И Иванушка, во избежание сюрпризов, слегка оплавил замок могучей входной двери, чтобы непрошенные визитеры не могли помешать ему, пока всё не будет готово, и на цыпочках, стараясь не разбудить безмятежно похрапывающих стражников, поспешил к повстанцам. Даже если справедливость была на их стороне, немножко своевременной помощи ещё никому не помешало.

Через двадцать минут титанических усилий все солдаты, попавшиеся ему в поле зрения, сначала осторожно, а потом просто быстро были разоружены, перетащены в одну, специально освобожденную для этой цели камеру и закрыты на ключ. Теперь можно было приступать к освобождению сторонников Траора.

Откуда-то издалека, из-за закрытой двери, донёсся тревожный стук и невнятные голоса.

Царевич удвоил усилия.

Как огненный ураган носился он по коридорам, пережигая оковы и решетки, пока не добрался до самой последней камеры пятого коридора первого уровня.

– М-м-м... В-в-в... Ваше... Ваша... Ваш... – пришла помеха, откуда не ждали.

Как положено по агасскому этикету обращаться к Премьер-Магистрам?

Но Траор избавил его от этой проблемы.

– Ты вернулся? Зачем? Что за суматоха в тюрьме?

Он уже затащил своих спящих стражников вовнутрь, и теперь сидел на корточках рядом с одним из них, опираясь всеми четырьмя руками на его меч, чтобы не упасть от слабости.

– Это не суматоха. Это я, – вздохнул и признался царевич. – Но и наверху шуму я, не подумавши, наделал слишком много. Все переполошились, весь дворец кишит солдатами... Ищут меня, Вахуну и Панта. Но входная дверь закрыта и пока держится. Охранники под замком. А что делать дальше, я не знаю... Вот если бы мы могли выбраться наружу незаметно...

– Ищут Вахуну? – настороженно вскинув голову, оборвал его Траор. – Панта? А что с ними случилось?

– Они... умерли, – зябко, как от несуществующего холода, поёжился Иванушка при воспоминании о тайной комнате Змеи.

– Умерли? – недоверчиво переспросил Премьер-Магистр, подавшись теперь всем тощим телом вперед и вывернув шею. – Как?.. Откуда?.. КТО? ТЫ?

– Это неважно, – снова отмахнулся от этого вопроса Иван. – Надо бежать, пока есть возможность. Если бы мы были близко к поверхности, я бы мог прожечь дыру наружу, и все бы смогли выбраться, пока солдаты не сообразили, что и где происходит...

– Прожечь? Дыру? В камне? – Траор, сделав усилие, поднялся и выпрямился в полный рост, лишь слегка пошатнувшись. Белесые глаза его, казалось, засветились в полумраке. – Ты это действительно можешь?

Теперь это был уже не жалкий скрюченный забитый пленник, а полководец разбитой армии, которому только что сообщили, что подоспело подкрепление в десять раз сильнее уже радостно мародерствующего на поле боя противника.

– Мы находимся как раз под старой оружейной комнатой дворца. Хотя я бы скорее её назвал оружейным залом. В своё время, после одного случая, я начинал было соотносить план казематов с расположением дворца и окрестностей... Но успел закончить только первый уровень. Как забавно... – кривовато усмехнулся он каким-то давним воспоминаниям, которые, судя по его лицу, можно было охарактеризовать каким угодно словом, но "забавно" среди них не могло быть по определению.

– Если ты действительно сделаешь то, что предложил, то из решеток мы сможем сделать лестницу и выбраться по ней. Только в этом коридоре номер пять должно быть не меньше ста человек. И, к тому же, если тебе верить, и Змея действительно мертва... – и он вопросительно взглянул на Ивана.

Тот кивнул, стянул с себя сапог и, решительно поджав губы, спросил:

– Так где проделываем проход?

Траор вышел в коридор, повертел быстро головой и решительно ткнул пальцем в точку метрах в пяти от его камеры:

– Здесь.

Пока лукоморец работал над дырой, Траор, снова бессильно опустившись на пол и угрюмо уставившись себе под ноги, громко говорил то ли с ним, то ли сам с собой:

– ...Я был величайшим из всех Премьер-Магистров, когда-либо исполнявших эту обязанность в королевстве. Я был лучшим, а это нелегко... Короли были заняты приёмами и балами, а настоящее управление Саузой ложилось на мои плечи, и я без стыда даже сейчас могу признаться, что я справлялся и с этим... До того проклятого дня... Это было помешательство... Остановить людей было невозможно... Даже сейчас я не верю, что маг, какой бы он ни был силы, может превратить всех людей нашего мира в... в... – Траор с изумлением, как первый раз, недоверчиво покачивая головой, оглядел своё тело. – Хотя, многим уже начинает нравиться. И, конечно, могло быть гораздо хуже... И теперь, когда Змея мертва, мы уже никогда не узнаем, что же тогда произошло на самом деле... Гнев демонов ночи... Чушь какая... Только идиоты могли поверить в это... Но она унесла истину в могилу... Если она у неё есть, – и он искоса, оценивающе, глянул на своего освободителя, покрасневшего ещё больше от жары и от усилия. – Подумать только... Вахуны больше нет... Я и мои сторонники свободны... Ха, свободны... Мы должны будем пробираться по дворцу, как воры, в надежде, что нас не заметит охрана!.. Даже вооруженные этим антиквариатом, что находится сейчас в зале над нами, они не выстоят против полусотни настоящих гвардейцев и десяти минут!.. И об этом болит голова у меня, у Премьер-Магистра, который в случае смерти бездетного короля мог унаследовать Саузу!..

И тут Иванушка прервался, чтобы вытереть пот со лба, размять затекшие руки, которых он уже почти и не чувствовал и стряхнуть застывшие капли камня со второго сапога босой чумазой ногой.

– Ну, так наследуйте! – бросил он через плечо тоном, ясно говорившим: "Мне бы ваши проблемы...".

Появление вооружённого хоть несколько старомодно, но очень качественно, отряда повстанцев во главе с Премьер-Магистром, у себя в тылу дворцовые гвардейцы императрицы восприняли с удивлением.

Потому что только удивлением можно объяснить то, что под древними сводами мгновенно воцарилась тишина и процарствовала достаточно, чтобы Траор смог выступить вперёд и обратиться к солдатам с речью.

– Среди вас нет ни одного человека, который бы не знал меня, – властно провозгласил он.

– Это Траор!..

– Он на свободе!..

– Это Премьер-Магистр!..

– Как он тут оказался?!..

– Согласно закону Саузы о наследовании престола, после смерти правителя, если он не оставляет после себя прямого наследника, на престол восходит Премьер-Магистр и кладет начало новой династии! Вахуна погибла! – не обращая внимания на редкие возгласы, продолжил он своим завораживающим звучным властным голосом, так хорошо знакомым его соратникам и ещё не забытым его врагами. – Теперь Саузой и всей Агассой буду править я!..

– Она не погибла!..

– Мы её ищем!..

– И мы её найдём!..

– Похвальное стремление, которое я буду всячески поощрять, – одобрительно склонил голову Траор. – Но согласно тому же закону Саузы о наследовании престола, если правитель пропадает бесследно, регентом страны объявляется Премьер-Магистр! Если в течение года правитель не находится, Премьер-Магистр становится законным правителем Саузы!

На поле несостоявшегося боя снова опустилась озадаченная тишина.

Траор был прав.

Это был один из самых старинных законов Саузы. Он существует. Он не был отменен после смерти старого короля – Вахуна просто не стала себя этим утруждать – значит, он работает.

Никто не может идти против закона.

Значит, Премьер-Магистр – регент.

Более быстрого, более бескровного и более неожиданного дворцового переворота история не только этого мира, но и многих других ещё не знала. И если учесть, что количество миров равнялось количеству снежинок на лугах, умноженное на четыре целых тридцать восемь сотых и возведенное в степень n, где n – любое положительное число больше ноля, то «многих» означало действительно много.

Гвардейцы стояли и молча переглядывались, смутно понимая в глубине своих бронированных голов, что их как-то ловко обвели вокруг пальца, что они должны сейчас на бездействовать, а наброситься на мятежников, смять их, раздавить, разгромить...

Но как – в толк взять не могли.

Все получалось верно.

Императрица Вахуна пропала.

Наследников у ней нет.

Зато есть Премьер-Магистр, которого тоже никто не отменял, не разжаловал и не лишал званий. И он здесь.

Значит, теперь править будет он...

– Привилегии императорских гвардейцев, дарованные Вахуной, сохранятся, – подкинул на свою чашу весов стопудовую гирьку Траор. – Более того, моим первым указом будет указ о награждении ветеранов, отслуживших в гвардии не меньше ста сорока лет, дворянским званием и пожаловании им поместий в провинции по их выбору!

...И если подумать ещё, немножко подольше, то какая им разница, кто будет сидеть на троне? Это не их трон, а императрицы. Если она появится снова – она сумеет забрать его себе. Если нет – должен же кто-то править страной. А Траор Первый звучит ничуть не хуже, чем Вахуна Великая...

Решение созрело одновременно у всех.

– Да здравствует регент!..

– Многие лета регенту!..

– Ура!..

– Слава Траору Первому!!!..

Вооруженные люди в блестящих доспехах и в лохмотьях, ещё несколько минут назад готовые изрубить друг друга на порционные кусочки, смешались в кучу, подхватили Премьер-Магистра на руки и с восторженными криками, должным образом соответствующими случившейся оказии, понесли его в Тронный Зал дворца.

Смена власти состоялась.

Не дожидаясь начала формальностей, благодарностей и почестей, если таковые последовали бы, Иванушка быстро натянул сапог и, ловко лавируя между солдатами, побежал на улицу, на площадь, к фонтану.

Справедливость, на сколько это было возможно, восстановлена, и больше ему здесь было делать нечего.

Вскочив на скользкий от влаги бортик, он почувствовал, что через дыры в подметках его пальцы неожиданно соприкоснулись с холодным гладким мокрым камнем, вздрогнул, но, чтобы не отвлекаться от исполнения задуманного, зажмурился, даже сжал кулаки для верности и представил себе свой родной мир-восьмерку, карта которого впечаталась ему навечно в память ещё со школьных уроков географии, милягу отрока Сергия, Елену Прекрасную, которая от долгой разлуки стала ещё милее и ещё желаннее, Шатт-аль-Шейх, где они расстались кто знает сколько времени назад, и который он так и не успел посмотреть, и даже не прыгнул – бросился вниз...

– Земля-а-а-а-а-а-а-а!!!..

Крик, встретившись с водой, замолк, и лишь крутая лиловая волна шумно выхлестнула из чаши на пыльную мостовую, смывая следы вчерашнего побоища...

– ...О, великолепный отрок Сергий, брат любимой жены нашего драгоценного калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, чьё величие превосходит всех иных правителей Сулеймании, чей...

Серый нехотя оторвался от приятной процедуры чистки златогривого коня платиновой щёткой и сморщился, как от кружки лимонного сока.

Местный подход к такой простой части речи, как обращение, заставлял его кидаться попеременно то на стены, то на обращающегося, но всё без толку, и он постепенно на собственном печальном опыте пришел к выводу, что лучший способ преодолеть проблему сулейманских обращений – это до конца выслушать их.

– ...затмевает солнце!..

– Да, это я. Я слушаю, – со стоическим спокойствием кивнул он хозяину, разрешая продолжать.

– Как ваше бесценное здоровье? Хорошо ли вам спалось сегодня в нашей презренной лачуге, поселившись в которой вы обессмертили её имя навеки? Достаточно ли покушал на завтрак овсяных хлопьев ваш благородный конь? Все ли подковы целы на его стройных, как молодая черешня, ногах?..

Волк стиснул зубы.

Сегодня они с хозяином караван-сарая виделись в первый раз, а это значило, что уж лучше бы ему было выслушать ещё с десяток шатт-аль-шейхских обращений...

– Да, всё нормально, спасибо, – сдержано кивнул он, памятуя, что стоит ему проявить хоть каплю дружелюбия, как Маджид рассыплется в таких благодарностях, что его до вечера будет не собрать. Всё-таки присутствие калифского зятя на его территории оказало странное воздействие или на его психику, или на его понятие о речевых оборотах высшего света. – Говори, чего надо.

– Ваше указание выполнено, – склонился, излучая счастье и космическую гармонию, Маджид, и было ясно по одному его виду, что большей радости в жизни он себе представить не сможет и на смертном одре.

Волк захлопал очами.

– Какое приказание?

– Которое ваше светлейшество изволили дать недостойному вашему вечному слуге.

– Кому-кому?..

Маджид бессильно закатил под лоб глаза и обреченно вздохнул. Подход юного калифского родственника к сулейманскому речевому этикету был предметом его головной боли и страданий в тихие предутренние часы, когда все остальные слуги, измученные этим, уже впадали в неспокойный сон.

– Мне, – грустно выдохнул он. Хорошо, что он не решился опробовать на практике пришедшее ему сегодня утром в голову изящное "ничтожный погонщик верблюдов обыденности перед сияющим дворцом вашего великолепия".

– Какое приказание ты конкретно имеешь в виду? – осторожно, на всякий случай внутренне готовясь к очередному словесному завороту, поинтересовался Волк.

К его удовольствию, на это раз хозяин, выбитый, наверное, из колеи патологической непонятливостью своего высокородного (или высокопороднившегося?) постояльца отвечал просто:

– Которое вы изволили отдать перед вашим путешествием.

– Не помню?..

– Вы сказали, что если обнаружится в ваше отсутствие ваш друг, то я должен проводить его в вашу комнату, предоставить ему все удобства, запереть его на большой замок, а ключ выбросить. Я всё сделал, как вы приказывали, но, боюсь, что замок скоро не выдержит нежелания вашего друга оставаться запертым...

Договаривал свою фразу Маджид уже одному коню.

Отрока Сергия как ветром сдуло – он промчался мимо него, чуть не сбив с ног, зацепил плечом косяк ворот, и, даже не остановившись, чтобы пнуть их или выругаться, просвистел дальше, поднимая за собой по двору белесые клубы пыли.

Как и предсказывал хозяин, хлипкая дверь, не рассчитанная на богатырский лукоморский натиск, не выдержала, и была вынесена молодецким плечом навстречу едва успевшему увернуться отроку Сергию.

– Иван!!!

– Сергий!!!

Лукоморцы заключили друг друга в объятья.

– Где ты был?!..

– Где я был!!!..

– Ванюха!!!..

– Серый!!!..

– Нашелся!!!..

Счастью и радости не было никакого разумного предела...

И тут царевичу удалось вырваться из объятий друга, и он, ухмыляясь во весь рот, как тыква на Хэллоуин – наверное, в предвкушении чего-то хорошего, и убирая спутанные светлые волосы со вспотевшего лба, оглянулся по сторонам и, не видя кого-то, кого надеялся увидеть, поделился своим любопытством с Волком:

– А где... Елена Прекрасная?

Волк вдруг почувствовал, что у него внутри всё оборвалось, а что не успело оборваться, то опустилось.

Пахнуло ледяным ветерком.

– Она... Вышла...

– Прогуляться? – всё ещё весело улыбаясь, спросил ничего не подозревающий Иванушка.

– Нет... Дальше. Замуж, – сказал, как отрезал, Серый и отвёл глаза.

– Как... Что?!.. Когда?!..

– Да давненько уже...

– За кого? – и, помимо воли, Иван подозрительно вперился хищным взглядом в Серого.

Тот сначала не понял, но когда до него дошло, он чуть не подавился собственным негодованием:

– Ну не за меня же!!!..

Царевич слегка расслабился, но взора огненного с Волка не спускал.

– А за кого?

– За царя местного. Калифом называется. Но не это главное, Иванушка, – Серый ухватил друга за плечи и нежно потряс, доверительно заглядывая в глаза. – Самое главное, что калиф в выкуп за неё дал златогривого коня, того самого, и мы практически завтра можем отправляться домой, понимаешь?

Но, вопреки его ожиданиям (или, скорее, надеждам) Иван торжеством момента не проникся.

– Как. Она. Могла. Это. Сделать...

На Иванушку больно было смотреть.

– Н-ну... Они познакомились и понравились друг другу... И на следующий же день поженились... Иван, ты не переживай так!.. Может, это любовь. Может, они счастливы.

– Может???!!! Что значит – "может"?! Ты хочешь сказать, что даже не знаешь, счастлива ли она с этим нахальным захолустным царьком?! Ты даже не посетил её ни разу?!..

Тут настала очередь возмутиться Серого.

– Что ты себе воображаешь – что я целыми днями теперь буду держать её за руку? – воткнул он руки в боки и перешёл в контрнаступление. – К твоему сведению, я на следующий день после свадьбы... через день... отправился тебя, дурня, искать Сулейман знает куда – а он "посетил – не посетил", "счастлива – несчастлива"!.. Да кому это интересно! Это теперь её личное дело, и не вмешивайся в семейную жизнь малознакомого тебе человека!

– Что-о-о?! Малознакомого?!.. Да мы собирались пожениться, если тебе угодно знать!.. – выпалил Иванушка, и покраснел.

Врать он так толком и не научился.

– Ты за себя говоришь, или за обоих? – беспощадно уточнил Волк, понимая, что наносит другу такой удар, даже сама мысль о котором ещё десять минут назад ему бы и в голову не пришла.

Иван вздрогнул, как от боли, но больше виду не подал.

– Как она могла с ним познакомиться, здесь, в Сулеймании?.. – натужно шевеля ставшими враз непослушными губами, неуклюже перевел он разговор в другое, более безопасное, как он думал, русло, рассчитывая какое-то время отделываться бездумными стандартными фразами, пока внутри всё рушилось и пылало.

– ...Я нигде не читал, что в обычаях местных правителей устраивать приёмы и приглашать на них неизвестных людей и приезжих! – растеряно взмахнул руками Иванушка, освобождаясь от ослабевшего захвата Серого.

И тут царевича посетила удачная (или неудачная, как посмотреть) догадка.

Он замер.

– Это... ты... всё... устроил?..

Обманутый Иванушка страдал от ревности и жажды мести, но если бы Волк сейчас честно взглянул ему в глаза, как он это умеет вне зависимости от того, по какую сторону от правды он на данный момент находится, и соврал бы, что никакого отношения к этому не имеет, он бы жадно поверил...

Но тот вспыхнул, отвел свои серые очи и не сказал ничего.

Для Ивана это было равносильно признанию вины.

Он набрал полную грудь воздуха, сжал губы, побагровел и с шумом медленно выдохнул через нос.

– Где она сейчас? – холодно спросил царевич сразу, как только ощутил, что сможет говорить, не пытаясь придушить своего друга.

– У любимого мужа во дворце, – не отказав себе в чувстве глубокого удовлетворения, произвел контрольный в голову Волк.

– Летим туда, – бросил Иванушка, и, не дожидаясь ответа, развернулся на месте и зашагал к Масдаю, всё это время молча наблюдавшему за сценой долгожданной встречи земляков.

– Но тебя не пустят!.. Ты не знаешь, где это!.. Она не захочет тебя видеть!..

Беспомощные потуги Серого остановить друга отлетали от стальной решительности того, как горох от танка.

– Пусть она сама мне это скажет, – тихо произнес Иван и опустился на ковер. – Масдай, во дворец калифа, пожалуйста.

– Погоди, я с тобой!.. – вскочил на взлетающий ковёр Волк, ненавидя всех и вся – себя, Ивана, Масдая, Ахмета Гийядина, но в первую очередь и сильнее всех – Елену. – Без меня тебя собьют!

– И очень хорошо, – угрюмо бросил через плечо Иванушка.

Если бы Серый не знал, что витязи Лукоморья не плачут, он мог бы подумать чего-нибудь не того.

Первыми явление в виде Непонятно зачем Летающего Объекта чуть не накрыло кучку придворных во внутреннем дворе Главного Дворца.

Зависнув в нескольких сантиметрах над островерхими чалмами, Объект замогильным голосом задал вопрос:

– Где я могу сейчас найти калифа?

Быстро придя к выводу, что в силу полнейшего презрения к придворному речевому этикету Объект мог быть только или порождением демонского мира, или иностранных цивилизаций, советники решили, что в обоих случаях с ним связываться не стоит, и самый старший из них за всех ответил:

– Великий калиф благородного Шатт-аль-Шейха, самого прекрасного и процветающего города всей бескрайней Сулеймании, да будет простираться над ней благословение премудрого Сулеймана бесконечно в веках, калиф, бескрайнее море чьей милости выходит из берегов...

– ГДЕ???!!!..

– В серале.

Некоторые люди просто не умеют нормально разговаривать.

– Ой... – сконфуженно прозвучал с объекта другой голос. – Ну, если он животом мается, может мы попозже зайдём?..

– Нет, – твёрдо возразил ему первый. – Мы подождём.

– Сераль – это место размещения жён и наложниц повелителя, – ворчливо пояснил двум первым голосам третий – шершавый, как будто шерстяной.

– Что, они все...

– Нет, это не то, что ты думаешь, – сердито оборвал третий.

– Где ваш сераль? – угрюмо спросил первый.

Старый советник прозорливо понял, что этот вопрос адресовался ему, и махнул в сторону фруктового сада рукой:

– Там.

И Объект полетел туда.

Высокие резные беломраморные стены отгораживали дворик сераля от остального мира.

Защищала сераль от остального мира красного дерева дверь, в данный момент готовая с минуты на минуту сложить с себя эти почётные полномочия и отправиться на покой в роли древесины для растопки дворцовой кухонной печи.

Потому что, что хотя и общепризнано, что закрепощенная женщина Востока – существо слабое и безобидное, но если их много, и если они объединили свои усилия общей идеей, то против них не смогут выстоять даже десятисантиметровые доски, сколоченные вместе.

Дверь, сознавая, что доживает свои последние минуты, содрогалась, скорее, уже не от напора, а от ужаса.

По другую её сторону, подперев её спинами, укрывались Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс и Елена Прекрасная.

– ...ты не должен потакать капризам своих бывших компаньонок, милый, – тоном сурового университетского ректора инструктировала она его, умудряясь перекрикивать шум и грохот за стеной.

– Но они не компаньонки, птичка наша!.. И не бывшие!..

– С момента нашей свадьбы, как я тебя и предупреждала, все твои старые увлечения должны были отойти в прошлое...

– Но некоторые из них совсем не старые, наш розовый тушканчик!.. Им нет ещё и шестнад...

– И не называй меня этим прыгучим крысоподобным!..

– Елена, привет! Ахмет, как поживаешь? – донесся с неба полный искусственной весёлости глас.

Супруги подняли глаза.

Брови Елены приподнялись.

Очи калифа увлажнились.

Он упал на колени перед медленно снижающимся ковром и протянул к Серому короткие пухлые ручки, казавшиеся ещё короче и ещё пухлее от килограммов драгоценных украшений, нанизанных на них.

– О, как мы счастливы снова видеть тебя, зять наш! Мы приказали послать за тобой, но нам сказали, что тебя не было в твоих апартаментах, хоть и выкуп за сестру твою Елену и вещи твои находились там...

– Д-да... Я путешествовал. Искал своего друга. Вот этого, – и Волк, которого в предвидении реакции Ивана передернуло при слове "сестра", вяло ткнул большим пальцем себе за спину – в сторону начинавшего уже приподниматься, не дожидаясь приземления, царевича, мрачного и готового метать громы и молнии, как грозовая туча.

– Хвала Сулейману, наконец-то ты здесь, – сложил ручки на груди Ахмет Гийядин. – И теперь мы с чистой совестью можем сказать, что, несмотря на всю нашу любовь и обожание твоей несравненной сестры мы с ней разводимся.

– Что-о-о?! – разом вырвалось из трех глоток.

– Мы, калиф Шатт-аль-Шейха Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, разводимся, разводимся, разводимся с твоей сестрой, о юный чужеземец из далекой северной Стеллы. Нет-нет, не возражай – коня и вазу, её приданое, можешь оставить себе – мы не претендуем на них ни в малейшей степени, – прочитав на лице зятя испуг, поспешил устранить его причину, насколько её понимал, калиф. – Просто пока ты здесь, и твой друг, который, наверняка, не откажется взять в жены такую великолепную женщину, как Елена, мы это сделаем, и в нашем дворце, наконец-то, воцарится мир и спокойствие.

– Что ты имеешь ввиду, Ахмет? – воскликнула стеллийка.

– Помолчи, Елена, хоть сейчас, на прощание, помолчи, пожалуйста, – умоляюще склонил набок голову в растерзанном тюрбане калиф. – Ты знаешь, Сергий, очень долго объяснять, чем мы не сошлись с твоей восхитительной сестрой, поэтому я просто скажу, что мы не сошлись характерами.

Не знаю, какой шайтан её надоумил, но на второй же день нашей совместной жизни она купила нам сапоги на двадцатисантиметровой платформе, и мы вывихнули обе ноги вот уже четыре раза!..

– Я считаю, что мужчина должен быть выше женщины как минимум на пятнадцать...

– А ещё она не даёт нам кушать ничего, кроме капусты и арбузов!.. Капуста и арбузы, арбузы и капуста!.. Капуста, маринованная в арбузном соке!.. Арбузы, эстетично разложенные на капустных листьях!.. Салат из арбуза с капустой!.. Капустно-арбузный суп!.. Сушеные арбузы!.. Моченая капуста!.. Ты не подумай чего, отрок Сергий – из таких волшебных ручек, какие у твоей сестры, мы готовы принять хоть яд, но ведь чашечка яда – питьё одноразовое, а капузы и арбусту... то есть, арпузы и кабусту... Тьфу, прости Сулейман, даже слов этих произносить больше не можем!.. И пойми нас, уважаемый зять, мы долго терпели, хоть от этого нам постоянно хочется то есть, то... – калиф смущенно махнул рукой. – То одновременно...

– Но это хорошо для твоей фигуры, и ты за это время уже сбросил пятнадцать килограмм!..

– Вы слышали!.. Пятнадцать килограмм!.. И теперь выглядим как конь водовоза – у нас стали прощупываться рёбра!!!..

– Не стали!..

– Но скоро будут!!! Но мы всё это готовы были терпеть ради неё, очаровательной Елены, но это стало последней каплей! – и бедный калиф указал рукой по направлению к закрытой пока двери, за которой неожиданно и незаметно воцарилась подозрительная тишина.

Если можно совместить перемирие, перегруппировку и подслушивание у щелей в одно, почему бы этим было не воспользоваться? Похоже, абсолютно справедливо решили революционно настроенные женщины калифа.

– Наши жены и наложницы!!!.. – горестно возопил Ахмет Гийядин. – Твоя сестра приказала нам избавиться от них, сказав, что у человека может быть только одна жена и не больше трёх наложниц! Но, во-первых, у нас их триста одна, а, во-вторых, после той пытки, которой она называет "диетой", сил стало хватать только на то, чтобы на четвереньках добраться до кровати, и даже те три наложницы, которые она готова была позволить, нам стали ни к чему!.. И мы не можем этого перенести... Прости нас, о милостивый юноша, но мы отдаём тебе твою сестру обратно в полное распоряжение твоё и друга, который теперь, как честный человек, по нашим законам, просто обязан на ней жениться!..

– Я?!..

– На нём?!..

– Ну, вот и прекрасно. Мы видим, вы прекрасно поладите.

– Но я не хочу...

– Но я не могу...

– Тихо, тихо, тихо, о брильянты наших очей, – примирительно вскинул ручки калиф. – Милая наша бывшая женушка. Ты не забыла, что мы с тобой здесь делаем?

Губы Елены кисло поджались.

– И если ты думаешь, что они хотят растерзать нас, калифа славного Шатт-аль-Шейха, то подумай, о роза нашего сада, ещё раз.

Женщины за дверью, как будто для того, чтобы придать убедительность словам их ненаглядного супруга, угрожающе взвыли.

– Но, по нашим обычаям, мужчина не может развестись с женой, не обеспечив ей достойного существования. То есть, мужа, как всегда трактовали этот закон мы. Этот же интеллигентный юноша, похоже, из хорошей семьи, может даже торговой, он недурён собою... наверное... если его отмыть... одеть... и накормить... и если бы мы с тобой не развелись, то за то, как он смотрит на тебя, нам, как порядочному человеку, пришлось бы его казнить.

– Но Ахмет!.. Ты должен спросить сперва моё мнение, согласна ли Я...

– Зачем? – искренне удивился Ахмет Гийядин. – Мы калиф. Мы решили. Твой брат тоже не против.

– Я про...

– Подойди сюда, юноша, – поманил он пальцем Ивана, не обращая внимания на попытки бывшего родственника высказаться.

Иванушка, не понимая до конца, что происходит, и, не зная, радоваться этому или сопротивляться, сделал два нерешительных шага вперёд.

– Объявляем вас мужем и женой, – поспешил закончить торжественную церемонию Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс. – А чтоб вы ни в чём не нуждались, примите от нас этот скромный подарок – приданное Прекрасной Елене.

И калиф снял с правой руки все шестнадцать перстней и ссыпал их в карман Серому, обалдело и безмолвно взирающему последние десять минут на происходящее.

– Живите дружно, – посоветовал он молодым.

Наверное, близость долгожданной развязки предала близкому к голодной смерти калифу сил, и он легко подхватил свою недавнюю супругу – усладу дней его и ночей – и перенёс и опустил её на Масдая.

– До свидания, друзья наши, – сделал он шаг назад и помахал им рукой. – Будете через несколько лет проездом в нашем калифате – милости прошу пожаловать в гости, всегда вам будем рады, как родным, если окажемся дома!.. Прощайте!..

И Масдай, не дожидаясь команды, плавно поднялся вверх, обогнул три лохматых пальмы и взял курс на караван-сарай.

– Бумеранг, – только и смог вымолвить Серый, уныло опустившись на бортик фонтана во дворе караван-сарая.

– Что? – не понял Виктор, остановившись рядом.

– Бумеранг, – повторил Волк. – Это такая штука, с которой охотятся дикари Оссии. Её бросаешь, а она возвращается назад. Если по дороге не прибьёт никого.