– В воде прохладнее, Смитти.

– Не сомневаюсь.

– Ты не была в воде с тех пор, как вы втроем бродили по волнам.

Она пожала плечами.

– Проклятие, возьми какую-нибудь тряпку, обмотайся ею и плавай. Что здесь такого?

Она бросила на него затравленный взгляд.

– Ты больше не сгоришь. Твоя кожа закалена. – Хэнк подтянулся на руках, вылез из воды на край бассейна и сел с ней рядом. Вода текла с него маленькими струйками, и около ее ног образовалась целая лужица.

Маргарет еле заметно отодвинулась, но Хэнк все равно пересел к ней поближе.

– Посмотри. – Он задрал ей юбку и приложил свою руку к ее икре. – Твои ноги уже почти такого же коричневого цвета, как и мои.

Она резко опустила подол.

– Никогда так больше не делай.

– Бога ради, Смитти. Ты что, думаешь, я первый раз вижу женские ноги? – Он покачал головой и спрыгнул в воду.

Когда он вынырнул, встал на дно и опять обратился к ней, Маргарет поняла, что не хочет смотреть ему в глаза.

– Поверь, я видел все, что только можно увидеть по женской части.

Хэнк понял, что она взволнована. Но Маргарет промолчала.

– Твои ноги ничуть не отличаются от тысячи других женских ножек.

Хэнк снова ушел под прохладную воду и не торопясь поплыл. Себе-то он мог признаться, что сейчас бесстыдно соврал. Пожалуй, ему еще не приходилось никогда в жизни произносить такую чудовищную ложь.

Это случилось несколько дней спустя. Хэнк шел по узкой полосе сонного, залитого солнцем пляжа. Смитти сидела и задумчиво водила пальцем по песку. Она не сразу заметила его, и некоторое время он за ней наблюдал. Волосы ниспадали ей на плечи, и их прядями лениво играл ветерок. Он подошел совсем близко, она встрепенулась и лихорадочно все стерла. Интересно, что она там писала? А может быть, рисовала?

Он шел прямо на нее и остановился в каком-нибудь метре. Она была одета во фланель, открыты были только лицо, кисти рук и ступни ног. Очевидно, ей было очень жарко. Она же еще ругает его за упрямство. Он сел рядом. Близко-близко. Смитти окинула его испепеляющим взглядом, что его ужасно рассмешило. Остерегаться надо было ей самой в первую очередь. Сначала он решил выждать, не начнет ли она разговор первой, поэтому откинулся на локти, вытянулся на песке и стал наблюдать за тем, как чайки ныряют в море. Но вскоре он почувствовал на себе ее взгляд и поднял голову. Она смотрела куда-то ему в грудь. Хэнк скосил глаза, но ничего не увидел, а потом она уже отвела взор в сторону моря.

– Если ты будешь сидеть здесь и париться, то, может, позвать аборигенов, они тебя доведут до готовности?

– Какой ты остроумный.

– Стараюсь.

– Ни к чему. Я просто думаю.

– Шутишь? Думаешь? – Хэнк расхохотался и стал ждать продолжения, но его не последовало, Смитти молчала.

Хэнк с удивлением прикидывал, когда она разродится какой-нибудь очередной идеей. Ее волосы выгорели, как будто тропическое солнце, завидуя, вытравило из них золото. На щеках играл здоровый нежный румянец. Она вообще замечательно выглядела. Хэнк подумал, что Смитти – одна из самых красивых женщин, если не самая красивая, каких он когда-либо встречал. Но не это было в ней самым главным. У нее был острый ум, и, хотя он поддразнивал ее это вызывало в нем симпатию и уважение. Ему нравились ее остроумные замечания и колкости. Она никогда не оставалась в долгу. Она заставляла его думать, шевелить мозгами, и одно это было неплохо. Ему пришлось по душе то, что она вечно вызывала его на поединок и была непредсказуема.

– Что тебя гложет, дорогуша?

– Я тебе не дорогуша.

– А могла бы ею стать.

Смитти медленно повернулась и лукаво посмотрела на него.

– Ох, сердце девичье, успокойся, молю.

Хэнк захохотал.

– Ну, не хочешь разговаривать – мы могли бы...

Он хотел сказать грубость, но остановился.. Одно дело было называть вещи своими именами про себя, другое – вслух. Он был уверен, что она будет оскорблена, правильно. Ему хотелось подразнить ее, а не обижать, поэтому он сделал вид, что вообще ничего не сказал.

Когда он все-таки поднял на нее глаза, то вдруг понял, что ее снедают те же чувства, что и его. Они оба все время ощущали присутствие другого. Он приподнялся и сел поближе. Вдруг Смитти подняла руку, словно пытаясь остановить его, указать на невидимый барьер, их разделявший. Хэнк понял, что это естественная реакция, инстинктивный жест. Он ничего не сказал, но не стал и придвигаться.

Но тут рука ее упала, как белый флаг, – сигнал о сдаче на милость победителя. И уже через мгновение она лежала на песке в его объятиях.

Он схватил ее голову руками и стал яростно целовать. Какой она была желанной! Боже милостивый, как он скучал по вкусу женщины! Эта была самой сладкой из всех, кого он когда-либо пробовал. Ему так хотелось длинных, горячих, волнующих поцелуев, он изнемогал от неутоленных желаний.

– Нет! – закричала Смитти и вырвалась, вскоре ей удалось восстановить дыхание, затем она вскочила и отвернулась к морю.

Хэнк тоже поднялся и встал рядом. Последовала неловкая пауза.

– Все размышляешь, милочка? Неужели ты до сих пор не поняла, что никакие думы не помогут тебе?

– Уходи.

– Я могу оставить тебя наедине с мыслями, но это не решит твоих проблем.

– Может, и нет.

– Поговори со мной, Смитти.

Она покачала головой:

– Я не могу.

– Какого черта? Что тебя гложет?

– Я не знаю, – растерянно отвечала она. – Я не могу понять, почему я так чувствую. Я... не люблю тебя.

Он рассмеялся.

– Любовь не имеет к этому никакого отношения.

– Ты никогда не любил?

– Я? Любил? – На этот раз он уже просто ржал. – Любил свою руку.

Смитти смотрела на него с искренним недоумением, слегка склонив голову набок.

– Не обращай внимания. Это была пошлая шутка.

– Ну, я понимаю, что ты более опытен во всех этих делах.

– Да, у меня годы опыта.

Спина ее застыла, и она отошла подальше, и тут он понял, что ей даже в голову не приходит, что он шутит. Смитти подвело ее здоровое чувство юмора.

Несколько секунд он наблюдал за ней, потом ухмыльнулся:

– Никаких поводов для ревности, милочка.

Она чуть не подпрыгнула и развернулась в одно мгновение:

– Что-о-о?

– Я тебе и раньше докладывал. – Он поднял руки вверх. – Ни жены, ни любовницы. К чему ревность? Я твой всей душой.

Смитти молчала. Вдруг она приложила палец к щеке и произнесла с явной издевкой:

– А еще говорят, чудес не бывает!

Хэнк захохотал, но Смитти не смеялась. Они смотрели друг на друга, и молчание длилось, как дни в одиночестве. Он сделал шаг к ней.

– Объясни мне, почему нельзя взять то, что идет к тебе в руки? Развлечешься немного, чего-чего, а забав я тебе обещаю предостаточно.

Он взял ее за упрямый подбородок и развернул к себе.

– Чем больше ты будешь думать, тем хуже.

Смитти опять отодвинулась.

– Все равно ничего не получается. Ничего ни с чем не сходится. Я не могу выстроить картину, – бормотала она, – мне необходимо подумать.

– Ты думаешь и так за нас двоих. Проклятие, Смитти, надеюсь, ты не собираешься думать за весь мир?

– Хотя бы один из нас должен работать головой.

Хэнк заливисто рассмеялся. Она посмотрела ему прямо в глаза.

– У тебя голова слишком крепкая, чтобы помочь в этом вопросе.

– У меня не только голова крепкая, – пробурчал он себе под нос.

Смитти отвернулась и, видимо, решила, что ей пора.

– Ну нет! Ты так не уйдешь. – Хэнк взял ее за руку и очень нежно потянул к себе.

Смитти, не ожидавшая никаких активных действий с его стороны, споткнулась, а Хэнк с готовностью подставил руки, подхватил ее и поднял, так что она не успела и глазом моргнуть.

– Подумай о последствиях, если ты решился на грубое со мной обращение.

Он ничего не ответил.

– Поставь меня на место.

– Никак не могу решить, что именно тебе пойдет на пользу. То ли тебя лучше остудить немного, то ли разогреть. – Хэнк медленно пошел к воде. – Склоняюсь к мысли, что остудить будет вернее. Особенно теперь, когда Лидия плавает как рыба.

Смитти ойкнула.

– Ты все знаешь?

Хэнк только засмеялся и подбросил ее в воздух.

– Отпусти меня, Хэнк.

– И не собираюсь. – Он продолжал заходить глубже и глубже. – Теперь как раз пора вспомнить мой ром, истраченный на бананы, пропавшее бренди. Пришло время ответить за виски, из которого ты сделала мишень.

– Хэнк...

– Желаете сказать последнее слово?

Она посмотрела на воду.

– Даже не думай об этом.

– Не буду, дорогуша.

– И не пытайся.

– Думать я не собираюсь. – С этими словами он бросил ее в воду, а сам спокойно пошел обратно. На пляже он обернулся, дождался, пока она, отфыркиваясь и кашляя, показалась на поверхности.

Потом засунул руки в карманы и, насвистывая, стал удаляться. Через некоторое время все-таки остановился, приложил руки ко рту рупором и прокричал:

– Эй, Смитти! – Она выжимала воду из платья. – Я не буду думать. Эту привилегию я оставляю за тобой.

На следующее утро Маргарет решительно вышла на пляж. На ней был надет самодельный купальный костюм. Она соорудила из лохмотьев юбки спортивные короткие штаны. На самом берегу она остановилась, подождала, чтобы Хэнк, качавшийся на волнах, заметил ее. Он увидел ее, когда встал на дно и повернулся к берегу. Половина его торса была видна над водой. Хэнк застыл на месте и молча, без всякого намека на улыбку, смотрел на нее. Смотрел так, как будто не мог насмотреться.

У нее тоже пересохло во рту. Интересно, что он сейчас о ней думает? Ей бы очень хотелось выглядеть уверенной в себе и показать, насколько ей безразлично, что она наполовину обнажена. В конце концов, она не какая-нибудь юная девица. Она – женщина. Профессионал. Интеллигентная, разумная особа.

– Составить тебе компанию?

Хэнк ухмылялся, как всегда, и шел ей навстречу. О, на этот раз она все предусмотрела, она же не дура, и бросила ему штаны. Потом отвернулась и подождала немного.

– Ты оделся?

– Да, – сказал он прямо ей в ухо, так что она даже подпрыгнула от неожиданности.

Маргарет обернулась, почти уверенная, что он проигнорировал ее просьбу и держит «плавки» в руках. Но нет. Он был одет. Она заглянула в его темные глаза... и забыла, о чем собиралась ему сказать. Но потом, вздохнув. несколько раз, сообразила:

– Мне бы хотелось еще устриц.

Хэнк склонил набок голову.

– Устриц или жемчужин?

– Вообще-то устриц, но жемчужины бы тоже не помешали.

Он протянул ей руку:

– Тогда пошли.

Маргарет сначала опешила, не зная, как ей поступить, потом протянула ему свою, но не двинулась с места, а уставилась на то, как ее рука скрылась в его и утонула. И руки у них были удивительно разные. У него огромная, загорелая до черноты, с сильными пальцами, большой ладонью. У нее, безусловно, бледнее и тоньше. Пальцы – длинные и тонкие.

– Пошли же, Смитти.

Они побежали в воду, держась за руки, хотя волны перекатывались через них.

– Нам надо проплыть немного, затем пройти по отмели, и вскоре я покажу тебе это место.

Она кивнула, еще одна волна накрыла их.

– Устрицы, которыми ты меня угощал, были великолепны. Я ужасно их люблю.

– Да, это было заметно.

– Единственное, чего не хватало, так это немного соуса табаско.

Хэнк расхохотался.

– А что тут смешного?

Он покачал головой:

– Ты никогда мне не поверишь.

Они медленно шли по песчаному дну лагуны, волны стали выше и сильнее. Один раз Маргарет даже чуть не сбило с ног, она ухватилась за Хэнка, а он легко поднял ее перед собой, как будто она совсем ничего не весила. Это было совсем ново для нее. Обычно мужчины не носят на руках женщин, которые одного с ними роста. Маргарет вся обмирала, чувствуя его руки у себя на талии. Он находился сзади нее, и, когда их накрывала высокая волна, он поддерживал ее сзади, как нерушимая стена, а она спиной прикасалась к его широкой мускулистой груди.

Это тоже было совершенно новым для нее ощущением. А однажды волна толкнула ее так сильно и неожиданно, что колени ее подогнулись, и если бы Хэнк не подставил ногу, то она уселась бы на дно. Но через несколько минут они дошли до кораллового рифа. Хэнк взял ее за руку повыше локтя.

– Это здесь. Ты будешь нырять?

Она кивнула.

– Готова?

Она опять кивнула.

– Вдохни как можно глубже несколько раз.

Они стали дышать одновременно. Потом по его знаку сделали особенно глубокий вдох и нырнули.

Сине-зеленая вода была прозрачной как стекло. Маргарет открылся целый новый мир. Незнакомый и таинственный, он завораживал. Вокруг них резвились рыбки всех цветов радуги: желтые, красные, оранжевые, фиолетовые. На скалах и на дне – всюду виднелись красные и пурпурные анемоны, которые были сверху похожи на небольшие молитвенные коврики.

Подводные растения с розовыми, лимонными и багровыми листьями лениво покачивались в медленном токе воды. Он тянул ее еще глубже, вниз, крепко держа за руку. И пока они плыли, Хэнк указывал ей на белые, красные и даже черные кораллы, которые росли на скалах, как огромные грибы.

Маргарет и Хэнк плыли в волшебном мире, расцвеченном мириадами разноцветных рыбок, райских созданий, как ей представлялось. Невозможно было даже представить себе такое. Подводный рай походил на раскрашенный Млечный Путь. Маргарет казалось, что они попали внутрь радуги. Солнце пронизывало водную толщу, заставляя все сверкать и переливаться, как драгоценные камни.

Хэнк поднял большой палец вверх, и они поднялись на поверхность.

Не успев отдышаться, Маргарет заявила:

– Давай скорей спустимся обратно. – И уже хотела нырнуть, но он остановил ее.

– Надо передохнуть. Дыши глубже.

Было что-то гипнотическое, завораживающее в подводном мире. Маргарет понимала теперь, откуда взялся миф о сиренах. Это было восхитительно-чудесное, но простое чувство. Ее глубоко тронуло то, что она увидела, и это не имело ничего общего со здравым смыслом или любопытством. Как будто открылась какая-то маленькая дверь в иную галактику, которая была ведома только ей, Маргарет Хантингтон Смит.

Она лихорадочно дышала, ей не терпелось скорее нырнуть обратно, а Хэнк смеялся:

– Успокойся. Оно там и будет, никуда не убежит.

– Я хочу увидеть все-все. Сейчас же, Хэнк.

– А как же насчет устриц?

– Их я тоже хочу увидеть. Как там внизу великолепно! – Она заглянула ему в лицо, положила руку на грудь и прямодушно улыбнулась. – Спасибо за то, что ты взял меня с собой. Это самое красивое место из всех, которые я когда-либо видела.

Казалось, даже Хэнк подрастерял здесь свой цинизм. Он выглядел по-другому, был настроен проще и серьезнее. И он долго-долго смотрел на нее не отрываясь. В конце концов Маргарет смутилась от того, что позволила себе так расслабиться, и тут случилось самое неприятное. Хэнк все испортил: притянул ее к себе и поцеловал.

Хэнк все шел следом, когда они выбирались из воды.

– Не понимаю, чего ты так взъелась.

– И никогда не поймешь! – гневно кричала Маргарет, резко дергая головой, чтобы убрать со лба мокрые пряди. Выжав немного свой костюм, она быстро пошла прочь. – Для этого ты слишком упрямый и самоуверенный.

– Черт побери, да это был всего лишь поцелуй.

Она ничего не ответила и не остановилась.

– Проклятие! Это была только разведка.

Маргарет так резко повернулась на месте, что чуть не столкнулась с Хэнком.

– А мог бы этим не ограничиться, надо было пощупать все, что мне хотелось, ведь твой язык был у меня аж в горле, дорогуша.

– Не ври. Я это просто ненавижу.

Хэнк уже овладел собой, засмеялся и, обойдя ее, заглянул ей в лицо.

– Ну нет, милочка, не притворяйся. Вовсе нет. – Он шлепнул ее. – Не можешь ты это ненавидеть, или я ничего ни в чем не понимаю. Ты это обожаешь.

Маргарет так рванулась к нему, что свалила бы с ног, но Хэнк отпрянул и дико заржал. Ему доставило немало удовольствия ее раздражение. Хэнк ушел, но вкус его остался. Маргарет уже совсем ничего не понимала, не понимала себя. Кто она есть? Самое печальное заключалось в том, что, к ее стыду и сожалению, он оказался прав. Ей действительно понравился его поцелуй.

Всю следующую неделю Маргарет посвятила тому, чтобы изменить порядок вещей. Она научится готовить и поймет, что с ней происходит. Она поймет, почему Хэнк Уайатт так на нее действует.

Крещение огнем, иными словами.

Огня она добилась. Она сожгла три рыбины, два блюда с гагачьими яйцами, кокос (Хэнк проинформировал ее, что вряд ли найдется на земле второй человек, которому пришло бы в голову печь кокос), четыре плода хлебного дерева, много батата, юбку, запястье и три пальца.

Кроме этого, Маргарет много времени отдала наблюдениям. Она пристально следила за Хэнком и размышляла. Хэнк строил хижину, вернее, пристраивал к ней комнату, которая была якобы нужна детям на случай дождливой погоды. На самом деле он строил ее не для них, а для себя. Эта мысль пришла ему в голову после того, как Аннабель три дня подряд будила его рано утром. Сначала она довольствовалась тем, что таскала его за густые брови, хлопала в ладоши, когда он вскакивал с криком. На следующее утро малышка подползла под его гамак и била кулачками по его дну, пока Хэнк с рычанием не встал. Еше один новый день начался с рева Хэнка, которому запустили в нос бананом.

Маргарет наблюдала за тем, как он работает, как блестит его тело в лучах солнца, как он играет с Теодором, даже с Лидией. Ему прекрасно удавалось вовлекать детей и в игру, и в работу.

Однажды утром, когда Маргарет тушила их очередной горящий завтрак пригоршнями песка, к ней подбежала радостная Лидия. Ее русые волосы были аккуратно заплетены в две ровненькие косы. Вечером того же дня, после бурного купания и катания на волнах, Хэнк у нее на глазах снова причесал девочку. Но добил ее окончательно звонкий поцелуй в щеку, которым Лидия одарила Хэнка, ужасно гордясь своей прической. Маргарет даже отвернулась, чтобы потихоньку сморгнуть слезу умиления.

Хэнк очень хорошо относился и к Аннабель, часто таскал ее на плечах, чтобы крошка могла дотянуться до веток деревьев и иногда сорвать листочек. Он показывал ей птиц и насекомых. Аннабель с детским, наивным восторгом наблюдала за тем, как колибри перелетают с цветка на цветок. Часто Маргарет бывала смущена, когда Хэнк и сам пристально следил за ней взглядом, как будто он знал что-то, что ей не было известно. Вместо ответов перед ней вставали только вопросы. Внимание Маргарет, например, всегда привлекала его походка. Почему? Никогда прежде она даже не замечала, как ходят мужчины. Почему она часто по утрам пробиралась за ним на пляж и смотрела, как он плавает? Зачем она это делала, ведь потом комок подступал к горлу и она прямо не знала, куда себя девать.

А что она делает сейчас в результате недели наблюдений и анализа? Взрослая тридцатидвухлетняя женщина, адвокат, степенная и разумная, крадется меж камней к водопаду, чтобы подглядеть, как Хэнк бреется. Руки дрожат, впрочем, дрожит и все внутри, дрожит от необъяснимого волнения, которое невозможно унять.

Она стояла, думая об одном. О том, что ей нужно уйти. Но ей не удавалось сдвинуться с места. Она стояла и ждала, чтобы услышать, как он ныряет и плещется, но за камнями царила тишина. Еще через мгновение Маргарет вдруг осознала, что делает, и так смутилась, что краска бросилась ей в лицо. Она закрыла рот ладонью, затрясла головой. Надо бежать отсюда. Это полная глупость. Она сильно потерла лоб рукой и спросила себя в очередной раз, как ей пришло в голову прийти сюда, что она здесь делает. Вот дура. Маргарет обернулась... и увидела Хэнка. Он стоял, скрестив руки на груди, нахально улыбался с видом превосходства и смотрел на нее так, как будто уже давно наблюдал за ней.