— Сегодня ночью ты хочешь мне отдаться?
      Ничего не ответив, Маран раздвинула ноги.
      Опустившись на колени, я провел языком по сокровенному треугольнику. Ее дыхание участилось, но это было единственной реакцией на мои ласки. Я поцеловал Маран в губы, в грудь. Она оставалась неподвижной.
      Понятия не имея, что делать дальше, едва возбудившись, я проник в ее чрево. С тем же успехом я мог бы насиловать спящую. Я вышел из нее, и она снова не сказала ни слова, только перекатилась на бок, спиной ко мне, и подобрала колени к груди.
      Осторожно укрыв ее одеялом, я забрался в кровать и неуверенно обнял Маран за талию. Она по-прежнему оставалась бесчувственной.
      Наверное, через какое-то время я заснул.
      Проснувшись, я обнаружил, что уже светает. В окно барабанил дождь, в комнате было холодно. Маран стояла у окна, уставившись на улицу. Она была раздета, но, похоже, не замечала холода. Не оборачиваясь, она почувствовала, что я проснулся.
      — Пусть убираются к чертовой матери, — тихо прошептала Маран. — Пусть все убираются к чертовой матери. Мне... нам они не нужны.
      — Не нужны.
      — С меня достаточно, — рассеянно произнесла она. — Я возвращаюсь в Ирригон. Ты можешь ехать со мной, можешь оставаться — поступай как тебе угодно.
      Странно, но это заявление успокоило Маран. Она позволила мне уложить себя обратно в постель и сразу же заснула. Но ко мне сон больше не вернулся. Я ворочался в постели до тех пор, пока комната не наполнилась серым светом. Следует ли мне отправляться вместе с женой в Ирригон, величественный замок на берегу реки, протекающей по обширным владениям Аграмонте? При одной этой мысли я пришел в ярость. Ни в коем случае! Я еще никогда не бежал от сражения и не хочу начинать сейчас. Клянусь Исой, клянусь Ваханом, клянусь Танисом, я никуда отсюда не уеду! Рано или поздно император одумается. Обязательноодумается.
      Одевшись, я спустился в обеденный зал. Судя по всему, слуги работали всю ночь напролет, потому что не осталось никаких следов вчерашнего разгрома.
      Проснувшись около полудня, Маран позвала слуг и приказала немедленно собирать вещи. Поцеловав меня на прощание, она сказала, что я дурак, и посоветовала ехать вместе с ней. Однако ее слова показались мне неискренними. Может быть, оно и к лучшему, что мы какое-то время пробудем вдали друг от друга. Возможно, Маран винит меня в случившемся.
      Проводив взглядом ее карету, скрывшуюся в пелене дождя, я попытался убедить себя, что все эти проблемы вскоре разрешатся сами собой, как это уже бывало прежде. Но мысли мои были невеселы, а в груди царила пустота, как и в огромном дворце.
      Сначала я подумал о том, чтобы написать лично Тенедосу, попросив встречи или аудиенции. Я попробовал составить послание, но отбросил с десяток вариантов. Давным-давно отец научил меня одному из главных правил солдата: никогда не оправдываться, никогда не жаловаться. Поэтому я так ничего и не написал императору.
      Однако я не предавался праздному безделью. Поскольку скука нередко является уделом военного, ему неплохо знать сотню способов занять себя. Во время пребывания в Каллио я с недовольством пришел к выводу, что нахожусь не в лучшей форме, поэтому после отъезда Маран я взял себе за правило вставать за час до рассвета, проделывать комплекс упражнений, после чего еще целый час бегать. Завтракал я фруктами и кашами, потом час занимался тем или иным видом боевого искусства, не важно каким — стрелял из лука, упражнялся с палицей, кинжалом, фехтовал на мечах и шпагах. Карьян ворчал, но занимался со мной.
      После этого я поднимался к себе в кабинет, разворачивал на столе планы великих битв и снова их повторял, сражаясь обычно на стороне проигравшего. Я ненавидел это занятие, как ненавистно мне все, что разрабатывает гибкость не тела, а ума. Но поскольку я оставался трибуном, мне нужно было и мыслить так, как подобает трибуну.
      В полдень я обедал едва прожаренным мясом или рыбой, обычно сырой, а также свежими овощами из своих теплиц. После обеда я оседлывал Лукана или Кролика и час-два скакал верхом, доезжая от Водяного Дворца до болота Манко-Хит, где пускал коня галопом. Топот копыт прочищал мой мозг, отвлекая меня от насущных забот. После того как темнело, я с час плавал, затем мне подавали простой ужин — обычно я заказывал хлеб, сыр и соленья. Прогулявшись для улучшения пищеварения, я ложился спать.
      Если я занимался напряженно, сон приходил ко мне незамедлительно. Но порой случалось, что я часами ворочался и крутился в постели. Раньше меня никогда не мучила бессонница. Больше того, как истинный кавалерист, я гордился тем, что могу спать где угодно, в том числе и в седле. Сейчас я отчаянно страдал от одиночества, но не мог заставить себя бежать в Ирригон. Пока не мог.
      Так прошло несколько недель. У меня бывали гости — дважды заглядывал Йонг, один раз Кутулу, а один раз ко мне пожаловал незнакомец.
      Эриван, мой мажордом, доложил о том, что некий барон Кваджа Сала имеет честь меня навестить. Многие полагают, что главная обязанность мажордома заключается в том, чтобы управлять обширным домашним хозяйством так, чтобы его господин не замечал работы этого бесшумного слаженного механизма; кроме того, мажордом должен отваживать надменным холодом нежеланных гостей. Однако хороший мажордом должен обладать третьим, самым главным талантом: знать практически все. Скажем, если гость захочет отведать какой-нибудь экзотический фрукт со своей родины, мажордом должен располагать сведениями, на каком рынке этот фрукт можно купить. Или лучший пример: мажордом должен знать, кто такой, черт побери, этот барон с именем, о которое язык сломаешь.
      — Это майсирский посол ко двору императора.
      Я вопросительно поднял брови, не боясь показать свою неосведомленность, а также любой другой недостаток человеку, вероятно, знающему мои слабости лучше меня.
      — Барон отказался назвать мне цель своего визита, сэр.
      — Пожалуйста, проводи его в зеленый кабинет, спроси, не желает ли он чего-нибудь отведать, и скажи, что я скоро подойду.
      Так до сих пор не раскрытому шпиону Кутулу будет проще подслушивать; я не собирался встречаться с майсирцем без свидетелей.
      — Хорошо, сэр.
      — Тебе еще известно что-нибудь об этом человеке?
      — Я только знаю, что о нем ходит молва как о самом умном советнике короля Байрана.
      — Понятно, — сказал я, хотя на самом деле ни черта не понял, и задумчиво направился в зеленый кабинет.
      Барон Сала оказался высоким, практически одного роста со мной, и очень худым. Ему было лет под шестьдесят. Он носил длинные усы, а в его глазах застыла печаль, словно ему довелось повидать все зло, все предательство на свете и теперь ничто уже не могло его удивить. Покончив с любезностями, я спросил, чем обязан столь неожиданному визиту.
      — Я представляю не только своего короля, но и высшее руководство нашей армии, — сказал барон. — Свое первое назначение вы получили в королевство Кейт, где в то время провидец Тенедос был послом Совета Десяти, я прав?
      — Это всем известно.
      — Мой повелитель и его военачальники хотели бы знать все,что вы знаете о Кейте. Эти бандиты беспокоят не только Нумантию, своего северного соседа, но также совершают вылазки на юг, в Майсир. Король Байран решил раз и навсегда положить этому конец. Вот почему он попросил меня навестить вас и поинтересоваться, как вы относитесь к идее установления мира в этих краях.
      — В каком виде, — спросил я, — король Байран хотел бы получить от меня совет? Я не летописец и не историк, и для меня составить отчет о случившемся, не говоря уж о том, чтобы упомянуть все,как того желает его величество... боюсь, к тому времени как эта работа будет завершена, мы успеем состариться.
      Барон Сала улыбнулся.
      — Получив доставленное гонцом письмо от моего повелителя, я подумал то же самое, поэтому попросил у короля более подробных предписаний. Его величество был бы очень рад, если бы вы смогли принять участие в совещании нашего высшего военного руководства, посвященном этой проблеме.
      — Где? В Майсире?
      — Сомневаюсь, — сухо заметил Сала, — что ваш император придет в восторг, если весь наш генералитет нагрянет сюда, в Никею.
      — Остаются другие проблемы, — сказал я. — Начнем с самой простой. Как мне попасть в Майсир? Кратчайшая дорога лежит через Кейт, но, поскольку кровожадный ублюдок ахим Бейбер Фергана до сих пор сидит на троне в Сайане, он будет очень рад видеть меня предпочтительнее всего насаженным на кол. Так что этим путем я вряд ли смогу воспользоваться.
      — Как вы верно подметили, это наиболее простая проблема. Существует более длинная дорога в Майсир, о которой уже знает ваша армия, — она проходит через Каллио, а потом пересекает одно из Приграничных государств. Эта дорога давно заброшена, идет через пустыню, кишащую бандитами, но небольшой отряд сможет ее преодолеть. Мы позаботимся о том, чтобы на границе вас встретил отряд негаретов — из воинов этого племени мы набираем солдат, охраняющих Дикие Земли.
      — Что ж, одна проблема решена, — сказал я. — Теперь давайте перейдем к другой, главной. Как вы полагаете, император Тенедос отпустит одного из своих трибунов за границу?
      — Не знаю. Но позвольте быть искренним. Мне кажется, что ваша звезда при дворе несколько потускнела, поэтому, полагаю, император не будет возражать слишком сильно. Если хотите, я могу ненавязчиво выяснить этот вопрос.
      Это предложение было очень заманчивым — не в последнюю очередь тем, что давало мне возможность вырваться из дворца, этой золотой клетки, и отделаться от перешептываний и ухмылок, сопровождающих падение высокопоставленного вельможи. Кроме того, у меня появлялось время осмыслить, что пошло наперекосяк в наших с Маран отношениях, и попытаться определить, как это можно исправить.
      Снова вдохнуть свежий ветер бескрайних полей, убраться прочь от этих слов и зданий, вернуться в суровую чистоту дикой природы, к людям, говорящим то, что думают... Я печально улыбнулся. Барон вежливо ждал моего ответа.
      — Я просто подумал, — наконец сказал я, — как я завидую вашим офицерам, ведь им предстоит такая кампания. У ахима Ферганы передо мной один должок, который мне бы хотелось получить сполна.
      — Как интересно, — улыбнулся барон. — В своем послании король Байран особо подчеркнул, что идеальным решением проблемы было бы ваше участие в кампании. Мы позаботимся о надлежащем вознаграждении как вам за ваши труды, так и вашему императору за то, что он лишится возможности пользоваться вашими услугами в течение, скажем, года — быть может, чуть дольше. Разумеется, в нашей армии вы займете должность, равноценную вашей нынешней, — например, станете раури, командующим передовым отрядом.
      — О таком развитии событий я даже не думал, — сказал я. — Больше того, вероятно, я подошел опасно близко к нарушению присяги, даже просто обсуждая это предложение.
      — Приношу вам свои извинения, — сказал барон, вставая. — Я очень рад знакомству с вами, Дамастес. Если честно, я мало что ожидал от этой встречи и даже немного опасался прогневить вас. Рад, что, по крайней мере, заинтересовал вас. Следует ли мне просить аудиенции у императора Тенедоса?
      — Не торопитесь, — остановил его я. — Мне нужно время, чтобы обдумать ваше предложение.
      — Не беспокойтесь, я все понимаю, — улыбнулся Сала. — Я не стану предпринимать никаких действий, предварительно не заручившись вашим согласием. Не стесняйтесь, вы можете обсудить предложения моего повелителя с женой и друзьями. Пусть ни у кого не возникнет даже мысли, что король Байран замышляет что-то, хоть сколько-нибудь неприемлемое для вашего императора.
      — Я вас понял.
      После ухода барона Салы я заглянул в потайной альков зеленого кабинета — из чистого любопытства, чтобы узнать, кто из моих слуг является шпионом Кутулу. Альков оказался пуст, но, потрогав стену у отверстия, я ощутил, что она теплая, словно к ней кто-то долго прижимался лбом.
      Вернувшись в библиотеку, я дословно восстановил всю беседу с майсирским посланником, пока она еще была свежа в памяти.
      Затем я взял чистый бланк со своим гербом и написал:
       Императору Лейшу Тенедосу, в собственные руки.
       От его самого преданного слуги, Дамастеса а'Симабу.
       Приветствую Ваше величество и заверяю в своем глубочайшем уважении.
       Я докладываю Вам о встрече, состоявшейся сегодня между мной и майсирским посланником ко двору Вашего величества бароном Кваджей Салой...
      Поскольку я не мастер излагать свои мысли на бумаге, но в то же время мне хотелось, чтобы мой отчет императору был как можно более точным и полным, наступил вечер, когда я наконец отослал его с нарочным во дворец. Подумав об ужине, я пришел к выводу, что нисколько не проголодался. У меня в голове кружился водоворот вопросов и догадок. Я выпил стакан теплого молока, рассчитывая, что это поможет мне уснуть, но мои надежды не оправдались.
      Я долго слушал завывание ветра в вершинах деревьев, окружавших дворец, смотрел за тем, как судорожно мечутся их длинные ветви. Наконец я решил лечь. Вдруг близость подушек, мягких простыней, теплых одеял принесет спокойствие? Но я понимал, что обманываю себя и сегодня ночью сна мне придется ждать долго.
      Бессонница спасла мне жизнь.
      Убийце следовало бы расправиться со мной самым быстрым способом. Давным-давно меня научили высокому искусству убивать врага с помощью любого подручного средства. Наставник, покрытый шрамами капрал-пехотинец, говорил, что слишком много солдат влюбляются в единственное оружие. Это может быть какой-то конкретный тип оружия, а может даже единственный меч. Ей-богу, я знавал тех, кто приходил в ужас, столкнувшись с необходимостью использовать шпагу вместо своего любимого палаша или кинжал вместо алебарды.
      Воспользовавшись шумным порывом ветра, неизвестный откинул щеколду окна моей спальни. Чуть приоткрыв его, он проскользнул внутрь. Если бы у него был меч, нож или даже дротик и он действовал без промедления, мне пришлось бы худо. Но незваный гость вместо этого снял с шеи длинный желтый шелковый шнурок, который так любят душители-Товиети, и стал медленно подкрадываться к неподвижно лежащей на кровати фигуре.
      У него было мгновение, чтобы понять, что эта неподвижная фигура — на самом деле лишь торопливо накрытые одеялом подушки Я быстро подошел к нему сзади и, сплетя руки, что есть силы ударил его по затылку. Неизвестный, обмякнув, повалился навзничь, исторгая перед смертью содержимое своего мочевого пузыря.
      Я отскочил в сторону, давая ему упасть, и бросился к висящему на стене мечу в ножнах. Это спасло мне жизнь второй раз, ибо я не заметил, что в комнату успел проникнуть второй убийца. Это оказалась женщина, гибкая и проворная. Тонкое лезвие ее кинжала обожгло мне кожу на груди. Оправившись от неожиданности, она прыгнула на меня.
      Женщина знала свое дело и двигалась быстро, возможно быстрее меня. Но искусство единоборств она постигала в школе, а не в беспощадных драках на темных улицах. Я пнул стул, и она, с разбегу налетев на него, вскрикнула, падая на пол. Тотчас же послышался звук моего меча, покидающего ножны. Я сделал выпад, женщина его отбила. Придя в себя, мы закружили по комнате. Наши взгляды и мысли были прикованы к клинкам друг друга, сверкавшим в отблесках света трепещущих на ветру факелов с улицы.
      Я услышал крики, шум, вопли, доносящиеся из других частей дворца, но у меня не было времени отвлекаться на это.
      Мы кружились, кружились. Женщина выбросила руку с мечом вперед. Отбив его, я рубанул наотмашь и ранил ее в бедро. Беззвучно выругавшись, женщина ткнула острием меча мне в лицо, и я едва успел отпрянуть назад. Она снова сделала выпад, и я, чтобы не быть насаженным на вертел, низко пригнулся.
      Обмениваясь ударами, мы ходили по кругу, выискивая друг в друге слабое место. Услышав невнятное бормотание, я не обратил на него внимания, но тут темный силуэт женщины замерцал, расплываясь, и я понял, что в дело вмешалась магия. Стройная фигура стала почти невидимой, но я помешал женщине полностью сосредоточиться, рубанув сплеча. Заклятие прекратило свое действие, и передо мной снова материализовалось гибкое тело, непрерывно движущееся.
      Женщина сделала обманный выпад, но я, опытный фехтовальщик, не купился на него и, снова низко пригнувшись, проскочил под лезвием ее меча и выбросил вперед свой клинок. Его острие встретило сопротивление, вонзившись женщине под нижнее ребро.
      — Ой! — удивленно произнесла она, роняя меч. Он звякнул, упав на пол. Я выдернул свой клинок. Женщина провела рукой по боку, и даже в тусклом полумраке стало видно, что ее пальцы испачканы кровью.
      — Ой! — повторила женщина, но на этот раз таким голосом, словно поняла что-то очевидное.
      Ее колени подогнулись, и она стала медленно падать, но, прежде чем тело с глухим стуком ударилось об пол, Сайонджи уже увела женщину назад к Колесу.
      С грохотом раскрылось окно, и в спальню прыгнули еще двое, одетые в черное. Увидев меня, они с криком бросились вперед. Оба были вооружены короткими рапирами. Отбив своим мечом выпад первого нападавшего, я подставил плечо, и он, наткнувшись на него, налетел на своего дружка. От удара убийцы на мгновение потеряли равновесие, и я воспользовался этим, пронзив первому грудь.
      У меня за спиной с треском вылетела сорванная дверь, и я понял, что обречен. Но времени у меня было только на то, чтобы разобраться со вторым убийцей. Он умер, получив удар клинком между глаз, а я, высвободив свой меч, обернулся, чтобы встретить новую угрозу. Поздно, слишком поздно...
      В дверях стоял Карьян, а у него за спиной виднелись с десяток слуг, вооруженных чем попало, начиная от бронзовых канделябров до абордажной сабли, которую я никогда раньше не видел у себя дома.
      — Товиети, мать их, — крикнул Карьян.
      — Сколько их? — спросил я, стараясь успокоиться.
      — А черт их разберет, — задыхаясь, выдавил Карьян. — Поднимаясь по лестнице сюда, сэр, мы убили человек пять-шесть. Понятия не имею, сколько еще осталось.
      — Срочно идем в оружейную комнату, — решил я. — Во-первых, там найдется достаточно хорошего оружия. К тому же все окна забраны толстыми решетками, и это помещение будет легко оборонять.
      Схватив со стены кольцо с ключами, я выбежал в коридор. Там валялись четыре трупа, а у лестницы стояли Эриван и еще один слуга. Сзади послышались крики, и я понял, что новые нападавшие влезли в окно спальни.
      — Идите одни, — приказал я Карьяну. — Здесь я сам разберусь.
      — Я останусь вместе с вами, — предложил Эриван. Карьян начал было возражать, но я крикнул:
      — Чего стоишь, живо в оружейную комнату! Встречаемся там!
      Кивнув, мой верный ординарец во главе отряда слуг побежал к лестнице.
      Мы остались вдвоем с Эриваном. Мажордом вооружился старинным мечом, взятым из коллекции оружия, развешанного на стенах главной залы.
      — Теперь посмотрим, кто кого, — сказал я.
      — Посмотрим, — подхватил Эриван, и я удивился, услышав в его голосе ликование.
      Мне показалось это очень странным для человека, начисто лишенного кровожадности профессионального воина. Заглянув в спальню, чтобы узнать, со сколькими Товиети нам придется иметь дело, я увидел, что комната пуста. Только до меня дошло, что я снова столкнулся с проявлением магии, как у меня на шее затянулся желтый шелковый шнурок, и я ощутил над ухом жаркое дыхание Эривана.
      Лучший способ удушить человека, находящегося настороже, — воспользоваться тонкой леской или стальной проволокой. Такая удавка или переломит шейные позвонки, или перережет гортань; жертва мгновенно потеряет сознание и быстро умрет. Но Товиети обожают свой священный шнурок толщиной с палец, убивающий медленно. Они с наслаждением смотрят, как смерть неторопливо расправляется со своей добычей.
      Я был сильный и тренированный и ожидал нападения. Эривану следовало бы туго затянуть петлю у меня на шее, а затем, повернувшись ко мне спиной, перекинуть шнурок себе через плечо, отрывая меня от земли, как поднимает мешок муки грузчик.
      Мой кулак молотом вонзился Эривану в пах. Предатель-мажордом попытался было вскрикнуть, но воздух стремительно, как ураган за окном, покинул его легкие. Я развернулся. Не желая воспользоваться мечом, я схватил Эривана за горло и начал трясти его, как трясет крысу терьер. Мне хотелось убить его голыми руками, загрызть его. Я снова и снова колотил его по ребрам и по животу.
      Отшатнувшись от меня, Эриван отпрянул к балюстраде. Он был крупного телосложения, почти такой же большой, как я, но я без труда схватил его за пояс и волосы и перегнул через перила. На мгновение лицо Эривана оказалось рядом с моим; я увидел округлившиеся от ужаса глаза. Сломав изменнику спину, словно это была тростинка, я швырнул его вниз, и обмякшее тело покатилось по лестнице, будто тряпичная кукла, выброшенная ребенком.
      Схватив меч, я побежал вниз по лестнице, ища Карьяна. Теперь, во всеоружии, мы могли сворой гончих охотиться за Товиети, травить их до смерти. С улицы донеслись крики, слова команд, топот ног. По-видимому, Товиети догадались, что дичь ускользнула от них. Теперь настала их очередь умирать.
      Мы не заставили фанатиков долго ждать. Потребовалось несколько мгновений, чтобы раздать оружие и разделить на отряды слуг-мужчин и большое количество женщин, разъяренных вторжением в их жилище.
      Не успели мы выбежать во двор, как на дороге появился несшийся во весь опор эскадрон всадников, закаленных в боях воинов из личной охраны императора. Подъехав ко мне, капитан доложил, что эскадрон готов выполнять любые мои приказания.
      В течение часа к нам на подмогу прибыли несколько отрядов стражников Кутулу в форме. Дворец и прилегающие к нему территории были полностью оцеплены.
      Затем мы начали методично обходить комнату за комнатой, строение за строением. Мои приказания были просты: перебить нападавших всех до одного. Возможно, мне следовало бы распорядиться взять несколько человек живыми, но я был взбешен не меньше своих слуг тем, что негодяи посмели вторгнуться в мой дом. К тому же почему-то я не сомневался, что предводителями были женщина, едва меня не убившая, и изменник Эриван.
      Мы обнаружили лишь четырех Товиети, прятавшихся в глухих чуланах, — одну женщину и троих мужчин. Они были сразу же убиты, и их тела вытащили во двор, к трупам тех, кто погиб во время первого столкновения.
      Никто из нас не чувствовал холодных порывов ветра и струй дождя, хлеставшего в лицо.
      С рассветом буря утихла. Наступил серый, сырой, унылый день. На плитах двора лежало четырнадцать трупов. Тела девятнадцати моих людей с почестями уложили на столы в главной зале. Мои слуги погибли, защищая меня — и, по большому счету, защищая Нумантию. Их смерть была не менее геройской, чем смерть солдат на поле брани. Я дал себе слово принести щедрую жертву Сайонджи, богам Никеи, личным богам и божкам погибших. Оставалось надеяться, что богиня Разрушения и Созидания в следующей жизни сполна вознаградит их за этот подвиг.
      Послышался конский топот. В ворота дворца въехал второй отряд всадников, снова из личной охраны императора. За ними следовали четыре длинные черные кареты с узенькими щелочками-окнами, вне всякого сомнения, предназначенные для пленных Товиети. Им придется вернуться в тюрьму пустыми.
      Впереди скакали Кутулу и женщина, в которой я с трудом узнал одну из своих служанок. А я считал, что мозгов у нее хватает только на то, чтобы начищать бронзовые канделябры! Несмотря на переполнявшие меня горе и гнев, я мысленно отметил, что ни в коем случае нельзя судить о человеке по его внешности и поведению. Наверное, Кутулу внутренне ликовал, заставляя свою шпионку строить из себя дурочку. Теперь эта женщина выглядела такой, какой была на самом деле, — умной, проницательной. Поймав на себе мой взгляд, она улыбнулась, и я кивнул в ответ. Если честно, я не был на нее зол, не чувствовал, что меня предали, — Кутулу и император шпионили за всеми. К тому же, несомненно, именно она вызвала подмогу.
      — Доброе утро, друг мой, — приветствовал меня Кутулу. — Рад видеть тебя живым и здоровым.
      — Как и я.
      Он легко соскочил с коня.
      — Когда-нибудь я обязательно придумаю какой-то способ, чтобы больше не ездить верхом, — усмехнулся тайный агент. — Не животное, а прямо-таки кровожадная тварь!
      Словно поняв его, лошадь фыркнула. Кутулу прошелся вдоль уложенных в ряд трупов, внимательно вглядываясь в лица, сопоставляя увиденное с тем, что хранилось в его обширной памяти. Четырежды он кивнул, узнав лица, даже искаженные маской смерти. Вернувшись, он отвел меня в сторону.
      — Очаровательно, — тихо произнес он. — Кое-кого я узнал.
      — Я так и понял.
      — Один из них был грабителем, похищал драгоценности из богатых домов. Полагаю, именно он провел остальных во дворец.
      Но остальные — это уже любопытно. Эти люди давно выступали против существующих порядков. Они ненавидели Совет Десяти и ухитрились перенести свою ненависть на императора. Все они родом из приличных семей, но с детства приобщились к вольномыслию.
      Знаешь, если бы эти люди не были изменниками, можно было бы уважать их за преданность делу.
      — Будь они прокляты, — огрызнулся я. — Я не могу чувствовать никакого уважения к тем, кто пытается пырнуть меня ножом в спину.
      Кутулу пожал плечами.
      — Ты бы хотел, чтобы они надели мундиры и встретились с тобой в открытом бою? Это было бы глупо, а Товиети никак нельзя назвать дураками.
      Он был прав, но у меня не было настроения мыслить логически.
      — А сейчас, трибун Дамастес а'Симабу, — вдруг произнес Кутулу официальным тоном, — мой долг отдать вам следующий приказ, одобренный императором. Вам предписывается покинуть этот дворец так быстро, как только вы сможете собрать свои вещи.
      Мне показалось, меня стукнули по голове мешком с песком. Только что я был на волосок от гибели, и вот уже император решает усугубить мой позор, приказывая мне освободить этот дворец, свой собственный подарок? Конечно, это его право, но едва ли можно считать данный поступок совместимым с честью. Во мне снова начала вскипать ярость.
      Вдруг я услышал голос:
      — Это мой личный приказ, трибун, и ты должен незамедлительно его выполнить.
      Стремительно обернувшись, я увидел у дверей одной из карет императора Лейша Тенедоса!
      Мои слуги, ахнув от изумления, зашелестели одеждой, опускаясь на колени. Я низко поклонился.
      — Встань, Дамастес, друг мой, — сказал император, и мое изумление превзошло удивление моих слуг. — Мы отдали этот приказ, — продолжал Тенедос, — потому что ты лучший и самый преданный из моих слуг, и я не смогу обойтись без твоей помощи, особенно в эти смутные времена.
      — Значит, моя опала закончилась.
      — Пойдем, трибун, — приказал император. — Прогуляемся по саду. Нам с тобой надо многое обговорить.
      Не оправившись от потрясения, я повиновался. Дождавшись, когда мы окажемся одни, Тенедос провел меня через калитку на небольшую лужайку.
      — Как я говорил, наступают смутные времена, — спокойно произнес он.
      — Кажется, сегодня ночью мне это тоже бросилось в глаза, — попытался пошутить я.
      У него дрогнули уголки губ.
      — Не сомневаюсь. Во-первых, относительно дворца. По словам Кутулу, он уже предупреждал тебя о его слабой защищенности, и, полагаю, Товиети доказали это на практике. Когда мы полностью с ними разберемся, ты, разумеется, сможешь вернуться. Я собираюсь стереть их в порошок, перебить всех до одного, а потом изъять из архивов все документы с упоминаниями о них. Эта заразная ересь не должна сохраниться даже в научных трактатах, в которые может заглянуть разве что какой-нибудь книжный червь. Но сначала мы должны расправиться с главным врагом.
      — С Майсиром?
      — Разумеется. В последнее время на наших границах участились... скажем так, необычные происшествия. Мне постоянно доносят о том, что майсирские разъезды вторгаются на территорию Приграничных государств и следят за нашими постами. Шпионы и диверсанты проникают в Юрей и оттуда движутся дальше на север, в Никею. До сих пор Кутулу не удалось схватить ни одного майсирского шпиона, но, не сомневаюсь, рано или поздно ему улыбнется удача, и тогда мы узнаем замыслы короля Байрана.
      На меня произвела огромное впечатление его попытка тебя подкупить. Я прочитал твой доклад сегодня утром, сразу же после того, как узнал о нападении. Я не сомневался, что ты правильно истолкуешь смысл слов барона Салы: король Байран, зная твои способности, влияние на массы, задумал таким образом вывести тебя из игры.
      — Благодарю вас, ваше величество, — сказал я. — Как бы мне ни хотелось расквитаться с этим проклятым Ферганой, я сразу понял — что-то здесь нечисто.
      — Дамастес, я восхищаюсь тем, как ты относишься к данному тобой слову.
      — Так проще жить, мой государь. Тенедос усмехнулся.
      — А в последнее время жизнь стала чересчур запутанной, не так ли?
      Эти слова были единственными, которые можно было бы считать извинением за наше с Маран унижение.
      — Да, ваше величество.
      — А теперь обратимся к будущему. Я не зря упомянул о том, что у меня для тебя очень важная задача.
      — В чем она состоит?
      — Точно определить ее я не могу. Но в первую очередь я хочу, чтобы ты отправился куда-нибудь в безопасное место... например, в загородное поместье своей жены. Сомневаюсь, что у Товиети хватит дерзости посягнуть на владения Аграмонте.
      — Да, ваше величество.
      — В этих каретах бумаги, карты и донесения, с которыми ты должен будешь ознакомиться. Все они имеют отношение к Майсиру. Не позволяй никому постороннему заглядывать в них, даже не говори о том, что они существуют. Внимательно изучи все документы, потому что в ближайшем будущем они станут твоим самым главным оружием. Ибо Майсир — могучий противник, самый сильный из всех, с кем когда-либо приходилось сталкиваться Нумантии.
      — Вы считаете войну неизбежной? Император мрачно кивнул.
      — Боюсь, да. А если это произойдет, Сайонджи будут принесены такие обильные кровавые жертвоприношения, о которых не смеет мечтать даже богиня.

Глава 8
ИРРИГОН