Агнесса. Том 2

— Ты идеальная мать и жена, — сказал он, поцеловав ее еще раз.

Агнесса вздохнула.

— К сожалению или к счастью, но в жизни идеального не бывает.

Орвил тронул кончик ее носа.

— Если ты будешь унывать, Агнесса, нам всем будет очень — очень плохо! Кстати, хочешь развеяться? Может, съездишь в Хоултон к своей подруге? Она приглашает тебя.

Он имел в виду письмо Филлис. «Очень жду тебя в гости со всей твоей семьей, — писала та. — Особенно желаю увидеть крестника, да и Джесс, наверное, не узнать! К тому же, Агнесса, ты обязательно должна посмотреть свой магазин; честно говоря, я бы хотела открыть еще один, сейчас это уже возможно, так как дела идут хорошо. Впрочем, я что-то расхвасталась, лучше тебе все увидеть самой. Очень-очень соскучилась по тебе! Приезжай обязательно. Привет мистеру Лембу, поцелуй за меня Джерри и Джессику! Твоя Филлис.»

Агнесса подумала о том, что хочет поговорить с подругой; разговор с женщиной был необходим, потому что только женщина могла бы ее правильно понять и, пожалуй, если нужно, дать совет.

— Да, — ответила она, — но не сейчас. Мы же решили ехать в Калифорнию. Я обещала тебе и Джессике.

— Не думай о нас сейчас, делай так, как тебе лучше.

— Я так и делаю. Мы поедем в Санта-Каролину. Как там Джесс? — спросила Агнесса. Сегодня она еще не видела никого из детей.

— Джесс переживает из-за собаки, — ответил Орвил, — а в остальном как обычно.

— Что с Керби?

— Ничего не ест уже третий день, лежит все время.

Агнесса заморгала глазами.

— Я боюсь, что Керби может умереть, — призналась она, — очень боюсь, Орвил. Не знаю, что будет с Джессикой, да и со мной, если… если это случится.

— Керби уже очень немолод, ты сама знаешь. Как ни жестоко прозвучит то, что я скажу, но смерть животного в семье — естественное дело, собака не может нас пережить, рано или поздно это должно случиться.

— Да, но Керби… Ты не представляешь, Орвил, кем он был для нас все эти годы. Джессика выросла с ним, и никого не было с нами, кроме этой собаки. У тебя когда-нибудь была собака?

— Нет, мы не держали животных в доме — отец не любил. Лилиан однажды, правда, подарили котенка, но он скоро умер — она очень плакала. Потом я часто уезжал, поэтому тоже не думал заводить четвероногих, а когда появился Керби, глупо, наверное, было брать еще одного пса… Я понимаю тебя, Агнесса, — прибавил он.

— Хорошо, — отозвалась она. — Пожалуйста, Орвил, можно тебя попросить? Пришли ко мне Рея.

— Рея? Сюда?

— Да. Я встану сейчас и немного приведу себя в порядок, а ты пока сходи за ним, ладно?

— Ладно. Зачем тебе Рей?

— Хочу с ним поговорить, если ты не против. Орвил пожал плечами.

— О чем разговор! Сейчас я его приведу.

Рей вошел в комнату осторожно, будто бы ожидая подвоха, готовый к защите. Он ломал голову, не понимая, чем же провинился на сей раз, но так и не смог сообразить, а потому решил, что дела совсем плохи, взрослые непременно найдут причину для наказания. Последние месяцы его никто не трогал, но Он еще не отвык жить в ожидании грозы.

Агнесса сидела в кресле, она была очень спокойна и не строга, а скорее печальна, даже что-то виноватое сквозило в ее лице. У Рея слегка отлегло от сердца.

— Подойди, пожалуйста, Рей, — попросила Агнесса. Мальчик подошел, уверенный, что речь пойдет если не о плохом поведении дома, то о неприятностях в школе. Но Агнесса ничего не сказала; к изумлению Рея, она взяла его за обе руки своими — нежными и прохладными. Он, не шевелясь, безмолвно ждал, что будет дальше.

— Рей, я хочу серьезно с тобой поговорить, — произнесла наконец женщина. — Ты большой мальчик и поймешь меня. Ты все видел, все знаешь. Я хочу попросить тебя лишь об одном: не говори ни о чем Джессике, я не хочу, чтобы она вспоминала о сегодняшнем эпизоде. Можешь мне обещать?

Мальчик кивнул, и Агнесса улыбнулась.

— Почему ты никогда не приглашаешь в гости своих друзей? Мы бы могли устроить для них что-нибудь интересное. У тебя есть друзья в школе?

Рей пожал плечами.

— Человек должен иметь друзей.

— А моя мама говорила, что если не заведешь друзей, то и врагов будет меньше. Из самых хороших друзей получаются самые лучшие предатели.

Он никогда прежде не заговаривал о Лилиан; такие откровения сестры Орвила поразили Агнессу.

— Неправда! — с неожиданным жаром заявила она. — Человек не может быть один, друзья нужны, они помогут, если случится беда. Просто многие люди носят маски, которые однажды слетают, в этом твоя мама, к сожалению, права.

Рей промолчал. Агнесса провела рукой по его волосам, таким же черным, как у Орвила; мальчик стоял, не делая попытки отстраниться, но и не отзываясь никак на неожиданную ласку. Агнесса подумала, что со времени того страшного происшествия на берегу пруда он стал каким-то неживым.

— Ты до сих пор никак не называешь меня. Если хочешь, можешь звать просто Агнессой. И знаешь, Рей, мне кажется… я не всегда была справедлива с тобой. Если так, то прошу прощения. Не сердись на меня, ладно?

Рей мотнул головой.

— Я обещала подарить тебе кинжал. Можешь взять оба, они твои. Попроси Орвила дать их тебе. Или я сама это сделаю.

Серо-голубые глаза мальчика загорелись жадным интересом.

— Насовсем отдаете? Они не нужны вам?

— Нет. Можешь делать с ними что хочешь.

Рей замялся, но потом все-таки, осмелев, спросил:

— А это правда? То, что сказал тот человек?

Агнесса не опустила глаз и не стала медлить. Она была все так же спокойна и серьезна, как в начале разговора.

— Да, Рей, это правда. Просто человек этот не очень достоин быть отцом Джессики.

Ответив так, она подумала, что Джек, наверное, сказал бы, что отец не тот, кто достоин, а тот, кто отец. Но Джек уже ничего не скажет, во всяком случае, ей. Агнесса была уверена, что он никогда больше не вернется.

— Значит, вы обманываете ее?

— Получается, так.

— Взрослые все время врут, — удовлетворенно произнес Рей.

Агнесса, к его удивлению, не возразила. Она была очень задумчива.

— Не все время, но часто.

— Да. И друг другу, и детям. Они сами не понимают, врут или нет, так запутаются!

— Да, — тихо сказала Агнесса, — и это тоже верно.

— Пусть бы она знала правду!

— Правда и ложь бывают разные, Рей. Ложь иногда помогает человеку выжить, а правда убивает. Знаю, что не должна так говорить, но ведь это и есть… самая настоящая правда!

— Я бы не стал придумывать себе каких-то ненастоящих родителей! — презрительно добавил мальчик.

Агнесса опустила голову. Потом привлекла к себе Рея и поцеловала его в лоб.

— Я не буду спорить с тобой, мой мальчик. Я вообще очень редко поступаю правильно. Я только хочу, чтобы мы стали ближе, как родные, как одна семья, искренне хочу этого.

Вечером Агнесса, присев на корточки в углу коридора, ведущего в кухню, очень долго говорила о чем-то с Керби. О чем, никто из домашних не знал, потому что она отослала всех, но после этого Керби поднялся с места и взял корм.

В это же время Джек сидел в обшарпанном грязном номере окраинной дешевенькой гостиницы и думал, как он предполагал, свою последнюю думу. После объяснения с Агнессой он хотел немедленно покинуть город — он никогда не жил в городах, не любил их и боялся, но потом вдруг решил задержаться.

Необходимо было проститься… возможно, с самим собой. Он остановился здесь на свои последние деньги в свой последний вечер. Нет, он еще окончательно не решил свести счеты с жизнью, но, размышляя, все больше склонялся к этому.

Что еще можно было сделать? Убить Орвила? Но Агнесса и без того ненавидит его, Джека, он и без того не нужен ей. Джек вдруг вспомнил, что забыл напомнить Агнессе о ее обещании всегда быть с ним, что бы ни случилось. Он усмехнулся: разве бы это помогло?! Ведь он предложил ей: пусть телом владеет Орвил, он согласился лишь на обладание душой — совсем уж не мужское решение, но она даже это отвергла! Он не дождался от нее ни капли понимания и сочувствия, она только обвиняла, она лишила его последней надежды. Он думал когда-то, что страшнее каторги ничего нет, но, оказалось, есть — сама жизнь! Сама жизнь — каторга и тюрьма! Ладно, он сумеет освободиться!

Джек взял револьвер и посмотрел прямо в темное дуло. Вот откуда явится свобода от всего: от жизни, от тюрьмы, от Агнессы! Очень быстро и легко!

Он взял в руки бутылку и налил остатки виски в стакан. Выпил, медленно, ровными глотками, только чуть задержавшись перед последним, и на минуту опустил тяжелую голову на стол. Потом вдруг неожиданно закашлялся болезненно-мучительным кашлем, который преследовал его особенно сильно в последние годы, как и головная боль, и тяжесть в груди. Постепенно кашель перешел в злобный смех: кому она нужна, такая жизнь!

Джек взвел курок и вдруг оторопел. Он вспомнил, что там, внутри, нет патронов, он расстрелял их все на дороге и совсем забыл об этом, увлеченный призрачными надеждами. Она даже это у него отняла, Агнесса, из-за которой он страдал всю свою жизнь! Даже это, последнее! Джек с ненавистью отшвырнул бесполезное оружие.

Что же осталось? Веревку, пожалуй, достать удастся… Он подумал об этом — и вздрогнул, охваченный суеверным ужасом: неужели придется добровольно подвергнуть себя той самой казни, от которой он спасался бегством?! Самому привести в исполнение приговор?!

…Джек действительно больше не вернулся; напрасно Орвил велел следить за подступами к дому и втайне охранять жену и дочь. Ему ежедневно докладывали об отсутствии всего подозрительного.

Еще через пару недель Орвил Лемб вместе с выздоровевшей Агнессой, Джессикой, сыном, Реем, прислугой и псом выехал в Калифорнию.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА I

Агнесса смотрела в окно. Давно ли была весна, а вот опять осень, иная, чем в прошлом году, более мягкая, солнечная, золотистая. Та, прошлая, казалась резче, но эта — грустнее. Агнесса не знала, почему вспоминает предыдущую. Должно быть, потому, что многое изменилось с тех пор. Она задавала себе вопрос: каких перемен было больше, внутренних или внешних, и не могла на него ответить: и тех, и других случилось достаточно. Хотя вроде бы… совсем мало… Она подумала о том, что постоянно натыкается на противоречия даже в самых ничтожных мелочах, что уж говорить о чем-то важном!

Этим летом на берегу океана она чувствовала себя спокойно, ей многое удалось отогнать от себя. Агнесса невольно улыбнулась: когда еще она снова окажется там?.. Сейчас она не грустила душой, до предела насыщенной летними впечатлениями, которые, долго теперь будут с нею, долго, наверное, до самой зимы. Она вспоминала ощущение небывалого, когда находилась в тех краях, под солнцем, в воде, на горной тропинке. У нее было такое чувство, что это длится бесконечно, словно вся жизнь — лишь этот миг. И вот снова блаженный миг миновал.

— Когда ты думаешь, Агнесса, у тебя такое выражение лица, будто ты по меньшей мере взлетела до облаков: мягкое, мечтательное. Знаешь, ты словно молодеешь с годами. Раньше ты не такая была, будто взрослее. Смешно я говорю, да?

Филлис засмеялась, Агнесса рассмеялась вслед за нею, но потом сказала серьезно:

— Я понимаю, почему. Ожесточенность жизненной борьбой накладывает свой отпечаток, но я была еще молода, когда все переменилось, и оттого этот след исчез. А ты не замечала, Фил, что зачастую люди стареют, изменяются внезапно! Лет десять человек может выглядеть почти одинаково изо дня в день, но потом ты на неделю теряешь его из виду — и удивляешься произошедшим переменам. Так и я могу измениться вдруг, просто этот период для меня еще не наступил, я не успела подойти к роковому рубежу. Вот когда я из девчонки превратилась в молодую женщину, то заметила это сама: как раз с начала злоключений в Хоултоне. Помяни мое слово: увидимся мы с тобой, когда мне будет лет тридцать, — ты меня не узнаешь! Может, я и не постарею, но стану другой.

— Когда-то это еще будет?! — произнесла Филлис и прибавила с выражением лукавства в голубых глазах: — А ведь ты не узнала меня сегодня на вокзале! Что бы это значило?

Агнесса улыбнулась. Она и вправду не сразу узнала Филлис. Удивительно, как все-таки положение и наряд меняет внешность человека! Посудомойка имела очень мало общего с владелицей роскошного магазина. Филлис всегда была довольно симпатичной, но теперь она обрела уверенность, а с нею — своеобразные, по-особому привлекательные черты. Ее пепельные волосы были в идеальном порядке уложены и заколоты черепаховыми гребнями, на пальцах сверкали кольца, бежевое шелковое платье сидело безупречно; Филлис немного похудела, как раз настолько, чтобы обрести истинную стройность настоящей дамы; Агнесса подумала о том, сколько усилий пришлось для всего этого приложить бывшей работнице ресторана. Подруга была девушкой из низов, и какая-то простота все равно сохранялась в ее облике, несмотря на нынешнее совершенство манер, но это не портило общего впечатления, не отталкивало, а скорее, напротив, располагало; к тому же держалась Филлис совсем не высокомерно.

К слову сказать, Агнессе очень понравился магазин, которому подруга отдавала все свое время, — у Филлис явно был вкус и способности, раскрывшиеся благодаря удачному стечению обстоятельств. Агнессу несколько смутила вывеска, на которой рядом с фамилией Филлис красовалась и ее фамилия: женщина считала в виду отсутствия прямого участия упоминание своего имени неуместным. Но она ничего не сказала, боясь обидеть подругу — Филлис с таким увлечением говорила о магазине, и только о магазине, что чувствовалось: это и есть ее жизнь и ее призвание.

— А ты заметила, как одеты продавщицы? Я сама придумала такие фасоны!.. Тебе нравится торт? — в следующую минуту спросила она. — Возьми еще! Я приготовила для тебя, к твоему приезду.

— Спасибо, очень вкусно. Я тоже иногда готовлю сама.

Они сидели вдвоем в уютной гостиной и пили чай с тортом, собственноручно испеченным Филлис. Она же сама ухаживала за гостьей: Филлис жила одна и держала приходящую служанку. Когда Агнесса спросила подругу о личной жизни, та покраснела и со смущенным смехом заявила, что «мистер Барретт (тот самый, что был послан ей в помощь в создании магазина), конечно, очень мил, но…»

— Я слишком увлечена делом, ценю свободу, чтобы быть зависимой от кого-то. Ведь если я выйду замуж, мне придется все оставить и заняться домом, семьей, — закончила она уже вполне серьезно.

Агнесса вспомнила, как в былые времена Филлис толковала о вероятности выгодного брака, возлагая на него большие надежды. Похоже, тогда она считала, что для хорошенькой, но бедной девушки это единственный путь к достижению благополучия. Конечно, Филлис помог случай, но все же как много зависит от смены условий жизни!

Как часто люди меняют свои взгляды, заблуждаются, сами не замечая того, ошибаются, и не только в других, а прежде всего в себе.

— Разве ты не боишься одиночества? — удивилась Агнесса.

— Нет. Я целыми днями среди людей, поэтому когда вечером приезжаю домой, то как раз наступает самое время отдохнуть. Я не чувствую себя одинокой, Агнесса. Когда-нибудь я, безусловно, изменю свою жизнь, выйду замуж, рожу детей, но пока еще рано. Это ты идеальная жена и мать! — Сама того не подозревая, Филлис повторила слова Орвила.

Агнесса рассмеялась.

— До идеала мне далеко! Я сама не знаю, в чем мое призвание, по крайней мере, так мне кажется иногда. Да, конечно, дом, семья, музыка, книги, но порой мне… будто хочется вырваться куда-то! Благо, Орвил позволяет мне делать все что угодно!

— Не думаю, что ты злоупотребляешь этим! — так же смеясь, заметила Филлис, а Агнесса вслед за ее словами, уже не в тон задумчиво, обронила:

— Да, верно…

— Расскажи, как провела лето, — попросила Филлис, не обращая внимания на последнюю фразу собеседницы. — Вы, кажется, куда-то выезжали?

— Да, мы жили в Санта-Каролине. Жаль, что покупка особняка откладывается, но мы и так половину времени проводили на яхте. Это было, наверное, самое веселое лето в моей жизни! — Агнесса на мгновение умолкла, вспоминая. Орвил был неистощим на выдумки, она и не подозревала в нем такого умения и желания развлекаться. Одну неделю они провели в соседнем маленьком городке, незнакомом, сами не известные никому: посещали увеселительные заведения — Агнесса вновь изведала упоение жизнью, как тогда, на балу, танцевала, развлекалась, без устали меняла прически, платья, с удовольствием меняя свой облик. Она не задавала себе вопроса, почему все обстоит именно так: многое было очевидно. Орвил не хотел, чтобы она вспоминала и думала еще о чем-то или… о ком-то, вот и старался отвлечь ее и развлечь… Да, расхождений в их стремлении похоронить дурное (или то, что считалось дурным) не было.

— На яхте мы плавали только в заливе, — продолжала Агнесса, — опыта у нас еще маловато, но зато ходили в горы, там пикники устраивали, игры. Верхом катались. Дети просто с ума сходили от радости. И главное, отношения между Джессикой и Реем стали налаживаться. Они разговаривают, а теперь и в школу ездят вместе.

— Джессика хорошо учится?

— Да. И ей нравится в школе. Раньше она мало общалась с другими детьми, а сейчас у нее появились подруги…

— Почему мистер Лемб не приехал?

— Мы целое лето отдыхали, теперь у Орвила много дел. У Джессики и Рея школа, а Джерри уже устал от переездов. Орвил отпустил меня одну.

Агнесса вспомнила, как Орвил смеялся: «Отдохни от нас!»

— Знаешь, кого я видела недавно? Слушай, не поверишь, — Вильгельмину! — воскликнула Филлис. — Толстуху Вильгельмину, которая так издевалась над тобой! Она стала еще безобразнее! Я ехала в экипаже и из окна показала ей язык — не удержалась, представляешь! Но она, кажется, не видела.

«Мы ушли далеко, а они остались на месте, — подумала Агнесса. — Интересно, а как дела у Сюзанны Коплин?» Наверное, ее бывшая соседка живет в том же квартале. Агнесса прекрасно помнила дом, где прежде жила с Джессикой. Что было бы, если б она явилась туда сейчас?

Агнесса устыдилась вдруг своих мыслей, словно и впрямь хотела спуститься туда, как с небес, с триумфальным чувством мести, в злато-шелковых доспехах.

— Я не держу зла ни на Вильгельмину, ни на остальных, — сказала Агнесса. — Может быть, потому, что мы схватили свою удачу, а они нет. И это не снисходительность победителя, Фил.

— Никогда они ничего не получат! — удовлетворенно добавила Филлис, а потом сказала: — Хотя я-то всем обязана тебе, Агнесса. И мистеру Лембу.

— Нет! — быстро возразила Агнесса. — То, что ты имеешь сейчас, — это твой личный успех, и я не хочу, чтобы ты говорила так. Вспомни прошлое: ты мне очень помогла тогда, ты одна меня поддерживала…

— Кое в чем — безусловно! — рассмеялась девушка и подмигнула:— А, миссис Лемб?! Ты ж не хотела замуж! Но я была права: он очень… даже нет — самый-самый, верно?!

— Да, — просто ответила Агнесса.

Она с задумчивым видом вертела в руках чашку, разрисованную неведомыми яркими цветами и райскими птицами.

— Знаешь, Филлис, я хотела рассказать тебе… Помнишь, когда-то я говорила о Джеке, с которым убежала тогда из дома?..

— Помню, — спокойно сказала Филлис, — и что?

— Он вернулся.

Филлис уронила щипцы для сахара.

— Как?!

Она почему-то испугалась не на шутку, и это, по непонятной причине, слегка раздосадовало Агнессу.

— Я же говорила, что не знаю точно, умер он или нет!

— Нет, — возразила Филлис, — ты сказала, что он погиб, что это был несчастный случай.

— Извини, значит, я солгала тебе тогда. На то были свои причины… Сейчас я могу сказать правду.

Она дополнила свой прошлый рассказ, прибавив повесть о случившемся в этом году, и по лицу не перебивавшей ее Филлис поняла, что Джек заработал себе еще одного врата.

— Я все сказала ему как есть, и он ушел… Знаешь, Филлис, когда мы отдыхали в Санта-Каролине, мне все казалось, что Джек внезапно выйдет откуда-нибудь, что он следит за мной…

— Ты очень боялась? — участливо произнесла Филлис, и Агнесса подумала, что «боялась» — не совсем точное определение ее тогдашнего состояния.

— Конечно, боялась, — сказала она. — Но я знаю: он не вернется больше. Может, уехал, может, его поймали, и он в тюрьме, или…— она помедлила, — теперь уже по-настоящему мертв.

Агнесса намеренно употребила последним именно это слово, будто стремилась поставить конечную точку сведения счетов.

— Ты бы хотела знать?

— Не отказалась бы. Хотя… лучше, может, и не знать.

Филлис внимательно и с подозрением взглянула на опечаленную подругу.

— Ты сомневаешься в чем-то?

Агнесса мигом встрепенулась.

— Нет, что ты, Филлис! Правда, иногда я думаю, что слишком, пожалуй, резко высказала ему все, что следовало сказать. Немного жестоко получилось, а может, и слишком жестоко, — не мое это оружие… Хотя иначе было нельзя: Орвил меня бы не понял. Он и так обиделся, когда я позволила Джеку увидеться с Джесс.

— Как она себя вела?

— Джек не сдержал слово, признался ей, она была потрясена. К счастью, удалось ее успокоить. Она больше не вспоминает, по крайней мере, вслух, и с Орвилом отношения прежние.

— А каким тебе показался Джек?

Агнесса помрачнела. Она сжала пальцы так, что они хрустнули.

— Он сильно изменился.

— Наверное, выглядел, как настоящий бандит?

Агнесса пожала плечами — явный знак неопределенности.

— Не знаю. Обыкновенно. Что-то в нем такое было, конечно. Вообще, больше смахивал на бродягу.

На лице Филлис появилось выражение отвращения; возможно, она сама не заметила этого или же сочла естественным, но Агнесса поймала себя на мысли, что ей такая реакция подруги не очень нравится.

— Тебе, наверное, неприятно было встретиться с ним? — Филлис была совершенно уверена в том, что Агнесса разделяет ее чувства.

— Да, — Агнесса, сминая в пальцах тонкую салфетку и не поднимая глаз, — особой радости мало. Пришлось объясняться…

Филлис, заметив неладное, положила твердую руку на локоть подруги.

— Не надо, Агнесса, ты поступила правильно. С такими людьми и надо так!

«Как у вас все просто!» — хотела возразить Агнесса. К нехорошим людям нельзя испытывать хорошие чувства — это, похоже, для всех, кто ее окружал, было ясно, как день. Людская мораль, общественное мнение… На свете есть много такого, против чего не пойдешь… нынешним зрелым умом. Но ведь внутри каждого мира может существовать еще один, в чем-то отличный от того, большого. И Агнесса ощутила хотя и нерешительное, слабое, но все-таки явное желание противодействия. Вероятно, Филлис заметила это, потому что сказала:

— Зря жалеешь, не мучай себя. Разумнее пожалеть Орвила, он-то настоящий человек и по-настоящему тебя любит. Он, наверное, сильно переживал?

Агнесса кивнула.

— Неужели ты не согласна с тем, что по сравнению с мистером Лембом этот Джек просто ничтожество? Нет, ты скажи!

— Да, ты права, — проговорила Агнесса спокойным голосом, но глаза ее будто кричали: — «Замолчи же, Филлис! Да, все так, но я не хочу опять это обсуждать, мне слишком тяжело, пойми!»

— Или ты забыла, кто он?

— Я знаю.

Она не сказала Филлис, что именно это ей и приходится себе внушать, потому что она до сих пор… похоже, не верит.

— Я тебя не очень понимаю, — сухо произнесла Филлис. — По твоим словам выходит, что ты все решила правильно и окончательно для себя, но я вижу, как ты мечешься. Что у тебя на душе, ты не хочешь сказать?

Агнесса пересела поближе к подруге, взяла ее под руку и мягко, но в то же время настойчиво, словно неразумному ребенку, сказала:

— Не обижайся, Фил, пожалуйста! И пойми: я не собираюсь (она особенно выделила это слово) менять своего мужа на другого мужчину, я никогда не смогу и не захочу изменить Орвилу ни с кем, слышишь, ни с кем! Даже в мыслях! Клянусь тебе, Филлис! Здесь речь не об этом, совсем не об этом!

— О чем?

— Джек меня спас — и сейчас, и тогда. Он по-своему очень предан мне, а я…

— Орвил тебя тоже спас, — напомнила девушка, — и сейчас, и тогда. И он тоже тебе предан, тоже любит, только все это без теней!

Агнесса усмехнулась, вновь согласно кивая, а сама думала: «Люди, почти все люди — ужасные эгоисты, они делают то, что выгодно им, но при этом прикрываются самыми благими намерениями в отношении других. И никто, никто не поймет меня! Ни Филлис, ни кто-либо другой».

— Выбрось из головы ненужные сомнения: если ты будешь пытаться всем угодить, то в результате всем будет плохо, поверь! Это не тот случай, когда можно сохранить для себя и тигра, и лань, прыгнуть в пропасть и в то же время остаться наверху, окунуться в воду и выйти сухой!

— Понимаю. Потому я и сделала выбор. Я просто рассуждаю с тобой, вот и все. Веришь?..

— Верю, — сказала Филлис, — но советую на ночь молиться о том, чтобы этому Джеку, если он еще на свободе, не вздумалось опять влезть в твою жизнь.

— Он не станет, Фил, я это сразу поняла. И… давай, больше не будем!

Агнесса не знала точно, что случилось бы, если б Джек появился опять; наверное, повторилось бы то же самое, но одно ей было известно: той смеси страха и отвращения, какое было на лице Филлис, у нее не появится. Никогда. Ибо Джек не был для нее злом; скорее, как ни странно и страшно это звучит, он был омертвевшим куском души, ее собственной грешной души.

Она больше не говорила с Филлис ни о чем таком, они просто болтали, вспоминали былое, гуляли по знакомым улицам. Агнесса удивлялась тому, что ее впечатления были светлыми, — ведь город этот принес ей, казалось бы, немало страданий. Но теперь, в роли стороннего наблюдателя, она даже находила что-то хорошее в прошлом — раны зажили, боль ушла. Филлис задарила ее нарядами, не слушая отказов и жалоб на то, что ей и так некуда девать платья; девушка была очень довольна, когда Агнесса сказала, как хорош магазин, и что неплохо бы было, в самом деле, открыть еще один.

Они тепло простились, но какую-то неудовлетворенность в душе Агнесса ощутила, словно Филлис или она сама что-то сделали не так или чего-то друг другу не сказали. «Люди не умеют ставить себя на место других, от них никогда не услышишь того, что жаждешь услышать», — думала Агнесса. Она не ощутила ожидаемой душевной близости с подругой и не отдавала себе отчета в том, что, скорее всего, сама виновата. Она знала только, что не хочет откровенничать с Филлис, вообще не хочет… ни с кем. Говорить по душам — это так трудно, особенно если чувствуешь там, на недосягаемой, темной глубине, тяжкий-тяжкий грех, который невозможно искупить.

Осеннее солнце ослепительно отражалось в чистых стеклах строгого старинного здания цвета слоновой кости, располагавшегося в центральном районе Вирджинии. Это была привилегированная школа, где учились дети из самых состоятельных семейств.

Две ученицы начальной ступени стояли на высоком крыльце, поджидая свои экипажи: последний урок закончился немного раньше обычного.

— Вон Алисой бежит к нам! — заметила одна.

К девочкам подбежала, запыхавшись, третья ученица.

— Я сделала много ошибок! — огорченно сообщила она. — Папа опять будет недоволен!

— У меня нет ни одной, — тонким голоском произнесла в ответ маленькая, худенькая темноволосая девочка. — А у тебя, Джесс?

— Одна. Из-за Мери: она все время дергала меня сзади, чтоб я подсказывала… А ты будешь сегодня в парке, Дженнифер?

— Нет, я должна готовиться к празднику,

— К какому?

— В среду у меня день рождения. Папа позволил мне позвать, кого захочу. Я приглашаю тебя, Джессика, и тебя, Алисой.

Девочки заинтригованно переглянулись. Они с первого дня дружили втроем; маленькая Дженнифер была дочкой местных аристократов, единственной и долгожданной; худенькая, болезненная, она всегда держалась с застенчивой скромностью, несмотря на свое положение (которое еще не осознавалось ни подружками, ни ею самой), и две другие девочки, рослая сильная Алисой и смелая, веселая Джессика, опекали ее.

— А взрослые будут? — спросила Алисой.

— Взрослые тоже придут, папины знакомые и родители тех детей, которых я позову, но вообще это будет настоящий детский праздник. Торт со свечками, игры, нам и танцевать позволят в главном зале, мама с папой обещали… Мне подарят, наверное, кукольный дом!

— Здорово! — восхитились девочки.

— Джессика, твой кузен Рей тоже может прийти, — тихо и очень смущенно произнесла Дженнифер. — Мне велели звать и мальчиков. Питер, брат Минни, будет.

Алисой захихикала, а Джессика махнула рукой.

— Рей не любит девочек! Он не придет, хотя можешь позвать, конечно.

Дженнифер замялась.

— Может быть, ты ему передашь…

— Передам, — великодушно согласилась Джессика. Алисой опять засмеялась, а Дженнифер сильно покраснела.

В это время мимо них изящной походкой прошла одна из старших учениц, небрежно задев стоящих на пути девочек.

— Кто это? — Джессика проводила ее взглядом.

— Это Мерилин Коупер, самая красивая девочка в школе! — прошептала Алисой.

— Судя по всему, она большая задавака!

— Еще бы!

— По-моему, в ней нет ничего красивого. Ты намного красивее, Алисой, и ты, Дженни.

Подружки покраснели от удовольствия.

— Как ее зовут? — Джессика.

— Мерилин Коупер.

— Эй, Мерилин Коупер! — крикнула Джессика.

— Тише! — прошипела Алисой. — Она услышит!

— Пусть! Я прямо скажу ей, что она задавака!

— Ой, Джесси, не надо! — Дженнифер испугалась всерьез!

Джессика рассмеялась.

— Я пошутила. Но ей не мешало бы это знать… Ой, мой экипаж приехал! — воскликнула она и, наскоро распрощавшись с подругами, убежала.

Дома, едва успев поздороваться, закричала с порога:

— Мама, мне нужно новое платье, потом надо научиться танцевать и еще приготовить подарок!

— Как я понимаю, тебя пригласили куда-то, — сказал появившийся вслед за нею Орвил. Он тоже только что вернулся домой.

— На день рождения Дженнифер Хейфорд. И меня, и Рея.

— Девчоночий праздник! — презрительно произнес Рей. — Не пойду я…

— Но там будут не только девочки; Питер, твой друг, тоже придет. Дженни обещала торт со свечками, сюрпризы, игры для гостей и много всего интересного. Я обязательно пойду. Дженни хочет, чтобы ты пришел. Пойдем, Рей!