Глава 10

К концу того дня они все-таки пришли к мирному соглашению. Когда они договорились все-таки не убивать друг друга, Хэнк стал строить хижину, как он считал, на самом лучшем месте, а Смитти свою – на худшем.

– Подай мне вон ту веревку.

Теодор поторопился выполнить его просьбу.

– Теперь вот здесь подержи, – сказал Хэнк, показывая пареньку, как надо держать бамбуковые палки и как связывать, чтобы рама хижины не рассыпалась.

Хэнк сделал надежный узел и посмотрел, чем там занимается Смитти. Она как раз пыталась вбить шест в песок, ударяя по нему камнем, как молотком. Аннабель бегала вокруг нее и таким образом привязывала их друг к другу все крепче и крепче.

Хэнк скрестил руки и наблюдал за той классной ситуацией, в которую попал знатный поверенный. Их всех бы надо связать одной веревкой. Найти бы слова поостроумнее или устроить какую-нибудь шуточку!

Смитти, пытаясь утихомирить ребенка, стала выбираться из веревочных петель. Ее белокурые волосы были прихвачены сзади обрывком какой-то ленты. Когда она наклонилась, то из-под рваной юбки стали видны ее бедра. Он присвистнул. У нее были великолепные ноги. Черт возьми, вообще фигура и лицо у нее были выше всяческих похвал. У нее и рот был очень красивый.

А у него были одни сплошные проблемы и заботы. Он, сбежавший из заключения узник, оказался на пустынном острове один на один с женщиной-адвокатом. Проклятие, он даже не знал, что такие бывают. Что после этого можно сказать? Разумеется, мир летит в тартарары!

Теодор подергал его за рукав:

– А теперь что мы будем делать?

– Покончим с собой, – пробормотал Хэнк, не в силах отвести от Смитти взгляд.

– Что?

Хэнк посмотрел на ребенка.

– Ничего, это я так шучу. – Хэнк осмотрел раму из бамбука, которую они сделали для хижины. – Теперь нам нужен строительный материал для стен.

– А какой, например?

– Большие пальмовые листья.

– О, как здорово! Я видел как раз такие около кустов у ручья. – Мальчик стремглав кинулся за листьями.

Хэнк перешел полянку и остановился в нескольких шагах от Смитти. Рядом с ней в песок были воткнуты три кола и связаны между собой под самыми фантастическими углами. Если бы он приближался по-настоящему быстро, то они упали бы от ветра, который бы он поднял. Подавляя улыбку, он молча ждал, когда она обернется. Два шеста начали медленно сползать на песок. Смитти схватила их, бормоча что-то себе под нос. Аннабель ползала у ног Маргарет, и третий шест упал на первые два.

Хэнк многозначительно бровями указал на шесты:

– Вигвам строим?

Она тоже посмотрела на них, слегка поморщилась и ответила ему холодным взглядом, но тут как раз Аннабель что-то возопила. Оказывается, ее ножки попали в петлю, которая свисала с пояса Смитти.

– Аннабель, посиди немного на месте, а я укреплю наше сооружение.

Ребенок заплакал и стал сопротивляться. Смитти явно не знала, чем ее занять. В это время Хэнк, уже уходивший, остановился, потому что девчонка перестала хныкать. Он обернулся и увидел, что Маргарет сидит в самом центре своего бедлама, а ребенок устроился у нее на коленях.

– Эй, советник!

Она взглянула на него.

– Надеюсь, процесс ты ведешь лучше, чем строишь хижину.

Хэнк отошел, весьма довольный собой.

Да, она не могла построить решительно ничего. И особенно хижину. Может, ей и дела не удавались? Выигрывала ли она процессы? Она не построила хижину, у нее получился вигвам, как ехидно назвал ее сооружение Хэнк.

Маргарет встала и оценила свою работу. Не так и плохо. Она скрепила жерди наверху, раз уж они не хотели стоять прямо. Потом они с Лидией связали вместе широкие плоские листья, и получились неплохие циновки, из которых они и сделали стены. Маргарет обошла свой чум со всех сторон и осмотрела его со всех направлений. Не очень-то симметрично, но стоит достаточно крепко, а именно это ей сейчас требовалось. Она оглянулась на Лидию.

– Что скажешь?

Та пожала плечами:

– Нормально.

Маргарет вытерла руки о юбку.

– Я думаю, мы хорошо поработали. – Улыбнувшись Лидии, она добавила: – Спасибо за то, что ты мне помогла.

Лидия, однако, не ответила. Она наблюдала за братом и Хэнком. Маргарет повернулась и тоже посмотрела на другую сторону поляны.

Хэнк поднял Теодора на плечи, и тот укладывал пальмовые листья на крышу хижины. Квадратное сооружение выглядело очень солидно. Стены и крыша были покрыты пальмовыми листьями. Она оглянулась на свой чум и, подумав, что их крыша выглядит лучше, засмеялась.

– Надо будет поблагодарить мистера Уайатта за такую мысль.

Лидия только неопределенно пожала плечами. Маргарет вспомнила все те мерзкие слова, которые сказал Хэнк, и пробормотала себе под нос:

– Ничего не скажешь, достойное опровержение.

– Что такое опровержение?

А Маргарет казалось, что девочка ее совершенно не слушает.

– В суде одна сторона выступает с каким-нибудь заявлением, а другая опровергает его, представляя какие-нибудь доказательства, например, что это заявление ложно и не соответствует фактам. Это как победить в споре: если ты прав, то другой, само собой, ошибается.

Лидия задумалась, затем бросила на Маргарет какой-то странный взгляд.

– Ты правда адвокат?

– Да.

– И ты ходишь в суд и всякое такое?

Маргарет кивнула. Лидия наклонилась и обняла Аннабель, крепко прижав ее к себе.

– Мама сидела с нами дома.

– Многие женшины посвящают себя семьям. Но, ты знаешь, сейчас все больше женщин работают. Учителя, врачи, адвокаты, журналисты. У меня дома, в Лос-Анджелесе, одной крупной газетой руководит женщина.

Лидия внезапно отстранилась от сестры и с нотой вызова в голосе ответила:

– Наша соседка, миссис Роббинс, была учительницей. Однажды я спросила маму, хотела бы она быть учителем или кем-нибудь другим, но она мне ответила, что ей хватает и нас.

Маргарет привыкла спорить с упрямыми и самоуверенными мужчинами. Отношение Хэнка к женщинам не удивляло ее. Он был далеко не первым и вряд ли будет последним, кому она пыталась доказать, что женщина имеет право на то, чтобы к ее мнению прислушивались. Большинство мужчин не сомневались, что только они могут управлять миром. Давным-давно она поняла, что ее отец и дяди скорее исключение, нежели правило. В детстве именно они внушили ей мысль, что она, когда вырастет, сможет стать кем угодно. Отец всегда уважал ее ум и помогал ей совершенствоваться, и, разумеется, ни разу в жизни он не сказал ей, что она чего-нибудь не может или не должна делать из-за того, что принадлежит к слабому полу. Наоборот, он убеждал ее, что если она будет упорно трудиться, то сможет добиться всего, чего захочет. И так, твердо в это веря, она прожила тридцать два года.

Маргарет могла бы объяснить свою позицию другим женщинам. Заставить их понять, что мир должен быть устроен так, чтобы справедливость и равенство были для всех: и для женщин, и для мужчин. Пока, правда, ее чувства разделяли далеко не все. Коллеги-адвокаты, отец, дяди понимали ее страсть к закону. В нем была жизнь Маргарет. Но она сильно сомневалась, что ей стоит сейчас говорить обо всем этом девочке. И уж тем более пускаться в дискуссии с ее матерью, которой уже нет в живых. Она чувствовала, что ей нужно как следует поразмыслить, как вести себя, как обращаться с этими детьми. Маргарет знала, что ей необходимо понять их, быть способной думать, как они, смотреть на мир их глазами, или она никогда не будет способна помочь им.

Но, находясь с ними наедине, она все время нервничала, как будто шла на судебное заседание не подготовившись. Маргарет чувствовала ответственность за детей – им не на кого больше было надеяться, кроме нее.

Она смотрела на Лидию, которая играла с Аннабель. Даже сейчас девочка не улыбалась. Маргарет вдруг осознала, что она никогда не видела ее не то что смеющейся, а просто радостной.

Как раз в этот момент Лидия подняла на нее глаза. Маргарет подумала, что они ужасно старые для подростка.

– Дай мне Аннабель, я за ней присмотрю.

– Нет, – вдруг заупрямилась Лидия. – Она – моя сестра.

Неожиданная резкость девочки опять захватила Маргарет врасплох. Лидия намеренно отвернулась, проходя мимо Маргарет, и затянула какую-то глупую детскую песенку. Минуту спустя она взяла Аннабель за руку и повела ее по пляжу. Заметно было, что Лидия старается держаться на расстоянии. Эти несколько метров показались Маргарет огромным расстоянием между ней и детьми.

– Мисс Смит! Мисс Смит! С Хэнком что-то случилось!

Маргарет схватила Теодора и прижала к груди, пытаясь успокоить взволнованного мальчика.

– Тише, Теодор, тише. Пожалуйста, не надо. Все будет хорошо.

– Но Хэнк болен! Скорее, он может умереть. Пойдемте, пожалуйста. – Он затравленно взглянул ей в глаза. – Все умирают.

Маргарет обернулась к Лидии:

– Я скоро вернусь.

Она взяла Теодора за руку, и они побежали через поляну к убежищу Хэнка. Солнце только что село. На багровом небе оставалась едва заметная узкая розовая с золотым полоска, когда Маргарет вошла в темную хижину.

Хэнк лежал в углу. Маргарет легко опустилась на колени рядом с ним. Теодор почти дышал ей в затылок.

– Видите?

Она нагнулась еще ниже. Хэнк был пугающе неподвижен.

– Он умер?

Маргарет приникла ухом к его груди и вдруг вздрогнула, испугавшись храпа Хэнка. Теодор тоже подскочил на месте.

– Все в порядке. Отойди немного.

Она нагнулась теперь к самому лицу Хэнка, причем у нее из глаз чуть не хлынули слезы, так насыщено было его дыхание парами виски. Усмехнувшись про себя, она подумала, что Хэнк действительно мертв. Мертвецки пьян. Вдруг она заметила в его руке наполовину пустую бутылку с виски. Теодор придвинулся поближе.

– Он просто спит, – быстро соврала она, разжав пальцы, стиснувшие бутылку.

Хэнк опять захрапел, как целое стадо голодных свиней, повернулся, закрыл лицо локтем и вдобавок пробормотал несколько таких слов, что краска бросилась в лицо Маргарет, и оно запылало в темноте. Оправившись от смущения, она аккуратно спрятала бутылку в складках платья, другой рукой обняла Теодора за плечи, одновременно выталкивая его из хижины, чтобы он не рассматривал лицо Хэнка.

– Пойдем со мной. Ты побудешь с нами. Оставим его здесь. Пускай отдыхает как хочет.

– Но ведь я же должен был остаться здесь.

Она не видела лица мальчика, но ей и так было понятно, как сильно он разочарован. Теодор чуть не плакал.

– Он сказал, что я могу остаться, так как помогал строить хижину. Он сказал, что даст мне поиграть на губной гармошке.

– Я знаю. – Маргарет продолжала подталкивать его к выходу. – В другой раз, хорошо?

Вслед им доносился могучий храп. Как бы ей хотелось отколошматить Хэнка Уайатта. Ее охватил гнев. Теодор шел, опустив голову и шаркая ногами по песку. Мальчик подошел к пальме, около которой была привязана на ночь коза, обнял ее за шею и тихо о чем-то заговорил.

Маргарет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и посмотрела вокруг. Она прекрасно понимала, что гнев, который душил ее, никому не пойдет на пользу. Луны пока не было, лишь немногочисленные звезды начинали сверкать на сине-черном небе. В ближайших кустах уже запели цикады, а волны набегали на берег с глухим рокотом барабанов войны.

Она видела, как Теодор попрощался с козой и неохотно побрел в ее хижину, засунув руки в карманы, плечи его подозрительно вздрагивали. Маргарет сама едва подавила слезы, увидев, как сильно разочарован ребенок. Маленький пятилетний мальчик, который выстрадал уже в своей жизни столько, что не каждый взрослый способен вынести. Она еще помедлила на краю поляны, с отвращением разглядывая полупустую бутылку. Как можно быть таким эгоистом? Маргарет покачала головой. Какая безумно пустая трата жизни.

К тому времени, когда поднялась луна, температура упала на несколько градусов, поднялся ветер. Сквозь щели в соломенной крыше проходил золотой свет от фитилька лампы, найденной Маргарет в одном из сундуков.

Дети и Маргарет с Аннабель сидели, закутавшись в одеяла. Теодор сказал, что сейчас наступила пора вечерних сказок и историй.

– И тогда волк сказал, – мальчик понизил голос, – «Поросенок, открой немедленно дверь! А не то, маленький негодник, я как дуну, я как топну, так и сдую твой домишко. Он и рассыплется».

– Нападение, противозаконное вторжение в жилище, – пробормотала Маргарет.

Теодор кивнул:

– Да, он был плохой волк.

– Плохой волк, – радостно вторила Аннабель. – Демо! Демо! Плохой волк!

– Аннабель, не надо так говорить. Это плохое слово.

– Демо! – ухмыльнулась Аннабель.

Маргарет решила отступиться от ребенка. Она надеялась, что девочка еще долго не сможет произносить «р» как следует.

– Хотите знать, что было дальше?

– Что? – спросила Маргарет.

– Волк дунул, и домик из прутиков развалился, как и домик из соломы, и оба поросенка побежали к своему братцу в домик из кирпича. И...

Маргарет с недоумением посмотрела на него:

– Ты хочешь сказать, что плохой...

– Демо! – немедленно отреагировала Аннабель.

Маргарет, пропустив и на этот раз мимо ушей реплику ребенка, продолжала допрос свидетелей потерпевшей стороны:

– Как же он мог дунуть и разрушить дом из кирпича? Ну и грудь же у него!

Про себя она подумала, что если бы Хэнк сейчас слегка дунул, то хотя бы один кирпич растворился бы точно.

– Ну, нет. Все было не так. – Теодор усмехнулся.

– Он не стал дуть на кирпичный домик?

– Ух-ух! Он очень старался, дул изо всех сил, но умненький поросенок построил очень крепкий дом. Наконец, чтобы войти в дом, волк забрался на крышу и прыгнул в трубу. А знаешь, что было потом?

– Что?

Теодор смотрел Маргарет прямо в глаза. Она ждала. Чувствовалось, что мальчик хочет удивить ее.

– Поросята повесили над очагом огромный котел с кипящей водой, сняли крышку, и волк упал в него. – Глаза ребенка расширились, он прищелкнул пальцами, предвкушая драматическую концовку. – Они сварили его и съели!

– Съели волка? – Маргарет сделала гримасу. – Это ужасно.

Лидия бросила на нее мрачный взгляд.

– Мама часто читала нам эту книгу. Это самая любимая сказка Тео.

Маргарет взглянула на Теодора, который хмурился, и на Лидию, сидевшую с подчеркнуто равнодушным видом, и закрыла глаза. Она готова была убить самое себя. В этот момент она поняла, что разочаровала детей, особенно Теодора, почти так же, как Хэнк.

В часы предрассветных сумерек, до того как проснулись птицы, во время утреннего отлива, когда все они крепко спали, на остров обрушился еще один шторм. Он пришел с запада, облака немедленно закрыли небо, пошел дождь, и задул сильный ветер. Дождь застучал по песку и по жестким и гладким листьям тропических растений, а ветер завыл с ожесточением и яростью, как голодный волк. Он дунул, плюнул и повалил на землю их хижины.

Глава 11

Хэнк проснулся от запаха мокрой овечьей шерсти, который так живо напомнил ему тюрьму, что сначала ему показалось, будто он проснулся на своем лежаке в камере. Он быстро повернулся и сразу же пожалел об этом, такая резкая боль пронзила его голову.

Тогда он крепко сжал челюсти и тут же в этом раскаялся. Во рту как будто паслись тысячи обросших шерстью овец. Коза в это время подошла поближе, должно быть, хотела, чтобы он вдоволь насладился ее ароматом, и почти провела своей длинной шерстью ему прямо по лицу, потом громко проблеяла что-то победное.

Со стоном Хэнк откатился от нее подальше, в голове застучал молот, похожий на тот, которым он орудовал в каменоломне. Он схватился за голову руками и подождал немного, пока боль утихнет. Несколько раз глубоко вздохнув, Хэнк прищурился, затем открыл один воспаленный, красный глаз. Яркий солнечный свет почти ослепил его. Он потер лицо руками, но сразу же отнял их и стал с удивлением рассматривать. Они были мокрыми. Оторвав голову от земли (странно, почему ему тут же не вручили медаль за такой героический поступок?), он осмотрел себя.

Нет, ему не показалось. Он был весь мокрый, с головы до пят. Хэнк попытался сесть: делал он это медленно и осторожно, чтобы его голова тоже успела сесть с ним. Постепенно он даже смог сосредоточить свое внимание на одном предмете. Таким объектом оказалась, разумеется, коза, которая стояла очень близко от него, жевала что-то и, в свою очередь, рассматривала Хэнка. Он сначала спокойно взирал на козу, затем увидел, что из ее пасти торчит что-то металлическое. Он нахмурился. Какого черта! Что может жевать это проклятое животное? Он решил подобраться к ней поближе, но коза тут же попятилась.

– Что у тебя там?

Коза равнодушно передвинулась.

Хэнк пробормотал что-то изысканное и двинулся ползком вперед. Животное отошло и остановилось, все еще что-то жуя.

– Эй ты, иди сюда! Сюда давай!

Коза моргнула.

– Иди к папочке.

Опять все началось сначала: он выдвинулся вперед, коза подалась назад. Хэнк полз на четвереньках, явно надеясь на успех. Он смотрел козе прямо в глаза. «Один, два, три!» Он бросился вперед. Коза также моментально переместилась назад. Хэнк приземлился. лицом точно в островок водорослей. Он кожей чувствовал, что коза стоит над ним. Стараясь глубоко дышать, он медленно приподнял голову. Как раз в это мгновение что-то твердое ударило его в затылок. Хэнк заскрежетал зубами от боли и посмотрел вслед спокойно удалявшейся козе. А рядом с ним на песке лежал серебряный флакон.

Он сел и потер ушибленное место. Нахмурившись, взял бутылку и повертел ее в руках. На ней были видны следы зубов, когтей и какие-то царапины. Но в целом ничего интересного. Старая бутылка, похожая на ту, которую он выбросил за борт. Никаких украшений, драгоценных камней – ничего. Хэнк глубоко вздохнул, огляделся и чуть не зарылся снова носом в песок. Он выронил бутылку и стал оглядываться по сторонам.

– Какого черта?

Его хижины не было. Не было крыши, не было стен. Все как будто испарилось. Остался только каркас из бамбука. Хэнк с трудом поднялся, его ноги по щиколотку увязли в иле и влажных водорослях. Он огляделся и понял, что прошел сильный шторм. Вокруг остова его хижины валялись ветки деревьев и пальмовые листья, которые еще вчера были стенами его жилища. Некоторые даже были отнесены на несколько метров ветром и торчали теперь из кустов.

Пар поднимался от земли, покрытой лужами от недавнего дождя. Хэнк повернулся и посмотрел в ту сторону, где вчера стоял чум Смитти. Все шесты, составляющие основу строения, развалились. На месте чума лежала громадная гора циновок из листьев и травы, прикрывавших сундуки и чемоданы, которые натаскала в свое жилище Смитти. Хэнк выругался и побежал через поляну, опасаясь, чтй под всем этим погребены дети и Смитти, но, не добежав немного, понял, что там никого нет, и тогда помчался вдоль пляжа. Вскоре, однако, он остановился, так как услышал взрывы веселого смеха совсем рядом.

Смитти держала Аннабель под мышки так, что она ножками почти касалась воды, и раскачивала ее. Когда набегала небольшая волна, то Аннабель пальцами касалась воды и весело кричала. Недалеко от них Теодор рыл нору в песке. Вдруг он вскочил, стал подпрыгивать на месте и указывать рукой куда-то в море. Лидия бежала к ним с берега. Руки ее были полны бананов.

Хэнк, прикрыв глаза от солнца, посмотрел в ту сторону, куда указывал мальчик. Над гладкой поверхностью моря то и дело показывались блестящие спины дельфинов. Хэнк сразу вспомнил, как он первый раз в жизни вот так же наблюдал дельфинов. Они выпрыгивали из воды и тотчас погружались обратно, окруженные морской пеной. Тогда он, кажется, понял, что на земле есть существа, которые тоже имеют на это право, люди не единственные, кто борется за выживание на планете. Что-то давным-давно забытое всколыхнулось в душе Хэнка, и он подумал, что, наверное, на месте Теодора был бы точно так же возбужден и так же радовался бы жизни. Наблюдая за детьми, он почувствовал благоговейный трепет и острое наслаждение. Он смаковал свои воспоминания. За последние несколько лет он начисто забыл о таких вещах. Хэнк стоял и радовался тому, что может сейчас делать только то, что хочет. Затем его охватила ошеломляющая волна горечи, он задумался о том, чего еще лишила его тюрьма. Где-то вдалеке на скалах резко кричали гагарки, и эти звуки напоминали скорее не голоса птиц, а вопли заключенных.

Да, в тюрьме люди иногда плачут. И он плакал, когда об этом никто не знал. Хэнк запрокинул голову и стал вдыхать полной грудью морской воздух. Он был свободен! Сегодня он не услышит, как за его спиной с шумом захлопывается дверь камеры. Он бы и этой ночью ничего не услышал. Хэнку все-таки не верилось, что все позади. И его мучили кошмары, поэтому он вчера вечером подстраховался виски. Целую ночь он спал крепким сном. Хэнк давно мечтал об этом, он не думал, что когда-нибудь ему удастся выспаться.

Он открыл глаза и оглянулся, напоминая себе, что он стоит сам по себе, а не в цепях на солнцепеке и не привязан к столбу, щиколотки не скованы цепью!

Высоко вверху, в голубом небе, над танцующими дельфинами кружили чайки. Справа у скалистых утесов волны разбивались фонтанами мелких радужных брызг. Воздух был напоен утренней свежестью. Море было спокойным, волны тихо плескались, а не грызли с яростью берег.

Смитти и Аннабель смеялись. Он оглянулся. Смитти стояла на самом мелководье, а Аннабель сидела на корточках и брызгала водой на Смитти, тонкая рваная юбка которой была уже совсем мокрой и поэтому совершенно прозрачной.

– Хэнк! Хэнк! – Теодор бежал по пляжу так, что чуть было не врезался в него. – Посмотри!

В раскрытых ладонях мальчика были обкатанные кусочки синего, зеленого и янтарного стекла, отполированного морем до блеска.

– Ты знаешь, что это?

– Кусочки цветного стекла.

– Ну да. Мисс Смит сказала, что если расплавить песок на этом пляже, а затем охладить, то знаешь, что выйдет?

– Что?

– У тебя получится стекло.

Хэнк посмотрел на Смитти, забавлявшуюся с Аннабель.

– Она так сказала?

– Да.

Тут набежала волна, и Смитти подбросила девочку высоко в воздух. Хэнк невольно опять залюбовался Смитти и ее неправдоподобно красивыми ногами.

Солнечный свет обрисовал ее силуэт. Смитти подняла девочку вверх. У Хэнка перехватило дыхание. Черт возьми, он просто забыл, что надо дышать. Ее спутанные, влажные, слегка волнистые волосы спускались тяжелой светлой волной на спину. Ни за какие блага мира, даже за целый вагон золота он не смог бы отвести взгляд.

– Взгляни еще на это.

– Сейчас, сейчас. – Хэнк смотрел на девушку не отрываясь. Если бы подвинуться немного влево, ему бы было видно лучше.

Теодор тащил его за рубашку.

– Ты не слушаешь меня.

Хэнк что-то пробормотал, не в силах отвлечься от Смитти.

Мальчик опять подергал его:

– Хэнк?

Никакого ответа.

– Хэнк... – Голос Теодора упал. И в этом слышались такая безысходность и отчаяние, боль от того, что тебя не замечают. Хэнк не возвращался к своим собственным детским огорчениям уже долгие годы, но он был прекрасно знаком с тем, что испытывает человек, с которым обращаются, как с пустым местом.

Он перевел взгляд вниз. Теодор смотрел на него с таким трепетным ожиданием, что Хэнк смутился. Он даже не подозревал, что может чувствовать себя виноватым.

Теодор быстро запрятал драгоценные стекла в свои необъятные карманы и вытащил оттуда какой-то предмет. Он поднял перепачканную руку, и в ней оказался доллар, весь покрытый слоем песка. Хэнк воззрился на доллар и усмехнулся. Только что он сказал себе, что не отвел бы глаз от Смитти и за вагон золота, а тут один доллар – он отвел взгляд от невыразимо прекрасной картины.

Его провели как мальчишку. Он встряхнул головой. Такой всегда была его жизнь.

Сундуки, выловленные из моря, были для Маргарет и спасением, и развлечением. Ей представлялось, что она нашла клад. Надо отдать должное Хэнку: он очень ловко открывал их все подряд. Маргарет, правда, воздержалась от изъявления благодарности. Она была занята: просматривала содержимое одного из двух найденных сундуков.

Вдруг она вскрикнула от испуга: «Где Аннабель?», выпрямилась и тут же вспомнила, что она спит рядом. На всякий случай она проверила, где ребенок. Девочка действительно спала спокойным сном. Затем Маргарет обернулась к детям, крепко зажав в руке свою находку.

– Смотрите, – сказала она громким шепотом, протягивая им кусок французского мыла. Лидия и Теодор, надо отдать им должное, не были потрясены случившимся. Мыло, как и ранее найденные зубные щетки и порошок, не вызвали у них слез умиления.

Маргарет в упоении продолжала говорить:

– Видите? Это мыло. Настоящее мыло. Мы можем принять ванну и наконец вымыть голову. Ванну, настоящую ванну. – Она вздохнула и еще крепче прижала мыло к груди.

Теодор фыркнул.

Маргарет скрестила руки на груди и внимательно по смотрела на мальчика.

– От ванны, молодой человек, не умирают.

Молодой человек вздернул веснушчатый нос.

Она почувствовала на себе взгляд Хэнка и посмотрела на него. Казалось, он тоже созерцает мыло.

– Это я оставлю себе. – Маргарет поторопилась положить мыло в глубокий карман юбки, куда раньше уже были надежно спрятаны зубной порошок и щетки. Впрочем, никто из присутствующих и не претендовал на ее сокровища.

Она и Хэнк последние полчаса все время спорили, что необходимо им в борьбе за существование, а что нет. В результате Маргарет «отвоевала» одежду, расчески, зубные щетки и ленты. Только это последнее привлекло внимание Лидии. Хэнку достался складной нож, инструменты и кремень. Открыв очередной чемодан, он быстро откинул крышку и просмотрел содержимое. Маргарет увидела, как он выудил кепку с большим козырьком, посмотрел на нее и надел на голову. «Сидит прекрасно, наверное, большого размера», – машинально отметила она.

Хэнк нагнулся и стал быстро откладывать в сторону все, по его мнению, ненужное. В это время к нему подошла коза и бросила что-то у его ног. Хэнк нахмурился, нагнулся, взял в руки какой-то предмет, состроил гримасу и закинул его далеко в воду.

Коза что-то проблеяла и направилась вдоль пляжа, видимо, надеясь найти то, что он бросил.

– Что это было?

– Старая никчемная бутылка.

Хэнк нагнулся над ящиком и выбросил еще что-то.

– Ты просто не можешь не выбрасывать вещи.

– Они ничего не стоят, – пробормотал он, продолжая рыться в сундуке.

Маргарет уперлась в бока руками.

– Что это было?

– Это? – Хэнк приподнял за завязки корсет.

Она упрямо приподняла подбородок и твердо сказала:

– Мне это нужно.

Хэнк уставился на нее, как будто увидел в первый раз, потом на корсет, повертел его в руках, снова оценивающе оглядел ее фигуру и деланно нахмурился:

– Думаешь, подойдет?

– Ох, какой ты умный! – оборвала она.

Хэнк хихикал еще минуты две, довольный, своей остроумной шуткой.

– О, вот нечто полезное, – сказал он, доставая из сокровищницы колоду карт и тасуя ее с ловкостью шулера, родившегося с картами в руке. Затем проделал небольшой карточный фокус.

Теодор, естественно, не пропустил такой момент. Затаив дыхание, он робко спросил, нельзя ли ему тоже научиться показывать такой фокус.

– Нет, – резко ответила Маргарет.

– Обязательно, – одновременно сказал Хэнк.

Она бросила на него значительный взгляд.

– Он ведь еще ребенок.

– Тем легче ему будет учиться. – Он отдал карты Теодору, и тот, сидя на песке, попытался перетасовать колоду. Карты летели куда угодно, но только мимо руки мальчика. Озадаченный, Теодор собрал их и отдал Хэнку.

– Вот как надо. – Хэнк наклонился, взял руки паренька в свои и аккуратно перетасовал карты.

Она ничего не сказала, да она и не смогла бы, увидев, как просиявший Теодор переглядывается с Хэнком.

Маргарет посмотрела на Лидию. Судя по всему, девочке тоже хотелось бы присоединиться.

– Может быть, ты и Лидию научишь?

– Я вовсе не хочу возиться с глупыми старыми картами, – фыркнула Лидия и, отвернувшись, отошла к козе.

Маргарет подождала, пока Хэнк выпрямится, и стала сверлить его глазами.

– Ты выбросил одежду, щетку, ленты как якобы не нужные. Но колода карт тебе необходима?

Он пожал плечами:

– Я бантов не ношу.

– Но Лидии они нужны.

Хэнк посмотрел вслед девочке.

– Она что, рыдать ушла? Из-за чего?

– Обиделась.

– Ей лучше не дуться из-за пустяков.

Маргарет возмущенно тряхнула головой. Здесь он ей не помощник. Лидия что-то шептала козе, крепко обняв ее.

Маргарет хотела подойти к девочке, но остановилась на середине пути, встретившись с Лидией глазами. Вернее, они посмотрели друг на друга одновременно. У Маргарет было такое впечатление, что Лидия прочитала ее мысли на расстоянии и намеренно повернулась к ней спиной. Маргарет остановилась. Она очень хотела бы помочь, но не знала как. И поэтому решила не трогать девочку и дать ей побыть наедине с собой. Маргарет также нужно было время, чтобы обдумать положение и попытаться найти какой-то путь к сердцу девочки. Она оглянулась на Хэнка. Он раскладывал вещи в различные кучи, причем делал это так быстро, что Маргарет и глазом моргнуть не успела, как он уже все закончил. Себе он отложил кости, кремень, пистолет, перочинный нож, черные штаны и пояс. Только кости нарушали картину и явно выбивались из ряда вещей.

Она с раздражением отметила про себя, что он откинул в сторону то, что им с Лидией могло бы пригодиться. Вдруг она увидела еще одну гору вещей.