В том, что такими резервами противник располагал, я убедился несколько ранее, побывав в Нефедьево, в 258-м полку. С НП Суханова хорошо просматривалась местность за передним краем. Заснеженные поля были вдоль и поперек исполосованы следами гусениц, в лощинах и перелесках виднелись плохо замаскированные танки. Их было очень много. Видимо, противник намеревался расширить клин, вбитый им между флангами нашей и 18-й дивизий.
      Так сложилась боевая обстановка у нас в центре и на правом фланге к вечеру 1 декабря. Вернулся я с передовой в штаб дивизии уже за полночь. Только уснул - будят:
      - Командующий фронтом!
      Открыл глаза, а понять ничего не могу.
      - Кто?
      - Прибыл командующий фронтом! С ним и командарм.
      Тут чья-то рука отодвинула плащ-палатку, которая занавешивала дверь, в комнату вошел генерал с пятью звездами на петлицах шинели - командующий войсками Западного фронта Г. К. Жуков. Следом вошел командарм К. К. Рокоссовский.
      - Доложите обстановку! - приказал генерал армии Жуков.
      Собравшись с мыслями, начинаю докладывать, показывая на карте наши боевые порядки. Понимаю: времени у командующего фронтом в обрез. Говорю о главном, о борьбе за Селиваниху:
      - Сегодня, в три ноль-ноль утра, сороковой стрелковый полк атакует этот пункт.
      - Состав полка?
      - Пятьсот пятьдесят штыков.
      - Мало.
      - Так точно! Но мы подтянули туда два артиллерийских полка. Резерва пехоты у меня нет.
      - А где приданная вам свежая стрелковая бригада?{18}
      - Она во втором эшелоне дивизии. Прикрывает Дедовск и Нахабино.
      - Опасаетесь за правый фланг?
      - Да.
      Верно опасаетесь. В обороне дивизии это направление для противника - самое перспективное.
      Он внимательно выслушал доклад о наших мерах по укреплению правого фланга дивизии, подумал и сказал:
      - Хорошо! Но вернемся к сороковому полку. Задачу ему поставите более глубокую: удар через Селиваниху развить на Петровское, Хованское, Дедово.
      - Есть, поставить более глубокую задачу! - ответил я, но лицо мое, видимо, отразило внутреннюю тревогу: как выполнить приказ столь малыми силами?
      Георгий Константинович усмехнулся:
      - Не ревизором же я к вам приехал. В ваше подчинение переданы семнадцатая и сто сорок шестая танковые бригады, батальон сорок девятой стрелковой бригады. Хватит для Селиванихи?
      - Вполне.
      - И для Дедово! - подчеркнул он. - О взятии этой деревушки лично доложить в штаб фронта.
      Тогда меня удивило внимание командующего к этой рядовой, не имевшей, казалось бы, военного значения деревушке. Только много позже, из мемуаров Георгия Константиновича, я узнал, чем это было вызвано. Когда мы сдали деревню Дедово, кто-то по ошибке доложил Верховному Главнокомандующему, что сдан город Дедовск. И. В. Сталин приказал немедленно отбить у противника этот важный опорный пункт на пути к Москве. Путаница скоро прояснилась, но Верховный Главнокомандующий приказал теперь взять Дедово. Этот эпизод подробно описан Г. К. Жуковым{19}, я же вернусь к своему ночному докладу.
      Важным, на мой взгляд, фактом, являлось сосредоточение вражеских танков на правом фланге дивизии, на участке 258-го полка. Назвать точную цифру я не мог, но ряд данных, в том числе полученных разведкой наблюдением, позволял говорить о нескольких десятках машин. Следовательно, речь шла о целой дивизии, появившейся у деревни Нефедьево.
      - А если это - макеты? - спросил командующий. - Если фашисты хотят ввести нас в заблуждение?
      - У нас есть документы убитых танкистов. Несколько экипажей из десятой танковой дивизии - ее мы давно знаем. Но один экипаж оказался из пятой танковой дивизии.
      - Довод, но - слабый, - заметил генерал Жуков. - Пятая танковая сейчас под Крюково. Нужен пленный, товарищ Белобородов.
      Наши разведчики еще вечером ушли во вражеский тыл с целью добыть "языка" и вернулись только что. Это я понял по жестам, которые мне делал из-за плащ-палатки майор Тычинин.
      - Разрешите на минуту выйти к разведчикам? - спросил я.
      Командующий кивнул. В соседней комнате меня встретил улыбавшийся Тычинин, он жестом указал на закутанную в шерстяной женский платок фигуру:
      - Вот он, "красавец". Танкист, из разведывательного батальона.
      "Красавец" стоял нахохлившись, а по шерстяному платку, по вороту шинели, по плечам ползали вши. То, что фашистская армия завшивела, для нас не было новостью. Но этот пленник далеко превзошел своих соплеменников, попадавшихся до сих пор разведчикам.
      - Хоть бы веником обмели, - говорю Тычинину. - Неудобно перед командующим.
      Наш разговор услышал генерал Жуков, приказал ввести пленного. Поглядел на него внимательно и сказал:
      - Вшивая армия - факт знаменательный. Запишите его в журнал боевых действий: историкам пригодится.
      Так в журнале боевых действий 9-й гвардейской стрелковой дивизии появилась не совсем обычная запись: "Захвачен пленный обер-ефрейтор, 1920 г. рождения, 90-го разведбатальона 10-й танковой дивизии. Из Германии прибыл в октябре. Имеет массу вшей"{20}.
      Пленник был разведчиком, поэтому знал гораздо больше, чем обычный танкист. Он подтвердил, что перед правым нашим флангом и центром сосредоточены танковые части моторизованной дивизии "Рейх" и 10-й танковой дивизии, а также 86-й моторизованный полк последней - всего около ста танков и бронемашин. Кроме того, обер-ефрейтор показал, что встречал на этом участке танковые подразделения соседней 5-й танковой дивизии{21}.
      Допросив пленного, командующий позвонил в штаб фронта, приказал немедленно "передать наверх" о сосредоточении танков противника в стыке 18-й и 9-й гвардейской дивизий.
      Около шести утра, когда я уже доложил генералу Г. К. Жукову, что Селиваниха взята, что танкисты стрелки вышли к деревне Дедово, позвонил телефон. Слышу голос начальника штаба 16-й армии генерала Малинина:
      - Командарм у вас?
      - У меня.
      Генерал Рокоссовский взял трубку, молча выслушал начальника штаба и несколько переменился в лице.
      - Каменку сдали, фашисты прорвались в Крюково, - глухо сказал он.
      Генерал Жуков встал, застегнул шинель.
      - Едем, Константин Константинович.
      - Туда?
      - Туда. Отбивать Крюково.
      Расположенный на Ленинградском шоссе, этот поселок, превращенный в сильный опорный пункт, прикрывал подступы к столице с северо-запада. Если 40-й немецкий танковый корпус пытался прорваться к Москве через Дедовск и Нахабино, то два других корпуса 4-й танковой группы - 46-й танковый и 5-й армейский стремились достичь той же цели через Крюково. На том же направлении действовала и часть сил 3-й немецкой танковой группы.
      Из сообщений командира 18-й стрелковой дивизии полковника Чернышева я знал, сколь напряженной стала борьба за Крюково. Линия фронта представляла собой ломаную кривую, к тому же непрерывно и резко менявшую очертания. Впоследствии К. К. Рокоссовский говорил мне, что это обстоятельство едва не завело их с Г. К. Жуковым в расположение фашистских войск. Пришлось даже отстреливаться. Выручили мужество и хладнокровие бойцов охраны.
      Утром 2 декабря эсэсовцы предприняли сильную контратаку на Селиваниху, но потеснить 40-й полк и вновь овладеть деревней не смогли. Потеряв здесь, в центре полосы нашей дивизии, 13 танков, противник снизил свою активность на участке 40-го полка, но сразу же перенес свои усилия на фланги - на участки 131-го полка (поселок Ленино, село Рождествено) и 258-го полка (Нефедьево).
      В полдень с НП я увидел неприятную картину. По широкому полю, что протянулось от села Рождествено к городу Дедовск, группами отходили бойцы 2-го батальона 131-го полка. Было ясно: батальон оставляет село.
      Звоню Докучаеву, отвечает его начальник штаба капитан Рыбко:
      - Командир полка под Снигирями. Там тоже критическая обстановка: третий батальон отошел к поселку Ленино. Организуем контратаки.
      Итак, на левом фланге неблагополучно. Бронников тотчас выехал на Волоколамское шоссе, к поселку Ленине, а мне пришлось взять в свои руки управление боем под Дедовском. Хорошо еще, что наши боевые порядки были глубоко эшелонированы: 40-я стрелковая бригада занимала оборону по западной окраине города. Ее огонь и контратаки отбросили гитлеровцев в Рождествено.
      Вечером вернулся Бронников. Рассказал о тяжелом бое, который пришлось выдержать 3-му батальону 131-го полка. Докучаев сам дважды водил бойцов в контратаку. Противник остановлен, поселок Ленино удалось удержать.
      Иван Федорович Федюнькин принес карту с нанесенной на ней боевой обстановкой. Теперь оборона дивизии строилась так: 258-й полк стоял фронтом на север, 40-й - на запад, 131-й - на юг, прикрывая Волоколамское шоссе от Ленино до Дедовска, до стыка с 40-й стрелковой бригадой.
      Весь следующий день на этих участках шли ожесточеннейшие бои с пехотой и танками дивизии "Рейх". Эсэсовцы, обходя Дедовск, приближались к шоссейной дороге. Докучаев доложил:
      - Отходим на восточную окраину Ленино. Мой наблюдательный пункт в Садках окружен фашистскими танками.
      На этом связь с ним прервалась. По звукам боя можно было определить, что противник уже обошел Дедовск с севера и с часу на час отрежет наш НП от главных сил дивизии. Это подтвердил и начальник артиллерии Погорелов со своими наблюдателями: вражеские танки и мотопехота пересекли железную дорогу у станции Гучково, но в трехстах метрах от Волоколамского шоссе были остановлены сильным огнем с территории кирпичного завода.
      На кирпичном заводе оборонялась группа истребителей танков из 2-го батальона 131-го полка. Командовал ею старший лейтенант И. И. Степин, ветеран дивизии. Ему был придан взвод 45-миллиметровых пушек лейтенанта П. С. Воронина. Вместе с артиллеристами в группе насчитывалось около 40 бойцов. Немного, конечно, но зато народ отборный. Люди Степина боевую практику получили еще под Барынино, на Озерне, и теперь борьба с танками была для них привычным делом.
      Еще накануне командир полка Докучаев, предвидя опасность вклинения противника в стык флангов с 40-й стрелковой бригадой, приказал Степину занять оборону на кирпичном заводе. Старший лейтенант умело распорядился своими небольшими силами, и к утру кирпичный завод превратился в противотанковый опорный пункт.
      Прорвавшись через железную дорогу, пять немецких танков и несколько машин с мотопехотой сделали остановку у домиков, что в сотни метров от завода. Видимо, кого-то ждали.
      - Не стрелять! - приказал Степин.
      Но вот подъехали еще три легковые машины. В них офицеры. Солдаты слезли с грузовиков и, сгрудившись, курили, топали ногами: мороз допекал.
      - Огонь! - скомандовал Степин.
      Гитлеровцы бросились врассыпную. Два танка были сразу подбиты, третий танк поджег бутылками с горючей смесью сержант Н. А. Молочков. Остальные машины поспешно скрылись за железной дорогой. Так действия подчиненных старшего лейтенанта Степина предотвратили прорыв противника в тылы дивизии.
      Подобных эпизодов в тот день было множество. Подразделения 131-го полка, его отдельные группы продолжали стойко оборонять свои позиции. Мужество бойцов, их верность долгу не позволили врагу сломить оборону полка и выйти на Волоколамское шоссе.
      Отлично работал на прямой наводке приданный дивизии 610-й противотанковый артполк. Меткий огонь его 85-миллиметровых пушек буквально закупорил главную улицу поселка Ленино подбитыми и сгоревшими вражескими танками и бронемашинами.
      Вскоре была восстановлена связь с НП Докучаева в Садках.
      - Жив! - ответил он мне. - Спасибо комиссару - выручил.
      Когда эсэсовцы окружили НП полка в Садках, в бывшей церкви, комиссар Иван Яковлевич Куцев собрал бойцов из хозяйственных подразделений, разведчиков, связистов, писарей и повел их в контратаку. Фашистов выбили из Садков. Отступая, те наскочили на подразделения 2-го батальона и были уничтожены в рукопашной схватке.
      Наступила ночь - верная наша союзница. Она сводила на нет преимущество противника в авиации и танках, а его пехота в этих условиях чувствовала себя менее уверенно. "Нельзя давать фашистам ни часу передышки, они должны забыть, что такое спокойный отдых", - напоминали мы бойцам.
      Линия фронта проходила через Ленино. В западной половине поселка гитлеровцы, в восточной - мы. Нейтральная полоса, разделившая нас, не шире 50 - 70 м. Один стремительный бросок - и все решится в рукопашном бою. Однако людей в 131-м полку очень мало, его надо подкрепить. Приказываю Коновалову оставить у Селиванихи небольшой заслон и, согласовав свои действия с Докучаевым, ударить 40-м полком с северо-востока, в обход поселка. Атаку стрелков поддержат танки 17-й танковой бригады.
      В тот день нам позвонили из Москвы, с пункта формирования, просили принять подкрепление - первое за месяц боевых действий. Комиссар Бронников сам туда поехал - и вот уже привел маршевую роту.
      - Хороший народ, - сказал Михаил Васильевич. - Фронтовики - кто из госпиталя, залечив раны, кто пробился из окружения. Один из них кавалерист старшина Курильчик Петр Григорьевич. Вывел из окружения более ста бойцов.
      Мы пошли в фабричный цех, где выстроилась маршевая рота. Курильчик заметен издалека. Отменная выправка, длинная кавалерийская шинель, на бедре - шашка, на сапогах - шпоры.
      - Давно воюете, старшина?
      - С двадцать второго июня.
      - Были в окружении?
      - В трех.
      - Досталось...
      - Ничего, товарищ генерал. Нынче нам досталось, завтра - им, В Берлине подобьем итоги.
      В строю, среди бойцов, стоял паренек лет шестнадцати. Не винтовка при нем, а он при винтовке. Но вид бравый.
      - Доброволец?
      - Так точно! Красноармеец Зверков Николай Федорович. В прошлом дважды курсант.
      - Когда ж успели?
      - Это я лицом молодой, - ответил он. - Но мне почти девятнадцать.
      И объяснил: с июня он курсант Калужского училища, с августа - в боях: Ярополец, Юхнов, окружение, прорыв. Потом -Клин, окружение, прорыв. С 25 ноября по 2 декабря, всего неделю, был курсантом пограничного училища. Вчера их подняли по тревоге...
      Поговорил я и с другими красноармейцами. Боевые биографии примерно такие же, как у Курильчика и Зверкова. Крепкие ребята. Комиссар сказал им напутственное слово, старшина Курильчик (его назначили командиром взвода) подал команду, и темень ночи скрыла от нас маршевую роту.
      Ночная контратака подразделений 131-го и 40-го полков принесла успех. К восьми утра 4 декабря фашисты были выбиты, из поселка Ленино. 131-й полк занял оборону по западной окраине, 40-й полк вернулся на свой участок, в Селиваниху.
      Днем противник вновь попытался атаковать Ленино. Его резервы двинулись к поселку с юга, от села Рождествено. Однако тут сказала веское слово наша артиллерия - 210-й гаубичный полк майора Жилина. С артиллерийских наблюдательных пунктов хорошо просматривалась дорога от Рождествено на Ленине, она тянулась вдоль линии фронта, полем. Две батальонные колонны эсэсовской пехоты шли по ней в медленном темпе, преодолевая снежные заносы. Майор Жилин, последовательно сосредоточивая огонь своих дивизионов, накрыл обе колонны. До 50 снарядов легли точно в цель. Оставляя на снегу убитых, гитлеровцы толпами бежали обратно в Рождествено.
      Последующие их атаки на левый фланг дивизии - на Дедовск и Ленино - стали менее целеустремленными и легко отбивались. Чувствовалось, что противник выдыхается. С 5 декабря здесь, как и в центре дивизионной полосы, наступило затишье.
      Более напряженными и затяжными были бои, развернувшиеся на правом фланге. Танки, о которых я докладывал командующему фронтом, фашисты бросили в наступление не сразу. 1 декабря они произвели разведку боем: 10 танков с мотопехотой пытались прощупать оборону 258-го полка в районе деревень Нефедьево и Козине.
      Эти деревни почти соприкасались своими окраинами. От Козино на юг, к поселку Нахабино, к Волоколамскому шоссе вела хорошая дорога. Из всех направлений в полосе 9-й гвардейской дивизии, которые противник мог выбрать для прорыва на Волоколамское шоссе, дорога Козино - Желябино - Нахабино была наиболее удобной и самой короткой - 5 - 6 километров (15 - 20 минут ходу для танков). Именно это имел в виду Георгий Константинович Жуков, когда говорил о возможных замыслах вражеского командования.
      Его прогноз подтвердился. Уже утром 2 декабря, едва он уехал от нас, 10-я немецкая танковая дивизия предприняла сильный удар на Нефедьево и Козино.
      Участок 258-го полка был основательно укреплен. Три линии траншей полного профиля, ходы сообщения, бронеколпаки с пулеметами, противотанковые районы, в которых стояли на прямой наводке пушечные батареи 159-го артполка, гаубичные батареи этого же полка, расположенные в глубине, - все это сделало оборону достаточно прочной.
      Правда, в ней имелся один изъян, и весьма существенный. Дело в том, что у нас было мало пехоты. В батальонах сухановского полка числилось по 100 - 120 человек. Особенно велика была убыль в командном составе. Из комбатов, вступивших месяц назад в бой на Озерне, в строю остался один Романов. А 2-м батальоном командовал вчерашний командир взвода лейтенант Таборов.
      На оборонительном рубеже завязался напряженный бой. 86-й немецкий моторизованный полк, поддержанный двумя десятками танков, захватил первую траншею на западной окраине Нефедьево и, перейдя рассекавшую деревню речку Порка, ворвался во вторую траншею. До Козине фашистам осталось пройти менее 500 метров.
      Командира 258-го полка я нашел на его КП, в козинской церкви. На деревню пикировали "юнкерсы" и "мессеры", пулеметные очереди глухо барабанили по крышам домов, по церковным стенам. Пройти на КП и выйти из него можно было только ползком - по-пластунски.
      - Сдал вторую траншею? - спросил я М. А. Суханова.
      - Частично, - ответил он. - Ночью вернем.
      - Отбить немедленно! Я привел три танка, бери их, сажай бойцов на броню и вперед!
      - Есть, отбить!
      Михаил Афанасьевич со сноровкой, не свойственной, казалось бы, его солидной комплекции, ползком выбрался из церкви и вместе с адъютантом лейтенантом А. А. Горбуновым перебежками направился к бойцам. Управление полком мне пришлось взять на себя.
      С колокольни спустился командир 159-го артполка майор Ф. М. Осипычев, доложил, что на льду Порки скопились немецкие танки и автомашины с пехотой.
      - Что они намерены предпринять?
      Он пожал плечами. Мы забрались на площадку колокольни. Пули сыпались градом, выбивали кирпичную пыль. Стереотруба была разбита. Разведчики и связисты, притаившись за деревянным брусом, привычно делали свое дело.
      - Где танки?
      Федор Михайлович указал на опушку леса, вплотную подступавшую к речке.
      - Они оттуда спустились на лед.
      - Сам видел?
      - Нет. Там, на опушке, вторые сутки сидит лейтенант Волков. Закопался в снег, держим с ним связь по телефону. Сейчас его вызову.
      Говорю с Волковым:
      Далеко от вас "коробки"?
      - Метров сто.
      - Сколько их?
      - С десяток. И машины с пехотой.
      - Что делают?
      - Стоят на льду реки. Моторы работают.
      Не знаю, с какой целью командование 10-й немецкой танковой дивизии хотело использовать замерзшее русло Порки. Возможно, как дорогу, поскольку речка течет на юг, в сторону Волоколамского шоссе, пересекая его у поселка Нахабино. Так это или иначе, но танкам и автомашинам не удалось и с места сдвинуться. Майор Осипычев отдал команду, дивизионы открыли огонь, лейтенант Волков его корректировал. Четыре танка и двенадцать грузовиков были сожжены, другие получили повреждения, и фашисты выволокли их со льда на буксире.
      Полк Суханова выбил пехоту противника из второй траншеи, потом опять был вынужден ее оставить, и лишь ночью батальон капитана Романова (80 пехотинцев с двумя машинами 17-й танковой бригады) окончательно ею овладел, захватив при этом два исправных немецких танка Т-3.
      3 декабря фашисты бросили на Нефедьево и Козино все свои силы - около 50 танков. Двое суток, днем и ночью, кипел здесь сильнейший бой. Фашисты прорвались к командному пункту Суханова.
      - Прошу дать огонь артиллерии на меня! - услышал я в трубке его спокойный голос.
      - Михаил Афанасьевич...
      - Прошу огонь на меня! - повторил он.
      Огонь дали всем 210-м гаубичным полком. Толстые стены церкви выдержали, Суханов и его штаб остались невредимы. А фашистов из Козино как вымело. За два дня они потеряли более 20 танков. Отбитые у них траншеи были завалены трупами, снег густо перемешан с кровью. Такой массы погибших солдат противника на небольшом сравнительно участке мне еще не доводилось видеть.
      5 декабря, опять-таки ночной атакой, батальон Романова выбил фашистов из западной окраины Нефедьево. Особенно отличился командир 3-й роты лейтенант С. И. Галич. Будучи серьезно ранен (осколок перебил кость руки), он оставался в строю, пока полностью не освободили деревню.
      Противник поспешно переходил к обороне и на этом участке, что подтвердили пленные и один перебежчик. Он сообщил, что командование 40-го танкового корпуса отводит остатки 10-й танковой дивизии в район Истры.
      Позже наш переводчик Вениамин Алексеевич Болотов доложил мне другие данные, полученные от перебежчика, рассказал о нем самом. Родители Альфреда (так условно назовем перебежчика) были коммунистами. Когда фашисты захватили власть в Германии, мать Альфреда была ими убита, отец - инвалид первой мировой войны - брошен в концлагерь. Юноша жил у бабушки. Провожая его в армию, она сказала: "Если Гитлер пойдет войной на Советский Союз, ты оружия против русских не поднимешь". При первой же возможности немецкий солдат перешел линию фронта...
      Итак, на всех участках - в центре, на левом и правом флангах - 9-я гвардейская отвечала на каждый удар противника сильным ударом.
      Показания немецких солдат, плененных в эти дни, подтверждали факт, который был уже достаточно ясен из самого хода боевых действий: ударная группировка противника выдохлась, ее огромные потери в людях и технике вынудили гитлеровское командование прекратить активные боевые действия на широком фронте. И хотя в приказах, которые становились нам известны, все еще фигурировали трескучие фразы насчет "захвата Москвы", солдаты в массе своей этому не верили. Их наступательный порыв был сломлен.
      Огромную помощь оказывали нашим войскам трудящиеся столицы. Наши тылы в буквальном смысле опирались на Москву, боезапасы в дивизию доставлялись с окраины Москвы, а печеный хлеб - с хлебозавода, что на Валовой улице. Московский авторемонтный завод No 1 отремонтировал нам более 200 автомашин...
      Бойцов 70-го автобата, совершавших регулярные рейсы в столицу, на любом предприятии, в учреждении встречали с радостью и надеждой. "Сибиряки помогут побить фашиста", - говорили москвичи. И мы, как и любой воин Западного фронта, могли с полным основанием ответить москвичам: "Фашисту Москвы не видать, ворота столицы на крепком замке".
      "Встретимся в Истре!"
      С 5 декабря в полосе 9-й гвардейской дивизии противник перешел к обороне, хотя, как выяснилось, не терял надежды продолжить наступление.
      Два документа дивизии "Рейх" попали к нам в руки. Группа разведчиков 131 -го полка, возглавляемая младшим лейтенантом М. С. Бесчастным{22}, ночью разгромила вражеский штаб в районе Снигирей и добыла оперативную карту. Группа разведчиков из 60-го батальона захватила еще более важный документ - приказ по дивизии, подписанный группенфюрером СС Биттрихом 4 декабря. В приказе указывалась дислокация эсэсовских частей и боевые задачи каждой из них. Главный удар Биттрих планировал нанести от села Рождествено на северо-восток, к Волоколамскому шоссе, в обход Дедовска.
      По этому поводу в журнале боевых действий нашей дивизии отмечено: "Из приказа, захваченного в районе Рождествено, было видно, что противник, превратив Рождествено в основной узел сопротивления, имеет целью, опираясь на этот узел, захватить гор. Дедовск, выйти на Волоколамское шоссе, перерезать связь с Москвой и окружить наши части, действующие восточнее гор. Истра... Наше командование, в свою очередь, 4.12.1941 года отдало приказ No 8 на наступление, для того чтобы захватить инициативу в свои руки"{23}.
      По нашему замыслу, удар на Рождествено должна была осуществить приданная дивизии 40-я стрелковая бригада полковника М. П. Кононенко. С утра 5 декабря два ее батальона атаковали противника. Завязался упорный бой, продолжавшийся и на следующий день. Стрелки то врывались в село, то отходили с его окраин. И хотя решительного успеха бригада не добилась, план эсэсовцев прорваться к Волоколамскому шоссе был сорван.
      По всему чувствовалось, что долгожданный час контрнаступления советских войск недалек. Характерна в этом смысле строчка, заключавшая оперативную сводку 9-й гвардейской дивизии за 5 декабря: "Господство в воздухе наше!"{24}.
      От Москвы к фронту шли колонны пехоты, конницы, артиллерии, танков. Нашей дивизии помимо 40-й стрелковой и 17-й танковой бригад и 471-го пушечного артполка были приданы 36-я стрелковая бригада и 17-й гвардейский минометный дивизион ("катюши"), который поддерживал нас еще на Озерне. Таким образом, штаб дивизии управлял уже целой группой войск, и ее назначение в качестве ударной просматривалось все более ясно. Не имея еще указаний из штаба армии, мы тем не менее начали исподволь готовиться к наступлению.
      В ночь на 6 декабря нас с комиссаром Бронниковым вызвали в штаб 16-й армии. Генерал Малинин, подойдя к карте, на которой графически, с рубежами и сроками выхода к ним, был отображен армейский план наступления, объяснил боевую задачу "группы Белобородова". Войска правого фланга и центра армии переходили в наступление утром 7 декабря, а левого фланга, в том числе наша группа, - на сутки позже.
      - Все ли ясно? - спросил начальник штаба.
      - Все. У нас мало боеприпасов для легких и тяжелых гаубиц.
      - Сегодня подвезут. Распоряжение отдано.
      Затем нас принял командарм К. К. Рокоссовский.
      - Итак, - сказал он, - впереди Истра. Маленький шаг на большом пути к цели. Чувствуете, гвардейцы? Полагаю, вы уже выносили план? Докладывайте, обсудим.
      Докладываю о направлениях главного и вспомогательного ударов, группировке войск, артиллерийском обеспечении... Константин Константинович одобрил наши наметки, спросил о делах под селом Рождествено.
      - Второй день атакуем.
      - Сто шагов вперед, сто назад? В чем причина?
      - Село сильно укреплено, а сороковая бригада не имеет еще боевого опыта. Вечером противник подтянул танки.
      - Десятая танковая дивизия?
      - Видимо, она. Уточняем.
      - Все верно, - заключил командарм. - И боевого опыта нет, и мороз жестокий, и снег по пояс, да еще танки... Обороняться мы научились, будем учиться наступать. Ну, гвардия, успеха вам! Встретимся в Истре...
      Мы вернулись в штаб дивизии, и подготовка к наступлению пошла полным ходом. В самом общем виде наш план сводился к нанесению двух одновременных ударов: главного - вдоль Волоколамского шоссе и Ржевской железной дороги, на станцию Снигири и деревню Трухаловка, и вспомогательного - на Рождествено и далее на деревню Жевнево. Оба удара мыслились как охватывающие. 40-му и 131-му полкам предстояло окружить противника в районе станции Снигири, 40-й и 36-й бригадам - в районе села Рождествено. 258-й полк находился во втором эшелоне.
      На совещании командиров и политработников много говорилось о тактике. Подчеркивалось, что задача всех и каждого - смело врываться в боевые порядки противника, обходить его опорные пункты, широкий маневр сочетать с огнем.
      Мы, разумеется, учитывали данные, почерпнутые из захваченных оперативных документов дивизии "Рейх". Однако опираться на них в своих расчетах наш штаб не мог. Ведь прошло уже около трех суток, дислокация эсэсовских частей, несомненно, изменилась. Разведчики докладывали о передвижениях противника по рокадной дороге Трухаловка - Рождествено и по Волоколамскому шоссе от Трухаловки к Снигирям. Перебрасывались танки, мотопехота, артиллерия - в основном к селу Рождествено.
      Это нам было на руку. Чем больше вражеских сил ввяжется в бой за Рождествено, тем легче будет 40-му и 131-му полкам выполнить главную задачу под Снигирями.
      В ночь на 8 декабря, за шесть - семь часов до начала наступления, очередная разведгруппа принесла из Рождествено настораживающую новость: крупных сил фашистов в селе не обнаружено.
      - Кто возглавлял группу? - спросил я майора Тычинина.
      - Лейтенант Дмитриевский.
      - Зовите!
      Дмитриевский, румяный от мороза, доложил, как он и его бойцы ходили по вражеским тылам. Оставив танки-амфибии в лесу, разведчики проникли в село и забросали гранатами три дома, в которых ночевали фашисты.
      - Выскочили они, - оживленно рассказывал лейтенант, - и дали деру, кто куда... Проводили мы их огоньком, побили с полдесятка.
      - Ни одного не взяли?
      - Нет. Не могли догнать. Мы-то по-медвежьи топаем - в полушубках да валенках, они налегке, зайчиками, только подштанники мелькают...
      Рассказ Дмитриевского рассмешил кое-кого. Но мне было не до смеха. Два дня целая бригада безуспешно штурмовала село, а лейтенант "пришел, увидел, победил". Одно из двух: либо противник и в самом деле покинул Рождествено, заняв новый оборонительный рубеж, либо он ввел разведчиков в заблуждение.
      - Никто вас не преследовал?
      - Нет. Постреляли по нас издалека, для острастки, и все.
      - Выходит, пусто в селе?
      - Вроде так.
      - Вроде? Вот карта, покажите, где вы были и как шли... Так! А дальше? В центр села наведались? За овраг?
      - Нет. Мне же было приказано разведать накоротке.
      И Дмитриевский, и Тычинин опытные, казалось бы, разведчики. А вот разведпоиск подменили легковесным налетом. Пришлось сказать в их адрес пару веских слов.
      Рождествено - хорошо укрепленный опорный пункт. Центр села огражден с востока и запада глубокими и длинными оврагами, двумя естественными оборонительными рубежами. Предшествующие бои показали, что именно здесь, в центре села, главный узел сопротивления противника. А разведчики побродили вокруг да около, пугнули какую-то группку фашистов на северной окраине и сделали далеко идущие выводы.
      Повторная разведка, предпринятая немедленно, подтвердила, что противник из села никуда не ушел и уходить как будто не собирался. На подходе к восточному оврагу разведчиков встретил сильный, хорошо организованный огонь. Удалось засечь несколько новых огневых точек.