неприятным. Я просто не понимаю, как вас терпит леди Мэдлин.

– Возможно, это потому, что она леди, – парировал он.

– В таком случае вам лучше отойти, сэр. Я снова намереваюсь мучить ваш слух своей игрой. Разумеется, если только вы не пожелаете переворачивать для меня страницы. Полагаю, вы можете вести себя как джентльмен, пусть даже я не леди.

– У меня занята правая рука, – сказал он, указывая на костыль, на который все еще опирался, – а левая неловка. Но я попробую.

– Вы намерены всю жизнь ходить на костылях? – спросила она. – Если бы у вас был протез, то руки были бы свободны.

– И я растягивался бы на полу после каждого шага, – возразил он. – Нет уж, мисс Симпсон, пусть люди находят для себя другие забавные зрелища.

– А вам никогда не приходило в голову, – спросила она, – что у людей есть чем заняться, кроме созерцания вашей милости?

– Вы хотите упрекнуть меня в преувеличении важности своей персоны? Благодарю вас, сударыня. Вы всегда так любезны.

– Вас здесь, кажется, ничто не удерживает, – заметила она, медленно ударяя по клавишам и отчаянно перевирая мелодию. Но она храбро продолжала свое занятие. – Я сама могу переворачивать страницы, благодарствуйте. И заметьте: я играю отвратительно, хотя никто этого не замечает. Только самовлюбленный глупец воображает, что все заняты его персоной.

– Ах, милочка, – окликнула ее миссис Кэррингтон с другого конца комнаты, кивая ей с приветливой улыбкой, – это трудная вещь, верно? Хотите, Анна поможет вам найти что-нибудь полегче?

– Нет, благодарю вас, сударыня, – отозвалась Дженнифер, быстро снимая руку с клавиатуры. – Я уже закончила.

Она глянула на лейтенанта краешком глаза, и в тот же момент они оба склонились над нотами; обоих мучил смех.

– Разрешите я попробую, – сказал он, – не получится ли у меня чуть лучше.

Улыбка Дженнифер тут же слетела с личика.

– Вот как? – сказала она. – Вы, наверное, хорошо играете, так что я буду вконец опозорена.

Он молча скользнул по скамье на ее место; она стала позади него. Он ответил на ее вопрос, сыграв всю пьесу без единой ошибки и – что еще важнее – превратив ее в настоящее произведение искусства.

Дженнифер с радостью заметила, что к ним направляется Мэдлин. Это избавило ее от необходимости как-то оценить его игру.

– Вы так хорошо играете, Аллан, – сказала Мэдлин, когда он закончил, и положила руку ему на плечо. – Да, вы истинный музыкант.

– Как видите, у меня есть чем себя занять, – отозвался он, – хотя более мужские занятия для меня теперь исключены.

– Но ведь это прекрасно, что у вас есть редкий дар.

Бесконечное терпение Мэдлин вызывало у Дженнифер восхищение. Она-то, конечно бы, возразила, что мужчине куда более пристало часами гонять по полю тяжелые крикетные шары, нежели творить красоту и гармонию. И тон у нее был бы ничуть не менее язвительным, чем у него, когда он говорил с Мэдлин.

Какой он ужасный человек, подумала она. И тут же устыдилась своей нетерпимости. Ведь он много страдал. Хорошо ей критиковать – с двумя руками, ногами и парой глаз. Ей стоило бы поучиться у Мэдлин умению сострадать и вести себя как леди.

– Вы устали, Аллан? – спрашивала Мэдлин. – Помочь вам добраться до вашей комнаты? Я извинюсь за вас перед Александрой. Она не будет возражать.

– Да, я хочу уйти, – сказал он. – Но я вполне могу сделать это сам. Благодарю вас, Мэдлин. И я задержусь в гостиной, чтобы пожелать доброй ночи леди Эмберли. Мисс Симпсон, всего хорошего. – И он коротко кивнул Дженнифер.

* * *

– Недурно придумано, – заметила Эллен, стоя рядом с лордом Иденом на террасе. – Вряд ли я могла бы отказаться от прогулки с вами в присутствии вашей невестки и ее подруги, верно?

– Вот именно, – согласился лорд Иден. – Обопритесь о мою руку, Эллен, и давайте расслабимся и насладимся вечерней прохладой. С тех пор как мы с вами разговаривали, мой гнев тоже несколько остыл. Я не собираюсь ни трясти вас, ни колотить, если это то, чего вы боитесь.

– Я не боюсь, – сказала она. – Я вас не боюсь, Доминик.

Они шли по дорожке; молчание нарушали только звук их шагов и слабые отзвуки разговора гуляющих по парку. Они приблизились к фонтану в южном конце парка.

Наконец, когда они обошли его и оказались вне поля зрения остальных гостей, он прервал молчание. Прислонившись спиной к каменному основанию фонтана, он скрестил руки на груди.

– Итак, Эллен, – проговорил он, – я хочу вам кое-что сказать.

Она смотрела не на него, а вдаль, на долину, хотя ее поза говорила о согласии слушать.

– Пожалуй, это не то, чего вы ждете, – начал он. И тихонько рассмеялся. – Мой брат сообщил мне в весьма резких выражениях, что я не должен вас беспокоить, пока вы гостите в его доме. Кроме того, у меня было время подумать. Чтобы оправиться и от потрясения, и от негодования.

Она промолчала, продолжая смотреть на темнеющую вдали долину.

– Эллен, я знаю, что ребенок, которого вы ждете, – мой. Мы оба это знаем. Поговорить о том, как сложится жизнь у моего сына либо дочери, мы еще успеем. Успеем и поспорить, и поссориться. Это не к спеху. Еще шесть месяцев дитя будет благополучно расти в вас. Отец в это время ему ни к чему…

Она обернулась и посмотрела в его сторону, но мимо него.

– Вы мне всегда нравились, Эллен, – продолжал он. – Я не знаю женщины, которая вызывала бы у меня большее восхищение и уважение. Вы очень сильный человек. Ваше присутствие всегда приносит покой и утешение. В то время я толком не сознавал, что мне нравится приходить к Чарли отчасти из-за вас. Полагаю, я вам тоже нравился. Вы всегда мне радовались. Никогда не давали понять, что я лишний. Не заставляли меня чувствовать неловкость даже тогда, когда я засыпал в вашем доме. Вы смеялись надо мной и над Чарли. Что случилось с нашей дружбой?

– Вы прекрасно знаете, что с ней случилось, – ответила она. – Мы ее разрушили. Вместе. Я обвиняю вас в этом ничуть не больше, чем самое себя.

– Это потому, что обратились друг к другу за плотским утешением, когда нам стало необходимо утешение эмоциональное.

– Да.

– Три года против шести дней. Неужели мы позволим горечи и отстраненности стать между нами, если нас связывают трехлетняя дружба и всего шесть дней других отношений?

– Я не могу взглянуть на вас и не вспомнить всего, – сказала Эллен. – Не могу делать вид, будто этого не было.

– Но ведь дружба существует помимо этого. Она существовала даже одновременно с этим, Эллен. Не правильно помнить только о плотской страсти. Я снова хочу знать о вас все. Хочу знать, что вы пережили за последние месяцы. За то время, что мы проведем здесь, я хочу снова стать вашим другом. Неужто вы считаете это невозможным? Если вы ответите «нет», я уеду отсюда завтра. Это я вам обещаю твердо.

– Доминик! – Она подошла к нему и остановилась в нескольких футах. – Я не знаю, возможно ли это. Не знаю…

– Но вы хотите попробовать?

Она закусила губу.

– Не знаю.

– Хотите, чтобы я уехал?

– Нет, – прошептала она, устремив на него взгляд, скрытый полутьмой. – Но я не могу обещать, что мне будет с вами хорошо и что мы с вами когда-нибудь снова станем друзьями.

– Я тоже не могу, – согласился он и протянул руку, чтобы провести костяшками пальцев по ее подбородку. – Но я хочу, чтобы это было так, Эллен. Я хочу видеть свое Дитя, когда оно родится, а сделать это будет легче, если мы с вами будем в дружеских отношениях… – Это ведь мое дитя, да, Эллен?

Прошло много времени, прежде чем она ответила:

– Да.

И снова наступило молчание.

– Хорошо, – проговорил он. – Я не собирался добиваться ответа силой. Я не расставлял вам ловушку. Только давайте сделаем вид, что между нами не было разрыва. Будем друзьями.

Она глубоко вздохнула.

– Да, Доминик, я хочу попробовать. Я была очень привязана к вам. Чарли любил вас как сына или как младшего брата.

Внезапно он положил руку ей на плечо, наклонил голову и поцеловал в губы – быстро и крепко.

– Так пусть же выздоровление начнется сегодня, – сказал он. – Битва при Ватерлоо оставила после себя столько ран, Эллен. Те из нас, кто уцелел, только сейчас начинают понимать, как глубоки эти раны. Посмотрите на Пенворта. И на нас…

В этот момент до них донесся веселый смешок, раздавшийся на другой стороне фонтана.

– Я очень ревнива, – послышался голос Анны. – Доминик исчез из виду с некоей леди, а почему-то не со мной. Если бы это был кто-то другой, а не миссис Симпсон, я бы выпустила коготки.

Смеясь, она обошла фонтан, опираясь на руку Ховарда Кортни, у которого был несколько пристыженный вид. Лорд Иден уже успел выпрямиться. Эллен снова стояла несколько в отдалении и смотрела на долину.

– Анна, – сказал лорд Иден, – я бы напомнил вам, что надобно следить за своими манерами, если бы считал, что вам есть за чем следить.

Она снова рассмеялась.

– Ховард тоже думает, что я не умею себя вести, правда, Ховард? И вы оба совершенно правы. Я даже обрадовалась, что стало темно и не видно, как я краснею.

– Я очень рада, что вы держите меня под руку, милорд, – с робостью сообщила Сьюзен лорду Эджертону, появляясь с ним из-за фонтана. – Не могла же я появиться в этом милом уголке парка без сопровождающего. Хотя это глупо. Ведь мы на земле Эмберли!

– Вполне понятные чувства для леди, – галантно проговорил лорд Эджертон.

– Я полагаю, пора идти в дом ужинать, – напомнил лорд Иден. – Воздух более чем свежий.

– Но лицо у меня так горит, – голосом кающейся грешницы сообщила Анна.

– Так вам и надо, – немилосердно отозвался ее кузен.

– Я так привыкла, что муж сопровождал меня везде… – плаксивым голоском сказала Сьюзен.

Эллен взяла под руку лорда Идена; ей удалось поднять глаза на уровень его подбородка. Так они дошли до дома.

* * *

Вечером лорд Иден все никак не мог успокоиться. И даже не мог подумать о том, чтобы лечь в постель, не говоря уже о сне. Взяв свечу, он сошел вниз в оранжерею, издавна бывшую излюбленным местом у них с сестрой. Свеча дрогнула в руке, когда обозначилась тень Мэдлин. Она молча сидела на скамье за большим папоротником.

– У меня чуть не случился сердечный приступ, – заметил Доминик. – Мне показалось, что вернулись былые времена.

Она улыбнулась.

– Да. Просто выразить не могу, Домми, как это славно – видеть вас опять дома и знать, что через пару дней вы не уйдете на войну. То были тяжелые времена.

– Но теперь все позади, – отозвался он, усаживаясь рядом с ней. – И всеми правдами и не правдами я вернулся домой в целости. Что вас тревожит?

– А разве меня должно что-то тревожить? – спросила она. – Не могла уснуть, вот и все.

– Я ваш близнец, – сказал он, беря ее за руку. – Можете рассказать мне все, если хотите. А если не хотите, просто посидим молча, пока не потянет ко сну.

– Мы поссорились с Алланом, – сказала она.

– Всерьез?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Может, это даже и не ссора. Не знаю. Мы не кричали и не бросались разными предметами, как делаем мы с вами. Даже можем обменяться парой тумаков. А потом все забываем. Но тут все не так.

Он молча сидел и ждал.

– Аллан хотел пораньше лечь спать. Он устал и чем-то был расстроен, – начала она. – Я знаю. Я видела это. Он не позволил мне помочь ему добраться до своей комнаты хотя нужно было пройти по двум лестничным маршам. И ему во что бы то ни стало хотелось проститься с Александрой. Все-таки я дошла с ним до дверей его комнаты.

– Похоже, что к вашему юноше потихоньку возвращался мужество.

– Когда мы добрались наконец до его комнаты, он был совершенно не в себе, – сказала Мэдлин. – А когда я заговорила о завтрашнем дне, он ответил, что я могу совершить верховую прогулку по долине с кем-нибудь еще, но я сказала, что предпочту остаться с ним и почитать ему. Еще он очень грубо высказался насчет книжки, которую мы читаем. Ах, Господи, все это звучит так по-детски, когда об этом рассказываешь.

– Вы сказали, что он устал, – мягко напомнил ей брат. – Он, наверное, был в раздраженном состоянии и наговорил того, о чем потом пожалел.

– Он, правда, извинился потом. Мол, и о книге сказал сгоряча. А о верховой прогулке заговорил лишь потому, что я должна развлекаться и жить своей жизнью, отдельной от его. Понимаете? Поэтому я и сказала, что это не совсем ссора.

– Наверное, он выздоравливает, Мэд, – сказал лорд Иден. – И ему снова хочется чувствовать себя независимым. А вы невольно напоминаете ему о том времени, когда все за него делали вы, а ему не хотелось жить.

– Вы думаете, он не хочет жениться на мне? – спросила она.

– Этого я не говорил. – Он погладил ее по руке. – Но ему нужно почувствовать, что он в состоянии делать что-то сам. И еще ему нужно быть уверенным, что он не портит вам жизнь.

– Но я была так счастлива, когда ходила за ним, – сказала Мэдлин. – Я так любила его. Я знаю, что это такое, Домми. Кажется, теперь я больше нуждаюсь в нем, чем он во мне. Ах, что за недостойное чувство! Это пройдет, как вы думаете?

– Понятия не имею, – ответил он. – Я за одну ночь растерял все запасы своей мудрости. Но отношения между людьми меняются, Мэд. Это ясно. Вам нужно как-то подготовиться к тому, что они станут иными.

Она вздохнула.

– Наверное, вы правы. Когда-то мне хотелось, чтобы жизнь была простой и предсказуемой. А ведь тогда я, пожалуй, взвыла бы от скуки. Как вы считаете, мне поехать завтра кататься верхом?

– Да, вне всякого сомнения.

– Хм-м. Но дело в том, что я действительно предпочла бы остаться с Алланом. Впрочем, хватит обо мне… Что за сложности у вас?

– Никаких.

– Даже и не пытайтесь, Домми, – сказала она, – даже и не пытайтесь меня обмануть.

Он тихонько рассмеялся.

– Этого я не могу обсуждать. Даже с вами.

– Тогда я не стану подсматривать, – сказала она. – Домми, мы, наверное, наконец-то стали взрослыми. С тех пор как мы вернулись в Англию, мы ни разу не поссорились. Какая ужасная жизнь! – Она рассмеялась и прислонилась щекой к его плечу. – Вы уже готовы ко сну? Я – нет. Давайте теперь посидим молча?

Это его ребенок. Конечно, он и так знал это. Но она наконец призналась. Это его ребенок. Его и Эллен. Через шесть месяцев в мире появится его родное дитя. Он закрыл глаза, отдаваясь этому дивному ощущению.

И она не велела ему уехать. Он сильно рисковал, когда сказал, что уедет на следующий же день, если она, не хочет, чтобы он остался. Он не собирался этого говорить. Эта мысль явилась ему в голову незвано. Но она захотела возродить дружбу.

У него есть три недели. Три недели, чтобы снова узнать ее, чтобы убедить ее довериться ему и вызвать у нее симпатию. Чтобы ей стало с ним хорошо.

Три недели.

А можно ли это сделать? Стали бы они вообще друзьями если бы между ними не стоял Чарли? Он знал, что мужчине и женщине трудно стать близкими друзьями, не привнеся в свою дружбу плотское начало.

Но если и так, какое это имеет значение? Неужели это такое бедствие – если они любят друг друга? Если испытывают телесное притяжение?

Действительно ли он любит ее по-прежнему? По-прежнему тянется к ней?

Нет, такие мысли нужно гнать. Сначала нужно стать ей другом. Это единственный способ вернуть свое дитя. А если она заподозрит, что он все еще питает к ней те чувства, которые свободно выказал ей в Брюсселе, – станут ли они друзьями?

Единственная его надежда – подавить всякую любовь, которую он, быть может, еще питает к ней.

– Вы засыпаете? – спросил он у сестры. Она резко отдернула голову от его плеча, и он рассмеялся. – Пошли, соня. Отведем-ка мы вас наверх, спать.

* * *

Эллен сидела в своей комнате на скамье у окна, подогнув ноги в коленях и набросив для тепла плащ. Она устремила взгляд вниз, на залитый луной французский сад, где гуляла еще совсем недавно.

Она все-таки сказала ему правду. Оказалось, что это нетрудно. И теперь у нее точно гора с плеч свалилась. Он знает.

И еще она сказала, что не хочет, чтобы он уезжал. У нее была возможность избавиться от него. Вряд ли он уехал бы, как обещал, на другой же день… Но она сознательно отказалась от возможности избавиться от него.

Эллен вздрогнула и поплотнее закуталась в плащ. Она сказала, что попытается возродить их дружбу. Смогут ли они оставаться только друзьями, если между ними есть еще нечто другое? Если их дитя растет в ее чреве?

Разве они могут быть друзьями, которым вновь хорошо и спокойно вместе, когда Чарли уже не может разделить эту дружбу? Разве не должна она наказать себя на всю жизнь за то что обманула Чарли с его другом?

Но она давно уже простила и себя, и Доминика. Простила ли?.. Или он был прав, сказав только что о ранах Ватерлоо: они гораздо глубже, чем это кажется уцелевшим.

Ему хочется чувствовать себя отцом их ребенка. Видеть, как он будет расти. Конечно же, она не сможет лишить его этого права.

Он хочет, чтобы они стали друзьями. Ей тоже хочется этого. Она попытается. За эти три недели она попытается возродить эту дружбу, чтобы прочие чувства при этом не ожили.

Она снова вздрогнула, услышав, что мимо ее комнаты кто-то прошел. Значит, не одна она столь безумна, что все еще не спит. Но нужно лечь в постель и уснуть, если она хочет завтра совершить прогулку верхом. И потом – ей так холодно.

Он ее поцеловал. И она не возмутилась. Мгновенное прикосновение его губ подействовало на нее успокоительно. Безумная мысль. Из тех, к которым нельзя возвращаться.

Глава 20

На следующее утро все взрослые, жившие в Эмберли, кроме вдовствующей графини и Аллана Пенворта, отправились на верховую прогулку. Вскоре к ним присоединились Анна с Уолтером и лорд Эджертон, а также Сьюзен с двумя своими братьями. Им пришлось подняться вверх по Долине к Эмберли-Корт.

Ехали по двое в ряд, мимо французского сада, по каменному мосту, перекинутому через ручей, свернули в долину. Стук копыт смешивался с шорохом опавших листьев устилающих землю.

– Осенью всегда такой особенный запах, – сказал граф, обращаясь к Эллен – они ехали рядом. – В общем, это запах тления, но он бодрит и радует.

– Это очень английский запах, – заметила она. – Я уже стала забывать его. Странно, но запахи возвращают живые воспоминания. Мой отец часто брал меня на прогулку по парку, когда я была маленькой. Осенью мы всегда бродили по траве, чтобы листья шуршали под ногами. Счастливые были времена.

– Вы рады, что снова в Англии? – спросил граф.

– Да, – ответила она. – Я не жалею о десяти годах скитаний, потому что я хорошо узнала жизнь, чего иначе могло не быть. И пять лет я прожила с мужем. Я была счастлива. Он был воплощением дома, и другого дома мне не было нужно. Кроме того, глупо сожалеть о чем-то, оставшемся в прошлом. Оно помогает нам стать теми, кто мы есть. Но мне бы не хотелось постоянно жить в чужой стране.

– А ведь вы совершенно правы, – сказал он. – Люди – вот наша родина, не так ли? Я всегда был сильно привязан к Эмберли-Корт. Если бы его у меня отняли, во мне, пожалуй, умерло бы что-то главное. Но если бы мне пришлось выбирать между этим местом и женой с малышами… да нет, тут и выбирать нечего.

Приблизившись к ним, Анна заняла место бок о бок с лордом Иденом. И сразу же затеяла полушутливый разговор о том, какие победы одержала в своем первом сезоне весной.

– Жаль только, Домми, что вас не было рядом, – заявила она, капризно наморщив носик. – Попрошу отца вновь, отвезти меня в Лондон и этой весной. Тогда и вы сможете приехать, Доминик. И поведете меня открывать первый бал моего второго сезона.

– Но сумею ли я пробиться сквозь толпу молодых щеголей, окружающих вас, Анна?

– Ах, я всех прогоню, и вы сможете первым записаться мою карточку. На целых два танца. Ведь больше не бывает. Вам не кажется, что это дурацкое правило, Доминик?

– Это зависит от того, как сильно мне хочется танцевать с вами, – хмыкнул он.

Он смотрел на Эллен, которая ехала впереди с его братом. Они о чем-то болтали и улыбались. Ему было приятно, иго Эллен ладит с Эдмундом и Александрой. В это утро она казалась счастливой и очень красивой в своей черной бархатной амазонке.

Кавалькада ехала по очень красивой долине. Мимо мчался ручей, торопясь к морю. Склоны, покрытые голыми уже деревьями, становились круче по мере того, как ложе долины сужалось.

Когда проехали больше мили, лорд Эмберли остановился и попросил внимания.

– С вершины этого холма открывается прекрасный вид на Эмберли, – назад – и вперед – на море. Здесь подъем довольно крутой, нужно идти пешком, но зрелище того стоит. Кто-нибудь чувствует в себе достаточно сил?

Оказалось, что все. Общество спешилось, мужчины привязали лошадей к деревьям. Лорд Иден обернулся, ища глазами Эллен, Ему хотелось быть рядом с ней, когда она увидит красоты, любимые им с детства.

Анна, Дженнифер, Уолтер и Майлз Кортни устремились вверх, с криками и визгом пробираясь между деревьями. Все прочие поднимались с большей осторожностью. Сьюзен тяжело повисла на руке у лорда Идена, вынуждая его чаще останавливаться, в результате чего они вскоре отстали от остальных.

– Я порчу вам все удовольствие, – сказала она.

– Вовсе нет. – Он улыбнулся, глядя на нее. – Вы всегда были такой робкой крошкой, Сьюзен. Как же вы выжили, следуя за армией целых три года?

– Это было нелегко, – ответила она. – Мне показалось, что это даже очень трудно, милорд. Но я чувствовала, что мне следует быть рядом с моим супругом.

Он накрыл ее руку своей рукой.

– Конечно. Вы тоскуете по нему, Сьюзен?

– Жизнь должна продолжаться, – ответила та, беря у него большой батистовый платок. – Я не хочу обременять вас моим горем, милорд. Мне хорошо дома, с родными и друзьями… если я могу взять на себя смелость называть вас моим другом, милорд.

– Ну, – проговорил он бодро, – если уж я вам не друг Сьюзен, то уж не знаю, кто тогда.

Пока добрались до лужайки на вершине холма, все, кажется успели вдоволь налюбоваться видами. Только Эллен все еще оглядывалась на долину и дом, откуда они приехали, с его садами, хозяйственными постройками, и на море узкой полосой виднеющееся вдали.

– А, вот наконец и Сьюзен, – объявил кто-то из ее братьев.

– Не думайте ничего такого, – провозгласила она. – Лорд Иден просто помог мне подняться по склону. Я такая слабенькая, что мне пришлось несколько раз отдыхать. Только и всего.

Ховард Кортни вспыхнул и что-то проворчал, а лорд Эмберли обменялся взглядами с женой. Мэдлин, беседовавшая с лордом Эджертоном, замолчала и внимательно посмотрела на Сьюзен. Лорд Иден как-то насторожился и бросил на нее ироничный взгляд, а потом посмотрел на Эллен, все еще стоявшую к нему спиной. Сьюзен отпустила его руку и подошла к ней.

– Красивый вид, правда? – сказал она. – Очень дурно со стороны Ховарда так несдержанно себя вести. Я вся краснею, миссис Симпсон. И все потому, что лорд Иден был моим поклонником до того, как я выбрала другого. Боюсь, что тогда я заставила его сильно страдать, но ведь это было так давно. А мы с вами знаем, что вдовы изгоняют из своей головы даже помыслы о поклонниках и романах. Что за мысль, право!

Эллен улыбнулась.

– Мне кажется, никому и в голову не пришло ничего такого, – сказала она ровным голосом.

– Ax, я в этом вовсе не уверена, – возразила Сьюзен. – Вы только подумайте, что вчера вечером сказала о вас Анна! Конечно, это просто глупость, ведь вы носите траур по мужу и кроме того, в интересном положении. Но я все равно вам сочувствую. Больно, когда тебя обвиняют во флирте, верно?

Молодежь принялась спускаться вниз с таким же шумом и восторгами, с каким поднимались.

– Пошли, Сьюзен, – проговорил лорд Иден за спиной удам. – Я заручился поддержкой Эджертона на время спуска. Если с каждой стороны у вас будет по джентльмену, вряд ли вы упадете, даже если постараетесь.

– Ах, как вы добры, – сказала она. – Я такая глупая недотепа, миссис Симпсон.

Эллен, которая взглянула на лорда Идена впервые за все это утро, улыбнулась, когда он усмехнулся, подмигнув ей.

Когда все спустились к подножию холма и вновь сели на лошадей, лорд Эмберли предложил гостям на выбор – то ли продолжать прогулку по долине, то ли возвращаться домой.

– Ах, давайте поедем дальше, – вырвалось у все еще оживленной Дженнифер, но она тут же зажала себе рот рукой. – То есть, конечно, если все этого хотят, милорд.

Оказалось, что хотят все – во всяком случае, самые громкоголосые.

– Кажется, сегодня утром мы не увидим наших детей, – сказал жене лорд Эмберли извиняющимся голосом.

– Но они это вынесут, – отозвалась Алекс. – Мама пообещала заняться с Кристофером рисованием. Я с содроганием думаю о том, какие это будет иметь разрушительные последствия для дома. – И оба рассмеялись.

– А попозже отвезем их покататься по берегу моря.

– Гениальная идея, Эдмунд, – с улыбкой отозвалась она. Проехав вдоль ручья еще около мили, кавалькада добралась до стремнины и плоских камней, уложенных для перехода через ручей.

– Ага, они все еще здесь, – сказал лорд Иден. – Уолтер, Ховард, это те самые камни, что мы положили три года назад? Тогда старые камни, на которых мы играли в детстве, исчезли.

– А помните, как я однажды поскользнулся на них и упал в воду? – спросил с усмешкой лорд Иден. – Чем мы тогда занимались? Шли по ним задом наперед или прыгали на одной ножке, завязав себе глаза?

– Давайте перейдем на ту сторону, – предложила Анна. – Знаете, Дженнифер, на холме напротив есть развалины старого аббатства. Мне хочется показать их вам.

Лорд Иден тяжко вздохнул.

– Ох уж мне эта юношеская энергия! – Он спешился и помог сойти с лошади своей кузине, а потом Дженнифер. – Ну бегите, детки. А мы, старички, пойдем следом помедленнее.

Анна скорчила гримаску и повернулась к ручью. Доминик спустил на землю Мэдлин. Она стояла, глядя на берег потока.

– Это было именно здесь, – сказала она, – когда он поцеловал меня в первый раз. В последний раз, когда я была здесь, Домми. Кажется, прошла целая вечность.

– Вы о Парнелле? Так оно и было. Кажется, я шел со Сьюзен по другому берегу – потому что она боялась перейти по камням – и благородно удерживался от желания поцеловать ее. Господи помилуй! Это было в другой жизни, Мэд!

– Я уверен, что вам не нужна моя помощь, – проговорил с улыбкой лорд Иден, обращаясь к Эллен. – Я видел, как вы переходили с берега на берег в гораздо худших условиях. Но поскольку на меня смотрят, я должен все-таки вести себя как джентльмен. – И он протянул ей руку. Взяв ее, она пошла за ним по камням; оказалось, что они действительно не шатаются и вполне надежны.

– Хотите подняться наверх? – спросил он, когда они были на другом берегу. – Или лучше пройдемся вдоль ручья? Разумно ли вам так много двигаться?

– Полагаю, мне это не повредит, – возразила она. – Мне хотелось бы подняться. Но может быть, вам хочется остаться вместе со всеми?

– С вами мне как-то безопаснее, – усмехнулся он. Она взяла его под руку, и они медленно направились и вдоль берега между деревьев, росших у самой воды. Эллен нравилось, что вся горечь в их отношениях осталась позади, что можно снова думать о нем как о друге, хотя и не без осторожности. Его рука казалась такой сильной и надежной. Она действительно немного устала от верховой езды.

– Вы выросли в очень красивых местах, – сказала она.

– Да. – Он взглянул на нее и только тогда вдруг осознал, что это действительно Эллен Симпсон, что она рядом с ним, в доме его детства, и что они гуляют, сплетя руки, в спокойной гармонии. – Детство наше было достаточно идиллическим. Полная свобода и кошмарные царапины – у меня и Мэдлин. Насколько я слышал, Эдмунд был не лучше нас. С Перри Лэмпманом они совершали такие же подвиги. Так продолжалось до смерти нашего отца. В девятнадцать лет Эдмунду пришлось стать взрослым.

– Это, наверное, было трудное для вас время.

– Да, отец изливал на нас столько любви, что и после его смерти мы удержались вместе.

Она вдруг вспомнила, при каких обстоятельствах выслушивала его рассказы о детстве, и замолчала, охваченная смятением. Но он был прав: то, что связало их в те дни в ее комнатах, было не просто плотским влечением. Она сидела на стуле, а он лежал в кровати, они держались за руки и узнавали друг друга.

– Да, – сказал он, – вот здесь мы любили играть больше всего.

– Я помирилась со своим отцом. Вы это знаете? – спросила она.

– Значит, вы побывали у него? Я рад, Эллен. Я помню, что вы мне рассказывали о своем детстве, и понял, что вы его любили.

– Он все так же пьет, – сказала она. – Кажется, даже еще больше.

– Это вас огорчает?

Она задумалась.

– Только из-за него самого. Он несчастлив. Он считает, что он на самом деле мой отец, Доминик.

– Вот как? – Он улыбнулся. – Пожалуй, мне нужно обращаться к вам «леди Эллен».

– Он хочет, чтобы я переехала жить к нему, когда уеду отсюда.

– И что же вы? Вы не хотите поселиться у вашего свекра?

– Нет, – ответила она, устремив взгляд перед собой на тропу. – Я рассказала ему правду, перед тем как уехать из Лондона. И Дороти я все рассказала. Я не вернусь к ним.

Лорд Иден подавил внезапное желание привлечь ее к себе. Он дал себе слово держаться так, чтобы не прервать ниточку дружеских отношений, которая протянулась между ними.

– Я рад, что вы вновь обрели отца, Эллен. Это как-то защищает в жизни.

– Я всегда чувствовала себя с ним в безопасности, – сказала она улыбаясь. – Когда он держит меня за руку, кажется, ничто в мире не может причинить мне вреда.

– Для этого и существуют отцы, – заметил он.

– С Чарли я тоже чувствовала это. – И она нарочно посмотрела ему в глаза, чтобы сразу же рассеять неловкость, которая могла бы возникнуть между ними. – Походная жизнь, неудобства, усталость, опасность – все это ровным счетом не значило ничего рядом с Чарли. Вся французская армия была мне не страшна в его объятиях. Страшно становилось только тогда, когда он уходил в бой.

– Да, война жестока по отношению к женам и матерям, – сказал он раздумчиво.

Какое-то время они шли молча. Он чувствовал ее напряжение и молча шел рядом, надеясь, что сумеет как-то успокоить.

И вдруг она заговорила; голос ее дрожал.

– Я хочу знать, – сказала она. – Я должна знать… Вы сказали, что были с ним, когда он погиб. Расскажите, как это было. Я выдержу. Говорите же.

– Не думаю, чтобы он мучился, – начал он севшим до хрипоты голосом, охватив ладонью ее пальцы, лежащие на его рукаве, и крепко сжимая их. Эллен ускорила шаги. – У него не было агонии, как это частой бывает. Он просто… просто ушел, Эллен. Я увидел, что он ранен, и подошел к нему. Он меня узнал и произнес ваше имя и имя мисс Симпсон. Но вряд ли он услышал что-то из того, что я сказал в ответ. Он ушел очень быстро. И тут меня ранило.

Он заметил, что она крепко закусила нижнюю губу.

– Там, у собора, лежал один человек, – заговорила она торопливо, – я велела принести его к себе в дом. Он промок. Он умирал, но я не хотела, чтобы он умер вот так, в одиночестве. Он был в сознании, но уже наполовину мертвый. И он, как Чарли, находился за тем пределом, где боль отсутствует. Я сидела с ним, держала его за руку. Потом он умер. Мне хотелось знать, не сделал ли кто-нибудь то же самое для Чарли.

– Он понимал, что я рядом, – сказал лорд Иден. – Он был не один.

Он видел, что в ее глазах стоят слезы, но она сдерживалась, чтобы не расплакаться.

– Расскажите все остальное, – попросила она. – Расскажите мне все. После того, как я видела его в последний раз, он жил еще три дня. Я хочу знать об этих днях.

Он начал с рассказа о тех утомительных часах, что они провели у Мон-Сен-Жана, ожидая приказа выступать. Приказа, который явно где-то затерялся. Рассказал о марше к югу от Катр-Бра и о бое там. О том, как они тащились на следующий день в северном направлении под дождем, по грязи, а французы подступили и принялись поливать их свинцом. Рассказал о ночи, когда они спали на раскисшей земле, о том акте битвы при Ватерлоо, который он видел.

– Ровно на одну битву больше, чем нужно, – заметила она, когда он кончил. – Но я надеюсь, что это последняя. Я надеюсь, что теперь все кончено. Ради миссис Бингс, и миссис Клири, и миссис Слэттери. Я рада, что вы мне все рассказали. Мне давно хотелось узнать об этом. Но я боялась. В страшных снах я видела, как он кричит и корчится в смертных муках.

– Нет, – сказал он, – больше не будет этих страшных снов, Эллен. Я рассказал вам правду. Я ничего не приукрасил ради вашего спокойствия.

– Я так и подумала. – Она улыбнулась. – Благодарю вас, Доминик. Я рада, что вы были с ним. Раз уж я сама не могла… хорошо, что там были вы. Он вас любил.

– Мне кажется, единственное, что заставило меня проделать ту ужасную дорогу обратно в Брюссель, – сказал он, – это надежда принести вам эту весть… самому. Мне не хотелось, чтобы вам рассказал об этом кто-то другой. Я – или вообще никто.

Она кивнула и вдруг остановилась. Он понял, что она ведет сражение с самой собой. Он крепко взял ее за плечи и притянул к себе. Он не целовал ее. Он прислонился щекой к ее щеке, обнял, покачивая.

– Все слезы о нем я давно выплакала, – сказала Эллен. – Я не собираюсь плакать в вашем присутствии. Но это такое облегчение – знать! Такое облегчение, Доминик! Может быть, теперь я смогу позволить ему потихоньку уйти. Какая-то часть моего сознания все еще ожидает, что он когда-то войдет в открытую дверь.

– Я знаю, – сказал он. – Я знаю. – Он закрыл глаза и укачивал ее, дивясь тому чудовищному заблуждению, которое заставило его вообразить, будто он ошибся в своих чувствах к ней тогда, в Брюсселе. Он привлек ее к себе, чтобы она ощутила покой, который ей необходим. Он был счастлив, ощущая знакомый запах ее волос, ее гибкое, стройное тело. Все еще стройное – она пока не располнела.

Она прислонилась щекой к его широкому плечу и закрыла глаза. И отдалась спокойному ощущению, исходившему от его горячего и сильного тела, от обхвативших ее рук. И радовалась, что спросила у него, радовалась, что он ей все рассказал. Какое счастье, думала она, что он вошел в жизнь Чарли три года назад. Он успокаивал Чарли, когда тот лежал при смерти, а теперь он здесь – и успокаивает ее.

Наконец она подняла голову и заглянула ему в глаза.

Потом прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.

– Доминик, – сказала она, – вы знаете, я никогда не переставала относиться к вам с симпатией. Вы были хорошим другом Чарли. Я рада, что мы сумели снова вернуться к прежнему, несмотря на то, другое. Спасибо, что вы мне рассказали.

Он улыбался, глядя на нее.

– Все решат, что мы заблудились, – сказала она, отходя от него. – Хотя я не слышала, чтобы кто-то спускался с холма. А вы?

– Вы нас обманули! – крикнул с того берега лорд Эджертон, когда лорд Иден помогал Эллен пройти по камням. – Вы вовсе не поднимались наверх. Мы со Сьюзен по крайней мере были честны в своей лености, не так ли, дорогая?

– Ах, но зато мы подвергли свою жизнь опасности, переходя ручей по этим камням, – весело отозвался лорд Иден. – А не остались из трусости на этой стороне. Верно, Эллен?

– И еще мы рисковали, что нас затопчут эти резвые детишки, если им придет в голову спуститься, – добавила Эллен. – А, вот и они. Господи помилуй, неужели это кричит Дженнифер? Или это Анна? Вот бесенята! Дженнифер. очень хорошо здесь, милорд, хотя я и боюсь, что она впадает в детство. Я очень благодарна вам за то, что вы пригласили нас.

Граф переводил взгляд с нее на брата и обратно.

– Осмелюсь выразить надежду, сударыня, что здесь хорошо вам обеим, – сказал он и повернулся, чтобы усадить Сьюзен на лошадь. – Вы хорошо выглядите. Неужели это моя супруга бежит вниз по склону? Пожалуй, удачно, что я не взял с собой монокль. Позвольте подсадить вас?

– Если только вы меня немного приподнимете, милорд, – отозвалась Эллен. – Я могу сесть сама.

– Нет, не надо! – И лорд Иден в два шага покрыл разделяющее их расстояние. – Я подниму вас, Эллен.

Лорд Эмберли бросил на брата взгляд, в котором смешались любопытство и удовольствие, а потом с улыбкой повернулся к жене, которая с шумной компанией переходила через ручей.

Граф и графиня пригласили всех желающих присоединиться к ним во второй половине дня для прогулки по берегу, но предупредили, что предпринимают ее ради детей и заниматься будут в основном ими.

Вдовствующая графиня предложила съездить в деревню Эбботсфорд – после того, разумеется, как все отдохнут от утренней прогулки. И она многозначительно посмотрела на Эллен. Выбор в тамошних лавках, сказала она, небогатый, но само по себе местечко красивое. И можно зайти к барышням Стэнхоуп, которые будут в восторге от новых знакомств, или к жене пастора, если только удастся отвлечь ее от быстро растущей стаи их детишек.

Эллен и Дженнифер согласились поехать.

Аллану Пенворту тоже нужно было отдохнуть после ленча. Мэдлин поднялась с ним наверх, стараясь не досаждать ему своей опекой.

– Сегодня прекрасный день, – сказала она. – Вы, может быть, предпочтете посидеть на церковном дворе или перед трактиром, пока остальные будут бегать по лавкам? Вам понравится деревня.

– Я намерен провести это время на природе и порисовать, – сказал он. – Сегодня утром я долго гулял с вашей матушкой, и она снабдила меня всеми необходимыми принадлежностями.

– Прекрасно, – сказала Мэдлин. – Куда мы пойдем? На террасу?

– Мы никуда не пойдем, – возразил он. – Вы поедете с прочими дамами и с удовольствием проведете время в деревне. Я же устроюсь на другой стороне моста и буду рисовать дом.

– Нужно только, чтобы кто-то принес вам этюдник, кисти и прочее, – сказала она. – Я с огромной радостью помогу вам, Аллан. А в деревне я побываю в другой раз.

– На свете существуют слуги, – ответил он. – Это очень просто – попросить их.

– Но мне хочется остаться, – настаивала она. – Я скучаю по тем дням, Аллан, когда мы с вами были неразлучны.

– Только что вы кипели энтузиазмом показать деревню миссис Симпсон. Не нужно ради меня лишать себя этого удовольствия, Мэдлин. Я буду совершенно счастлив, занимаясь рисованием в одиночестве. Я предпочитаю быть один, когда рисую. Так мне лучше удается сосредоточиться.

Они остановились у его комнаты.

– Так вы действительно не хотите, чтобы я пошла с вами? Я вас раздражаю, Аллан?

Он сильно разозлился.

– Вы меня не раздражаете. Отнюдь. Или я опять сказал что-то не то? Ляпнул, да? И снова сделал вам неприятно. Кажется, все эти дни я постоянно огорчаю вас, хотя это совершенно не входит в мои намерения. Тогда останьтесь со мной, Мэдлин, если вы так этого хотите. Я не возражаю.

– Мне кажется, нам нужно разорвать нашу помолвку, – бросила она торопливо. Голос ее звучал не очень твердо, и она с опаской огляделась, убеждаясь, что в коридоре никого нет.

– Что? – Он смотрел на нее, не веря своим ушам. – Неужели я так сильно вас обидел? Значит, я еще большая скотина, чем мне представлялось. Мне просто хотелось, чтобы вы с приятностью провели время, освободившись от необходимости подносить мне всякие вещи. Ну же, Мэдлин, не нужно так остро реагировать. Улыбнитесь мне и скажите, что вы меня прощаете.

– Дело не только в сегодняшнем дне, – проговорила она. – И это не ваша вина. Наверное, это неизбежно, Аллан. Вы выздоравливаете и снова обретаете независимость. Во мне больше нет нужды.

– Нет нужды, – повторил он с горечью. – Да если бы не вы, меня сейчас не было бы в живых. Вы что же думаете, что я могу забыть об этом?

– Я вас не виню, – сказала она. – Да, я была вам нужна. Вы долго опирались на меня. И я совершила ошибку, решив, что так будет всегда. Очень наивно с моей стороны. Теперь я вам больше не нужна. И я должна радоваться, что это так.

Он попытался смехом разрядить напряжение.

– Мы что, не можем просто любить друг друга? Я должен обязательно нуждаться в вас? Зависеть от вас? У нас что же, не может быть обычного счастливого брака?

Она медленно покачала головой.

– Я не думаю, – сказала она, – я не думаю, что мы любим друг друга, Аллан. Настолько, чтобы вступить в брак.

– Я люблю вас, – возразил он. – Вы очень, очень дороги мне. Я обязан вам жизнью и здравым рассудком.

– Я тоже нежно люблю вас, Аллан, – сказала она. – Но я не думаю, что у нас получится счастливая семейная жизнь. Мы слишком разные с вами. Мы станем спорить сначала по пустякам, а в конце концов можем невзлюбить друг друга, не прожив и года. Я не хочу, чтобы так было. Я слишком привязана к вам.

Он тяжело облокотился на костыль и с шумом выдохнул.

– Странный у нас получился разговор. Вы всегда казались такой недоступной. Леди Мэдлин Рейни, вызывающая всеобщее восхищение. Я думал, что меня вы вообще не замечаете. А теперь получается – вроде бы я покинул вас.

Сделал несчастной.

– Нет, нет. Вас действительно ни в чем нельзя обвинять, Аллан. Просто я несчастна сама с собой. Моя жизнь – словно цепь самообманов. Но на этот раз я была совершенно уверена… Ах, да это не важно. Нужно радоваться, что мы образумились, пока не стало слишком поздно.

– Значит, мне надо заказать на завтра экипаж, – сказал он.

– О нет! – Она коснулась его руки. – Нет, Аллан. От этого будет невыносимо больно и трудно. Прошу вас, останьтесь. Вам ведь симпатичны мама, Эдмунд, Доминик? И вы рисуете и играете на фортепьяно. Здесь вы обретете большую самостоятельность, найдете себя. Поживите здесь какое-то время.

– Но я не хочу доставлять вам неприятности, – сказал он, нахмурившись. – Если вам угодно, я останусь на несколько дней. Мне очень жаль, Мэдлин. Невыразимо жаль.

– Ну-ну, – она улыбнулась, – по крайней мере мы сумели разорвать нашу помолвку, обойдясь при этом без швыряния друг другу в голову разных предметов. Мы остаемся друзьями, так ведь?

– Вы всегда будете мне… я хочу сказать, что всегда буду любить вас, Мэдлин.

– Как сестру. Так будет лучше. Вам неудобно стоять здесь, Аллан. Ступайте же к себе и полежите часок. Действительно полежите, а не ходите взад-вперед по комнате, размышляя о случившемся.

– Есть, сударыня. – И он поднял руку, щегольски отдавая ей честь и улыбаясь неловкой и грустной улыбкой.

Глава 21

Ночью пошел дождь, и шел он в течение двух следующих дней. Весьма печальное зрелище, заявляла Мэдлин всем, кто был готов посочувствовать ей. Еще бы – несколько месяцев проторчать в городе и теперь, когда тебя переполняет энергия, сидеть взаперти. Она обещала Эллен и Дженнифер, что в первый же ясный день они поедут на берег моря и, может быть, даже поднимутся по крутой тропе на вершину утеса.

– И вы сможете полюбоваться одновременно и видом на море, и на долину. Но это в том случае, если дождь когда-нибудь кончится и туман поднимется.

А пока что туман висел низко над долиной и не переставая моросил дождь. Лорд Иден один раз отвез Дженнифер навестить Кэррингтонов, в другой раз они побывали у Кортни. Граф и графиня разделяли свое время между детьми и гостями. Мэдлин и Эллен несколько раз сидели в музыкальной гостиной, слушая игру лейтенанта Пенворта. А вдовствующая графиня проводила с ним время в портретной галерее – они обсуждали висевшие там картины.

Эллен отказалась от участия в обоих визитах. После верховой прогулки и поездки в деревню она чувствовала себя немного усталой, и ей хотелось какое-то время спокойно посидеть дома. В одиночестве, насколько это было возможно, чтобы не показаться хозяевам невежливой.

Она не чувствовала себя несчастной. Напротив, она ощущала даже некоторое удовлетворение, чего с ней не бывало после смерти Чарли. Но ей надо было внутренне пережить те последние дни жизни мужа, которые ей описал Доминик. Она испытывала потребность заполнить пустоту, так долго зиявшую неизвестностью и страхом. Она все еще видела его, в минуту прощания рвущимся навстречу своей судьбе, стремящимся покончить с мучительным расставанием; видела, его глаза, пожирающие ее, а потом – пустота. Только Доминик, сообщивший ей в полусознании лихорадки, что Чарли ушел. Она толком не поняла значения этих слов. Даже тогда, когда потерянно бродила по распаханной снарядами земле к югу от Ватерлоо, где он был похоронен, как она знала, вместе с тысячами других и тогда еще он не умер для нее.

Теперь она знала точно: Чарли умер. И почувствовала только тупую тоску. Наконец она может вспоминать разные вещи и улыбаться этим воспоминаниям. Ужасные, жестокие дни горя прошли.

Теперь она может смотреть в будущее. У нее осталось дитя, шевелящееся во чреве.

– Подъем на этот утес очень опасен, хотя и весьма бодрит, – сказала ей графиня, когда они сидели в утренней гостиной и вышивали. – Это большое напряжение – добраться до вершины. Эдмунд разрешил мне сделать это только после того, как я клятвенно обещала держаться за его руку всю дорогу. Тогда мы были обручены. – И она улыбнулась своим воспоминаниям.

– Мне очень хочется опять увидеть море, – проговорила Эллен. – Как-то странно, что мы так близко от него и все еще его не видели.

– Английский дождь! – сказала графиня. – Но я все еще хочу остеречь вас: вероятно, вам не следовало бы преодолевать этот подъем. Я побуду на берегу с вами, если хотите, и мы станем прогуливаться, внизу, как почтенные матроны.

– Потому что я в положении? – спросила Эллен. Графиня наклонила голову над работой.

– Мы, естественно, знаем об этом, – ответила она. – А Ваш свекор объявил об этом во всеуслышание.

– Я чувствую себя прекрасно. И не так устаю, как было поначалу. Но наверное, вы правы. Я погуляю по берегу, где нет подъемов.

– Я рада за вас, – сказала графиня. – Вы умеете обращаться с детьми. Вы счастливы, не так ли?

– Да. – Эллен положила работу на колени. – Ах, очень! Я не думала, что со мной это может произойти. Я уже смирилась с тем, что останусь бездетной.

– Это ведь самое удивительное чувство в мире, правда? – сказала леди Эмберли, дружелюбно улыбаясь. – Под конец чувствуешь себя тяжелой, неповоротливой, сонной, а потом наступают все эти муки – рождение. А когда все позади, думаешь, что никогда больше не решишься на такие страдания. Но пройдет пара месяцев – и начинаешь подумывать, что в конце концов можно проделать это еще разок. – Она засмеялась. – В настоящий момент я нахожусь именно на этой стадии и очень вам завидую.

Вдовствующая графиня также нашла возможным посоветовать Эллен не рисковать с этим подъемом.

– Молодежь окончательно обезумела, дорогая моя, – сказала она. – Они стремятся расточать свою энергию. Но вам не следует этого делать. А за падчерицу не беспокойтесь: Эдмунд и Уолтер проследят, чтобы с ней все было в порядке.

– Я уже решила, что не стану подниматься на утес, сударыня, – сказала Эллен. – Если дождь перестанет, я его увижу и так.

Эллен снова подивилась: обе леди, прекрасно осведомленные о ее беременности и, без сомнения, подозревающие, кто отец ребенка, относятся к ней абсолютно непредубежденно и даже с симпатией.

* * *

На следующий день к вечеру лорд Иден отыскал ее, когда она пыталась уединиться в оранжерее. Она занималась своей вышивкой. Улыбнувшись ему, она снова погрузилась в работу. Хотя и чувствовала исходящие от него импульсы напряжения, беспокойства.

Она шила – руки ее мерно двигались.

– Эллен, – сказал он, – я считаю, что мы должны пожениться.

Ее иголка застыла в воздухе.

– Я знаю, что ваш траур еще далеко не окончился, – продолжал он. – Я знаю, что вы любили Чарли и всегда будете любить его. Я знаю также, что вы в состоянии взять на себя заботы о ребенке и сделаете это с охотой. Но все равно это ведь будет незаконный ребенок. Вы лишили его возможности носить достойное имя Чарли. Так пусть он носит мое имя. Выходите за меня. Хорошо?

– Нет, Доминик, – ответила она. – Ничего хорошего в этом нет.

– Почему, Эллен? – Он стал перед ней так, чтобы видеть ее лицо. – Как мне представляется, это единственное, что мы можем сделать для своего ребенка.

– Я уже была замужем, – сказала она, – и мы любили друг друга. Я не могу даже подумать о браке без любви. Он едва заметно поморщился.

– Я знаю, что вы меня не любите. – Эти слова ему дались с трудом. – И не жду от вас, Эллен, этого чувства. Но нас ведь трое, а не двое. Я могу встать и уйти и жить дальше так, как мне заблагорассудится. Вы тоже можете уехать к вашему отцу либо найти подходящее место в деревне и жить как вам заблагорассудится. Но ведь есть он, у которого нет выбора. Наше дитя войдет в жизнь с клеймом внебрачного ребенка. Вы хотите этого?

– Я воспользуюсь возможностью сделать свой выбор – посвятить ребенку всю оставшуюся у меня жизнь, – сказала она. Глаза ее были устремлены на его руки, державшие ее за запястья – так она не могла отвлечься на рукоделие.

– Эллен, этого недостаточно, – возразил он. – И все деньги, и прекрасное образование, которое я смогу обеспечить ему, не изменят его положения в глазах света – он все равно будет оставаться незаконнорожденным.

Она закрыла глаза.

– Выходите за меня, Эллен, – повторил он. – Если вы любите наше дитя, выходите за меня замуж.

– Мы скоро возненавидим друг друга, – возразила она. – Существует только один достойный повод для вступления в брак, Доминик, а в нашем случае он отсутствует.

– В таком случае мы должны воспользоваться тем, что? у нас есть, Эллен. Мы нравимся друг другу. Вы признались мне в этом только вчера. И мы оба желаем счастья ребенку, которого вместе зачали. Нет причин, по которым бы наш брак не оказался вполне удачным.

Она закусила нижнюю губу и посмотрела на него, замотав головой.

– Это не так, Доминик.

– Но ведь от нас многое зависит, Эллен, – сказал он, не отпуская ее рук. – Скажите «да», Эллен. У нас есть только один достойный выход.

Она склонилась к его рукам и заглянула в его зеленые глаза, с тревогой устремленные на нее. И почувствовала, что попалась в ловушку. Тогда, пять лет назад, у нее почти не было выбора и она попросила Чарли жениться на ней. Теперь ситуация была более безвыходной. И он прав в том, что главное – это ребенок. О каком личном выборе можно теперь говорить?

Два вынужденных брака. Разница только в одном: тогда она точно знала, что Чарли ее любит, что она может сделать его счастливым, а значит, и стать счастливой самой. Теперь она выйдет замуж из чувства долга перед существом, которое является всего лишь частицей ее, но вовсе не ею самой.

Доминик не подозревает о сложностях подводных течений в отношениях, связанных с браком. Ее любовь к нему станет безнадежной, она зачахнет и умрет. Станет цепью у него на шее, он будет сопротивляться чувству и возненавидит ее.

А ребенок окажется посредине, как она оказалась посредине между ревностью и ненавистью своих родителей. Но без их брака дитя окажется незаконным и никогда не будет пользоваться уважением общества.

Действительно, выбора нет.

– В таком случае, – сказала она, растягивая слова, – я выйду за вас, Доминик.

Он стиснул ее руки так, что ей стало больно.

– Вы не пожалеете об этом, – сказал он и поднес ее руку к губам. – Я постараюсь, чтобы вам никогда не пришлось об этом пожалеть, Эллен. Могу ли я объявить об этом сегодня вечером?

– Нет. – Она отняла у него руку, встала и отвернулась. – Нет, не сегодня. Дженнифер еще не знает. Я… я еще не нашла подходящего момента, чтобы сказать ей. Дайте мне пару дней.

Он стоял рядом с ней, положив руки ей на плечи.

– Столько дней, сколько захотите, – сказал он. – Не считайте себя обязанной торопиться. И не будьте несчастной, Эллен. Я не хочу видеть вас несчастной. Все будет очень хорошо, вот увидите.

Она с решительным видом повернулась к нему и улыбнулась.

– Для только что обручившейся пары, – сказала она, – мы выглядим довольно уныло, да? Мы должны постараться быть друг с другом нежными, Доминик. И откровенными. Последние несколько дней я чувствую шевеление ребенка. Я не могу ошибаться. Это повторялось не один раз.

– Вот как? – Глаза его расширились, и он заглянул в ее; глаза. Лицо его осветилось теплой улыбкой, озарившей его светом радости.

Она потупилась, тая ответную вспышку счастья.

На третий день не только прекратился дождь, но и туман поднялся над горой и долиной, ушли облака и засияло солнце. Свежий ветер принес с моря бодрящий запах соли.

После второго завтрака Дженнифер вышла на террасу, с нетерпением поджидая приезда Анны и остальных обитателей дома Кэррингтонов, а также Майлза Кортни. Когда все соберутся, они отправятся на давно обещанную прогулку верхом вдоль берега моря и поднимутся на вершину утеса.

Лейтенант Пенворт стоял на террасе, опираясь на костыли.

– Чем вы собираетесь заняться после полудня? – спросила его Дженнифер.

– Рисованием, – ответил он, – или игрой на фортепьяно, или чтением. Выбор у меня огромный.

– Прошу прощения. Я ведь спросила из вежливости. Он окинул ее взглядом и снова отвел глаза.

– А вообще-то я собирался дождаться, пока все вы уедете, а сам пойду на конюшню и велю оседлать лучшего коня из тех, что останутся там. Пожалуй, я даже не стану ждать, пока его оседлают. Я буквально взлечу верхом сначала на вершину холма, а затем и на утес, – выпалил он.

– Я ведь попросила у вас прощения, – сказала она в замешательстве. – Неужто мой вопрос так уж бестактен? Но нельзя же вечно ходить вокруг вас на цыпочках. Мне жаль, что вы не можете ездить верхом и гулять вместе с нами, но что поделаешь. Нелепо было бы делать вид, что мне неинтересна эта прогулка, что я не жду ее с нетерпением? Притворство вообще отвратительно, и это вызывало бы у вас еще большее раздражение.

Совершенно неожиданно он усмехнулся.

– Вы просто маленькая колючка! – сказал он. – Вы напоминаете мне одну из моих сестер. Дня не проходило, чтобы мы изрядно не поцапались.

– Выражаю ей мое самое глубочайшее сочувствие, – бросила Дженнифер.

– Сказать вам честно? Всякий раз, как я имею удовольствие побеседовать с вами, я злюсь так, что мне хочется рвать и метать. Но ведь это лучше, чем вялое раздражение, которое по большей части вызывают у меня остальные.

– Мэдлин почти святая, если научилась с вами ладить. Я бы никогда этого не смогла.

– Ах-ах! – отозвался он. – Но ведь вас никогда об этом и не просили.

– Вы дали мне такой сокрушительный отпор, что я даже не стану пытаться перещеголять вас, сэр. Но я вижу, что к нам едут Кэррингтоны и лорд Эджертон. Я собираюсь развлекаться. Всего хорошего.

* * *

Лорд Иден ехал во главе кавалькады рядом с Анной. Его немного позабавило, когда он заметил, к каким ухищрениям она прибегает, чтобы оказаться в паре с ним. Но более раздосадовало. Она уже не девочка, чтобы ее баловал старший родственник, которого она избрала своим героем.

Да и он уже обручен. Вскоре он станет человеком женатым, отцом. Он удивлялся себе – прожить почти двадцать четыре часа и не выболтать свою тайну Эдмунду и Мэдлин! Его распирало чувство сродни тому, что испытывает ребенок, получивший новую чудесную игрушку.

Не важно, что она его не любит, что она согласилась стать его женой после стольких увещеваний. Важно, что она все же согласилась! Она его невеста. Постепенно он заставит ее полюбить себя – пусть после брака. Он сделает все тактично, не оскорбляя памяти Чарли.

Но пока он не станет открываться ей. Она ни за что не выйдет за него, если заподозрит, что его чувство к ней столь же сильно, как это было в ту неделю, когда они стали любовниками. Иначе она, руководствуясь чувством чести, возьмет свое слово назад.

Ну да ладно. В такой день, среди такой красоты нельзя не быть оптимистом.

– Это будет так чудесно. В следующем году я уже не буду, как в этом, умирать от благоговейного ужаса на балах. У меня ведь завелись кое-какие знакомства. И вы там будете, и все увидят меня с самым красивым джентльменом в Лондоне. Вы ведь станете бывать на балах? Да, Доминик? Несносный, что же вы молчите?

Он улыбнулся.

– Сразу же после Рождества я намерен стать хозяином в своем поместье. Я ничего не могу вам обещать, Анна.

– Ну вот, – сказала она, надув губки, – неужели вы поступите таким ужасным образом? Скажите же, что вы пошутили.

– Интересно, – сказал он, меняя тему, – насколько вы усовершенствовались в езде с тех пор, как мы ездили в последний раз? А ну-ка, кто первый доскачет до берега?

– Ну, это ваш обычный трюк – пуститься в галоп, когда я еще не успела опомниться! – воскликнула она, резко пришпорив бока своей лошади.

Лорд Иден с улыбкой смотрел ей вслед, а потом пустился вдогонку.

– Он обскачет ее, бедняжку, в два счета, – сказала графиня Алекс, обращаясь к Эллен. – Никто всерьез не станет утверждать, будто бы он обогнал Доминика в скачке. У меня достало ума попробовать это в первый раз, когда я спускалась к берегу. Он уже доскакал до условленного места и успел спуститься, прежде чем я только подъехала. Полный провал! – И она засмеялась.

Лорд Иден остановился там, где трава отступила перед песком. Он протянул руку, чтобы помочь кузине спешиться.

– Анна, – сказал он, – дорогая, пока мы с вами одни, нам нужно поговорить.

– Господи, у вас такой серьезный вид. Я, кажется, знаю о чем.

– Вот как? Вы моя двоюродная сестра, дорогая. Я очень горжусь вашей красотой и живостью характера. Я с радостью узнал о ваших успехах во время первого сезона и вовсе не был этим удивлен. И я очень, очень привязан к вам.

Она состроила гримаску.

– Но это все, Анна. – Он старался, чтобы голос его звучал твердо, хотя глаза его смотрели на нее с симпатией.

– Я это знаю, – сказала она. – Я всегда это знала, Доминик. Но порой бывает трудно расстаться с детскими мечтами.

– Какому-то молодому человеку очень повезет, – сказал он.

Она снова состроила гримаску.

– Весной мне сделали предложение, – сказала она.

Он улыбнулся.

– Вот как? Вы не отвергли его из-за меня, надеюсь?

– О нет! Он просто показался мне скучным.

– Тогда он, конечно, не подходит.

– Не смейтесь надо мной, Доминик. Я не ребенок. Конечно, я часто веду себя по-детски, но чувства у меня не детские. И мне можно сделать больно.

Он провел пальцем у нее под подбородком.

– Я не смеялся, – проговорил он. – Тот, кого вы выберете, Анна, должен быть человеком необычным. Я настаиваю на этом. Потому что и вы необычная. Солнечный луч – вот кто вы. И я знаю, что вы не ребенок и что вам можно сделать больно. Я не хочу причинять вам боль, Анна. Эту игру нужно прекратить. Вы меня поняли?

Она вздохнула и посмотрела на него, пристыженная.

– Да. Только успокойте меня в одном, Доминик. Вы ведь не собираетесь жениться на Сьюзен?

– На Сьюзен? – удивился он. – Господи помилуй, конечно, нет. Откуда у вас такие мысли?

– От нее. Она вечно твердит Дженнифер и миссис Симпсон, как вы ее любили и как она разбила ваше сердце, выйдя замуж за лейтенанта Дженнингса. И вы целовались с ней вчера на холме, разве нет?

– Боже! – воскликнул он. – Нет, мы не целовались. И я не собираюсь жениться на Сьюзен, Анна. Я даже могу это клятвенно обещать, если так вам будет легче.

– Будет, – подтвердила она.

– Тогда обещаю. А теперь давайте-ка привяжем наших лошадей, иначе конюхам, которые приедут за ними, придется в поисках обшарить все окрестности. А вот и остальные.

Доставив лошадей, все пошли по берегу к высокой темной скале, находившейся где-то в миле от них.

Им повезло – прилив только что начался, объяснил лорд Эмберли Эллен, взяв ее под руку. Если бы прилив уже закончился, вода стояла бы под самыми скалами и подняться наверх было бы невозможно.

– А бывало так, что приливной водой кого-то отрезало от берега? – спросила Эллен.

– Был разок в детстве с Перри и со мной, – ответил он. – Мы сидели наверху и бросали вызов друг другу – кто первый спустится. Когда оба поняли, что это безнадежно, вода уже закручивалась вокруг подножия утеса. К счастью, до верху она никогда не доходит. Мы провели на скалах долгие томительные часы. Было холодно и страшно.

– Ваши родители, наверное, беспокоились.

– Они видели нас с вершины холма. К несчастью, мы их тоже видели и понимали, что ничего хорошего после спуска нас не ждет. Помню, что пролежал в постели ничком по крайней мере час после того, как отец поучил меня уму-разуму.

– Не сделали ли эти воспоминания вас более снисходительным отцом? – спросила с улыбкой Эллен.

– Отнюдь. Я обещал Алекс перед свадьбой, что никогда не буду пускать в ход руки в целях воспитания. Но я уверен, что смогу предпринять какие-то иные, не менее действенные меры наказания. А они мне понадобятся. Я уже вижу в глазах моего сына знакомый блеск.

– Ax, – только и смогла сказать Дженнифер, когда они добрались до вершины холма и она посмотрела на возвышающийся над ними утес. – Неужели мы поднимемся туда? Это возможно?

– Вам придется кое-где держаться за скалу зубами, – пообещал Уолтер. – Но это не для малодушных.

– Ну уж, – отозвалась девушка, – зубы у меня наверняка такие же крепкие, как и у моего соседа.

– На самом деле все не так страшно, как кажется, – успокоила ее графиня. – Дальше тропа становится шире и она без уступов и трещин.

– А вниз можно не смотреть, – добавил граф.

– Держитесь, – сказал Уолтер, став на колени и протягивая руку Дженнифер. – Когда подниметесь, держитесь за мою руку.

За ними последовали Мэдлин, лорд Эджертон, Анна и Майлз.

– Вам стоит подняться наверх и проследить, чтобы молодежь вела себя как следует, – сказала графиня мужу, вызвав у него улыбку. – Мы с миссис Симпсон пройдемся по пляжу.

– Как мне хотелось бы подняться туда! – мечтательно сказала Эллен. – Морской воздух – просто чудо. А вид оттуда, наверно, замечательный.

– Мы поедем туда завтра в объезд, – сказала графиня.

Лорд Иден улыбнулся, глядя на тоскливое лицо Эллен.

– Хотите, пойдем туда сейчас? – предложил он. – Можно ведь идти очень медленно. Нам ни к чему догонять остальных.

– Ах, как хочется, – сказала Эллен. – Как вы думаете, мне можно?

Графиня умоляюще посмотрела на мужа. Но он только поднял брови в ответ на ее взгляд.

– Мы будем делать несколько шагов и останавливаться, чтобы вы отдохнули, – сказал лорд Иден. – И незачем смотреть на нас так сердито, Александра. Эта леди топала и ездила верхом по грязи и в изнуряющую жару, переезжала через разлившиеся реки и проехала через Пиренеи во Францию. Эллен – не изнеженный цветочек.

– Но она не была тогда в положении, – с укором возразила Алекс.

– Алекс, – граф протянул к ней руки, – вы просто боитесь, что вам самой придется карабкаться наверх, верно? Вы, девочка моя, слишком долго жили в Лондоне и изнежились в городе. Пойдемте-ка, и я помогу вам подняться. И пусть Доминик с миссис Симпсон идут за нами так, как им удобно. Когда мы доберемся до верха, приедут наши коляски и мы пошлем за вами одну из них, Доминик.

– Я чувствую себя капризным ребенком, который делает то, что ему не разрешают, – сказала Эллен лорду Идену спустя некоторое время, когда она медленно поднималась в гору, держась за его руку.

– Немного выше будет широкий выступ, – сказал он. – Там мы немного постоим.

Остановившись на выступе, Эллен восхитилась видом. Казалось, что они поднялись уже довольно высоко, хотя на самом деле не прошли еще и половины пути. Здесь, на высоте, бриз превратился в настоящий ветер; плащ ее раздувался. Прилив наступал быстро. Повсюду вдоль берега вскипали в несколько рядов буруны, и ближайший к песку был бельм от пены. Солнце блестело на воде.

– Наверное, в целом мире нет зрелища красивее, – проговорила Эллен. – Мне всегда хочется плакать, когда я у моря. – Она повернулась к нему и улыбнулась. – Не от горя, – добавила она. – От удивления.

– Мы – островной народ, – сказал он. – Море у нас в крови.

– Наверное, это так. – Она положила руки себе на живот и замерла.

– С вами все в порядке? – с тревогой спросил он.

– О да, все в порядке, – отозвалась она. – Он шевельнулся, Доминик. Ах, вот опять. – Она посмотрела на него и восторженно улыбнулась. – Послушайте сами.

Он стоял у нее за спиной, обхватив ее руками. Одна рука легла ей под грудь, другую она взяла в свои и положила на живот.

– Вот! Ах, вот оно! Чувствуете? – Она приложила палец к губам, призывая его к молчанию, и снова замерла. – Ах, Доминик, вы его чувствуете? Как вы думаете, может быть, ему не нравится, что я лазаю по скалам? – Она откинула голову назад, ему на плечо, и тихонько рассмеялась.

– Да он в восторге! Потому и дает знать о своем присутствии. – Он обхватил ее руками и прижал к себе. – Разумно ли все же было подниматься сюда? – с тревогой спросил он. – Может быть, лучше сойдем вниз?

– Вот уж нет, – возразила она. – Ваш сын и я, сэр, не такие уж малодушные. Я думаю, он возражает против того, что я остановилась.

– Вот как? Рано или поздно мне придется объяснить ему, что он не имеет права приказывать своей матери.

– Как видите, он хитрец и своевольничает, пока вы не можете до него добраться.

Он тихо рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Какое-то время они вместе смотрели на море, а потом он отпустил ее, крепко взял за руку и подъем возобновился.

Уолтер и Дженнифер поднимались наверх, почти не останавливаясь; разгоряченные и запыхавшиеся, они добрались до вершины первыми. Там их ждали две коляски, высланные из дома по распоряжению лорда Эмберли, и в одной из них сидел лейтенант Пенворт.

Дженнифер подошла к нему, пытаясь отдышаться.

– Вы приехали, – сказала она. – Прекрасная мысль. Вам отсюда виден пейзаж?

– Мне видно множество овец, – ответил он. – Это и есть пейзаж?

– Нет. – Девушка рассмеялась. – Ах, я не могу говорить. Я задыхаюсь.

– Вы будете разочарованы, узнав, что я сам правил этой коляской, – сказал он. – Конечно, это не такое замечательное ощущение, как мчаться галопом верхом. Но куда лучше, чем многочасовое сидение за фортепьяно.

– Не стану спорить. Дыхания не хватает. Я скажу Мэдлин, что вы здесь. Она сейчас поднимется наверх.

Мэдлин и лорд Эджертон тоже уже были почти наверху. Равно и как все остальные. За исключением Эллен и лорда Идена, которые стояли на широком выступе далеко внизу, заключив друг друга в объятия. Некоторое время потрясенная Дженнифер никак не могла отвести от них глаз. Потом повернулась и почти бегом бросилась к коляске.

– Эдмунд, – сказала графиня, – вы только посмотрите на них. Неужели вы не знаете, как убедить их, что они созданы друг для друга?

– Кажется, у них и без посторонней помощи все идет прекрасно, – сказал граф, глядя вниз.

– Но они и дальше будут упорно усложнять себе жизнь, помяните мое слово. Через две недели она вернется в Лондон, а он уедет в Уилтшир, и оба будут несчастны.

– Если они совершат подобную глупость, – сказал граф, – это будет их выбор, дорогая. Если вы помните, с нами произошло почти то же самое. Но поскольку мы люди разумные, мы управились со своими трудностями самостоятельно.

– Так вы ничего не можете сделать? – спросила она.

– Совершенно ничего, – твердо ответил он, снова бросив взгляд на брата, который, сзади обхватив руками Эллен Симпсон, смотрел вниз, на берег моря и буруны.

Глава 22

Вернувшись домой в коляске, Мэдлин пошла следом за Алланом Пенвортом в зеленую гостиную. Она стояла, сцепив руки за спиной и не помогая ему сесть в кресло, хотя и видела, что он очень устал.

– Приятно было видеть вас на самом верху утеса, – сказала она, – тем более что вы сами правили коляской. Я очень горжусь вами, Аллан.

– Это ваша заслуга, – отозвался он с улыбкой, за которой, Мэдлин это знала, скрывалась боль. – Если бы вы меня не тормошили, я бы до сих пор валялся в госпитале, молча глядя в потолок.

Она рассмеялась.

– Не думаю, что вы настолько малодушны.

– Я еду домой, – сказал он. – В Девоншир, я хочу сказать. Пора лицом к лицу встретить трудности.

– Я очень рада, – сказал она. – Ваша матушка будет счастлива.

Он поморщился.

– Представляю! Она не даст мне самостоятельно поднести ложку ко рту.

– Я совершенно убеждена: вы очень скоро покажете им, что в состоянии управиться не только с ложкой, но также и с вилкой, и с ножом.

– Я уезжаю буквально на днях, Мэдлин.

Она грустно улыбнулась.

– Вот как?

– Хотите ли вы, чтобы я переговорил с вашим братом до отъезда? – спросил он.

– Нет. – Она покачала головой. – Я расскажу ему после вашего отъезда, Аллан. Я, кажется, сейчас заплачу, но ведь это единственный выход, не правда ли? Вы мне хотя бы будете писать? Я не хочу совсем терять моего лучшего… пациента.

– Я буду писать, – он улыбнулся. – Ухожу, сиделка.

Она вышла с ним в коридор, а затем стояла и смотрела, как он медленно преодолел несколько первых ступенек. Оторвав взгляд от его спины, она повернула к библиотеке. Эдмунд ушел туда с пачкой писем в руках. Может быть, там есть письмо и для нее.

Письмо было – от леди Андреа Поттс, жившей с полковником в Париже. Но едва Мэдлин успела сломать печать и прочесть первые строки, как в библиотеку поспешно вошла ее невестка.

– Где оно, Эдмунд? – с порога спросила она.

– Что – «оно»? – спросил граф, подняв брови.

– Ах, нечего насмешничать! Письмо от Джеймса. Где оно?

– Ах, это, – сказал он. – Дайте-ка взглянуть. Куда я его подевал? – Он огляделся, а потом похлопал себя по груди и достал письмо из внутреннего кармана фрака. – Действительно, адресовано графине Эмберли. Это вы, дорогая. От мистера Джеймса Парнелла, из Канады.

– Ах, Эдмунд, ну отдайте же! – проговорила Алекс, в нетерпении выхватывая у мужа письмо. – Уже второе в этом году. Как вы думаете, там все в порядке?

– Полагаю, он еще жив, поскольку пишет вам письма, – сказал граф. – А все остальное вы узнаете, когда откроете и прочтете письмо, дорогая.

– Конечно, конечно, – проговорила графиня, углубляясь в чтение. – Он в Монреале, – сообщила она. – В этом году он вернулся из внутренних областей и намеревается проработать в Монреале всю зиму. – Она продолжала читать. – Он пишет, что чувствует себя странно – вернуться в Нижнюю Канаду, проведя три года во внутренних областях. Трудно привыкнуть к людям, зданиям и к шуму. Вообразите только, Эдмунд…

Вдруг графиня резко обернулась и посмотрела на своего мужа, который по-прежнему стоял, прислонившись к камину, и улыбался.

– Ах, Эдмунд! Представь, он приезжает домой следующим летом. Вот видишь… – Она снова заглянула в письмо. – Он везет меха на аукцион. И будет здесь через несколько месяцев. Я так волнуюсь!

– Да, – отозвался граф, – я заметил. Думаю, что Мэдлин заметила, как бурно вы отреагировали на это письмо.

– Что? – переспросила Мэдлин. – Ах да, конечно.

Когда жена вышла, прижимая к груди драгоценное письмо, граф Эмберли фыркнул.

– Увы, следующим летом я, будучи всего лишь мужем графини, вынужден буду довольствоваться вторым местом в ее сердце. А вы помните Парнелла, Мэдлин? Ну конечно, помните. Он ведь жил здесь в то лето, когда мы обручились с Алекс. А потом так странно уехал среди ночи, в разгар бала. Непредсказуемый характер, правда? Но он очень привязан к Алекс, а она к нему. Он вам нравится?

Мэдлин задумалась.

– Он был очень молчалив, – ответила она. – Мне не часто приходилось с ним общаться. Я его плохо помню.

– Как там леди Андреа? – спросил он, кивая на письмо в ее руке.

– Что? Ах, я еще не прочла. Я слушала Александру. Я очень рада за нее. Пожалуй, я пойду с письмом к себе наверх. Там и прочту.

Он едет домой. Господи помилуй, он едет домой! Или, во всяком случае, в Англию. Может быть, не в Эмберли. Его родители, лорд и леди Бэкворт, живут в Йоркшире. Вероятнее всего, он отправится к ним, а значит – и Александра, и Эдмунд.

Вряд ли он приедет в Эмберли.

А если и так, ей придется бежать отсюда. Может быть, к Домми в Уилтшир.

Она не хочет его видеть. Ни за что!

Боже мой, он едет домой! А если все же в Эмберли? И если она снова его увидит?

* * *

Улыбаясь себе в зеркале, Эллен вынула из пучка шпильки и распустила волосы. Она получила приказание, и она ему подчинится. Ляжет и отдохнет в течение часа.

Она действительно очень устала. Но как забавно и как трогательно было, когда Доминик сказал ей, сидя в коляске по дороге домой, что она должна обещать ему немедленно пойти к себе, иначе он отнесет ее на руках. И когда его мать встретила ее в коридоре, взяла под руку и проводила до ее комнаты, ласково пожурив за неосмотрительность.

Но Эллен не жалела, что совершила этот подъем. Ведь они шли так медленно, что не чувствовалось почти никакого напряжения. А когда добрались до вершины и ждали, пока за ними прибудет коляска, Доминик заставил ее лечь на траву, подстелив свой фрак на тот случай, если трава еще не совсем высохла.

– Но вы замерзнете, – возражала она. – Сейчас октябрь, Доминик.

Он вытянулся на траве рядом с ней, не обращая внимания на сырость.

– Я перенес и худшее, – сказал он. – И вы тоже.

– Вы помните?..

И они снова пустились в общие воспоминания, так что появление коляски застало их врасплох.

Эллен легла в постель под верхнее покрывало и закрыла глаза. Заставила себя расслабиться. В конце концов они могут быть друзьями. И этого достаточно. Она сделает так, что этого будет достаточно. Сегодня был счастливый день. Блаженно-счастливый.

Внезапно дверь в ее комнату отворилась без стука, сообщив о чьем-то появлении. Повернув голову, Эллен обнаружила, что в дверях стоит Дженнифер, бледная и явно расстроенная.

– Что такое? – Эллен приподнялась на локте. Дженнифер закрыла дверь и прислонилась к ней.

– Как давно это у вас? – спросила она. – С тех пор как умер папа?

– Что? – нахмурилась Эллен.

– Вы и лорд Иден, – продолжала девушка. – Вы стали любовниками, когда еще папа был жив? Это так?

Эллен на мгновение закрыла глаза, медленно спустила ноги с кровати.

– Дженнифер… – начала она. Голос у девушки задрожал.

– Полагаю, что ребенок, которого вы ждете, от него, а вовсе не от папы. Это так, да?

– Я никогда не была неверна вашему отцу, – проговорила Эллен. – Никогда, Дженнифер. Я любила его.

– Он ничего не подозревал, да? И я тоже. Папа думал, что лорд Иден бывает у нас потому, что они друзья. Но все было не так. Впрочем, ничего странного. Я только удивляюсь, до чего я была наивна, ничего не замечала. Папа был некрасив и гораздо старше вас. Лорд Иден – самый красивый мужчина из всех, кого я знаю. Сколько же это продолжается, Эллен? Несколько лет?

Эллен покачала головой.

– Выслушайте меня, – сказала она. – Я знаю, что вы огорчены и не поверите ни единому моему слову. Но прошу вас, выслушайте меня. И когда вы успокоитесь, вы поймете, что я говорю вам правду.

Она никогда не видела, чтобы Дженнифер говорила с кем-либо презрительно. Теперь она это видела.

– Папа верил вашей лжи много лет. И я всегда верила. Посмотрим, сможете ли вы меня переубедить. Я слушаю.

– Лорд Иден… Доминик… и я – мы обручились, – сказала Эллен. – И вы правы – это его ребенок. Я понесла через месяц после смерти вашего отца. Когда Доминик выздоравливал после ранения в нашем доме.

– Замечательное выздоровление! – заметила Дженнифер.

– До этого между нами ничего не было, – продолжала Эллен. – Он был другом вашего отца, а я была его женой. Верной в течение всех пяти лет и исключительно по собственной склонности. Я его любила. Потом, когда я потеряла мужа, а Доминик был со мной, мы в потрясении бросились друг к другу за утешением и был зачат этот ребенок. Мы оба проявили слабость, память вашего отца заслуживала другого. Я пережила страшные угрызения совести и даже первое время обвиняла себя в неверности. Но ничего этого не случилось бы, Дженнифер, останься ваш отец живым. Доминик тоже человек чести.

– Вы шлюха и потаскуха, – спокойно проговорила Дженнифер.

Эллен вскочила, дрожащей рукой закрывая рот.

– Вы поймете, когда немного подумаете, – сказала она, – что несправедливы, Дженнифер. Я не собиралась ничего скрывать от вас. Но пыталась найти возможность все рассказать вам. Ваш дед и ваша тетка уже знают главное, хотя им и не известно имя отца. Я поговорю с леди Эмберли либо с ее свекровью. Возможно, они вам помогут. В настоящий момент я на это не способна.

– Мне не нужна ничья помощь, – запальчиво возразила Дженнифер. – Я не ребенок, которого можно утешить, укачав его. Я недавно потеряла отца. Но у меня были вы. Я любила вас так, словно вы моя родная мать, хотя вы так молоды, что могли бы быть моей сестрой. Я рада, что вы мне не мать и не сестра, Эллен. И я рада, что папа хотя бы не знал, что делается у него под носом. Его жена и лучший друг! Это убило бы его.

Эллен склонила голову и закрыла глаза. Вскоре она услышала, как дверь отворилась и снова закрылась.

Прошло не менее получаса, прежде чем она почувствовала себя достаточно спокойной, чтобы отправиться на поиски вдовствующей графини Эмберли.

Получасом позже лейтенант Пенворт нашел Дженнифер в музыкальной гостиной. Девушка сидела за фортепьяно, беспорядочно тыча одним пальцем в клавиши.

– Вы собираетесь вернуться к азам? – спросил он. – Не полезней ли будет играть гаммы?

Она сложила руки на коленях и уставилась на них.

– Я, вероятно, сказал что-то необычайно умное или шокирующее… – он подтащился к ней ближе на своих костылях, – коль скоро заставил вас замолчать.

– Ступайте прочь, – спокойно проговорила она. Он остановился позади скамьи и посмотрел на пучок темных завитков у нее на затылке.

– Почему у меня такое чувство, будто вы сказали «помогите мне»? Что-то случилось?

– Ступайте прочь, – повторила она. Он осторожно уселся на край скамьи.

– Я потерял некоторые части своего тела, – сказал он, – но у меня еще остались два плеча – весьма крепких. Не хотите ли воспользоваться одним из них?

Положив руку на клавиатуру, она нажала сразу несколько клавишей. А потом еще и еще.

– Оставьте же меня, – сказала она. – Оставьте меня в покое!

С грустью посмотрев на ее руку, он сунул костыли под мышку и стал медленно вставать.

– Не уходите! – Она положила ладони на клавиатуру и опустила на них голову. Раздался громкий, постепенно замирающий звук.

Он бережно положил руку на ее темные завитки и сидел молча.

– Ребенок у Эллен не от папы, – начала она. – Это от лорда Идена, и они собираются пожениться. А после смерти папы не прошло еще и четырех месяцев. И зачем только я говорю все это почти постороннему человеку?

– Это не имеет значения, – сказал он. – Иногда легче поговорить с посторонним. Вас это сильно уязвило?

– Папа обожал ее. Мне кажется, он любил ее больше, чем меня. А она притворялась, что любит его. И она его обманула. С его лучшим другом.

– Я видел их вместе, – осторожно проговорил Пенворт. – Я имею в виду вашего отца и мачеху. Мне никогда не казалось, что там есть какое-то притворство. Вы уверены, что все это происходило еще при жизни вашего отца?

– Она клянется, что нет. Но она лгунья и… все остальное. Так я ей и сказала в лицо. Я ее ненавижу. И его. Но ее больше, потому что она обманула и меня тоже. Я ее любила.

– А вдруг она говорит правду? – сказал он. – Иден был с ней, не так ли? После того как его ранили? Между раненым и той, что выхаживает его, может возникнуть сильная связь. Я это знаю. Со мной так и было. А вдруг до того между ними ничего не было? Я в высшей степени уважаю миссис Симпсон. И Идена. Вряд ли они поступили бы так с вашим отцом.

– Вы любили Мэдлин до того, как вас ранили?

– На самом деле – нет.

Она выпрямилась, и он бережно переложил руку на ее плечо.

– Она вызывала у меня восхищение. Но ведь это чувство вызывали многие молодые леди, в том числе и вы. Я полюбил ее позже – на какое-то время. Теперь мы разорвали помолвку.

Она резко обернулась.

– Мы не поссорились, – сказал он. – Мы просто сошлись на том – не без грусти, – что случившееся в Брюсселе не очень серьезная вещь и долго не продлится. Мы не сможем ужиться друг с другом. Теперь это стало ясно. Видите ли, при таких обстоятельствах могут случиться странные вещи. Пожалуй, даже и те, что случились с Иденом и вашей мачехой. Дайте же ей возможность показать вам, что она не такая – я представляю, как именно вы ее назвали. И не убеждайте себя, не получив новых доказательств, что все между ними происходило до гибели вашего отца.

– Вы так добры ко мне, – сказала она. – Почему? Я не упускала ни одной возможности нагрубить вам.

– Может быть, именно поэтому, – улыбнулся он. – Может быть, мне нужен был именно такой человек. Избыток доброты доводил меня до безумия.

Дверь в музыкальную гостиную открылась, и он снял руку с плеча Дженнифер. Обернувшись, он увидел, что в гостиную вошла вдовствующая графиня. Улыбнувшись ему, она многозначительно подняла брови.

– Я пойду в библиотеку – поищу, чего бы почитать, – сказал Пенворт, опираясь на костыли.

Графиня смотрела, как он вышел из комнаты, а Дженнифер продолжала сидеть, понуро опустив голову и рассматривая свои ладони.

– Итак, мое бедное дитя, – начала вдовствующая графиня, усаживаясь на скамью, где только что сидел Аллан Пенворт, и обнимая девушку за плечи. – Насколько я понимаю, мой сын и ваша мачеха сильно вас огорчили.

* * *

В тот день все были приглашены на обед к Кортни. Мистер Кортни, приехавший в Эмберли накануне под проливным дождем, чтобы лично вручить приглашение, уверял, что прием будет без особых церемоний, запросто, чтобы молодежь могла повеселиться. О людях постарше он ничего не сказал, но все знали, что мистер Кортни обожал оживленное собрание гостей в своем доме.

Он упорно называл свой дом фермерским домом, а свою гостиную – общей комнатой. На самом деле он был процветающим фермером-арендатором, что видно было по размерам и великолепию его поместья. Но мистер Кортни не просто так любил демонстрировать свое обиталище. Истинная цель его амбиций – хорошо выдать замуж свою единственную дочь, и три года назад он этого добился: она стала женой младшего брата барона Ренфру.

Лейтенант Пенворт тоже решил присоединиться к обществу. Он ехал в экипаже вместе с Мэдлин, лордом Иденом и Эллен. Дженнифер, которая всю оставшуюся часть дня не смотрела на Эллен и не обменялась с ней ни единым словом, ехала в другом экипаже с графом, его женой и матерью.

Лорд Иден коснулся руки Эллен, когда лакей помогал лейтенанту сесть в экипаж, Мэдлин же не решалась предложить ему помощь.

– Вы огорчены? – спросил он.

Эллен кивнула.

– Значит, вы ей сказали?

Она покачала головой.

– Дженнифер сама высказала предположение. Но, увы, сделала это не очень деликатно.

Больше они ничего не успели сказать друг другу – все уселись по местам, и разговор стал общим.

Лэмпманы тоже были приглашены на обед. Как и Мортоны, Картрайты, Кэррингтоны и барышни Стэнхоуп. Мистер Кортни объявил, что в «общей комнате» будут танцы для тех, кто хочет поразмять косточки.

– Никакой обиды, мэм, – проговорил он добродушно рокочущим баском, беря в свои большие руки руку Эллен. – Вы в трауре и все такое… Но Сьюзен что-то хандрит, вот мы с миссис Кортни и решили, что не выкажем неуважения покойному, если немного пообщаемся с друзьями, потанцуем.

– Я ничуть не обижусь, сэр. – Она улыбнулась. – А немного потанцевать – это так приятно.

Мисс Петиция Стэнхоуп согласилась играть на фортепьяно, поскольку она вполне оправилась после простуды. Мистер Коулин Кортни должен был играть на скрипке, хотя он и дал понять своему отцу, что намерен протанцевать несколько танцев со своей молодой женой.

Первый танец лорд Иден танцевал с леди Лэмпман, второй – со своей невесткой. Он несколько раз искоса взглянул на Эллен и Дженнифер и счел за благо держаться от них подальше – по крайней мере первую часть вечера.

Он повел старшую из барышень Стэнхоуп в бурном контрдансе, и она, зарумянившись и охая, принялась уверять его, что нельзя ждать от дамы в ее возрасте, чтобы она вертелась с легкостью юной девицы.

– Но вы всегда были таким насмешником, – сказала она, задыхаясь, во время очередной паузы, когда они держали руки аркой, под которой пронеслась другая пара, – вы с сэром Перри.

– Нельзя легко вертеться, сударыня? – возразил он. – В двадцать девять лет? С трудом могу этому поверить.

Мисс Стэнхоуп снова вскрикнула и назвала его озорником.

К концу танца он и сам стал задыхаться и остановился в открытых дверях «общей комнаты», чтобы подышать прохладой, идущей из холла. Там на него почти налетела Сьюзен, выходившая из комнаты.

– Ах, милорд, – сказала она, вскидывая на него свои большие глаза, – прошу прощения. Я не видела, что вы здесь стоите.

Забавно, усмехнулся лорд Иден. Он полагал, что такую крупную мишень, как он, нельзя не заметить. Последние годы Сьюзен столько раз наталкивалась на него, что это становилось забавным.

– Я хотела выйти наружу, – пояснила она.

– Не «наружу», а «в холл», надеюсь. На улице довольно прохладно, а, Сьюзен?

– Здесь жарко, – сказала она. – Кроме того, в амбаре у нас три котенка, и я боюсь, что собаки их покусают, хотя папа и Ховард говорят, что бояться нечего. Бедные крошки. Они такие беспомощные. – И глаза у нее подозрительно заблестели.

– Ну ладно, Сьюзен, – сказал он. – Мы просто побьем этих зверюг палкой. А вы покажете мне котят?

– Ах, но вы должны оставаться здесь. Вам хочется танцевать. Мне бы и в голову не пришло вывести вас на холод, милорд.

Он улыбнулся.

– Несколько минут не испортят мне настроения, – сказал он. – Особенно, когда можно полюбоваться новорожденными котятами.

– Вы очень добры, – сказала она, когда они отправились на поиски своих плащей.

– Какой вы счастливец, – заговорила она, когда они шли по двору фермы; лорд Иден держал в руке фонарь. – У вас такие любящие родственники, к которым вы всегда можете приехать. Вернуться в отчий дом. И такие знатные к тому же.

– Да, – согласился он. – Вернуться домой – это хорошо.

– Мой муж тоже был из знатной семьи, – сказала она. – Я так скучаю по нему! Без него мне так одиноко!

– Вот как, Сьюзен? – Войдя в амбар, лорд Иден аккуратно повесил фонарь на гвоздь, вбитый в дверь, и взял Сьюзен за маленькую ручку. – Погодите. Ведь еще не прошло и четырех месяцев.

– Я знаю. Но я такая беспомощная и одинокая. Он был очень сильный и надежный. И так заботился обо мне.

Он вынул из кармана платок и протянул ей.

– Ах, – продолжала она высоким дрожащим голосом, – Я так несчастна! Вы понимаете, конечно, что я притворяюсь веселой, чтобы никто не заметил и не стал меня жалеть. Но я очень несчастна.

Внезапно она оказалась в его объятиях, распластав руки у него на груди и спрятав лицо на его жилете под плащом. Лорд Иден обхватил ее руками и принялся укачивать успокаивающими движениями.

– Тише, тише, – бормотал он. – Никто не станет упрекать вас за то, что вы плачете, Сьюзен. Это вполне естественно.

– Ах, – проговорила она, справившись со всхлипываниями, – вы так добры. Вы всегда были так добры ко мне.

Она подняла залитое слезами лицо, и лорд Иден поцеловал его. Он стирал губами слезы с ее глаз и щек, целовал маленький пухлый ротик, который казался ему когда-то таким соблазнительным.

– Ах, – сказала она, вздыхая и прислоняясь головой к его плечу, – я всегда чувствую себя в безопасности, когда я с вами.

– Так оно и есть, – отозвался он, целуя ее в макушку. – Пойдемте же, Сьюзен, вы должны показать мне этих котят, а потом я провожу вас обратно. Звуки музыки подбодрят вас.

– Да, подбодрят, – сказала она, взглянув на него глазами, полными благодарности; она наклонилась над соломенной подстилкой и стала подносить к лицу котят – одного за другим. Что-то напевая, она целовала их по очереди. Лорд Иден смотрел на нее улыбаясь; когда она положила последнего котенка на солому, он протянул руку к фонарю.

– Я пока не могу войти в дом, милорд, – сказала она. – Одежда у меня, наверное, не в порядке, а глаза красные. Нельзя, чтобы кто-нибудь застал меня в таком виде. А вы ступайте. Я побуду немножко с котятами. Возьмите фонарь. Я найду дорогу и в темноте.

– Нелепо полагать, что я способен бросить вас, Сьюзен, – возразил он. – Впрочем, с вашими глазами, на мой взгляд, все в порядке. Я в жизни не встречал человека, который бы так плакал, как вы, а глаза не краснели бы. Давайте потихонечку пойдем к дому, согласны?

Они шли; она тяжело опиралась на его руку.

– Пожалуй, нам лучше войти в дом, – проговорила она со вздохом. – Я уверена, что нас хватятся и все будут гадать, чем это мы заняты. И ждать от нас каких-то объяснений.

– Ну… ясно, не стоит тогда подвергать такому испытанию вашу репутацию, верно? – сказал он улыбаясь. – Кроме того, Сьюзен, все ведь знают, что вы так преданы памяти вашего мужа, так что пройдет много времени, прежде чем вы решитесь на новый брак. Мне кажется, вашему доброму имени ничто не угрожает.

– О да, – сказала она, – вы совершенно правы, милорд.

– И потом, – сказал он, – все знают, что мы с вами, Сьюзен, друзья детства, и вполне понятно, что мы обращаемся друг с другом с большей свободой, чем позволено людям малознакомым. Вам незачем беспокоиться, дорогая, я слишком уважаю нашу дружбу, чтобы бросить на нее тень какими-то ухаживаниями. – Он ласково ей улыбнулся и подал фонарь слуге, входя в дом. – Дружба на то и существует, Сьюзен, чтобы помогать и защищать друг друга. Подумайте над этим.

* * *

Эллен танцевала с мистером Мортоном, затем с лордом Эджертоном, затем с сэром Перегрином. Ей даже удавалось улыбаться и поддерживать разговор. Но она ежеминутно ощущала присутствие неестественно оживленной Дженнифер, а в ушах звучали ужасные слова: «Вы шлюха и потаскуха».

Она так и не решила, что разумнее: отозвать Дженнифер в сторонку и еще раз попытаться поговорить с ней или дать девушке время обдумать ее слова. Эллен остановилась на последнем – по совету вдовствующей графини. Своей будущей свекрови.

Как ни странно, но рассказать все леди Эмберли оказалось совсем нетрудно. Наверное, Эллен все еще была настолько огорчена своей ссорой с Дженнифер, что просто не почувствовала смущения, рассказывая правду матери Доминика. Ей сразу стало легче на сердце, когда эта леди обняла ее за плечи и назвала своей «дорогой бедняжкой».

– Я очень рада, что вы с Домиником собираетесь пожениться, милочка, – сказала графиня, поцеловав ее в щеку, когда Эллен рассказала ей всю историю. – Я так боялась, что вы окажетесь настолько глупы, что позволите себе расстаться.

– Значит, вы хотите, чтобы я стала вашей невесткой, сударыня? – спросила Эллен.

– Я просто представить себе не могу другой леди, которую мне хотелось бы видеть женой Доминика, – отвечала графиня. – Вы будете для него настоящей спутницей жизни. И еще той единственной женщиной, которую ему было предназначено любить самой судьбой, хотя он оказался таким глупцом, что не понимал этого.

– Я действительно люблю его, – сказала Эллен. – И выхожу за него не потому, что оказалась в таком положении. Вдова щелкнула языком.

– Ну конечно, я вижу, что вы любите друг друга, – сказала она. – А теперь пойду-ка поищу вашу падчерицу. Она славная и разумная девушка. Ей нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к новой ситуации, вот и все. Не давите на нее. И пока предоставьте ее мне.

И Эллен приняла этот план, вовсе не будучи уверенной, что не выбрала трусливую позицию.

– Потанцуете со мной, Эллен? – спросил лорд Иден, когда мисс Летиция и Коулин заиграли вальс.

Она хотела держаться от него подальше в этот вечер, не желая еще больше усложнять ситуацию.

Но то был вальс, и Доминик улыбался ей, и она не могла не вспомнить, как удивительно они провели время перед возвращением домой.

– Хорошо. – И Эллен подала ему руку, кладя вторую на плечо.

– Вы полагаете, что мисс Симпсон очень огорчена? – спросил он, когда они закружились в вальсе. – Судя по тому, как отчаянно она пытается веселиться, полагаю, что очень.

– Она уверена, что я была неверна Чарли задолго до его смерти, – ответила Эллен. – И не желает слышать никаких резонов.

– А если я поговорю с ней, все, конечно, станет еще хуже?..

Эллен кивнула.

– Сегодня с ней говорила ваша матушка. Я была у нее и рассказала ей все.

– Я очень этому рад, Эллен, – сказал он. – Мне хочется, чтобы все велось в открытую. И хочу объявить о дате нашего венчания.

– Вот как? Не знаю, Доминик. Мне все еще не кажется, что это правильно.

Он крепче сжал ее руку.

– О нет, нет! Вы ведь не собираетесь опять передумать, Эллен? Только не это! Вы слышите, музыка просто оглушает. Мисс Летиция и Коулин прилагают воистину героические усилия, чтобы звучать как целый оркестр. Давайте же потанцуем с удовольствием, а?

Спустя две минуты волшебство вальса завладело ею. Ни один танец не дает такого ощущения партнера. Она вспомнила, когда вальсировала с ним на балу у герцога Веллингтона. Вспомнила, как ее толкнули к нему и она впервые ощутила его всем телом.

Она снова почувствовала запах его одеколона.

– Чем вы моете волосы? – спросил он; его улыбающиеся зеленые глаза были так близко. – Совсем не похоже на то, чем пользуются другие мои знакомые дамы. Необычайно волнующий запах.

* * *

Спустя несколько часов мистер Кортни сердечно простился со всеми своими гостями. Но он хотел кое-что сказать графу и графине Эмберли – строго конфиденциально. Мистер Кортни свой секрет хотел сообщить sotto voce [4]. Но поскольку его обычный голос соседи сравнивали с негромким мычанием, то не стоило удивляться, что даже его шепот был слышен каждому уходящему гостю.

– Кажется, Сьюзен приняла предложение лорда Эджертона. Конечно, пока речь не идет ни о публичном, ни об официальном объявлении, – добавил сияющий папаша. – Сьюзен будет носить траур до будущего лета. Но можно ждать венчания в конце лета. Моя дочка станет графиней Эджертон! – Он просто лопался от гордости. – Скажите, милорд, ну кто мог подумать такое, а?

Сьюзен зарделась, потупилась и стрельнула глазками в сторону своего будущего жениха.

Глава 23

Эллен уложила волосы в пучок. Она не привезла с собой в деревню Пруденс, поскольку привыкла обходиться без горничной.

Она поняла, что возится слишком долго. Давно было пора спуститься к завтраку. А какая красота за окном! Несмотря на голые ветви деревьев, в чистом синем небе и ярком солнце было что-то летнее.

А она все возится. И когда в дверь ее комнаты внезапно постучали, сердце у нее екнуло.

Взглянув в зеркало, она увидела, что в комнату вошла Дженнифер. Вошла и тихо закрыла за собой дверь. Эллен положила расческу и повернулась на табурете.

Девушка была бледна, как тогда, когда Эллен впервые приехала домой из Бельгии.

– Доброе утро, – проговорила она несколько скованно.

– Доброе утро, Дженнифер. – Эллен стиснула руки, лежащие на коленях.

– Вы были правы, – торопливо проговорила девушка. – Когда я хорошенько подумала, то поняла, что вы сказали правду. И леди Эмберли говорит: она уверена, что лорд Иден не мог бы вести себя так бесчестно и вы тоже вряд ли способны на такое. И лейтенант Пенворт говорит, что такие вещи часто случаются, когда женщина ухаживает за раненым мужчиной. И кроме того, я думаю, что я знала бы. Папа нет, а я – знала бы.

Она умолкла так же внезапно, как заговорила.

Эллен на мгновение закрыла глаза.

– Спасибо, – сказала она. – Вряд ли я смогла бы вернуться к жизни, если бы вы меня ненавидели.

Дженнифер подошла к окну и остановилась, глядя в сад.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Но хотя я вам и верю, но все равно не могу вам простить. Я постараюсь не ненавидеть вас, но вряд ли смогу снова полюбить.

– Мне тоже жаль, – очень спокойно проговорила Эллен. – Я действительно любила вашего отца, Дженнифер. – Вся моя жизнь была сосредоточена на том, чтобы он был счастлив. И кажется, мне это удалось. Я все еще люблю его. И всегда буду любить.

– Нет, – возразила Дженнифер. – Вы никак не могли его любить. Вы собираетесь замуж за лорда Идена. Его вы тоже любите, да?

– Да, – ответила Эллен.

– Ну, стало быть, все сказано. – Дженнифер повернулась спиной к окну; глаза ее были суровы. – В жизни нельзя любить дважды. Либо вы любили папу, либо вы любите лорда Идена. Либо вы вообще никого не любили.

– Ах, Дженнифер! – Эллен умоляюще взглянула на девушку. – Вы очень молоды, дорогая. Наверное, каждая молодая девушка считает, что настоящая любовь бывает только раз в жизни. Каждая мечтает о том, чтобы встретить того единственного человека, с которым она сможет жить в блаженстве до конца дней своих. Но так бывает не всегда. Любовь – это великий дар, но не все это понимают. Оттого, что я люблю Доминика, я не стала меньше любить вашего отца. И я не буду любить Доминика меньше, потому что всегда любила вашего отца. Я не могу выбирать между тем и этим чувством и сказать, что одно сильнее, чем другое. Я могу только сказать вам, что осталась бы верна вашему отцу и любила бы его всю жизнь, если бы его у меня не отняли.

– Мне очень жаль, Эллен. – Девушка посмотрела на нее несчастными глазами. – Я хочу вас простить. Я люблю вас гораздо больше, чем тетю Дороти и дядю Филипа, и даже больше, чем дедушку. Вы казались мне родным человеком – хотя и не были мне матерью, – потому что папа был с вами счастлив. Мне хочется, чтобы все было так, как было до вчерашнего дня… Но ведь это теперь невозможно, правда?

Эллен покачала головой.

– Нет, – сказала она, – никогда нельзя вернуться назад, Дженнифер. Двигаться можно только вперед. Но я ничем не отличаюсь от той, кого вы любили вчера утром. И вы не отличаетесь. Только вы уязвлены и сбиты с толку. Наверное, вы как бы вознесли меня на пьедестал, да? А я с него упала. Увы, я всего лишь человек. Но вы мне нужны. Из-за того, что у меня будет Доминик и ребенок, вы можете подумать, будто вы мне больше не нужны. Но вы – единственное, что меня связывает с моим первым мужем, Дженнифер. Если я и вас потеряю, моя потеря станет куда более горькой.

Дженнифер нерешительно смотрела на нее, теребя рукой ткань платья.

– Вы будете жить в его доме в Уилтшире, – сказала она.

– Вероятно. Если захотите, это будет и ваш дом тоже. Доминик знает, что я считаю вас своей дочерью.

– Я вам буду не нужна, – возразила девушка. – У вас будет свой сын или дочь. Я вам буду не нужна.

– Дженнифер! – Эллен встала впервые за все это время. – Вы разве не слышали, что я сказала? Вы родной мне человек. В настоящий момент вы чуть ли не единственный родной мне человек. Я еще не замужем, и дитя мое еще не родилось. У меня есть отец, которого я нашла в Лондоне незадолго до этого, и вы. Где бы Доминик ни решил устроить наш дом, он будет также и вашим домом. Не потому что я считаю своим долгом поселить вас там – ведь ваш дед может предоставить вам и дом, и все удобства, отдать свою любовь. Я намереваюсь сделать это по одной причине: я люблю вас и хочу, чтобы вы были членом моей семьи.

Дженнифер все еще теребила в пальцах ткань платья.

– Мне нужно еще подумать, – проговорила она. – Я так твердо решила не прощать вас… Но все аргументы вылетели у меня из головы. Я пойду.

– Хорошо, – сказала Эллен.

Но, подойдя к двери, девушка остановилась, держа руку на дверной ручке, обернулась, бросилась через всю комнату к Эллен, крепко обняла ее и, не сказав ни слова, выбежала вон.

* * *

Мэдлин со своим братом-близнецом сидели вдвоем в утренней столовой; остальные либо уже вышли из-за стола, либо еще не пришли. Брат и сестра смеялись.

– Вы видели ее лицо, Домми? – спросила Мэдлин. – У нее был такой вид, словно она с удовольствием придушила бы бедного мистера Кортни диванной подушкой.

– Она была смущена, – ответил он. – Сьюзен всегда так легко смущается.

– Дудки! – возразила Мэдлин. – Интересно, почему она не захотела объявить во всеуслышание? Может быть, потому, что это был уже конец вечера и она не находилась в центре восхищенной толпы?

– Вы жестоки, Мэд. Вы всегда были нетерпимы по отношению к Сьюзен.

– Теперь моя терпимость по отношению к ней будет беспредельна – теперь я знаю, что она не выйдет за вас. Я немножко беспокоилась. Вы же знаете, вы были первым, кого она выбрала.

– Всего-навсего барон? В то время как Эджертон – виконт? Но наверное, вы правы. Мне не хочется быть к ней несправедливым, но я уверен, что вчера вечером она пыталась меня скомпрометировать так, чтобы я счел себя обязанным сделать ей предложение.

– Вас скомпрометировать? – удивилась Мэдлин и вновь рассмеялась. – Ах, Домми, наша Сьюзен – просто бесценный персонаж! Как вы думаете, она сделает лорда Эджертона очень несчастным?

– Думаю, что нет, – ответил он. – Насколько мне известно, она была верна Дженнингсу, пока тот был жив. А на этот раз она станет титулованной особой, едва отойдет от; алтаря. Она будет совершенно счастлива.

– Я не выхожу замуж за Аллана, – сказал Мэдлин. – Вы это подозревали?

– Я удивился, когда он заявил, что завтра уезжает. Кто разорвал помолвку?

– Я. Но мне кажется, у него точно гора с плеч свалилась. Мы не смогли бы ужиться. Вы были правы, Домми.

– Вы расстроены? – спросил он, протягивая ей руку через стол.

Она пожала плечами.

– Не очень. Пожалуй, мне немного жаль, потому что я очень к нему привязалась. И мне беспокойно. Но… это не важно. Как-нибудь буду жить дальше и наслаждаться жизнью. Как всегда.

Он сжал ее руку.

– А вы как? – спросила она. – Смею ли я спросить, что означает внезапное потепление, возникшее в эти дни между вами и миссис Симпсон?

Он усмехнулся.

– Это означает, что между нами опять возникла дружба, Мэд.

Она скорчила брату гримаску. Он подмигнул сестре.

– А может, и нечто большее. Пока что я не могу сказать ничего более.

Она бросила на стол салфетку, бегом обогнула стол, бросилась к нему и обняла сзади за шею.

– Тогда я ни за что не скажу вам, как я счастлива за вас, – сказала она. – Ни слова не скажу. – Она чмокнула его в щеку. – Александра сказала вам, что летом приезжает ее брат?

Он положил руку ей на плечо.

– Это для вас важно?

– Вовсе нет, глупый, – ответила она, выпрямляясь и ероша ему волосы. – Но это очень важно для Александры. Она так взволнована.

– Как мило с вашей стороны, Мэд, что вы сообщили мне об этом, радуясь за Александру.

Она рассмеялась.

– С тех пор прошло больше трех лет, – раздумчиво проговорила она. – Я не настолько глупа, Домми, и не считаю, что прежнее увлечение можно возродить. С тех пор я немножко повзрослела. И не смотрите на меня так! Это я обманываю себя, а вовсе не вас. Ну ладно, я действительно хочу снова его увидеть. Просто из любопытства. Вот! Вы довольны, ужасный вы человек?

– Вы, наверное, уже принялись вычеркивать дни у себя в дневнике, – сказал он, прикрывая голову руками, потому что она пыталась выбить на ней ложкой сигнал вечерней зари.

* * *

За ленчем лейтенант Пенворт сказал вдовствующей графине, когда та обратилась к нему с вопросом, что не стоит о нем беспокоиться. Свой последний день в деревне он намеревается провести на этюдах.

Дженнифер сидела рядом с ним.

– С вами все в порядке? – спросила она, когда за столом начался общий разговор.

– Если я отвечу «да», – сказал он, – меня обвинят во лжи. Если отвечу «нет», вы обвините меня в нытье. Лучше уж я промолчу.

– Я вижу, что вы в своем обычном жизнерадостном настроении, – сказала она. – Как вы думаете донести все вещи?

– Я полагал использовать этюдник вместо одного костыля, а все прочее нести в зубах.

Дженнифер рассмеялась:

– Глупый вопрос, понимаю. И вы намекали, что не хотите принимать мою помощь. А я и не собиралась ее предлагать, сэр.

– С моей стороны нелепо даже думать об этом, – сказал он. – На самом деле целая вереница слуг будет грузить мои вещи в коляску, а грум довезет меня до того места в долине, откуда, по словам матушки графа, открывается самый красивый вид на дом, а через два часа он за мной вернется. Видите, я уже начинаю учиться, как устроить свою жизнь.

– Я в полном восторге, – сказала она. – А можно я тоже поеду?

– Когда я рисую, я не очень хороший собеседник, – сказал он. – Я стараюсь углубиться в то, что делаю, и если кто-то попытается со мной болтать, меня очень легко разозлить.

– Я буду молчать, – сказала она. – Даже шепотом не попытаюсь отвлечь вас. Я отклонила предложение поехать во второй половине дня покататься верхом с Анной, Уолтером и еще кое с кем. Сказала, что устала.

– Вот как? – Он посмотрел на нее внимательнее. – Тогда давайте поедем вместе. Но я не желаю выслушивать жалобы на то, что вам скучно. Если вы соскучитесь, можете тут же отправляться домой пешком. Понятно?

– Подумать только, – сказала она, – было время, когда я считала вас бравым и галантным офицером. Какая ошибка!

– Будь у меня две ноги, – отозвался он, – я опустился бы на колени и молил бы вас сопровождать меня. Теперь это выглядело бы довольно глупо, верно?

– Очень глупо, – согласилась она.

Час спустя коляска, проехавшая почти полмили вниз по долине, остановилась наконец, поскольку лейтенант убедился, что вид, открывающийся оттуда на дом, – как раз тот, о котором ему говорила графиня. Дженнифер расстелила на земле подстилку и села, обхватив руками колени, а он установил этюдник и стул на таком расстоянии от нее, чтобы ей не видно было его работу.

– Вы вчера уладили ваши проблемы? – спросил он усаживаясь.

– Полагаю, что да, – ответила девушка. – Я, кажется, была очень наивна, считая, что на свете есть идеальные люди. В конце концов, Эллен не идеал, но и не злодейка.

– Значит, у вас опять все хорошо?

– Наверное. Немного напряженно, но разрыва нет.

– Я рад, – сказал он. – А теперь перестаньте со мной разговаривать – я должен сосредоточиться.

– Не я первая заговорила, – заметила Дженнифер. Она тоже могла бы заняться рисованием, поскольку это было одним из ее любимых занятий. Но решила просто предаться ленивому созерцанию. Последние двадцать четыре часа были для нее полны переживаний, и теперь она чувствовала себя уставшей.

Час спустя она сидела все в том же положении, погруженная в грезы, когда голос Пенворта неожиданно вернул ее к реальности.

– Прекрасно, – сказал он мстительно, яростно вытер кисти и выпрямился на костылях. – Вы выиграли!

– Рада слышать это, – отозвалась она. – А какой приз? И какая была игра?

– Вы изрядно постарались испортить мне это время, – сказал он.

– Я? – Она посмотрела на него в изумлении. – Я не произнесла ни звука.

– Мне удалось бы больше сосредоточиться, если бы вы пели и кричали.

– Ну, знаете! – Дженнифер с негодованием посмотрела на него. – На вас не угодишь!

Не очень ловко он уселся на подстилку рядом с ней. Дженнифер еще крепче обхватила колени и не предложила ему помочь.

– Лучше бы мне умереть! – неожиданно проговорил он.

– Но вы не умерли. Не так ли?

– Я думаю, что мог бы примириться с потерей ноги, – сказал он, потирая бедро и сморщившись, – думаю, что со временем я научился бы сообразовывать с этим свой образ жизни. Но со своим лицом я не могу примириться.

– Вы считаете себя очень безобразным? – спросила она.

– Я знаю, что я очень безобразен. – Он говорил сквозь зубы и все еще тер свое бедро. – И смогу ли я когда-нибудь?.. Смогу ли жить нормальной жизнью?

– Нельзя думать о своих шрамах, – сказала она. – Если вы будете и дальше прятаться от людей, показывая им только свой профиль, они и дальше будут к вам присматриваться. А если вы будете хмуриться, они будут считать вас мрачным злюкой.

Он рассмеялся.

– А если я стану улыбаться, они, разумеется, сочтут меня добрым красавцем?

– Нет. Вы никогда не станете красивым. Возможно, интересным. Возможно, привлекательным.

– Привлекательным! – с негодованием бросил он. – Я еду домой – вы будете рады услышать это? До Рождества. Я должен встретиться со своими родными, хотя это будет серьезным испытанием.

– Без сомнения. А вы намереваетесь и на них тоже смотреть в профиль?

– Вы не очень-то склонны к сочувствию, да?

– Вы как-то раз потребовали, чтобы я вас не жалела, – сказала она. – Теперь вы думаете иначе?

– Нет. Я бы предпочел тысячу ваших колкостей чьей-либо жалости.

– Комплимент! – заметила она. – Мы делаем успехи. Он устремил взгляд прямо перед собой.

– Всего одно мгновение может изменить весь ход жизни, – проговорил он. – Я всегда мечтал об обычной жизни. Я не просил много. Всего лишь родных и дом. К тридцати годам, быть может, жену. Детей. Спокойную жизнь.

– А теперь вам приходится жить как отшельнику, потому что вы безобразны и покалечены?

Он сверкнул на нее своим глазом.

– Вам доставляет удовольствие смеяться надо мной, – сказал он. – Есть ли женщина, которая не отпрянет с отвращением, услышав от меня предложение? Знаете, почему я не мог рисовать сегодня? Потому что мне хотелось поцеловать вас, вот почему. А теперь попробуйте сказать, что эта мысль не вызывает у вас омерзения.

Она на минутку задумалась.

– Эта мысль не вызывает у меня омерзения, – сказала она.

– Ах да, вы храбрая. Вы полагаетесь на то, что я джентльмен и не попытаюсь это проверить?

Она подняла руку и легко провела пальцем по его шраму.

– Вам больно? – спросила она.

– От такого легкого прикосновения – нет.

– А так больно? – Она наклонилась к нему и прикоснулась к шраму губами. Когда она снова отодвинулась, лицо у нее пылало.

– Нет.

– Тогда поцелуйте меня. – Она смотрела на его подбородок. – Попробуйте проверить.

– Вам ни к чему быть доброй, – сказал он, едва сдерживая ярость. – Именно вам.

– О! – Дженнифер поднялась с подстилки и отошла от него. – О, как вы могли?! Неужели вы не поняли, сколько потребовалось храбрости, чтобы попросить вас поцеловать меня? Я могла бы умереть от стыда. Я вас ненавижу, сэр, и надеюсь, что вы не достанетесь ни одной женщине. Вы заслужили прожить всю жизнь в одиночестве. В жизни меня так не унижали!

– Дженнифер! – Его голос наконец пробился сквозь ее смятение. В нем звучало что-то похожее на смех. – Пожалуйста, подойдите сюда. Видите, я не могу встать и поймать вас. Мне страшно жаль. Я был слишком погружен в собственные выводы и не заметил вашей храбрости. Прошу вас, сядьте.

– Мне не следует этого делать, – проговорила она настороженно, снова опускаясь на краешек подстилки и держась очень прямо. – Мне нужно идти домой.

– Вы позволите мне поцеловать вас? – спросил он. – Я мечтал об этом так давно.

Она почувствовала, что вся вспыхнула, когда придвинулась к нему по подстилке и он обнял ее рукой за плечи. Другую руку он поднес к лицу девушки, приподняв большим пальцем ее подбородок. Ей казалось, что ее щеки вот-вот запылают огнем.

– Вы такая хорошенькая, – сказал он, – и такая живая. Как мне хотелось бы быть целым и невредимым – ради вас, Дженнифер!

Ответить он ей не дал. Его губы коснулись ее губ, легко, испытующе. Они то и дело чутко отрывались от нее, чтобы она могла кончить этот эксперимент, как только ей захочется. Но к этому времени ее рука уже обнимала его за шею и ее губы снова потянулись к нему.

Прошло несколько мгновений, и каким-то образом они переменили положение так, что теперь скорее лежали, чем сидели на подстилке. И каким-то образом за это время Дженнифер потеряла рассудок. Единственное, что она могла произнести, когда Пенворт ее отпустил, было довольно бессмысленное «О!»

Он лежал рядом, подложив руку под голову.

– Спасибо, – сказал он, найдя ее руку. – Вы очень добрая леди, несмотря на вашу – зачастую варварскую – манеру выражаться. Вы будете ждать, когда закончится ваш траур, и искать себе привлекательного мужа?

– У которого будет две ноги, две руки и два глаза, – сказала она. – О да, сэр, в голове у меня просто нет иных вариантов.

– К чему такой язвительный тон?

– Странно, – сказала она, – но когда вы заговорили, я как раз думала об одноногом и одноглазом человеке, не отличающемся особой привлекательностью.

Наступило молчание.

– Мне нечего предложить вам, Дженнифер, – сказал он.

– Ну конечно, нечего, – сказала она. – Стоит только посмотреть на вас – и сразу же станет ясно, что вы – только полчеловека.

– Не может быть, чтобы я был вам нужен.

Дженнифер ничего не сказала. Она села и снова обхватила колени руками.

– Когда моя нога – или то, что от нее осталось, – окончательно заживет, – начал он, – я постараюсь сделать себе протез. Может быть, я никогда не смогу к нему привыкнуть. А может, и смогу. Но я попытаюсь.

Она все еще молчала.

– Дженнифер. – Не без труда он сел рядом с ней и снова потер бедро. – Может быть, к следующему лету состояние моего здоровья улучшится. Шрамы станут не так заметны. Я разберусь с делами в своей семье. Ваш траур закончится. Тогда я смогу приехать в Лондон.

Она ничего не ответила.

– Вы хотите, чтобы я приехал? – нерешительно спросил он.

Она пожала плечами.

– А вы?

– Я первый спросил, – возразил Пенворт. – Ну да не важно. Да, я хочу. – Он положил руку ей на затылок. – Вы понравились мне еще в Брюсселе. Только там вы были ослеплены Иденом, а я увлекся Мэдлин. А потом у нас не было никаких возможностей, кроме как действовать друг другу на нервы. Но завтра я смогу легко проститься со всеми, живущими в этом доме, но не с вами. Все остальные мне нравятся, и я буду скучать по ним. Без вас я буду тосковать.

– Мне не хочется, чтобы вы уезжали, – сказала она.

– Мне тоже. – Он тронул пальцами ее шею. – Но мне кажется, так лучше. Мы с вами, Дженнифер, еще не готовы друг для друга. Мне нужно выяснить, какой образ жизни я смогу вести. Мне нужно восстановить силы – я говорю не только о силе физической. И вам тоже нужно приспособиться к переменам в вашей жизни. Лучше нам подождать до следующего лета.

– Наверное, так, – сказал она. – Мне только жаль, что это будет завтра. Хотелось бы, чтобы у нас было еще немного времени.

– У нас оно есть. Я еще не вижу, чтобы коляска приближалась к нам. А вы?

Она посмотрела в сторону дома.

– Нет вроде бы.

– Ну, тогда, – он тяжело опустился на подстилку и протянул к ней руки, – идите и поцелуйте меня еще раз. А я скажу вам, что я вас люблю, маленькая фурия. Хорошо?

– Да, пожалуйста, – ответила она, прилегая к нему на грудь и целуя его в покрытую шрамами щеку. – И я скажу вам то же самое, Аллан. Начинайте первым.

– Ладно. Но поцелуй – прежде всего. Если будет необходимо, я скажу, что люблю вас, по дороге домой, в коляске. Но целовать вас там я не смогу. Иначе грум будет шокирован.

Он положил ладонь на ее затылок и притянул темную головку к себе.

* * *

Эллен опустилась на колени на траву рядом с домом, держа за руки маленькую Кэролайн, а та подпрыгивала на нетвердых ножках. Рядом стояла графиня Эмберли и смотрела, как ее муж катит мяч к орущему что-то Кристоферу.

– Надеюсь, что у меня будет такая же маленькая девочка, – сказала Эллен малышке. – Но впрочем, я буду не меньше рада и сыну.

– Вам кажется, что это имеет значение, – заметила графиня, – пока ребенок еще не родился и вы не услышали его первый крик. Конечно, мне хотелось, чтобы Кристофер был мальчиком и чтобы у Эдмунда появился наследник. Но мне хотелось, чтобы Кэролайн тоже была мальчиком – товарищем своему брату. И все же стоило мне один раз взглянуть на нее, когда врач сказал, что у меня дочка, и я подумала: какая же я дурочка, что хотела мальчика! А следующий уже может быть кем ему заблагорассудится. Я только надеюсь, что он решит появиться в будущем году.

– А вдруг это будут близнецы, – сказала Эллен, – и у вас будут и мальчик, и девочка? Ведь в вашей семье уже есть близнецы.

– Тогда вероятно, что у вас тоже могут быть близнецы, – засмеялась графиня, но тут же сморщилась, прикусила губу и покачала головой.

– Не нужно смущаться. – Эллен встала, держа ребенка на руках. – Мне тоже пришла в голову эта мысль.

– Я думаю, что я не всегда такая бестактная, – сказала леди Эмберли. – Теперь мне будут сниться дурные сны.

– Я вовсе не стыжусь того, что жду дитя от Доминика – или детей. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите мне еще о вашем брате.

– О Джеймсе? – Графиня улыбнулась. – Пока я не встретила Эдмунда, он был самым важным для меня человеком. Детство и отрочество у меня были довольно одинокими и не очень счастливыми. Я не сетую, впрочем. Годы счастья, что я познала здесь, оплатили в тысячекратном размере каждое мгновение одиночества. Джеймс был моим идолом. В моих глазах он не мог сделать совершенно ничего дурного. – Она засмеялась. – Он и сейчас не может, если уж на то пошло. Вы уверены, что вам хочется, чтобы я продолжала разговор в этом духе? Через час вам это страшно надоест.

– Не думаю. – Эллен снова опустилась в траву на колени и поставила извивающуюся малышку. Графиня села рядом.

Там и нашел их лорд Иден спустя полчаса. Он присел на корточки и улыбнулся дамам.

– Добрый день, маленькая красавица, – обратился он к племяннице. – Вряд ли сегодня у нас найдется улыбка для дяди Домми, а?

Темные серьезные глаза рассматривали его не мигая.

– Так я и думал, – сказал он, ласково тронув ее мягкие темные локоны. – Когда мы вырастем, мы будем тысячами разить мужчин наповал. Такие глаза нужно запретить! Ух!

Последнее восклицание было вызвано тем, что его племянник прыгнул ему на спину.

– Неужели это мой старый приятель? – спросил он. – Вы чуть не опрокинули меня навзничь.

– Старый приятель, – повторил мальчуган, нагнувшись над плечом дядюшки.

– Эллен, – проговорил лорд Иден, взъерошив волосы малышу, – не прогуляться ли нам?

– Только не заставляйте ее сегодня карабкаться на утесы, Домми, пожалуйста, – сказала графиня; оглянувшись на мужа и деверя, она встретилась с их ухмылками. – Противная парочка!

– Ах, Эдмунд… – начала Алекс, но он жестом остановил ее.

– Нет, дорогая, – сказал он, – я и не подумаю вмешиваться. Они взрослые разумные люди, которые уже почти отыскали выход из сложного положения. Если вы ждете предсказаний, то могу сообщить, что еще до конца будущей недели мы услышим некое интересное объявление. Так что оставим это. Я ничего не собираюсь предпринимать.

– Как грубо вы поступили, прервав меня, – сказала она. – Я только хотела заметить, что она сказала мне совершенно открыто, что ребенок от Доминика. И я хотела предсказать, что он увел ее для того, чтобы сделать ей предложение. Просить вас вмешиваться в дела взрослых людей! Что за мысль!

Кэролайн увидела мяч и пожелала опять сойти на землю. Граф поставил ее на траву и с улыбкой повернулся к жене.

– Я почти завидую им, – сказал он. – Посмотрите, Алекс, они свернули в долину. В нашу долину. Мы не бывали в нашей хижине с тех пор, как вернулись домой, да?

– Нам нужно развлекать гостей, – напомнила она.

– Скоро, – пообещал он, наклоняясь и сжимая руки за спиной, чтобы неторопливо поцеловать ее в губы, – скоро мы найдем время побывать там, Алекс. И кто знает? Быть может, там мы зачнем третьего ребенка. Зачали же мы там своего первенца. Почему это вы так возмущены?

– Не следует целовать меня на людях, – сказала она, порозовев. – Вдруг кто-нибудь увидит. Он поднял брови.

– Кто? Кристофер и Кэролайн? Действительно, какой ужас! Увидеть, что их папа все еще увлечен их мамой, будучи в солидном возрасте двадцати четырех лет! Или вы беспокоитесь о слугах? Мне кажется, у них хватило ума уже давно сделать надлежащие выводы из того, что у нас с вами одна спальня на двоих. Алекс, вы красная как мак. Мне страшно хочется проверить, существует ли еще более яркий красный цвет.

Он положил руки на ее талию и поцеловал – нежно и страстно.

Она не делала попыток освободиться.

Глава 24

– На берег или по долине? – спросил лорд Иден, когда они подошли к каменному мосту через ручей.

– По долине, – ответила Эллен. – Там так спокойно.

– А день совершенно летний, – сказал он, – несмотря на все признаки осени.

Как только они оказались вне поля зрения его брата и невестки, он завладел ее рукой. Она не противилась. Некоторое время они шли в согласном молчании.

– Ваша падчерица изменила свое мнение? – спросил он. – Сегодня мне показалось, что у вас разумные отношения.

Эллен рассказала ему о своей утренней встрече с Дженнифер и о том, что во время ленча девушка сделала несколько попыток заговорить с ней, хотя в этом не было видимой надобности.

– Нужно, чтобы прошло некоторое время, – добавила Эллен. – Но мне кажется, что наша прерванная дружба может быть восстановлена. Боюсь, Дженнифер только что получила болезненный урок взрослости, обнаружив, что те взрослые, от которых мы зависим и которых любим, тоже слабые и могут ошибаться.

– Придется мне поговорить с ней, – заметил лорд Иден. – Хотя сейчас она, пожалуй, не испытывает ко мне особо дружеских чувств. Я хочу убедить ее, что у нас она всегда найдет родной дом.

Они пошли дальше.

– Рискуя навлечь на себя гнев Александры, – сказал он, когда они дошли до того места, где были недавно привязаны их лошади, – не подняться ли нам наверх? В такой ясный день, как сегодня, вид оттуда должен быть замечательный.

Они поднялись на дюну и пошли под деревьями, пока не добрались до лужайки почти на самой вершине холма. Там они стали бок о бок, почти не касаясь друг друга, и смотрели на долину в сторону моря.

– Я рада, – сказала Эллен, – что все это принадлежит человеку, который способен оценить красоту. Ведь ваш брат способен на это?

– Только уехав отсюда, – сказал он, – я перестал думать об Эмберли как о своем доме. Я люблю Эмберли. Это дом моего детства и дом Эдмунда. Но я впервые чувствую некий энтузиазм при мысли о том, что мне нужно ехать в мое собственное имение. Это красивое место, Эллен, но совершенно в другом духе. И оно мое. Я смогу поселить там мою семью сразу же.

Эллен отошла и села на траву. Лорд Иден сел рядом.

– Теперь, когда ваша падчерица все знает, – начал он, – больше нет причин откладывать объявление о нашей помолвке, да?

Эллен обхватила колени руками.

– Думаю, что нет, – ответила она. Он тихонько засмеялся.

– Мне кажется, это ясно как Божий день, – сказал он.

– Да.

– Я хочу назначить день свадьбы, Эллен. До Рождества – не будет ли это для вас слишком быстро? Мне кажется, что мы, пожалуй, могли бы обвенчаться здесь, в часовне рядом с домом, в присутствии только членов нашей семьи. При нынешних обстоятельствах я не думаю, что стоит устраивать многолюдную свадьбу, не так ли?

– Давайте поговорим об этом потом, – сказала она, обратив лицо к солнцу и закрыв глаза. – Давайте насладимся этим днем, Доминик.

– А разве разговор о свадьбе может его испортить? – спросил он. – Ну ладно. Давайте наслаждаться этим днем. – И он растянулся на траве, подложив руки под голову.

Они молчали, и Эллен впала в дремотное состояние на солнышке, казавшемся почти горячим. Не уязвила ли она его, отказавшись говорить о дате свадьбы? Об их помолвке, конечно же, будет официально объявлено сегодня к вечеру, и тогда уже вопроса о дате и месте венчания не избежать.

Она повернула голову и взглянула на него. Оказалось"? что он пристально смотрит на нее, полузакрыв глаза от солнца, и на губах у него играет легкая улыбка.

– Идите сюда, – сказал он, вытянув на земле руку.

Она легла, положив голову ему на руку, и закрыла глаза. Прошло несколько минут, прежде чем солнечному свету, падающему на ее веки, преградили дорогу и она ощутила на губах его губы – горячие, легкие, полуоткрытые.

Она подняла веки, когда он отпустил ее, и посмотрела в его зеленые глаза. Он медленно растянул в улыбке губы, и она поняла, что улыбается ему в ответ.

Его губы снова касались ее губ, он осторожно водил по ним языком. Поцелуй был долгий и неторопливый. Эллен не шелохнулась – только губы ее расслабились, чтобы язык его делал то, что хочет. С Домиником ей было так хорошо. Она почувствовала, что все ее тело расслабилось.

Глаза ее были закрыты, когда он снова лег на спину рядом с ней. Его пальцы ласкали ее лицо, легко касаясь век, щек, губ. Потом рука скользнула вниз, к груди, и ладонь обхватила тяжелую округлость. Затем опустилась ниже, к талии и животу.

– Вы утрачиваете талию, – пробормотал он ей на ухо.

– Да. – Она не открывала глаз. Пусть волшебство его касаний не прерывается.

Его рука двигалась по ее телу, изучая его, лаская поверх одежды. И это было так хорошо. Ей хотелось повернуться в его объятиях и тоже обнять его. Но она лежала неподвижно.

Его рука нашарила край ее юбки и оказалась под платьем; сильная и жаркая, рука эта касалась ее ног, бедер. Скользнула вверх, к животу, уже начинающему полнеть.

Она все еще лежала, расслабившись и закрыв глаза.

А потом его губы снова коснулись ее губ, по-прежнему легко, но на этот раз открыто, и его язык проник в ее рот, нанося свои медленные, но настойчивые удары. А рука его скользнула под ее белье и неторопливо ласкала, снова и снова осторожно обходя место, прикоснуться к которому он был еще не готов.

Ее руки плашмя лежали на траве.

Но она уже вся напряглась. Его губы целовали ее шею, его рука гладила ее легко, но так, что судороги шли по ее телу – до самой шеи.

Он отвел руку, чтобы заняться своей одеждой. Глаза ее сначала были закрыты, но она открыла их, когда он заговорил с ней.

– Идите ко мне, Эллен, – тихо сказал он, протягивая руки, чтобы приподнять ее.

Она посмотрела ему в глаза, когда он опустил ее на себя, потом стала на колени и закинула назад голову, чтобы лицо ее омывали солнечный свет и тепло.

А судороги превратились в боль и агонию.

И в напряжение, просто невыносимое.

– Доминик! – крикнула она в экстазе.

Это было медленное, содрогающееся возвращение к Жизни, К счастью и полноте бытия.

Сильные руки обхватили ее, опустили на землю рядом с собой. Горячие губы нашли ее губы.

– Как видите, брак – не такая уж страшная участь, – прошептал он ей на ухо.

Веки ее затрепетали и раскрылись, глаза заглянули в его глаза. Но она была погружена в слишком глубокую летаргию, чтобы улыбнуться. Почти ускользала за пределы сознания.

Лорд Иден закрыл глаза и прижался щекой к ее мягким волосам. Ему казалось, что он сейчас уснет. Все его тело было расслаблено, ощущая полное удовлетворение. Но спать ему не хотелось. Ему хотелось запомнить и сохранить в себе это ощущение.

Он вовсе не собирался быть с ней вот так. Не поэтому он отправился с Эллен на прогулку и привел сюда. Ему просто хотелось побыть с ней, поговорить о свадьбе, о своем плане сразу же после бракосочетания увезти Эллен в Уилтшир.

Даже когда он предложил ей лечь рядом с собой, он не думал, что произойдет потом. Ему хотелось прикоснуться к ней, узнать, какие перемены произошли в ее теле оттого, что она носит дитя. Он ощутил едва заметное мягкое утолщение ее талии.

Она вобрала в себя его семя. Их дитя растет в ее теле. В теле той женщины, к которой он сейчас прикасается. Женщины, которую он любит.

И он начал ласкать ее, призывая к близости своими губами и языком, своей рукой, оказавшейся под ее платьем, трогающей ее теплую волнующую плоть. Хотя она не пошевелилась и не открыла глаз, лежа на земле, она стала на колени над ним, закинув голову назад, после того как он усадил ее на себя и соединился с ней, отдавая ей свою страсть и любовь. И она ласкала его. Он чувствовал ее страсть, ее желание быть с ним. И она выкрикнула его имя за мгновение до того, как содрогнулась в завершении.

Теперь он должен убедить ее, когда она проснется и попытается вновь построить все защитные сооружения, что у их брака есть шансы быть удачным. Они друзья, и они подходят друг к другу в интимной сфере. Он ее любит. Для счастья не хватает только одной составной части. Но он не станет давить на нее своей любовью. Он согласен быть ее другом – день за днем, а любовь придет к ней как ответ на его чувство.

Мысленно он перенесся через последние месяцы к крушению, которое последовало за неожиданным приходом Мэдлин в комнаты Эллен в Брюсселе. Со времени того ужасного дня они проделали долгий путь. Ему есть за что быть благодарным судьбе. И у него впереди целая жизнь, исполненная надежд.

И рассудок его погрузился в сон.

* * *

Только одно мгновение, проснувшись, Эллен не могла сообразить, где она. Она лежала рядом с Домиником, прижимаясь щекой к лацкану его фрака; одна его рука была у нее под шеей, другая на талии. Судя по его дыханию, он спал.

Неужели она окончательно стала шлюхой? Они находились на открытом склоне холма, не плотно окруженном деревьями, и спали в объятиях друг друга. И прежде чем уснуть, они занимались любовью, даже не подумав о том, что их могут увидеть. И ласкали они друг друга самым эротическим способом из всех, которые она знала доселе.

Это просто скандал.

И это было замечательно!

Она отодвинула голову, чтобы посмотреть на него, но глаза его тут же открылись, взглянув на нее сначала без всякого выражения, но потом сосредоточились на ней и улыбнулись той самой улыбкой, от которой у нее внутри все переворачивалось.

– Вы оскорблены? – спросил он. – Я не собирался вас соблазнять, Эллен. Это случилось само собой. Но ведь вы скоро будете моей женой. – И он поцеловал ее в кончик носа.

– Да, – сказала она.

Он откинул голову и посмотрел на нее.

– Почему в ваших глазах всегда появляется суровость, когда я заговариваю о нашем браке? – спросил он. – Вы не хотите выходить за меня, Эллен? Вам кажется, что вас принуждают?

Она немного помолчала.

– Мне только жаль, что сделать это нас вынуждает ребенок.

– Так вот как вы считаете! – Он нахмурился. – Вы думаете, что я женюсь на вас только из-за ребенка?

– Но ведь это так и есть, правда? И это поступок разумный, и ответственный. И я уважаю вас за то, что вы хотите так поступить, и не собираюсь отказываться, потому что это было бы эгоистично и безответственно. Просто мне жаль, вот и все.

– Я женюсь на вас не из-за ребенка. Это просто предлог.

– Предлог?!

– Я был несправедлив к вам, Эллен, и прошу прощения. Я воспользовался аргументом, который мне показался самым выигрышным, и видите – все очень хорошо получилось. Но моя уловка вызвана отчаянием.

Она с недоумением смотрела на него.

– Я думал, что у меня нет другого способа заполучить вас. Но это был недостойный поступок. Я должен сказать вам правду, я бы не хотел начинать семейную жизнь со лжи. У супругов не должно быть друг от друга тайн.

– И какова же правда?

Он искоса посмотрел на нее, смущаясь от того, что прозвучало в следующее мгновение.

– Увы, это чистый эгоизм, – сказал он. – Я люблю вас и люблю ребенка, потому что он ваш. Наш. Я любил вас всегда, с тех пор как увидел, как вы наклоняетесь над моей постелью в Брюсселе – единственная устойчивая вещь в мире бреда и боли. Но сейчас я люблю вас больше, чем тогда, потому что с тех пор мы стали еще и друзьями. Мне очень жаль, Эллен. Я знаю, что вам сейчас, когда вы только что потеряли Чарли, не нужны иные отношения. Но я не стану обременять вас своей любовью, обещаю вам.

– Я его любила, – осторожно заговорила она. – Все пять лет в моей жизни не было ничего более светлого, чем наша любовь.

– Я знаю. Я никогда не упрекну вас за ваши чувства.

– Я все еще люблю его, – сказала она. – Он – часть меня. И я никогда не перестану любить его и время от времени плакать о нем.

– Я знаю, Эллен…

– Я никогда не буду любить вас так, как я любила его.

Он кивнул.

– Но при этом я никогда не любила его так, как люблю вас.

Он посмотрел ей в глаза совершенно обескураженный.

– Я не знала, – начала она, – что любовь к двум людям может быть такой сильной, всепоглощающей – и при этом такой разной. Чарли был моим самым лучшим другом, моим братом, моим отцом, моим защитником. Да, и любовником тоже, потому что наш брак был вполне обычным и я любила его плотскую сторону – ведь так я становилась ему ближе. Я была бы счастлива с ним до конца своей жизни, Доминик. И никогда не допустила бы ничего большего, нежели смутная и невольная тяга к вам.

– Я знаю.

– А вы моя всепоглощающая страсть, окутывающая меня сеть любви. Наверное, я никогда не смогу вами насытиться. Но при всем при том это не просто плотская страсть. Когда-то я думала, что это так, и вот почему я себя презирала и ненавидела. Но это не так. Да, это страсть, это жажда вас, а не только ваших ласк. Жажда всю жизнь быть с вами и частью вас. Но я могу ответить на вашу любовь, Доминик, только в том случае, если вы согласитесь, что какая-то часть меня всегда будет принадлежать Чарли.

Он положил палец на ее нос.

– Я бы думал о вас хуже, – сказал он, – если бы полагал, что может быть как-то иначе.

Они с пониманием посмотрели друг на друга.

– Итак, Эллен Симпсон, – сказал он с улыбкой, – чувствуете ли вы себя несколько лучше от перспективы выйти, за меня замуж?

Она кивнула.

– До Рождества?

– Завтра, если хотите.

– Увы, существует такая вещь, как оглашение.

– Жаль.

– Кроме того, мне нужно отправиться в Лондон – с вами или без вас – просить у графа Хэрроуби руки его дочери. Как вы думаете, он будет очень огорчен?

Она загадочно улыбнулась:

– Вы хотите это сделать? Если ваша невеста – двадцатипятилетняя вдова и, может быть, даже не дочь ему? Как мило, Доминик. Он будет очень рад.

– А он не даст мне по уху по той причине, что его дочь беременна от меня?

Она покачала головой.

– Я думаю, он будет вам благодарен за то, что вы дали ему возможность заделаться дедом так быстро.

– Значит, я велю сделать оглашение в следующее воскресенье?

Она кивнула. На его лице появилось озабоченное выражение.

Он стремительно встал и протянул ей руку.

– Вы действительно не ощущаете нездоровья из-за вашего положения? – спросил он, привлекая ее к себе.

– Совершенно. Я никогда в жизни не чувствовала себя более здоровой.

– Замечательно, – сказал он, крепко обхватил ее за талию, поднял вверх и принялся кружить в воздухе до тех пор, пока она не закричала, задыхаясь от смеха.

– Так приятно слышать ваш смех, Эллен, – сказал он, останавливаясь и ставя ее на землю. – Я хочу наполнить всю вашу жизнь смехом.

– Интересно, перестанет ли мир бешено вертеться вокруг меня, пока я с вами? – тихо проговорила она.

– Никогда, любовь моя, – проговорил он, ловя ее губы. – Даю вам торжественное обещание здесь и сейчас, что этого никогда не произойдет.

– Значит, прощай, равновесие и здравый смысл, – сказала она, обнимая его за шею. – Здравствуй, моя любовь.

Примечания

1

счастливого пути (фр.).

2

Да здравствует император! (фр.)

3

нежная любовь (фр.).

4

тихим голосом (ит.).


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18