- На дуэль?
      Кристофер молча кивнул. И она поняла: что бы там ни было, он тверд в своем решении. Она схватила его за руку и взволнованно заговорила:
      - Кристофер, пожалуйста, не надо! Он - опасный человек, он не выйдет на дуэль, если заранее не позаботится обеспечить свою победу. Он убьет вас! Не стоит рисковать из-за такого пустяка, как пощечина! Пожалуйста!
      Спокойным движением он высвободил свою руку и сухо произнес:
      - Мне решать - стоит или не стоит и пустяк ли это.
      - Да, но...
      - Замолчи, Ник! Если ты решила простить его, то я - нет! Никто не смеет поднять на тебя руку, пока ты под моей защитой. Я сам могу не сдержаться, если ты меня вынудишь, но я не позволю этого какому-то мужлану!
      Николь с удивлением вглядывалась в черты его лица и старалась понять, какие же чувства им владеют. Она не могла избавиться от невольного страха за него и тихо прошептала:
      - Береги себя, Кристофер.
      - Тебя беспокоит моя судьба? Невероятно! - усмехнулся он.
      - Николь была готова услышать что угодно, только не это. В бессильном гневе она вскричала:
      - Вы чудовище! Убирайтесь!
      - Ну уж нет, моя дорогая. Я еще не расплатился за то, что ты позволила себе минуту назад.
      - Так ударьте меня! Какая разница - вы или дядя? Оба одинаковы! вызывающе крикнула Николь.
      - Есть разница, - нараспев протянул он. - Большая разница... - С этими словами он привлек ее к себе и припал жадным ртом к ее припухшим губам.
      Николь понимала, что им движет скорей стремление наказать ее, но не могла смирить жаркую волну желания, вдруг накатившую из глубин ее подсознания. Ее губы невольно раскрылись, отвечая на его горячий поцелуй, больше похожий на укус. С восторгом почувствовала она, прижимаясь к нему, что неутолимое желание просыпается и в его теле. Не разжимая объятий, они опустились на пол. Появись в этот миг в гостиной сам король, они не заметили бы его. Лишь золотые рыбки в аквариуме, казалось, следили с интересом и одобрением за конвульсивными содроганиями их тел.
      Несколько минут пронеслись как один миг. Но за сладостным всплеском восторга наступило отрезвление. Стараясь не глядеть друг на друга, они поднялись на ноги, неловко оправили одежду. В эту минуту Николь возненавидела Кристофера и саму себя, как никогда прежде. Ей было нестерпимо стыдно. Она отвернулась, опасаясь снова увидеть на его губах обычную насмешливую ухмылку. Но когда она все же решилась взглянуть на него, то гнев и разочарование охватили ее душу. Лицо Кристофера было похоже на бесчувственную маску, как будто произошедшее нимало не тронуло его. Он заговорил, и голос его звучал отстранение и безжизненно:
      - Извини. Я не сдержался. Обещаю, это не повторится.
      - Нет! - вскричала Николь. - Меня это не устроит. Вы думаете, будто вы вправе делать одно, потом говорить другое и парой слов все перечеркнуть! Этому не бывать!
      Кристофер пристально посмотрел на нее.
      - Пойми, Ник, я чувствую себя так скверно, что ты не можешь себе представить. Я дал слово не прикасаться к тебе и не сдержал его. Думаешь, мне это приятно? Я не хочу быть привязанным ни к какой женщине. Особенно к тебе!
      Не помня себя от ярости, Николь размахнулась, чтобы нанести удар в это ставшее вдруг ненавистным лицо. Но Кристофер успел перехватить ее руку и строго прикрикнул:
      - Хватит на сегодня рукоприкладства! Он тут же отпустил ее, как будто понимал, что она не владеет собой и уже сожалеет о бессознательном порыве.
      - Оставь меня! - с горечью воскликнула Николь. - Мы, оставшись наедине, не можем вести себя как нормальные люди. Мы либо деремся, либо... - из ее уст вырвался истерический смех, - любим друг друга. Но это ведь не любовь, правда? Это ненависть.
      Кристофер не нашел что возразить ей. Он просто кивнул - то ли в знак согласия, то ли прощаясь. Потом повернулся и вышел.
      Но ее слова он унес в своем сердце. Подобно могучим чудовищам, два чувства боролись в его душе: любовь и ненависть.
      25
      После бурного утра особняк на Кевендиш-сквер опустел. Когда Кристофер возвращался из музыкальной гостиной, Твикхэм сообщил ему, что его дед отправился на Рассел-сквер к судье Уайту, а пожилые дамы ушли к миссис Белл, портнихе Регины. Кристофер подумал было, что неплохо бы догнать деда и присоединиться к нему. Но потом решил, что в его теперешнем состоянии он получит больше удовлетворения от визита к Маркхэмам.
      В комнате его уже ждал Хиггинс.
      - Маркхэмы остановились в гостинице на Пикадилли. Вот адрес. - С этими словами Хиггинс вручил ему клочок бумаги.
      Кристофер пробежал взглядом записку и коротко поблагодарил Хиггинса. Потом вдруг вспомнил о назначенной встрече с агентом по недвижимости и распорядился:
      - Я договорился с Дженкинсом о встрече, но уже на целый час опоздал. Отправляйся к нему, передай мои извинения и посмотри сам, что он имеет мне предложить. Выбор оставляю на твое усмотрение. Только, ради всего святого, найди мне любое жилье, куда я мог бы отсюда съехать, пока совсем не сошел с ума!
      Хиггинс поднял удивленный взор на хозяина, который обычно не позволял себе такого раздражения.
      - Плохи дела?
      Кристофер криво усмехнулся.
      - Хуже некуда. Я, кажется, начинаю терять рассудок. Переезд мне просто необходим! - И он почти выбежал из комнаты, оставив Хиггинса в полном недоумении.
      Вильяма Маркхэма Кристофер нашел без затруднений. Тот встретил его визит без удивления. Он был готов к тому, что с Саксонами еще придется иметь дело, хотя и совершенно не ожидал встретить Кристофера, да еще так скоро.
      Вильям полагал, что Саксонам понадобится пара дней для принятия решения. А это решение он рассчитывал получить в письменном виде, вероятно, от адвоката лорда Саксона. Поэтому, когда в дверях появился Кристофер, Вильям пережил не самый приятный момент в своей жизни. В его мозгу пронеслась отчаянная мысль о том, как некстати Эдвард отлучился за покупками.
      Без предисловий Кристофер спросил:
      - Вы были у моего деда сегодня утром?
      - Ну, был, - опасливо буркнул Вильям. Но пережитая им обида дала о себе знать, и он заговорил брюзгливым тоном:
      - И знаете, молодой человек, со мной там обошлись отнюдь не деликатно. Мисс Эшфорд - моя подопечная, и ваш дедушка, пускай он и лорд, не имеет права вмешиваться.
      - Даже когда вы бьете ее по лицу? - поинтересовался Кристофер.
      Вильям нервно поежился.
      - Она вела себя вызывающе, и как ее опекун, - он распалялся все больше, заметьте - законный опекун, я имею полное право призвать свою подопечную к порядку.
      Кристофер, не сводя ледяного взгляда с его лица, произнес:
      - Ошибаетесь. Вы не имеете никакого отношения к Николь Эшфорд с той поры, как она бежала от вашей невыносимой тирании.
      Вильям раскрыл было рот, но Кристофер оборвал его:
      - Послушайте моего совета, мистер Маркхэм. - Голос его звучал подчеркнуто любезно, но в то же время угрожающе. - На вашем месте я бы забыл о Николь Эшфорд и вернулся бы домой. О ней позаботится мой дед. А если вы не примете моего совета, - добавил он с недоброй усмешкой, - то, боюсь, придется потребовать отчета о том, как вы в отсутствие Николь распоряжались ее средствами.
      Вильям истерично завизжал:
      - Да как вы смеете! Я обращусь к моему адвокату, и тогда вы узнаете, как бросать нелепые обвинения честному человеку.
      - Честному? - рассмеялся Кристофер. - Боюсь, что несложная проверка докажет обратное.
      Вильям отдавал себе отчет, что любая проверка его погубит. Он запротестовал:
      - Но, послушайте! Давайте все обсудим!
      - По-моему, это мы и делаем, - сухо заметил Кристофер.
      Все еще пытаясь сохранить лицо, Вильям примирительно заговорил:
      - Пожалуйста, присядьте, и давайте попробуем прийти к соглашению.
      - Мы сможем договориться лишь об одном. Вы с женой отправляетесь к себе домой и оставляете в покое Николь Эшфорд. Вы также, - голос Кристофера зазвучал еще тверже, - передадите управление наследством моему деду. В противном случае вам придется сильно сожалеть. Лицо Вильяма помрачнело. Он насупился и кивнул:
      - Понимаю.
      Конечно, он не мог допустить, чтобы его финансовые дела подверглись проверке. Лучше уж отказаться от Николь и удовольствоваться тем, что удалось прикарманить, чем пойти на отчаянный риск борьбы с Саксонами.
      - Отлично, - удовлетворенно заключил Кристофер. Он направился к двери, потом, будто вспомнив о чем-то важном, вернулся и вплотную приблизился к Вильяму. - Да, чуть не забыл! - "И он наградил Вильяма громкой пощечиной. Если вы когда-нибудь хоть пальцем коснетесь Николь Эшфорд, я вас убью!
      С этими словами Кристофер подчеркнуто вежливо поклонился и вышел. Вильям остался один. Бессильная ярость переполняла его. Однако он был не настолько глуп, чтобы не понимать: побрезговав вызвать его на дуэль, Кристофер сохранил ему жизнь. А коль скоро удастся избежать и официального расследования его финансовых операций, то ему, можно сказать, вдвойне повезло.
      Потирая отбитую щеку, Вильям бросился в комнату Агаты и приказал ей собираться. Они отбывают немедленно, как только появится Эдвард! Вильям не вдавался в объяснения, а когда Агата робко поинтересовалась, как же быть с Николь, он пришел в такую ярость, что она предпочла прикусить язык.
      Эдвард, когда узнал о неожиданной перемене планов, повел себя достаточно спокойно.
      - Что ж, хорошо. Вы с матерью возвращаетесь домой.
      - А ты? - взревел Вильям. Эдвард мило улыбнулся, смахнул с рукава несуществующую соринку и небрежно обронил:
      - Теперь настала моя очередь попытаться. Если не ошибаюсь, вы прочили Николь мне в жены. Вильям осклабился:
      - Желаю удачи. Но имей в виду: эта девчонка - дьявольское отродье! Жена из нее получится - не приведи Господь. Никакое наследство того не стоит.
      Эдвард холодно заметил:
      - Пускай. Только сомневаюсь, что моя дражайшая супруга переживет медовый месяц.
      Заглянув в холодные глаза сына, Вильям невольно поежился. Было в Эдварде что-то такое, чего он не понимал и опасался. И на этот раз он лишь махнул рукой:
      - Поступай, как ты считаешь нужным... Неказистый увалень Эдвард за последние несколько лет превратился в симпатичного молодого человека. Он был строен, неплохо сложен и, можно сказать, даже красив. Эдвард был не лишен известного обаяния и умел вести себя в обществе. Многие матери незамужних дочерей возлагали на него большие надежды. Им, однако, было невдомек, что за привлекательной внешностью скрывалась холодная эгоистичная натура. Оставшись один в своей комнате, Эдвард принялся размышлять, какие шаги ему теперь следует предпринять. Разумеется, надо подыскать более подходящее жилье, но об этом позаботится слуга. Самым главным предметом его раздумий в данный момент была Николь Эшфорд. Он колебался, отправиться ли к ней немедленно или сначала дождаться, когда немного сгладится неприятное впечатление, произведенное его родителями.
      Нетерпение взяло верх. После долгих размышлений Эдвард решил завтра же представиться кузине, притворившись, будто он только что прибыл в город. Разумеется, его глубоко поразило и огорчило известие о случившемся. Эдвард придал своему лицу выражение глубочайшего сожаления и погляделся в зеркало. Великолепно! Так и следует держаться.
      На следующее утро он тщательно принарядился, желая произвести на кузину благоприятное впечатление. С родителями" он простился прохладно, весь погруженный в мысли о предстоящей встрече на Кевендиш-сквер. О том, что его могут попросту не принять, Эдвард старался не думать.
      Твикхэм, взглянув на его визитную карточку, не смог скрыть удивления: столь непохож был представший перед ним элегантный молодой джентльмен на вчерашних визитеров - своих родителей. Он отправился с докладом, оставив Эдварда в гостиной.
      Не прошло и двух минут, как на пороге появился Саймон, вопреки этикету даже не поздоровался, а лишь сердито буркнул:
      - Что вам нужно от мисс Эшфорд?
      Эдвард поторопился придать своему лицу заранее отрепетированное выражение, галантно поклонился и произнес:
      - О, прошу прощения, сэр, но я очень хотел бы увидеть свою кузину, прежде всего - чтобы извиниться за поведение моих родителей. Я лишь сегодня утром прибыл в Лондон и очень сожалею, что не смог вчера предотвратить эту ужасную сцену. Надеюсь, дорогая Николь не имеет претензий ко мне лично.
      Саймон недоверчиво оглядел молодого человека. Твикхэм постарался описать его, но, конечно, словами было невозможно передать то впечатление благовоспитанности и изящества, которое производил молодой джентльмен. Правда, Саймон, подобно многим представителям? своего поколения, недоверчиво относился к мужской красоте. Эдвард понравился бы ему больше, не будь он так хорош собой. Впрочем, Саймон понимал, что у него нет оснований осуждать молодого Маркхэма, чье поведение казалось ему вполне искренним. К тому же он все-таки был кузеном Николь.
      - Разумеется, она вас ни в чем не винит, - ответил он, смягчаясь. - Но не удивлюсь, если она не захочет вас сейчас принять. Ваш батюшка вчера учинил здесь форменный скандал. Мы все очень огорчены.
      Эдвард изобразил на лице крайнее смущение и стыд. Кусая губы, он пробормотал:
      - Конечно, я понимаю. Можете передать ей, что я убедил своих родителей покинуть Лондон. По-моему, они так же, как и я, испытывают сильную неловкость.
      - Еще бы! - фыркнул Саймон. А поскольку Кристофер никого не поставил в известность о своей встрече с Вильямом, старик проникся симпатией к молодому Маркхэму за то, что тот сумел уладить щекотливое, положение. Ему даже начало казаться, что Николь, пожалуй, будет даже рада встретиться с этим милым джентльменом - своим кузеном. Он ободряюще кивнул Эдварду:
      - Пойдемте со мной! Надеюсь, все будет в порядке!
      Они застали Николь в обществе миссис Иглстон и леди Дерби. Эдвард мобилизовал все свое обаяние. С вежливым поклоном он приветствовал дам и обратился к миссис Иглстон:
      - Какое счастье, мадам, что моя дорогая кузина находится под вашим попечительством. Я так благодарен, что вы помогли ей вернуться в Англию. Должен сказать, мы все были очень огорчены вашим внезапным отъездом и очень по вас скучали.
      Миссис Иглстон не забыла, что Эдвард в прежние времена бывал не очень-то любезен с ней и с Николь, однако теперь он производил положительное впечатление. Регина была приятно удивлена разительным отличием сына от родителей. Только Николь, когда Эдвард наконец приблизился к ней, поздоровалась с ним сдержанно и настороженно. А он даже не сразу узнал ее.
      - Это ты, Николь? - изумленно воскликнул он. Ведь он помнил ее подростком и совершенно не ожидал столкнуться с таким очарованием. Его замешательство было так естественно, что Николь не смогла сдержать довольной улыбки:
      - Да, кузен, это я.
      Эдварду вдруг пришла в голову мысль, что жениться на собственной кузине, оказывается, вовсе не отвратительно.
      - Я просто не верю своим глазам! Конечно, не очень деликатно такое говорить, но ты изменилась до неузнаваемости! - рассмеялся он с радостью, которая на этот раз была совершенно искренней.
      - Надеюсь, это перемена к лучшему?
      - О да! - восторженно вздохнул Эдвард. Однако к охватившей его сперва радости уже примешивалась досада: было совершенно очевидно, что, даже не принимая во внимание деньги, Николь была завидной невестой, и ее руки будут домогаться многие. Для Эдварда главным было ее богатство, красота в списке его ценностей занимала второстепенное место.
      Весь последующий час он рассыпался мелким бесом, силясь произвести наилучшее впечатление не только на Николь, но и на старого лорда и его сестру. В результате ему удалось получить приглашение на предстоящий бал, так что Эдвард покинул Кевендиш-сквер с чувством глубокого удовлетворения.
      На пожилых дам внешность Эдварда произвела двойственное впечатление. Когда они остались одни, Регина не вытерпела:
      - Это крайне неосмотрительно, со стороны Саймона, представлять Николь такого красавчика!
      - Я согласна с тобой, дорогая. Молодой человек очень хорош собой, вздохнула миссис Иглстон. - Однако Кристофер более... - Она замялась, подыскивая слова.
      - Мужественный? Энергичный? Чувственный? - поджав губы, подсказала Регина.
      - О да. И то, и другое, и третье, - кивнула миссис Иглстон.
      - Что ж, все это неплохо, но порядочные барышни не должны обращать внимание на такие вещи, - процедила Регина сквозь зубы. - Джентльмен должен привлекать галантными речами и обходительными манерами. А этого моему внучатому племяннику сильно недостает.
      - Это так, - согласилась миссис Иглстон. - Только знаешь, Регина, мне порой кажется... Регина прищурилась.
      - Что же тебе кажется?
      С трудом подбирая слова, миссис Иглстон проговорила:
      - У меня порой такое ощущение, что...
      - Что... - нетерпеливо подбодрила ее Регина.
      - Что они близки! - срывающимся шепотом произнесла миссис Иглстон. Она взглянула на Регину, ожидая, что та с негодованием отвергнет ее догадку.
      - Хм-м, ты так думаешь? - поинтересовалась Регина.
      - Да. По-моему, это так. У тебя это не вызывает недовольства?
      - Разумеется, вызывает. Это безобразие. Но, согласись, коль скоро это так, то красавчиков вроде Эдди Маркхэма можно не опасаться. Если Кристофер ее соблазнил, то наверняка сделает предложение. Он ведь джентльмен.
      - Ты так считаешь? - усомнилась миссис Иглстон. - А я думаю иначе, честно призналась она. - Конечно, он джентльмен, но ничто не заставит его подчиниться необходимости, если он сам того не желает.
      Регина с улыбкой покачала головой.
      - Не беспокойся, дорогая. Предоставь это мне. Не забывай, что до недавних пор Николь всецело была в распоряжении Кристофера. А теперь, когда выяснится, что к ней проявляют интерес многие молодые люди, он несомненно пожелает как-то утвердить свое положение. Нам надо только позаботиться, чтобы все протекало в рамках приличий.
      - Ах, Регина, ты такая умная! - восхищенно вздохнула миссис Иглстон.
      - Ну конечно, дорогая.
      О реакции Николь пожилые дамы могли не беспокоиться. Конечно, она обратила внимание на приятную внешность и изысканные манеры Эдварда. Однако у Николь была хорошая память. Она не забыла унижений и издевательств, которые претерпела в детстве от милого родственника. Конечно, с годами человек меняется, но не настолько, чтобы перестать быть самим собой, думала Николь.
      Она помнила бока своей лошади, безжалостно израненные шпорами Эдварда. Помнила и о мелких пакостях, которые он подстраивал, чтобы обратить на нее гнев своих родителей. Не забыла Николь и случайно подсмотренную в конюшне сценку с горничной.
      Она, однако, была достаточно умна, чтобы сообразить: лучше позволить Эдварду играть свою игру, чем прогнать его и сделать своим недоброжелателем.
      И она выбросила из головы мысли об Эдварде. Гораздо больше ее занимал Кристофер.
      Что со мной происходит, в отчаянии думала она. Стоит ему прикоснуться ко мне или хотя бы повести себя чуточку ласковее и добрее, и я готова броситься к его нотам, как влюбленная дура. Наверное, он считает, что я такая же, как любая уличная девка, с горечью думала Николь. И ее вчерашнее поведение лучшее тому свидетельство.
      Она ненавидела Кристофера за ту власть, что он обрел над ней. Она ненавидела его за то, что из самых глубин ее души он вызвал первобытную необузданную страсть. Он пробудил в ней любовь, которую она была готова дарить ему, а потом небрежно швырнул ее дар ей в лицо.
      Но Николь обладала сильной волей. Ей удалось смирить свой гнев и взглянуть на вещи с другой стороны. Кристофер ведет себя надменно и дерзко. Что ж, не только он один способен на это. Она станет такой же. Она заставит себя отвергнуть его чары. Заставит!
      ***
      В то самое время, когда Кристофер выяснял отношения с Вильямом Маркхэмом, Хиггинс присмотрел вполне приличную квартиру. Его выбор Кристофера устроил. Не прошло и недели, как Кристофер съехал с Кевендиш-сквер, довольный, что сможет теперь жить вдали от Николь.
      Сцена в музыкальной гостиной оставила в его душе неприятный осадок. Его самого поразило, с какой неутолимой жадностью он набросился на Николь. Он желал лишь одного: чтобы то безразличие, которое он всеми силами стремился показать, стало подлинным и естественным. Ради этого он и сменил жилье, чтобы отдалиться от Николь.
      С Саймоном он встречался главным образом в клубах, а на Кевендиш-сквер старался заглядывать лишь тогда, когда удавалось выяснить, что дам нет дома. Если же он и сталкивался случайно с Николь, то их общение исчерпывалось парой ничего не значащих фраз.
      Регина, как и все остальные, не могла взять в толк, что произошло. Кристофер явно сторонился Николь. А та, в свою очередь, предпочитала общество Роберта или Эдварда. Самоотверженные попытки Регины наладить контакты Николь и Кристофера раз за разом терпели крах. Однажды она рискнула намекнуть Кристоферу, что Николь весьма импонирует компания Эдварда. Регина ожидала бурной вспышки. К ее удивлению, Кристофер лишь вежливо осведомился:
      - В самом деле?
      Тогда она в другой раз решилась высказать догадку, будто Роберт, которого Кристофер явно недолюбливал, проявляет интерес к Николь и встречает с ее стороны ответное благорасположение. Но и этот убийственный аргумент оставил Кристофера безучастным. Судя по всему, Николь была ему безразлична.
      На Кевендиш-сквер Кристофер появлялся нечасто. Он жил в приличной квартире на Райдер-стрит и общался преимущественно со своими новыми знакомыми, круг которых все расширялся. По сути он вел образ жизни, типичный для молодого джентльмена его положения. Общению с родственниками при этом придавалось второстепенное значение. Главное внимание Кристофер уделял налаживанию контактов с военными. Он жадно ловил любой намек, который указал бы ему, в каком направлении вести поиск свидетельств о готовящемся британском вторжении в Луизиану.
      Николь тем временем вела светский образ жизни, постепенно осваивалась в кругу английской аристократии.
      В мае состоялся долгожданный бал, признанный в свете главным событием сезона. Николь привлекла всеобщее внимание, весьма благожелательное и многообещающее.
      Кристофер, разумеется, присутствовал на балу, но явно не стремился присоединиться к сонму кавалеров, осаждавших Николь. Лишь однажды он пригласил ее на танец, а затем поторопился занять свое место за карточным стулом, где и провел весь вечер.
      В политических сферах также имели место значительные события. В мае Веллингтон занял пост британского посла в Париже. Прибыли верительные грамоты Альберта Галлатина, удостоверявшие его статус члена делегации на мирных переговорах.
      Галлатин и Байярд при поддержке Баринга предпринимали активные усилия с целью способствовать началу переговоров. Наконец по прошествии немалого времени с английской стороны был предпринят встречный шаг - сформирована делегация на переговоры. Однако в ее состав оказались включены такие бледные и некомпетентные фигуры, что это вызвало у Галлатина глубокое разочарование. Перспективы переговоров были не блестящи.
      В июне Кристофер получил шифрованное письмо от Джесона Саважа. С радостью и нетерпением он вскрыл его. Однако радость быстро улетучилась при прочтении первых же строк. Саваж сообщал, что в апреле арестован Пьер Лафит. О положении Жана оставалось только догадываться. Впрочем, это была новость двухмесячной давности. Невозможно было представить, как обстояли дела в настоящее время.
      Победоносные британские полки, воодушевленные победой над французами, готовились к переброске на американский континент. Эти сведения не составляли военной тайны, равно как и то, что их целью избраны Вашингтон, Балтимор и Нью-Йорк. Переговоры следовало форсировать, и 6 июля 1814 года Галлатин отправился в Гент, оставив Кристофера действовать на свой страх и риск.
      Переговоры в Генте начались 8 августа 1814 года. Это известие обрадовало Кристофера, однако он не мог побороть растущих опасений, что англичане все-таки намерены усилить свои позиции на переговорах за счет крупной военной победы. Но подтверждением тому могли служить лишь слухи, которые он ловил в праздных беседах. Никаких достоверных свидетельств добыть не удавалось. К середине августа он был почти готов признать свое поражение.
      26
      По прошествии нескольких месяцев Николь сумела убедить себя, что ее привязанность к Кристоферу окончательно угасла. Теперь, встречая его в обществе, она не испытывала того необъяснимого возбуждения, которое владело ею раньше. Лишь когда их взгляды случайно встречались, ее сердце начинало учащенно биться, но Николь надеялась, что со временем и это пройдет.
      Такая перемена произошла во многом благодаря стараниям Роберта Саксона. Он проявил себя очень интересным человеком, способным не в меньшей степени, чем Кристофер, привлечь к себе внимание. К тому же острый ум и зрелость суждений выгодно отличали его от многочисленных юных поклонников, роившихся вокруг Николь. Роберт вел себя предупредительно и корректно, хотя было совершенно очевидно, что Николь выступает для него предметом горячего вожделения.
      Его общество было для Николь весьма приятным. Она частенько смеялась его остроумным замечаниям, а порой, ловя его пристальный взгляд, чувствовала, что кровь начинает быстрее бежать по жилам. Иной раз она задумывалась, что же ей предстоит ощутить, если он решится ее поцеловать.
      К Эдварду Николь относилась иначе, раз и навсегда установив с ним определенную дистанцию. Обаяние Эдварда ее не трогало, она не стремилась к более тесным отношениям, но и не гнала его. Воспоминания детских лет были неистребимы, и Николь порой позволяла себе язвительные намеки по этому, поводу. Но Эдварда это, казалось, не задевало, и он продолжал вести себя очень галантно. Пожалуй, даже слишком. Николь не могла отделаться от ощущения, что он всеми силами старается произвести на нее благоприятное впечатление, а главное - убедить ее в своей искренности. С мальчишеской гордостью он продемонстрировал свою трость, в которой, как оказалось, был скрыт стальной клинок. Эдвард заверил Николь, что в его обществе ей не грозит никакая опасность. При этих словах она чуть не расхохоталась: неужели он полагает, что лорд Саксон и леди Дерби отпустят ее с ним куда-то, где ей может грозить хоть малейшая опасность? А прогуливаться по Гайд-парку с тростью-шпагой - это просто ребячество. Вот Роберт Саксон - человек серьезный, он не станет бравировать такими глупостями.
      С Робертом она чувствовала себя легко. Они хорошо понимали друг друга и постоянный надзор Регины воспринимали как досадную помеху. В глазах Роберта Николь читала нескрываемое восхищение и с удовлетворением ощущала себя женщиной, которая может нравиться не только мальчишке, но и зрелому мужчине.
      В один прекрасный день им удалось, гуляя в парке, ускользнуть от пристального ока миссис Иглстон и леди Дерби и углубиться в лабиринт аллей, даривших спокойствие и безмятежность.
      - Вам не кажется, что мы ведем себя вызывающе? Боюсь, нам попадет, улыбнулась Николь.
      - Если вы не находите в моем поведении ничего недопустимого, то остальное меня не волнует, - ответил Роберт.
      - Я не вижу ничего предосудительного, - искренне сказала Николь. - Все эти правила этикета меня утомляют. По-моему, просто глупо, что мы не можем даже погулять без присмотра.
      За прошедшие годы Николь успела привыкнуть к такому свободному и раскованному поведению, которое шокировало бы тех, кто знал ее ныне. Правила хорошего тона казались ей искусственными и несуразными. Чего стоил хотя бы обычай, предписывавший ей нигде не появляться одной, без присмотра старших дам!
      Наверное, ее чувства были так явно написаны на лице, что Роберт воспринял это как ободряющий сигнал. Он прижал Николь к себе и страстно прошептал:
      - За такими прекрасными девушками нужен глаз да глаз. Правильно, что за вами следят, иначе неизбежно случится вот это, - и с этими словами он поцеловал ее в губы.
      Это был своего рода поцелуй-экзамен, рассчитанный на проверку ее реакции, и он не вызвал в ней такого всплеска чувств, какой будил поцелуй Кристофера. Тем не менее ей было приятно.
      Слегка отстранившись, Николь со смущенной улыбкой спросила:
      - А разве это так ужасно?
      Тогда он заключил ее в крепкие объятия и принялся осыпать поцелуями.
      - Я люблю тебя, Николь! Я обожаю тебя! В этот момент их и застала Регина.
      - Роберт, ты сошел с ума! Что все это значит? Они разжали объятия, но не испуганно и торопливо, а как бы нехотя. Николь, восхищенная тем, что такой мужчина, как Роберт, признался ей в любви, отрешенно взглянула на Регину. А Роберт, не в силах сдержать торжествующей улыбки, довольным тоном произнес:
      - Конечно, дорогая тетушка, это несколько необычно, но Николь и я...
      Регина не дала ему закончить. Ледяным тоном она приказала:
      - Николь, немедленно ступай к лорду Саксону и миссис Иглстон. С тобой мы побеседуем, когда вернемся домой. А с тобой, Роберт, - немедленно!
      Николь ощутила под сердцем неприятный холодок, но Роберт ободряюще кивнул ей:
      - Иди, милая! Действительно, будет лучше, если мы с леди Дерби спокойно все обсудим.
      Когда она скрылась в конце аллеи, Роберт повернулся к Регине и с подчеркнутым возмущением воскликнул:
      - Неужели следовало говорить с моей будущей женой в таком обидном тоне?
      Пораженная Регина быстро заморгала и запинаясь переспросила:
      - С будущей женой?
      - Да. Я еще не говорил с отцом, но думаю, никаких препятствий не возникнет. Я хочу взять Николь в жены, и с ее стороны это возражений не вызывает.
      - Ошибаешься! - наконец пришла в себя Регина. - Николь и Кристофер уже давно пришли к взаимопониманию, их брак не за горами, и твой отец его одобряет. - Это была явная ложь, но Регина пошла на нее без колебаний. Она твердо решила, что Николь с Кристофером должны пожениться, и готова была сокрушить любое препятствие на пути к этому.
      Роберт насупился.
      - Не верю! Этот молодчик и пяти раз не подошел к ней за все лето. Все это время рядом с нею был я, а не он! Меня она предпочитает, не его! Регина недовольно поморщилась.
      - Дорогой племянник, дело совсем не в этом. Если ты хочешь выставить себя на посмешище, приударив за девушкой, которая годится тебе в дочери, - дело твое, мешать не стану. Но послушай моего совета - выкинь Николь Эшфорд из головы. Она не для тебя. Николь выйдет за Кристофера, помяни мое слово.