С 16 по 18 ноября наша 78-я дивизия продолжала вести напряженные бои на рубеже Озерны. Батальоны сражались на улицах Михайловского, отбивали атаки под Федчино и Ваюхино. За каждый метр продвижения противник платил большой кровью. Видимо, крепко запомнились фашистским генералам эти затерянные в лесах деревушки, если даже командующий 4-й танковой группой генерал-полковник Хеппнер упомянул их в своем отчете. Он писал: "Уже в первые дни наступления завязываются жестокие бои, особенно упорные в полосе дивизии "Рейх". Ей противостоит 78-я сибирская стрелковая дивизия, которая не оставляет без боя ни одной деревни, ни одной рощи". И далее: "Потери наступающих очень велики. Командир дивизии СС тяжело ранен. Рядами встают кресты над могилами танкистов, пехотинцев и солдат войск СС"{5}.
      18 ноября, во второй половине дня, боевая обстановка осложнилась. Чернышев сообщил, что его дивизия по приказу командарма отходит к Ново-Петровскому. Потом несколько раз подряд звонили из штаба армии. По вопросам, которые мне задавали, по распоряжениям, по их, если можно так сказать, подтексту, чувствовалось напряжение, растущее в полосе войск 16-й армии. У нас же особенно сильно атаковал противник в центре боевых порядков.
      Полевые телефоны зуммерили без перерыва. 40-й полк Коновалова нес тяжелые потери, с трудом удерживал северную окраину Михайловского. Не легче было и 3-му батальону 258-го полка на восточной окраине. На левом фланге 131-й полк Докучаева вел ожесточенный бой за Барынино и Ваюхино.
      К концу дня рядом контратак на всех участках нам удалось сначала остановить, а затем и отбросить эсэсовцев на исходные позиции. Положение стабилизовалось, дивизия удержала все ключевые пункты на рубеже Озерны.
      Мы понимали, что попытка вражеского командования полностью завладеть боевой инициативой и стать хозяином положения еще не пресечена. Противник не израсходовал всех резервов, в том числе танковых. Пока что его танки появлялись эпизодически, группами в 2 - 3 машины. Главную роль в атаках играла пехота, поддержанная ударами авиации и артиллерии. Судя по некоторым признакам, завтра наступит очередь сильных танковых атак.
      Ночь прошла тревожно - в мертвенном свете ракет над передним краем, в отдаленном гуле танковых моторов. Наиболее интенсивным был он на севере, у Покровского, и на юге, за Барынино. Танки сосредоточивались перед обоими флангами нашей дивизии.
      За ночь мы перегруппировали артиллерию, главным образом пушечную, выдвинули ее к флангам, часть батарей поставили на прямую наводку. И все же создать достаточно плотную противотанковую оборону не удалось: слишком велики были потери в орудиях, особенно в 139-м противотанковом дивизионе капитана Михайлова и 159-м легком артполку майора Осипычева.
      Закончив перегруппировку артиллерии, я созвонился с командирами стрелковых полков. Пожелал им боевого успеха, напомнил: без приказа - ни шагу назад!
      - Сороковой стрелковый исполнит свой долг! - отчеканил Алексей Павлович Коновалов.
      - Не посрамим земли Русской, - повторил Николай Гаврилович Докучаев бессмертные слова князя Святослава.
      - Не беспокойтесь, товарищ комдив, встретим фашиста как должно, - сказал Михаил Афанасьевич Суханов.
      Ночь была на исходе. Падал мелкий снежок. Передний край словно уснул - ни ракеты, ни пулеметной очереди. До рассвета оставалось еще минут тридцать.
      В девять утра загремела немецкая артиллерия, эскадрильи "юнкерсов" наносили бомбовый удар. Столь мощной и длительной артиллерийско-авиационной подготовки испытывать нам еще не доводилось. Потом двинулись в атаку десятки фашистских танков и густые цепи пехоты. Бой разгорелся по всей полосе обороны дивизии.
      В архивных документах этот день запечатлен немногими скупыми строчками: "С утра 19 ноября 1941 г. противник на всем фронте 78-й дивизии перешел в наступление: на рубеже Мары, Слобода - до пехотного полка с 10 - 15 танками, на рубеже Ваюхино, Барынино, Петряиха - до двух пехотных полков 87-й пехотной дивизии с 15 танками при поддержке дивизиона дальнобойной артиллерии. Со стороны деревни Старое (близ Михайловского. - А. Б.) дивизия ведет упорные бои на занимаемых рубежах"{6}.
      Как видно из данной сводки, вражеское командование, введя в бой свежие силы, начало осуществлять двусторонний фланговый обход дивизии, замысел которого был нам уже известен. Это обстоятельство позволило 78-й дивизии встретить наступление фашистов во всеоружии. Однако знать план противника далеко не равнозначно понятию сорвать этот план. И если нам в конце концов удалось в тот день сдержать сильнейший натиск превосходящих сил немецко-фашистских войск, то главная заслуга в этом принадлежит тем бойцам, командирам, политработникам каждый из которых сражался на своем боевом посту стойко и самоотверженно.
      Героев - не счесть. Расскажу сначала о тех, кто сражался на правом фланге, на рубеже Мары, Слобода, - в самом уязвимом месте нашей обороны, на участке 2-го батальона 40-го полка. Утром капитан Уральский доложил:
      - Батальон отбил атаку. Сожгли три танка. Гаубицы майора Гарагана подавили минометную батарею.
      Часа два спустя:
      - Сильный огонь. Противник опять атакует - до двух батальонов пехоты с танками.
      Потом связь с Уральским прервалась, попытки ее восстановить успехом не увенчались. Связные либо не возвращались, либо возвращались с сообщениями, что деревня Слобода занята противником (значит, прорван левый фланг батальона Уральского), что сильный бой идет у совхоза "Бороденки" (значит, фашисты вышли к огневым позициям 1-й батареи 159-го артполка).
      Лишь к вечеру с большим трудом мы локализовали вражеский прорыв. Уральский доложил обстановку, назвал и героев этого боя. Особо отметил артиллеристов из приданного ему дивизиона майора Гарагана.
      - Первая батарея стояла насмерть, - сказал он. - Расчеты орудий погибли в рукопашной, при защите огневых позиций. В строю батареи осталось семь человек из шестидесяти.
      Подвиг батарейцев зримо предстал перед нами лишь месяц спустя, когда 78-я стрелковая дивизия, уже наступая, вернулась к Озерне. Здесь, близ совхоза "Бороденки", артиллеристы отыскали огневые позиции 1-й батареи. Пушки стояли занесенные снегом. Разгребли сугробы, нашли тела павших товарищей. Все они встретили свой последний час, как положено русскому солдату: лицом к врагу.
      Наводчик первого орудия заместитель политрука Лебедев был убит автоматной очередью в грудь. В кулаке он сжимал спусковой шнур орудийного затвора. Пушка оказалась заряженной. Лебедев не успел произвести выстрел. У второго орудия со снарядом лежал сержант Осинцев. Красноармейца Окунцова нашли в ровике. Он и мертвый прижимал к уху телефонную трубку. Почти все погибшие имели бинтовые повязки. Значит, получив ранения, не ушли в тыл, дрались до последнего вздоха.
      Все свидетельствовало о жестокой рукопашной схватке, завершившей бой. С ломом в руках погиб лейтенант Никитин, с киркой-мотыгой - санинструктор Иванов... А поблизости, на опушке рощи, стояли, тоже занесенные снегом, десятки деревянных крестов, и на каждом - стальная каска с эсэсовским значком. Дорогой ценой заплатили фашисты за прорыв к батарее!
      Мы достойно похоронили героев 1-й батареи, представили их к посмертному награждению. Подвиг бойцов и командиров батареи сорвал попытку командира моторизованной дивизии СС "Рейх" обойти с тыла батальон Уральского.
      Одна из групп эсэсовцев, прорвавшись у Слободы, свернула на юг, к деревне Городище, но тоже встретила крепкий отпор. Героем этой схватки стал сержант Хаметов.
      Тогда о подвиге Валентина Хаметова узнала вся страна. О нем писала "Комсомольская правда"{7}, ему посвятил свой очерк фронтовой журналист, ныне писатель, Алексей Башкиров (Талвир).
      Хаметов по национальности был татарин, родом из-под Комсомольска-на-Амуре. Как и все природные охотники, он тоже бил белку только в глаз. В армии стал отличным пулеметчиком. "Фашист - не белка, ему можно и шкуру попортить", приговаривал он обычно, лежа за пулеметом. Валентин был настолько предан своему оружию, так холил станковый пулемет, что сослуживцы и его самого прозвали Максимом. Когда на фронте я впервые услышал популярную песню о двух Максимах:
      Был один пулеметчик толковый
      Познакомьтесь с Максимом моим.
      А другой пулемет был станковый,
      По прозванию тоже "максим"... - то подумал: не нашего ли Хаметова имел в виду поэт - автор этой песни?
      Хаметов служил в 40-м полку, в батальоне Уральского, в пулеметной роте старшего лейтенанта Кочергина. В тот день, 19 ноября, Кочергин сам выбрал позицию для хаметовского пулемета - неподалеку от северной околицы деревни Городище, на стыке с флангом 258-го полка.
      Сначала рота эсэсовцев попыталась прорваться к деревне лобовой атакой. Пулемет Хаметова работал короткими очередями, быстро и точно. Рота залегла, автоматчики окружили высотку, где держал оборону наш герой. Раз десять атаковали они высоту, но каждый раз откатывались обратно. Уже в сумерках на помощь пулеметчику подоспела группа саперов во главе с секретарем комсомольского бюро 40-го полка младшим политруком Федором Ферковичем. В штыковой контратаке они отбросили остатки фашистской роты. Перед позицией пулемета Хаметова, на склонах высотки, Феркович насчитал более сотни вражеских трупов. Подвиг Валентина Хаметова был отмечен высокой наградой - орденом Ленина.
      Пока на фланге и в тылу батальона Уральского происходили все эти события, сам батальон вел упорный бой за деревни Слобода и Мары. Особенно трудно пришлось 4-й стрелковой роте. Возглавлял ее старший лейтенант Николай Степанович Марченко - один из лучших наших ротных командиров. Плотно сбитый крепыш с русым чубом, с веселым блеском озороватых глаз - таким запомнился он мне еще по Дальнему Востоку. Его ничто не пугало. "Чего? Ворог? Сомнем, як порося", - говорил он бойцам. И верно, в этот день Марченко шесть раз водил роту в контратаку, опрокидывая эсэсовцев. И сам работал штыком так, что любо-дорого.
      Деревня Слобода стала ареной боя. Среди её развалин, во дворах, в садах и огородах, бойцы Марченко сходились с эсэсовцами грудь на грудь. Командир отделения младший сержант Михаил Поликарпович Фомин и красноармеец Яков Егорович Предеин отстреливались из окон дома, окруженного взводом вражеских пехотинцев. Те попытались было ворваться в избу, но наши ребята встретили их в узком коридоре. Предеин стрелял в упор, Фомин колол штыком. Фашисты выбежали на улицу, опять принялись строчить из автоматов, швырять гранаты. Потом, зайдя с огорода, подожгли дом. Огонь охватил крышу, она рухнула внутрь. Эсэсовцы, осмелев, подошли к дому. Им навстречу полетели гранаты, а следом, обожженные, но живые, выскочили два советских воина. Они штыками пробили себе дорогу и соединились с ротой. За мужество и находчивость младший сержант Фомин и красноармеец Предеин были награждены орденом Красного Знамени.
      Имена далеко не всех воинов, отличившихся в бою за Слободу, удалось установить. Но мы, ветераны дивизии, всегда их помним, как положено помнить Неизвестного солдата. Помнится, Уральский рассказывал об одном пулеметчике-герое, имя которого осталось неизвестным. А дело было так. Комбат, возглавив резервный взвод, выбивал противника из деревни Слобода, и только тут он обнаружил, что эсэсовцам так и не удалось овладеть всей деревней. На западном ее краю, у насыпи, строчил пулемет "максим". Из-за его щитка навстречу Уральскому поднялся боец с закопченным лицом.
      - Молодчина! - крикнул комбат.
      - Служу Советскому Союзу! - ответил тот. Потом эсэсовцы опять окружили деревню, пустили вперед танки. Нашему взводу пришлось отходить.
      - Я прикрою, - вызвался все тот же пулеметчик.
      И он прикрыл. В вечерних сумерках еще долго стучали короткие очереди его "максима".
      В этом же бою на глазах у бойцов 5-й роты геройски погиб неизвестный политрук - возможно, из соседнего 258-го полка. Ценой своей жизни он гранатами подорвал немецкий танк - один из двенадцати, потерянных противником на участке батальона.
      Прорыв противника на правом фланге дивизии, трудная борьба за Слободу и Мары, естественно, отражались на положении дел в центре наших боевых порядков, на федчинском плацдарме. Далеко выдвинутый вперед, тупым клином врезавшийся в северо-восточную окраину села Михайловское, плацдарм оказался теперь под угрозой: находившиеся здесь три батальона в первом эшелоне и два во втором могли быть обойдены фашистами со стороны Слободы.
      Дивизия - хотели мы того или не хотели - вела напряженнейший оборонительный бой, а построение ее боевых порядков оставалось прежнее, наступательное, принятое еще четыре дня назад. Следовательно, форма уже перестала соответствовать реальному содержанию боя. К тому же отход соседних дивизий не позволял надеяться на изменение обстановки к лучшему. Поэтому целесообразно было стянуть части в кулак, уплотнить оборону по Озерне, создать резервы для отражения фланговых атак противника.
      Это решение надо было доложить командарму, но связь с КП армии оказалась потерянной. Удалось переговорить лишь с командиром 18-й дивизии. Чернышев сообщил, что штаб армии переместился ближе к правому флангу, где создалась тяжелая обстановка: фашистские танковые дивизии прорвали фронт и устремились на Клин и Солнечногорск.
      Ждать нам нельзя было ни минуты. Это тот случай, когда промедление смерти подобно. Приняв решение, я тут же стал проводить его в жизнь. Прежде всего позвонил командиру 40-го полка, приказал вывести оба батальона из Михайловского и занять оборону по Озерне, сменив у деревни Городище 258-й полк Суханова. Суханову приказал сдвинуть полк влево, а 3-м батальоном удерживать Федчино.
      Связываюсь с командирами 210-го гаубичного и 159-го легкого артполков Ф. М. Осипычевым и И. Д. Жилиным. У них теперь очень ответственная задача маневрируя огнем, надежно прикрыть перегруппировку стрелковых частей.
      Работники штаба и политотдела разъезжались по частям - надо было на месте помочь командирам осуществить намеченную перегруппировку.
      - Еду в сороковой полк, - говорит Бронников. - Там, пожалуй, всего труднее.
      - Верно, комиссар.
      Отвод батальонов 40-го полка из Михайловского в Федчино и далее на восточный берег Озерны проходил при непрерывных атаках противника. Всю тяжесть боя на плацдарме приняли на себя 1-й батальон 258-го полка, возглавляемый Романовым, и противотанковый дивизион Михайлова. Это были опаснейшие часы, но стрелки и артиллеристы выстояли. Казалось, нам уже удалось произвести перегруппировку. Суханов доложил:
      - У Федчино - полный порядок. У Городища Коновалов сменил мой второй батальон.
      Но именно в этот момент, когда Коновалов отвел свой 40-й полк за Озерну, к деревне Городище, фашисты нанесли новый и очень сильный удар. Их танки и автоматчики ворвались в Городище. Здесь опять я должен сказать о неизвестных солдатах, чья беспримерная стойкость помогла нам в критической ситуации. О них, о героях 40-го полка, с честью павших за Родину, и по сей день рассказывают старики из деревни Городище.
      Вспоминают они двух молоденьких лейтенантов, долго державших оборону за околицей. Окруженные фашистами, они винтовочными выстрелами отвечали на крики "Рус, сдавайся!". А когда кончились патроны, лейтенанты встали из окопчика и со штыками наперевес пошли в последнюю контратаку. Один тяжело хромал: видимо, был ранен; другой высоким голосом пел "Интернационал". Фашисты открыли огонь. Так ушли в свое бессмертие, в народную память два гордых лейтенанта.
      На другом конце деревни сражался красноармеец с трофейным автоматом. Деревенские мальчишки, высунувшись из погреба (изба над ним была снесена артогнем), кричали: "Дяденька, уходи скорей! Вон тем овражком. Там наши!" Он только рукой махнул. Не ушел. А когда набежали эсэсовцы, красноармеец взорвал гранатой и себя, и вражеских солдат.
      Фашистам удалось захватить деревню, однако продержались они в ней не более часа. Командир 1-го батальона капитан Глухов организовал контратаку, ведущую роль в которой сыграла 2-я стрелковая рота. К этому времени ее командный состав выбыл из строя, и роту возглавил инструктор пропаганды 40-го полка политрук И. А. Романенко. Иван Андреевич прибыл в дивизию незадолго до ее отправки на фронт, но уже успел зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Это был страстный агитатор и бесстрашный воин. В первом же бою 40-го полка на Озерне Романенко участвовал в атаке, был легко ранен. А теперь, собрав бойцов 2-й роты, он повел их за собой на Городище. Эсэсовцы были выбиты из деревни. Закрепившись, рота отбила еще несколько вражеских атак. Романенко получил два тяжелых ранения, но продолжал руководить боем, пока его не заменил другой политработник - секретарь партбюро полка Андрей Исаевич Шахов.
      В тот день многие политруки, работники политотдела дивизии возглавили подразделения. Убыль в командирах среднего звена была настолько значительной, что восполнить ее удавалось только за счет политсостава.
      Вечером мне удалось побывать у Коновалова. Потери 40-го полка, четвертые сутки сражавшегося в районе Федчино, Михайловское, Городище, были большими. Люди выглядели утомленными, и, когда противник вновь овладел Городищем, я приказал Коновалову не предпринимать до утра никаких активных действий.
      Так обстояли дела в центре боевых порядков дивизии к исходу 19 ноября.
      Левый фланг, где сражались 131-й полк Докучаева и 60-й разведбатальон Ермакова, несмотря на многократные атаки 87-й немецкой пехотной дивизии, не претерпел существенных изменений. Только 2-й батальон 131-го полка отошел метров на 500 - 700, да и то по моему приказу. Он оставил деревню Ваюхино, чтобы избежать угрозы окружения.
      Отход батальона вызвался прикрыть пулеметчик сержант Петр Огнев. Рота вражеских пехотинцев пыталась с ходу преодолеть Озерну и ворваться в деревню, но пулеметный огонь вынудил их залечь на речном льду. Более часа Огнев, стреляя с чердака дома, отбивал атаки фашистов. Они выкатили пушку на прямую наводку, после нескольких попаданий снарядов чердак загорелся. Огнев спустился в дом и уже из окна продолжал держать под прицелом Озерну. Противник форсировал реку только тогда, когда Огнев погиб. Впоследствии жители Ваюхино рассказали нам, что гитлеровцы подобрали на льду всех своих убитых, нагрузив их трупами четыре грузовика.
      Понеся здесь, под Ваюхино, Барынино и Петряихой, тяжелые потери в людях и танках, 87-я немецкая пехотная дивизия к концу дня 19 ноября стояла на тех же позициях, что и в начале наступления.
      Ночью, когда бой стих, начальник штаба 131-го полка капитан Анатолий Сергеевич Рыбко организовал разведывательный поиск, который сам и возглавил. В Петряихе разведчики забросали гранатами помещение, где размещался штаб немецкой части. Из захваченных документов выяснилось, что 87-я пехотная дивизия, не добившись успеха, оставила на этом участке сильный заслон, а главными силами двинулась на восток. Она обтекала нас слева, шла в направлении Звенигорода, отсекая нас от 144-й стрелковой дивизии.
      Разведывательный батальон капитана Ермакова всю ночь мелкими группами прощупывал местность к югу и юго-востоку от левого фланга нашей 78-й дивизии. Войти в контакт с частями 144-й дивизии разведчикам не удалось. Они сталкивались лишь с заставами противника. Под утро Ермаков доложил, что фашисты, видимо передовой отряд, обнаружены в районе озера Глубокое и деревни Андреевская, то есть в 9 - 12 километрах юго-восточнее нашего рубежа по Озерне. Обходный маневр 87-й немецкой пехотной дивизии стал свершившимся фактом.
      Это сообщение заставило нас по-новому взглянуть и на положение 78-й дивизии. Теперь опасность, которая возникла на ее правом фланге после выхода противника в район Мары, Слобода, выглядела куда менее грозной, чем глубокое обходное движение 87-й немецкой дивизии слева.
      К утру 20 ноября мы вели бой уже в полуокружении.
      Трудные рубежи обороны
      На рассвете опять загремела артиллерия противника, опять его танки и пехота атаковали оборону 78-й дивизии. Особенно сильными и настойчивыми были эти атаки на флангах. И если центром своих боевых порядков дивизия прочно удерживала Федчино и Городище, то ее фланги постепенно подавались назад. Полуокружение превращалось в мешок с узкой горловиной, через которую проходила единственная теперь наша тыловая коммуникация - дорога от Сафонихи на Онуфриево и далее к Волоколамскому шоссе.
      Бой вплотную подступил к Сафонихе. И без бинокля хорошо были видны цепи вражеской пехоты, наступавшей от села Никольское. Фашистские танки, окрашенные в белый цвет, маскировались на опушке леса, в заснеженном кустарнике. Они вели огонь с места, через головы своих пехотинцев. Это был маленький, но примечательный штрих. Берегут танки! Значит, повыбили мы их за вчерашний день.
      На высотке, рядом с моим НП, разместился в траншее командир 210-го гаубичного полка майор И. Д. Жилин. Он сам управлял огнем тяжелого дивизиона. Мощно грохали залпы двенадцати орудий. Разрывы, сверкнув пламенем, вздыбив тучу снега, мерзлой земли и раздробленных деревьев, опоясывали дальнюю опушку. Фашистские танки попятились было назад, но - поздно. Их накрыл очередной залп.
      - Горят! - доложил разведчик-наблюдатель.
      Густой дым тянулся над лесной опушкой. Один танк горел на месте, свечкой, другой, оставляя черный шлейф, уходил в свой тыл.
      В окоп спрыгнул начальник медслужбы дивизии военврач 2 ранга Федор Михайлович Бойко.
      - Товарищ полковник! Фашисты на дороге. Около Онуфриево. Мотоциклисты. Обстреляли транспорт с ранеными.
      - Что с ранеными?
      - Двое получили повторные ранения.
      - А мотоциклисты?
      - Ушли. Точнее, три машины ушли, а четвертую гранатой подбил военфельдшер Алексей Васильев.
      - Усильте охрану. Раненых отправляйте в тыл с личным оружием. Васильева представьте к награде.
      Итак, мелкие группы противника уже просачиваются к нам в тыл, в горловину мешка, а связи со штабом армии все нет.
      - Есть связь!
      Это голос полковника Федюнькина. Он спешит по траншее, улыбается, как именинник, машет бланком радиограммы. Читаю: 78-й дивизии отойти на новый рубеж обороны - Холуяниха, Веретенки, железнодорожная станция Холщевики, Ново-Дарьино, Фроловское, Кострово{8}
      Рубеж этот нам хорошо знаком. На нем тогда еще тыловом - главные силы дивизии стояли около двух недель. Там отрыты окопы полного профиля, подготовлены артиллерийские позиции, создана сеть КП и НП. Была проведена и тщательная рекогносцировка местности. Словом, рубеж обжитый, подготовленный к обороне.
      Главная теперь задача - отойти с наименьшими потерями. От Озерны до нового рубежа около 20 километров - один марш-бросок. Однако броском от противника не оторвешься. Он связал нас боем, у него танки. Догонит и перегонит. Да и перегонять-то ему особенно не придется. Стоит только свернуть полки в колонны, как он обхватит их танками с севера и юга, сомкнет горловину мешка.
      Нам придется применить подвижную оборону, отходить "перекатами", по промежуточным рубежам. Медленно, зато верно.
      Связываюсь с 258-м полком Суханова:
      - Отходим, Михаил Афанасьевич. Ты прикроешь. В твоем распоряжении противотанковый дивизион.
      Получили соответствующие приказы и другие командиры частей. Все пришло в движение. 40-й полк Коновалова и 131-й полк Докучаева, выставив сильные арьергарды, начали стягиваться к онуфриевской дороге. Из Сафонихи двинулись на восток машины медсанбата и тыловых служб, деревня опустела.
      Во второй половине дня главные силы дивизии, пробив себе дорогу контратаками, вышли из мешка и заняли оборону на промежуточном рубеже, у деревни Онуфриево. Правый. наш фланг был надежно прикрыт Тростенским озером, левый - разведбатальоном капитана Ермакова.
      Несколько часов спустя к главным силам присоединился и 258-й полк точнее, два его батальона. Третий во главе с капитаном Романовым все еще дрался на Озерне. Ему выпала самая трудная задача - обеспечить отход прикрывающих сил.
      Суханов доложил, что Иван Никанорович дерется свирепо, что его батальон опять ворвался в Федчино, но оказался отсечен от полка.
      - Не беспокойтесь, прорвется, - заверил Суханов.
      И верно, вскоре Иван Никанорович Романов, как всегда суровый, подтянутый и чисто выбритый, появился на командном пункте. Он доложил, что батальон с приданной ему батареей вышел из окружения, и вручил нам два портфеля, набитых немецкими штабными документами.
      - Эге! - раскрыв портфели, воскликнул полковник Федюнькин. - Восемьдесят седьмая пехотная дивизия! Оперативные сводки, ведомость личного состава. Потери. Это ж клад! Где откопал?
      - Есть у меня... кладоискатель, - усмехнулся комбат. - Пулеметчик сержант Мигрантов.
      При отходе с рубежа Озерны Романов оставил для прикрытия несколько бойцов с ручными пулеметами - в зрительной связи друг с другом. Повар наполнил котелки тех пулеметчиков свежими щами, мясом, да еще и шуткой приправил: "Подкрепляйтесь, ребята, вы у нас самые нынче работяги". Ушел батальон, заняли позицию пулеметчики. Мигрантов с удовольствием хлебал щи, как вдруг услышал: "Рус, сдавайся!" Оглянулся сержант - а на дороге четыре немецкие легковые машины, из них вылезали офицеры. А один уже бежал к нему, размахивая пистолетом, хотел, видимо, лично захватить в плен. Мигрантов мгновенно лег за пулемет, первой очередью скосил бегущего, потом ударил по машинам. Ну и другие пулеметчики добавили огонька. И когда они подошли к "опелям", то насчитали пятнадцать трупов. Все, кроме шоферов, были офицеры, причем один - в чине полковника. В машинах были найдены и те два портфеля с документами.
      Рассказ Романова развеселил нас. Мне остается добавить: два "опеля" оказались исправными. Потом они еще долго служили нам.
      Выйдя из окружения, батальон Романова, не задерживаясь в Онуфриево, отправился догонять 258-й полк, который уже подходил к основному рубежу. Следом за ним выступили 131-й полк и часть дивизионной артиллерии.
      Под Онуфриево, на промежуточном рубеже, остались 40-й стрелковый полк и 159-й артиллерийский. Они теперь выполняли роль прикрытия. Эти части стойко отражали все атаки противника и продержались те десять - двенадцать часов, которые понадобились главным силам дивизии для того, чтобы прочно занять оборону по Волоколамскому шоссе.
      План отхода в целом нам удалось выполнить, однако это потребовало большого напряжения сил, особенно от подразделений прикрытия. Фашисты буквально висели на хвосте у отходивших частей, пытаясь их расчленить и окружить.
      В арьергарде 131-го полка шел 2-й батальон с противотанковой батареей. Командовал арьергардом начальник штаба полка капитан Анатолий Сергеевич Рыбко. По складу характера он не любил засиживаться в штабе: если полковая разведка шла к противнику в тыл, ее нередко возглавлял сам Рыбко; если наступали, он всегда был в передовом батальоне; если отступали - в замыкающем.
      Под деревней Петрово, что в 4 км восточнее Онуфриево, фашистские танки и мотопехота отсекли арьергард от главных сил полка. В подобной обстановке некоторые командиры стремились любой ценой прорываться к своим. Рыбко поступил иначе. Он развернул пулеметную роту и противотанковую батарею перед фронтом атакующего противника, а стрелковые роты скрытно вывел ему в тыл. Так окружающий сам оказался в положении окруженного.
      Пулеметчики во главе с младшим политруком Василием Прокофьевичем Крикуном метким огнем остановили фашистскую пехоту, а батарея заставила отойти вражеские танки. Особенно отличился наводчик орудия младший сержант Иван Яковлевич Саввиных, подбивший два танка и бронетранспортер. Атака противника захлебнулась, а внезапный удар стрелковых рот с тыла завершил его разгром.
      А. С. Рыбко, И. Н. Романов, Н. М. Уральский, В. П. Крикун и все другие товарищи, проявившие мужество и воинское мастерство в арьергардных боях, были отмечены впоследствии правительственными наградами.
      Главные силы дивизии уже сражались на Волоколамском шоссе, когда командир 40-го полка Коновалов доложил мне, что его 2-й батальон до сих пор не присоединился к полку, что связь с командиром этого батальона Уральским потеряна. Недосчитался одной батареи и командир 159-го артполка Осипычев.
      Этого можно было ожидать. Оба подразделения еще вечером 19 ноября дрались в окружении на Озерне, на самом тяжелом участке - у деревень Мары и Слобода. Памятен последний телефонный разговор с Уральским.
      - Как обстановка, Николай Матвеевич?
      - В деревне Мары - противник. С пятой ротой Макарычева связи нет. В Слободе держим три крайних дома. Танки ведут огонь по моему КП.
      - Потери?
      - Доложить точно не могу. Со мной четвертая рота Марченко и взвод шестой роты Шпака. Около сотни бойцов.
      - Собирай батальон, отходи через Никольское к Онуфриево.
      - Есть отходить к Онуфриево. Разрешите уточнить?
      - Да.
      - В Никольском сильный бой. Там фашистские танки. У меня в тылу, за овражком, немецкие автоматчики.
      - Прорывайся любой дорогой. Надеюсь на тебя. До встречи!
      Только сутки спустя, когда 40-й полк оставил Онуфриево и вел бой примерно в четырех километрах восточнее, у деревни Мансурово, появился на КП дивизии и капитан Уральский.
      Батальон прибыл в самый напряженный момент. Мы отбивали очередную атаку: цепи эсэсовцев залегли на снегу, в трехстах метрах от КП. Все работники штаба вышли в траншею и вели огонь по противнику. Я поставил Уральскому боевую задачу, и он тут же повел своих подчиненных в бой.
      Атаку мы отбили.
      А вскоре сюда же, к Мансурово, прорвалась из окружения и 2-я батарея 159-го артполка. Батарейцы побывали в трупной переделке. Фашистские автоматчики, захватив деревню Мары, отрезали НП, где находился командир батареи, от огневой позиции и окружили ее.
      Комиссар батареи младший политрук Г. М. Тыло организовал круговую оборону. До позднего вечера артиллеристы отбивали атаки эсэсовцев. Противник подбросил на машинах пехоту, а также тягачи с минометами. Но батарейцы встретили колонну огнем прямой наводки и разбили почти все машины. Особенно метко стрелял наводчик младший сержант С. Т. Батурин, уничтоживший Десятки вражеских солдат.
      На батарее кончались боеприпасы, когда разведчик сержант Асхат Касимов, чудом пробравшийся через кольцо автоматчиков доложил комиссару батареи, что батальон капитана Уральского тоже окружен под Слободой, что немецкие танки далеко в тылу