Райский остров

Он зацепился ногами за сиденье и стал тянуть цепь, перебирая по ней руками и стараясь подтянуть лодку к рифу. Это была тяжелая работа. Цепь была скользкой. Ему с неимоверными усилиями удавалось преодолевать всего по нескольку сантиметров. Но самое худшее было то, что он не знал, сколько еще времени выдержит ниточка, связывающая их с жизнью. Если она выдержит. Одной волны было достаточно, чтобы разорвать ее, и тогда они понесутся прямо на рифы. Но тут лодку боком ударило о скалы и опять накрыло волной. Хэнк закашлялся, и руки его снова заскользили по цепи, как по водоросли. Он выругался, закричал и нечеловеческим усилием остановил лодку. Он держал ее так крепко, как это только было возможно. Затем рядом с ним оказалась Смитти, она тоже схватилась за цепь и, прокричав ему: «Не останавливайся!» – стала тянуть ее изо всех сил.

Они работали вдвоем, рука об руку, с адским напряжением, несмотря на волны. Вскоре лодка стукнулась о скалы, сразу за этим обрушилась волна, но они держались с отчаянием обреченных. Хэнку удалось ухватиться за корму и вместе с очередной волной сделать последнее мощное усилие. Рывком лодка продвинулась вперед и скользнула в расселину скалы.

– Хватай детей и выбирайся! – крикнул он, борясь с морем за обладание лодкой.

Смитти передала ему скулящую Лидию. Он подсадил девочку, дважды пригрозил ей, и она оказалась в защищенной от волн выемке под прикрытием скалы.

– Жди там и прекрати ныть!

Затем Смитти подтолкнула Теодора, который, естественно, сначала подсунул Хэнку козу. Хэнк, конечно, послав козу ко всем чертям, бросил ее Лидии, затем поднял ребенка, который уже сам переполз в укрытие, поближе к сестре и козе.

Теперь настала очередь Смитти, прижимавшей к себе Аннабель, но следующий вал воды сбил их с ног. Хэнк, державший лодку на последнем дыхании, услышал за спиной крики Смитти и плач Аннабель.

– Смитти, вставай!

Она каким-то чудом сумела подняться, прижимая Аннабель к груди.

«Иди же, милая».

Она подползла – хотя и невозможно было представить, как ей это удалось, – и через мгновение оказалась в относительной безопасности. Следующая волна перевернула пустую лодку вверх дном и прибила к расселине. К несчастью, якорь полетел вслед за лодкой, и холодный металл ударил Хэнка по голове. Мгновенная острая боль пронзила его, и что-то теплое потекло по правой стороне лба и глазу. Он смахнул кровь и увидел прямо перед собой ржавые звенья цепи. Не думая о том, что делает, он взял якорь и, размахнувшись им, как молотом, вогнал его в утес.

Шлюпка была небольших размеров, но она могла послужить хоть какой-то крышей и защитить их от стихии. Волны били в днище лодки, и скорее всего она недолго бы продержалась, если бы не якорь с одной стороны и цепь с сундуком – с другой.

Хэнк дышал часто-часто, кровотечение усилилось. Он повернулся к ним. Дети и Смитти были в безопасности. Он увидел на их лицах неподдельный ужас.

– У тебя кровь! – закричала Смитти, протягивая к нему руки.

Затем все закружилось, и в глазах у него потемнело.

Маргарет попробовала вытащить якорь, но он даже не шелохнулся. Она дернула еще раз, потом выронила цепь и вытерла руки подолом платья. У нее не хватило сил ни ослабить цепь якоря, ни подтянуть сундук. Она вернулась в расселину. Хэнк все еще лежал без сознания. Тут же были дети с неизменной козой. Шторм недавно кончился, хотя она не могла бы сказать когда. Она совершенно потеряла счет времени. Маргарет понимала, что должна предпринять что-то. Они не могут здесь оставаться. Надо подумать и выбираться отсюда. Лидия играла с Аннабель. Вдруг девочка спросила:

– Что мы будем делать?

– Пока не знаю. Я не могу вытащить якорь, поэтому мы не можем выбраться.

Маргарет села и, склонившись, положила голову Хэнка на колени.

Дети смотрели на тоненький ручеек темной крови, струившейся у него из раны на лбу. Маргарет слегка прикоснулась к нему обрывком платья.

– Я думаю, он скоро очнется и все будет в порядке, – сказала она бодрым голосом. Но, скорее, она пыталась подбодрить себя. Она совсем не была уверена, что все будет хорошо.

Но по крайней мере они были живы. Хэнк, несмотря на рану, тоже был жив. Грудь его поднимается, значит, он дышит. Рана его шла от черной брови вверх, по лбу, и исчезала в волосах. Именно там и была ее самая глубокая часть. Его загорелая кожа была слишком темной и поэтому не казалась бледной, но губы были серого оттенка. В этом не было ничего хорошего. Вдруг он еле слышно застонал.

– Мистер Уайатт?

Ничего. Никакого ответа.

– Хэнк?

Он опять застонал.

– Ты слышишь меня?

Она оглянулась на детей, снова на него. Если обморок продлится, надо срочно что-то делать.

– Хэнк?

Его дыхание было медленным и ровным.

Она опять прижала лоскуток материи к ране, обеспокоенная тем, что приходится применять силу, чтобы остановить кровь.

– Не знаю, какова именно твоя профессия, но ты, милая, явно не Флоренс Найтингейл.

Его нос был в десяти сантиметрах от ее груди, отделенной от его горячего дыхания тонкой батистовой преградой.

– Я был прав, – он причмокнул, – сквозь это платье видно решительно все.

Его лукавый взгляд переместился от ее груди к глазам, он ей подмигнул.

– У тебя две секунды, чтобы убрать голову.

– А то что? – Он не двинулся, только ухмыльнулся.

Маргарет слегка наклонилась и прошептала:

– Получишь по носу!

– Почему-то я тебе верю, Смитти, – послышался его гнусный смешок, который был ей так же приятен, как щелчок по носу.

Хэнк быстро сел и поморщился, затем обхватил руками голову и чертыхнулся. Опустив руки и с удивлением увидев кровь, спросил:

– Что это было?

– Тебя ударило якорем, – ответила ему Маргарет и взяла у Лидии ребенка.

Укачивая Аннабель, она ехидно добавила:

– К счастью, удар пришелся по голове, иначе он бы тебя убил.

Хэнк подозрительно посмотрел на нее, во взгляде было обещание возмездия.

Она невинно улыбнулась в ответ и продолжала качать ребенка.

– А когда кончился шторм?

– Трудно сказать. Некоторое время назад.

Хэнк поднялся и начал раскачивать лодку. Вскоре якорь, который она не смогла даже сдвинуть, стал поддаваться. Он схватил цепь обеими руками, освободил якорь и наклонил шлюпку на одну сторону. Все, что они смогли увидеть перед собой, было неширокой полоской розоватого неба, но этот вид показался им просто прекрасным, ведь еще совсем недавно Маргарет была убеждена, что скалы – последнее, что она видит в жизни.

Хэнк полез на скалы, а она повернулась к Лидии и Теодору, которые были увлечены разговором с козой. Как заботливые родители, они убеждали животное, что все уже позади и теперь все будет в порядке.

– Эй, Смитти!

Она взглянула наверх. Солнечный свет бил ей прямо в глаза, и сначала ей ничего не было видно. Она только слышала мерный плеск волн о берег, крики чаек, чувствовала приятные свежие ароматы тропических растений.

– Иди сюда. Посмотри, – позвал ее Хэнк.

Она с трудом вскарабкалась на скалы, так как у нее на руках была Аннабель. На коленях она добралась до плоской вершины скалы и застыла на месте. Она не могла вымолвить ни слова, не дышала, казалось, сердце и то перестало биться.

Перед ней лежала широкая бухта небольшого островка в тропиках. Над ней и над зелеными холмами переливалась насыщенная цветами радуга. Вдали высился темный конус вулкана, на его высокой стройной вершине притулилось белое кудрявое облако, и поэтому казалось, что небо касается острова. Вода в бухте поражала всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками голубого и синего, от цвета морской волны до бледно-зеленого. У самого берега отливающая серебром вода пенилась, как сахарная вата, и исчезала в мокром песке. Вдоль берега было множество высоченных пальм и цветущих кустов.

Даже небо здесь было другим. Предзакатное солнце огромным желто-розовым шаром катилось на запад, окрашивая облака в жемчужно-серые цвета. Это было то же самое небо, та же самая земля, но это было слишком красиво, чтобы быть землей. Может быть, она так остро переживала красоту этого обыкновенного для тропиков места потому, что никогда раньше не испытывала таких острых ощущений, не сталкивалась с нетронутой природой далеких островов. Радуга рассеялась, как вчерашние мечты. На поляне белый песок слегка окрасился в розоватые тона заката. Облако заслонило солнце, но воздух был теплым. Кокосовые пальмы слегка качались под теплым бризом, похожие на широко распахнутые ладони, ласково приветствуя вновь прибывших. Цвет листьев на ее глазах изменился от зеленого до фиолетового, а море стало из серебряного розовым.

Удивленная тем глубоким впечатлением, которое произвел на нее остров, Маргарет наблюдала за изменением окружающей природы.

Нельзя сказать, что это был первый остров, который она видела в своей жизни, или первый закат, или такое розовое небо после шторма. Она видела множество великолепных пляжей: северное побережье Калифорнии недаром ими славится.

Но на этот раз все было совсем по-другому. Ей трудно было поверить, что это тот же самый Тихий океан, который был знаком ей с самого детства. Остров, лежащий у ее ног, покорил ее не просто чувством умиротворенности. Она не просто преклонялась перед его сказочной красотой. Он был нетронут, как будто мир прошел мимо него. Его как будто сама природа спрятала, чтобы защитить, сохранить в неприкосновенности такую драгоценность.

Дети молча к ним присоединились, сначала осторожно, потом с любопытством, затем начали оживленно болтать, показывая друг другу цветы и птиц, растения и ярких рыб. Аннабель тянула ее за ворот платья вниз, но Маргарет только крепче обнимала ее.

Девочка трогала ее за плечо, хотела привлечь внимание, но Маргарет не могла оторваться, даже отвести глаза. Единственное, на что она была способна, это прошептать:

– Это земной рай.

Глава 7

– Глупости!

Маргарет, вздернув подбородок, в упор смотрела на Хэнка.

– Что конкретно глупо? То, что я имею свои соображения, или то, что ты со мной не согласен?

– Послушай, милочка. – Сундук, который Хэнк нес на плече, с глухим стуком упал на песок. – Занимайся детьми, а все остальное я буду решать и делать сам.

Маргарет отвернулась и поискала глазами детей не потому, что он так сказал, а потому, что поймала себя на том, что и правда на какой-то момент забыла о них. К счастью, Аннабель спала, свернувшись калачиком на куске парусины под пальмой. Рядом на всякий случай стояла керосиновая лампа. Не то чтобы было темно, но видимость все же была плохой. Теодор рядом что-то строил из мокрого песка. Коза жевала водоросли, подле нее на коленях стояла Лидия. Ее светлые волосы вовсю подметали песок, так как девочка пыталась взглянуть на живот козы. Под выменем стояла маленькая чашка. Видимо, она пыталась подоить козу.

– Лидия, подожди! – Она повернулась к Хэнку, который тоже смотрел на девочку, и они одновременно пошли к ней.

– Эй, девица! – закричал Хэнк. – Ты что, собираешься доить ее?

Лидия взглянула на него и молча кивнула.

– Просто бери ее за сиськи.

– Соски! – Маргарет немедленно двинула его локтем по ребрам.

– Черт тебя возьми, Смитти, это одно и то же.

Она поморщилась и тихо сказала:

– Не забывайся. Ты разговариваешь с одиннадцатилетним ребенком.

– У нее они тоже когда-нибудь будут. Поэтому с тем же успехом она сейчас может узнать, как это называется.

Маргарет задумчиво посмотрела вниз.

– Ничего не выходит, – нахмурившись, объявила им Лидия, явно ожидая ответа на вопрос.

Хэнк опустился на корточки и взялся рукой за вымя. Коза тут же повернула к нему голову и проблеяла что-то нелестное прямо ему в ухо.

– Провались оно все пропадом! – возопил Хэнк, от неожиданности усевшись на песок, и начал хлопать себя ладонью по уху. Коза спокойно затрусила по пляжу к новому островку водорослей.

Маргарет обняла за плечи погрустневшую девочку:

– Наверное, сейчас не время доить ее, Лидия. Может, ты посмотришь за Теодором, чтобы он не приближался к воде?

Она кивнула и убежала, а Маргарет, набрав в грудь воздуха, приступила к Хэнку.

– Ты не должен так разговаривать с маленькой девочкой.

– Как разговаривать?

– Грубо. Она только что потеряла мать и отца, пережила кораблекрушение, попала на остров с двумя незнакомыми взрослыми. Ей же до смерти страшно.

– Ничего, переживет.

– Ты такой же чувствительный, как камень.

– Думаешь? Смитти, послушай меня. Ты, наверное, полагаешь, что чувствительность и несколько монет – это как раз то, что позволит тебе раздобыть чашку кофе. – С этими словами он встал и пошел по песку прямо к сундукам и бочкам.

Маргарет, облокотившись о шершавый ствол высокой кокосовой пальмы, смотрела, как он подтаскивает еще один сундук к их имуществу. Затем она снова стала говорить о своем:

– Ты только усугубляешь наше трудное положение, а зачем? Ведь это никому не принесет пользы.

– Ты права. Все легко и просто. Спокойно делай, что я тебе говорю. – Он повернулся к ней спиной и пошел вдоль пляжа.

Молчание далось Маргарет с большим трудом. Ее так и распирало запустить в него что-нибудь очень тяжелое и громоздкое, хотя бы сундук. Но к тому времени, когда Хэнк подтащил еще две огромные штуковины, она взяла себя в руки и решила изменить тактику.

– Хорошо, приведи мне пять веских причин, почему надо строить лагерь здесь, а не там! – И она указала ему на восхитительный уголок, который нравился ей тем, что был не виден с берега, укрытый скалой, но оттуда все равно можно было любоваться лагуной. Кроме того, она считала очень важным его местоположение. Там протекал ручей с пресной водой и, главное, находился небольшой водопад с естественным бассейном, скрытым в роще гибискуса, росли две огромные мимозы и бананы. Кроме того, что там было очень красиво, ее устраивало и то, что у них будет вода и пища. Ее план был основан, как ей казалось, на логике. Она довольно долго анализировала сложившуюся ситуацию и считала, что все очень хорошо продумала. Хэнк тем временем носил чемоданы, сундуки и все припасы, которые они смогли отобрать у моря, на самый край лагуны, туда же он приволок и шлюпку. Он посмотрел на нее и тряхнул головой:

– Ты никогда не сдаешься?

– Не пытайся сменить тему, не поможет.

– А что поможет?

– Легче ответить. – И она повторила свой вызов: – Приведи мне пять веских причин, почему мы должны остановиться именно здесь.

– Ну хорошо. Причина первая. – Он махнул перед ней большим пальцем. – Я так сказал.

Она закатила глаза.

– Номер два. – Он поднял указательный палец. – У меня есть опыт выживания в трудных условиях.

Да, с этим она была согласна.

– Номер три. – Теперь он размахивал у нее перед носом уже тремя пальцами.

– Подожди!

Хэнк замолчал.

– Что ты делаешь? – Она уставилась на его пальцы. Он бросил на нее сердитый взгляд, потом отрывисто сказал:

– Я перечисляю тебе доказательства того, что я прав, а ты нет.

– Ты неправильно считаешь.

– Один, два, три. – Он выставил вперед сначала большой палец, потом указательный, потом средний. Хэнк, кажется, был искренне удивлен. – Ты знаешь другой способ? Два, девять, семь?

– Указательный палец обычно означает один, средний – два и так далее, а большой – это номер пять.

У него даже глаза сузились от злости. Он попытался помахать у нее перед самым носом средним пальцем.

– Это, как бы там ни было, номер три.

Напрасно он рассчитывает, что она так легко обидится и прекратит дискуссию. Она неслышно вздохнула и посмотрела в сторону.

– Номер три, – продолжал он. – Я абсолютный монарх, а вы – мои подданные.

Она бы с удовольствием возложила корону на чело его величества, но если даже якорь не смог его вразумить, то ему уже ничего не поможет.

– Номер четыре. Ты – женщина, у тебя нет права голоса.

Она почувствовала, что вся напряглась, и стала ногой бессознательно отбивать какой-то ритм, но тут же остановилась: ей не хотелось показывать свое отношение к его словам.

– Номер пять. Я – мужчина, и все будет так, как я скажу.

Хэнк повернулся к сундуку, всем своим видом показывая, что его приговор обжалованию не подлежит.

Это было даже хуже, чем разговаривать с камнем. Она в упор смотрела на его широкую спину. Хэнк склонился над цепью, которой были связаны сундуки и чемоданы, он никак не мог отвязать цепь от ручки одного из них.

– А я еще думала, что его оскорбила. Но разве можно оскорбить камни, они ведь бесчувственны! – пробормотала она себе под нос.

Он остановился и посмотрел вверх, на нее.

– Что?

– Ничего. Просто одно наблюдение.

– Хорошая мысль, Смитти. Ты именно должна наблюдать, а это значит смотреть, а не говорить.

Он хихикнул.

В этот самый момент коза как-то занервничала и вдруг уставилась на Хэнка. В следующее мгновение...

С некоторым раскаянием, что должна была бы его предупредить, Маргарет взглянула на козу. Та, наклонив голову, била копытом песок, затем посмотрела на цель: Хэнк нагнулся над сундуком спиной к ним, все еще довольно усмехаясь.

Да... Она вздохнула и малодушно отвела взгляд в сторону. Надо бы его предупредить. Маргарет вместо этого закрыла глаза. Почти сразу она услышала шлепок. Затем проклятия. Маргарет отметила, что его выражения стали еще язвительнее.

Внезапно он остановился. Звук приобрел какой-то новый оттенок. Он стал как бы приглушенным. Она открыла глаза. Хэнк поднялся. Все его лицо было в жемчужно-белом песке. Брови были похожи на двух упитанных песочных гусениц. Рана от якоря тоже покрылась песком. Особенно много его налипло на подбородок, даже губы побледнели. Только около глаз было чисто.

Козу, по всей видимости, эта кутерьма не трогала. Как ни в чем не бывало она трусила по пляжу, опять присмотрев себе завидные водоросли, которые ее интересовали теперь гораздо больше, чем пятая точка Хэнка.

Хэнк стал вставать, как тут же Маргарет подняла руку и закричала:

– Постой!

Он замер, изумленно уставившись на нее. Хэнк хотел было что-то сказать, но только сплюнул вместо этого.

– Не двигайся!

Песочное лицо неподвижно смотрело на нее.. Он сплюнул еще раз, и наконец ему удалось вымолвить:

– Что такое?

– Я хочу запомнить тебя таким. – Маргарет хотела сдержаться и не захохотать. Но у нее ничего не вышло.

Солнце, казалось, двигалось в тропиках нехотя. Вставало и садилось медленно, как будто вязло во влажном густом воздухе, становясь таким же вялым, как и человек. Это утро ничем не отличалось от других. С трудом поднявшись на востоке, ленивое светило окрасило небо над Тихим океаном в розовые, голубые и серебряные краски перламутровой раковины. Хэнк стоял на самой оконечности мыса и смотрел оттуда на остров. Северо-восточное побережье представляло собой сплошные утесы и скалы из известняка. Кроме того, там было очень сильное течение, слишком сильное для спасательной шлюпки. На юго-западе было почти то же самое. Стены из непроходимых скал окружали маленькую лагуну и пляж. У конической вершины далекого вулкана были видны склоны из застывшей лавы, которую воздух и вода окрасили в темный, как у глины, свет. Эти черные реки текли в плотную, буйную зелень джунглей, не тронутую человеком, да и не доступную ему.

Постояв еще немного, Хэнк стал спускаться на уединенный пляж с белым песком. Он глубоко вздохнул, потянулся, стряхивая с себя ночь, проведенную на сырой земле.

Над ним суетились чайки, вспорхнувшие из своих уютных гнезд на самом мысу. Они кричали буквально как петухи при восходе солнца. Одна из них резко нырнула вниз и там уже полетела, свободно скользя над морем. Эту свободу лишь немногие в мире способны оценить, остальные даже не считают ее бесценным даром природы. Он разделся и вошел в пенный прибой. Пройдя немного, Хэнк нырнул в светлую сине-зеленую волну, потихоньку ожидая следующую. Над ним кружились всякие морские птицы. Вода была прохладнее и чище, чем небо, волны медленно и нежно бежали на берег с утренним приливом. Большими и сильными гребками он легко преодолевал пространство океана, того далекого океана, шум которого он постоянно слушал в камере. Вскоре он был уже за линией прибоя и плыл над отмелью. Хэнк встал, ноги его погрузились в мягкий песок. Вода была ему по пояс, и он медленно пошел, любуясь на желто-оранжевых рыбок, которые с быстротой молнии носились вокруг него и камней, встречавшихся на дне. Дойдя до конца лагуны, он нырнул и тут заметил какой-то отблеск на дне. Он вынырнул, набрал воздуха, опустил голову, вернее, лицо, вниз и постарался сосредоточить внимание на том месте, где ему показалось, что он видит какой-то металлический блеск. Нет, он потерял его. Он опять набрал воздуха, нырнул поглубже, почти пополз по дну и снова заметил блеск, когда морские водоросли, колебавшиеся из-за морского течения, неожиданно немного раздвинулись. Он отбросил растения и увидел за ними что-то металлическое, наподобие глыбы, но это была явно не скала.

Хэнк набрал в горсть песку и стал стирать налипший ил и водоросли там, где что-то поблескивало. Наконец он понял, что перед ним латунный замок. Замок на чемодане. Руками он наскоро сгреб с него песок. Тут ему пришлось подняться на поверхность. Снова очутившись на дне, он принялся ожесточенно пинать чемодан, пытаясь расшатать его. Высвободив его, Хэнк схватился за металлическую ручку и попытался поднять его на поверхность. Но выплыть с такой тяжестью оказалось невозможным, и Хэнку пришлось волочь его по дну, оставляя за собой глубокую борозду. Пять раз он поднимался, чтобы подышать и отдохнуть, но в конце концов, разумеется, добился своего. Дотащившись до мелководья, Хэнк, уже не останавливаясь для передышки, донес чемодан до берега, где упал на колени и стал хватать ртом воздух. Восстановив дыхание, он стал пристально разглядывать чемодан. Он был сделан чрезвычайно добротно, покрыт черным японским лаком, по краям металлических уголков виднелись шляпки декоративных гвоздиков, правда, потемневших от воды. Замок и точно оказался латунным. Хэнк наклонился к нему поближе. Йельский? Он был не совсем уверен. Но зато он не сомневался в одном: пытаться грубо сломать латунь – это все равно что ожидать страсти от девственницы. Абсолютная потеря времени. Хэнк прошелся по пляжу и нашел обломок доски со ржавым гвоздем. Тогда он сильно. ударил доской по стволу пальмы и выбил гвоздь. Вооружившись им как отмычкой, Хэнк бросился на штурм. Сражение, впрочем, длилось недолго. Уже через полминуты замок сдался. Хэнк довольно усмехнулся и прищелкнул пальцами. Как хорошее вино, некоторые навыки с годами становятся лучше. Он потер руки от предвкушаемого удовольствия и открыл чемодан. Дорогие запахи наполнили воздух. Внутри были вечерние туалеты. Очень хорошего качества фрак и вечернее платье. Еще не веря себе, Хэнк быстро просмотрел все содержимое в поисках драгоценностей, чего-нибудь стоящего, но, увы, там ничего не было.

Ни камней, ни золота, ни монет. Ничего!

Горько рассмеявшись, Хэнк так и сел на песок. Решительно ничего! Бросив мрачный, даже злобный взгляд на чемодан, Хэнк пнул его ногой, думая, что он захлопнется. Но тут неожиданно раздался приглушенный звук. Такой, как если бы что-то стеклянное ударилось о крышку. Он снова открыл его, определенно что-то перекатывалось в крышке. В волнении встав на колени, Хэнк стал уже планомерно исследовать крышку и нашел потайное отделение. В нем в бархатных мешочках лежало пять бутылок. Он достал их одну за другой и присвистнул одобрительно. Там были две бутылки темного выдержанного рома, одна – шотландского виски и две – прекрасного французского коньяка. Он усмехнулся. Это было уже нечто стоящее. Хэнк уселся поудобнее, сорвал печать с виски и, сделав большой глоток, вымолвил долгим вздохом, почти сладострастно:

– Ах! – Он поднял бутылку и поприветствовал ею восходящее солнце. – Отличная вещь. Продирает до самых пяток, – пробормотал Хэнк, затем снова сделал огромный глоток.

Закашлялся, вытер рот тыльной стороной ладони. Жизнь определенно налаживалась.

– Что тут происходит?

Хэнк повернул голову. Метрах в трех от него стоял Теодор. Он ел банан, покачиваясь на носках. Теодору было плохо видно Хэнка из-за чемодана, и тот, воспользовавшись этим, спрятал бутылку в песок и поднялся на ноги. Он не хотел, чтобы мальчик подходил ближе.

– Где остальные?

– Около кокосовых пальм.

Теодор доел банан и, еще дожевывая, вытянул шею, пытаясь рассмотреть получше, что делает Хэнк. Проглотив остатки, он наконец спросил:

– Где ты нашел чемодан?

– В воде.

– А что там?

– Ничего. – Хэнк со стуком захлопнул крышку. Глаза мальчика вдруг широко открылись.

– А почему ты голый?

Хэнк вдруг осознал свою наготу и выругался про себя.

– Я плавал. Послушай, не окажешь ли мне услугу?

Теодор кивнул.

– Мои вещи остались там, на пляже. Сзади тебя. Около той рощицы из кокосовых пальм. Пойди туда и принеси их мне.

– Я мигом! – Теодор повернулся и бросился со всех ног выполнять его просьбу...

Хэнк собрал бутылки быстрее, чем, бывало, доставал туза из рукава. Затем он быстро закинул их в самую середину большого куста гибискуса, росшего на краю пляжа, у скалы. Он наскоро забросал их песком и быстрыми шагами отбежал.

К тому времени, когда Теодор вернулся, запыхавшись от быстрого бега, Хэнк уже сидел на чемодане, пытаясь скрыть собственное неровное дыхание.

Парнишка протянул ему одежду, и Хэнк стал надевать штаны, повернувшись к нему спиной.

Теодор охнул.

– Что за багровые следы у тебя на спине?

Хэнк свернул веревку, которой пользовался вместо ремня, и спокойно сказал:

– От кнута.

– Это в тюрьме тебя били?

– Да.

– Тебе еще больно?

– Нет, больше не болит.

– А тогда?

Он пожал плечами, надел рубашку и застегнул единственную пуговицу.

– Да.

Теодор помолчал, потом все-таки не выдержал и спросил:

– А почему тебя наказывали кнутом?

– Видимо, не могли найти себе занятия получше, – бросил он уже на ходу. – Пойдем отсюда.

– А как же чемодан?

Хэнк обернулся и смерил Теодора мрачным взглядом.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не возьмешь его с собой?

– Нет.

– Но мисс Смит сказала, что нам надо собирать все, что мы сможем найти, потому что нам все может пригодиться.

«Но вряд ли нам понадобятся фрак и бальное платье. А я тут уже собрал все, что мне нужно».

– Просто оставь его там, где он лежит.

– А что, если волны утащат его? Видишь, его уже почти подмывает.

«Да, прилив возьмет его себе, и по мне это лучший вариант».

Хэнк мельком взглянул на обеспокоенное лицо мальчика, решив его успокоить, взлохматил его рыжие волосы и сказал:

– Не волнуйся, я потом за ним приду.

Он повернулся, чтобы продолжить путь, точно зная, что он придет сюда, правда, не за чемоданом, а чтобы откопать те бутылочки. Мальчик пытался его догнать, Хэнк слышал его учащенное дыхание и краем глаза видел, как сжались в кулачки руки, а ноги так и мелькают. Теодор старался изо всех сил, чтобы не отстать, и Хэнк сбавил ход, а вскоре и вовсе пошел медленным шагом.

– Хэнк!

– Да?

– Ты говорил, что ты – сирота.

– Да.

– Я тут думал...

Хэнк остановился и посмотрел на него.

– На что похож приют?

Он задумался и стал машинально шевелить засохшие водоросли палкой. Затем перевел взгляд на море. Ребенок терпеливо ждал.

– Холодно. – Он смотрел на волны, потом вдруг размахнулся и бросил палку далеко в море. – Там было холодно.

– Ты хочешь сказать, что там не было одеял? Не было огня? Ничего не было?

Он смотрел на Теодора и видел себя. Тридцать пять лет прошло. Наивные годы. Он не стал ничего объяснять, просто отвернулся.

– Послушай, если мне было тяжело, то это не значит, что ты пройдешь через все то же самое. Это совсем не обязательно.

– Ты сказал, что приюты – как тюрьмы.

Хэнк пожал плечами:

– Это было очень давно.

– Когда?

– Давно. Ну, парень, хватит вопросов. – Тут Хэнк резко оборвал его и пошел по пляжу, направляясь к пальмовой рощице, на опушке которой они провели предыдущую ночь.

Он уже отошел довольно далеко, когда вдруг понял, что не слышит шагов Теодора.

Мальчик стоял там, где он его оставил, спиной к нему, и смотрел в безбрежный океан.

– Эй, в чем дело? Ты что, прирос к месту? Иди сюда!

Теодор вытер несколько раз глаза рукой, затем побежал к нему, но вскоре опять остановился. Глаза у него были красные, а лицо мокрое. Он не поднимал головы и стоял, глубоко засунув руки в карманы и уставившись на кучку сухих водорослей. Хэнк внимательно посмотрел на его низко склоненную голову и вдруг предложил:

– У меня есть для тебя загадка.

Теодор сразу оживился.

– Какая загадка?

– Игра в вопросы и ответы.

– А какие правила?

– Я задаю тебе вопрос, а ты должен правильно на него ответить.

– Хорошо, – почти прошептал мальчик.

– Что самое лучшее на необитаемом острове?

Теодор огляделся.

– Пляж?

– Нет.

– Песок?

– Нет.

– Солнечный свет?

Хэнк мотнул головой.

– Бананы?

– Нет.

Теодор глубоко задумался.

– Сдаешься?

Мальчик еще подумал, потом кивнул.

– На необитаемых островах нет приютов и тюрем.

У Теодора от удивления раскрылся рот, через некоторое время его лицо прояснилось.

– Теперь пойдем. Мне нужна твоя помощь.

– Да?

– Старина, мы должны построить хижину.