Райский остров

– Я не хочу жить в приюте. Там не дают одеял, Хэнк говорит, там холодно и плохо, почти как в тюрьме. – Теодор странно торопился, чтобы успеть сказать все то, что запомнил. – У Хэнка на спине багровые шрамы. Это его били в тюрьме. Он говорит, им больше нечего было делать. Я не хочу, чтобы кто-нибудь бил меня или моих сестер.

Маргарет резко обернулась:

– Как тебе в голову пришло говорить ему такие вещи?

– Я не говорил.

– О, наверное, он это выдумал. – Глаза ее сузились от негодования. Она проговорила издевательским тоном: – Ох, прости, я забыла. Пятилетние дети и сами все об этом знают.

Хэнк забегал по песку, оправдываясь:

– Он все время задавал вопросы, черт побери! Я просто отвечал, вот и все!

– Хорошенькое время ты выбрал, чтобы неожиданно записаться в праведники и стать воплощением честности.

– Я сам с этим справлюсь. – Хэнк отодвинул ее в сторону.

– О да, я совсем забыла. Ты же мужчина, – сказала она насмешливо.

– По крайней мере ты знаешь свое место.

Мадди присвистнул. Надо было наподдать ему! «Вот дурак с длинным языком», – подумал он. Опыт подсказывал ему, что именно Хэнк должен был бы найти бутылку.

– Жаль, что папа научил меня делать логические выводы вместо того, чтобы посылать противника в нокдаун, – сказала Маргарет в спину Хэнку, затем посмотрела на Мадди. Хэнк возвышался над Теодором.

– Послушай, парень. Давай заключим сделку, махнемся?

– Какую сделку?

Хэнк сорвал с головы кепку и бросил ее оземь.

Затем достал губную гармошку, добавил к кепке, предварительно помахав ею перед серьёзным лицом мальчика.

Теодор следил за каждым его движением, вел себя осторожно, несмотря на естественное любопытство. Хэнк протянул кепку Теодору.

– Моя шляпа и гармоника за джинна и бутылку.

Мадди моментально вскочил.

– Желания не передаются. Мой господин – Теодор. Только он может загадывать желания. Он, и больше никто.

Хэнк и Маргарет задумчиво посмотрели друг на друга, и Мадди скороговоркой добавил:

– И вы не сможете, дождавшись, когда он загадает свои желания, взять бутылку и загадать свои. Ни один человек из тех, кто знает о моем существовании, не может стать новым хозяином бутылки.

Хэнк смачно выругался и бросил на Мадди взгляд, который мог бы сварить его заживо. Маргарет только вздохнула. Мадди снова уселся, скрестив ноги и подложив руку под подбородок.

– Хорошо. Я повторю тебе, Тео, какова будет наша договоренность, – продолжал Хэнк. – Нам надо отсюда выбраться, понимаешь?

Теодор кивнул.

– У тебя три желания.

Мадди согнул один палец и снова поднялся.

– Простите меня. У моего хозяина осталось два желания. Он великодушно помог мне избавиться от кальяна и истратил одно желание.

Хэнк выразительно хмыкнул, недвусмысленно намекая о первом желании Теодора. Мадди сел, скрестив ноги, и стал качаться вперед и назад. Колокольчики звенели на ногах, как от порывов ветра. Хэнк тут же резко обернулся и уставился на его туфли с колокольчиками. Мадди застыл под его взглядом. Хэнк посмотрел на Теодора и поднял большой и указательный пальцы.

– Два желания.

Тут Маргарет хмыкнула, Хэнк и на нее метнул уничтожающий взгляд, затем продолжил, еще выше подняв пальцы:

– Значит, ты вполне можешь пожелать покинуть остров, и у тебя еще останется желание. Так?

Теодор потупился, потом опять посмотрел прямо на них.

– Я пытался загадать то, чего бы по-настоящему хотел.

– Что ты имеешь в виду? Когда пытался? – спросила Маргарет.

– Я хотел, чтобы наши родители вернулись, но это невозможно, не по правилам. Мадди может исполнять желания только в этом мире.

Долгое время они молчали, потом Теодор посмотрел на Маргарет и Хэнка.

– А больше я ничего не хочу. Только остаться здесь.

Маргарет подошла к Хэнку поближе.

– Дай мне попробовать.

Теодор, низко опустив голову, рисовал пальцем босой ноги какие-то узоры на песке. Заглянув ему в лицо, Маргарет заговорила:

– Теодор.

Мальчик поднял голову. Она обняла его за худенькие плечи.

– Я понимаю, в каком трудном положении ты находишься. Послушай меня. Я никогда не была связана ни с каким приютом. Я могу заверить тебя, что подыщу для твоих сестер и тебя самое лучшее заведение. Ты должен обдумать все это со всех сторон, со всех точек зрения, и тогда ты сможешь точно и ясно определить, как лучше действовать. Мне такой метод всегда помогает. – Она улыбнулась. – Мы с тобой должны собрать все факты воедино, проанализировать их, взвесить каждую возможность, решить, что самое главное. Тогда мы сможем прийти к удовлетворительному для нас всех решению и соблюсти интересы всех без исключения сторон.

– Я любил в кондитерской взвесить сладости, но мне это редко удавалось, – серьезно ответил ей Теодор.

Хэнк расхохотался:

– Ну что, Смитти, довольна выводом, который сделала другая сторона?

Она перевела взгляд на Мадди. Тот неподвижно сидел на скале, опустив голову. Вдруг он всхрапнул, выпрямился, заморгал и, наконец, широко открыл глаза.

– Теодор, я пыталась поговорить о твоих страхах и опасениях и объяснить, что в нашем положении самое разумное – это выбраться с острова.

– Но я не хочу уезжать! Здесь здорово!

– Надо учесть мнения всех остальных. А твои сестры?

– Лиди! – Теодор взял Лидию за руку. – Ты что, хочешь в приют?

Она покачала головой и взяла его за руку, как бы защищая от всех остальных. Брат и сестра стояли, взявшись за руки, с одним и тем же упрямым выражением на лицах, а потом сказали хором:

– Мы хотим остаться здесь.

Хэнк перемешал колоду.

– Парень, это называется покером.

Карты летали в его руках, как перья по ветру, и складывались, как веер.

– Священная корова! А можешь ты меня этому научить?

– Само собой. – Хэнк взглянул на Смитти, которая пыталась заставить Аннабель съесть банан. – Но сначала я должен научить тебя игре настоящих мужчин.

Смитти немедленно отреагировала недоуменным взглядом, но ей пришлось тут же отвлечься, так как ей в плечо полетела банановая кожура.

Он захохотал. В целом ему пришлось уже объяснить Смитти свой план, как добиться, чтобы ребенок отдал им одно свое желание. Она была настроена скептически, но Хэнк был уверен в себе. Если он что-то и может держать под контролем, так это игру. Дать пареньку увлечься игрой, а затем руководить им через игру, и вот они уже, считай, дома! Быстрее, чем срезать кошелек. Он посмотрел на Теодора, тот нетерпеливо ждал. Хэнк улыбнулся и принялся объяснять правила. Впрочем, он и не предполагал, сколько нервов ему придется потратить. Он учил Теодора больше часа, показывая и объясняя правила, ответил на сотню вопросов. Но они взяли карты, когда Хэнк уже думал, что сточит себе все зубы от досады, сдерживая желание наорать на ребенка.

Первое правило опытного и умелого игрока: завоевать доверие того, кого следует обчистить. Хэнк взял свои карты даже не глядя. Он перевернул козырек кепки задом наперед. Правило номер два: никогда нельзя забывать о том, что у противника может быть счастливая звезда.

Теодор пристально за ним наблюдал:

– Зачем ты это сделал?

– Для удачи.

– Ох, у меня ничего нет. Только мои сестры.

– Тео, сам знаешь, я не очень везучая. – Лидия вздохнула, но вдруг лицо ее просияло. – У тебя есть Мадди и бутылка.

– Точно! – радостно вскричал Теодор и вынул пробку – из горлышка тотчас показалось небольшое облачко пурпурного дыма.

Хэнк встряхнул головой, пытаясь не обращать внимания на то, что он видит.

– Да, хозяин.

Этот старый пень был уже тут как тут со своими дурацкими колокольчиками и пурпурным тюрбаном.

– Мадди, ты будешь моей удачей, хорошо?

Джинн бегло осмотрелся и сказал:

– Как вам угодно, господин.

Хэнк, оглядев его опять с головы до ног, вздрогнул от омерзения. Ну и видок!

Теодор сидел и рассматривал свои карты, закусив губу, морщил лоб – одним словом, размышлял.

– Я забыл. Что самое сильное?

Хэнк принялся медленно считать про себя. Дойдя до пятидесяти, он решил, что может говорить спокойно.

– Королевская флешь. Запомнил?

Мальчик кивнул и повторил:

– Королевская флешь бьет все остальное.

– Каре бьет тройку и двойку.

– Ага.

– Те, в свою очередь, старше флеши, флешь бьет тройку, а тройка – двойку.

– Хорошо.

– Ты все теперь запомнил? – Лицо Хэнка будто окаменело.

– Теодор, – обратилась к мальчику Смитти, – ты умеешь читать? – Она встала на колени рядом с ним на песок.

Он отрицательно покачал головой.

– Лиди умеет, правда?

Лидия кивнула.

– Давайте я напишу на песке все комбинации, а сестра тебе их прочтет, когда понадобится. И тебе не придется все время спрашивать Хэнка.

Они провели еще несколько минут, рисуя схемы на песке, а Хэнк бездельничал, наблюдая за Смитти. В ее белокурых волосах были остатки засохших бананов, но этого он даже не замечал. Он смотрел за тем, как она двигается. Боже, какие великолепные у нее ноги! Он всегда обожал женские ножки. А таких, как у нее, он вообще никогда не встречал. Она стояла на коленях, пока писала на песке, и то приближалась к нему, то отдалялась. Ее платье натянулось и немного поднялось, так что слегка обнажились незагоревшие бедра. Вскоре она встала и пошла к ребенку, двигаясь плавно и легко. Аж дух захватывало.

– Хэнк?

Он с трудом отвел от нее взгляд и посмотрел на улыбающегося Теодора.

– Я готов.

Хэнк коротко вздохнул.

– Прекрасно.

– Туз – самая старшая карта?

– В точку попал.

– А я могу менять карты?

– Да. Сколько ты хочешь?

– Не знаю. – Мальчик потратил еще пять минут, хмурясь и глядя в свои карты. Наконец он объявил: – Я хочу четыре новые карты.

Хэнк сдал ему четыре карты, заранее в душе предвкушая выигрыш.

– А ты сколько меняешь?

– Одну.

– О, – мальчик явно был в затруднении, – только одну?

– Предпочитаю не стрелять из пушки по воробьям.

– Я ничего не понял.

– И хорошо, тебе тут и понимать ничего не надо, – вмешалась Смитти.

Хэнк взглянул в свои карты. Королевское каре. Он скоренько изобразил на лице тяжкое сомнение. Ребенок смотрел на него спокойно и задумчиво, потом отвернулся, стал изучать схемы, нарисованные Смитти на песке.

– Я забыл, что такое флешь.

Джинн, сидевший молча до сих пор, заохал потихоньку, а Хэнк закашлялся.

– Это когда карты одной масти, Тео. – Лидия указала ему на нужную строчку. – Вон у тебя в руках две одинаковые черные карты, на клевер похожи. Вот это одна масть.

Джинн закрыл глаза, чтобы больше ничего не видеть.

– Ставлю свою губную гармошку, – Хэнк сделал паузу для пущего эффекта, – и кепку. – Он торжественно положил их на кон горшок, наполненный раковинами и галькой.

Смитти пристально и с подозрением посмотрела на него. Он украдкой кивнул ей, намекая, что все, мол, будет в порядке. Она и правда немного расслабилась. Теодор не отрываясь смотрел на гармонику, как на пирожное с кремом. Хэнк подождал немного и объявил:

– Теперь тебе надо поставить что-нибудь на кон.

Теодор положил карты на песок, порылся в карманах, затем сказал с озадаченным видом:

– У меня ничего нет.

– Совсем ничего?

Детское лицо Теодора было поразительно серьезным. Хэнк сосчитал до пятидесяти, потом еще до десяти, только тогда он взглянул мальчику в лицо.

– Я думаю... Да нет, это не сработает.

– А что такое? – с неподдельным интересом спросил ребенок.

– Мне пришло в голову, что ты мог бы поставить желание.

Теодор испуганно посмотрел на джинна.

– Мадди сказал, что я не могу отдать тебе желание.

– Да, это так. – Хэнк сделал вид, что размышляет, ну очень глубоко задумался, целых две минуты тер подбородок, затем сказал, будто его только что осенило: – Вот что я тебе скажу. По-моему, ты можешь поставить желание. Если ты проиграешь, то тогда загадаешь то, о чем я тебя попрошу. Если ты выиграешь, то получишь мою кепку, гармошку, и у тебя будут еще два желания.

Теодор высунул язык, облизнул губы, пожевал что-то, подумал и, наконец, спросил у джинна:

– Могу я так сделать?

– Да, хозяин. Пока ты загадываешь, все правильно.

Но взгляд, который он бросил на Хэнка, ясно дал тому понять, что он насквозь видит все эти игры.

– Хорошо, ставлю желание, и давай откроемся.

Лидия и Мадди наклонились вперед и затаили дыхание.

Хэнк открыл свои карты. У него было четыре короля.

Он засмеялся и потер руки.

– Каре из королей. Любуйтесь и завидуйте.

Джинн вздохнул и осуждающе покачал головой. На лице Лидии было написано горькое разочарование.

Теодор, похоже, не собирался предаваться отчаянию. Он перевел взгляд с карт Хэнка, разбросанных по песку, на записи Смитти, потом спросил:

– Туз – самая сильная карта?

Хэнк машинально кивнул.

Затем мальчик посмотрел на Мадди, на свои карты, внезапно лицо его просияло, и он выпалил:

– Хочу, чтобы у меня было четыре туза.

Глава 16

Резкие, пронзительные звуки губной гармоники разрывали воздух. Мадди закрыл глаза и уши. В сотне метров от него Теодор бродил, не разбирая дороги. Кепку Хэнка он надел козырьком назад и изо всех сил дул в гармонику.

Хэнк нахмурился и пробормотал Маргарет:

– Мне кажется, у меня из ушей идет кровь.

Маргарет уселась с ним рядом, потерла глаза руками и тяжело, можно сказать, обреченно вздохнула.

– По крайней мере утешимся тем, что он не сможет сейчас сказать «я хочу».

Теодор выдал ужасную, душераздирающую ноту. Все поморщились и одновременно вздохнули.

– Боже мой! – простонал Хэнк.

Маргарет с жалостью посмотрела на мальчика.

– Он, я уверена, очень талантлив, просто его способности в чем-то другом.

– В покере, – хмыкнул Хэнк.

– Не могу поверить, что он потратил желание на карты. – Маргарет как будто разговаривала сама с собой. – Надо было предвидеть. Такая вероятность была.

Хэнк пригладил волосы, потом стал рассеянно тасовать колоду карт. Сосредоточенно глядя на карты, он задумчиво произнес:

– Это был настоящий шедевр.

– Какой еше шедевр?

– Те карты, которые я сбросил парнишке. Самые плохие карты, которые я кому-либо сдавал в жизни.

На лице Маргарет было написано величайшее возмущение и недоумение. Она посмотрела на Мадди. Тот пожал плечами, решив, что политика невмешательства – самый безопасный для него вариант. Она обратилась к Хэнку:

– Ты что же, обманывал пятилетнего мальчика?

Хэнк бросил на нее взгляд, который говорил о том, что он явно переоценивал ее умственные способности.

– Проклятие! Разумеется, я плутовал.

– Ох, извините меня, ради Бога! Как глупо было с моеи стороны думать, что взрослый мужчина может и так победить ребенка, не жульничая, особенно в игре настоящих мужчин.

Ответ Хэнка потонул в сильном раскате фальшивых звуков, извергавшихся Теодором. Мадди подумал, что это и к лучшему. Никто из них не услышит ответа. Сам он прочитал его по губам. Теодор дунул еще раза три. Мадди даже забеспокоился за свои зубы. Как бы они не вылетели, так их сводило. Взглянув на своих соседей, Мадди понял, что и им не лучше. Хэнк пробормотал:

– Как будто тысяча гусей умирает.

– Эй, Хэнк! – Теодор бежал к ним, размахивая несчастным инструментом. – Ты слышал? – Он выдал еще пять нот, одну хуже другой. – Тебе понравилось? Я стал лучше играть, правда?

Мальчик смотрел на Хэнка, как будто ожидал, что тот ему сейчас орден повесит.

Хэнк молчал как убитый и разглядывал Теодора, как миссис О'Лири, должно быть, смотрела на большой пожар Чикаго – с изрядной долей раздражения и покорности судьбе.

Теодор же, естественно, ничего не заметил и жизнерадостно продолжал:

– Я хотел бы...

Хэнка и Маргарет одновременно подбросило на месте, и они подскочили к ребенку, вместе вскрикнув:

– Остановись!

Хэнк успел зажать ему рот. Теодор смотрел на них поверх загорелой руки Хэнка широко раскрытыми глазами.

– Понимаешь, что ты мог сделать?

Теодор кивнул, и тогда Хэнк осторожно убрал руку.

– Прошу прощения, – сказал мальчик, опустив голову. – Я чуть не использовал свое последнее желание, да?

Маргарет обняла его за плечи.

– Теодор, ты дал нам слово, что ты обязательно поговоришь с нами прежде, чем загадаешь последнее желание.

Маленькое веснушчатое личико посерьезнело. Мальчик кивнул.

– А мы, в свою очередь, обещали не говорить больше о том, чтобы покинуть остров. Так мы договорились.

Теодор опять кивнул, и она потрепала его по плечу.

– Я знала, что ты не забудешь.

– У меня ведь уже лучше получается, да?

Мальчик поднес гармонику к губам и стал дуть с такой силой, что его лицо сразу покраснело.

Маргарет содрогнулась, а Хэнк отвернулся.

– Хэнк, ну скажи что-нибудь. Уже неплохо звучит? Я ношу твою кепку задом наперед для удачи и очень стараюсь.

– Уже получше, парень, – медленно повернулся к нему Хэнк.

– А Лиди страшно злится. Говорит, что я так громко играю, что кокосы падают с пальм, а один чуть не убил ее.

Наступило неловкое молчание. Хэнк потянулся, ободряюще потрепал Теодора по плечу и сказал:

– Мы потренируемся, хорошо?

Мальчик радостно заулыбался:

– Вот здорово! Мне почему-то казалось, что я ужасно играю.

Он повернулся и побежал, но вдруг остановился и повернулся к Мадди:

– Ты зеваешь.

– Да, господин.

– Ты хочешь обратно в свою бутылку?

– Хотелось бы, хозяин.

В бутылке хорошо. Тихо, спокойно. Никаких споров, никаких концертов для гармоники соло. Теодор достал из кармана штанов бутылку и протянул руку вперед.

– Оставь ее здесь, Теодор, – сказала Маргарет, – я ее сохраню.

Мальчик посмотрел на бутылку, потом на Мадди. Тот с радостью кивнул, так как женщина внушала ему доверие.

Теодор поставил бутылку на камень рядом с джинном и побежал, размахивая гармошкой.

Мадди удовлетворенно вздохнул и стал парить над горлышком.

«Домой», – подумал он с удовольствием. Там ждут его покой и хорошая книга. Его пурпурный дым сгущался и закручивался спиралью, которая концом упиралась в ворота его прибежища. Последнее, что он слышал, были отдалявшиеся звуки губной гармошки.

Маргарет сидела на камне и разглядывала белый песок пляжа под ногами. Воздух стал тяжелее, потому что солнце поднялось выше, лучи его стали жарче. Она чувствовала, как сильно припекает затылок.

– Он совсем не ребенок, – сказал вдруг Хэнк.

Она подняла глаза. Оказалось, он наблюдает за Теодором.

– Это карлик пятидесяти лет от роду.

Маргарет понимала, что он чувствует. За последнее время она тоже усвоила, что дети – совсем непонятные существа.

– Нелегко смириться с тем, что тебе нанес поражение пятилетний ребенок, не так ли?

Хэнк ничего не ответила На вид он был так же непоколебим, как скала, на которой сидел.

– Ах да, я забыла. Признать поражение еще труднее.

Казалось, он с удовольствием пронзил бы ее взглядом.

– Почему же? Я признаю справедливые замечания и веские доводы.

– Неужели? Какие же, например?

– То, что я прав, а ты нет. – Он злорадно усмехнулся.

– У тебя одна песня.

– Да, милочка. Я – само постоянство.

Она встала со своего места и подошла к бутылке. Три желания. Маргарет подняла ее и осторожно повертела в руках. Кому сказать! Она держит в руках бутылку с настоящим джинном. Маргарет подумала, что дома ей никто бы не поверил. Если она вообще когда-нибудь доберется домой.

– А что, если мы застрянем на этом острове надолго? – повернулась она к Хэнку.

– Значит, будем здесь жить. Я бывал в местах и похуже.

Маргарет оглянулась. Настоящий тропический рай. Внезапно ей представилось, что она может пробыть здесь двадцать или даже тридцать лет.

– Боже мой! – Она опустилась опять на камень, так ее затрясло, все тело похолодело от ужасной мысли. А что, если их никогда так и не найдут?

Хэнк заметил, что Маргарет как будто окаменела. Потом вдруг пошла к пляжу с решительностью и энергией германского кайзера. Черт... Видно было, что она думала-думала и что-то придумала. Он медленно пошел за ней, прислонился к стволу высокой пальмы, скрестил руки на груди и стал наблюдать. Она таскала куски дерева отовсюду так же прилежно, как бобры, строящие плотину. Маргарет складывала все, что находила, на небольшом каменистом возвышении. Он наблюдал, не отвлекаясь, она видела это, но не останавливалась. Наконец она встала, уперла руки в бока и принялась критически осматривать свое творение.

– Получила удовольствие? – спросил Хэнк.

Маргарет молча переложила несколько кусков дерева с одного места на другое, пока ей не понравилось, – Бог знает, почему так, а не иначе.

– Если тебе не терпится что-нибудь построить, Смитти, то у нас еще впереди хижина.

Она отвлеклась от своего костра и решила, очевидно, заметить его и дать ответ по существу:

– Если корабль пройдет, мы должны быть готовы.

Она наклонилась и вернулась к прерванному занятию.

– Ага!

Маргарет как раз отбрасывала песок от своей пирамиды, но она тут же остановилась, выпрямилась, набычилась и заявила:

– Ненавижу этот снисходительный тон.

– Я только сказал «ага».

– Ты сказал это отвратительным тоном. – Маргарет огляделась, постукивая пальцем по губам и раздумывая. – Может, сделать еще один такой костер? Вон там.

Он скрестил руки.

– Ты не скажешь мне, что тебя вдруг разобрало?

Она оглянулась через плечо:

– О чем это ты?

Он помахал рукой.

– Ну, эта неожиданная жажда строить сигнальные огни?

Она долго стояла, ничего не отвечая, по всей вероятности, в ней происходила внутренняя борьба. Он видел это по ее лицу и позе. Она крепко обхватила себя руками, как человек, которому внезапно стало холодно.

– Да так, ничего, – вот и все, что она сказала.

– Я сложил костер для сигнального огня в первое утро на острове.

Она резко обернулась, кисти рук все еще были прижаты к локтям.

– Шутишь? – спросила она на всякий случай, ибо поверила ему сразу.

Она провела рукой по лбу и подошла к нему поближе. Маргарет стояла рядом с Хэнком, но смотрела на океан и вдруг спросила, как будто разговаривала сама с собой:

– Что, если нас никто не найдет?

Ах вот в чем дело! Хэнк наклонился, подняв первую попавшуюся раковину, потом тоже стал смотреть на безбрежные просторы.

– Кто-нибудь да появится.

– Но это не обязательно. Может пройти лет двадцать.

– А может, это произойдет завтра.

Они долго молчали. Издалека были слышны только звуки гармоники, да волны разбивались о скалы на мысу и тихо плескались в лагуне.

– Тебя кто-нибудь ждет? – спросила она.

– Меня? – Он засмеялся. – Кто, например, тебя интересует? Жена или любовница?

Она пожала плечами. Хэнк посмотрел на воду, бросил ракушку и выпрямился.

– Я сам по себе. Один. Меня никто не ждет. – Он немного подождал, думая, что она обязательно обернется.

Но она этого не сделала, села на песок, обхватила руками колени и продолжала смотреть вдаль. Он подсел к ней поближе, ожидая, что она будет делать. Против его ожидания она не сдвинулась с места.

Маргарет показала ему на серебряную бутылку:

– Посмотри, какая она старинная, даже, может быть, древняя.

Хэнк бросил беглый взгляд на бутылку, а Маргарет подняла ее повыше, к солнцу.

– Посмотри на гравировку и рисунки. Они сделаны вручную, так как слишком несовершенны. То, что делает машина, всегда ровно и правильно и сильно отличается от несовершенства ручного резца.

Он не отвечал, хотя, надо признаться, ему было интересно узнать, куда она клонит.

Маргарет чуть поколебалась, потом спросила:

– Интересно, что бы изменилось, если бы мы нашли эту бутылку?

Хэнк лукаво усмехнулся:

– Мы бы были уже далеко отсюда.

– Думаю, да. Я бы уже вернулась в Сан-Франциско. – Она немного помолчала, закопала ступни в мокрый песок, потом задумчиво продолжила: – Была бы дома. А где бы ты был?

Хэнк пожал плечами:

– Где-то в Штатах.

– Разве нет такого места, которое бы ты мог назвать домом?

– Я вырос в Питсбурге.

– Что привело тебя в южные моря? Такой выбор мне представляется странным.

– Ты же тоже здесь.

– Я в отпуске, путешествую. По крайней мере я отправлялась отдыхать. – Она бросила на него лукавый взгляд. – Мне не кажется, что ты приехал сюда в отпуск, а тем более путешествовать.

– Это перекрестный допрос?

– Вовсе нет. – Она от души расхохоталась. – Старое как мир любопытство. Не нужно сразу лезть в бутылку.

– В свое время я слышал, что здесь много денег, золота, жемчуга. Люди приезжали сюда за состоянием.

– Только этого не хватало. Неужели ты приехал искать клад? – В притворном ужасе она закатила глаза.

– Да можно и так сказать. – Он рассмеялся.

– Что тут смешного?

– Я не собирался ни охотиться за состоянием, ни заниматься кладоискательством. – Он помахал колодой карт. – У меня были большие планы найти тех, кто бы добровольно поделился со мной.

– Но тебя схватили, и ты кончил в тюрьме, – продолжила она за него.

– Нет, меня не повязали. – Хэнк не смог скрыть горечи в голосе. – Все дело в том, что на этих островах не существует «невиновности, пока вина не доказана». – Он бросил раковину в набежавшую волну.

– Да, наполеоновские законы, – пробормотала она рассеянно, рисуя что-то на песке. – Иногда мы, американцы, принимаем как должное то, что имеем, и не ценим того, за что должны воздавать хвалы судьбе и Создателю ежедневно.

Они посидели еще недолго молча, став как бы ближе друг другу. Ветер шелестел в кронах соседних пальм. Песчаный краб пробежал по берегу и исчез в норке, спрятался в мокром песке, только небольшой бугорок остался на том месте. Через несколько минут Смитти снова обратилась к бутылке.

– Если бы у тебя, – она крутила ее в руках, – было три желания, то что бы ты загадал? Что бы ты выбрал?

– Свободу, – сразу ответил он.

Он чувствовал, что она смотрит на него, и даже знал, что она хочет спросить. Ее интересует, почему ему присудили пожизненное заключение. Он обернулся и, следуя ее манере, посмотрел ей прямо в глаза. Он увидел интерес и любопытство, в какой-то степени оправданное, но он и так сказал слишком много.

– А ты? Что бы ты выбрала?

Хэнк поднял маленькую палочку, потыкал ею песок, потом посмотрел на нее. Ответа все не было.

– Я думаю.

Он рассмеялся про себя. Какая неожиданность. Смитти думает. Он бросил палочку в воду и стал наблюдать, как волна подхватила ее и понесла опять на берег.

– Чего, интересно, могла бы захотеть женщина-адвокат? Выигрывать каждое дело?

– Совсем нет. Я люблю борьбу и с удовольствием принимаю вызов. Трудности меня вдохновляют, ситуация так часто меняется. Мне очень нравится бороться за справедливость.

– Это твой любимый оксиморон, милочка. Мир в принципе не может быть устроен справедливо.

– А я верю, что он может быть справедлив для всех.

– Ты пытаешься влезть на радугу.

– Закон – он один для всех. Подумай об этом. Без законов в мире царил бы хаос.

– Хаос царит и с законами. – Он рассмеялся еще более едко. – Представляешь, какой будет ад на земле лет через сто?

– Мир станет еще лучше, справедливее, совершеннее.

Он просто покачал головой. Идеалистка. Для него все это звучало как шутка. Да, пожалуй, она и вправду адвокат.

– Ну так что там с желаниями, Смитти? Чего хочет адвокат, который работает для того, чтобы мир стал совершеннее?

– Ты забываешь, что до того, как стала адвокатом, я была женщиной.

– Хорошо, тогда что бы загадала женщина?

Она покачала головой:

– Не могу ответить за всех, только за себя. Я бы хотела очутиться дома.

– У тебя три желания, остается еще два.

– Не знаю, на самом деле не знаю, – сказала она, как будто рассуждая вслух. Она вдруг взглянула ему прямо в глаза. – Странно звучит, да?

– Нет, ты, наверное, просто не думала об этом достаточно долго. – Хэнк постарался сохранить серьезное лицо, только сделал ударение на слове «думала».

Смитти бурно расхохоталась:

– Хорошо тебе смеяться надо мной.

Ее смех прекратился так же внезапно, как и начался. Налетел порыв ветра и растрепал ее волосы, она машинально откинула их. Хэнк наблюдал за тем, как она убрала прядь с самых красивых губ, какие он когда-либо видел. Все в ней: и лицо, и тело – было именно тем, о чем мечтают в тюрьме, да и не только там, мужчины. Именно тот тип красоты, который сбивает с ног: полная грудь и бедра, узкая талия, длинные-длинные ноги. Он все время чувствовал присутствие рядом женщины, и не просто женщины, а именно ее. Кроме того, он вдруг понял, что они могут вместе провести на этом острове долгое время. Как давно у него не было женщины! До него долетал ее нежный запах, смешанный с запахом моря и леса. Женский запах, который так знаком любому мужчине. Запах, который может побудить мужчину перейти грань и взять то, что возбуждает желание. Он никогда не принуждал женщин. Ему это никогда не требовалось, и он презирал идущих на это мужчин. Он всегда был способен отговорить себя от ненужного поступка, убедить себя отказаться от любой женщины. Да и не так уж трудно это было.