Глава 7

Эмили не спустилась в столовую. Она предпочитала завтракать одна. Однако те шесть дней, пока в доме гостил лорд Пауэлл, она вела себя так, как подобает обычной молодой леди: вовремя спускалась в столовую, следила за разговором, хотя это ее утомляло, и вежливо улыбалась, чтобы показать, что она не только бессловесный наблюдатель.

Но этим утром ей не хотелось встречаться за столом с лордом Пауэллом или с Люком, который уже, наверное, все знал. Он посмотрит на нее, скорчив гримасу и сощурив глаза, отчего она почувствует себя хуже, чем если бы он ей сделал строгий выговор. Беда с этим Люком. Он давно уже понял, что выразительные взгляды влияют на нее гораздо сильнее, чем тысяча слов. И с Эшли ей тоже не хотелось встречаться.

Она обошлась без помощи горничной. Выбрала прелестное платье с небольшим декольте и нижней юбкой на малом кринолине. Гладко причесав волосы спереди и уложив их в пучок на затылке, она надела кружевной чепчик, ленты которого свисали до пояса. Теперь у нее снова был вполне цивилизованный вид.

Эмили отправилась в детскую, где застала Анну с младенцем на руках. Они обменялись улыбками. Здесь же развлекались и другие дети, находившиеся сейчас в замке. Они бросились к Эмили, требуя, чтобы она с ними поиграла.

Эмили рассмеялась и согласилась.

Она давно заметила, что даже самые младшие ее племянники и племянницы знали, что с тетей Эмили надо разговаривать, медленно и отчетливо произнося слова и глядя ей в лицо. Они знали также, что она всегда готова сделать то, о чем они просят. И вскоре она, несмотря на кринолин, ползала по комнате на четвереньках, катая на спине самых маленьких ребятишек.

Люк как-то раз сказал, что она даже больше, чем он и Анна, подчиняется детской тирании. Люку нравилось делать вид, будто дети могут вить из него веревки. На самом деле Эмили знала, что одного взгляда его холодных серых глаз хватает, чтобы остановить не в меру расшалившихся детишек, а одного движения бровей достаточно, чтобы положить конец неповиновению родительской власти. Детей в семье Люка очень любили, но требовали от них полного послушания.

Анна уложила спящего Гарри в колыбельку в смежной комнате и вышла из детской. Вскоре дверь открылась, пропустив в детскую лорда Пауэлла. Раскрасневшаяся и растрепанная Эмили поднялась, поправляя сбившийся чепчик.

– Леди Эмили, – улыбнулся он, – не окажете ли вы мне честь прогуляться со мной по саду?

Он больше не хмурился. Интересно, подумала Эмили, имеет ли он хотя бы слабое представление о том, что видел сегодня утром другую женщину в ее собственном мире, который сильно отличается от его мира? В мире чувств и ощущений, в котором окружающее осознается совсем не так, как у людей, обладающих слухом? Наверное, он этого не понимает и никогда не поймет. Но она не будет ни обижаться на него, ни сердиться. Она решила выйти замуж и перейти в его мир. И приспосабливаться к этому миру, как бы это ни было трудно, придется ей одной.

Дети, казалось, огорчились, что у них отобрали тетю Эмили, но быстро утешились, найдя ей замену в лице старшей сестры.

Лорд Пауэлл повел Эмили к цветникам, и они стали прогуливаться по покрытой гравием дорожке. Она держала его под руку.

– Я хотел бы извиниться перед вами. – Он остановился, глядя ей в лицо. – Вы здесь у себя дома. С моей стороны было непростительно критиковать здесь ваш вид и ваше поведение. Вы простите меня?

Критиковать здесь? Значит, в другом месте он счел бы себя вправе критиковать ее? В его доме, например? Но это был слишком сложный вопрос, чтобы размышлять над ним сейчас. К тому же он принес извинения. И она кивнула.

– Вы превосходно выглядите, – продолжал он. – Мне доставило большое удовольствие видеть, как вы играете со своими племянниками и племянницами, не боясь привести в беспорядок свой внешний вид. Мне приятно представить вас играющей с собственными детьми.

Собственными детьми... Да, ее усилия, ее жертвы будут не напрасны. У нее защемило сердце.

Он поднес к губам ее руку.

– Я прошу вас только, леди Эмили, чтобы, когда мы поженимся, вы не появлялись в таком виде, как сегодня утром, ни перед кем, кроме меня. Я не хочу, чтобы моя матушка и сестры или – Боже упаси! – мои братья увидели вас в таком виде и сочли распущенной. Или даже сумасшедшей. – Он улыбнулся.

Сумасшедшей? Он подумал, что она сумасшедшая, потому лишь, что на ней слишком короткое платье, а волосы распущены? На мгновение она вновь ощутила гнев. Но ведь это всего лишь слово – сумасшедшая. Так говорят, когда человек одет или ведет себя неподобающим образом. И следует признать, что она действительно выглядела неподобающим образом Не стоит снова затевать ссору из-за слова.

– Сам я, – сказал он, – нахожу ваш вид даже привлекательным. Если бы только платье было более нарядным...

Но пока мы всего лишь помолвлены, мне, наверное, не следует высказывать подобные мысли.

Она заметила в его взгляде что-то похожее на восхищение. Так он находит ее привлекательной? Интересно, подумала она, сама удивляясь этой странной мысли: занимаясь любовью, он тоже будет думать о том, что правильно и что подобает делать? Впрочем, что правильно, а что нет, что подобает делать, а что нет, она и сама не знала. Она лишь надеялась, что в их отношениях будет какая-то доля любви.

– Я теперь знаю, – с улыбкой сказал он, – что именно подарю вам в качестве свадебного подарка. Возможно, это несколько необычный подарок, но, я уверен, вам он доставит удовольствие. Я найду для вас самого лучшего учителя рисования. Утром я понял, что вам очень хочется заниматься живописью, но вы не умеете. Я позабочусь о том, чтобы вы научились у настоящего специалиста. Уверяю вас, не пройдет и года, как стены моей спальни вместо рисунков сестер украсят картины моей супруги.

Она напряженно следила за его губами и поняла все сказанное. Но догадалась также, что он ничего не понял. И, сама того не желая, почувствовала обиду и отчаяние. Он и не сознавал, что не понимает, и это было хуже всего. Вопреки своей воле она вспомнила Эшли. Он сразу же понял, когда она объяснила, какое чувство вкладывала в эту несчастную картину. И тут же выразил словами все, что она сказала ему с помощью жестов и движений.

Но Эшли всегда ее понимал, всегда знал, что за ее молчанием скрывается личность – человек, который живет в своем мире, таком же богатом, как мир любого человека. С Эшли всегда находился общий язык, с помощью которого она позволяла ему заглянуть в свой мир.

– В вашей картине я увидел гнев, – снова заговорил Пауэлл. – Вы сердились, не умея изобразить то, что видите глазами. Вы часто сердитесь? – спросил он сочувственно.

Эмили видела, что он старается проявить доброту, но совершенно не правильно толкует чувство, заложенное в картине. Как можно выходить замуж за человека, который так плохо знал ее?

– Харндон говорил мне, что вы умеете читать и писать, – продолжал он. – Когда вы будете жить в моем доме, леди Эмили, в качестве моей супруги, я распоряжусь, чтобы в каждой комнате имелись бумага, чернила и перья. Вы будете писать все, что пожелаете выразить. Я не допущу, чтобы вы чувствовали себя несчастной из-за того, что вынуждены подавлять свои чувства. Я буду знать, что вы хотите сказать. Я буду «слушать» то, что вы написали, точно так же, как вы «слушаете» меня, следя за движением моих губ.

Но он добрый человек. Он хочет помочь ей высказаться, думая, что она от этого страдает. Он готов дать ей «голос» и готов «слушать» ее. Он не мог знать, что у Эмили не хватало умения излагать душу в письменном виде. Однако он проявляет доброту. Она улыбнулась ему.

Их внимание отвлек Эшли, который торопливо вышел из дома, сбежал по ступенькам к цветнику и чуть не столкнулся с ними. Он резко остановился, улыбнулся, не проронив ни слова, и, спустившись по террасам, перепрыгнул через нижнюю живую изгородь.

– Странно, – заметил лорд Пауэлл, взглянув на Эмили. – Лорд Эшли Кендрик ведет себя довольно необычно.

Наверное, это влияние заморского климата.

Эшли вел себя утром не так, как обычно, подумала она.

Он был, как всегда, дружелюбен, выслушал ее и понял все, что она ему сказала. Он не возмутился ни ее внешним видом, ни картиной. Но он не поговорил с ней, как бывало раньше, не коснулся причины замеченных ею горечи и напряжения. Раньше он сел бы с ней рядом и, забыв о времени, излил перед ней свою душу. Теперь не то. Он прогнал ее от себя, сказал, чтобы она уходила.

Ну что ж, может быть, это даже к лучшему. Сегодня у водопада она положила конец всему, что было в прошлом.

Теперь начиналось то, что станет ее будущим. Возможно, с прошлым было бы труднее расстаться, если бы Эшли поделился с нею своими горестями.

Но и сейчас, когда она ничего не знала, у нее болело за него сердце. Столкнувшись с ними, он улыбнулся, но глаза были такие невеселые. Он всего лишь изобразил улыбку.

Лорд Пауэлл взял ее за руку, и она переключила на него внимание.

– Меня возмутило, что он вчера заставил вас против воли танцевать с ним, – сказал он. – Я был готов вызвать его на дуэль, но мне не хотелось устраивать сцену и ставить в неловкое положение вас или хозяина дома. Хотя, если бы ему удалось выставить вас на посмешище, я бы не сдержался. Но вы отлично вышли из положения. Я горжусь вами. – Он пожал ей руку.

Против воли? Он думает, что она танцевала против воли? Никогда в жизни она не забудет, какое наслаждение испытала в те полчаса, пока длился менуэт. Даже сейчас при воспоминании об этом у нее сладко замирало сердце.

– Если не возражаете, я попрошу вашего брата объявить о нашей помолвке сегодня, – предложил лорд Пауэлл. – Ваша семья почти полностью собралась здесь.

Да, самое подходящее время, чтобы объявить о помолвке. Ей вдруг захотелось, чтобы все про изошло как можно скорее. Она сожалела, что не позволила ему сделать этого вчера. Вопрос о ее будущем должен быть решен окончательно и бесповоротно.

– Могу ли я поговорить с Рейсом? – спросил лорд Пауэлл.

Виктор объявит о помолвке за ужином. Все будут довольны. Даже Анна, хотя она продолжает настаивать, что Эмми вовсе не обязательно выходить замуж, если она сама не пожелает.

Эмили кивнула, улыбнулась и была вознаграждена ответной радостной улыбкой.

– Вы сделали меня счастливым, леди Эмили, – сказал он, – самым счастливым человеком на свете.

Надо было поделиться новостью. Лорд Пауэлл удалился в библиотеку, чтобы написать своей матушке. Анна и Люк часто проводили утро вдвоем в своей гостиной, прежде чем заняться делами. Конечно, в результате наплыва гостей привычный распорядок в доме был нарушен. Кажется, Люк должен был утром ехать в Лондон, но, возможно, еще не уехал.

Эмили постучала в дверь и, выждав ради приличия несколько секунд, робко заглянула внутрь.

Сначала она очень смутилась, подумав, что застала Люка и Анну в очень интимный момент. Они стояли посредине комнаты, крепко сжимая друг друга в объятиях. Потом она заметила бледность Люка и содрогающиеся от рыдания плечи Анны.

– Дорогая, – произнес Люк, останавливая ее жестом, – не уходи.

Анна подняла голову, видимо, только сейчас заметив присутствие Эмили. Лицо ее покраснело от слез.

– О, Эмми, Эмми, жена Эшли и Томас погибли во время пожара год назад, а нас не оказалось рядом, чтобы утешить его. Он переживал свою утрату один. Его не было с ними, когда это случилось. Он еще и от этого страдает и винит себя. Он приехал домой, чтобы найти утешение, Эмми.

Она прочла по губам все до слова, как будто умела слышать. Люк, как и следовало ожидать, держал себя в руках, хотя и с трудом.

– Эмили, – попросил он, – побудь с Анной, дорогая.

Ты ей сейчас очень нужна. А я должен найти бедного Эшли.

Он, глупенький, обидел маму тем, что рассмеялся, когда сообщил эту новость. Он очень, очень страдает. Так ты побудешь здесь?

У Эмили закружилась голова, но она кивнула, и Люк, передав ей Анну с рук на руки, торопливо вышел из комнаты.

Эшли, думала она. Ах, Эшли... Почему он не рассказал ей? Неужели побоялся, что она недостаточно сильная? Конечно, за семь лет человек может очень измениться. И они отдалились друг от друга. Он ей не сказал...

Сидя рядом с Анной на диване и крепко держась с ней за руки, она совсем забыла, зачем пришла к ним в гостиную.

– Эмми! – Анна повернула к ней заплаканное лицо. – Мы должны теперь особенно бережно относиться к Эшли.

Бедненький Эшли...

Эмили подняла руки сестры и приложила к своим щекам.

Люк нашел брата на мосту. Эшли бросал камешки в реку, стараясь заставить их прыгать по поверхности воды, но у него не получалось.

– Тео и леди Стерн успокаивают маму, – сказал Люк. – Дорис я оставил на попечение Уэймса. Анна в слезах.

– Она оплакивает то, что случилось больше года назад, – заметил Эшли, бросая следующий камешек, который тоже утонул. – Горюет по тем, кого даже не знала.

Глупо. Ну да ладно. Некоторое время назад я застал Эмми и Пауэлла чуть ли не в объятиях друг друга. Анна, должно быть, строит планы на свадьбу этим летом?

– Эш, – прервал его Люк, – тебе нужно выговориться о своем, мой дорогой.

– Черт возьми, – рассмеялся Эшли, – помню, как я возмутился, когда ты впервые назвал меня так, Люк. Вижу, ты все еще не отвык от своих парижских замашек. Кстати, бал удался на славу. Рад, что я вовремя приехал.

– Ты весь как натянутая струна, которая того и гляди оборвется.

Эшли бросил последний камешек и облокотился на парапет.

– Ошибаешься, Люк, – возразил он. – Я уже вполне спокоен. Видишь ли, очень трудно было сообщить всем вам эту ужасную новость. Я сожалею, что не написал вам об этом, прежде чем возвращаться домой. Но я знал, что Анна и Дорис выплачут глаза от горя, мама застынет с каменным выражением лица, а ты расправишь плечи, чтобы переложить на них мое горе. Ты превосходно исполняешь роль главы семейства.

– Я пришел сюда не как глава семейства, Эш, а как твой брат, который любит тебя. Тебе сейчас плохо.

– Мне? С чего ты взял? – усмехнулся Эшли. – Да, я перенес долгое и утомительное путешествие по морю. Я плохо ел, а спал еще хуже. Теперь, когда я чувствую под ногами твердую почву, все придет в норму.

– Ты приехал домой, – сказал Люк. – Не просто в Англию, Эш, а в Боуден. Ты мог бы остаться в Лондоне, мог бы проехать прямо в Пенсхерст.., кажется, он теперь принадлежит тебе? Но ты предпочел вернуться домой. Почему? Для того лишь, чтобы держаться от нас подальше?

Чтобы оттолкнуть нашу помощь?

– Помощь?.. – рассмеялся Эшли.

Люк окинул его оценивающим взглядом и снова уставился на воду.

– Я попытался представить, как бы я чувствовал себя, если бы такое случилось с Анной и одним из детей. Ты прав. Тут нельзя ни помочь, ни утешить. По крайней мере сразу. Может быть, через год я вернулся бы в свою семью.

Однако, возможно, даже по прошествии времени я боялся бы выйти из скорлупы, которой отделил бы себя от окружающих.

– Черт тебя возьми! – воскликнул Эшли. – Но ты ничего не знаешь.

– Нет, не знаю, – согласился Люк. – Расскажи мне, Эш. Расскажи, что произошло.

– Я уже рассказал. Они погибли, сгорели вместе с домом. Я ничего не знал, пока за мной не прибежал мой друг. На месте дома я застал дымящееся пепелище. Меня не было дома.., я был на деловой встрече.

– Отчего загорелся дом? – спросил Люк. – Причину пожара установили?

– Возможно, от свечи вспыхнула занавеска, – пожал плечами Эшли. – А может, нечаянно уронили лампу. Кто знает? Шла война. Всякие злодеяния были не редкостью.

– Значит, подозревали, что это был поджог? – спросил Люк.

– Никаких доказательств не было, – снова пожал плечами Эшли.

–  – У тебя были враги? – поинтересовался Люк.

– Целая страна, – рассмеявшись, ответил Эшли. – Я англичанин. Люк. А англичане воевали с французами. Индусы же воевали и на той, и на другой стороне. Неразумно было оставлять жену и ребенка одних дома в такое время:

– Анна сказала, что ты, наверное, считаешь себя виноватым. Разве в доме не было слуг?

– Мой слуга был со мной, – объяснил Эшли. – Остальных слуг Элис отпустила на ночь, кроме нянюшки, которая была у нее с детских лет. Она погибла вместе с ними.

– Осталась с одной служанкой? – нахмурился Люк. – Почему она отпустила остальных? Она часто так делала?

Даже когда тебя не было дома?

– Нашлись, видишь ли, люди, которые считали, что я сам это сделал, – проговорил Эшли. – Когда жена погибает при невыясненных обстоятельствах, подозрение прежде всего падает на мужа.

– Черт возьми, только этого не хватало! – возмутился Люк.

– Конечно, они ошибались, – рассмеялся Эшли, выстукивая пальцами дробь по каменному парапету. – Мне не следовало приезжать сюда. Люк. Надо было прямиком отправляться в Пенсхерст. Теперь это мое имение. Семь лет назад у меня не было ни гроша, а теперь я владелец двух больших состояний: одно из них я сколотил сам, а другое досталось мне от жены. И оба они в полном моем распоряжении, а ни жены, ни ребенка нет. Что еще может пожелать мужчина?

– Поживи здесь некоторое время, – предложил Люк. – Позволь себе почувствовать, что тебя любят, Эш. Пусть затянутся раны. Твои страдания трудно себе представить. Но здесь ты будешь окружен любовью. И возможно, залечишь раны, если сам того захочешь. И если дашь время.

– Я задержусь здесь на несколько дней, – пообещал Эшли.

– А потом отправлюсь в Пенсхерст начинать новую жизнь. Ту, которую надеялся создать, уезжая в Ост-Индскую компанию. Теперь у меня все получится. Я буду жить-поживать долго и счастливо.

– Надеюсь, все так и будет, – улыбнулся ему Люк. – Но поживи здесь, доставь удовольствие Анне: ей хочется побаловать тебя. Дети захотят поближе познакомиться с тобой и попробовать вить из тебя веревки. И я скучал по тебе. Вернемся в дом вместе. Я прикажу принести в кабинет жареные хлебцы и кофе, а то и чего-нибудь покрепче, если ты пожелаешь. Я заметил, что ты почти ничего не ел за завтраком.

– Позже, – сказал Эшли. – Я еще не надышался английским воздухом. Мне не хочется идти в помещение.

Люк кивнул и отправился домой один. Эшли, смотревший ему вслед, отметил, что Эмми с ее женихом нет у цветника.

Надо было написать сюда год назад. А приехав в Англию, следовало отправиться прямиком в Пенсхерст. Он теперь взрослый человек, независимый, уверенный в себе, предприимчивый, чего и добивался все эти годы, пытаясь освободиться от приобретенного в юности комплекса несамостоятельного, утомленного жизнью младшего сына герцога. Он потерял жену и ребенка. Но такое случается постоянно: мужчины теряют жен и детей.