Оползень

– Хорошо. Берите его, ребята.

– Подождите, – сказал я быстро. – Я ухожу. – Я понимал, что дать себя поколотить сейчас было бы неразумно, хотя у меня чесались руки, страшно хотелось сбить с его физиономии наглую ухмылку.

– Где ж твоя храбрость, Бойд? Перед человеком, готовым к драке, ты ее что-то не показываешь.

– Тебя я достану в любое время, – сказал я. – Когда ты будешь без ружья.

Это ему не понравилось, но он никак не отреагировал. Они наблюдали за тем, как я собирал свое оборудование и грузил его в машину. Затем Вейстренд влез в свой джип и медленно стал спускаться по дороге вниз. Я следовал за ним, а за мной шел другой джип. Они принимали меры, чтобы я никуда от них не ускользнул.

Мы спустились к низу ущелья, и Вейстренд сделал мне знак остановиться. Сам он подкатил ко мне и сказал:

– Жди здесь, Бойд. И без всяких штучек.

Он рванул с места и подлетел к идущему по дороге лесовозу. Поговорив о чем-то с водителем, он вернулся.

– Ладно, верзила. Езжай. И не думай возвращаться обратно. Хотя лично я был бы рад.

– Я тоже, – сказал я. – До встречи, Джимми.

Я резко включил передачу и отъехал. Впереди меня по дороге медленно двигался тяжелый груженный бревнами лесовоз. Я быстро нагнал его, но обойти его возможности не было. Здесь дорога шла по скале со снятым грунтом, который образовал насыпи по обеим сторонам. Я не мог понять, чего этот парень так ползет, но, конечно, не стал искушать судьбу в попытке проскочить вперед. Быть смятым в лепешку двадцатью тоннами металла и дерева мне не хотелось.

Грузовик пошел еще медленнее, и я полз за ним со скоростью пешехода. Возможно, у шофера были свои серьезные причины так ехать, но меня это раздражало, я сидел в своей машине и ругался, хотя, по правде говоря, в Форт-Фаррелл особенно не торопился.

И вдруг, бросив взгляд на зеркало заднего вида, я похолодел. Этот парень впереди и впрямь имел серьезные причины ехать медленно. Сзади на меня надвигался громадный восемнадцатиколесный лесовоз, более двадцати тонн, летевший со скоростью тридцать миль в час. Он был уже так близко, что, когда водитель ударил по тормозам, я услышал пронзительное шипение воздуха совсем рядом. Теперь он пополз, кик и мы, а уродливый квадратный передок его машины почти касался моего "лэндровера".

Я очутился внутри жуткого бутерброда. Мне было видно, как самозабвенно хохотал шофер заднего грузовика, и я знал, что стоит мне допустить оплошность, как бутерброд окажется смазанным чем-то красным, и это будет отнюдь не кетчуп, можно не сомневаться. "Лэндровер" перекосило на сторону, когда тяжелый бампер грузовика вдруг уперся в него, послышался скрежет. Я нажал на педаль газа и бросил машину немного вперед, к первому грузовику. Но слишком близко приближаться к нему было нельзя, иначе я получил бы удар громадным бревном по ветровому стеклу. Я запомнил этот участок дороги по пути туда и знал, что на протяжении мили съезда с нее не будет, а мы еще не преодолели и четверти. Так что впереди меня ждали еще три четверти мили такой свистопляски.

Второй грузовик заревел клаксоном, и передний прибавил скорости. Я тоже нажал на газ, но не успел избежать нового удара сзади, на этот раз более сильного. Все оказалось сложнее, чем я предполагал. Кажется, начиналась гонка, и она была смертельно опасной.

Мы подъехали к спуску, и скорость возросла миль до сорока в час. Водитель заднего грузовика явно стремился держаться вплотную к переднему, нимало не заботясь о том, что находится между ними. Ладони мои вспотели и скользили по рулю, мне приходилось проделывать замысловатые трюки, манипулируя акселератором, тормозами и сцеплением. Одна ошибка с моей или их стороны, и "лэндровер" превратился бы в груду искореженного металла, а его мотор оказался бы у меня в животе.

Преследовавший меня грузовик еще три раза налетел на мой "лэндровер", и я старался не думать о том, во что превратился его зад. Однажды я был зажат между стальными бамперами обеих машин и на какой-то момент, клянусь, почувствовал, что меня поднимает в воздух. Перед самым моим носом очутилось бревно, которое превратило переднее стекло в мельчайшую сеть трещин, так что я перестал что-либо видеть перед собой.

К счастью, хватка разжалась, и я оказался на свободе. Через боковое стекло я видел, что мы уже в конце окаймленного насыпями участка дороги. Одно из бревен на переднем лесовозе было уложено выше других, и я решил, что мой "лэндровер" сумеет пройти под ним. Я должен был выбраться из этой ловушки, а не то эти проклятые садисты, не давая мне ни малейшей возможности для маневра, протащили бы меня до самой лесопилки, и то, если б я смог разобрать дорогу.

Поэтому я резко крутанул руль и понял, что ошибся. Машина под бревном не прошла. Между ним и крышей не оказалось никакого зазора, и я услышал скрежет раздираемого листового металла. Но мне уже не удалось остановиться, и, отчаянно надавив на акселератор, я вырвался на свободу. В ту же секунду я обнаружил, что моя машина, подпрыгивая на ухабах, несется прямо на громадную ель. Я вцепился в руль и, отчаянно крутя его из стороны в сторону, совершил слалом между деревьями, продолжая двигаться параллельно дороге.

Догнав передний грузовик, я, увеличив скорость, вылетел перед ним на дорогу. Восемнадцатиколесное чудовище гналось за мной, грохоча и ревя клаксоном. Разумеется, я и не думал останавливаться, чтобы выяснять отношения с этими парнями. Они бы из-за меня даже не притормозили, и я вместе с "лэндровером" перестал бы существовать. Теперь я имел преимущество в скорости и уходил от них. Миновав поворот к лесопилке, я ехал еще не меньше мили, прежде чем остановиться.

Руки мои дрожали, рубашка намокла от пота и прилипла к телу. Я закурил и некоторое время сидел, стараясь успокоиться. Когда дрожь в руках унялась, я вылез из машины посмотреть, что с ней стало. Перед был еще ничего, хотя струйка воды указывала на лопнувший радиатор. Ветровое стекло совершенно вышло из строя, а верх кабины имел такой вид, словно ее вскрыли тупым консервным ножом. Зад был, конечно, размолочен основательно. Деревянный ящик с инструментами был разбит, как и моя походная лаборатория. Валялись осколки бутылок, на днище кузова образовалась лужа от реактивов, издававшая сильный кислотный запах. Я поспешно вытащил оттуда счетчик Гейгера, этому тонкому прибору соседство с кислотой могло повредить.

Теперь я решил посчитать, во что обойдется компенсация убытков. Так. Два водителя – два расквашенных носа. Джимми Вейстренд – вероятно, сломанная шея. И Говард Маттерсон – новенький "лэндровер". Впрочем, к Говарду я решил быть снисходительным. Вряд ли он отдавал приказ раздавить меня таким образом. А вот Джимми Вейстренд, без сомнения, отдавал и должен был ответить за это на всю катушку.

Через некоторое время я въезжал в Форт-Фаррелл, чувствуя на себе удивленные взгляды прохожих на Кинг-стрит. Я въехал во двор лавки Саммерскилла. Он тут же выбежал и воскликнул в тревоге:

– Ой, я в этом не виноват, это все случилось после того, как вы ее купили!

– Да, я знаю, – успокоил я его. – Я просто хочу, чтобы вы немного ее подлатали. Нужен новый радиатор, поставьте задние фонари.

Он обошел вокруг машины и уставился на меня:

– Что случилось? Вы что, попали под танк?

– Что-то вроде этого, – согласился я.

Он махнул рукой.

– А задний бампер! Он же превратился в крендель. Как это произошло?

– Может, он нагрелся и переплавился в крендель? Ладно, хватит охать. Сколько вам нужно времени?

– Вы хотите, чтобы машина работала, и все? Ремонт на ходу?

– Да, этого достаточно.

Он почесал в голове.

– У меня, кажется, есть радиатор от "лэндровера", там, в сарае. Так что вам повезло. Ну, скажем, часа два?

– Отлично. Через час я вернусь и помогу вам.

Я двинулся к Дому Маттерсона. Наверное, пора начинать ссору с Говардом.

Я ворвался к нему в приемную и, не останавливаясь, бросил секретарше:

– Я – к Маттерсону.

– Но он занят, – завопила она.

– Конечно, – подтвердил я, – он очень, очень занятой человек.

Я открыл дверь его кабинета и вошел внутрь. Говард вел какие-то переговоры с Доннером.

– Привет, Говард, – сказал я. – Разве ты не хочешь видеть меня?

– На каком основании ты вламываешься ко мне таким вот образом? – спросил он. – Ты видишь, я занят. – Он нажал на какую-то кнопку. – Мисс Керр, на каком основании вы разрешаете людям...

Я подскочил поближе и сбросил его руку с кнопки.

– Она не разрешала мне, – сказал я мягко. – Не вини ее. Она просто не могла остановить меня. А теперь я тебе задам схожий вопрос: на каком основании ты велел Вейстренду выпихнуть менял оттуда?

– Глупый вопрос, – прорычал он. И обратился к Доннеру: – Объясните ему.

Доннер щелкнул костяшками пальцев и сказал равнодушно:

– Любое геологическое исследование на территории, принадлежащей Маттерсону, организуем мы сами. Ваши услуги нам не требуются, Бойд. И не потребуются, я полагаю.

– Не потребуются, держу пари, – повторил Маттерсон.

Я сказал:

– Говард, неужели ты впрямь думаешь, что, располагая долгосрочными лицензиями на пользование землей, ты становишься ее владельцем? Через несколько лет ты, чего доброго, всю Британскую Колумбию объявишь своей собственностью. У тебя что-то с головой не в порядке, Говард.

– Не называй меня Говардом, – рявкнул он. – Говори по делу.

– Хорошо, – сказал я. – Я находился не на земле Маттерсона, а на государственной. А всякий, у кого есть лицензия на проведение изысканий, может заниматься этим на государственной земле. И ты не имеешь права мне этого запретить только потому, что у тебя есть право выращивать и валить на ней лес. А если ты считаешь, что вправе, я подам на тебя в суд и сделаю это так быстро, что ты и ахнуть не успеешь.

До Маттерсона наконец дошло, и он беспомощно посмотрел на Доннера. Я улыбнулся Доннеру и сказал, пародируя Маттерсона:

– Объясните ему.

Доннер сказал:

– Если вы были на государственной земле, в чем я еще не уверен, то вы, вероятно, правы.

– Не может быть никаких "вероятно", и вы это прекрасно знаете, – сказал я.

Маттерсон вдруг вмешался:

– Сомневаюсь, что ты был на государственной земле.

– Давайте посмотрим карты, – предложил я. – Держу пару, вы уже много лет их не видели, считая весь этот район своей собственностью.

Маттерсон дал знак Доннеру, и тот вышел. Злобно глядя на меня, он спросил:

– Что тебе нужно, Бойд?

– Я просто хочу немного подработать, – сказал я непринужденно. – Земли здесь перспективные, не хуже, чем на севере, да тут и намного теплее.

– Для тебя может оказаться слишком тепло, – сказал он ядовито. – Ты ведешь себя здесь недружелюбно.

Я удивленно посмотрел на него:

– Ну уж только не я. Побывал бы ты сегодня утром надороге к Кинокси. Лучше дружить с каким-нибудь гризли, чем с некоторыми из твоих шоферов. Как бы то ни было, я здесь не для того, чтобы участвовать в конкурсе на популярность.

– А для чего же?

– Co временем узнаешь, Говард, если у тебя с головой все в порядке.

– Я просил тебя не называть меня Говардом, – раздраженно сказал он.

Вошел Доннер с картой, копией той, которую я изучал в лесничестве. Говард расстелил ее на столе, и я сказал:

– Долина Кинокси поделена между вами и Клэр Трэнаван. Она – на севере, вы – на юге. У вас, конечно, львиная доля. Но земли Маттерсона кончаются сразу перед ущельем. Все, что к югу, принадлежит государству. А это значит, что и плотина на верху ущелья, и генераторный дом внизу находятся на государственной земле, и я имею право вести там разведку. Вопросы есть?

Маттерсон взглянул на Доннера, тот слегка покачал головой.

– Кажется, мистер Бойд прав, – сказал он.

– Это точно, я прав, черт возьми, – сказал я. Затем обратился к Маттерсону: – Есть еще одно дело, о котором я хотел бы поговорить. Я имею в виду разбитый "лэндровер".

Он посмотрел на меня.

– Меня не касается, как ты водишь машину. При чем здесь я?

По его тону я понял, что он в курсе дела.

– Ладно. В ближайшем будущем я буду часто ездить по дороге вдоль Кинокси. Вели своим водителям не приближаться ко мне, а то кто-нибудь погибнет в дорожном происшествии, причем не я.

Он оскалил зубы и сказал:

– Я знаю, что ты проживал в Доме Маттерсона. – Он сделал сильный акцент на глаголе в прошедшем времени.

– Намек понял, – сказал я. – Враги до гроба, да, Говард?

И я вышел, не говоря больше ни слова.

В гостинице администратор, увидев меня, встрепенулся, но я предупредил его:

– Я так понимаю, что вы меня выписали.

– Э-э... Да, мистер Бойд. Вот ваш счет.

Я заплатил, поднялся наверх и упаковал чемодан. Выйдя из гостиницы, я направился к автолавке Саммерскилла. Он вылез из-под "лэндровера" с озадаченным видом.

– Еще не готово, мистер Бойд. – Он поднялся на ноги. – Мистер Бойд, знаете, произошло что-то странное. Рама выгнулась.

– Как это выгнулась?

Саммерскилл раздвинул руки с согнутыми пальцами и стал их медленно сближать, словно при игре на аккордеоне.

– Эту чертову раму вот так сжали. – Вид у него был растерянный.

– А это отражается на езде?

– Не так уж сильно, если вы не требуете слишком многого.

– Тогда оставьте ее в покое, – посоветовал я. – Я скоро вернусь, пойду чего-нибудь перекушу.

Я зашел в греческое кафе, ожидая встретить там Мак Дугалла, но тот не появился. В редакции "Летописца" мне встречаться с ним не хотелось, так что я побродил немного по городу, всюду ища его глазами. Спустя час, так нигде и не увидев Мак Дугалла, я вернулся в лавку Саммерскилла, который уже почти закончил работу.

– Сорок пять долларов, мистер Бойд, Я беру с вас недорого, – сказал он.

Я положил в машину купленные мною продукты и достал бумажник, мысленно добавив сорок пять долларов к счету, который я когда-нибудь предъявлю Маттерсону. Пока я отсчитывал деньги, Саммерскилл говорил:

– С крышей я ничего не мог поделать, мистер Бойд. Я постарался выпрямить листы и накрыл верх брезентом, будет хоть какая-то защита от дождя.

– Спасибо, – сказал я. – Если я попаду еще в одну переделку, а это вполне вероятно, опять к вам приеду.

Он кисло улыбнулся.

– Еще одна такая переделка, и чинить будет нечего.

* * *

Я выехал из города и добрался до домика Мак Дугалла. Выгрузив все из машины, я поставил ее так, чтобы она была не видна с дороги. Внутри я разделся, сменил одежду и согрел воды. Постирал рубашку и штаны, приготовил кофе. Сложив привезенные с собой продукты в кладовку, я принялся за осмотр своего оборудования: надо было точно знать, что повреждено. Когда я горевал над разбитым сцинтиллометром, послышался шум автомобиля, и, выглянув из окна, я увидел подъехавший старый, видавший виды "шевроле". Из него вылез Мак.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, – сказал он. – В гостинице я узнал, что тебя выписали.

– Да, Говард мне устроил это.

– С полчаса тому назад я имел разговор с самим Богом. Старый Булл позвонил мне. Он обеспокоен. Хочет знать, кто ты, откуда, зачем сюда приехал и долго ли пробудешь в Форт-Фаррелле.

– Никаких ответов, – сказал я.

– Что ты имеешь в виду? – Мак поднял брови.

– То, что у меня есть данное мне от Бога право держать рот на замке. Скажите ему, что я отказываюсь отвечать на вопросы прессы. Я хочу, чтобы он помучился в догадках. Пусть сам придет ко мне.

– Это правильно, – сказал Мак. – Но он не знает, где ты. Никому не известно, что ты здесь.

– Ну, это недолго будет тайной, – сказал я. – Особенно в таком городишке, как Форт-Фаррелл. – Я улыбнулся. – Что ж, значит, мы все-таки расшевелили старика. Интересно, что заставило его встрепенуться?

– Причины могли быть разные, – сообщил Мак. – Бен Паркер, например, думает, что ты сумасшедший.

– Кто это – Бен Паркер?

– Парень на автобусной станции. Клэри Саммерскилл, наоборот, отозвался о тебе с уважением. Он сказал, что тот, кто за три часа сделал то, что ты сделал с "лэндровером", несомненно, самый крутой парень в Канаде. Он исходил из того, что на тебе-то не оказалось ни царапины. Что, в самом деле, произошло?

– Я поставлю еще воды для кофе, – сказал я. – "Лэндровер" стоит там, сзади. Посмотри на него.

Мак вышел и вернулся с перекошенным лицом.

– Ты что, свалился в пропасть?

Я рассказал ему все, и он расстроился:

– Да, ребята не собираются шутить.

– Это еще что, так, просто игрушки. Вообще это – затея Вейстренда. Маттерсон тут ни при чем. По-настоящему они еще и не начинали.

Чайник вскипел.

– Я выпью чаю, – сказал Мак. – Кофе в больших количествах сказывается на моих нервах. А зачем ты отправился к плотине?

– Я хотел побеспокоить Говарда. И хотел, чтобы на меня обратили внимание.

– Это тебе удалось, – заметил Мак сухо.

– Интересно, сколько может стоить эта плотина? – спросил я.

Мак подумал.

– Принимая в расчет все – и плотину, и генераторный зал, и линии связи, миллионов шесть. Не такая дорогая, как на Пис-ривер, но все же не фунт изюму.

– Я тут подсчитал, что Маттерсон выберет древесины из долины Кинокси миллионов на десять. Он же берет все, имейте это в виду, все, а не тот процент, который разрешает рубить лесничество. Значит, прибыль его составит четыре миллиона зелененьких.

– Недурно, – заметил Мак.

– Дело обстоит даже лучше. Ему ведь эти четыре миллиона как таковые не нужны, на них налог будет слишком велик. Но электростанция нуждается в обслуживании; прими во внимание еще и амортизацию, во все это он вкладывает три миллиона, и дело в шляпе. У него остается миллион чистыми, и на всю будущую жизнь он обеспечен бесплатной электроэнергией.

– Добавь к этому деньги, которые он получит, продавая энергию, – сказал Мак. – Это самые настоящие сливки. Тут чувствуется рука Доннера. Этот парень чует деньги там, где никто другой их и не предполагает. Притом все законно.

Я сказал:

– Мне кажется, что Клэр Трэнаван – сентиментальная дура. У нее вместо мыслей – эмоции. Долина Кинокси будет затоплена, и этому никто не сможет помешать.

– Ну и что?

– А то, что пять квадратных миль ее лесов пропадут зря, и она упускает три миллиона долларов только потому, что злится на Маттерсона. Она понимает, что делает?

Мак покачал головой:

– Она, конечно, не бизнесмен и не интересуется этим. Ее финансовые дела контролирует банк в Ванкувере. Сомневаюсь, что она толком обдумывала эту ситуацию.

– А что же лесничество молчит? Ведь глупо терять столько древесины.

– Лесничество не наказывает за неповал леса. С подобными случаями они раньше не сталкивались.

– Имея три миллиона, она могла бы построить свою лесопилку, – настойчиво продолжал я.

– Сейчас уж что говорить. Поздновато, – заметил Мак.

– Да, очень жаль. – Я помолчал в раздумье. – У нее больше сходства с Маттерсоном, чем она думает. Она тоже очень эмоциональна, но немного более предсказуема, чем он. – Я улыбнулся. – Я надеюсь, что сумею заставить Маттерсона попрыгать.

– Только не думай, что ты сможешь то же самое со стариком, – предупредил Мак. – Он – орешек покрепче и не так прост. У него в запасе окажутся такие гостинцы, что голова кругом пойдет. Не знаешь, откуда ждать беды.

Он внезапно переменил тему разговора:

– Что будешь делать дальше?

– В общем, то же самое. Старик Маттерсон отреагировал быстро, значит, мы нащупали больное место. Я продолжу разговоры о Трэнаване и буду околачиваться около плотины.

– А плотина тебе на что? Я почесал в затылке.

– Толком не знаю. Но у меня есть подозрение, что именно там найдется какой-то ответ. На самом деле мы точно не знаем, что именно насторожило Булла Маттерсона в моем копании там. А еще я хочу подняться к дому Клэр. Я же не могу этого сделать, не пересекая владений Маттерсона.

– Туда ведет окольный путь, – сказал Мак. Он не спросил меня, зачем мне подниматься к дому Клэр, а просто вытащил старую истертую карту. Я внимательно посмотрел на нее и вздохнул. Объезд оказался чертовски длинным, и я готов был заложить душу за вертолет Корпорации Маттерсона.

2

Весь следующий день я провел в Форт-Фаррелле, продолжая нужные мне разговоры. На этот раз я уж старался вовсю. Если до этого я упомянул имя Трэнавана только двоим, то теперь завел значительную часть населения Форт-Фаррелла. Я чувствовал себя чем-то вроде частного детектива и работника Института Гэллапа одновременно. Вечером в домике Мака я занялся обработкой и сортировкой результатов опроса общественного мнения.

Наиболее поражала та невероятная легкость, с которой имя человека удалось вытравить из людской памяти. Из тех, кто поселился в Форт-Фаррелле за последние десять лет, целых восемьдесят процентов никогда о Джоне Трэнаване не слыхали. То же самое можно было сказать о молодежи, выросшей уже после его смерти.

Другие, более старые люди, вспоминали о нем не сразу, но по большей части тепло. О Маттерсонах говорили, как правило, с возмущением, хотя и с некоторым страхом. Корпорация Маттерсона настолько подмяла под себя экономическую жизнь местного общества, что могла так или иначе задавить любого его члена. Почти все жители Форт-Фаррелла, если не сами, то через родственников, зависели от Маттерсона, поэтому прямых ответов на мои неудобные вопросы они старались избегать.

Реакция на имя Джона Трэнавана была более определенной. Люди, казалось, сами удивлялись тому, что забыли его: "Не знаю, почему, но уже много лет я не вспоминал старого Джона". Я-то знал, почему. Когда единственное средство массовой информации в городе молчит по этому поводу, словно набрав в рот воды, когда письма к редактору о погибшем не печатают, когда всесильная в городе персона не поощряет всякие разговоры о нем, особой охоты вспоминать его не возникает. Живые погружаются в суету будней, а мертвые уходят в забвение.

Одно время поговаривали об открытии памятника Джону Трэнавану напротив статуи лейтенанта Фаррелла.

"Не знаю, почему, но идея как-то заглохла. Может, денег на это не оказалось. Хотя, черт возьми, Джон Трэнаван буквально накачал этот город деньгами, будьте уверены. Вы думаете, людям стало стыдно за себя? Ничего подобного. Они просто забыли все то, что он сделал для Форт-Фаррелла".

Мне надоело слушать этот припев: "Не знаю, почему". Самое печальное состояло в том, что они действительно не знали, не знали, что Булл Маттерсон вычеркнул имя Трэнавана из их жизни. В отношении контроля над умами людей он превзошел Гитлера и Сталина, и я не уставал поражаться его настойчивости, хотя причин ее все же никак понять не мог.

– Где похоронены Трэнаваны? – спросил я у Мака.

– Эдмонтон, – ответил он коротко. – Так решил Булл.

Значит, Трэнаваны даже были лишены возможности покоиться в городе, который они создали.

После энергичного зондирования тайны Трэнаванов я решил предоставить Форт-Фарреллу день отдыха. Если всего-навсего два разговора задели Булла Маттерсона, то, продолжая свои усилия в этом направлении, я уж наверняка приведу его в ярость. Исходя из психологических соображений, мне полезно было исчезнуть, пусть он поищет меня и действительно дойдет до точки кипения. Поэтому и к плотине ехать мне пока не имело смысла, и я решил отправиться к дому Клэр Трэнаван. Почему я так решил, не знаю. Во всяком случае, для того, чтобы скрыться с глаз Маттерсона, это место было не хуже других. Кроме того, там я мог бы без помех предаться размышлениям, а также немного поудить рыбу.

Туда вели сто двадцать миль разбитой и ухабистой дороги, окольный путь вокруг владений Маттерсона, и, когда я добрался до дома, все тело мое ныло.

Дом показался мне больше, чем я его помнил: длинное низкое строение, крытое лемехом из красного кедра. Поодаль виднелся небольшой домик, попроще, из серой трубы которого вился дымок. В двери показался человек с коротким ружьем. Он прислонил его к стене и посмотрел в мою сторону.

– Мистер Вейстренд? – спросил я.

– Да.

– У меня есть к вам письмо от Мак Дугалла из Форт-Фаррелла.

Мак Дугалл настоял на том, чтобы я взял с собой письмо к отцу Джимми, потому что его преданность Клэр Трэнаван была абсолютной, а отношение к Бобу Бойду скорее всего плохим.

"Ты приложил его сына и оскорбил Клэр, вернее, он так думает, – сказал Мак, – лучше, если я разъясню ему суть дела. Я дам тебе письмо".

Вейстренд оказался человеком лет пятидесяти, с лицом, изрезанным морщинами и коричневым, как орех. Он читал письмо медленно, шевеля губами, затем окинул меня взглядом своих голубых глаз и стал читать его вновь, столь же внимательно. Закончив, он сказал немного неуверенно:

– Старина Мак говорит, что ты парень в порядке.

Я перевел дыхание.

– Не знаю, не мне судить об этом. Но я ему доверяю. А вы?

Вейстренд нехотя улыбнулся.

– Думаю, что да. Чем я могу быть для вас полезным?

– Ничего особенного не надо. Место, где я смог бы разбить лагерь, и буду вам обязан, если пожертвуете мне рыбешку из ручья.

– Форель вас ждет, а разбивать лагерь не надо, здесь есть лишняя кровать. Можете спать на ней, если хотите. Моего сына сейчас здесь нет. – Его глаза встретились с моими.

– Спасибо, мистер Вейстренд. Вы очень добры.

Идти на рыбалку мне все же не пришлось, потому что Вейстренд приготовил вкусный гуляш и пригласил меня. Он был медлителен, молчалив, мысль его работала на первой передаче, но это не значило, что он был глуп, просто, чтобы прийти к решению, ему требовалось немного больше времени, вот и все.

После еды я попытался разговорить его.

– Вы давно знакомы с мисс Трэнаван?

Он вынул изо рта трубку и выпустил клубы голубого дыма.

– Прилично.

Я ничего не сказал и сидел, ожидая, что колеса постепенно раскрутятся. Он задумчиво курил в течение нескольких минут, затем произнес:

– Я был со стариком.

– С Джоном Трэнаваном?

Он кивнул.

– Я начал работать у него сразу после школы, сосунком. И с тех пор так и остался.

– Говорят, он был хороший человек.

– Да, наверное, лучше всех.

Он стал рассматривать тлеющие угольки в своей трубке.

Я сказал:

– Ужасно, что произошла эта катастрофа.

– Катастрофа?

– Ну да, автомобильная.

Опять последовало долгое молчание, прежде чем он вновь вынул трубку изо рта.

– Да, некоторые, кажется, называют это автомобильной катастрофой.

Я затаил дыхание.

– А вы?

– Мистер Трэнаван был хороший водитель, – сказал он. – Он бы не стал гнать машину по обледеневшей дороге.

– Неизвестно, он ли вел машину. Может, за рулем была жена. Или сын.

– Не на этой машине, – сказал Вейстренд убежденно. – Это был новый "кадиллак", всего двухнедельный. Мистер Трэнаван никому бы не позволил вести его.

– Что же случилось, как вы думаете?

– Тогда много странных вещей происходило, – сказал он загадочно.

– Например?

Он выбил трубку о каблук.

– Вы задаете много вопросов, Бойд. Почему я должен на них отвечать? Правда, старина Мак просил меня об этом, но вы мне не очень-то нравитесь. И вот что я хочу знать наверняка: не собираетесь ли вы предпринять что-нибудь против мисс Трэнаван?

Я посмотрел ему в глаза.

– Нет, мистер Вейстренд, не собираюсь.

Он еще некоторое время задержал свой взгляд на мне, затем сделал рукой широкий жест.

– Все земли, тут сотни тысяч акров, принадлежат Буллу Маттерсону, кроме вот этой части, которую Джон оставил мисс Трэнаван. Булл получил почти все, что построил Джон, – лесопилки, целлюлозные фабрики. Не кажется ли вам, что катастрофа произошла очень вовремя?

Я почувствовал досаду. Все, что Вейстренд мог сказать, было, кажется, просто подозрением, таким же, какое преследовало Мака и меня. Я спросил:

– А есть ли у вас свидетельства того, что это не было катастрофой? Хоть какие-нибудь?

Он тяжело мотнул головой.

– Нет.

– А что Клэр... мисс Трэнаван думала обо всем этом? Я имею в виду, не тогда, когда это случилось, а позже.

– Я не говорил с ней об этом. И она мне ничего не говорила.

Он выбил трубку и положил ее на выступ над камином.

– Я пошел спать, – сказал он резко.

Я еще посидел немного, вновь и вновь обдумывая ситуацию, затем тоже пошел спать в комнату Джимми Вейстренда. Она была почти голой, какой-то унылой, как номер в гостинице. Кроме кровати, в ней находились умывальник, шкаф и несколько пустых полок. Складывалось такое впечатление, что Джимми съезжал отсюда навсегда и поэтому ничего здесь не оставил. Мне стало жаль старого Вейстренда.

На другой день я немного порыбачил, затем стал колоть дрова. На звук топора вышел Вейстренд и наблюдал за мной. Мне стало жарко, и я снял рубашку. Вейстренд смотрел некоторое время, как я работаю, и сказал:

– Вы – сильный человек, но тратите свою силу зря. Так топором не размахивают.

– А вы знаете, как надо?

– Конечно. Дайте-ка его мне.

Он встал перед чуркой и как-то небрежно опустил топор. Отлетело полено, затем еще и еще.

– Видите? – спросил он. – Тут дело в работе кисти. – Он показал медленно. – Попробуйте так.

Я последовал его совету, вначале неумело, но постепенно осваиваясь. Действительно, дело пошло лучше.

– А вы – опытный человек, – сказал я.

– Я работал лесорубом у мистера Трэнавана. А потом меня придавило бревном, я повредил спину. – Он улыбнулся. – Поэтому предоставляю вам право продолжать работу. Моей спине это вредно.

Я поколол еще немного и спросил его:

– Вы имеете представление о стоимости древесины?