Несгораемая страсть

Кизия не ответила. И не смогла бы ответить. У нее в горле застрял ком.

— И вообще, — продолжила Бернадина. — Я спросила у брата, знает ли он вас, и он ответил, что знает, хотя лично не знаком. Он назвал ваше имя и сказал, что вы работаете пожарным. Это так меня потрясло.

— Правда? — выдавила Кизия.

Молодая женщина энергично кивнула, в ее глазах светилось восхищение.

— Для такой работы нужно быть очень храброй.

Естественно, это был комплимент. Но в данных обстоятельствах слово «храбрая» звучало как насмешка.

Кизия несколько раз сглотнула. Но комок в горле остался. Казалось, он становится все больше и больше. В глазах защипало. Она отвернулась, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Кизия?

Казалось, оклик донесся откуда-то издалека. Кизия вяло отмахнулась, надеясь, что Бернадина Уоллес уйдет.

Но Бернадина, с ее косичками и немыслимым маникюром, осталась.

— Тише, — шепнула она, бережно обнимая Кизию. — Я знаю, это тяжело, когда твой парень так сильно ранен. Но он поправляется. Брат говорит, Шкаф Рэндалл прекрасный человек. И это поможет ему выздороветь. За него переживает половина Атланты. Медсестры говорят, что никому еще не присылали так много подарков и открыток. И знаешь, это тоже ведь помогает. А значит, все будет хорошо. В конце концов… все наладится.

Последние остатки самообладания рассыпались в прах. Когда по щекам Кизии потекли горячие, горькие слезы, она вспомнила, что шептала Шкафу такие же слова утешения, когда он очнулся от забытья.

Сможет ли она когда-нибудь так же верить этим радужным обещаниям, как верит Бернадина Уоллес?

Три дня спустя она все еще сомневалась.

Около одиннадцати часов утра Кизия вернулась в свою квартиру после двух отработанных смен — одной плановой и одной сверхурочной. На третью смену подряд ей бы просто не хватило сил, хотя желание такое было. Использовать работу как лекарство от душевной боли можно до тех пор, пока справляешься. Но если засыпаешь на ходу…

На работе она выкладывалась на все сто процентов. Потому что в противном случае последствия могли оказаться плачевными.

Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Кизия вычесывала Шабаз. Она замерла от неожиданности. Ее кошка воспользовалась этим, чтобы сбежать.

— Кто там? — с тревогой спросила Кизия. Она никого не ждала.

— Феба! — ответил знакомый голос.

Кизия отложила щетку, заметив, как чешутся кончики пальцев от рыжего кошачьего меха. Зря она взялась ухаживать за кошкой. Все это время ей вспоминались руки Шкафа. Его прикосновения. Поглаживания. Ласки. Ее сексуальное влечение, впавшее в спячку после несчастного случая, снова проснулось.

— Секундочку! — крикнула она.

На самом деле прошла минута или даже две, прежде чем Кизия открыла дверь. Она провозилась бы и дольше, если бы не понимала, что это покажется подозрительным.

По лицу Фебы было видно, что пришла она с чем-то серьезным. Но все же Кизия вела себя как обычно. Новоиспеченная миссис Джексон Миллер поначалу подыграла ей, охотно и с юмором отвечая на вопросы о медовом месяце. Но как только они уселись на софе в гостиной, она перешла к делу.

— Я знаю, что вы со Шкафом поссорились, — без обиняков начала она. — Я недавно забегала к нему в больницу. Совсем ненадолго, потому что он ясно намекнул, что хочет побыть в одиночестве. Одна из медсестер говорит, что он отказывается от физиотерапии. И что ты не навещала его день или два.

Кизия опустила глаза. Медсестра сказала правду. Прошло уже двое суток с тех пор, как она в последний раз была в больнице. Хотя она постоянно созванивалась с Бернадиной Уоллес.

— Он не хочет меня видеть, — ответила Кизия, заставив себя взглянуть в глаза подруге.

— Но почему? На моей свадьбе даже я заметила, как вы со Шкафом смотрите друг на друга. Если двое людей так… в общем, я бросила тебе букет, потому что… подумала…

— Знаю, — с горечью сказала Кизия. — Я тоже… думала.

— Что же произошло?

— Шкаф не…?

— Молчал, как рыба.

Кизия снова уставилась на свои руки. Затем, после глубокого, долгого вздоха, принялась описывать чудовищный поворот событий, случившийся в палате Шкафа.

Начала она очень медленно, часто запинаясь и тщательно подбирая слова, но затем ее речь потекла более плавно. К концу рассказа она уже не могла сдержать бурлящих чувств.

— Я не могла поверить, — подытожила Кизия, разведя руками. — Я стояла там, слушала и не верила собственным ушам. Когда Шкаф заявил, что я приняла его предложение из жалости…

— А разве нет?

— Нет! — Вопрос Фебы привел Кизию в ужас. — Конечно нет!

— Тебе не… жалко… Шкафа?

— Мне жаль, что так случилось с ним. Но его я не жалею!

— Ты уверена? Видишь ли, это вполне естественная реакция.

Кизия открыла было рот для возражения. Затем она остановилась и попыталась глубже заглянуть в себя. Кое-что из увиденного ее потрясло.

— Может, немножко, — призналась она тихим и напряженным голосом. — Сначала. Тот шок, который я испытала, увидев его после операции… — Она умолкла, прикусила нижнюю губу, желая побыстрее это забыть. Затем продолжила. — Хорошо. Да. После несчастья со Шкафом я многое поняла. Наверное, мысль о замужестве пришла ко мне чуть быстрее, чем если бы ничего этого не было. Но я бы все равно додумалась до этого, Феба. Я бы решилась. И я верю в это всем сердцем.

— Потому что ты его любишь.

— Да!

— Как ты думаешь, он тебя любит?

— Не знаю, — честно ответила Кизия и нервно рассмеялась. — Забавно. Я говорю совсем как ты в ночь пожара. Помнишь? Когда мы болтали за ужином.

— Помню.

— Теперь все наоборот, правда? Все совершенно изменилось. Ты замужем за Джексоном. А у меня… — она моргнула, сдерживая непрошеные слезы, — вот такое со Шкафом.

Феба помолчала. Затем тихо ответила:

— Этого могло не быть, Кизия.

Кизия снова моргнула, сказав себе, что плакать нельзя.

— Чего?

— Моей свадьбы с Джексоном. Ее могло не быть. Мы расстались через несколько дней после пожара на складе.

— Вы расстались?

— Я ничего не говорила, потому что ты была так сильно занята Шкафом, — торопливо пояснила Феба. — А как только мы снова сошлись…

— Но почему? Почему вы расстались, хоть и ненадолго?

— Потому что я боялась, Кизия. Мать меня бросила, когда я была ребенком. Отец умер от сердечного приступа у меня на глазах. Мой жених погиб в авиакатастрофе меньше чем за неделю до назначенной свадьбы. Казалось, я теряю всех, кого люблю. После пожара на складе я думала только о том, что Джексон мог погибнуть или серьезно пострадать. Я не могла этого вынести. Поэтому когда он неожиданно преподнес мне обручальное кольцо и задал вопрос, я ответила «нет». Слово за слово, и он обозвал меня трусихой и ушел.

— Я понятия не имела, — прошептала Кизия в изумлении.

Феба криво усмехнулась.

— У тебя своих забот хватало.

— Но все же… — Она несколько секунд теребила нижнюю губу, внезапно вспомнив недавнюю новость. — Я слышала, что Джексон пошел на повышение и переводится в академию. Он сделал это для тебя?

— Для нас. И для Лорелеи. Как оказалось, она тоже сильно переживала из-за его работы.

Кизии потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.

— А ты бы вышла замуж за Джексона, если бы он остался в строю?

— Да, — ответ был простым, но очень уверенным.

— Он первый пошел на сближение после вашего разрыва? Или ты?

Феба склонила голову, обдумывая ответ.

— Можно сказать, мы встретились на полпути.

Кизия долго молчала, затем произнесла:

— Я не знаю, где сейчас эта половина пути между мной и Шкафом. Но я знаю, что Ральф Букер Рэндалл множество раз шел мне навстречу.

— И что?

— И… — Она встала, уже зная, что будет делать дальше. — Я поеду в больницу и попытаюсь вернуть его расположение.

Так она и поступила. Но приехав в больницу, не сразу направилась в палату Шкафа. Первым делом она зашла в маленькую больничную часовню и помолилась.

Кизия хорошо знала эту часовню. Они с Хеленой Розой Рэндалл провели здесь много часов в первую неделю после несчастного случая.

В то время, как мать Шкафа в течение этой недели хранила безмятежное спокойствие, Кизия испытывала самые противоречивые чувства. Она злилась на Бога. Пыталась с Ним договориться. Смиряла себя и обращалась к Нему с мольбами. А на седьмой день после пожара со слезами на глазах благодарила за то, что Шкаф пришел в сознание.

— Аминь, — пробормотала она наконец и встала с колен.

— Я надеялась, что встречу тебя здесь, деточка, — произнес приятный голос.

Кизия обернулась.

— Миз Хелена Роза!

— Я только что от Ральфа.

— Как он?

Пожилая женщина вздохнула.

— Плохо. Он опять пропустил процедуры.

— Я говорила с Фебой Донован…

— Молодой женой Джексона Миллера?

— Да. Она утром навещала Шкафа, а потом приехала ко мне. Ее это тоже беспокоит.

Очередной вздох. Обычно полная энергии, мама Шкафа казалась крайне утомленной.

— Вы с ним…?

— Тоже плохо, миз Хелена Роза. Но я пришла сюда, чтоб кое-что исправить.

— Что?

Кизия развела руками.

— Я как раз сейчас пытаюсь это обдумать.

— Это хорошее место для раздумий.

— Это хорошее место для многого.

— Я не спрашиваю, что случилось между тобой и Ральфом, — произнесла пожилая женщина после недолгой паузы.

— Не думаю, что смогла бы это объяснить, — честно ответила Кизия. — Поэтому я пришла сюда. Чтобы разобраться в себе… и в нем.

— Он боится, понимаешь. — В глазах Хелены Розы Рэндалл блестели слезы. — Чтобы он ни говорил, ты должна помнить, что он боится. А он не привык бояться. Не привык быть слабым.

— Шкаф не слабый, — возразила Кизия, не раздумывая. — Я знаю, что он ранен. И знаю, что по мнению врачей, он больше не сможет работать пожарным. Но это не делает его слабым, миз Хелена Роза. Ваш сын — самый сильный человек из всех, кого я знаю. Не потому, что у него рост под два метра, и что он может поднять груз в два раза больше собственного веса, если постарается. А потому, что он добрый, любящий и порядочный человек. Он был сильным с самыми разными людьми и в самых разных ситуациях. Со школьниками, которых учил технике безопасности. С подростками, которым давал советы в церкви. Со мной. Поэтому я люблю его так сильно. Потому что он силен своим рассудком, своим сердцем и своей душой. Я знаю, что такое слабые люди. Я была замужем за таким человеком почти три года, и он чуть не убил меня. Шкаф не такой. Я не говорю, что он идеал. Но он не слабый!

Кизия умолкла, слегка смущенная собственной горячностью. Мама Шкафа, напротив, казалась очень спокойной.

— Если ты так сильно любишь моего сына, деточка, — тихо сказала она, — то почему не ответила «да», когда он просил твоей руки в первый раз.

Снова туда же, — вздрогнув, подумала Кизия. Вопрос Хелены Розы был более вежливым вариантом того обвинения, которое обрушил на нее Шкаф три дня назад.

«Я просил твоей руки три раза, — сказал он. — Три раза! Почему ты не могла ответить „да“ до того, как я загремел в эту долбаную больницу?»

Почему?

Почему?

ПОЧЕМУ?

И тогда, неожиданно, Кизия поняла.

Если бы Кизия ворвалась в его палату минутой раньше, то как раз застала бы его за использованием утки. В дверях она чуть не столкнулась с санитаром, который помогал Шкафу в этом интимном ритуале.

— Мистер Рэндалл не хочет гостей! — возразил хрупкий молодой человек.

— Не проблема, — моментально огрызнулась Кизия. — Я не гость.

— Но…

— Мы позвоним, если что-нибудь понадобится.

Через мгновение санитар уже стоял в коридоре, а дверь палаты закрылась прямо перед его носом.

Шкаф с трудом приподнялся, заметив, как ускорилось его сердцебиение. Кизия застала его врасплох.

— Чего, — он прочистил горло, — ты хочешь, Кизия?

Она подошла к кровати. Ее щеки горели. Глаза метали молнии. Она казалась безумно красивой. И очень, очень злой. Злой, как никогда.

— Я хочу ответить на вопрос, который ты мне задал три дня назад, — сказала она. — Тот, на который я должна была найти ответ, чтобы ты снова захотел меня увидеть. Так вот. Причина, по которой я отвергала твое предложение, в том, что я боялась. Но не тебя, Шкаф. Ни в коем случае. Я боялась себя.

— Я не…

— Помнишь, я сказала тебе, что ты единственный не считаешь меня виноватой в том, как обращался со мной Тайрелл? Несколько минут назад я поняла, что в первую очередь я сама винила себя в случившемся. Да, конечно, я знала, что Тайрелл насильник. Но в глубине души верила, что это из-за меня. Я верила, что что-то во мне… какие-то мои слова или поступки… приводили к тому, что муж меня бил. Более того, я верила, что это «что-то» может подействовать на другого мужчину… пусть даже доброго, нежного, порядочного.

У Шкафа сжалось сердце.

— Ох, Кизия…

Она взяла его за руку.

— Слушай дальше. В то утро, когда я наконец ушла от Тайрелла, я слышала внутренний голос, который сказал, что я не заслуживаю такого жестокого обращения. Но он ни разу не говорил мне, да я и не задавалась таким вопросом, чего я заслуживаю. Теперь я поняла. Я заслуживаю лучшего. И лучшее, на мой взгляд, это ты. Настоящий ты. Не этот утонувший в соплях нытик, каким ты был в последние несколько дней. Я не знаю, что заставляло тебя пропускать процедуры, Шкаф Рэндалл, но я хочу, чтобы это больше не повторялось.

— Я уже не стану таким, как раньше, Кизия, — возразил Шкаф. Упрек его уязвил, хотя он знал, что это правда.

— Почему?

— Потому что я больше не смогу работать пожарным.

— И это все, кем ты можешь быть?

— Это важно для меня.

— Было важно. Ты был прекрасным пожарным, Шкаф. И я всем сердцем жалею, что ты вынужден оставить свою профессию. Но так вышло. Тебе придется справиться с этим и жить дальше. И я все время буду тебя поддерживать. Какое бы дело ты ни выбрал. Куда бы ни пошел. Я буду с тобой, потому что люблю тебя. Я люблю тебя всей душой. Всем, что у меня есть. И я жду от тебя такой же любви, как моя.

— Потому что ты заслуживаешь лучшего.

— Ага.

— А чего заслуживаю я?

— Тебе решать.

Молчание было долгим. Затем Шкаф потянулся к кнопке вызова медсестры.

— Как ты меня назвала? — спросил он. — Утонувшим в соплях нытиком?

— Ну…

В этот миг дверь распахнулось. На пороге стояло человек шесть, и все наверняка подслушивали. Среди них оказалась мама Шкафа и Бернадина Уоллес.

— Вы звонили? — спросил кто-то из вошедших.

— Ага. Насчет этого сеанса физиотерапии, который я пропустил утром. Как вы думаете, его нельзя перенести на вечер?

— Это… важно? — спросил кто-то другой.

Шкаф протянул левую руку женщине, которую любил. Она взяла ее без колебаний. Их ладони сомкнулись. Пальцы переплелись.

— Ага, — сказал он. — Потому что если я не начну лечиться, будущая жена надерет мне мою черную задницу.

— Уж в этом не сомневайся, — усмехнулась Кизия и страстно его поцеловала.

Ральф Букер Рэндалл и Кизия Лоррейн Кэрью поженились через месяц, окруженные огромной толпой родственников и друзей. Хотя невеста была готова выйти замуж хоть сейчас, будущий муж заявил, что ему требуется некоторое время. Вспомнив, сколько терпения проявил ее любимый в прошлом, Кизия без возражений согласилась подождать.

То, что жених с пользой провел четыре недели помолвки, подкреплялось тем фактом, что он произнес свою клятву стоя и страстно обнял молодую жену под занавес.

Естественно, эти объятия вызвали бурное обсуждение среди гостей. К примеру, молодоженам удалось подслушать один очень выразительный обмен мнениями между двумя офицерами пожарной службы, Джей Ти Уилсоном и Бобби Роббинсом.

— Вот это был поцелуй, — восхитился Джей Ти. — Скажи, круто?

— Первоклассный, — согласился Бобби, откупоривая шампанское. — А может, еще круче.

— А ты как думаешь? — прошептала Кизия Рэндалл, крепче прижавшись к своему мужу.

Шкаф усмехнулся, его зубы ярко сверкнули из-под усов. Выражение темных глаз было очень нежным, хотя и чуточку самоуверенным.

— Я думаю, наша любовь, как пожар, киска, — мягко ответил он. — И ничто на свете не сможет ее погасить.