Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Всегда в бою

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Белобородов Афанасий / Всегда в бою - Чтение (стр. 11)
Автор: Белобородов Афанасий
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Романов доложил:
      - Прорыв танков ликвидирован, оборона на правом фланге восстановлена. Пехоту к переднему краю не подпустили - отсекли огнем. Противник отошел на исходные позиции.
      А час спустя все повторилось сначала. Опять бушевал над окопами гвардейцев вражеский артиллерийский огонь, пикировали на них "юнкерсы", опять пошли на полк десятки танков и густые цепи пехоты.
      Так продолжалось в течение всего этого долгого летнего дня. 22-й полк отбивал сильнейшие атаки, в ходе которых отдельным танкам противника удавалось иной раз прорываться через передний край. Но развить успех фашисты не могли. Их пехота, отсеченная огнем от танков, была вынуждена отходить с большими потерями.
      Выше всяких похвал дрались петеэровцы роты старшего лейтенанта А. В. Кондрашова. Пропуская танки над своими окопами, они били их в самое уязвимое место, в моторную группу, и сожгли восемь машин.
      К шести часам вечера полк отбил уже три танковые атаки, в одной из которых участвовало до 45 машин. Было подбито и сожжено около 20 танков, часть из них ремонтные подразделения противника отбуксировали в свой тыл, остальные мертво стыли перед обороной полка и в его глубине.
      Романов докладывал о больших потерях в батальонах Воробьева и Назарова. Подкреплений он не просил, отметил только, что три четверти личного состава роты противотанковых ружей выбыло из строя, в полковой противотанковой батарее исправны две пушки, две другие отправлены в ремонт.
      Нам уже подали телефонную связь со штабом армии, и я попросил разрешения взять хотя бы еще артдивизион и один-два батальона с тылового рубежа, где находились главные силы дивизии. Полковник Иванов информировал меня, что армия наносит контрудар в центре, вдоль дороги на Харьков, положение там очень напряженное, успеха нет, и 9-я гвардейская дивизия сейчас - единственный резерв командарма.
      В 20.00 началась очередная атака фашистов на участке 22-го полка. И артиллерийская ее подготовка, и налеты "юнкерсов" были гораздо более интенсивными и продолжительными, чем прежде. Потом сквозь грохот канонады мы услышали слитный гул танковых моторов. Танки выползали из-за холмов ряд за рядом, они заполнили все видимое с моего НП пространство.
      - Идут! - глухо доложил в трубку Романов. - Штук сто, если не больше.
      Говорить ему какие-то утешительные слова я не мог, да и не хотел. Каждый фронтовик, встречавший в своем окопе массированную атаку танков, знает, как бесполезны в этот момент всякие фразы. Кроме одной. Одно только говорили нам начальники и, в свою очередь, говорили мы подчиненным в трудный час: "Держись, товарищ!"
      - Держись, товарищ Романов! - сказал я.
      И гвардейцы 22-го полка держались. Адский огонь обрушился на их окопы. Била по ним тяжелая артиллерия, пикировало до полусотни "юнкерсов", сотню снарядов посылали в них за один залп танковые стволы. Но, заваленные землей, оглушенные, ослепленные дымом и гарью, бойцы, командиры и политработники встретили надвигавшиеся танки прицельным огнем и гранатами. Гвардейцы подбили несколько машин перед передним краем, а когда бронированная лавина ворвалась в глубину обороны, били фашистов и там. Полк был расчленен на отдельные группы, танки крутились на окопах, пытаясь смять, раздавить гвардейцев и морально, и физически.
      Бой разбился на десятки поединков. Пять танков подбили бойцы 28-го артполка - расчеты сержантов Ивана Молоканов а, Павла Жука, Федора Козлитина и Геннадия Серебрякова. Гранатами подорвал танк командир 3-го батальона старший лейтенант Пожарский. Политрук 4-й роты Слабунов, вскочив на танк, застрелил из пистолета фашиста, выглянувшего из башенного люка. Два танка подбил командир взвода противотанковых ружей младший лейтенант Г. Ф. Маслюк. Еще один танк подбил гранатой командир роты младший лейтенант Александр Кондратов уже будучи тяжело раненным.
      Связь моя с подполковником Романовым прерывалась часто и надолго: танки, ползавшие по обороне полка, наматывали телефонный провод на гусеницы. Одно мне было ясно видно с НП - мотопехота противника не прошла вслед за танками. Она все еще лежала в поле, и все ее попытки атаковать отбивались огнем гвардейцев.
      Конечно, передний край 22-го полка в полном смысле этого слова уже не существовал. Но отдельные группы бойцов, командиров и политработников, имея в своем тылу десятки танков противника, продолжали вести ожесточенный бой с его пехотой. Одну такую группу объединил командир роты лейтенант Утешев, другие возглавили младшие лейтенанты Кривошеин, Мальцев, Серебренников, сержант Немиров, красноармейцы автоматчик Чернов и стрелок Волков, ручные пулеметчики Присяжнюк и Хромшин. А в целом геройское сопротивление этих маленьких, иногда в два-три человека, групп не позволяло вражескому командованию закрепить прорыв танков прорывом своей пехоты.
      Уже в сумерках опять удалось восстановить связь с командным пунктом Романова.
      - Мой КП окружен танками, веду с ними бой, - доложил он.
      - Связь с передним краем имеешь?
      - Имею. Там, в окопе, сидит геройский парень. Телефонист Рожков Владимир Иванович. Сидит и все мне сообщает. Держимся, товарищ генерал.
      Я доложил обстановку в штаб армии: 22-й полк продолжает вести ночной бой с пехотой и танками противника на прежнем рубеже. Полк окружен и расчленен, но Романов сохраняет управление частью своих подразделений.
      Вскоре я получил приказ генерала К. С. Москаленко вывести полк из окружения и занять оборону по берегу реки Большой Бурлук. Туда же были двинуты форсированным маршем главные силы 9-й гвардейской дивизии. 18-й и 31-й стрелковые полки заняли оборону в назначенном районе, а 22-й полк, выведенный ночью из окружения, был поставлен во втором эшелоне дивизии.
      Мы подвели итоги дня: гвардейцы Романова подбили и сожгли 27 танков противника{34}.
      В последующие дни фашистские танки и мотопехота не раз пытались форсировать Большой Бурлук, но были отбиты с большими для них потерями.
      С 14 июня на всем фронте 38-й армии установилось относительное затишье. Как показали пленные, приказ перейти к обороне получили, в частности, действовавшие против нас и ближайших наших соседей 14-я танковая и 71-я пехотная немецкие дивизии. Приказ этот имел веские основания: за четыре дня наступления немецко-фашистские войска продвинулись незначительно, а потери понесли огромные. Согласно разведывательным данным, боевой состав той же 14-й танковой дивизии сократился до 50 - 60 танков{35}. Следовательно, дивизия потеряла около 100 танков. Причем 30 из них подбили и сожгли гвардейцы нашей дивизии, главным образом 22-й полк.
      Подвиг этого полка был по достоинству оценен и армейским и фронтовым командованием. Боевым делам полка посвятила яркие материалы газета Юго-Западного фронта{36}. К нам приехал член Военного совета 38-й армии бригадный комиссар Н. Г. Ку-динов. Он побывал и в 22-м стрелковом полку Романова, и в 28-м артиллерийском Осипычева.
      А несколько дней спустя в Гусинку, где находился КП дивизии, приехали представители фронтового командования. Мы с комиссаром Бронниковым осматривали оборону 22-го полка, стоявшего во втором эшелоне дивизии, когда неподалеку от нас остановились несколько легковых машин и бронетранспортеры с бойцами охраны. Из машины вышла группа командиров; среди них был невысокий, коренастый человек во френче и фуражке военного образца, но без знаков различия. По всему было видно, что он здесь старший. Я представился ему, он крепко пожал мне руку:
      - Член Военного совета фронта Хрущев.
      Никита Сергеевич попросил показать ему 22-й полк, сказал, что наслышан уже о его геройской борьбе с танковой дивизией фашистов. Мы побывали в полку, член Военного совета беседовал с бойцами и командирами, расспрашивал о подробностях боя 11 июня. Я доложил, что в этом бою более трети личного состава полка выбыло из строя, что такие потери в лучшем нашем полку сказываются на боеспособности всей дивизии. Никита Сергеевич ответил, что информирует о нуждах дивизии маршала Тимошенко и, если будет возможность, пополнение нам пришлют. И действительно, на другой же день прибыло отлично подготовленное пополнение - 500 курсантов учебного батальона.
      Вслед за курсантами прибыло и артиллерийское усиление - 233-й артполк РГК и 51-й гвардейский минометный полк ("катюши"). Нам была поставлена задача наступать с форсированием реки Большой Бурлук, однако на следующий день, 18 июня, приказ о наступлении был отменен.
      9-я гвардейская дивизия продолжала совершенствовать свою оборону, развивая ее в глубину и к флангам. Особенности построения противотанковой обороны подсказывала местность. Речку Большой Бурлук атакующая вражеская пехота могла преодолеть вброд, так как глубина ее от 0,5 до 2 м, а ширина не превышает 10 м. Однако берега реки сильно заболочены, и поэтому она непроходима для танков. Единственный мост на этом участке был подорван саперным взводом лейтенанта В. Н. Кезаря еще 11 июня, когда, атакуя оборону 22-го полка, 14-я немецкая танковая дивизия пыталась одновременно прорваться и в наши тылы, на восточный берег Большого Бурлука.
      Теперь противник активности не проявлял. Это настораживало. Разведка наблюдением давала нам скудные сведения, так как фашисты занимали правый, высокий берег с господствующими над местностью высотами. Там, в глубине, в лощинах и оврагах, противник мог незаметно для нас сосредоточить и крупные силы танков, и артиллерию, и пехоту.
      Почти ежедневно мы проводили либо разведку боем, в которой участвовало от взвода до роты стрелков, либо разведывательный поиск. Разведчики 12-й гвардейской разведроты под командованием лейтенанта А. Ф. Дмитриевского и 18-го гвардейского полка захватили несколько пленных. Их показания подтвердили, что пассивность фашистов - лишь маскировка. Вражеское командование сосредоточивало к правому флангу 38-й армии крупные силы. Помимо уже известных нам немецких дивизий - 14-й танковой и 71-й пехотной, здесь появились две новые - 60-я и 297-я пехотные.
      В ночь на 21 июня мы с разрешения штаба армии подготовили залп "катюш" по точно установленному скоплению пехоты в лесистой лощине на западном берегу реки. Командир 51-го гвардейского минометного полка майор А. Д. Никонов-Шеванов сам рассчитал исходные данные для стрельбы. Ночной залп был очень эффективным. Реактивные снаряды накрыли и пехоту и склады с боеприпасами. Мощные взрывы гремели в лощине до утра, зарево пожара освещало реку. У противника поднялась паника, и, воспользовавшись ею, разведчики 18-го полка опять захватили пленных. От них мы узнали, что особенно большие потери понес располагавшийся в лощине 522-й пехотный полк 297-й немецкой дивизии.
      День 21 июня прошел в напряженном ожидании. К вечеру штаб армии предупредил нас, что наступление немецко-фашистских войск начнется в ближайшие часы. Я отдал приказ: частям дивизии быть в полной готовности, всем бодрствовать, вести активную разведку, ночью иметь на переднем крае дозоры автоматчиков через каждые 100 метров. Около полуночи разведчики Дмитриевского привели в штаб дивизии очередного пленного из 191-го пехотного полка 71-й немецкой дивизии. Он подтвердил, что его дивизия заняла исходные позиции для наступления.
      Доложив эти сведения в штаб армии, я позвонил соседям командирам 6-й гвардейской кавдивизии и 34-й мотострелковой бригады. И справа, у кавалеристов, и слева, у мотострелков, обстановка была напряженной. Группы фашистских автоматчиков, переходя вброд реку, пытались просочиться в глубину обороны наших соседей. Несколько взятых в плен автоматчиков оказались переодетыми в красноармейскую форму.
      В три часа утра ударила вражеская артиллерия. Сотни орудийных и минометных стволов били и по переднему краю нашей дивизии, и по ее тылам. В 4.15 появились с запада первые эскадрильи "юнкерсов", они шли эшелонами, и скоро утреннее июньское небо от края до края покрылось черными крестами. Заваливаясь на крыло и включая сирены, около 150 бомбардировщиков с надрывным воем пикировали на боевые порядки дивизии. Серии бомбовых разрывов сливались с разрывами мин - и снарядов. Взрывная волна с гигантской силой раз за разом била по тройным перекрытиям блиндажей и наблюдательных пунктов, осаживая и обрушивая бревна. Окрестности затмила сплошная двадцатиметровая стена вздыбленной земли. Она не успевала опадать, подбрасываемая вверх сотнями новых одновременных разрывов.
      Артобстрел и бомбардировка продолжались более двух часов. Под прикрытием огня первые цепи фашистской пехоты пошли через Большой Бурлук и атаковали оборону дивизии по всему фронту - от населенного пункта Средний Бурлук до Аркадьевки, до стыка с 34-й мотострелковой бригадой. Именно оттуда, с левого фланга, в пять утра поступил первый тревожный сигнал: в ходе вражеской артподготовки мотострелки понесли тяжелые потери и теперь отходили, обнажая наш левый фланг. Вражеская пехота захватила плацдарм на восточном берегу реки, немецкие саперы уже наводили переправу для своих танков.
      Доложив мне об этом, командир 31-го полка полковник Докучаев добавил, что готовит контратаку. Я направил к нему свой резерв - учебный батальон. Стрелки и курсанты контратаковали противника и задержали его продвижение до двух часов дня. Однако локтевую связь с 34-й бригадой восстановить не удалось. Фашисты переправили танки на восточный берег реки и стали обходить наш левый фланг.
      К тому времени обострилась обстановка и в центре боевых порядков дивизии, на стыке 18-го и 31-го полков. Здесь гитлеровской пехоте удалось форсировать реку и продвинуться примерно на километр к востоку. Таким образом противник охватил и правый фланг 31-го полка. Стрелки Докучаева дрались уже в полуокружении. Надо было предпринимать срочные меры и восстановить наш передний край по Большому Бур-луку, пока вражеское командование еще не успело переправить через реку танки и на этом участке.
      Звоню правому соседу - командиру 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майору В. Д. Крюченкину, информирую о создавшейся обстановке. И хотя мы с ним подчинены разным командующим - один командарму 28, другой командарму 38, я знаю: в трудный час генерал Крюченкин всегда выручит. Внешне резковатый, он был очень хорошим товарищем, с прямым характером и открытой душой.
      - Два полка фашистской пехоты пробивают мне центр, -сказал я Крюченкину. Готовлю контратаку двумя батальонами. Чувствуешь, какое соотношение сил?
      - Понятно! - ответил он. - На мои танки намекаешь?
      - Да. Дай хоть взвод.
      - Дам больше, - сказал он. - Договорись о деталях с комбригом Скубой. Я ему позвоню.
      Час спустя в мое распоряжение прибыли девять танков из 6-й гвардейской танковой бригады подполковника М. К. Скубы. Вместе со стрелками 22-го полка они контратаковали прорвавшихся-гитлеровцев. Это был стремительный и сильный удар. Пехота противника - 522-й и 524-й полки 71-й дивизии - не выдержала. Теряя оружие, немцы бежали за реку, под защиту своих танков. Мы захватили немало пленных. Передний край дивизии в центре и на правом фланге был полностью восстановлен по восточному берегу Большого Бурлука.
      Однако положение на левом фланге внушало все большую тревогу. 34-я мотострелковая бригада продолжала отходить, в связи с чем был вынужден отводить на восток и растягивать боевые порядки своего 31-го полка полковник Докучаев.
      К исходу дня 22 июня оборона дивизии представляла собой уже прямой угол. Его западная сторона по-прежнему твердо стояла на рубеже реки Большой Бурлук, и сражавшиеся здесь полки Романова и Кондратенко успешно отбивали все атаки противника. А южная сторона этого угла тянулась от реки на восток до станции Гусинка, до района, который еще утром считался у нас тыловым. Оборонявшиеся под Гусинкой полк Докучаева и учебный батальон вели тяжелые бои с фашистскими танками и мотопехотой, которые обошли левый фланг дивизии на глубину до 8 км.
      Противник, несмотря на большие потери, продолжал сохранять громадное численное и техническое превосходство. В полосе обороны 9-й гвардейской дивизии наступали две немецкие пехотные дивизии (71-я и 297-я) и около ста танков, причем большая их часть действовала против нашего левого фланга, в образовавшемся разрыве с соседними соединениями.
      Отход войск 38-й армии сопровождался упорными боями. Каждый километр продвижения на восток, к Купянску, стоил фашистской ударной группировке больших усилий. Ее танковые и моторизованные дивизии к концу первого дня наступления так и не смогли вырваться на оперативный простор, выйти к переправам на реке Оскол и создать предпосылки для окружения 38-й армии в районе Купянска. Танковый клин завяз в нашей обороне. Это подтвердила и запись в служебном дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск гитлеровской Германии генерала Гальдера. Суммируя итоги дня 22 июня, он отметил: "Наступление "Фридрикус II" (Изюм Купянск) сначала благодаря внезапности развивалось хорошо, но потом задержалось западнее Купянска из-за встреченного здесь упорного сопротивления противника"{37}.
      Наш бывший командующий, ныне Маршал Советского Союза, Кирилл Семенович Москаленко уже говорил в своих воспоминаниях о заблуждении командования гитлеровского вермахта насчет "внезапности" наступления. Надеюсь, факты, которые я привел выше, также убедительно подтверждают это. Они взяты мной из журнала боевых действий 9-й гвардейской дивизии, где на основе разведданных прослеживаются действия вражеской группировки, противостоявшей нам и ближайшим нашим соседям. Никакой внезапности в наступлении врага для нас не было. Он имел громадный численный и технический перевес. Но и это не принесло быстрого успеха.
      23 июня, с утра, противник продолжил массированные танковые атаки, поддержанные непрерывными ударами бомбардировочной авиации. Он стремился любой ценой расширить и углубить клинья, вбитые накануне в оборону 38-й армии, и прорваться к Купянску, к главным переправам через Оскол.
      Один такой клин был нацелен на станцию Гусинка и одноименный населенный пункт. Сюда, к левому флангу нашей дивизии, мы были вынуждены перебросить все свои резервы - вплоть до саперного батальона и 12-й разведроты. И все же фашистам удалось захватить Гусинку, их танки и мотопехота продвигались к реке Нижне-Двуречная, отсекая дивизию от главных сил 38-й армии. В еще более трудном положении оказались соседние соединения. К исходу дня 242-я, 162-я и ряд других стрелковых дивизий дрались уже в полуокружении. По распоряжению штаба фронта командующий армией генерал К. С. Москаленко начал отводить войска на восточный берег Оскола.
      Последней на западном берегу реки осталась 9-я гвардейская дивизия. Отсеченная слева от главных сил своей армии, она имела прочную фланговую связь с правым соседом - 28-й армией, точнее с 3-м гвардейским кавкорпусом генерала В. Д. Крюченкина. Ему и подчинил дивизию главком Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко в ночь на 24 июня{38}. Вместе с кавалеристами мы еще девять суток удерживали плацдарм на западном берегу Оскола, последовательно обороняясь на рубежах двух впадающих в Оскол рек Нижне-Двуречной и Верхне-Двуречной.
      Этот короткий по времени, но очень насыщенный боями период позволил мне ближе узнать генерала Крюченкина. Работать под его командованием было легко, хотя боевая обстановка складывалась чрезвычайно тяжелая. Подчеркивая этот факт, я далек от всякого рода парадоксов. Ведь известно, что, чем труднее боевая обстановка, тем более важными являются для войск личные качества их начальника. У генерала Крюченкина как руководителя требовательность к подчиненным хорошо сочеталась с доверием к ним, к их командирскому опыту и мастерству. Отдав приказ, он жестко требовал его выполнения, но никогда не опекал по мелочам, давая полный простор командирской инициативе. К этой черте его характера тесно примыкала и другая. Старый кавалерист, большой знаток своего рода войск, он, если нужно, не стеснялся посоветоваться с подчиненным ему командиром - будь то пехотинец, танкист или артиллерист. Этому я не раз был свидетелем, это я испытал и на себе.
      Когда я доложил командиру корпуса, что дивизия оставила Гусинку, что левый фланг ее "повис" и танки противника заходят в тыл 18-му полку, он быстро спросил:
      - Твое решение?
      Отвечаю, что, на мой взгляд, цепляясь за невыгодную для нас, пехоты, и выгодную для вражеских танков открытую местность, мы только проиграем во всех отношениях. Лучше сразу отойти на рубеж реки Нижне-Двуречная, на тактически выигрышную позицию, где можно организовать надежную противотанковую оборону.
      - Добро! - сказал Крюченкин. - Ночью оторвешься от противника и отведешь левый фланг к Кутьковке.
      Остается добавить, что этот маневр позволил нам на целую неделю задержать продвижение противника. Закрепившись на восточном берегу Нижне-Двуречной, дивизия успешно отбила многочисленные атаки гитлеровской ударной группировки.
      26 июня противник предпринял сильную атаку с целью прорвать оборону 3-го гвардейского кавкорпуса на левом его фланге, в полосе нашей дивизии. На узком участке - от Кутьковки до поселка Двуречная - гитлеровское командование сосредоточило до четырех пехотных полков и 50 - 60 танков. Трижды отбрасывали фашистов воины 22-го полка, но к вечеру в обороне образовался разрыв, вражеские танки с десантом автоматчиков ворвались в деревню Кутьковка, где находился штаб полка.
      На деревенской улице, во дворах и на огородах завязался ближний бой. Командир саперного взвода лейтенант Кезарь с группой бойцов - саперов и автоматчиков в течение часа стойко оборонял штаб. Начальник химической службы полка старший лейтенант Ойгенблик собрал бойцов тыловых подразделений и повел их в контратаку. Бойцы, возглавляемые Ойгенбликом, пробились к штабу и соединились с группой Кезаря. Фашисты были выбиты из Кутьковки.
      Тем временем командир полка Романов был на переднем крае. Он вывел туда машину с зенитно-пулеметной установкой и противотанковую батарею. Огонь счетверенных "максимов" осадил прорвавшуюся вражескую пехоту, батарея 45-мм пушек капитана С. П. Кузнецова подбила два танка. Бой завершила стремительная контратака батальона старшего лейтенанта Воробьева. Враг был отброшен, оборона 22-го полка полностью восстановлена.
      В последующие дни гитлеровцы предприняли серию атак, сосредоточивая силы то в нашей полосе, то перед соседними соединениями. Вечером 1 июля мне позвонил генерал Крюченкин. Он сообщил, что противник вынудил отойти 6-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию и надо выровнять фронт, чтобы обезопасить тылы нашей дивизии. Командир корпуса приказал нам в течение ночи оторваться от противника и занять новый оборонительный рубеж по восточному берегу реки Верхне-Двуречная.
      Собравшись накоротке в штабе, мы обсудили план отвода частей. Начальник штаба Витевский доложил, что из вражеских тылов вернулась разведгруппа Дмитриевского. Судя по всему, противник с утра перейдет в большое наступление.
      Что ж, говорю, - пусть наступает. Надо заставить его поверить, что наша дивизия все еще обороняет этот рубеж. У кого и какие есть предложения?
      Высказались Витевский, начальник артиллерии Полецкий, и мы сообща придумали одну военную хитрость. Я тут же доложил по телефону Крюченкину. Он наш план одобрил.
      Ночью полки, совершив марш-бросок, заняли оборону по восточному берегу Верхне-Двуречной. На прежнем рубеже оставлено было прикрытие - по роте автоматчиков от каждого полка. Я сам проинструктировал их, что и как надо делать, чтобы ввести противника в заблуждение.
      Всю ночь группы автоматчиков, переходя из траншеи в траншею, вели огонь. Первая часть плана удалась. Это мы поняли в пять утра, когда фашистская артиллерия, а следом за ней и "юнкерсы" начали обрабатывать наш, теперь уже опустевший передний край. Сорок минут продолжалась артиллерийско-авиационная подготовка.
      Роты прикрытия отлично изобразили поспешное отступление. Причем, согласно второй части плана, автоматчики отходили не к новому переднему краю дивизии, а параллельно ему - на север. Это, видимо, тотчас заметили и доложили своему командованию и наземные наблюдатели противника, и его авиаразведка. Иначе ничем не объяснишь тот факт, что наступавшая гитлеровская пехота свернулась в батальонные колонны и двинулась за отходившими автоматчиками. Это "преследование" продолжалось до тех пор, пока колонны не вошли в зону действенного огня 28-го гвардейского артполка. Артиллеристы подполковника Ф. М. Осипычева ударили по колоннам осколочными снарядами, фашисты стали разбегаться, у них возникла паника, и в конце концов, потеряв до 500 человек убитыми, они отошли на исходные позиции.
      Целых шесть часов понадобилось вражескому командованию для того, чтобы привести в порядок свои части. Только в полдень начали они новое наступление на этот раз уже на наш передний край по восточному берегу Верхне-Двуречной. Ожесточенный бой длился до вечера. Последней, шестой за день атакой фашистам удалось вклиниться в оборону дивизии и в центре, и на правом фланге, в стыке с 32-й кавалерийской дивизией.
      Контратаками нам удалось локализовать прорыв на фланге, но в центре, на участке 31-го полка, обстановка оставалась критической. Здесь противника отделяли от реки Оскол 4-5 км, и он угрожал рассечь оборону дивизии надвое. Темнота прервала бой.
      Мы с комиссаром Бронниковым отправились в объезд переднего края. Он поехал на правый фланг, к Романову, я в центр, к Докучаеву. Ориентируясь по звездному небу да по ракетам, взлетавшим над передним краем противника, я добрался до КП 31-го полка. Полковника Докучаева нашел в мелком, спешно отрытом окопчике. Николай Гаврилович, всегда настроенный оптимистично, любивший пошутить даже в сложной обстановке, сейчас был очень сдержан.
      - Снаряды и патроны на исходе, - доложил он. - Люди предельно утомлены, вторые сутки без сна.
      Мы с. ним обошли батальоны. Никто не спал. Во тьме слышалось звяканье лопат и шорох выбрасываемой земли. Бойцы работали быстро и молча. Каждый по опыту знал, что здесь, в открытой степи, устоять против танков можно только в добротном окопе.
      Вернувшись на КП дивизии, я встретил Бронникова. Он рассказал о последних боевых событиях в 22-м полку. Положение там полностью восстановлено, но с боеприпасами тоже плохо.
      Подхожу к телефону, чтобы связаться со штабом корпуса, но звонок оттуда меня опередил. На проводе командир корпуса. Генерал Крюченкин, выслушав мой доклад, сказал:
      - Поделюсь, чем смогу, но имей в виду, боеприпасов у нас мало. Теперь слушай мой последний приказ.
      - Последний?
      - Да. По распоряжению штаба армии я ухожу с корпусом к Валуйкам - там еще труднее, чем здесь. Тридцать вторая кавдивизия остается твоим соседом. Ты входишь в непосредственное подчинение командующего двадцать восьмой армией. А последний мой приказ такой: артиллерию и обозы немедленно переводи на восточный берег Оскола. Ясно?
      - Ясно!
      Он помолчал и уже другим тоном добавил:
      - В случае чего, действуй самостоятельно. Ну, до встречи!
      6-й гвардейский кавкорпус снялся с переднего края и ушел в тыл. Какое-то время было тихо, но в одиннадцать вечера вдруг загремели залпы фашистской артиллерии. Противник, вопреки обыкновению, начал ночные атаки по всему фронту. Полевой телефон на КП зуммерил не переставая. Доклады из стрелковых полков сводились к одной фразе: "Веду ближний бой, патронов в обрез, держусь на штыках и гранатах". По-прежнему самый опасный у нас участок - центральный. 31-й полк Докучаева медленно подается назад, к Осколу. Отдельные группы фашистских автоматчиков, воспользовавшись темнотой, проникли в овраги, выходящие к берегу реки.
      Позвонил командир 32-й кавдивизии полковник А. П. Москаленко. Противник обошел его правый фланг севернее деревни Колодезное и продвигается к селу Каменка, что на Осколе. Стремится овладеть понтонным мостом. Спрашиваю комдива:
      - Связь со штабом армии имеешь?
      - Нет. А ты?
      - Не имею.
      Надо что-то решать - и без промедления. За нами, на том берегу Оскола, никаких частей нет. Если фашисты овладеют переправами и создадут плацдарм здесь, на стыке 28-й и 38-й армий, в тяжелое положение попадут не только наши дивизии, но и обе армии. Посоветовавшись с комдивом 32-й кавалерийской, мы решили отвести части на восточный берег реки, с тем чтобы к рассвету занять там оборону.
      Отдаю приказ в полки:
      - Оставить прикрытие, отходить к переправам в боевых порядках.
      Командиру 18-го полка полковнику Кондратенко ставлю особую задачу: его полк, как более полнокровный, должен, развертывая правый фланг, прикрыть отход дивизии.
      Данила Степанович Кондратенко отлично выполнил поставленную задачу. Перед рассветом, когда и главные силы дивизии, и большая часть 18-го полка уже переправились на восточный берег Оскола, противник попытался смять прикрытие батальон старшего лейтенанта Н. С. Гальпина. Гальпин поднял бойцов в контратаку. В жестоком рукопашном бою фашисты были отброшены. Батальон присоединился к дивизии, взорвав за собой понтонную переправу. Благополучно отошла на восточный берег и 32-я кавдивизия.
      Утром противник попытался с ходу форсировать Оскол Из оврагов, выходящих к урезу реки, показались группы вражеских саперов и пехотинцев. Они несли на руках лодки и плотики. Однако попытка эта с первых же минут была пресечена гвардейцами 28-го артполка. Пушки подполковника Осипычева открыли огонь, уничтожая врага и его переправочные средства.
      Несколько дней спустя комиссар Бронников специально съездил к артиллеристам 28-го полка, чтобы зачитать им письмо, найденное у пленного фельдфебеля 193-го полка 71-й немецкой пехотной дивизии. Письмо достаточно ясно характеризовало боевую работу артиллеристов. Приведу здесь небольшой отрывок из него: "... Мы должны были переправиться через Оскол на поплавках. Мой взвод стоял уже на очереди, когда нас обстреляли. У меня выбыли из строя лучшие солдаты, у саперов тоже было много убитых и раненых. Да, война на Востоке требует больших жертв. В моем взводе осталось 19 человек, некоторые роты потеряли только убитыми по 40 человек: "{39}
      В полдень 3 июля мы получили приказ командующего 38-й армией. Дивизия опять вошла в состав ее войск. Нам была поставлена задача "оборонять полосу с передним краем по восточному берегу р. Оскол..."{40}. В ближнем нашем тылу проходила железная дорога Валуйки - Купянск, и левый фланг дивизии находился всего лишь в 10 км севернее станции Двуречная, где мы месяц назад выгружались из эшелонов.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27