Оползень

– Хорошо, забудем то, что было. Я пропускаю мимо ушей те оскорбления, которые были допущены Бойдом в виде его предложений, и делаю вам свое, новое. Клэр, я удваиваю сумму, и получается круглый миллион долларов – справедливее ничего быть не может.

Она холодно смотрела на него.

– Четыре с половиной.

Доннер произнес своим резким голосом:

– Вы слишком жестки, мисс Трэнаван.

– А вы слишком привольны и беспечны, – сказал я и улыбнулся Говарду. – У меня есть идея: давайте пригласим Тэннера из лесничества, и он даст независимую оценку. Я уверен, что Клэр согласится с ней.

Я мог совершенно не бояться того, что Маттерсон пойдет на это. И он не пошел. Его голос прозвучал как треск льдины.

– Нет никакой необходимости тратить время на чепуху. Плотина почти готова – через две недели будем пускать заслоны. Меньше чем через четыре месяца эта земля будет затоплена. До этого необходимо вывезти отсюда древесину. Сроки поджимают, и мне придется задействовать всех своих людей до единого, чтобы сделать это вовремя, даже если мы начнем прямо сейчас.

– Ну так и начинайте сейчас, – сказал я. – Соглашайтесь на разумное предложение.

Он посмотрел на меня с отвращением.

– Клэр, разве мы не в состоянии договориться? – Он перешел на умоляющий тон. – Разве мы не можем обойтись без этого типа, сующего свой нос в наши дела?

– По-моему, он все делает правильно, – сказала она. Доннер быстро проговорил:

– Полтора миллиона.

– Четыре с половиной, – флегматично сказала Клэр.

Говард негодующе фыркнул, а Доннер сказал:

– Мы все время идем вам навстречу, мисс Трэнаван, но вы не делаете никаких попыток ответить нам тем же.

– Всего лишь потому, что я знаю цену моих владений.

Я сказал:

– Ладно, Доннер. И мы пойдем вам навстречу: скажем, четыре с четвертью.

– Ради Бога! – воскликнул Говард. – Разве он имеет право вести переговоры от твоего имени, Клэр?

– Да, – сказала она, глядя прямо на него.

– К черту, – сказал он. – Я не имею дела с разорившимися геологами, для которых наскрести два цента – уже проблема.

– Тогда наши переговоры закончены, – сказала Клэр и встала.

Я никогда не восхищался ею больше, чем в этот момент. Она поверила в человека, которого едва знала, и от этого меня бросило в жар.

Вмешался Доннер.

– Не будем так торопиться. – Он локтем толкнул Говарда. – Вот мое предложение, Бойд, чистых два миллиона долларов и ни цента больше.

Доннер казался спокойным, но Говард был готов сорваться с цепи. Он прибыл сюда, надеясь заполучить пятимиллионную собственность за полмиллиона, и получил отпор, что ему совершенно не понравилось. Но в какой-то момент я усомнился, что поступаю правильно: в конце концов, моя прикидка могла быть и неверной, я ведь никак не был связан с лесом, а старый Вейстренд был всего-навсего работником по дому.

Я почувствовал, что пот ручьем течет у меня по спине, когда сказал:

– Не пойдет.

Говард взорвался.

– Все! – закричал он. – Конец! Доннер, уходим отсюда, к черту! У тебя не советник, а дурак, Клэр. Даже человеку, заблудившемуся в пустыне, он не сможет посоветовать, как тому сделать глоток воды. Когда захочешь принять наше последнее предложение, приходи. Знаешь, где меня найти.

Он направился к двери. Я взглянул на Доннера, который явно не хотел уходить, и понял, что в конце концов я оказался прав. Доннер был готов продолжать обсуждение условий сделки и сделать новое предложение. Но он уже утерял контроль над Говардом, как я и предполагал. Того уже обуяла ярость, и он не дал бы Доннеру возможности вести переговоры дальше. То, чего я боялся, кажется, должно было вот-вот произойти. И я сказал:

– Наступило время посмотреть, кто здесь мужчина и кто мальчик. Клэр, позови старого Вейстренда.

Она взглянула на меня с удивлением, но послушно вышла, и было слышно, как она звала его. Говард смотрел на меня в нерешительности. Доннер задумчиво взирал на меня. Клэр возвратилась.

– Я предупреждал тебя, Говард, – сказал я, – что твоему старикану это не понравится. Если ты выпустишь из рук хорошую сделку, на которой можно сделать большие деньги, я не думаю, что он позволит тебе оставаться во главе Компании Маттерсона. Что скажете, Доннер?

– Что вы хотите, чтобы я сказал? – сказал Доннер, криво улыбаясь.

Я обратился к Клэр:

– Принеси бумагу и перо. Напиши официальное письмо Маттерсону, в котором предложи ему право рубки за четыре с четвертью миллиона долларов. Он собьет цену до четырех и все же спокойно положит в свой карман миллион долларов. И скажи ему, что предпочитаешь иметь дело с мужчиной, а не с мальчишкой. Пусть Вейстренд сегодня же доставит это письмо.

Клэр подошла к письменному столу и села. Говард, по-моему, готов был наброситься на меня, но Доннер схватил его за пальто и потянул назад. Они оба отошли в сторону, и Доннер начал что-то яростно шептать Говарду на ухо. Я прекрасно знал, что он говорил. Если письмо дойдет до Булла, это будет означать признание Говардом факта, что он провалил серьезное дело. Из того, что я уже успел увидеть, легко было сделать вывод, что старик относится к сыну с презрением, недаром он приставил к нему Доннера в качестве няньки. Булл Маттерсон никогда не простит Говарду, что тот чуть не потерял миллион долларов.

Вошел Вейстренд. Клэр взглянула на него и сказала:

– Пожалуйста, отвези это письмо в Форт-Фаррелл, Мэтью.

Шепот в углу перерос в шипение, и Говард пожал плечами. Доннер сказал решительно:

– Подождите минутку, мисс Трэнаван. – Затем он обратился прямо ко мне, и на этот раз в его тоне не прозвучало сомнения, что у меня есть право вести переговоры. – Вы имеете в виду, Бойд, что вы берете четыре миллиона долларов?

– Мисс Трэнаван возьмет.

Его губы на мгновение сжались.

– Хорошо. Я уполномочен согласиться. – Он вынул из кармана контракт. – Все, что нужно, – это обозначить сумму и получить подпись мисс Трэнаван при свидетелях.

– Я ничего не подпишу, пока мой адвокат все не проверит, – холодно сказала Клэр. – Вам придется подождать.

Доннер кивнул головой. Он и не ожидал ничего другого, так как сам был законником.

– По возможности поторопитесь. – Он вынул ручку, заполнил графу посредине листа, затем сунул ручку в руку Говарду. – Подпишите.

Говард поджал губы и размашисто расписался. Выпрямившись, он ткнул в мою сторону дрожащим пальцем.

– Смотри, Бойд, ой, смотри. Больше тебе не удастся так вести себя со мной.

Я улыбнулся.

– Говард, в порядке утешения скажу тебе, что у тебя здесь не было никаких шансов. Во-первых, мы прекрасно знали, что имели, и, во-вторых, мне пришлось долго уговаривать Клэр согласиться на продажу. Ее это не интересовало, а это большое преимущество при деловых переговорах. Тебе нужна была сделка, непременно. Твой старик ее бы не упустил.

Доннер сказал:

– Видите? Я заверяю подпись мистера Маттерсона. – Он расписался и положил бумагу на стол. – Я думаю, это все.

Говард повернулся на каблуках и вышел, не произнеся ни слова. Доннер последовал за ним. Клэр медленно разорвала письмо, которое она написала, и сказала Вейстренду:

– Необходимость ехать в Форт-Фаррелл отпала, Мэтью.

Тот потоптался на месте, потом рот его растянулся в улыбке.

– Кажется, вас хорошо опекают, мисс Клэр. – Он взглянул на меня дружелюбно и ушел.

Я вдруг почувствовал, что у меня подкашиваются ноги, и сел. Клэр сказала деловито:

– По-моему, тебе надо выпить. – Она подошла к бару, достала виски и налила мне большую порцию. – Спасибо, Боб.

– Я не думал, что нам удастся провернуть такое дельце, – сказал я. – Когда Говард собрался уходить, мне показалось, что все рухнуло из-за меня. – Я помотал головой.

– Ты его шантажировал, – сказала она. – Он до смерти боится своего отца, и ты это использовал, чтобы напугать его.

– Поделом ему. Он попытался навязать тебе нечестную сделку. Впрочем, старый Булл об этом не узнает, и он будет счастлив со своим миллионом долларов. – Я взглянул на нее. – Ну, а ты что собираешься делать со своими четырьмя?

Она засмеялась.

– Теперь у меня есть возможность организовать собственные раскопки, раньше я не могла себе этого позволить. Но сначала я хочу помочь тебе. Мне не понравилось высказывание Говарда о разорившихся геологах.

– Да нет, – сказал я. – Я ничего особенного не совершил.

– Ты сделал много больше, чем смогла бы я одна. Мне бы не выдержать такого разговора с Говардом. Так что комиссионные – по праву твои.

Об этом я даже и не подумал. Клэр продолжала:

– Давай будем разговаривать по-деловому. Ты проделал определенную работу, и тебе за нее положена плата. Ну, скажем, двадцать процентов?

– Ради Бога! Это слишком много. Десять процентов.

– Мы поделим разницу, – сказала она. – Это будет пятнадцать процентов. Ты их получишь.

Я сделал хороший глоток виски и чуть не поперхнулся при мысли о том, что только что заработал шестьсот тысяч долларов.

2

Как я уже говорил, мы вышли в тот день поздно, и, когда остановились, чтобы перекусить, были не так уж далеко от дома. Наблюдая за тем, как Клэр разжигает костер, я понял, что она привычна к лесу, – костер получился как раз такой, какой надо. Я спросил ее:

– А как вышло, что Вейстренд работает у тебя?

– Мэтью? Он работал у дяди Джона. Он был хорошим лесорубом, но с ним случилось несчастье.

– Он мне рассказывал.

– Он вообще много горя хлебнул. Примерно в то же время умерла его жена – кажется, от рака. На его руках остался мальчик, и дядя Джон позвал его к себе помогать по дому, что в Лейксайде. Лесорубом он уже работать не мог.

Я кивнул.

– И он вроде как перешел потом к тебе.

– Да. Он присматривает за домом, когда меня нет. – Она нахмурилась. – А молодой Джимми, он прямо сошел с ума, к сожалению. Он крупно поссорился с отцом из-за чего-то и ушел работать в Корпорацию Маттерсона.

– Я догадываюсь, из-за чего они поссорились. Ведь работа, которую получил Джимми, – плата за то, что он наговаривал Говарду обо мне.

Она покраснела.

– Ты имеешь в виду, о той ночи в доме?

Я сказал:

– Джимми мне должен за это и еще кое за что. – И я рассказал ей о дикой гонке по дороге с Кинокси, когда я был начинкой в бутерброде из лесовозов.

– Ты чуть не погиб! – воскликнула она.

– Конечно, но все было бы представлено как дорожное происшествие. – Я улыбнулся. – Но старый Булл оказался джентльменом. Он хорошо мне заплатил, и ют теперь у меня есть джип.

Вытащив геологические карты, я объяснил Клэр, что собираюсь делать. Она схватывала на лету.

– Это почти так же, как в археологии. Глядя на карту, всегда знаешь, где копать. Только значки отличаются.

Я согласился с ней.

– Этот район называется Скальный Разлом. Он возник в результате геологических катаклизмов, и обычно в таких местах на поверхности обнаруживаются разные интересные вещи. Так что у нас есть шанс кое-что обнаружить, хотя рядом, на земле Маттерсона, ничего и не было. Давай пойдем прямо в верховье долины.

До верховья было всего миль десять, но время поджимало, и по дороге разведкой я не занимался. Я решил, что лучше уж скорее добраться до места, а потом, на обратном пути, спускаясь, присмотреться. Так будет легче.

Когда мы разбили лагерь, стемнело. Луны не было, и единственный свет шел от костра, который весело потрескивал и распространял приятное тепло. За костром начиналось черное пространство, океан деревьев: елей, сосен, кедров, других хвойных. Все они были очень ценны с коммерческой точки зрения. Я спросил Клэр:

– Сколько же у тебя земли?

– Около десяти тысяч акров, – ответила она. – Их мне оставил дядя Джон.

– Тебе, наверное, следует завести небольшую лесопилку. Смотри, сколько спелой древесины, ее давно пора рубить.

– Ее ведь придется тащить через Маттерсонову землю. В обход – страшно невыгодно. Вообще, надо подумать об этом.

Я оставил ее заниматься приготовлением пищи и пошел набрать лапника для постелей, которые я решил устроить по обе стороны от костра. Она распоряжалась у костра со знанием дела, не производя ни одного лишнего движения. Я видел, что тут ее нечему учить. Скоро вокруг распространился вкусный запах мяса, и она позвала меня. Вручив мне полную тарелку нарезанного мяса, она улыбнулась и сказала:

– Утка, которой ты меня угощал, была вкуснее.

– Нет, это просто чудесно. А завтра мы, может быть, раздобудем свежего мяса.

Мы ели и разговаривали, потом пили кофе. Клэр порылась в своем рюкзаке и достала фляжку.

– Хочешь выпить?

В день, когда тебе привалило шестьсот тысяч долларов, отказаться было невозможно. И я сказал:

– Ну, один глоток не повредит.

Ночь выдалась чудесная. Даже летом на Северо-Восточных территориях Британской Колумбии теплые ночи редкость, а это была одна из них – мягкая, покойная ночь со звездами, окутанными дымкой облаков. Я потягивал виски и, наслаждаясь его крепким вкусом, вдыхая аромат дымка от костра, чувствовал себя легко и свободно. Может, это происходило из-за присутствия рядом женщины; ведь в тех местах, где я обычно разбивал свой лагерь, женщин встречаешь редко, а когда случается, у них оказываются плоские носы, широкие скулы, черные зубы и кожа, намазанная прогорклым жиром, они привлекательны для своих соплеменников-эскимосов, но не для меня.

Я расстегнул рубашку и вытянул ноги.

– Не хочу никакой иной жизни.

– Тем более что ты можешь теперь иметь все, что пожелаешь, – заметила Клэр.

– Ах да, и впрямь могу, – сказал я. О деньгах я действительно не думал, к мысли о том, что я богат, еще не привык.

– Что думаешь делать? – спросила Клэр.

Я ответил полусонно:

– Я знаю одно местечко к северу от озера Слейв, куда человек с деньгами может снарядить настоящую экспедицию, и там есть надежда наткнуться на что-нибудь стоящее. Нужна магнитная разведка, а для нее необходим самолет или, еще лучше, вертолет. Вот на это деньги и пригодятся.

– Но ты ведь богат, – заметила Клэр. – Ну, точнее, будешь богат, когда сделка совершится. У тебя будет больше, чем у меня, когда я получила наследство от дяди Джона. А я себя никогда не считала особенно бедной.

Я взглянул на нее.

– Я только что сказал, что не хочу никакой иной жизни. У тебя есть твоя археология, у меня – моя геология. И ты прекрасно знаешь, что мы занимаемся этими вещами не из праздного любопытства.

Она улыбнулась.

– Наверное, ты прав.

Затем, внимательно посмотрев на меня, спросила:

– А что, вот этот шрам на груди, это?..

– Катастрофа? Да. В тех местах, которые скрыты от глаз, хирурги работали не особенно тщательно.

Она медленно вытянула руку и коснулась пальцами шрама. Я сказал:

– Клэр, ты была знакома с Фрэнком Трэнаваном. Я знаю, что у меня не его лицо, но если я Фрэнк, то, Бог ведает, должно же что-то от него сохраниться во мне. Ты ничего такого не замечаешь?

Ее лицо помрачнело. Она сказала неуверенно:

– Не знаю. Это случилось так давно, я была совсем девочкой. Когда я уехала из Канады, мне было шестнадцать, Фрэнку – двадцать два. Он относился ко мне как к маленькой сестре, и я в действительности не знала его. – Она покачала головой и повторила: – Не знаю.

Ее пальцы все еще оставались на моей груди. Я обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Не огорчайся, на самом деле это не имеет никакого значения.

Она улыбнулась и прошептала:

– Ты абсолютно прав, это не имеет значения. Меня не интересует, кто ты и откуда. Для меня ты – Боб Бойд, и все.

И мы стали целовать друг друга, как безумные. Ее рука оказалась под моей рубашкой, и она притягивала меня к себе все ближе и ближе. Внезапно раздался шипящий звук – афф! – это стакан с виски опрокинулся в костер, и к небу взметнулся большой язык желто-голубого пламени.

3

Позже этой ночью я сказал в полусне:

– Ты – неистовая женщина, Клэр. Ты заставила меня набрать вдвое больше лапника, чем нам нужно.

Она ткнула меня под ребро и теснее прижалась ко мне.

– Знаешь что? – протянула она задумчиво.

– Что?

– Помнишь, тогда, когда ты ночевал у меня в первый раз япредупредила тебя, чтоб ты не заигрывал со мной?

– Да что-то такое было, помню.

– Я должна была тебе это сказать. Если б не сказала, все, я бы пропала.

Я открыл один глаз.

– Пропала?

– Да, уже тогда. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, меня охватывает волнение. Знаешь, Боб Бойд, ты ведь мужчина. Для меня, может быть, слишком, мне трудно с этим совладать. Ты теперь уж, будь любезен, не источай свою мужественность перед другими женщинами.

Я сказал:

– Не говори глупостей.

– Нет, я серьезно.

Через несколько минут она спросила:

– Ты спишь?

– Угу.

– Ты не рассердишься, если я скажу тебе кое-что не слишком умное?

– Смотря что.

Она помолчала, затем сказала:

– Не забывай, что свои комиссионные ты заработал, слышишь? И я очень рада этому, но по особой причине.

– По какой? – спросил я в полусне.

– Ты чертовски гордый, – сказала она. – Я боялась, что тебя отпугнут мои деньги. Но теперь деньги есть и у тебя, так что мои опасения отпали.

– Чепуха! – воскликнул я. – Что там какие-то шестьсот тысяч долларов? Мне нужны все. – Я обнял ее крепче. – Мне нужно все, что принадлежит тебе.

Она слегка застонала и снова отдалась мне. Наконец, когда небо перед рассветом стало медленно и как бы нехотя светлеть, она заснула, положив мне голову на плечо, а рука по-прежнему покоилась у меня на груди.

4

Разведка, на которую хватило бы и четырех дней, затянулась на две недели. По сути дела, это был медовый месяц, проведенный нами до свадьбы. Так случается со многими, и, наверное, это не самый страшный из грехов в нашем мире. Я знаю только одно: для меня это оказалось счастливейшее время в моей жизни.

Мы говорили друг с другом, Боже, как мы говорили! Ведь чтобы двум людям по-настоящему сблизиться, требуется дьявольски много слов, это при том, что самое важное можно выразить лишь молча. К концу двух недель я узнал уйму сведений по археологии; а она познакомилась с геологией настолько, чтобы понять: наши изыскания завершились неудачей.

Но нас это нисколько не обеспокоило. Три последних дня мы провели у маленького озера, спрятавшегося в складках гор. Мы разбили лагерь прямо на берегу и купались каждое утро и в полдень, не заботясь о купальных костюмах. Потом мы вытирали друг друга насухо и согревались. По ночам под шум леса мы тихо разговаривали, в основном о себе, о своем будущем. Потом мы любили друг друга.

Но всему приходит конец. Однажды утром она сказала:

– Мэтью, наверное, уже собирается организовать наши поиски. Ты знаешь, сколько мы отсутствовали?

Я ухмыльнулся:

– У Мэтью достаточно здравого смысла, чтобы не делать этого. Надеюсь, он уже привык мне доверять. – Я потер подбородок. – И все же надо возвращаться, я думаю.

– Да, – сказала она глухо.

Мы ликвидировали наш лагерь и собрали вещи молча. Я помог ей надеть рюкзак и сказал:

– Клэр, ты знаешь, мы не можем пожениться сразу.

– Но почему? – спросила она удивленно.

Я наподдал ногой камень.

– Это будет несправедливо. Если я женюсь на тебе и останусь, ситуация здесь может резко обостриться, и это повредит тебе. Если уж этому суждено произойти, пусть произойдет до нашей свадьбы.

Она открыла рот, чтобы возразить, она вообще была великая спорщица, но я остановил ее.

– Саскинд, наверное, был прав. Стоит мне слишком углубиться в свое прошлое, и я свихнусь. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.

Она помолчала, затем спросила:

– Предположим, я соглашусь с этим, и что ты намереваешься делать дальше?

– Я собираюсь взорвать эту ситуацию, выпустить все наружу – перед тем, как мы поженимся. У меня теперь есть за что бороться, кроме меня самого. Если я пройду благополучно через все это, мы станем мужем и женой. Если нет, что ж, никому из нас не придется совершить непоправимой ошибки.

Она сказала спокойно:

– Ты самый здравый человек из всех, кого я знаю, буду полагаться на это.

– Да нет, – сказал я. – Ты не представляешь себе, Клэр, что это такое – не иметь прошлого или, если уж на то пошло, иметь их два. Это гложет человека. Я обязан все знать и хочу сделать попытку узнать. Саскинд сказал, что это может расколоть меня пополам, и я не хочу, чтобы это слишком отразилось на тебе.

– Но это меня касается! – закричала она. – Это уже очень меня касается!

– Все же не так, как если бы мы были женаты. Смотри, Клэр, ведь в этом случае я бы проявил колебания там, где колебания опасны, я бы не шел напролом, когда это потребовалось бы, я бы не рисковал, даже если бы риск был необходим. Я все время думал бы о тебе. Дай мне месяц, Клэр, только один месяц.

– Хорошо, месяц, – сказала она едва слышно. – Только один месяц.

* * *

Мы добрались до дома поздно, уже к ночи, уставшие и разбитые. В этот день мы говорили друг с другом мало. Мэтью Вейстренд встретил нас. Он улыбнулся Клэр и пристально посмотрел на меня.

– Камин разожжен, – сказал он хрипло.

Я направился в свою комнату и с облегчением скинул рюкзак. Когда я переменил одежду и вышел, Клэр уже нежилась в ванне. Я спустился к домику Мэтью. Он сидел у огня и курил. Я сказал ему:

– Я скоро уезжаю, присмотрите за мисс Трэнаван.

– Что, она нуждается в этом больше, чем обычно? – спросил он мрачно.

– Может быть, – ответил я и присел рядом. – Вы отправили то письмо, что она дала вам? – Я имел в виду письмо Клэр в Ванкувер своему адвокату с контрактом Маттерсона.

Он кивнул.

– Уже пришел ответ, – сказал он и нахохлился. – У нее.

– Хорошо. – Я подождал, не скажет ли он чего-нибудь еще, но он молчал. Я встал и сказал:

– Ладно. Я пошел.

– Погодите, – сказал он. – Я тут все думал о ваших словах тогда, ну, о том, не случилось ли чего-нибудь необычного в то время, когда старый Джон был убит. Я кое-что вспомнил; не знаю, правда, сочтете ли вы это необычным.

– А что это?

– Старый Булл через неделю купил себе новый автомобиль. "Бьюик".

– Действительно, что ж тут необычного?

– Любопытно то, что "бьюик" заменил автомобиль, который у него уже был. Который он приобрел всего за три месяца до того.

– Интересно. А тот что, был не в порядке?

– Не знаю, – коротко ответил Вейстренд. – Только я сомневаюсь, что за три месяца он мог сильно поломаться.

– А куда он потом делся?

– И этого не знаю. Он просто исчез.

Я поразмыслил над этим. Узнать, что произошло с автомобилем, который взял и "просто исчез", чертовски трудно, особенно спустя двенадцать лет. Сомнительно, чтобы такая тоненькая ниточка куда-нибудь привела, хотя кто его знает? Может, и стоит проверить в регистрационной конторе.

– Спасибо, Мэтью, – сказал я. – Вы не возражаете, если я буду звать вас Мэтью?

Он нахмурился.

– Ваша эта самая разведка что-то затянулась. Как там мисс Трэнаван?

Я улыбнулся.

– Никогда не чувствовала себя лучше, она сама мне это сказала. Спросите у нее.

– Да нет, чего там, – пробурчал он. – Да, зовите меня по имени, я не возражаю. Оно ведь для того и существует, а?

5

Я уехал на следующее утро, как только рассвело. Тот разговор, который произошел между нами, вряд ли можно было назвать спором, но после него возникло ощущение какой-то напряженности. Клэр считала, что я неправ, и хотела, чтобы мы поженились как можно скорее. Я думал иначе, и мы дулись друг на друга, как маленькие дети. Напряженность, однако, прошла ночью в ее постели, мы уже начали привыкать к образу жизни супружеской четы.

Мы еще раз обсудили контракт с Маттерсоном, который ее адвокат нашел не слишком грабительским. Она подписала его и дала мне. Я должен был занести его в кабинет Маттерсона и взять там копию, подписанную им. Когда я уезжал, Клэр сказала:

– Все же не слишком подставляй свою голову, Боб. Топор старого Булла не знает пощады.

Я заверил ее в том, что не буду, и покатил по дороге к Форт-Фарреллу, куда добрался к середине дня. Мак Дугалл слонялся по своему дому и, когда я вошел, окинул меня проницательным взглядом.

– Что это ты какой-то взъерошенный? – спросил он. – Сколотил себе состояние?

– Почти что, – ответил я и рассказал ему о том, что произошло у нас с Говардом и Доннером.

С ним чуть не случился припадок от хохота. Он ловил ртом воздух, рычал, топал ногами и наконец проговорил:

– Значит, ты заработал шестьсот тысяч колов только тем, что нанес оскорбление Говарду Маттерсону? Где мое пальто? Я сейчас же иду в Дом Маттерсона.

Я тоже смеялся.

– Вы абсолютно правы. – Я показал ему контракт. – Последите, чтобы он дошел до Маттерсона, но не отдавайте его, пока не получите подписанную им копию. И просмотрите ее внимательно.

– Не сомневайся, просмотрю, черт побери, – сказал Мак. – Я этому подонку, пока у меня мозги варят, не доверюсь. А что ты собираешься делать?

– Я пойду к плотине, – сказал я. – Говард в связи с ней чем-то обеспокоен. Что там вообще происходит?

– Плотина почти закончена. Пару дней назад опустили заслоны, и вода начала подниматься. – Он хмыкнул. – У них, я слышал, были неприятности с доставкой генераторного оборудования. Это ведь штуки большие, с ними не так-то легко управляться. В общем, они там застряли где-то в грязи недалеко от турбинного зала.

– Я посмотрю, – сказал я. – Мак, еще одна просьба. Когда будете в городе, распространите слух о том, что я тот парень, который выжил после катастрофы, когда были убиты Трэнаваны.

Он опять хмыкнул.

– Понятно, ты наращиваешь давление. Хорошо, я пущу этот слух. К вечеру весь Форт-Фаррелл будет знать, что ты Грант.

– Нет, – резко сказал я. – Не так. Вы имен не называйте. Просто говорите – парень, который выжил после катастрофы, и все. Мак явно был в недоумении, поэтому я продолжал:

– Мак, я не знаю, Грант я или Фрэнк Трэнаван. Так? Пусть себе Булл Маттерсон думает, что я Грант, но я хочу, чтобы выбор оставался открытым. Может быть, наступит момент, когда я преподнесу ему сюрприз.

– Это хитро, – сказал Мак восхищенно. Он посмотрел на меня понимающе и добавил: – Значит, ты настроен решительно, сынок?

– Да, я настроен решительно.

– Ну и хорошо, – сказал он сердечно. Потом, как бы вспомнив, спросил: – А как Клэр?

– Прекрасно.

– Ты, наверное, основательно прошелся по ее владениям?

– Прошелся, – ответил я безразличным тоном. – Я уверен, что там нет ничего стоящего. Пришлось поработать две недели.

Мак, по-моему, собирался продолжать свои расспросы, но я предпочел от них уклониться и сообщил:

– Ну, я поехал к плотине. Увидимся вечером. И, пожалуйста, сделайте все точно.

Я влез в свой джип. А Мак остался в некотором недоумении.

6

Мак был прав, когда говорил, что у Корпорации Маттерсона нелады с генераторами. Хотя эта гидроэлектростанция не столь велика, как станция на Пис-ривер, но все же турбины к ней были приличных размеров, и их транспортировка по проселочным дорогам оказалась делом исключительно трудным. Их выписали из Штатов, и пока они шли по железной дороге, особых хлопот не доставляли, но потом началось...

Я едва сдержал взрыв хохота, когда проезжал мимо турбинного зала внизу ущелья. Большой лесовоз, груженный арматурой, почти утонул в грязи, и его окружила толпа рабочих, исходивших потом и руганью. Другая группа, барахтаясь в море жидкой глины, наводила гать к турбинному залу, до которого всего-то оставалось ярдов двести.

Я остановился и наблюдал этот спектакль. Да, монтажникам не позавидуешь: дотащить все эти конструкции к месту в сохранности было адской задачей. Посмотрев на небо и увидев, как с запада, со стороны Тихого океана, надвигаются дождевые облака, я подумал, что один хороший ливень осложнит работу раз в десять.

На дороге показался джип и, заскользив по грязи, остановился. Из него выбрался Джимми Вейстренд и подошел ко мне:

– Какого дьявола ты тут делаешь?

– Развлекаюсь, – ответил я, показав на застрявший грузовик.

Его лицо потемнело.

– Тебя сюда никто не звал, – сказал он грубо. – Проваливай.

– А ты консультировался с Буллом Маттерсоном по этому поводу? – спросил я спокойно. – А Говард тебе разве ничего не говорил?

– А, черт! – воскликнул он раздраженно. Его, конечно, подмывало прогнать меня отсюда, но Булла он боялся больше, чем меня.

Я сказал ему почти нежно:

– Один твой неверный шаг, Джимми, и Буллу Маттерсону вручат повестку в суд. Это обойдется ему дорого, и ты можешь держать пари на свой последний цент, – если он у тебя, конечно, сохранится, – что это отразится на твоем кармане. Тебе лучше всего поставить на то, чтоб заниматься своим делом и расхлебать вон ту кашу до повторного дождя.

– Повторного дождя? – изумился он. – Никакого дождя еще не было.

– А откуда же взялась эта грязь?

– Откуда я знаю, черт побери! – огрызнулся он. – Взялась и взялась. – Он уставился на меня. – Какого черта я тут с тобой тяну резину? – Он повернулся и зашагал к джипу. – Запомни, – прокричал он оттуда, – не балуй, а то мы тебя высечем!

Я проводил его взглядом и стал с интересом рассматривать глину. На вид в ней не было ничего особенного. Я наклонился, взял щепотку и растер ее между пальцами. Глина была мягкой, лишенной зернистости и скользкой, как мыло. Она послужила бы хорошей смазкой буров для нефтяных скважин. Маттерсон мог бы подзаработать на ней, продавая ее в бутылках. Я попробовал ее кончиком языка. Привкуса соли не оказалось, но я его и не ожидал, так как человеческий язык – инструмент недостаточно надежный.