Спасти Фейт

Бьюканан промолчал.

Сенатор откинулся на спинку дивана.

— Полжизни служил государственным интересам. А оплата просто смешная. Нет, правда, полное дерьмо для человека с моими способностями и положением. Сами понимаете, сколько я мог заработать где-нибудь на стороне. Выходит, что служба отечеству не окупается.

— Вполне согласен с вами, Харви, так оно и есть.

«Нечего ныть. Денег на подкупы ты получал более чем достаточно. И себе всегда урывал неплохой куш».

— Но знаете, я не жалею. Ни чуточки.

— Нет причин.

Милстед устало улыбнулся:

— Все эти свои доллары я потратил на перестройку страны, формирование её для будущих поколений.

Ах вот оно как получается. Оказывается, это уже его доллары. И он — спаситель страны.

— Люди никогда не ценят этого, — заметил Бьюканан. — А средства массовой информации выискивают повсюду только грязь.

— Потратил на это свои золотые годы, — с наигранной горечью отозвался Милстед.

«Все эти годы оставили привкус унижения и лёгкое чувство вины».

— Ваша работа заслуживает самой высокой оценки. Вы достойно служили своей стране. Вас ждёт вознаграждение. Все, как мы договорились. Даже больше, чем договаривались. Вы с Луизой, ни в чем не нуждаясь, будете жить, как король с королевой. Вы свою работу сделали честно, заслужили за неё плату. Это по-американски.

— Я так устал, Дэнни. Ужасно устал. Строго между нами: порой кажется, что мне не то что два года, две минуты больше не протянуть. Это место, эта должность высосали из меня все соки.

— Вы истинный государственник. Настоящий герой.

Бьюканан глубоко вздохнул и подумал: «Наверняка ребята Торнхила, засевшие внизу в фургоне, наслаждаются этим фальшивым обменом любезностями». Больше всего на свете Бьюканану хотелось покинуть этот кабинет. Он смотрел на своего старого приятеля. При мысли об отставке лицо сенатора выражало лёгкую игривость. Наверняка считает, что здорово удалиться на покой ещё не старым, обеспеченным до конца жизни, с тридцатипятилетней женой, женщиной, которую он так часто обманывал и которая всегда принимала его обратно. И помалкивала обо всем. Нет, решил Бьюканан, в колледжах положительно следует ввести курс обучения для жён политиков.

Вообще-то Бьюканан испытывал своего рода слабость к «горожанам». Они многого достигали и, как правило, были самыми пристойными людьми из всех, с кем ему приходилось иметь дело. С сенатором у него не возникало проблем.

Очень скоро у Харви Милстеда появится новый хозяин. Тринадцатая поправка к конституции запрещала рабство. Но очевидно, пока не нашлось человека, который напомнил бы об этом Роберту Торнхилу. Он отдавал своих друзей в руки дьяволу. Вот что больше всего беспокоило Бьюканана. Впрочем, Торнхил, он и есть Торнхил, его уже не переделать.

Мужчины поднялись, обменялись рукопожатием.

— Спасибо вам, Дэнни. Спасибо за все.

— Благодарить меня совершенно не за что. — Подхватив свой шпионский портфельчик, Бьюканан поспешил из кабинета.

Глава 18

— Дегазирована? — Рейнольдс удивлённо смотрела на двух экспертов. — Моя плёнка дегазирована? Может, кто-нибудь объяснит мне, что это все означает? — Она уже раз двадцать просмотрела видеоплёнку. Под всевозможными углами. Вернее, смотрела, как плавают на экране зигзагообразные линии и точки. Больше всего эта картина напоминала воздушную атаку времён Первой мировой войны, когда взрывами вздымались с земли тучи пыли и дыма. Рейнольдс просидела в лаборатории довольно долго, но картина не стала яснее.

— Ну, чтобы не особенно вдаваться в технические подробности... — заговорил один из экспертов.

— Пожалуйста, не надо, — перебила его Рейнольдс. Голова у неё шла кругом. Неужели эта плёнка бесполезна? Господи, быть того не может!

— "Дегазирована" — этот термин означает у нас уничтожение магнитной среды. Проще говоря, размагничивание. Делают эту процедуру по многим причинам, самая распространённая из них — повторное использование плёнки. Или же удаление какой-либо конфиденциальной информации записанной на неё. Видеоплёнка — это одна из форм магнитной среды. Что же касается именно этой плёнки, тут, похоже имело место нежелательное воздействие извне, исказившее или разрушившее магнитную среду.

Рейнольдс удивлённо смотрела на эксперта. О чем, черт побери, он толкует?

— По вашим словам, кто-то намеренно испортил эту плёнку?

— Да, именно.

— А плёнка не могла быть некачественной? Почему вы так уверены, что она подверглась воздействию извне?

Тут слово взял второй эксперт:

— Об этом свидетельствует уровень разрушения. Стопроцентной уверенности, конечно, нет, но картина, а вы её видели, действительно свидетельствует о том, что на плёнку воздействовала какая-то третья сторона. Насколько я понимаю, там использовалась весьма сложная система слежения. И были задействованы сразу три или четыре камеры, чтобы наблюдение велось непрерывно. Как именно они активировались? Движением или расщепляющим устройством?

— Последним.

— Движением гораздо надёжнее. Эти новые системы высокочувствительны, могут уловить даже такой, к примеру момент, когда человек потянулся рукой к чему-то лежащему на письменном столе в зоне площадью один квадратный фут. Расщепляющие устройства давно устарели.

— Спасибо, я это учту, — сухо ответила Рейнольдс.

— Мы провели специальную проверку на анализаторе. Но ничего не обнаружили. Да, это точно вмешательство извне.

Рейнольдс вспомнила, что дверцу шкафчика, где находилось видеооборудование, нашли открытой.

— Ну и как это сделали?

— О, существует самое разное специальное оборудование.

Рейнольдс покачала головой:

— Мы говорим сейчас не о лабораторных условиях. Как можно было сделать это с помощью каких-либо простых, подручных средств? Кстати, возможен ещё один вариант. Человек, сделавший это, не знал, что там находится записывающее устройство. Что же у него было при себе, если он размагнитил эту плёнку?

Эксперты задумались.

— Ну, — начал один из них, — если, допустим, этот человек имел мощный магнит и провёл им несколько раз над записывающим устройством, это могло разрушить плёнку. Металлические частицы в таком случае смещаются, и сигналы, записанные там прежде, удаляются.

Рейнольдс озабоченно вздохнула. Простой магнит стёр единственную её зацепку.

— Есть ли какой-либо способ вернуть записанное изображение?

— Это возможно, но займёт время. И никаких гарантий мы дать не можем.

— Попробуйте. И ещё хочу, чтобы вы поняли одно. — Она поднялась и грозно возвышалась теперь над обоими мужчинами. — Мне необходимо видеть, что изображено на плёнке. Мне необходимо узнать, кто побывал в том доме. Это распоряжение свыше, учтите. Если понадобится, работайте хоть все двадцать четыре часа в сутки, но только верните это изображение. Ясно?

Мужчины, молча переглянувшись, кивнули. Рейнольдс вернулась к себе в кабинет и увидела, что там её ждут.

— Пол! — Она кивнула ему и села за стол.

Пол Фишер поднялся и притворил дверь в кабинет. Он осуществлял связь Рейнольдс со штаб-квартирой. Перешагнув через лежавшую на полу груду папок, Пол снова уселся в кресло.

— Скверно выглядишь, Брук. Наверное, перетрудилась. Впрочем, ты всегда так выглядишь. Именно это мне в тебе и нравится.

Пол улыбнулся, и Рейнольдс не сдержала ответной улыбки.

Фишер был одним из немногих людей в ФБР, на которых Рейнольдс смотрела снизу вверх, в буквальном смысле слова. Росту в нем было добрых шесть футов пять дюймов. Почти сверстник Рейнольдс, Фишер был выше рангом и проработал в Бюро на два года дольше. Очень компетентный и уверенный в себе мужчина, к тому же настоящий красавец, сохранивший стройную фигуру и слегка встрёпанные светлые волосы ещё со времён обучения в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Когда брак Рейнольдс затрещал по швам, она подумывала, не завести ли роман с разведённым Фишером. Подумала и теперь, в связи с его неожиданным визитом. Рейнольдс порадовалась тому, что успела заскочить домой, принять душ и переодеться.

Фишер снял пиджак и повесил на спинку стула, рубашка красивыми складками облегала стройный удлинённый торс. Рейнольдс знала, Фишер пришёл к ней по делу, но вид у него был такой, точно он расположился здесь надолго.

— Очень жаль, что так случилось с Кеном, — сказал он. — Вчера вечером меня не было в городе, иначе бы я тоже примчался.

Рейнольдс вертела в пальцах нож для разрезания бумаги.

— Мне ещё тяжелее, чем тебе. И никому из нас не тяжело так, как Энни Ньюман.

— Я говорил с ребятами из управления. — Фишер назвал имя агента. — Но хочу, чтобы ты рассказала мне все сама.

Рейнольдс вкратце изложила ему события вчерашнего дня, и Фишер задумчиво потёр подбородок.

— Очевидно, жертвы знали, кто на них напал.

— Похоже, да.

— Ты, как я понимаю, не слишком далеко продвинулась в расследовании?

— Не так далеко, чтобы обращаться в генеральную прокуратуру для составления официального обвинения.

— Итак, Кен убит, а твой единственный свидетель ударился в бега. Расскажи-ка мне об этой Фейт Локхарт поподробнее.

Рейнольдс подняла голову, удивлённая его словами и тоном.

Фишер ответил ей вызывающим взглядом; его светло-карие глаза смотрели недружелюбно. Так, во всяком случае, показалось Рейнольдс. Но в данный момент он вовсе не обязан быть ей другом, поскольку представляет интересы штаб-квартиры.

— Ты что-то хочешь сказать мне, Пол?

— Вот что, Брук, мы всегда понимали друг друга с полуслова. — Пол сделал паузу и забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, словно пытался общаться с ней с помощью азбуки Морзе. — Знаю, вчера Масси предоставил тебе относительную свободу действий, но все они очень о тебе тревожатся. Хочу, чтобы ты это знала.

— Знаю, что в свете последних событий...

— Они начали волноваться ещё до них. А что касается последних событий, это только усилило беспокойство.

— Они хотят, чтобы я оставила это дело? Тем более что тут, возможно, замешаны люди, в честь которых именуют правительственные здания.

— Вся проблема в доказательной базе. Что у нас есть, без Локхарт?

— Кое-что есть, Пол.

— Она называла какие-либо имена, кроме Бьюканана?

Рейнольдс заволновалась. Проблема заключалась в том, что Локхарт не называла никаких имён. Во всяком случае, до сих пор. Она слишком умна для этого. Приберегала их напоследок.

— Да нет, ничего конкретного. Но мы рано или поздно получим эти имена. Ведь Бьюканан вёл дела не с членами местного попечительского школьного совета. А вот кое-что о схеме его действий Локхарт нам поведала. Все эти люди работали на него, пока были при власти, а потом, когда оставляли посты, он находил для них тёплые местечки, где не надо было надрываться, а платили очень здорово. Ну и ещё масса преимуществ. Все очень просто. Просто, как все гениальное. Те детали, которые она нам рассказала, выдумать невозможно.

— Я не подвергаю сомнению надёжность этого источника. Но есть ли у тебя доказательства? Вот в чем вопрос.

— Мы делаем все возможное, чтобы раздобыть эти доказательства. Я намерена попросить её дать нам знать, когда произойдёт очередная встреча с клиентом. Но сам понимаешь, торопить в таких делах не следует. Если слишком давить, мы потеряем её доверие, и дело кончится ничем.

— Хочешь выслушать трезвый анализ со стороны? — Фишер принял её молчание за знак согласия. — Что у тебя есть? Лишь эти влиятельные, но пока безымянные люди. Многие из них занимают весьма высокие посты. Многих ждёт столь же блестящее будущее. Что здесь необычного? Мы видим это на каждом шагу. Они говорят по телефону, встречаются за ленчем, нашёптывают друг другу на ухо, выбивают себе различные привилегии. Это Америка. Так что все это может нам дать?

— За всем этим стоит нечто большее, Пол. Нечто большее.

— Ты хочешь сказать, что можешь проследить за их противозаконной деятельностью, узнать, как они манипулируют законодательством? Прямо сейчас, в настоящий момент?

— Не совсем.

— Вот именно, что не совсем. Это все равно, что собирать доказательства от противного.

Рейнольдс понимала: тут он прав. Как доказать то, чего человек ещё не сделал? И потом, многие из инструментов, которые использовал Бьюканан для расширения сферы своих действий, были, возможно, вполне законны. Подобными пользуется каждый политик. Они же сейчас говорят о мотивации. Почему кто-то делает нечто, а не как. И получается, что незаконна мотивация, а вовсе не способ. Поступают они подобно какому-нибудь баскетболисту, который не слишком старается во время матча лишь потому, что его кто-то подкупил.

— Скажи, пожалуйста, разве Бьюканан директор тех неизвестных фирм, где бывшие политики получают работу? Или же держатель акций? Может, он вкладывает в них деньги? Он вообще ведёт в настоящее время какой-нибудь бизнес?

— Ты говоришь, как защитник на суде, — пылко возразила Рейнольдс.

— Но это отвечает моим намерениям. Потому что именно на вопросы такого рода следует получить убедительные ответы.

— Нет, пока мы ещё не нашли доказательств, прямо связывающих Бьюканана с этой афёрой.

— Тогда на чем основаны твои умозаключения? Есть доказательства хоть какой-то связи вообще?

Рейнольдс хотела что-то сказать, но передумала. Она покраснела и в раздражении сломала пополам карандаш, который держала в руке.

— Позволь я отвечу за тебя. Фейт Локхарт — твой исчезнувший свидетель.

— Мы найдём её, Пол. Вот тогда и вернёмся к раскручиванию этого дела.

— А если не найдёте? Что тогда?

— Тогда поищем какой-то другой путь.

— А ты можешь определить без неё, кто из чиновников подкуплен?

Рейнольдс очень хотелось бы ответить «да», но она не могла. Бьюканан просидел в Вашингтоне не один десяток лет. Очевидно, был знаком и вёл дела почти с каждым здешним политиком и чиновником. И без Локхарт уточнить этот список не удастся.

— Все возможно, — рассеянно ответила Рейнольдс.

Фишер покачал головой:

— Боюсь, что нет, Брук.

— Бьюканан и его друзья-приятели нарушали закон, — горячо заявила Рейнольдс. — Разве это не говорит само за себя?

— В суде без доказательств это ни о чем не говорит, — парировал Пол.

Она стукнула кулаком по столу:

— Не желаю верить в это! Кроме того, доказательства есть. И мы должны продолжать искать их.

— В том-то и проблема. Одно дело, когда это осуществляется в полной секретности. Но расследование такого масштаба, где подозреваемыми являются столь известные фигуры никогда и ни за что нельзя сохранить в тайне. Кроме того, сейчас мы должны заниматься ещё и убийством.

— А это означает, что утечек информации не избежать, — подытожила Рейнольдс, подумав: уж не подозревает ли Фишер, что подобные утечки уже имели место?

— Затевая охоту за известными людьми, следует быть твёрдо уверенной в обоснованности всех подозрений. Причём ещё до того, как произошли утечки. Нельзя вступать в схватку с такими людьми, не имея стопроцентной уверенности. В данный момент, насколько я понимаю, пушка твоя не заряжена, и не знаю, где ты добудешь к ней патроны. Да что далеко ходить, в уставе Бюро чёрным по белому сказано: ты не имеешь права преследовать государственных лиц лишь на основании слухов и косвенных подозрений.

Холодно глядя на него, Рейнольдс выжидала, когда он закончит фразу.

— Ладно, Пол. Теперь скажи мне, что я должна делать?

— Отдел убийств будет информировать тебя о ходе расследования. Ты должна найти Локхарт. Поскольку два этих дела тесно связаны, предлагаю тебе сотрудничество.

— Но я не имею права разглашать сведения, касающиеся нашего расследования.

— А я и не прошу тебя об этом. Просто помоги им разобраться с убийством Ньюмана. И найди Локхарт.

— Ну а дальше? Что, если я не найду её? Что тогда будет с моим расследованием?

— Не знаю, Брук. Что сейчас толку от пустого гадания на кофейной гуще?

Рейнольдс поднялась, выглянула в окно. Тяжёлые тёмные тучи превратили день почти в ночь. Она видела в стекле своё отражение и отражение Фишера. Он не отрывал от неё глаз, но Рейнольдс очень сомневалась, что его в данный момент сильно интересуют её попка в чёрной юбке до колен и длинные стройные ноги.

Пока Рейнольдс стояла у окна, слух её уловил звук, которого она здесь никогда прежде не слышала. В Бюро его обычно называли «белым шумом». Окна в подобных учреждениях были местом потенциальной утечки ценной информации, а именно — разговоров между сотрудниками. Чтобы не допустить этого, в рамы были вмонтированы специальные микрофоны, отфильтровывающие звук голосов. Таким образом, находящийся извне человек, снабжённый специальным подслушивающим устройством, слышал бы только неразборчивый шум. Микрофоны издавали звуки, схожие с шумом небольшого водопада, отсюда и появилось название «белый шум». Рейнольдс, подобно большинству сотрудников в этом здании, выключала фоновые шумы. Теперь же она совершенно отчётливо улавливала знакомые звуки. Может, это специальный сигнал ей? Чтобы замечала и другие вещи? Вещи, которые люди видят каждый день и не придают им значения, потому что пригляделись? Она быстро обернулась и уставилась на Фишера.

— Спасибо, что оказал доверие, Пол.

— В твоей карьере и без того хватало приключений. Но знаешь, публичный сектор похож на частный в одном отношении. Это синдром, который можно выразить примерно такими словами: «Что ты сделал для меня в последнее время?» Я не намерен приукрашивать ситуацию, Брук. Я уже слышу недовольное ворчание.

Рейнольдс скрестила руки на груди.

— Ценю твою откровенность. А теперь прошу прощения, но хочу понять, что смогу сделать для вас в самое ближайшее время, агент Фишер.

Пол поднялся и, проходя мимо Рейнольдс, легонько коснулся её плеча. Она передёрнула плечом и отстранилась. Обидные слова все ещё звучали в её ушах.

— Я всегда поддерживал тебя, буду поддерживать и дальше, Брук. Не надо смотреть на все это так, словно я бросаю тебя на растерзание волкам. Ничего подобного. Я очень уважаю тебя, честное слово. Просто хочу, чтобы ты правильно понимала ситуацию. Ты заслуживаешь лучшего. И этот мой визит — вполне дружественный, поверь.

— Приятно это слышать, Пол, — холодно отозвалась Рейнольдс.

Дойдя до двери, Фишер обернулся:

— Пока со средствами массовой информации мы как-то справляемся. Поступили запросы от прессы по поводу убийства. Факта убийства мы не отрицаем, отвечаем, что наш агент погиб во время проведения секретной операции. И больше никаких деталей, даже имя его не называется. Но долго это не продлится. И когда поток сметёт дамбу, едва ли мы выйдем сухими из воды.

Дверь за ним затворилась, и Рейнольдс ощутила, как по спине у неё пробежали мурашки. Казалось, над головой навис дамоклов меч. Неужели возвращаются старые и необоснованные страхи? Или все на самом деле крайне серьёзно? Она сбросила туфли и начала расхаживать по комнате, перешагивая через груды бумаг. Потом приподнялась на цыпочки и стояла, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. То был испытанный способ снять напряжение и усталость, накопившиеся во всем теле. Но сейчас это не слишком помогало.

Глава 19

Этим утром в Национальном аэропорту имени Рональда Рейгана, который до сих пор называли просто Национальным, было особенно людно. Его любили за близость к городу, за то, что в день совершалось множество вылетов, и ненавидели за перегруженность, толчею, короткие взлётно-посадочные полосы и выворачивающие желудок наизнанку резкие повороты машин в воздухе из-за нехватки пространства. Приятным разнообразием для путешественников стал сверкающий огнями новый терминал, украшенный башенками в колониальном стиле, с просторными подземными гаражами и местами для парковки, лифтами и эскалаторами.

Ли и Фейт вошли в здание нового терминала. Ли не сводил глаз с офицера полиции, патрулирующего коридор. Машину они оставили на одной из стоянок.

Фейт тоже следила за перемещениями полицейского. На ней были очки, которые дал ей Ли. Стекла простые, без диоптрий, но они ещё больше изменили её внешность. Она дотронулась до руки Ли:

— Нервничаешь?

— Всегда. Но это помогает, позволяет держать ухо востро. — Он перекинул её сумки через плечо. — Давай-ка выпьем по чашечке кофе. Пусть очередь у касс немного рассосётся. Заодно и осмотримся. — Они пошли искать кафе, и Ли спросил: — А как лучше лететь туда, знаешь?

— Полетим через Норфолк, оттуда самолётом местных авиалиний доберёмся до Пайн-Айленд, что в Северной Каролине. Рейсов до Норфолка много. Билеты до Пайн-Айленд можно заказать, когда выясним, каким рейсом летим. Как только купим билеты до Норфолка, я этим займусь. Причём рейсы туда только дневные.

— Это почему?

— Потому что настоящего аэродрома там нет. Взлётная полоса напоминает обычную дорогу. Ни башни, ни специальной подсветки, ничего. Только такая штука в виде носка, для измерения силы и направления ветра.

— Что ж, это утешает.

— Давай позвоню и узнаю, что там с домом.

Они пошли к телефонам-автоматам, и Ли слушал, как Фейт сообщает о прилёте. Она повесила трубку.

— Все нормально. Договорилась. По прибытии можем взять машину напрокат.

— Пока вроде бы все о'кей.

— Хорошее место. Там можно расслабиться, отдохнуть. Совсем не обязательно видеться или говорить с кем-то, если не хочешь.

— Я и не хочу, — заявил Ли.

— А вот мне хотелось бы спросить тебя кое о чем, — сказала Фейт, когда они направились к кафе.

— Валяй, спрашивай.

— Долго ли ты следил за мной?

— Шесть дней. За это время ты три раза побывала в коттедже, включая вчерашний визит.

«Неужели все это произошло со мной только вчера?» — подумала Фейт.

— А об этом последнем визите успел доложить своему нанимателю?

— Нет.

— Почему?

— Хотел сделать подробный отчёт за всю неделю. Если, конечно, не случится ничего экстраординарного. Поверь, будь у меня время, вчерашняя ночь преобладала бы в этом отчёте.

— Интересно, как ты отчитываешься, если даже не знаешь, кто тебя нанял?

— Мне дали номер телефона.

— И ты не выяснил, кому он принадлежит?

Ли окинул её раздражённым взглядом:

— А какое мне, собственно, дело? Взял бабки и делай ноги. И все дела.

Фейт немного смутилась:

— Ты меня неправильно понял.

— Угу, как же, конечно. — Поправив сумки на плече, Ли добавил: — Знаешь, есть такой специальный справочник, по которому можно узнать адрес человека, если есть номер его телефона.

— Ну так в чем же дело?

— Да в том, что сегодня все эти спутниковые телефоны и всякая муть вроде мобильников не позволяют этого сделать. Звонил я по этому номеру. Телефон настроен только на приём входящих. Там работает автоответчик, говорит: «Мистер Адамс, оставьте, пожалуйста, сообщение после сигнала». Диктует также номер почтового ящика в округе Колумбия. Я человек любопытный, проверил и его. Но почтовый ящик зарегистрирован на имя какой-то корпорации, о которой я сроду не слышал. Был и адрес, тоже фальшивый. Так что дело дохлое. — Он покосился на неё. — Я очень серьёзно отношусь к своей работе, Фейт. Не люблю попадать в ловушки. Поняла?

Они зашли в маленькое кафе, взяли по стаканчику кофе и бублики и уселись за столик в углу.

Фейт пила кофе и ела бублик, щедро посыпанный маком. Вроде бы Ли вполне прям и честен с ней, но то, что связь с Дэнни Бьюканаком у него существует, несомненно. До чего все же это странно — бояться человека, которого она прежде боготворила. Если бы за последний год отношения между ними не испортились, Фейт, наверное, позвонила бы ему. Но теперь не решалась, к тому же страшные события прошлой ночи были ещё живы в памяти. Да и потом, что она ему скажет? «Признайся, Дэнни, это ты пытался убить меня прошлой ночью? Если да, пожалуйста, прекрати эти попытки. Ведь я работаю с ФБР только для того, чтобы помочь тебе, честно. И зачем ты нанял Ли следить за мной?» Да, видно, придётся ей расстаться с Ли, и чем скорее, тем лучше.

— А что говорилось обо мне в материалах, которые ты получил? — спросила Фейт.

— Говорилось, что ты занимаешься лоббированием. Что ты умная, деловая женщина, что о тебе даже писали в «Фотчен». Что примерно десять лет назад ты и человек по имени Дэниел Бьюканан открыли свою фирму.

— А нынешние наши клиенты там упоминались?

— Нет. А разве это так важно?

— Что вообще ты знаешь о Бьюканане?

— Ну, там о нем говорилось не много. Но я маленько покопался сам и не нашёл ничего такого, чего бы ты не знала. На Капитолийском холме Бьюканан давно стал легендой. Знает всех, все знают его. Участвовал в нешуточных схватках, сколотил огромное состояние. Полагаю, ты тоже не из бедных.

— Да, на материальное положение жаловаться грех. Что ещё?

Ли странно взглянул на неё:

— Зачем тебе выслушивать то, что и без меня знаешь? Скажи, Бьюканан замешан во всем этом?

Теперь уже Фейт смотрела на Ли испытующим взглядом. Если он валяет дурака, притворяется несведущим тупицей, следует отдать ему должное, получается у него прекрасно.

— Дэнни Бьюканан — человек заслуженный и почтённый. Я обязана ему всем, что имею.

— Похоже, вы с ним добрые друзья. Но ты не ответила на мой вопрос.

— Люди, подобные Дэнни, встречаются крайне редко. Он настоящий провидец.

— А ты?

— Я? Я лишь помогаю воплотить его мечты в реальность. Такие люди, как я, встречаются на каждом шагу.

— Мне ты не кажешься ординарной личностью. — Фейт отпила глоток кофе и не ответила. — Скажи, а как становятся лоббистами?

Фейт подавила зевок и глотнула ещё кофе. В висках стучало. Обычно ей нужно было совсем немного времени, чтобы выспаться и восстановить силы; она привыкла к бесконечным разъездам, перескакивала с одного самолёта на другой. Но сейчас ей больше всего на свете хотелось свернуться клубочком и уснуть прямо здесь, хоть под столом, и проспать лет десять, не меньше. Возможно, это была естественная реакция организма на чудовищный стресс и страх, которые Фейт испытала за последние двенадцать часов. Ей хотелось крикнуть: «Пожалуйста, не трогайте меня!..»

— Я могла бы солгать и сказать, что мечтала изменить мир. Так ведь все говорят, верно? — Она достала из сумочки упаковку аспирина, сунула две таблетки в рот и запила кофе. — Вообще-то помню, как ещё совсем девчонкой следила за слушаниями по Уотергейтскому делу. Все серьёзные люди, собравшиеся в зале, все пожилые мужчины в безобразно широких галстуках, с одутловатыми физиономиями и жиденькими волосами говорили в большие микрофоны, а адвокаты нашёптывали им что-то на ухо. Все журналисты были там, весь мир наблюдал за этим процессом. Все остальные люди плевались, а я находила это совершенно завораживающим зрелищем. Ведь в том зале было сосредоточено столько власти! — Фейт слабо улыбнулась и снова поднесла стаканчик к губам. — Вот что значит испорченная душонка. Монахини были правы. Особенно одна, сестра Одри Энн. Она свято верила в то, что моё имя — самое настоящее богохульство[3]. «Дорогая Фейт, — говорила она, — живи в соответствии со своим христианским именем, а не повинуясь дьявольским порывам своей души».

— Так в школе ты была возмутительницей спокойствия?

— Если бы продолжала следовать своим пагубным привычкам, то во мне победило бы зло, это несомненно. Мы часто переезжали, из-за отца, но училась я хорошо. Хотя за воротами школы никакого сладу со мной не было. Потом поступила в хороший колледж, в результате чего и оказалась в Вашингтоне. Я безумно стремилась попасть в этот город; видно, так и не удалось избавиться от ранних детских впечатлений об абсолютной власти. Тогда я понятия не имела, чем заняться дальше. Знала лишь одно: мне отчаянно хотелось вступить в большую игру под названием политика. Первое время была на побегушках у одного свежеиспечённого конгрессмена на Капитолийском холме; там и познакомилась с Дэнни Бьюкананом. Он тоже меня заметил, наверное, разглядел во мне нечто. Скорее всего, я приглянулась ему, как человек с сильным характером и большими пробивными способностями. Ведь через два месяца я уже вела все дела этого сенатора. Ну и ещё Бьюканану понравилось, что я умею уклоняться от давления. Кто бы там на меня ни давил, хоть спикер нижней палаты.

— Наверняка впечатляющее зрелище. Особенно когда известно, что девушка только из колледжа.

— Знаешь, я поняла: по сравнению с монахинями политики почти слабаки.

Ли улыбнулся:

— Пожалуй, мне повезло, что ходил в обычную школу. — Он на секунду отвернулся. — Не поднимай головы, там вроде бы ошиваются агенты ФБР.

— Что? — Фейт быстро подняла голову и начала озираться.

Ли закатил глаза:

— Ого! Вот это реакция!

— Где они?

Он легонько постучал пальцами по столу.

— Они нигде. И в то же время — везде. Учти, агенты ФБР вовсе не расхаживают с бляхами на лбу. Тебе их не распознать.

— Тогда какого черта ты сказал, что они здесь шастают?

— Просто маленькое испытание. И ты его не прошла. Вот я могу распознать федералов, но не всегда. Если ещё раз услышишь от меня эту фразу, знай, я не шучу. Они рядом. И не смей так бурно реагировать. Нормальные, медленные движения, только так. Веди себя, как подобает хорошенькой девушке, которая едет отдыхать со своим дружком. Усекла?

— Да, хорошо. Но только не смей меня больше так пугать. Нервы не выдержат.

— Как будешь платить за билет?

— А как надо?

— Только кредитной карточкой. На вымышленное имя. Нечего демонстрировать кучу наличных. Если купишь билет в один конец за наличные, это сразу привлечёт внимание. А чем меньше мы будем привлекать сейчас внимания, тем лучше. Как твоё то, другое имя?

— Сьюзен Блейк.

— Красивое.

— Сьюзен звали мою мать.

— Звали? Она умерла?

— Оба умерли, и мама, и папа. Мама — когда мне было одиннадцать. Папа — шесть лет спустя. Ни братьев, ни сестёр. В семнадцать лет я осталась круглой сиротой.