- Завтра мы начинаем частную наступательную операцию, сказал командарм. Сейчас этим и займемся.
      И, обращаясь к бригадному комиссару (им оказался корреспондент "Правды" писатель В. П. Ставский), продолжил разговор, прерванный, видимо, нашим появлением.
      - Это бывает, Владимир Петрович. Бывает, что робкий поэт пишет мужественные стихи, а неопрятный инженер изобретает совершеннейший механизм. Вы, конечно, правы, внешний вид человека нередко противоречит содержанию его творчества. Однако есть область творчества, существует профессия, где подобная двойственность исключена. Это наша профессия, военная. У нас господствует железный закон: делай, как я. В нем нет мелочей. Он начинается с начищенных пуговиц... Делай, как я, говорит командир. Умей стрелять, как я. Умей думать в бою, как я. Умей побеждать, как я. И наконец, если пришел твой последний час, умей встретить его, как я... Верно говорю, комдив?
      - Верно! - не по-уставному ответил я, пораженный крепкой формулировкой этой мысли.
      - Вы, вижу, не новичок на фронте, - сказал он.
      - Второй день, товарищ командующий.
      - А где заслужили орден?
      - Под Чжалайнором. В двадцать девятом.
      - Понятно, - кивнул он и обернулся к вошедшему в комнату адъютанту: Распорядитесь приготовить чай товарищам. Да покрепче. Сибиряки в этом знают толк. А вы, - он снова обратился к нам с Бронниковым, - тем временем доложите о дивизии.
      Я доложил, что 78-я стрелковая дивизия укомплектована полностью - 14 тысяч человек личного состава; в ее частях 870 коммунистов и 5000 комсомольцев; настрой у людей боевой, моральный дух исключительно высок. Только за последние дни, в пути с Дальнего Востока к Москве, в партийные организации поступило около 300 заявлений о вступлении в партию. Личный состав дивизии красноармейцы и сержанты в подавляющем большинстве старослужащие. Это сибиряки, уральцы, дальневосточники. Начсостав - до командиров рот включительно - имеет командный стаж от трех лет и выше. Артиллерия дивизии состоит из двух полков - легкого и гаубичного, трех отдельных дивизионов противотанкового, зенитного и минометного. Всего насчитывается свыше 130 артиллерийских и 60 минометных стволов. Кроме легкой полевой артиллерии имеется 12 тяжелых гаубиц. В разведывательном батальоне - 23 легких танка, в автопарке дивизии - 450 машин.
      - Ай да сибиряки! - улыбнулся командарм. - Вот уж одолжили так одолжили... Ваша дивизия - это же половина всей моей армии. Прошу к карте!
      Оперативная карта была испещрена карандашными пометками - кружками, стрелками, флажками, цифрами. Синим карандашом изображены части противника, красным - наши.
      - "Флажки"! - заметил генерал Рокоссовский. - Их у меня избыток.
      Флажком на штабной карте обычно обозначали ту или иную часть с ее номером. Однако полностью ли она укомплектована, людьми и техникой, флажок, разумеется, не расскажет. В те дни бывало и так, что по флажку - это полк, а фактически в нем батальон или даже рота. Именно эти "флажки" и имел в виду командарм, когда сказал: "Их у меня избыток".
      Имелись в избытке такие "флажки" и у противника. Впоследствии нам не раз приходилось иметь дело с обескровленными немецкими дивизиями, которые насчитывали всего лишь по шесть - восемь сотен солдат. Но осенью сорок первого фашистское командование, несмотря на исключительно тяжелые потери, еще имело возможность пополнять свои соединения.
      Прежде чем поставить нам боевую задачу, Константин Константинович заметил:
      - Хорошо бы включить в состав армии всю вашу дивизию. Но командующий фронтом не дает. Возьми, говорит, один стрелковый полк с артиллерийским усилением. Сегодня еще раз с ним поговорю.
      Отмечу сразу, что разговор этот, видимо, состоялся, так как вечером по приказу генерала армии Г. К. Жукова дивизия была полностью передана в 16-ю армию.
      - По сведениям разведки, - сказал командарм, - фашисты собирают сильный танковый кулак перед левым флангом армии. Вот здесь, между Волоколамском и Рузой.
      И он показал на карте ряд синих овалов, обозначавших группировку противника близ Волоколамского шоссе и далее к югу, к городу Руза. Читаю номера немецких танковых дивизий: 2, 11, 5, 10-я. Еще овал - моторизованная дивизия, нумерация ее не установлена. Эта дивизия несколько в глубине. А вдоль реки Озерна, почти соприкасаясь с обороной сухановского полка, расположилась 252-я немецкая пехотная дивизия.
      - Видите большак? - продолжал командарм. - Удобная для противника дорога, не так ли? Проходит в его ближнем тылу, параллельно линии фронта. По ней гитлеровцы могут перебрасывать танки в любой пункт. Но дорога, как вы уже догадались, нужна и нам. Примечайте, товарищи, речь пойдет о вашей боевой задаче; - Его карандаш скользнул по карте вдоль большака на север, к Волоколамскому шоссе, и остановился на селе Скирманово с окружающими его высотами. - Здесь ключевой пункт немецкой обороны, - сказал командарм. - И плацдарм для танкового броска в наш тыл, на Волоколамское шоссе и дальше - на Москву. Завтра с утра главные силы нашей ударной группировки атакуют Скирманово. Противник, разумеется, потянет сюда резервы с юга, от Рузы, по большаку. Ваша задача не пропустить эти резервы. Ударьте через Озерну на село Михайловское, оседлайте большак. Задача ясна? - Ясна.
      - Вопросы?
      - Волнует стык с левым соседом, со сто сорок четвертой дивизией.
      - Пришли помогать, а сами подмоги просите? - улыбнулся командарм. Поищите в своем хозяйстве, оно у вас богатое.
      - И я о том же, товарищ командующий. Думаю выдвинуть туда разведбатальон с легкими танками. Прикроет стык, одновременно поведет разведку на широком фронте.
      - Дельно! - одобрил генерал Рокоссовский.
      В комнату вошел генерал Малинин. Он доложил командарму, что "группа Доватора пошла". Теперь-то я уже, ясно представлял, с какой целью производилась перегруппировка войск левого фланга 16-й армии.
      Дав еще ряд указаний по предстоящему наступлению, Константин Константинович обратил наше внимание на необходимость быстро освоить фронтовой опыт вообще, опыт борьбы с танками - в особенности.
      - Немецкие танкисты не любят и не умеют воевать в закрытой местности, в лесах и болотах, - говорил он. - Им подавай простор, добротные дороги. И это надо учитывать при выборе танкоопасных направлений. Не разбрасывайте артиллерию по всему фронту, группируйте ее вдоль дорог, в глубину. Хорошенько прикрывайте противотанковый узел рвами, эскарпами, минными полями. В каждом батальоне немедленно сформируйте отряды истребителей танков. Помните: сейчас главный наш противник - танки. Выбить у немца танки, - повторил генерал, значит овладеть боевой инициативой.
      От командарма мы с комиссаром пошли каждый по своим делам: Бронников - к члену Военного совета армии А. А. Лобачеву, я - к начальнику штаба М. С. Малинину. Надо было уточнить некоторые вопросы, получить письменный приказ на предстоящее наступление.
      Из штаба армии наша "эмка" мчалась на высокой скорости, Водитель, не сбавляя хода, сноровисто объезжал воронки, которыми было изрыто Волоколамское шоссе. Я торопил, до начала наступления оставалось менее суток. Водитель жал на тормоза лишь тогда, когда требовалось обмануть очередной пикировавший на нас "мессершмитт".
      В одиннадцать утра мы уже были в штабе дивизии, в деревне Леоново, что рядом с городом Истра. Михаил Васильевич Бронников сразу же поехал дальше, на передовую, я же задержался, чтобы отдать необходимые распоряжения, и вернулся в Сафониху тремя часами позже.
      ... В избе темно. Сквозь щель перегородки слабо брезжит лучик керосиновой лампы. За перегородкой - разговор вполголоса. Это хозяева, супруги Павловы, собираются в дальнюю дорогу. На рассвете они уйдут в тыл, в Истру. Покинут родной дом, школу, в которой учили ребятишек чистописанию и арифметике, добру и справедливости. Да, им надо уходить. Война вплотную подступила к их деревне.
      - Что нам делать? - спросили супруги меня за ужином.
      Просились они в партизанский отряд, формируемый в районе, - отказали. Не то у вас, говорят, здоровье, не тот возраст. Пошли в райком партии - оставьте, дескать, нас для подпольной работы. Опять отказали. Вас, говорят, знают по всей округе и стар и млад. Знают как людей передовых, коммунистов. О каком же подполье может идти речь?
      Ну что им посоветуешь? Я сказал супругам Павловым:
      - Уходите в тыл и делайте там, что до сих пор делали, - учите детей.
      Учитель, думалось мне, принесет больше пользы, займись он своим любимым делом. Сегодняшние его ученики завтра станут солдатами. Они должны стать хорошими солдатами - бойцами и патриотами. И это зависит не только от командиров, это зависит и от вас, педагоги.
      За стеной погас свет. Собрав в дорогу пожитки, коротают остаток ночи двое пожилых учителей. А мне не спалось. У окна на сдвинутых впритык скамейках ворочался Бронников. Он тоже не спал. О чем думаешь, комиссар?
      Михаил Васильевич час назад вернулся из полка Суханова. Рассказал мне о митингах, прошедших в батальонах, о великолепном боевом настроении бойцов и командиров. Все рвутся в бой. "От Москвы дорога у нас одна - на запад", "Под Москвой дивизия заслужит звание гвардейской" - вот лозунги, которые теперь владеют сердцами людей.
      Комиссар рассказывал об этом с воодушевлением. И вдруг переменил тон на сдержанный, как только зашла речь об эпизоде, которому Михаил Васильевич стал свидетелем. А дело было так.
      Подполковник Суханов еще раз встретился с командирами батальонов, обговорил с ними все детали завтрашнего наступления. Потом спрашивает:
      - Ужинали?
      - Нет еще.
      Налил он каждому по полстакана водки.
      - За первый бой, товарищи! За боевой успех полка! А когда выпили, сказал:
      - Приказываю: ужинать, спать!
      Щелкнули комбаты каблуками, ушли в сырую ночь. Оставшись наедине с Сухановым, Бронников слегка упрекнул его: дескать, ни к чему такие порции. А тот ответил:
      - Моим-то? Сибирским медведям? Да это же капля. Норма, товарищ комиссар. По приказу.
      Второй день полк на передовой, второй день бойцам выдавали фронтовую норму - по сто граммов на каждого. Для воинов-дальневосточников это нововведение было столь необычным, что многие стеснялись выпить свою порцию при старших по званию, особенно - при комиссарах.
      Приказ действительно есть. Но это как раз тот случай, когда приказ разрешает, но не обязывает. Ведь у нас, у военных, есть еще и традиции. Они строги и непреложны, особенно там, где бойцы видят их в живом воплощении, в людях, которые рядом, в одном строю, в одном окопе. Такой фигурой в Красной Армии с первых дней ее существования стал комиссар.
      С годами изменялись формы и методы политической работы, вводились новые воинские звания, но суть комиссарской деятельности оставалась неизменной. И когда боец хотел воздать должное своему политработнику, он говорил о нем коротко и точно: "Наш комиссар!"
      Да, комиссар делит с ним все радости и горести, словом и делом воодушевляет людей, наконец, он может быть и всегда бывает таким, каким мечтаешь быть ты сам. Он, сидя с тобой рядом в холодном окопе, под осенним проливным дождем, умеет отказаться от согревающего глотка спиртного. В зимнюю стужу он сбросит с себя полушубок, чтобы прикрыть им раненого. Он первым поднимет в атаку залегший батальон и последним останется у пулемета, прикрывая отход. Словом, комиссар - это тот, с кого ты берешь пример и в буднях армейской жизни, и здесь, на войне.
      Политработников 78-й стрелковой дивизии я всегда видел и знал именно такими людьми. Они высоко пронесут по полям сражений традиции комиссаров гражданской войны, неписаные законы чести партийца и солдата. В их трудной работе не было мелочей, и в ту ночь перед боем я, видимо, неудачно пошутил, сказав Бронникову: "И сам ты, комиссар, фронтовую норму не выполняешь, и другим не велишь".
      Шутку Михаил Васильевич любит и понимает, а тут промолчал. Так, молча, легли спать, молча ворочались в бессоннице.
      Казалось, закрой глаза, провались в сон. ан, нет! И до чего ты длинная, ночь перед боем! А хлопотливый день мелькнул -не успел оглянуться.
      Итак, утром наступаем. Холодок в сердце: все ли сделано до конца? Точнее, все ли сделал, что мог? Кажется, все. На главном направлении - капитан Иван Никанорович Романов. О нем можно' сказать: светлая голова, неукротимая воля. Стену проломит, а в село Михайловское ворвется с батальоном. Справа - батальон капитана Борисова, слева - батальон капитана Кузичкина. Так мы построили боевой порядок 258-го стрелкового полка. Вернее - перестроили. Ведь одно дело - обороняться на Озерне, другое - наступать через нее.
      Артиллерия тоже перегруппирована. В боевые порядки пехоты выдвинуты батареи противотанковых пушек, поближе к передовой подтянут тяжелый гаубичный дивизион. Завтра лавина двухпудовых снарядов накроет траншею противника. Пехота рванет через Озерну. Речка эта мелкая, и ее форсирование для нас не проблема.
      В чем же она, проблема? Зря ты мучаешься, комдив. В конце концов это просто глупо - не спать перед боем, мечтать о несбыточном - о том, чтобы ударить через Озерну не полком, а всей дивизией, нанести удар по фашистской обороне всей мощью нашего артиллерийского огня.
      Телефонный разговор со штабом армии, состоявшийся поздно вечером, сперва обнадежил меня. Генерал Малинин сообщил, что по приказу командующего фронтом дивизия полностью вошла в состав 16-й армии. Я тотчас же предложил использовать для удара на Михайловское и другие стрелковые полки - 40-й и 131-й, ввести в дело кроме 210-го гаубичного и 159-й легкий артиллерийский полк.
      - Нет! - возразил Малинин. - Это частная операция. Поймите - операция с ограниченной целью. Командарм разрешил вам использовать еще один батальон. Как резерв.
      Что ж, все верно. Время теперь трудное. Надо считать батальоны: свои потому что их мало, вражеские - потому что их много. Помнится, какой-то великий полководец говаривал: "Чужие батальоны легче сосчитать после сражения. Когда они сложат оружие".
      Им, великим, все было по плечу. И громкие победы, и звонкие афоризмы. А мне, командиру дивизии, хотелось бы иметь на учете каждый фашистский батальон, что стоит против полка Суханова,
      Еще в полдень разведывательный батальон капитана Ермакова начал поиск на широком фронте. Группы разведчиков ушли за линию фронта. Вечером комбат доложил: в селе Михайловское - до тысячи гитлеровских пехотинцев, танки (число не установлено); в Федчино - артиллерийская батарея; в Покровском силы не установлены.
      Сведения скудные. Они получены путем разведки наблюдением. А нужен пленный - штабной офицер или, на худой конец, писарь, "Постарайтесь, ребята. Ведь вы отменные сибирские охотники. Скрадите "языка" хоть к утру..." Так, с думой о разведчиках, уже под утро, я крепко заснул.
      * * *
      Поздний ноябрьский рассвет встречаю на НП Суханова. С Озерны плывет туман, западный ее берег встает серой стеной. А над ним, как перст указующий, торчит церковная колокольня в Михайловском. Вчера разведчики засекли на верхней ее площадке, в проеме, блеск стеклышка. Дежурят фашисты. Щупают наш берег окулярами стереотруб. Надо сбить. Командир 210-го гаубичного полка майор Покрышкин уже пристрелял все нужные ориентиры. Ждет только сигнала.
      Рядом со мной - двое: Суханов и начальник артиллерии дивизии майор Погорелов. Он крепко, так что побелела кисть руки, прижимает к уху трубку полевого телефона. Время от времени кидает взгляд на часы. Суханов, наоборот, недвижим.
      - Семь тридцать! - докладывает Погорелов. - Разрешите?
      - Да.
      - Огонь! - командует он в трубку.
      Далеко за спиной, у деревни Денисиха, раздался залп тяжелого дивизиона, ударили и легкие полевые гаубицы. Дымные столбы взметнулись на западном берегу Озерны. В артиллерийский хор включились минометы, потом противотанковые пушки. Эти бьют прямой наводкой - по блиндажам и пулеметным гнездам.
      Минуты бегут. Вот грузно шевельнулся Суханов. Взвесил на ладони карманные часы-луковицу. В грохоте артиллерийской канонады слышу его голос:
      - Восемь ноль-ноль. Разрешите?
      - Да!
      Негромкие хлопки ракетниц - и три красные звездочки зависли над рекой. Из окопов батальона Романова встала ровная цепь солдат. Пошли! Красиво идут. Как на учениях.
      Артиллерия перенесла огонь в глубь вражеской обороны, стрелковые цепи так же ровно, не убавляя и не прибавляя шага, вошли в студеную воду Озерны. Фашисты отвечали огнем - редким и разрозненным.
      Погорелов кричал в трубку:
      - Ориентир семь, вправо сорок, ближе двадцать - минометная батарея! Видишь? Дави!
      Стрелки 1-го и 2-го батальонов уже форсировали реку и теперь проворно взбирались на высокий берег, что прямо перед нами, под Михайловским, и правее, под деревней Федчино. Слышу в трубке резкий баритон капитана Романова:
      - Подхожу к Михайловскому. Противник контратакует. До батальона пехоты, три танка.
      Докладывает капитан Борисов:
      - Федчино взяли с ходу. Потери - пять убитых, тридцать семь раненых. Выхожу седлать большак. Докладывает капитан Кузичкин:
      - Веду бой за Барынино и Петряиху. Сильный огонь.
      3-й батальон Кузичкина теперь, после перегруппировки, выполняет роль шита, прикрывающего полк слева, с открытого фланга. Пока его задача вспомогательная.
      Во второй половине дня мы смогли подвести первые итоги боя. 1-й батальон Романова зацепился за восточную окраину села Михайловское. Здесь бой идет жестокий - за каждый дом и двор. Противотанковая батарея, выдвинутая к селу, уже подбила несколько немецких танков. Документы убитых гитлеровцев подтверждают: против нас дерутся части 252-й пехотной дивизии.
      Романову намного трудней, чем другим комбатам. Противник цепко держится за Михайловское - ключевой пункт своей обороны. Между тем несколько севернее, под Федчино, кажется, наметился успех. 2-й батальон Борисова вышел к дороге Руза Ново-Петровское. Следовательно, здесь мы ближе всего к выполнению задачи, поставленной командармом.
      Суханов того же мнения. Михайловское, разумеется, важная тактическая позиция, да и в приказах село фигурирует под номером первым. Однако вязкий это уже видно - бой за крупный населенный пункт способен втянуть в себя все наши ограниченные силы и лишить полк маневра. А что, если на ходу перестроиться? Наращивать усилия там, где оборона фашистов послабее, - у деревни Федчино? В случае успеха подразделения не только перекроют рокадную дорогу, но и помогут батальону Романова, ударят по Михайловскому с севера.
      Забегая вперед, скажу, что этот тактический ход, то есть перенацеливание главных усилий с пункта, заранее запланированного, в пункт, подсказанный конкретной боевой обстановкой, помог нам в итоге выполнить главную боевую задачу: взять под контроль рокадную дорогу Руза - Ново-Петровское.
      3-й батальон Кузичкина был переброшен в Федчино, и он вместе со 2-м батальоном Борисова развил успех.
      Ночью мы предприняли атаки по всему участку. 3-я стрелковая рота старшего лейтенанта С. И. Галича прорвалась в глубь Михайловского. Под утро комбат Романов доложил о первых трофеях. Бойцы Галича захватили грузовые и легковые автомашины, мотоциклы. Восточная половина Михайловского - наша. Хорошие вести и от Борисова. Его батальон ведет бой за рокадную дорогу. Все контратаки противника отбиты.
      Утром 5 ноября связываюсь с КП армии, чтобы доложить итоги первого дня наступления. У телефона - К. К. Рокоссовский.
      - Слышите, бой справа? - спросил он.
      - Слышу. Это в Скирманово?
      - Да. Там очень трудно. Седлайте дорогу скорей и прочно. Часть сил двиньте по большаку на север, к Скирманово. Хотя бы продемонстрируйте атаку, пугните немца.
      Дорогу мы перерезали, а вот попытка поддержать войска, наступавшие на Скирманово, успеха не имела. Мало того, сопротивление противника на участке 258-го полка резко возросло. Восточная окраина Михайловского несколько раз переходила из рук в руки. Бойцы батальона Романова дрались как львы. Раненые отказывались покидать поле боя. Над селом с утра до вечера висели черные стаи "юнкерсов". Они бомбили нещадно. В дыму пожаров наши стрелки сходились с противником врукопашную. Кололи штыком, крушили прикладом, рубили саперными лопатками. Ближнего боя враг не выдержал. Роты батальона отбрасывали гитлеровцев в западную часть села, к кладбищу, но далее продвинуться не удавалось. Здесь у немцев был мощный опорный пункт. Десятки пулеметов, минометов, пехотные пушки, плотный автоматный огонь встречали атакующий батальон. Опять налетала авиация, опять, ревя моторами, наползали танки с крестами на броне.
      К вечеру бой в Михайловском принял очаговый характер. Комбат Романов с 3-й ротой Галича снова прорвался к центру села и сражался там, окруженный танками и пехотой 252-й дивизии. А в это же время в восточной части села стрелки батальона при поддержке пулеметной роты взяли в кольцо несколько групп прорвавшихся автоматчиков. Одна такая группа, пройдя огородами, вышла к восточной околице Михайловского, к дороге, что вела к Озерне и далее к деревне Барынино.
      Фашистов здесь встретил дружный огонь пулеметного взвода. Когда расчет одного "максима" вышел из строя, за пулемет лег политрук роты Н. К. Коломиец. Ранило в руку и его. Вражеские автоматчики наседали, и Коломиец поднял бойцов в контратаку. В рукопашной схватке противник был уничтожен. На исходе боя геройски погиб и политрук Николай Кириллович Коломиец.
      О напряженности боя за Михайловское, о потерях, которые несла там 252-я немецкая пехотная дивизия, наглядно свидетельствовал дневник гитлеровского унтер-офицера. Этот дневник, как и другие документы, подобранные на поле боя, Романов переправил в штаб полка. Вот что я прочитал в записи унтер-офицера, датированной 5 ноября 1941 года: "Долго ли нам еще лежать под убийственным огнем? Все роты сильно выбиты, надеемся, что нас скоро сменят. Слово "смена" стало несбыточной мечтой. Скоро в Михайловском не останется ни одного целого дома. Все уничтожает гранатный бой".
      Любопытен также факт, о котором доложили разведчики. Жители деревни Волково, что южнее Михайловского, рассказали им: десятки грузовых машин были заняты перевозкой трупов немецких солдат, погибших на передовой. Их еле-еле успевали хоронить. Еще больше машин проходило через деревню в тыл с ранеными. Немецкий солдат из похоронной команды объяснил жителям: "Под село Михайловское прибыли сибиряки".
      Мы тоже несли потери. В рукопашной схватке был тяжело ранен командир 2-го батальона Петр Васильевич Борисов. Получил ранение и командир 210-го гаубичного полка майор Б. С. Покрышкин. Он славился в дивизии не только как организатор артиллерийского боя, но и как отличный стрелок. Это он в первый день наступления, управляя огнем взвода тяжелых гаубиц, сшиб с Михайловской колокольни фашистских наблюдателей. Затем, умело сосредоточивая огонь дивизионов, надежно прокладывал дорогу пехоте, пресекал вражеские контратаки. После его ранения командование 210-м полком принял майор И. Д. Жилин.
      Потери были и в рядовом и сержантском составе - особенно в стрелковых батальонах. Только за один день 5 ноября из медсанбата пришлось отправить в тыл около 200 человек раненых.
      Ожесточенные бои продолжались и в последующие дни. Чтобы не обескровить окончательно 1-й батальон капитана Романова, я был вынужден отвести его из Михайловского. Комбат, весь черный от пороховой гари и копоти, прибыл на НП полка и высказал свое недовольство приказом на отход.
      Объясняю ему, что бой за Михайловское сковал полк, что главную задачу мы выполнили: 2-й батальон пересек рузскую дорогу и прочно удерживает плацдарм за Озерной, у деревни Федчино. Теперь есть резон развивать успех именно с этого плацдарма, двинуть отсюда часть сил в обход Михайловского.
      - Мой батальон отступать не приучен, - ответил он..
      - Эх, Иван Никанорович! - как-то по-домашнему вздохнул Суханов. - Умело отступать - тоже наука. Он тебя норовит с правой ударить - отшагни, пусть промажет. А как промажет да проскочит - ты его и с правой и с левой. И каюк ему...
      Романов вышел, а Суханов, немного помолчав, добавил:
      - Примерный командир. Надежный.
      Наша разведка продолжала вести активный поиск. Еще вечером 5 ноября, докладывая очередную сводку, начальник разведки дивизии майор А. А. Тычинин отметил передвижение войск противника в ближайшем его тылу. Автоколонны, группами по 5 - 7 машин, шли с юга, от Рузы, в район западнее Михайловского и Федчино. Пехота, артиллерия, минометы, бронетранспортеры сосредоточивались перед центром боевых порядков полка Суханова. Новые подразделения гитлеровцев появились и перед правым флангом, в селе Покровское, и, что самое неприятное, довольно глубоко за нашим левым флангом - в Барынино, Петряихе, Аннино, Горбово. То есть там, куда мы выдвинули свой резерв - 3-й батальон 131-го полка.
      Как видно, фашистское командование готовило свой излюбленный маневр: боем связать наш центр, одновременно охватить оба фланга.
      Приказываю Тычинину усилить разведку в этих направлениях, особенно влево, где нет стыка с соседом. Особое внимание - танкам противника, бронетранспортерам, отрядам мотоциклистов. Если где-то обозначится крупная подвижная группа - обходный маневр фашистов уже назрел.
      - Учтите: по докладам комбатов, сопротивление противника стало более жестким; в его контратаках участвуют свежие силы. Теперь очень нужны пленные.
      - Взвод Дмитриевского уже вторые сутки в немецком тылу, - говорит Тычинин. - Жду их с часу на час.
      Лейтенант А. Ф. Дмитриевский служил в 60-м разведывательном батальоне, в роте танков-амфибий. Толковый специалист, он обладал очень ценным для разведчика качеством - умением обобщать самые незначительные на первый взгляд факты. Это я заметил еще на учениях, на Дальнем Востоке. Вот и теперь, в первой же своей боевой разведке, лейтенант оправдал надежды. Он захватил пленного в образовавшемся разрыве с флангом левого соседа.
      Более трех суток выжидал Дмитриевский удобного момента. Местные жители рассказали ему, что фашисты ночью обычно делают набеги на окрестные деревни. Ограбят жителей, заберут скот и кур, теплую одежду, а к утру уезжают восвояси.
      Такую группу бандитов-эсэсовцев и перехватил взвод Дмитриевского. Сначала отделение пеших разведчиков старшего сержанта Г. Нипаридзе боем задержало фашистов, ехавших по лесной дороге на подводах с награбленным добром. Те открыли огонь из крупнокалиберных пулеметов. Но к месту схватки подоспели танки-амфибии ("малютки", как у нас их называли), и десять минут спустя все было кончено. Три десятка трупов фашистов остались лежать в снегу, а танкисты, приняв на броню пеших разведчиков Нипаридзе и пленного ефрейтора, возвратились в расположение наших войск.
      Майор Тычинин допросил пленного, потом привел его ко мне. Ефрейтор в форме войск СС моргал рыжими ресницами и старательно, даже угодливо, отвечал на вопросы.
      - Полк, дивизия?
      - Дивизия СС "Рейх", одиннадцатый гренадерский полк, господин полковник.
      - Должность?
      - Писарь штаба батальона.
      - Когда и откуда прибыл полк?
      - Шестого ноября, к вечеру, прибыли из Можайска в Рузу. В полдень седьмого ноября форсированным маршем мы были переброшены из Рузы к Михайловскому Федчино.
      - Почему такая спешка?
      - Нам сказали, что русский сибирский полк перехватил дорогу Руза Ново-Петровское. Надо было очистить дорогу и ликвидировать сибиряков в Федчино.
      - Почему сдался в плен?
      - Испугался, господин полковник.
      Так мы впервые столкнулись с моторизованной дивизией СС "Рейх". С ней нам пришлось сражаться и все последующие недели оборонительного периода Московской битвы. Замечу, что этот рыжий ефрейтор из 11-го полка- фигура для эсэсовцев не очень-то характерная. Они слыли гвардией фюрера, отборным войском. Дрались, как правило, упорно, избегали сдаваться в плен. Возможно, еще и потому, что каждый второй из них начинал службу в охране концлагерей. Слово "плен" у них вольно или невольно ассоциировалось с газовыми душегубками и печами для сжигания людей, с камерами пыток.
      В тот же день из документов, захваченных другой группой разведчиков, мы установили, что к правому флангу нашего участка выдвинуты танки 10-й немецкой танковой дивизии и подразделения мотоциклистов.
      Данные разведки помогли полку Суханова вовремя подготовиться к отражению атак эсэсовцев, нацелившихся на Федчино. Кроме прочих мер по усилению обороны мы выдвинули к Озерне приданный дивизии 17-й отдельный гвардейский минометный дивизион. Здесь впервые мне удалось увидеть в деле реактивную артиллерию, знаменитые "катюши", о которых мы уже были наслышаны.
      Эсэсовцы дивизии "Рейх", пустив впереди танки, двинулись густыми рядами, в полный рост, на окопы одного из батальонов. Но тут ударили "катюши". Поле заволокло пламенем и дымом. А когда дым рассеялся, мы увидели черную землю, груды трупов и три полыхавших танка. А тем временем "катюши", давшие один только залп, снялись с позиции на опушке леса, отбыли в тыл. Правда, фашистские бомбардировщики еще долго бомбили ту лесную опушку.
      Наступая на Федчино с фронта, противник одновременно атаковал оборону 2-го батальона с юга, со стороны Михайловского. Полторы сотни автоматчиков, пробравшись лощиной, вышли к батальонным тылам с явной целью подсечь основание нашего плацдарма за рекой Озерна. Создалась реальная угроза потерять вместе с плацдармом и захваченный с таким трудом отрезок дороги Руза - Ново-Петровское.
      Как справится в этой ситуации новый комбат капитан П. С. Турков, заменивший раненого Борисова? Турков хороший штабной офицер, вдумчив, исполнителен. Но тут нужен еще и железный характер.
      - В том батальоне находится комиссар полка Кондратенко, - словно отвечая моим мыслям, сказал Суханов. - Он-то справится.
      Вызываю к телефону Туркова. В трубке слышу грохот боя.
      - Немцы в тылу, - докладывает комбат. - В расположении хозяйственного взвода. Веду туда...
      - Турков! Турков! А черт!...
      Связь со 2-м батальоном оборвалась. Тут же отдаю распоряжения, связанные с помощью Туркову. И вот уже мимо НП, по лощине, уходит к Озерне взвод конной разведки. За ним - противотанковая батарея, мой последний резерв. Командир 3-го батальона Кузичкин докладывает: на помощь 2-му батальону двинул пулеметную роту.
      Однако вступить в бой с прорвавшимися автоматчиками этим подразделениям так и не пришлось. Через каких-нибудь полчаса зазуммерил полевой телефон. Суханов берет трубку.