Все действия противника встречались, а зачастую и опережались контрдействиями 3-й ударной армии. Ее командующий генерал-лейтенант К. Н. Галицкий оперативно и гибко руководил войсками. Он не разбрасывался резервами. Наоборот, Кузьма Никитович в этом отношении был скуповат. В ответ на мои просьбы о подкреплениях он часто отвечал отказом. И в конце концов нам удавалось поправить положение своими силами. А в другой раз он и без всяких просьб включал в состав корпуса свежие дивизии и бригады. И вскоре же выяснялось, что без этих вовремя посланных подкреплений мы едва ли бы выполнили очередную боевую задачу.
      С другой стороны, хочу отметить тяжеловесность и замедленную реакцию в действиях вражеского командования. Создав перед фронтом 3-й ударной армии две сильные группировки, гитлеровские генералы в течение месяца с лишним пытались пробить нашу оборону, практически не изменяя направление ударов. Причем с первых же дней, вопреки всем правилам военного искусства, противник вводил свои ударные группировки в бой по частям, по мере их прибытия на передовую. А мы по частям их били.
      Так в самых общих чертах представляются мне действия наших войск и войск противника в ходе его длительных и настойчивых попыток деблокировать свою окруженную в Великих Луках группировку.
      Но вернусь к последним дням ноября, когда мы только завершали это окружение.
      28 ноября дивизия Кроника овладела уже большим участком железной дороги близ западной окраины Великих Лук, а дивизия Простякова вела бой за станции Остриянь (полк Белева) и Гущино (батальон Астраханкина). С севера к железной дороге вплотную подошла 381-я дивизия полковника Маслова. К исходу дня с ней установили фланговую связь обе наши дивизии - 357-я в районе Великих Лук и 9-я гвардейская в районе станции Остриянь. Окружение было полностью завершено, причем образовались два изолированных друг от друга котла. В один из них, больший, попал великолукский гарнизон противника, в другой, меньший (5 - 8 км юго-западнее Великих Лук), - его ширипинская группировка.
      А на следующий день мы слушали по радио сообщение Совинформбюро о прорыве обороны фашистов в районе Великих Лук, о том, что наступление продолжается. Это сообщение было передано тотчас после другого, более важного, в котором говорилось об успешном наступлении советских армий под Сталинградом.
      Подъем духа в наших частях был необычайно высоким. Теперь перед нами встала новая задача - ликвидировать окруженного врага. Мы, конечно, не строили себе иллюзий о легкости выполнения этой задачи, но были уверены, что она нам по плечу.
      Отражая контрудар
      Боевые порядки корпуса теперь были развернуты в трех направлениях. Внешний фронт окружения в нашей полосе (примерно 25 - 27 км) удерживали два батальона 9-й гвардейской дивизии и 46-я гвардейская дивизия. В 4 - 6 км к востоку от внешнего фронта главные силы 9-й гвардейской дивизии и полк 357-й дивизии зажали в кольцо ширипинскую группировку противника. А еще глубже на восток два полка 357-й дивизии вместе с другими соединениями 3-й ударной армии блокировали фашистский гарнизон в Великих Луках.
      Каждая из этих трех наших групп в рамках общей задачи корпуса имела свою особую боевую задачу, резко отличавшуюся не только по направлению действий (запад - восток), но и по существу (оборона - наступление). Это усложняло управление войсками, тем более что противник час от часу все более активизировался. Его ширипинская группировка пыталась контратаковать в южном направлении, а навстречу ей, стремясь прорвать внешний фронт окружения, наносили удар из района станции Чернозем части 3-й немецкой горнострелковой дивизии. Цель противника была нам ясна - сперва соединиться с ширипинской группировкой, затем, продолжая наступать на северо-восток, деблокировать свой гарнизон в Великих Луках.
      Очевидно, такая перспектива казалась вражескому командованию весьма реальной. Ведь от станции Чернозем до Великих Лук около 15 км, причем значительная часть этого пути (до 5 км) приходилась на район опорных пунктов, занятых ширипинской группировкой.
      Обстановка, сложившаяся после завершения окружения, требовала от нас принять эффективные меры к тому, чтобы в кратчайший срок ликвидировать район опорных пунктов противника в тылу корпуса, с одной стороны, и не допустить прорыва внешнего фронта в полосе 46-й гвардейской дивизии - с другой.
      Важно было выиграть время, как-то задержать сосредоточение вражеских войск, которые предназначались для деблокирующего удара от станции Чернозем и вдоль железной дороги Невель - Великие Луки.
      Мне позвонил генерал Простяков, доложил, что дивизионный инженер подполковник Н. Г. Волков и командир саперного батальона майор А. С. Трутников явились к нему с предложением заслать группы подрывников на вражеские тыловые коммуникации. Я вспомнил, как саперы работали во вражеском тылу в сорок первом, на Волоколамском шоссе, и одобрил их новую инициативу. Почти одновременно с таким же предложением обратился в штаб корпуса и командир 46-й гвардейской генерал Карапетян.
      В ту же ночь саперы, нагрузившись взрывчаткой, перешли линию фронта. Группа из дивизии Карапетяна отправилась в сторону Невеля. Там, между Невелем и станцией Чернозем, саперы подорвали железнодорожный путь в нескольких местах, причем в одном месте на 600-метровом участке. Группа из 9-й гвардейской разрушила железобетонный мост на другой железной дороге, под Новосокольниками. Возглавлял эту группу младший лейтенант Г. Р. Петров, ветеран дивизии, отличившийся ранее в боях под Истрой и Вязьмой.
      Разрушение железнодорожного полотна, мостов и акведуков было делом особенно важным еще и потому, что хороших шоссейных дорог в этих районах тогда не имелось. Как мы узнали впоследствии, боевая работа саперов и партизанских отрядов задержала сосредоточение фашистских войск, готовившихся прорвать внешний фронт окружения и деблокировать гарнизон Великих Лук.
      5-й гвардейский корпус продолжал наступательные действия. Пока дивизия Кроника пробивалась через пригороды к западной окраине Великих Лук, а дивизия Карапетяна вела бой за станцию Чернозем, дивизия Простякова, прикрывшись с запада двумя батальонами, сжимала кольцо вокруг ширипинской группировки. Противник оказывал упорное сопротивление. Борьба за этот район была в разгаре, когда на мой НП позвонил командующий фронтом генерал Пуркаев.
      - К вам выехал Константинов{51}, - сказал он. - Вы его вперед не пускайте.
      Докладываю, что мой НП - в 800 метрах от переднего края. Зачем же Константинову ехать в зону пулеметного огня противника?
      - Дальше не пускайте, - приказал Пуркаев. - Понятно?
      - Понятно! - ответил я и подумал, что если командующий фронтом не смог отговорить Георгия Константиновича от поездки на передний край, то как это сделаю я?
      Час спустя генерал армии Г. К. Жуков был уже на моем НП. С ним приехал командующий артиллерией фронта генерал Н. М. Хлебников. Я коротко доложил обстановку. Генерал Жуков задал несколько вопросов, касавшихся в основном ширипинской группировки.
      - Пора с ней кончать, - заключил он. - Потому и приехал к вам с командующим артиллерией.
      Николай Михайлович Хлебников объяснил мне, что уже создана артиллерийская группа в составе пяти артполков. Ее задача - поддержать огнем наступление 9-й гвардейской дивизии.
      Генерал Жуков молча и очень сосредоточенно рассматривал карту, потом спросил:
      - Что на высоте Воробецкой{52}?
      - Наблюдательный пункт командира триста пятьдесят седьмой дивизии полковника Кроника.
      - Были у него?
      - Был.
      - Обзор местности хороший?
      - Очень. И на северо-запад, к озеру Кислое, и на запад, к Новосокольникам.
      - Машину! Пару автоматчиков! - приказал он. - Еду к Кронику.
      - Товарищ генерал армии! - начал я. - Кроник ведет бой на два фронта. Его наблюдательный пункт рядом с передовой...
      - Ближе, чем ваш?
      - Ближе.
      - Это мне и нужно, - сказал он.
      - Это опасно, - возразил я. - Фашисты бьют по НП с обеих сторон - из Великих Лук и Ширипино.
      - Не то говорите, - перебил он.
      - Я за вас отвечаю. Командующий фронтом приказал...
      Г. К. Жуков поднял на меня строгие глаза:
      - Вы отвечаете за корпус. Все прочее к делу не относится. Пошли!
      В поисках поддержки я посмотрел на генерала Хлебникова, но тот пожал плечами. Дескать, в твоих хлопотах я не помощник. Это верно. Николай Михайлович и сам в эти дни едва ли не ежедневно бывал на переднем крае. Его у нас так и звали: "полевой генерал".
      Они вышли к машине. Я позвонил в 357-ю дивизию, предупредил Кроника, что к нему выехал представитель Ставки. Услышав это, Александр Львович заволновался. Оказывается, он хорошо знал Георгия Константиновича, когда тот командовал еще кавалерийским эскадроном. А Кроник был старшиной этого эскадрона... 7-я Самарская кавдивизия, 38-й Ставропольский полк, 1923 год.
      - С тех пор не встречались, - добавил Кроник.
      С высоты Воробецкой генерал Жуков вернулся часа три спустя, покрытый пылью с головы до ног, - попал там под артиллерийский обстрел. Теперь он хотел помыться. Мороз стоял крепкий, но Георгий Константинович разделся до пояса, вышел из блиндажа в траншею и попросил облить его из ведра. Закаленный был человек, очень сильного телосложения.
      Еще до возвращения Г. К. Жукова позвонил генерал Пуркаев. Он крепко выговорил мне за то, что я пустил представителя Ставки на передний край. И когда генерал армии сел пить чай в нашем блиндаже, я сказал ему, что можно было бы повидать полковника Кроника, вызвав его на НП корпуса.
      Он рассмеялся:
      - Эх, Белобородов! Решил, значит, что я отправился на высотку навестить Кроника? Встретиться со старым сослуживцем, конечно, приятно, однако Воробецкая нужна была мне для дела. Мы решаем вопрос: вводить ли в прорыв второй механизированный корпус? А если вводить, то с какого направления? Сегодня я обязан доложить решение Верховному Главнокомандующему. И высота с хорошим обзором мне потребовалась для рекогносцировки...
      Могу к этому добавить, что направление от Воробецкой к Новосокольникам, видимо, не удовлетворило представителя Ставки. 2-й механизированный корпус, точнее, часть его сил была введена в прорыв южнее, через центр боевых порядков нашего корпуса.
      9-я гвардейская изготовилась к решительному штурму опорных пунктов ширипинской группировки противника. Окруженный нашими частями, район этот представлял собой удлиненный овал, протянувшийся с севера на юг на 4 - 4,5 км и с востока на запад на 2,5 - 3 км. Внутри овала находилось шесть основных опорных пунктов и несколько мелких. Мы уже знали состав окруженной группировки. В нее входили 251-й и 257-й пехотные полки (четыре батальона) 83-й немецкой дивизии, саперный и охранный батальоны, 1-й учебный минометный химический полк и несколько артиллерийских и танковых подразделений. Опорный пункт в деревне Маркове насчитывал около 400 пехотинцев, 25 орудий различных систем, 10 шестиствольных минометов, 8 танков и самоходных орудий и 5 бронемашин. Гарнизон опорного пункта в деревне Федьково был еще более многочисленным - до 1000 пехотинцев, усиленных артиллерией, минометами и танками{53}.
      Командир 9-й гвардейской дивизии располагал, считая части и подразделения, временно переданные в его подчинение, 12 стрелковыми батальонами. По его решению, 22-й гвардейский полк (три батальона) должен был сковать ширипинскую группировку с востока. Севернее удар на Шелково и Ширипино наносили 1188-й полк (три батальона) и учебный батальон 357-й дивизии. С юга наступали на Забойниково и Маркове 18-й гвардейский полк (два батальона) и учебный батальон, с запада на Мар-ково и Федьково - 31 гвардейский полк (два батальона). С гвардейской дивизией взаимодействовал 27-й танковый полк, огнем ее поддерживала также армейская артиллерийская группа.
      Штурм опорных пунктов было решено начать вечером 2 декабря. Еще днем я приехал в деревню Креплянка, на НП генерала Простякова, проверил на месте, как идет подготовка к штурму, связался с артиллеристами. Казалось, все складывалось хорошо. Примерно за полчаса до артподготовки, когда я уже собрался выехать в штаб корпуса, оттуда позвонил полковник Бибиков. Он доложил, что фашисты предприняли сильные атаки на внешнем фронте окружения, 508-й полк дивизии Карапетяна ведет тяжелый бой.
      - Еду! - ответил я.
      Вместе с адъютантом капитаном Е. С. Сотниковым я поспешил в штаб, где сходились нити управления корпусом. Угроза, возникшая на участке 508-го гвардейского полка, сильно меня встревожила. Еще неделю назад этот полк глубоким клином врезался во вражескую оборону, его боевой успех завершился прорывом 9-й гвардейской дивизии на северо-восток и созданием внешнего фронта окружения всей великолукской группировки противника. Теперь полк как бы заслонял с юга наши части, окружившие район опорных пунктов.
      Наша машина мчалась по дороге на восток. Падал густой снег, он налипал на ветровое стекло, и я невольно подумал о том, что снегопад затруднит артиллеристам наблюдение и корректировку огня. Грохот канонады, донесшийся с севера, дал знать: артподготовка штурма ширипинской группировки началась.
      Внезапно на дороге возникла фигура в облепленном снегом полушубке с автоматом на груди. Человек предупреждающе поднял руку, и водитель притормозил. Дверца распахнулась, я увидел лицо лейтенанта.
      - Товарищ генерал! - доложил он. - Проезд опасен. Фашисты прорвали фронт пятьсот восьмого полка. Они уже подходят к деревне Брюхны.
      - А вы что здесь делаете?
      - Занимаю оборону по приказу генерала Карапетяна.
      Он махнул рукавицей за дорогу, где, едва различимые в падающем снегу, бойцы катили противотанковую пушку.
      - Немедленно пошлите связного в Креплянку. Пусть доложит обстановку командиру девятой дивизии генералу Простякову.
      - Есть, послать связного! - Он повернулся и побежал к своим бойцам.
      Мы свернули на едва различимый в снегу проселок. Между деревнями Брюхны и Ботово в наступающих сумерках показались силуэты немецких танков, вспышки выстрелов. Нет, нас они не видели, они с места вели огонь в северном направлении. Мы сделали крюк по какому-то замерзшему ручью и, переехав взорванное полотно железной дороги, благополучно добрались до штаба корпуса. С порога спрашиваю Бибикова:
      - Связь с Простяковым?
      - Нет связи. Прервалась. Связисты докладывают, что в Креплянке фашисты.
      - Что у Карапетяна?
      Бибиков передает мне трубку телефона, слышу голос Сергея Исаевича:
      - Противник прорвал фронт пятьсот восьмого полка. Второй батальон окружен в Торчилихе, третий отходит к железной дороге. Выдвигаю резерв, готовлю контратаку.
      - Простякова успел предупредить?
      - Нет. Проводная связь прервалась, послал к нему офицера связи. Он еще не вернулся.
      Из всего, что я видел и слышал, было ясно: противник, прорвав правый фланг дивизии Карапетяна, вышел в район наблюдательного пункта Простякова и вот-вот соединится с ширипинской группировкой. А возможно, уже соединился. Опасность нависла над всем центром боевых порядков корпуса.
      Штаб наш работает с предельной нагрузкой. Бибиков связывается с корпусным резервом, Царьков - с армейской артиллерийской группой. Звоню в 22-й гвардейский полк, к Романову:
      - Связь с генералом Простяковым имеешь?
      - Нет.
      - С восемнадцатым и тридцать первым полками?
      - Не имею. В районе Креплянки слышу сильный бой, шум танковых моторов.
      - Противник тебя атакует?
      - Нет. Только артминометный огонь.
      Значит, полк Романова сейчас - единственный заслон, прикрывающий с запада тылы корпуса. Информирую Ивана Никаноровича о создавшейся обстановке, приказываю готовить контратаку в направлении Креплянки.
      Докладываю командующему армией. Неприятное это дело - докладывать обстановку, которая самому тебе недостаточно ясна. Но, как говорится, горькая правда лучше сладкой лжи. К сожалению, на фронте бывали случаи, когда тот или иной командир не спешил сообщить о своей неудаче старшему начальнику, надеясь выправить положение. Подобные умолчания, как правило, приводили к печальным результатам. Причем не только для данной части или соединения, но и для их соседей.
      Выслушав мой доклад, генерал Галицкий сказал, что корпусу придается 44-я лыжная бригада полковника П. Ф. Лобова. Спросили, как я намерен ее использовать. План у меня был, но я попросил разрешения повременить с докладом, пока обстановка прояснится.
      Вскоре через штаб 1188-го полка мы установили связь с 18-м и 31-м гвардейскими полками. Я был рад услышать голос начальника штаба 9-й гвардейской дивизии полковника Витевского. Спрашиваю:
      - Где комдив?
      - Неизвестно. Немецкие танки появились у нашего НП неожиданно, мы отходили двумя группами. Я свою вывел в расположение восемнадцатого полка. Взял управление дивизией на себя. Организую контратаку.
      - Правильно! Связь с артиллерией в порядке?
      - Проводной связи с сорок первым артполком нет - танки порвали. Послал к командиру полка Викторову офицера связи.
      Позвонили из 22-го полка. Оказалось, это командир дивизии генерал Простяков. Воспользовавшись темнотой, он вместе с заместителем по политчасти Бронниковым, командующим артиллерией Полецким и группой работников штаба пробился к 22-му гвардейскому.
      Эта напряженная ночь казалась долгой. Было еще далеко до рассвета, когда я доложил командарму о прояснившейся обстановке.
      Противнику, прорвавшему внешний фронт окружения, удалось выйти с юга к району опорных пунктов и соединиться с ширипинской группировкой. Однако дальнейшее его продвижение было остановлено. Командиры полков - и Романов, и Кондратенко, и Белев, - потеряв связь со штабом дивизии, действовали четко и смело. Не дожидаясь указаний, они предприняли ряд контратак и не позволили противнику выйти за границы района опорных пунктов. Полковник Витевский, восстановив управление полками и связавшись с 41-м гвардейским артполком, принял все меры для того, чтобы вновь захлестнуть горловину мешка вместе с прорвавшимися к ширипинской группировке извне танками и пехотой гитлеровцев.
      С целью помочь в этом дивизии и ускорить развязку я выдвинул 44-ю лыжную бригаду Лобова далеко за правый фланг, нацелив ее с запада на горловину мешка. Командарм одобрил это решение.
      Перед рассветом артиллеристы полковника Викторова выкатили все свои пушки и гаубицы на прямую наводку. Пехота и танки противника, попытавшиеся с утра развить прорыв на северо-восток, в сторону Великих Лук, были сметены шквалом артиллерийского огня и отброшены назад, к опорным пунктам. Охватывая их с запада, севера и востока, 44-я лыжная бригада и 9-я гвардейская дивизия начали штурм укреплений.
      К десяти утра 31-й гвардейский полк вышел к проволочным заграждениям, густо оплетавшим подступы к деревне Федьково. 1-й батальон наступал с севера. Под сильным орудийно-пулеметным огнем фашистов пехота залегла. Тогда командир полка майор Белев поставил боевую задачу наводчику полковой батареи сержанту Н. С. Титову. Тот выкатил пушку на прямую наводку и с пятисот метров ударил по орудийному дзоту, устроенному на выходе из лощины. Стрелял сержант метко, попал в амбразуру. Из нее вылетел клуб дыма, вражеское орудие смолкло. Сержант перенес огонь на высоту, где в развалинах дома маскировалось второе орудие, разбил и его.
      Тем временем гаубичная батарея 28-го гвардейского артполка вела борьбу с артиллерией гитлеровцев, бившей из глубины опорного пункта. Наблюдатель батареи оказался раненным, и корректировку огня взял на себя лейтенант Д. М. Романов. Это был фронтовик с июня сорок первого года, опытный пулеметчик. Доводилось ему в свое время служить и в артиллерии, и теперь он отлично скорректировал стрельбу гаубичной батареи. Так были подавлены вражеские орудия и в глубине опорного пункта.
      Ослаблением вражеского огня немедленно воспользовались подразделения 31-го полка. Командир 3-й роты лейтенант И. Г. Сидоров выполз вперед и стал резать саперными ножницами колючую проволоку. Его примеру последовали бойцы. Проходы были проделаны, и рота во главе со своим командиром первой ворвалась в Федьково. Вскоре опорный пункт был очищен от фашистов.
      В полдень учебный батальон 357-й дивизии уничтожил противника в Ширипино, а 1188-й полк майора М. Е. Хейфеца - в Шелково. Наши части с востока, севера и запада врезались в район опорных пунктов, дробя вражескую группировку войск. Противник заметался. 18-й гвардейский полк Кондратенко штурмом взял опорный пункт в деревне Марково, а последнюю точку в разгроме ширипинской группировки поставил 22-й гвардейский полк Романова, овладевший деревнями Тележниково и Забойниково. Уже ночью, преследуя отступавшего противника, подразделения полка вышли в район Креплянка, Ботово.
      А вскоре бойцы за своим левым флангом увидели снопы разноцветных ракет, услышали бешеную автоматную пальбу и слитный рев сотен голосов. То шли плотной массой гитлеровцы и что-то пели. Это был их ночной вариант психической атаки, с которой гвардейцы уже встречались в боях с эсэсовской дивизией "Рейх".
      Подполковник Романов выдвинул к левому флангу приданный ему пулеметный взвод 6-го отдельного гвардейского пулеметного батальона. Пулеметчики лейтенанта B. C. Трескова подпустили гитлеровцев поближе и открыли огонь. Фашисты залегли, их минометы начали бить по пулеметным вспышкам. Лейтенант Тресков был дважды ранен, выбыли из строя несколько его бойцов и сержантов. К одному из пулеметов бросился заместитель командира роты по политчасти старший лейтенант П. И. Киселев. Он перекатил пулемет на другую позицию и, как только фашистская пехота поднялась, ударил по ней кинжальным огнем. К утру все поле за левым флангом полка было завалено вражескими трупами.
      Так закончился последний бой с ширипинской группировкой. Она была полностью ликвидирована. Бежать на юг, к станции Чернозем, удалось лишь отдельным мелким группам фашистов. Захваченные вскоре пленные показали: 1 - и учебный минометный химический полк потерял всю материальную часть (шестиствольные минометы) и почти весь личный состав. Прекратили свое существование охранный и саперный батальоны. В 251-м пехотном полку из 2000 солдат и офицеров осталось лишь 120{54}.
      Гвардейцы захватили много трофеев. Только в Федьково и Марково в их руки попали 32 исправных орудия, 7 шестиствольных минометов, самоходная пушка и более 50 автомашин.
      С ликвидацией ширипинской группировки и ее опорных пунктов провалилась также и первая попытка фашистского командования деблокировать свой великолукский гарнизон. Большую роль в срыве этой попытки сыграли помимо 5-го гвардейского корпуса и другие соединения 3-й ударной армии.
      Удар 8-й немецкой танковой дивизии на Великие Луки с северо-запада успешно парировали 31-я стрелковая бригада и один полк 381-й стрелковой дивизии. Другие два полка этой дивизии и 18-я механизированная бригада, атакуя Новосокольники, сковали там крупные силы противника. А наши соседи слева 21-я гвардейская и 28-я стрелковые дивизии, нанося по врагу сильные упреждающие удары, помешали ему перебросить к нашему левому флангу 20-ю моторизованную и 291-ю пехотную дивизии, направлявшиеся из Невеля.
      Таким образом, активные и целеустремленные действия всех соединений 3-й ударной армии на внешнем фронте окружения вынудили немецко-фашистское командование дробить свои усилия и вводить войска в бой разновременно, без должного их сосредоточения в решающих пунктах. Враг явно проиграл борьбу за инициативу, отсюда и его неудача в целом.
      Правда, немецкое командование еще надеялось перехватить инициативу. Остатки своих 251-го и 257-го пехотных и 1-го учебного минометного полков и четырех отдельных батальонов оно свело в боевую группу, подкрепив ее 138-м горнострелковым полком и танками. Уже с 5 декабря противник предпринял ряд сильных контратак в центре боевых порядков нашего корпуса. Отражая контратаки, корпус медленно продвигался вперед и к исходу 9 декабря вышел на рубеж Кожине, Изосимово, Башмаково, Семениха, высота 163,7, Отрепки, Платоново, Петрягино, Усадищи, Павлово. На этом рубеже, по приказу командарма, мы перешли к обороне. Справа от нас вели бой за Новосокольники 2-й мехкорпус и 381-я стрелковая дивизия, слева на рубеже Мал. Медведково, Шведрино - 21-я гвардейская дивизия.
      10 декабря расстояние, отделявшее окруженный великолукский гарнизон противника от внешнего фронта окружения, составляло в полосе 5-го гвардейского корпуса 13-20 км. Правый наш фланг опирался на железную дорогу Великие Луки Новосокольники, а левый - на железную дорогу Великие Луки - Невель. Ближе всего к Великим Лукам противник находился перед центром боевых порядков корпуса, на участке Башмаково, Семениха. Этот выступ он оборонял особенно упорно и, как показали ближайшие дни, с определенной целью. Именно этот выступ вражеское командование использовало для очередной попытки прорыва к Великим Лукам.
      Командование 3-й ударной армии готовило к решительному штурму (он был намечен на 12 декабря) соединения, блокирующие великолукский гарнизон фашистов. В связи с этим наша 357-я дивизия перешла в непосредственное подчинение командарма. 44-я лыжная бригада передавалась в состав 2-го механизированного корпуса, в нашем же корпусе остались только две дивизии 9-я и 46-я гвардейские с приданным первой из них 27-м танковым полком.
      А противник уже начал сосредоточивать свои свежие силы перед фронтом нашего корпуса. Первый сигнал об этом мы получили вечером 10 декабря. Генерал Простяков доложил:
      - Разведчики двадцать второго гвардейского полка взяли пленных.
      Пленные были схвачены близ деревни Креплянка, в лощине, всем нам хорошо известной. Еще 27 ноября 18-й гвардейский полк, прорываясь на северо-запад, в обход Великих Лук, разгромил в той лощине штаб вражеской части. Потом в добротных блиндажах обосновался штаб 9-й гвардейской дивизии. И тоже их покинул, когда в ночь на 3 декабря противник прорвался через Креплянку к своей ширипинской группировке.
      Четверо бойцов во главе со старшим сержантом Р. В. Рьяновым, комсоргом роты, отправились к лощине в уверенности, что по такому морозу блиндажи вряд ли пустуют. Так оно и оказалось. Разведчики еще издали услышали голоса и бряканье котелков. Вражеские солдаты - их было более двадцати - толпились около полевой кухни.
      Старший сержант Рьянов, бойцы Хромов, Жидеев, Шориков и Морувьяничев подползли поближе и, взяв автоматы на изготовку, встали над краем лощины. "Руки вверх!" - скомандовал Рьянов. Солдаты выполнили команду, но тут выскочил из блиндажа офицер. Он крикнул: "Фойер!" ("Огонь!") - и, заметив замешательство своих подчиненных, выстрелил в одного, который все еще стоял с поднятыми руками. Солдаты схватились за автоматы, но разведчики их опередили и первыми открыли огонь. Оставшиеся в живых гитлеровцы второй раз за эти десять минут подняли руки вверх. Разведчики доставили в штаб дивизии пятерых пленных, в том числе фельдфебеля, и 19 трофейных автоматов{55}.
      На допросе выяснилось, что застигнутая в лощине группа солдат - не взвод, как думали разведчики, а целая рота 138-го немецкого горнострелкового полка, точнее ее остатки. Пленные рассказали, что, по слухам, к ним в подкрепление прибыла из Невеля целая пехотная дивизия, что прибывают и другие части. Их номеров они не знали.
      Итак, противник стягивал силы для нового удара на Великие Луки. Факт этот был тем более настораживающим, если учесть, что 44-я лыжная бригада выходила из состава корпуса и прикрыть плотно ее участок мы могли только за счет растягивания и без того широкой полосы обороны 9-й гвардейской дивизии.
      Фронтовики знают, что в подобной обстановке смена частей на переднем крае всегда чревата неожиданностями. Так случилось и у нас. В ночь на 11 декабря 3-й батальон 22-го полка сменил 44-ю лыжную бригаду на участке Сурагино, Изосимово, Башмаково, выставив боевое охранение в Кожине. Сдача и прием этого 4-километрового участка были закончены в 8.30 утра, а шесть часов спустя именно здесь противник нанес первый удар.
      Два фашистских пехотных батальона под прикрытием артиллерийско-минометного огня атаковали батальон старшего лейтенанта Демина. Это подразделение, имевшее в своем составе лишь 72 бойца и командира и не успевшее как следует оборудовать позиции, стойко встретило натиск численно превосходящих сил. За день ожесточенного боя противнику удалось продвинуться на 2 - 2,5 км. Подполковник Романов бросил в контратаку подкрепление - батальон лейтенанта Меркулова, и фашисты были остановлены.
      Вечером, докладывая командующему армией обстановку, я сказал, что, судя по всем признакам, сегодняшний удар - это только разведка боем. В тылу противника происходят крупные передвижения войск, в том числе - артиллерии. Генерал Галицкий ответил, что его мнение такое же. Командарм подчинил мне только что прибывшую 19-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерал-майора Д. М. Баринова. Дивизия эта была поставлена во втором эшелоне корпуса, а ее 61-й гвардейский полк передан в подчинение командира 9-й гвардейской дивизии.
      Последующая неделя прошла в атаках противника, который ежедневно двумя-тремя батальонами при поддержке танков и авиации наносил короткие удары, пытаясь нащупать слабости в нашей обороне. Некоторого успеха он добился лишь 14 декабря. Атаковав на этот раз более крупными силами (два пехотных полка 291-й пехотной дивизии), фашисты захватили Громово. Однако на следующий день они были выбиты из деревни контратакой 18-го гвардейского полка.
      Эти события в моей памяти связаны с именем Николая Степановича Гальпина. О том, что полк сдал Громово, он узнал в полевом госпитале, где лечился от ранения. Капитан Гальпин в ту же ночь, забинтованный, с подвешенной в лубке рукой, прибыл на передовую, к своим бойцам. И сразу из окопа в окоп, от солдата к солдату передавалась ободряющая весть: "Комбат с нами!" Гальпину подчиненные верили беспредельно, за ним они шли, как говорится, в огонь и в воду. Так было и на этот раз.
      Утром командир полка доложил командиру дивизии, а тот - в штаб корпуса: "Громово взяли. Первым ворвался в деревню 2-й батальон капитана Гальпина".
      С 16 декабря в полосе корпуса установилось относительное затишье. Противник, видимо, подтягивал резервы. Если он и предпринимал атаки, то малыми силами и на узких участках. А на левом фланге корпуса, в полосе 46-й гвардейской дивизии, вообще был пассивен.
      Затишье, однако, никак не свидетельствовало о том, что враг выдохся.