Спасти Фейт

— А ты молодец. Ловко от них отвязался, — заметила она.

— Вообще-то подпустил их ближе, чем хотелось. — Ли покачал головой. — Больше всего меня сейчас беспокоит Макс, хотя это кажется глупым в таких обстоятельствах.

— Не вижу ничего глупого.

— Мы с Максом уже давно вместе, прожили много лет бок о бок, я и мой старый пёс.

— Едва ли они причинят ему вред, ведь кругом полно народу.

— И мне хотелось бы так думать, но это не тот случай. Если эти типы спокойно убивают людей, то уж собаку...

— Мне страшно жаль, что ты пошёл на это из-за меня.

— Что ж, это только собака. К тому же у нас есть и другие проблемы, верно, Фейт?

Она кивнула:

— Да.

— Боюсь, что трюк с магнитом не сработал. Им удалось опознать меня по плёнке, но как-то слишком быстро. — Он покачал головой. — Уж очень они шустрые оказались, и это мне совсем не нравится.

Сердце у Фейт ёкнуло. Если даже Ли напуган, что же думать и чувствовать ей?

— Это нарушит наши планы? — осторожно спросила она.

— Я подготовился бы лучше, если бы ты объяснила, что происходит.

Фейт видела героическое поведение этого человека, и ей очень хотелось довериться ему. Но из головы не выходил телефонный звонок Бьюканана, случайно подслушанный ею.

— Вот доберёмся до Северной Каролины, тогда и выложим все карты на стол, — сказала она. — И я, и ты.

Глава 16

Торнхил опустил телефонную трубку на рычаг и оглядел помещение офиса. Судя по выражению лица, он был не на шутку встревожен. Птичка упорхнула, гнёздышко опустело. Мало того, одного из его агентов искусала собака. Поступали сообщения о мужчине и женщине, бегущим по улице. Нет, это уж слишком. По натуре Торнхил был терпелив, привык работать над разными проектами долгие годы, но и его терпению настал предел. Люди Торнхила выслушали сообщение Бьюканана, оставленное на автоответчике Адамса. Они изъяли плёнку и дали прослушать её Торнхилу по секретной линии связи.

— Так, значит, ты нанял частного детектива, Дэнни, — злобно пробормотал Торнхил. — Ничего, ты мне за это ещё заплатишь. — Он задумчиво кивнул. — Заставлю тебя расплатиться сполна.

На вызов системы сигнализации примчалась полиция, но тут же ретировалась, едва люди Торнхила помахали перед ними своими удостоверениями личности. Согласно существующему законодательству, ЦРУ не имело права проводить операции на территории США. Поэтому люди Торнхила пользовались разными документами, в зависимости от того, с кем приходилось иметь дело.

Они отослали патрульных, взяв с них слово молчать о том, что видели. Торнхилу не нравилось все это. Слишком уж близко они подошли. Играли, что называется, на грани фола. Кругом сплошные дыры и уязвимые места, через которые могли подобраться к нему самому.

Он подошёл к окну, выглянул наружу. Прекрасный осенний день, кроны деревьев уже тронуты желтизной. Рассматривая листву, Торнхил задумчиво попыхивал трубкой — больше ему ничего не оставалось. В штаб-квартире ЦРУ не курили. В кабинете у заместителя директора был балкончик, где Торнхил мог спокойно посидеть и покурить, но это не удовлетворяло его. Во времена «холодной войны» во всех кабинетах и прочих помещениях ЦРУ можно было топор вешать. Табак помогал думать, Торнхил свято верил в это. Казалось бы, мелочь, но она символизировала все отрицательные перемены, происходившие здесь в последнее время.

По мнению Торнхила, падение ЦРУ особенно ускорилось в 1994 году, после разоблачения Олдрича Эймса. Торнхил до сих пор морщился, вспоминая, как бывшего офицера контрразведки ЦРУ арестовали за шпионаж в пользу Советов, а позднее — России. И разумеется, к разоблачению приложило руку ФБР. После этого президент издал директиву, обязывающую ЦРУ ввести в штат сотрудника ФБР на постоянной основе. С тех пор этот самый агент постоянно совал нос не в своё дело, наблюдал за всеми контрразведывательными действиями и операциями агентства и имел доступ к секретным файлам ЦРУ. Агент ФБР в святая святых ЦРУ! Разнюхивает все секреты и тайны! Не подчиняется здесь никому. Мало того, идиотский конгресс принял закон, обязывающий все правительственные агентства, в том числе и ЦРУ, уведомлять ФБР обо всех подозрительных, на взгляд этого самого агента, случаях передачи иностранным государствам секретной информации. И вот результат: ЦРУ брало весь риск на себя, а ФБР пожинало плоды. Торнхил вскипал от ярости при одной мысли об этом. Прямая узурпация функций ЦРУ!..

Ярость его усиливалась с каждым днём. Теперь ЦРУ уже не могло взять под наблюдение или прослушивать телефоны людей. Если ты подозревал кого-то, следовало обратиться в ФБР и запросить разрешение на проведение наружного наблюдения или прослушивание с помощью электронных и прочих устройств. Если необходимость электронного прослушивания признавалась, ФБР обращалось в специально созданный суд при внешней разведке; только он и мог выдать разрешение. Само ЦРУ не имело права непосредственно обратиться в этот суд. Только через Большого Брата. Короче, все складывалось в пользу ФБР.

Торнхил приходил в бешенство, размышляя о том, что это не единственные путы, мешающие действиям его организации. Перед тем, как приступить к проведению любой секретной операции за рубежом, ЦРУ следовало запросить разрешения у президента. Следовало также заранее уведомлять о них специальные наблюдательные комитеты при конгрессе. Иными словами, шпионаж становился все более запутанным и сложным делом; интересы ЦРУ и ФБР пересекались постоянно и на всех уровнях, в том числе и в плане использования свидетелей и информаторов. ФБР, призванное заниматься только внутренними делами, в реальности проводило огромную работу за границей, где целью операций была прежде всего борьба с терроризмом и распространением наркотиков. Но оно не гнушалось также сбором и анализом информации самого разнообразного характера. И это опять-таки ущемляло исконные интересы ЦРУ.

Так стоит ли удивляться тому, что Торнхил, мягко говоря, недолюбливал своих коллег? Эти ублюдки федералы, как раковые клетки, распространялись повсюду и с невиданной скоростью. Мало того, словно с целью вбить последний гвоздь в гроб ЦРУ, отдел собственной безопасности агентства возглавил сейчас бывший фэбээровец. А ведь именно этот центр должен был проводить негласные внутренние проверки всего персонала ЦРУ. И ещё: всех сотрудников ЦРУ обязали теперь ежегодно отправлять в центр личные финансовые отчёты, заполнять бесчисленные бланки и формы, что только отрывало их от основной работы.

От размышлений на столь болезненную тему его хватит удар, подумал Торнхил. И решил переключиться на проблемы менее удручающие. Если Бьюканан действительно нанял этого частного детектива следить за Локхарт, тогда он вполне мог оказаться вчера у коттеджа и подстрелить Серова. Теперь у русского неизлечимо повреждён нерв руки, и Торнхил приказал устранить его. Наёмный убийца, уже неспособный крепко держать пистолет и нормально целиться, начнёт искать другие способы заработать на жизнь, а потому представляет определённую опасность. Серов сам во всем виноват, а Торнхил всегда требовал от своих людей одного — полной подконтрольности.

Стало быть, теперь в центре событий этот Ли Адамс, продолжал размышлять он. Торнхил уже распорядился поднять все имеющиеся материалы на этого человека. В наши дни, в век компьютеров, он рассчитывал получить полное досье примерно через полчаса, если не раньше. В руках у Торнхила также оказалось досье на Локхарт, находившееся в квартире Адамса. Записи показывали, что Адамс — человек основательный, обладает железной логикой в подходе к расследованию. Для Торнхила это и хорошо, и плохо. Кроме того, Адамсу удалось очень ловко провести людей Торнхила, а сделать это было нелегко. С другой стороны, положительный момент: раз у Адамса железная логика, ходы его можно просчитать. Вероятно, он положительно отреагирует на логически выстроенное и разумное предложение, а это означает, что его можно использовать. Если, конечно, он хочет жить.

Очевидно, Адамс исчез из дома вместе с Фейт Локхарт, не предупредив Бьюканана о том, что она у него, иначе тот не стал бы звонить ему и оставлять сообщение. Вероятно, Бьюканан ничего не знает о том, что произошло вчера ночью. И ему, Торнхилу, следует сделать все возможное, чтобы Бьюканан оставался в неведении.

Как они будут действовать дальше? Сядут на поезд? Вряд ли. Поезда ходят слишком медленно. К тому же на поезде за границу не укатишь. Более вероятный ход — поезд до аэропорта. Или такси. Последнее — скорее всего.

В дверь постучали. Торнхил вернулся к столу. Вошёл помощник с заказанными им материалами. Хотя все в ЦРУ было теперь компьютеризировано, Торнхилу нравилось прикасаться к бумаге. Работая с бумагами, он мыслил более ясно и чётко, нежели всматриваясь в экран компьютера.

Итак, все классические пути отхода беглецов вроде бы перекрыты. А как насчёт необычных? Тут надо учитывать, что Адамс — профессионал. Они с Локхарт вполне могли воспользоваться фальшивыми документами, даже изменить внешность. У Торнхила были свои люди во всех трех аэропортах и на железнодорожных вокзалах. Но не исключено, что парочка взяла машину напрокат, доехала в ней до Нью-Йорка и уже там села на самолёт. Или же направилась к югу и проделала то же самое там. Проблема.

Торнхил ненавидел все эти игры в догонялки. Слишком уж много мест, где можно спрятаться. А у него самого возможности в этом плане довольно ограниченные. Одно лишь преимущество: он мог действовать более или менее автономно. Никто, начиная с директора центрального ведомства и кончая начальством рангом пониже, никогда по-настоящему не интересовался тем, что собирается предпринять Торнхил. А если вдруг такой интерес проявлялся, он всегда ходил вокруг да около, отделывался неопределёнными фразами. Торнхил неизменно выдавал им хорошие результаты, и начальство это вполне устраивало. То было главным его оружием.

Лучше всего, конечно, выманить беглецов из укрытия, но это возможно лишь при наличии соблазнительной приманки. Торнхил и собирался подумать над тем, какова может быть эта приманка. Семьи у Локхарт нет, ни пожилых родителей, ни малых ребятишек. Об Адамсе он знал пока немного, но скоро узнает больше. Если мужчина только что подцепил дамочку, вряд ли он станет жертвовать ради неё всем на свете. Итак, прежде всего надо заняться Адамсом. Тоненькая ниточка связи существовала: они знали, где он живёт. Это уже хорошо. Если понадобится отправить ему тайное сообщение, сделать это не составит труда.

Торнхил вернулся мыслями к Бьюканану. В данный момент тот находился в Филадельфии, встречался с известным сенатором, который должен был поспособствовать продвижению дел одного из клиентов Бьюканана. На этого парня у них уже было собрано немало доказательств, обличающих его в преступной деятельности. Вполне достаточно для того, чтобы сломать его, поставить на колени и заставить молить о пощаде. Для ЦРУ он уже давно был головной болью, ибо беззастенчиво пользовался своим высоким положением в комитете по адресному распределению средств и собрал весьма внушительные суммы. Тем страшнее и сладостнее будет отмщение.

Милый сенатор, не желаете ли вылизать мне ботинки? Ах ты, жалкая, визгливая тварь, униженно молящая о прощении! Будешь делать то, что я тебе говорю. Иначе раздавлю, как таракана, даже и пискнуть не успеешь: «Голосуйте за меня».

Нет, конечно, Торнхил никогда этого не скажет. Эти люди требуют от тебя уважения, пусть даже и не заслуживают его. Он скажет им, что Дэнни Бьюканан исчез и оставил вот эти плёнки. И они пока не знают, что делать с этими плёнками, но всегда могут передать их в ФБР. Даже страшно представить, что тогда начнётся, а эти славные, замечательные во всех отношениях люди не могут быть виновны в таких безобразиях. Но раз уж ими вплотную займётся ФБР, совсем несложно предсказать, что ждёт их всех. Тюрьма, вот что. Но что от этого толку стране? Весь мир будет смеяться над нами. А террористы совсем обнаглеют, поняв, как слаб и уязвим их враг. К тому же и со средствами сейчас туговато. Да что далеко ходить, даже в ЦРУ штат неукомплектован и денег катастрофически не хватает, а полномочия постоянно урезаются. Возможно, столь замечательные люди, как вы, сделаете что-то, чтобы изменить положение? Или все же стоит передать эти вешдоки в ФБР? Тамошние ублюдки будут вне себя от счастья, если удастся наложить лапы на эти плёнки и разрушить вашу жизнь. Так что решать вам. Хотите, чтобы они сели вам на шею? Ах, понятно, огромное вам спасибо, вы замечательные, умные и дальновидные государственные мужи. Мы знали, что вы все поймёте правильно.

Первым пунктом в грандиозном плане Торнхила значилось: новые союзники обязаны найти способ полностью убрать людей ФБР из агентства. Далее: бюджет ЦРУ должен быть увеличен на пятьдесят процентов. Это для начала. И никаких финансовых отчётов. Ну ладно, в следующем году они ещё согласны отчитаться. Но впоследствии ЦРУ будет отвечать за свои действия и расходы лишь перед объединённым комитетом при управлении внешней разведки, а не перед всякими там сенатскими комитетами и палатой представителей, как теперь. С одним комитетом куда проще договориться. И иерархию разведывательных структур США следует выстроить чётко и раз и навсегда. Во главе этой пирамиды должен стоять директор ЦРУ. А уж ФБР придётся расположиться в самом низу. К тому же необходимо усилить инструменты воздействия ЦРУ. Передать ему такие функции, как наблюдение за гражданами внутри страны, контроль над фондами, организацию и вооружение специальных групп, способных выдворять из страны всех нежелательных лиц. Ну и, наконец, право проводить операции по устранению врагов внутри страны и за рубежом. В данный момент Торнхил уже имел пять кандидатов на устранение; их немедленная смерть сделает мир более процветающим и безопасным. Пора призвать под свои знамёна самых лучших, способных и умных людей и позволить им снова заняться своим делом. Он был, как никогда, близок к осуществлению своей заветной цели.

— Ты уж там постарайся, Дэнни, — произнёс Торнхил вслух. — Выжми из него все до капли. Вот так, молодец, старина. Пусть чувствует себя победителем, а тут явлюсь я и расставлю все по местам.

Торнхил озабоченно взглянул на часы и поднялся из-за стола. Он всегда ненавидел прессу. И разумеется, за все время службы в агентстве не дал ни одного интервью. Но сейчас не тот случай. Сейчас ему нужно хотя бы на время сменить личину и сделать вещь глубоко для него противную. Дать показания перед комитетом по разведке при палате представителей и сенатским комитетом по ряду вопросов, напрямую связанных с работой агентства.

Ибо в эти так называемые просвещённые времена штатным сотрудникам ЦРУ приходилось за год выдавать конгрессу свыше тысячи подробных и пространных отчётов. Не слишком ли много для тайных операций? Торнхилу помогало переживать эти брифинги лишь сознание того, как легко он манипулировал всеми этими кретинами, возомнившими, что могут контролировать его агентство. С важными и озабоченными лицами они задавали ему вопросы, подготовленные услужливыми помощниками, которые куда лучше разбирались в вопросах разведки, чем их непосредственные начальники.

Одна радость: слушания закрытые, ни прессы, ни публики на них не будет. Торнхил считал, что принятие первой поправки, дающей поистине неограниченные права столь ненавистной ему прессе, было самой большой ошибкой отцов-основателей. С этими писаками следует быть крайне осторожным, они выискивают малейшую зацепку, ловят каждое сорвавшееся с губ слово, чтобы затем все исказить, переиначить. И все это с одной целью: выставить агентство в невыгодном свете. Впрочем, им, по мнению Торнхила, уже давно никто не доверял. Это-то и самое обидное. Естественно, что писаки лгут, в том и состоит их работа.

По мнению Торнхила, ЦРУ давно стало для Капитолийского холма мальчиком для битья. Члены кабинета всегда морщились и мрачнели при встрече с представителями этой суперсекретной организации. «БЫВШИЕ ФЕРМЕРЫ, А НЫНЕ КОНГРЕССМЕНЫ СМОТРЯТ НА ШПИОНОВ СВЫСОКА». Под этими словами какого-то репортеришки Торнхил был готов подписаться.

Впрочем, сегодняшние слушания обещают быть более позитивными, поскольку агентству удалось выявить несколько серьёзных недочётов в работе комитета по общественным связям во время недавних мирных переговоров по проблемам Ближнего Востока. Благодаря закулисным действиям Торнхила агентство сумело создать себе новый, более современный и благородный имидж. Имидж, который он собирался поддерживать сегодня.

Торнхил защёлкнул замки портфеля, сунул в карман пиджака трубку. «Что ж, вперёд! Лгать шайке лжецов, причём все мы будем знать это, и все только выиграем, — подумал он. — Нет, ей-богу, такое возможно только в Америке!»

Глава 17

— Сенатор! — Бьюканан пожал руку высокому элегантному господину.

Сенатор Харви Милстед был признанным лидером, имел репутацию морально устойчивого человека, а также отличался высокоразвитым политическим чутьём, позволявшим проникать в самую суть проблемы. Образцовый государственный муж. Именно так воспринимало его общественное мнение. На самом же деле Милстед был закоренелым бабником, давно пристрастился к наркотическим препаратам — из-за хронических болей в спине, — и порой эти медикаменты превращали его в человека недееспособного. Проблемы Милстеда с алкоголем все более усугублялись. Он уже много лет не выдвигал даже мало-мальски значимых законодательных инициатив, хотя некогда, в самом расцвете своей блестящей карьеры, помог ввести в действие законы, немало способствовавшие процветанию страны. Об этих славных днях Милстед любил вспоминать и говорил о своих заслугах так убедительно и страстно, что никто не смел оспорить или подвергнуть сомнению его утверждения. Кроме того, пресса обожала этого приятного во всех отношениях джентльмена с безупречными манерами; в статьях и репортажах он неизменно представал как выдающаяся государственная личность. Милстед также подкармливал масс-медиа весьма своевременными и пикантными утечками информации, его цитировали буквально на каждом углу. Милстеда вообще любили, и Бьюканан знал это. Да и как его не любить?

Членов конгресса было пятьсот тридцать пять человек — сотня сенаторов плюс представители нижней палаты конгресса. По весьма оптимистичным оценкам Бьюканана, лишь три четверти этих людей были порядочными, трудолюбивыми и сознательными мужчинами и женщинами, свято верившими в то, что они работают на благо Вашингтона и всего американского народа. Бьюканан даже придумал собирательное прозвище для этих людей — «верующие». И предпочитал держаться от «верующих» подальше. Он имел дело только с теми, кто способствовал скорейшему его попаданию за решётку.

Большая часть вашингтонских политиков походила на Харви Милстеда. Нет, они вовсе не обязательно были пьяницами, бабниками или пустышками. Но, по самым разным причинам, отлично подходили для манипуляций и были для Бьюканана лёгкой добычей. Их ничего не стоило использовать в нужных целях.

За несколько лет у Бьюканана образовалось две такие группы. Забудьте о республиканцах и демократах. Партии, интересовавшие Бьюканана, состояли из почтённых «горожан», вторую же он окрестил менее почтительно: «зомби».

«Горожане» знали систему, как никто другой. Они сами и были системой. Городом их был Вашингтон, отсюда и прозвище. Они находились здесь дольше самого Господа Бога. Если «горожане» порежутся, кровь у них потечёт красная, белая и синяя, так, во всяком случае, им нравилось думать. Впрочем, Бьюканан добавил бы к этой комбинации ещё один цвет — зелёный.

В отличие от них, «зомби» пришли в конгресс, не имея моральных устоев и не разбираясь в политической философии.

Они выиграли свои кресла в ходе самых блистательных кампаний, проведённых за большие деньги. Они кормили байками публику по телевидению и во время многочисленных дебатов. В лучшем случае они обладали посредственными умственными способностями, однако умело повышали свои ставки, произнося страстные и красочные речи, сравнимые разве что с ораторским искусством Джона Фицджеральда Кеннеди. Когда же их наконец избирали, они прибывали в Вашингтон, не имея ни малейшего понятия о том, что надо делать. Главная и единственная цель была достигнута: они выиграли свою кампанию.

Несмотря на все это, «зомби» имели тенденцию надолго застревать в конгрессе, поскольку очень любили власть и высокие посты. Сместить их, так плотно окопавшихся в конгрессе, удавалось лишь с помощью ещё более астрономических сумм, потраченных на предвыборные кампании и чисто теоретически. Как чисто теоретически возможно подняться на вершину Эвереста без кислорода. Всего-то и хитрости, что затаить дыхание на несколько дней.

Бьюканан и Милстед уселись на роскошный кожаный диван в просторном кабинете сенатора. На полках стояли обычные атрибуты заядлого политика: почётные доски и медали, серебряные кубки, разнообразные призы из хрусталя, сотни фотографий, на которых неизменно красовался сенатор с людьми ещё более знаменитыми, чем он. Было здесь и множество других сувениров — от подписанных церемониальных молотков до миниатюрных бронзовых лопат, символизирующих правительственные дотации, которые удалось выбить Милстеду для родного штата.

Разглядывая все это великолепие, Бьюканан вдруг подумал, что провёл всю свою жизнь в политике, приходя в такие кабинеты с протянутой рукой.

Было ещё рано, но в помещениях офиса работа так и кипела. День сенатору предстоял сложный, насыщенный событиями, с ленчами, речами, краткими появлениями на обедах, встречами и приветствиями, выпивками и вечеринками. Нет, сенатор вовсе не собирался переизбираться, но всегда приятно устроить хорошее шоу для земляков.

— Ценю, что вы уделили мне время при вашей занятости, Харви.

— Вам всегда трудно отказать, Дэнни.

— В таком случае перейду прямо к делу. Похоже, что билль Пикенса подорвёт мои фонды наряду с примерно двадцатью другими проектами по оказанию помощи. Этого нельзя допустить. Результаты говорят сами за себя. Детская смертность снизилась на семьдесят процентов. Нет, ей-богу, эти вакцины и антибиотики совершают чудеса. Создаются новые рабочие места, в сфере экономики наблюдается переход от подпольного к вполне законному и открытому бизнесу. Экспорт возрос на треть, импорт от нас — примерно на двадцать процентов. Это и способствует созданию новых рабочих мест. Невозможно, чтобы этот позитивный процесс вдруг остановился. Это неправильно не только с моральной точки зрения, это просто глупо и вредно для нас. Если и дальше будем помогать таким странам становиться на ноги, то торговый дисбаланс нам не грозит. Прежде всего необходимы надёжные источники электроэнергии. Нужно образованное население.

— АМД внесло большой вклад, — заметил сенатор. Бьюканан был хорошо знаком с деятельностью АМД, или Агентства по международному развитию. Прежде независимое, оно подчинялось теперь государственному секретарю, который и контролировал с переменным успехом его весьма солидный бюджет. АМД было флагманом американской иностранной помощи, все долговременные программы поддерживались с помощью его многочисленных фондов. И год за годом хор голосов возвещал о том, что средства ограниченны и каждый доллар на счёту. Бьюканану отказывали так часто, что он устал от этого. Процесс выдачи грантов был сложен: все зависело от огромной конкуренции. Если вы не вписывались в программы, установленные и финансируемые АМД, везение исключалось.

— АМД не в силах справиться со всем. А мои клиенты не столько значительны, чтобы пользоваться кредитами МВФ или Всемирного банка. Кроме того, сейчас я на каждом углу слышу одну фразу: «долговременное развитие». Не будет вам никаких долларов, если вы не рассчитываете на долговременное развитие. Черт!.. Последний раз я искал средства для закупки питания и жизненно важных медикаментов. Разве это справедливо?

— Вы поучаете коллектив, дорогой Дэнни. Но ведь и здесь люди тоже считают каждое пенни. Жировать давно перестали, прошли те времена, — мрачно заметил Милстед.

— Мои клиенты готовы взять и зерном. Несправедливо отталкивать их.

— Послушайте, я не планировал обсуждение этого билля.

Если председательствующий в сенате не хотел, чтобы какой-либо билль был представлен на рассмотрение одним из комитетов, он просто не вносил его в расписание слушаний. Бьюканан и сам неоднократно играл в эти игры.

— Но Пикенс может доставить вам немало неприятностей, — сказал он. — Поговаривают, будто он твёрдо вознамерился провести слушания по этому вопросу. Рано или поздно это случится, и в нижней палате аудитория может оказаться гораздо благосклоннее, чем в комитете. Так почему вам самому не назначить слушания, раз это все равно случится?

В этих делах Бьюканан был настоящий мастер. Умел надавить на сенатора, отказывающегося вынести законопроект на обсуждение. Если бы этого не происходило, законодательный процесс топтался бы на месте. На протяжении многих лет Бьюканан и его союзники на Капитолийском холме с большим успехом использовали примерно такие же приёмы, представляя интересы наиболее влиятельных политических сил. Истинная власть в Вашингтоне неизменно сводилась к следующему: не пускать. И Бьюканана эта особенность политики всегда завораживала. Реформы здравоохранения, билли по ограничению деятельности табачных компаний, с такой помпой и шумом обсуждаемые в средствах массовой информации, просто сходили на нет и бесследно исчезали в бездонной пропасти конгресса. Для заинтересованных лиц подобные перемены были нежелательны. Лучше придерживаться давно установившегося статус-кво. Большая часть прежней работы Бьюканана по лоббированию была сосредоточена на уничтожении законодательных инициатив, которые могли повредить его влиятельным и богатым клиентам.

Эта политика была известна под названием «передача вслепую», поскольку при передаче эстафетной палочки следующей команде новый сенатор, ещё не вникший в обстоятельства, мог совершить неверный шаг. Лишь руководство знало, кто именно наложил ограничения. Все зависело от множества разных обстоятельств. К концу слушаний часто выяснялось, что они были пустой тратой времени, зато эффект казался огромным, и Бьюканан, поднаторевший в закулисных махинациях, знал это.

Сенатор покачал головой:

— Мне стало известно, что Пикенс намерен выставить на обсуждение два билля, и я уже близок к тому, чтобы позволить мерзавцу сделать это, ибо в запасе у меня есть третий, более важный, и, если я влезу ещё и с ним, этот сукин сын вопьётся мне в задницу, как хорёк в кобру, и уже никогда не отпустит.

Бьюканан, откинувшись на спинку кресла, пил кофе и мысленно прокручивал возможные варианты действий.

— Почему бы не пойти простым и прямым путём? Если у вас наберётся достаточно голосов «против», назначьте слушания. И пусть себе комитет голосует — тогда ублюдку конец. Если же он помчится с этими биллями в нижнюю палату... едва ли найдёт там достаточную поддержку, чтобы провести их в жизнь. Черт, да если эти законопроекты попадут в нижнюю палату, нам удастся долго тормозить их, требовать поправок, тянуть резину, переиначить, выдавить из них самую суть, как сок из апельсина. И ещё учтите, выборы совсем скоро, так что можно даже будет поиграть в игру под названием кворум.

Милстед задумчиво кивнул:

— Знаете, меня немного беспокоят Арчер и Симс.

— Но, Харви, вы же ввалили в штаты этих ублюдков столько долларов на реконструкцию скоростных магистралей, что в них запросто могло захлебнуться все долбаное тамошнее население! Так призовите их к порядку. Им плевать на этот билль. Они, возможно, и материалы не удосужились прочесть.

Милстед смотрел уже увереннее.

— Ладно. Как бы там ни было, сделаем это для вас. В сравнении с бюджетом в одну целую и семь десятых триллиона долларов это сущий пустяк.

— Не для себя прошу. Для клиента. Очень много людей рассчитывают на эти деньги, Харви. И большинство из них ещё не научились ходить.

— Понял.

— Вам не мешало бы предпринять небольшое ознакомительное путешествие. Я поеду с вами. Страна прекрасная, нет, правда, сами увидите. И просто грех так бездарно распоряжаться этой землёй. Господь, может, и благословил Америку, но почему-то забыл о многих других уголках мира. А они существуют, развиваются. И если выдастся когда-нибудь у вас скверный день, вспомните об этом.

Милстед кашлянул:

— Уж очень напряжённое у меня расписание, Дэнни. И потом, вы знаете, переизбираться я не собираюсь. Ещё два года — и выхожу из игры.

«Ладно, кончаем трепаться, пора переходить к делу, — подумал Бьюканан. — Давайте теперь поиграем в предателя».

Он наклонился и передвинул свой портфель. Один поворот ручки — и записывающее устройство включилось. «Это для тебя, Торнхил, поганый ублюдок».

Бьюканан выпрямился.

— Понимаю, говорить о заменах всегда трудно. Но мне позарез нужны люди в Международной помощи, которые согласились бы поучаствовать в моей скромной программе. Обещаю, что не обижу, буду платить не меньше, чем вам. А взамен требую не так уж и много. Посодействуйте моим планам, вот и все. Сейчас я в таком положении, что не могу допустить очередного провала. Так что придётся им постараться. Готов гарантировать одно: оплату в конце. По результату, так сказать. Ну, как было с вами. Ведь мы с вами всегда прекрасно понимали друг друга, верно, Харви? Всегда умели договориться. Вот уже почти десять лет вместе, и все у нас шло хорошо. Вы неукоснительно выполняли обещанное, брали своё, не мытьём, так катаньем.

Милстед покосился на дверь и тихо заговорил:

— Есть у меня кое-какие людишки, с которыми вы можете поговорить. — Он явно нервничал и чувствовал себя неуютно. — Теперь о моих обязанностях. Само собой разумеется, я не могу обсуждать с ними это дело напрямую. Но уверен, договориться можно.

— Рад это слышать.

— И вы правы, что планируете загодя. Два года промчатся, как сон.

— Господи, через два года меня самого, возможно, уже здесь и не будет, Харви.

Сенатор улыбнулся:

— Сомневаюсь, что вы когда-нибудь отойдёте от дел. — Он выдержал паузу. — Но полагаю, вы уже обзавелись наследником. Кстати, как поживает Фейт? Полна энергии, как всегда?

— Фейт есть Фейт. Вы же её знаете.

— Повезло вам, что есть такой человек, на которого всегда можно положиться.

— Да, очень повезло. — Бьюканан слегка нахмурился.

— Передайте ей от меня большой привет. И ещё скажите, пусть как-нибудь заедет повидать старину Харви. Самые красивые ножки, самая светлая голова из всех, что я здесь когда-либо видел. — Милстед подмигнул.