Марлоу и Кендрик (№2) - Мелодия души

– Ты правильно сложила губы, – сказал он – И звук был. Но они не согласовались между собой, Эмми. Ты преградила звуку путь языком, и он прошел через нос.

Она ужасно расстроилась и закусила губу.

– Попытайся еще раз, – настаивал он. – Пусть звук идет через рот.

Она не знала, как это сделать, не могла вспомнить.

Скажи это слово мне, – потребовала она одной рукой. Но когда он произнес, она по-прежнему не знала, как это сделать. Она придвинулась к нему совсем близко, так что их колени почти соприкасались. Еще раз, – потребовала она.

– Да, – произнес он, и она слегка прикоснулась пальцами к его горлу, чтобы почувствовать вибрацию.

– Еще раз, – жестом показала она, нахмурив лоб от усердия.

– Да, да, да.

Она приложила пальцы к горлу, поднесла к губам другую ладонь, почувствовала струю воздуха и уловила вибрацию. Потом украдкой взглянула на него.

– Получилось, черт возьми! – воскликнул он. – Звук, Эмми, проходит теперь через губы. А теперь скажи «да».

– Ддтт-а-ах, – сказала она.

В его здоровом глазу она увидела не насмешку, а торжество. Он радовался. Совсем как прежний Эшли, только несколько побитый.

– Да, – повторил он.

– Ддт-а-ах.

– Да.

– Д-а-ах.

– Да.

– Д-а-а.

Он хохотал.

– Да, Эмми, да? – сказал он, раскрывая ей объятия.

Она тоже смеялась, возбужденная, словно ребенок, получивший с трудом завоеванный приз. Она может говорить! Она сможет произносить слова, и ее будут понимать!

Научится произносить все слова! Она смеялась и смеялась.

Качнувшись вперед, она вдруг замерла на месте. Он оборвал смех, руки у него опустились.

– Эмми, – попросил он, – выходи за меня замуж.

Выходи за меня и заставь меня снова смеяться и радоваться жизни. И научи своему безмолвию и покою. Позволь мне научить тебя говорить – не только произносить отдельные слова, а вести разговор, болтать. Выходи за меня.

Искушение было слишком велико. Семи лет как не бывало, и они на мгновение были счастливы вместе, как прежде. Да, очень велико было искушение поверить, что эти несколько минут можно растянуть на всю жизнь. Она покачала головой.

Эшли долго смотрел на нее, и она все-таки поддалась маленькому искушению. Она взяла его руку, приложилась к ней щекой, потом поцеловала и вернула на прежнее место, на колено.

– Понимаю, – сказал он, когда она снова посмотрела ему в лицо. – Ты любишь его, Эмми. А в моей жизни были Элис и Томас. И нашей с тобой взаимной привязанности не преодолеть эти барьеры. В таком случае пусть будет по-твоему.

Она улыбнулась ему.

– Но, Эмми, – снова заговорил он с помощью жестов, – если будет ребенок – а такое может случиться, – ты должна выйти за меня замуж. Понимаешь?

Тогда это будет касаться не только тебя и меня, а существа более важного, чем мы. Дети так уязвимы и так невинны.

Прежде всего надо думать о том, как защитить ребенка. Ты мне обещаешь?

По лицу его она поняла, что ему вспомнился сын, которого он не смог защитить. Он жестами показал ей, какое нежное и драгоценное существо ребенок.

– Д-а-а, – кивнула она.

– Спасибо. – Он взял обе ее руки и, поцеловал по очереди. – Ты простудишься в мокром платье, Эмми. Давай вернемся домой.

– Д-а-а, – сказала она, поднимаясь и скорчив гримасу при виде промокшего, облепившего ее платья. Она шла рядом с ним, радуясь, что он не предложил ей руку. Дойдя до газона, она улыбнулась ему, подхватила мокрый подол и помчалась одна к боковой двери.

* * *

Эмили позвонила служанке и показала ей жестом, что требуется горячая вода. Девушка вернулась с большим кувшином и сообщила, что его светлость желает ее видеть у себя в кабинете, как только она освободится.

У Эмили екнуло сердце. С Люком ей было страшнее всего встречаться лицом к лицу. Он никогда с ней не был ни резок, ни груб, никогда не наказывал ни ее, ни своих детей. Но Люку и не требовалось ни орать, ни принуждать, чтобы заставить домашних повиноваться. Достаточно было одного его присутствия. Еще сильнее действовал его взгляд.

В кабинет! Значит, разговор будет серьезным.

Она торопливо умылась, натянула чистое сухое платье на кринолин, заколола волосы и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с духом.

Лакей распахнул перед ней дверь кабинета. Люк сидел за письменным столом и писал. Он не поднялся и даже не поднимал на нее глаз в течение целой минуты. Эмили молча стояла возле стола и смотрела на него. Она знала, что он делает это умышленно. Ее заставляли почувствовать себя провинившейся служанкой, которая ожидает наказания.

Наконец он отложил перо и взглянул на нее. Как она и предполагала, взгляд его был холоден как лед. Он долго молчал, так что ей пришлось усилием воли заставить себя не переминаться с ноги на ногу и не опускать глаза. Он даже не предложил ей сесть.

– Ну, Эмми, – наконец проговорил он, – ты сегодня очень расстроила и рассердила одного молодого человека.

Ты унизила его в глазах своей семьи и его семьи тоже. Так не годится. – Она судорожно глотнула воздух. – Ты очень расстроила всех родных, в том числе и Анну. А счастье Анны для меня превыше всего. Я не одобряю твоего поведения.

Она украдкой взглянула на его руки и увидела разбитые костяшки пальцев. На его лице не было ни синяков, ни кровоподтеков. Значит, это была не драка, а избиение!

Эшли не наносил ответных ударов! Ну так она тоже не станет защищаться.

– Я хотел бы задать один вопрос, – продолжал он. – Что именно произошло прошлой ночью? Я спрашиваю не из любопытства. Я должен знать, случилось ли это по взаимному согласию, Эмили. Или, может быть, тебя принуждали силой?

– Нет. О нет, – «сказала» она. Нельзя допустить, чтобы они думали такое об Эшли, Почему бы не спросить, не принуждали ли самого Эшли?

– Спасибо, – кивнул Люк. – Я верил в такую возможность, но был обязан спросить. Значит, Эмили, ты добровольно и весьма безрассудно отдала то, чего не следовало отдавать, и теперь предпочитаешь не позволить Эшли исправить положение. Это так? Может быть, ты не вполне понимаешь, а когда поймешь, то передумаешь? Может, нам пора готовиться к свадьбе где-нибудь через недельку?

Только в том случае, если она ждет ребенка. Но за неделю она об этом не узнает. Она покачала головой.

Люк облокотился на подлокотник кресла и сцепил пальцы.

– В таком случае ты частично вернула мое к тебе уважение, – к ее изумлению, проговорил Люк. – Требуется сильный характер, чтобы отказать мужчине, которого любишь больше жизни, потому лишь, что выйти за него замуж было бы не правильно.

Она была готова выдержать с каменным лицом упреки и обвинения, но, получив от Люка неожиданное одобрение, почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

– Можешь идти. – Кивнув, он обмакнул перо и снова склонил голову над бумагой.

И все-таки, подумала она, выходя из кабинета и закрывая за собой дверь, она чувствует себя так, словно ее строго наказали. У нее дрожали колени, а ладони сделались липкими от пота. Но, как ни странно, ей стало спокойнее.

* * *

Эшли вскоре понял, что ему стало неуютно в Боудене со своей семьей. И это еще мягко сказано. Он вошел в малую гостиную, где пили чай его мать, дядя, чета Хорнсби, чета Сивериджей и леди Стерн, и был встречен ледяным молчанием. Он поднялся в детскую, где его сразу же окружили детишки и забросали вопросами относительно ссадин и синяков на его лице, но появившаяся Дорис дала понять, что его присутствие в детской нежелательно. Эшли улыбнулся детям, вызвал у них восторженные вопли рассказом о том, как он вступил в схватку со злым быком, который теперь выглядит гораздо хуже, чем он, потом помахал всем рукой и ушел.

Возвращаясь домой с Эмми, он решил остаться на некоторое время, чтобы помочь ей пережить ужасный скандал, разразившийся днем. Хорошо еще, что скандал ограничился рамками семьи. Он сомневался в том, что Пауэлл узнал всю правду – разве только Эмми выложила ему все начистоту. Он :останется, подумал Эшли, и будет ухаживать за ней, не торопя события. Со временем она поймет, что у нее нет иного выбора, кроме как выйти за него. Теперь никто, кроме него, не мог стать ее мужем.

Он останется и научит ее говорить. Разнообразия ради хоть раз в жизни сделает что-то полезное.

Он закрыл глаза и припомнил, с каким азартом работал в Ост-Индской компании и как был поначалу счастлив. Если бы Эмили научилась говорить, это дало бы ей большую свободу.

Если он останется, будет учить ее говорить и ухаживать за ней, это и ему пойдет на пользу. Все это отвлечет :его от прошлого, в котором уже ничего исправить или изменить нельзя. И возможно, он кое-чему научится у нее. А у нее есть чему поучиться.

Но вскоре после возвращения в дом он решил иначе.

Эмми не передумает. Она из тех, кто идет тем путем, который выбирает сам.

Она вызывала уважение своей целеустремленностью, хотя иногда хотелось душу вытряхнуть из этой упрямицы!

Он испытывал к Эмми самое нежное чувство, хотя это могло показаться странным: ведь он почти совсем забыл о ней, пока жил в Индии. Правда, теперь он уже не был в этом вполне уверен, потому что его всегда что-то непреодолимо тянуло домой, в Боуден. Как бы то ни было, но нежность к Эмми стала сегодня основной проблемой. По правде говоря, ему не хотелось жениться на ней. И когда она заупрямилась и отказала ему, он был озадачен, но испытал облегчение.

Эшли неприятно было думать об Эмми как о женщине или любовнице. Он представил ее теплое, нежное тело под своим. Вспомнил, с каким нетерпением сокрушал девственный барьер, подстегиваемый неодолимой потребностью перелиться в нее. И почувствовал.., нет, не отвращение, а досаду.

Глубокий стыд. Он узнал то, чего не хотел узнавать. Узнал ее как женщину. А хотел бы знать только как эльфа, которого видел вчера утром, когда она стояла на скале над водопадом, гордо отказываясь слушать Пауэлла. И ему хотелось помнить ее как своего маленького олененка.

– Где я могу найти его светлость? – спросил он у лакея в холле, глядя ему в глаза и не желая прятать разбитое лицо. Можно было не сомневаться: все, что знали господа на верхних этажах, было известно слугам на нижнем этаже, причем гораздо подробнее. В любом большом доме так бывает всегда. Слуги, наверное, точно знали, сколько ударов нанес ему Люк, хотя сам он их не считал.

– Он в кабинете, милорд, – ответил лакей.

– Спросите его, может ли с ним поговорить лорд Эшли Кендрик, – официальным тоном произнес Эшли и стал ждать в холле ответа. Вскоре лакей жестом пригласил его войти.

Люк сидел за письменным столом. Он холодно взглянул на брата, но не поднялся и не предложил ему сесть. Эшли была знакома его тактика, которая, черт бы ее побрал, всегда производила желаемый эффект. Восседая за письменным столом, Люк выглядел как подобает герцогу Харндону, неоспоримому хозяину Боудена и всех прилегающих угодий, неоспоримому главе всего семейства. Восемь лет назад Эшли, в те времена беспечному и непокорному юноше, бесцельно прожигавшему жизнь, не раз приходилось вот так стоять перед этим письменным столом. В Индии он стал деловым человеком – независимым, преуспевающим и весьма уважаемым. Но после возвращения домой его жизнь катилась по наклонной плоскости. Пора принимать меры. Он еще больше укрепился в своем решении, которое принял полчаса назад.

– Ты хотел поговорить со мной? – спросил Люк.

– Не буду спрашивать, можно ли ей остаться здесь, – сказал Эшли, – потому что знаю, как вы с Анной любите ее. Я лишь хочу попросить тебя позаботиться о том, чтобы ее оставили в покое. Не надо ни обвинений, ни оскорблений, ни суровости. Она ни в чем не виновата.

– Однако, дорогой мой, – заметил Люк, – она заверила меня, что ее не принуждали.

– Она не виновата, – возразил Эшли, упрямо стиснув зубы. – Обещай мне. Люк, что пошлешь за мной, если окажется, что она ждет ребенка. Я приеду немедленно и привезу специальное разрешение, на брак.

– Куда ты едешь?

– Туда, куда мне следовало поехать сразу же, как я ступил на землю Англии, – ответил Эшли. – В Пенсхерст, в имение Элис. В мое имение. Там много работы После смерти брата Элис всем хозяйством ведал управляющий.

Теперь я возьму бразды правления в свои руки.

– Понятно, – кивнул Люк. – Ты всегда умел это делать.

– Я уеду завтра на рассвете. Но это недалеко, в Кенте.

Я смогу быстро возвратиться.

– Понятно, – снова кивнул Люк.

– Я очень нежно отношусь к ней, – добавил Эшли. – Хочу, чтобы ты знал: я отношусь к ней с любовью.

– Понятно, – повторил Люк, холодно вглядываясь в лицо брата. – Так было всегда, Эш: ты относился к ней с любовью.

Садись и давай выпьем чего-нибудь. Когда я увидел тебя на пороге бального зала и убедился, что глаза не обманывают меня, мою радость было не описать словами. Мой брат, мой единственный брат вернулся домой! Я представил себе долгие беседы с тобой, пешие и конные прогулки вдвоем. Мечтал, что наши жены станут подругами. Все эти мечты развеялись в прах. – Он вышел из-за стола и, обняв брата за плечи, указал ему на кресло, стоявшее возле камина.

Глава 12

Эшли уезжал. Он отправлялся в Пенсхерст. Это было не так далеко, как Индия. Туда можно было добраться всего за один день. Эмили сидела на подоконнике в своей комнате, обхватив колени руками и прижавшись виском к холодному стеклу. Она-то понимала, что это было даже дальше, чем Индия, потому что, когда он уезжал в Индию, была надежда, что он когда-нибудь вернется. На этот раз никакой надежды не было. Он не вернется в Боуден. По крайней мере пока она живет здесь. Вполне вероятно, что она больше никогда не увидит его.

Уткнувшись лбом в колени, она закрыла глаза. На этот раз он уезжал потому, что она сама так решила. И если бы ей снова пришлось принимать решение, если бы он снова попросил ее выйти за него замуж, она бы не передумала.

Она отказала ему потому, что любила его. Но ей было сейчас так плохо, что хуже не бывает.

Вчера она не спускалась к ужину и не заходила в малую гостиную, где собрались члены семьи. Позже к ней зашла Анна и сообщила, что Эшли уезжает.

– Скоро все разъедутся по домам, Эмми, – сказала она, держа сестру за руку и улыбаясь своей солнечной улыбкой. – И все снова встанет на свои места. Останемся только Люк, я, дети да ты. Ты снова сможешь жить, как тебе нравится. Будешь заниматься живописью, если захочешь.

И снова обретешь покой. Как только все уляжется, ты опять будешь счастлива, Эмми. Лорд Пауэлл – приятный человек, но он никогда не понял бы тебя, как мы с Люком, и не любил бы тебя, как мы. Ты поступила правильно.

Милая Анна. Она ни словом не упомянула ни об Эшли, ни о том, что заставило ее расторгнуть помолвку.

И вот сегодня он уезжает. Эмили крепче сжала руками колени и зажмурила глаза, чтобы полностью отгородиться от окружающего мира.

Для нее начинается «вся оставшаяся жизнь». Она не станет трусливо прятаться в своей комнате или убегать куда-нибудь только ради того, чтобы сбежать. Она оденется, как подобает леди, как одевалась почти каждый день, когда в доме гостил лорд Пауэлл, и спустится к завтраку.

– Д-а-а, – произнесла она, решительно поднимаясь и направляясь в гардеробную. – Да-а, – повторила она, остановившись перед зеркалом. Нет, не совсем так. Она слишком низко опускает нижнюю челюсть. – Да-а, – еще раз повторила она. Уже лучше. Она улыбнулась своему отражению и тут же увидела, как сморщилось лицо. Закрыв его руками, она горько заплакала от жалости к себе.

* * *

– Эмили будет жить со мной и Констанс, – сказал Виктор. Он был мрачен. – Так будет правильно. Я ее брат, глава ее семьи. Ее место в Элм-Корте.

Там я смогу присматривать за ней.

– И Шарлотта с Джеримайей живут неподалеку, – добавила Констанс. – Церковь будет для нее большим утешением.

– Я всегда говорил, – вставил преподобный Джеримайя, – что место незамужней дочери – в родительском доме, рядом с тем, кто является его главой. Эмили можно научить какому-нибудь полезному занятию в Элм-Корте.

А Шарлотта помогла бы Констанс обеспечить ее нравственное воспитание.

– Позвольте, – вмешалась Дорис, – вы говорите так, будто считаете Люка недостаточно ответственным опекуном. – Граф Уэймс дотронулся до ее руки, и она замолчала.

– Эмили, наверное, лучше жить подальше отсюда, – сказала вдовствующая герцогиня Харндон, – вместе со своей семьей и подальше от моей.

– Эмми останется там, где всегда была счастлива и любима, – возразила Анна, раскрасневшись. – Она не поедет с тобой, Виктор, словно ребенок, который заслуживает наказания.

– Не надо расстраиваться, дорогая, – произнес Люк, накрыв ладонью руки жены.

– Люк будет только рад избавиться от Эмили, Анна.

Она будет напоминать ему, что его брат обесчестил ее, а наша сестрица отказала лорду Эшли в праве восстановить свое доброе имя.

– Это правда, Анна, – добавила Констанс, еле сдерживая слезы.

– Вы должны считаться с чувствами своего мужа больше, чем с чувствами Эмили или со своими собственными, Анна, – изрек Джеримайя. – Он ваш хозяин и повелитель, – Меня, право же, удивляет, – заметил Люк, высокомерно поднимая брови, – что столько людей знают мои сокровенные мысли и чувства и пытаются говорить за меня.

Он еще не закончил, но Эмили, которая наблюдала, как все говорили о ней, решая за нее ее будущее, не стала дожидаться окончания разговора. Она встала, аккуратно сложила салфетку и вышла из комнаты, едва подавив желание пуститься бегом.

Но бежать ей было некуда. Хотела она или нет, но они все решат за нее. Она обречена навсегда оставаться бременем для всей семьи, да к тому же будучи падшей женщиной. Пусть даже они так не говорили, обсуждая ее дальнейшую судьбу, но это предполагалось само собой.

Она поднялась к себе, чтобы взять плащ, вышла из дома и направилась к мосту. Среди деревьев она безошибочно отыскала то, возле которого она стояла семь лет назад. Как и в то утро, она прислонилась спиной к стволу и закрыла глаза, снова отгородившись от окружающего мира. Но сегодня она опоздала.

* * *

Когда Эмили вышла из комнаты, Люк сжал руку Анны.

Его жена, как и Эмили, поразительно умела держать под контролем эмоции и крайне редко проявляла их на виду у всех.

– Мне кажется, – заговорил Люк, – вчера и сегодня мы не учли, что, во-первых, Эмили – личность, обладающая собственным умом и волей. Во-вторых, она взрослый человек – ей двадцать два года. А в-третьих, она взяла на себя ответственность за свой поступок и уже решила, что ей делать дальше. Я думаю, не правильно обсуждать между собой ее будущее, тем более в ее присутствии. Нам следовало бы узнать сначала, чего хочет сама Эмили.

– Браво, мой мальчик! – воскликнул лорд Куинн.

– Эмми пожелает остаться здесь. Люк, – заявила Анна.

– Она должна понять, что утратила вчера право выбора, – возразил Виктор.

– Я намерена предложить Эмили вариант, который ей еще не предлагали, – впервые вмешалась в спор леди Стерн. – Я предложу, но не собираюсь ей ничего навязывать. Харндон уже напоминал нам, что Эмили совершеннолетняя. Если она пожелает, то может вместе со мной поехать в Лондон. Там начинается сезон и соберется весь высший свет. Я стану ее вывозить, и у меня будет самая счастливая весна с тех пор, как я вывозила Анну и Агнес. И довольно обращаться с ней так, будто она неразумное дитя. Она глухая, но глупенькой ее не назовешь.

– Браво, Мардж, дорогая! – отозвался лорд Куинн, а Люк скорчил гримасу, явно забавляясь.

– Тетя Марджори! – воскликнула Анна. – О, тетя Марджори, вы прелесть!

– Это невозможно, мадам, – не стерпел преподобный Хорнсби. – Должен напомнить вам, что Эмили – пад...

– Закончи свою мысль, приятель, – убийственно вежливым тоном произнес лорд Куинн, – и тебе придется слизывать кровь из-под носа.

– Теодор! – воскликнула вдовствующая герцогиня, неодобрительно взглянув на брата.

– В таком случае лучше поговорим о погоде. – Леди Стерн поднялась, показывая жестом, что джентльмены могут не вставать. – Тема скучная, но всегда безопасная. Пойду, пожалуй, поищу Эмили. Клянусь честью, предстоящий весенний сезон начинает казаться мне все более привлекательным. Только бы удалось убедить ее.

* * *

С нижней террасы леди Стерн наблюдала, как Эмили, опустив голову, устало поднималась по газону от моста.

Фигурка у нее даже без корсета была стройная, изящная.

Она была без шляпки, а кружевной чепчик соскользнул на затылок. У нее были роскошные золотистые волосы. Но самой замечательной особенностью ее внешности были, конечно, глаза. Даже если бы все остальное было не так привлекательно, размышляла леди Стерн, одни лишь чудесные глаза заставляли бы мужчин терять голову.

А когда она принарядится, от нее трудно взгляд отвести.

Леди Стерн вспомнила, какой несравненной красавицей выглядела Эмили на балу всего три дня назад.

Черт возьми, все еще может обернуться очень удачно, думала леди Стерн, чувствуя, что настроение ее улучшается с каждой минутой. Временами ей стало казаться, что она стареет. Все дело, конечно, в том, что ей уже пятьдесят. А пятьдесят лет на целый десяток лет больше, чем сорок девять.

Надо было что-то придумать, чтобы по-прежнему чувствовать себя молодой. Конечно, у нее был Тео, но к нему она привыкла.

Если бы только ей удалось увезти Эмили с собой в Лондон! Она задалась бы целью сделать Эмили признанной красавицей сезона и добилась бы этого, несмотря на роковой недуг девочки. Нет, благодаря ему! Разве можно устоять перед такой новинкой сезона, как блестящая светская красавица, которая умеет слушать и говорить только своими изумительными глазами?

Что касается девственности... Тьфу! Кому она нужна? – подумала леди Стерн. По правде говоря, любой мужчина должен быть благодарен, если удастся избежать крови и неуклюжей суеты в первую брачную ночь.

Эмили заметила ее и, поняв, что поздно сворачивать, с улыбкой подошла. Леди Стерн остановилась у низкой живой изгороди, отделяющей террасу от газона.

– Вот так-то, Эмили, любовь моя, – медленно и отчетливо произнесла она. – Они готовы разделить тебя на десять кусков и растащить в разных направлениях. Причем каждый, естественно, заботится только о твоем благе. Черт бы побрал мужчин с их представлениями о том, что требуется для блага женщины! К счастью, женщины теперь все чаще сами желают решать, что для них лучше. Как это сделала ты, отказав лорду Эшли. – Заметив, что Эмили слегка нахмурилась, она стала говорить медленнее. – Если хочешь, позволь им решать свою судьбу, дитя. А если не хочешь этого допустить, то стань сама хозяйкой своей жизни и поедем со мной в Лондон. Там уже начался сезон, и мы могли бы насладиться им вместе. Мы заставим каждого мужчину в королевстве ползать у твоих ног. Что ты на это скажешь?

Грустные глаза Эмили долго вглядывались в лицо леди Стерн. Той уже показалось, что ее мечте не суждено осуществиться Девочка не поняла. Да и как бы она смогла найти себе место среди лондонского шума, разговоров, музыки и танцев? Глупо было надеяться... Но тут Эмили улыбнулась, сначала одними глазами, потом всем лицом, и рассмеялась своим необычным смехом, закинув назад голову. В лице се появилось что-то беспечное, отчаянное, отчего она стала еще красивее. Она была так самобытна, так не похожа ни на кого. Ага, подумала леди Стерн, залог успеха – в ее оригинальности. Значит, каждый мужчина в королевстве?.. Пожалуй, это достижимо.

Она рассмеялась вместе с Эмили. Возможно, это безрассудство. Но как приятно чувствовать себя безрассудной.

К тому же это.., молодит.

* * *

Пенсхерст располагался в красивой долине, окруженной лесистыми холмами с одной стороны и парком с газонами и небольшими рощицами – с другой. К востоку от дома протекала глубокая река. На противоположном берегу находилась деревня, в центре которой виднелась церковь с высоким шпилем. Господский дом был выдержан в строгом классическом стиле. Рядом с домом размещались конюшни, контора и прочие службы. Дом был построен сравнительно недавно и выглядел великолепно.

Эшли остановил коня на дороге, откуда открывался чудесный вид на парк перед домом, деревню на противоположном берегу реки и холмы. Сам он ехал верхом, а его слуга и багаж следовали за ним в экипаже. Здесь было красиво и очень тихо. Он с грустью подумал о сэре Александре Керси, который купил эту землю, снес старый дом и построил этот на деньги, заработанные в Ост-Индской компании. Он намеревался поселиться в Пенсхерсте, выйдя в отставку, и основать здесь свою династию. Однако династия прекратила существование вскоре после его смерти. Его сын умер еще раньше, а Элис с Томасом ушли из жизни вскоре после него. Так Пенсхерст перешел в руки нового хозяина.

А Эшли он был не нужен. Хотя поместье было великолепным и красивым, именно таким, в каком он всегда мечтал обосноваться, вернувшись в Англию, оно попало в его руки слишком поздно и не таким путем, как хотелось бы.

Во время длительного путешествия по морю, когда он возвращался из Индии, и в последние дни он не раз подумывал о том, чтобы продать его и уехать куда-нибудь, начать жить заново. Возможно, если бы Эмми вышла за него замуж, он так бы и сделал. Ему не захотелось бы привозить ее сюда.

При мысли об Эмили у него всякий раз замирало сердце – а мысль о ней не покидала его, как бы ни старался он сосредоточить внимание на том, в чем ему предстояло разобраться. Он испортил ей жизнь. И это не преувеличение, если учесть, что у нее может быть ребенок.

Но сейчас он был не в состоянии думать об этом. Он тронул коня и продолжил путь. Каждый раз, думая о продаже Пенсхерста, он понимал, что не может этого сделать.

По крайней мере пока. Он должен своими глазами увидеть место, где жила его жена. Ради нее и ради памяти ее отца он должен был убедиться, что поместьем хорошо управляют. Этот долг висел на нем тяжким грузом.

Его друг майор Родерик Каннингем, когда Эшли сообщил о намерении уволиться из компании и вернуться в Англию, посоветовал ему жениться, завести детишек и забыть о прошлом. А потом, положив руку на его плечо, добавил:

– Но ведь ты так не сделаешь, Эш. Ты поедешь в Пенсхерст и будешь терзать себя воспоминаниями. В знак покаяния ты доведешь до идеального состояния хозяйство Пенсхерста, а сам будешь несчастен. Но не всегда. Когда-нибудь ты простишь себя, продашь поместье, поселишься в другом месте и начнешь жить заново.

Родерик оказался прав во всем, кроме одного. Эшли был не уверен, что сможет когда-либо простить себя. Но жалеть себя – пустое занятие. К чему привела его жалость к себе в Боудене? Он поморщился, вспомнив, в какой тоске находился, когда его отыскала Эмми.

Он ухватился за нее, как за якорь спасения, и испортил ей жизнь.

Проезжая через деревню, Эшли отвечал на приветствия, улыбаясь и прикасаясь рукой к полям шляпы. Деревня была премиленькой. В дальнем конце главной улицы виднелся горбатый каменный мост, перекинутый через реку. У моста располагался коттедж, несколько больших размеров, чем дома в деревне. Рядом с ним высокие ворота вели в парк.

Ворота были раскрыты настежь.

Эшли задержался, поравнявшись с коттеджем. На калитке качался маленький мальчик с копной курчавых черных волос и большими синими глазами.

– Привет, приятель, – сказал Эшли. – Позволь узнать, кто ты такой.

– Я Эрик Смит, – ответил мальчик. – А ты?

– Эрик! – послышался у него за спиной чей-то голос.

В раскрытых дверях дома стояла женщина, одетая просто, но опрятно. Она была молода и весьма привлекательна.

Наверное, мать мальчика, подумал Эшли.

– Добрый день, мадам, – обратился к ней Эшли, прикоснувшись к треуголке. – Позвольте представиться: я лорд Эшли Кендрик из Пенсхерста.

Она слегка поклонилась, но не присела в книксене. На лице ее отразилось смущение, быстро сменившееся непроницаемым выражением.

Не успел Эшли тронуть коня, как позади женщины возник пожилой мужчина. Он улыбнулся, хотя смотрел на Эшли проницательным, несколько настороженным взглядом.

– Вас ждут в доме, милорд, – проговорил он. – Меня зовут Нед Бинчли. А это мой внук Эрик. – Он положил руку на плечо мальчика, прервав его развлечение. – А это, – кивнул он головой через плечо, – моя дочь, миссис Кэтрин Смит.

Мужчина был одет, как подобает джентльмену, хотя одежда его явно видывала лучшие дни. Говорил он тоже как джентльмен. , – Рад познакомиться, – произнес Эшли.

– В течение пятнадцати лет я был управляющим у сэра Александра Керси, – объяснил мистер Бинчли. – Я хорошо знаю это поместье, милорд. И если вам потребуется моя помощь, я в вашем распоряжении.

– Но вы больше не управляющий? – спросил Эшли.

– Я оставил эту должность почти пять лет назад, после смерти молодого мистера Керси.

Эшли кивнул и, подмигнув Эрику, поехал дальше. Вот и упомянуто имя Керси. Они здесь жили, здесь их знали.

Возможно, его жена тысячу раз проезжала верхом или проходила пешком по этой дорожке. И жила в доме, что показался впереди. Если после гибели Элис ее вещи не убрали из дома, не посоветовавшись с ним, в доме повсюду будет ощущаться ее присутствие. Он вздрогнул.

Глава 13

Леди Стерн и Эмили условились по дороге в Лондон – говорила за двоих, разумеется, леди Стерн, – что первую неделю они посвятят подготовке к перегруженной светскими увеселениями программе сезона. Итак, леди Стерн с радостным энтузиазмом призвала всех своих портных, заставила снять с Эмили мерки, выбирала фасоны и ткани и убеждала Эмили, что потребуется гораздо больше нарядов, чем поначалу предполагалось.

С не меньшим удовольствием она распространила в свете слух, что в этом сезоне предполагает вывозить в свет сестру графа Ройса и свояченицу герцога Харндона. Она особенно подчеркивала, что леди Эмили Малроу не слышит и не говорит, но умеет читать по губам. А красотой она затмевает даже своих сестер, которых помнили в свете как редкостных красавиц. Кто не помнил, как одна из них покорила с первого взгляда Харндона, самого красивого, самого разборчивого и самого завидного холостяка своего времени?