– Класс!!! – ахнул Волк. – И что, он исполнил это желание?

– Исполнил, о горе мне, горе!!!

– Горе? Почему горе? – не понял Серый. – Или мы говорим о разных желаниях? Что ж тут плохого, когда у тебя во дворце золото – кучами! Золотые столы, золотые шкафы, золотые хрустальные вазы, золотые свечи, золотые... золотые... Ну, короче, все золотое!..

– Вот-вот, неразумный юноша, я тоже так думал. Но только оказалось, что свечи, как ты изволил выразиться, они или свечи, или золотые. И с хрустальным вазами – то же самое, между прочим.

– Ну, это-то можно и пережить!..

– Это – можно. А золотые яблоки, золотая рыба, золотые слуги...

– Тоже нормально. У моего друга золотые яблоки дома растут. А хорошую прислугу в наше время не так просто на...

– Болван!!! – в гневе взвизгнул старикан. – В золото стало превращаться все, к чему бы я ни прикасался!!! ВСЕ!!! Еда, животные, люди...

– Ешки-моешки! – как будто невидимая рука отбросила отрока на три метра назад. – Вот это да... Вот это ты налетел... Как сказал бы один мой знакомый король, что с возу упало – на то напоролись...

– Не слыхал я никогда такой поговорки, о прыгучий юноша, но отражает она мое печальное положение очень точно...

Тут Волку пришла в голову одна мысль.

– А ты не пробовал поговорить с этим Полидором, чтобы он свой подарок забрал назад? Или как-то обговорить исключения...

– Как не пробовал!.. Я принес ему в жертву гекатомбу, и он оказал мне еще одну милость – посоветовал мне пойти к священной реке Икс, в водах которой я и смогу смыть этот опасный дар.

– Ну, может, если бы ты принес ему не тумбу, а что-нибудь более стоящее, например, курицу, он был бы более сговорчивым?

– Гекатомба, о невежественный юноша, это сотня быков, – презрительно пояснил старикан. – А боги, к твоему сведению, не торгуются. И поэтому теперь я иду к священной реке Икс, как повелел мне ясноликий Полидор, но, кажется, уже не дойду... – сглотнув голодную слюну, погрустнел старик. – Силы мои на исходе, и от голода темнеет в глазах, и жизнь покидает меня, как вода – треснувшую амфору... Чувствую я – недолго мне осталось ждать, пока чернокрылый Эвтаназий прилетит за мной, чтобы забрать меня в подземное царство мертвых... – и поникший царь со стоном осел на траву, упершись в землю руками, и трава под ними мгновенно застыла и зазолотилась.

– Ну, ни чижа себе... – задумчиво удивился Волк. – Тут и Ярославна бы спасовала, наверное... Ну и шуточки у ваших богов... Цветочек-то у тебя под левой рукой, ей-Богу, как от самого искусного ювелира... И не скажешь, что вот секунду назад настоящим был... М-да... Сколько добра-то пропадает... – теперь он слегка оттопырил нижнюю губу, помял подбородок и повторил еще раз:

– М-да... Ну и дела... Ну, что я могу тебе сказать, царь...

– Ардос.

– ...царь Ардос. Желаю тебе добраться до этой твоей священной реки Игрек в целости и невредимости. А нам пора. До свидания. Мы спешим.

– Прощай...

– А на прощанье разреши-ка тут у тебя травки нарвать, – проговорил Волк, и пока царь еще ничего не успел ответить, проворно подскочил и виртуозно выполол всю золотую траву у того вокруг рук. Потом зачем-то зашел ему в тыл, нагнулся, пошарил руками по земле и попытался заглянуть старичку под зад.

Удивление, разочарование и просветление быстрой чередой проскочили по лицу лукоморца. Он почесал в затылке, потом бросился под дерево, под которым Ардос спал совсем недавно, потом обратно...

– Эй, юноша, что это ты там делаешь, скажи мне на милость? Что ты бегаешь вокруг меня кругами? Что ты там под меня заглядываешь – у меня что – на заду что-то написано? Или ты меня ограбить хочешь? Так у меня нечего красть, я бедный... И вообще – дай ты мне умереть спокойно!.. – царь попробовал поворачиваться, чтобы уследить за энергичными перемещениями незнакомца, но от беготни того у него закружилась голова, и он повалился наземь, успев, впрочем, ухватиться за ветку кустарника. Та тут же превратилась в золотую, обломилась, и царь скатился с пригорка прямо на дорогу.

Отрок Сергий снова подскочил к тому месту, где только что лежал Ардос и стал что-то высматривать и выщупывать.

Потом гордо выпрямился, отряхнул пыль со штанов и, склонив голову чуть на бок, спросил слабо барахтающегося в придорожной пыли тощего старика:

– А что бы ты сказал, царь Ардос, если бы дар твой остался как есть, а жить ты бы смог по-прежнему?

– Не гневи богов, юноша. Ступай себе, откуда пришел. Не смейся над умирающим...

– Да нет, дед, я серьезно. Что ты мне дашь, если я помогу тебе сохранить дар?

– Ну, если бы был на белом свете смертный, который смог бы это сделать... Я бы дал ему сколько угодно золота, столько, сколько он бы смог унести!

– Так "сколько угодно", или "унести"?

– Сколько угодно унести.

– Хорошо. Только увезти.

– Увезти?

– Да. Увезти. Не унести.

– Хм. Смотря на чем.

– Какая разница?!

– Большая. Или он повезет золото в тачке, или в телеге, запряженной одной лошадью, или двумя, или в двух те...

– Царь. Тебе бы следовало родиться ростовщиком, а не царем.

– Спасибо за комплимент. Но этим ты меня не смягчишь. Царское слово тверже гороху. Сказал – "унести", значит...

– Ну, как хочешь. Унести – так унести. До свидания, – Волк сделал вид, что собрался уйти. – Счастливо добраться до своего этого Эпсилона. Пока.

– Эй-эй-эй!!! Постой!!! – до Ардоса, наконец, что-то дошло. – Я согласен! Согласен!.. Только не уходи!.. Не уходи!.. Я согласен!.. Увезти!.. Только увезти на одной лошади!.. Которую ты купишь сам!..

– Ну и жлоб ты, царь, – умилился лукоморец. – Если бы не особые обстоятельства, бросил бы я тебя тут к твоей стеллийской родительнице и не пожалел...

"А Иван пожалел бы," – почему-то пришло ему в голову. – "И ни копейки бы не взял. Еще бы на дорогу денег дал. И до дворца бы довез. Ну, не дурак ли? Рыцарь, блин, лукоморский... Где я его искать теперь буду – ума не приложу... Да и жив ли?.."

Волк вздохнул.

– Ладно, – махнул он рукой. – Вон, видишь эти камни? Сделай их золотыми – и мы квиты. Не поеду я к тебе в гости.

– А ты меня не обманешь? – подозрительно зыркнул царь на Серого.

– Обману, обману, – пообещал Волк. – Давай, бегом, пока я не передумал.

– Что, всю кучу? – попытался было поторговаться Ардос, но, увидев выражение лица незнакомца, без лишних слов подскочил к осыпи и провел по ней руками.

Груда бесформенного булыжника засверкала под лучами солнца.

Отрок прищурился.

– Еще вон тот.

И еще одной искоркой килограмм на пять стало больше.

– Гут. А теперь слушай и запоминай. Два раза повторять не буду. Я тут за тобой посмотрел, и увидел, что там, где ты руками тронешь, там действительно все золотеет. Но и все. То бишь, на другие части тела твое чудо не распространяется. Поэтому есть ты спокойно сможешь, если тебя кто-нибудь другой кормить станет. Слуга там, или жена, или еще кто – это уж не мое дело.

– О!!!..

– Да. А ежели ты сам поесть захочешь, или подушку, скажем, поправить, или обнять кого – так ты тонкие перчатки надень.

– Что?..

– Перчатки, говорю.

– Что-что?..

– Пер... Стой. У вас что – перчаток не знают?

– Чего?

– Ну, темнота... Перчаток, говорю. Это такие носки на руки. Они же рукавички. Они же варежки. Ну?..

– Нет... В толк не возьму, о чем ты говоришь, чужестранец... – поник разочарованный царь.

– Да, ладно, не расстраивайся, – посочувствовал Волк, в очередной раз сам себе подивившись. – У меня, вон, пара вондерландских сохранилась. Щас в багаже посмотрю. Только они больно толстые. Тебе потоньше сшить надо будет.

– И как они мне помогут?

– Ты их оденешь – и они превратятся в золотые. Так?

– Так!

– Но чистое золото – металл мягкий, гибкий. Особенно если очень тонкий лист. И поэтому они будут хорошо гнуться. Конечно, не как шелковые или кожаные. Или, тем более, живая рука. Но, зато, через них ты ничего превратить больше не сможешь, пока обратно не снимешь. Сечешь?

– Секу! – восхищенно подтвердил царь. – Секу!!!

– Ну, вот и вся хитрость, – и Волк, выхватив меч, одним махом срубил тонкое деревце. Оно рухнуло наземь, накрыв Ардоса кроной, красной от спелой черешни.

– Руками не трогай! – успел крикнуть Волк, и царь, для верности сунув руки под зад, стал ртом срывать ягоды.

– Да погоди ты лопать-то!...

Но кто его слушал.

И пока Волк шарил по многочисленным карманам своего головоломного наряда в поисках лайковых перчаток, обязательно причитавшихся к лайковым же штанам по мюхенвальдской моде месячной давности, ягод успело значительно поубавиться.

– На, держи! – кинул он их царю. – Попробуй надеть.

Тот поймал их, прижал к груди, как самое бесценное сокровище своей жизни (впрочем, так оно и было), и через пять минут перчатки, отливавшие уже желтым металлическим блеском, были натянуты на монаршьи руки.

С явным трудом сгибая пальцы, Ардос несмело дотронулся до черешни и зажмурился...

Потом открыл глаз.

Потом другой.

– Она настоящая! – воскликнул он. – Она живая!!! Она не обратилась в золото!!! О, чужестранец, прости меня!!! Прости старого, глупого, жадного Ардоса! Проси, чего хочешь! Полцарства, царство – все отдам! Сыном назову! Ни в чем не откажу – проси!!!..

– Да ладно... Ничего мне не надо. Ты уже со мной расплатился – вон, самородки в куче лежат. Мне хватит. На первое время. И в сыновья, извини, к тебе не пойду – хотя спасибо, конечно, за предложение. Торопиться мне надо, видишь ли. Друга искать, с которым мы вместе к вам сюда прибыли. Пропал он. Даже не знаю, живой ли остался, или в море сгинул... Не обессудь, царь. Не до тебя.

– Друга искать? Пропал, говоришь?

– Ну, да. Во время урагана два дня назад. До ваших мест, может, тоже долетал он, может, помнишь.

– Как не помнить. Помню. И даже как найти твоего друга, подскажу.

– Как? – недоверчиво поинтересовался Волк.

– Иди к ванадскому оракулу. Он все знает. Он скажет.

– Куда идти? К какому?.. Где это? – Волка как шилом ткнули в одно место. Он подскочил к Ардосу, ухватил его за грудки и, несмотря на то, что был на полторы головы ниже, затряс его, как грушу. – Как туда добраться, говори! Говори скорее, быстрее давай!!!

– На восток отсюда, неделя пути пешком, три дня верхом по этой дороге... – слегка опешил от такой прыти царь. – И к твоему сведению, я являюсь правителем Ардилании, и поэтому попрошу...

– Строго на восток? – и, не выслушав ответ, Серый сорвался с места, но тут же вернулся к удивлению старика, и к своему собственному тоже – причем трудно было сказать, чье было больше.

– Строго...

– Да нет, я не про это... – отмахнулся он. – Тебе, говорю, до города-то твоего далеко?

– Д-да н-не очень... День пешком...

– Подвезти?

По глазам царя было видно, как боролись усталость, унижение ("не царское это дело – пешком по горам лазать"), здравый смысл и желание поскорей попасть домой и зажить сказочной жизнью, о какой прочие цари и не мечтали против шестого чувства, на все лады убеждавшего их всех, что чем скорее они расстанутся с этим ненормальным иностранцем, отправив его искать этого своего потерявшегося друга, наверняка такого же сумасшедшего грубияна и выжигу, тем больше вероятность, что эта сказочная жизнь вообще когда-нибудь наступит.

Может быть, к счастью для Ардоса, вопреки "Теории военной науки побеждать" Шарлеманя Четырнадцатого – его настольной книге – в кои-то веки поле брани оказалось за меньшинством.

– Нет-нет, спасибо, – озвучил позицию победившей стороны рот стеллиандра. – Я уж сам как-нибудь. Мне тут недалеко...

– Ну, как хочешь!.. – и светловолосый юноша, как оголтелый, бросился в кусты.

– Будешь проходить мимо – проходи, – пригласил его удаляющуюся спину в гости царь.

– Забираем вон те камушки – и на восток!.. – донеслось до него из-за дуба, и через несколько мгновений оттуда вылетел и приземлился у золотых булыжников огромный гобелен с распущенными по краям нитями. А не нем восседал...

– Счастливого пути! Рот закрой – муха залетит! – скоро донесся до него откуда-то с неба веселый голос взбалмошного незнакомца.

– Боги бессмертные!..

– Ме! Ме!

– Спасайтесь! Бегите!

– Она там!!!

– Кто?..

– Мих... Них... Химера!

– Химера?..

– Химера!

– Химера!!!

– Ме!.. Ме!..

– Она сожрет наших коз!!!

– Быстрее!!!

– Да шевелитесь, вы, холеры!..

– Ме!..

– Химера!

– Ме!!!..

Давно отрок Сергий не знал такого грубого шумного пробуждения от сладких ночных грез.

Химеры, холеры...

Что случилось?

– Что случилось? Эй!.. – глянул он вниз с поросшего травой карниза на отвесной скале, и пастухи вперемежку с козами шарахнулись от него в разные стороны.

– Спасайся, незнакомец! – крикнул ему один из пастухов. – Там, за четвертым поворотом, объявилась химера!

– Она сожрала трех...

– Четырех!

– Шесть!!!

– ...коз и Аквафора!..

– Здесь я!

– Тогда Салипода! И гонится за нами!..

– Да кто такая химера?..

– Это страшное чудовище!

– Это полу-змея, полу-коза и полу-лев!!!

– Кровожадная тварь!!!

– Он там!

– Она там!

– Кто там?

– Салипод!

– Химера!

– Если тебе дорога твоя жизнь, мальчик, беги, что есть силы!!!

– От мальчика слышу... – пробурчала взлохмаченная голова и скрылась обратно в траве.

Пастухи, не дожидаясь продолжения беседы и считая, по-видимому, что их предупредительная миссия уже выполнена, наперегонки с козами ломанулись вниз по горной тропинке, вопя и блея, что есть мочи.

– Дурдом, – пробормотал Серый, растирая ладошками заспанную морду лица с отпечатавшимися на ней фальшивыми бриллиантами с вондерландского жабо. – Какая может быть химера в пять часов утра? Они что там – с ума посходили? Или "Лукоморских витязей" начитались? Придумать же такое надо... Полу-змея! Полу-лев! Сами они полу...

– М-ме?.. – напротив физиономии Волка трава раздвинулась, и просунулась симпатичная белая козья мордочка. Она сорвала травинку у уха Серого, со знающим видом дегустатора сжевала ее, удовлетворенно кивнула головой и повторила:

– М-ме.

– Вот, бегают, орут с утра пораньше, а сами всю скотину порастеряли, – проворчал Волк, почесывая заблудшему козленку за теплым ушком. – И как ты только сюда забрался, козья твоя морда... Ну, да ладно. Не бойся, козюлька. Щас мы с дядей Масдаем тебя отсюда снимем, подожди... – и он застучал кулаком по ковру.

– Эй, подъем! Много спать – вредно! Кто рано встает – тому Бог дает! Ранняя пташка... все склюет! Масдай, полетели!

– Если тебе не хочется спать, то это не значит, что никому другому здесь тоже спать не хочется... – донесся из-под Серого угрюмый шерстяной голос.

– Я вообще не понимаю, как ковры могут хотеть спать!

– А как ковры могут летать и разговаривать, ты понимаешь?

Серый наморщил лоб и честно ответил:

– Нет. Поэтому не болтай, а полетели. И для начала спустим на тропинку этого козелика, а потом поищем какой-нибудь ручей и там позавтракаем, а, может, и умоемся, – уселся он, скрестив ноги, на Масдае и поманил козленка. – Иди сюда – мека, мека, мека...

Козленок, радостно мекнув, потянулся к нему... и потянулся... и потянулся... и потянулся... и все тянулся... и тянулся... и тянулся... пока из травы не показался конец змеиного туловища, весело помахивающего львиным хвостом.

И долго еще потом начинающие альпинисты и незадачливые пастухи, попадающие на этот карниз, будут качать головами и, удивляясь, придумывать легенды и мифы о том, откуда тут в голой твердой скале появился такой глубокий отпечаток задней части небольшой человеческой фигуры...

– Ну, ни х-х... Ну, и х-х... Х-х-х... химера!.. – только и смог произнести Волк, отталкивая рукой дружелюбную головку с едва пробивающимися рожками, пытающуюся сжевать его волосы. – Предупреждать надо!..

– Так предупредили же тебя, – кисло заметил Масдай. – И незачем было так орать.

– Я... Я звал пастухов, чтобы сказать, что никакой опасности нет!

– Если они после такого зова вернутся сюда хотя бы через месяц, я удивлюсь, – выразил свое отношение к правдивости этого высказывания ковер.

– Ладно, полетели, – буркнул Серый, плюхаясь рядом с трехметровым химериным телом.

– Куда теперь?

– За четвертый поворот. Надо же это чудо домой вернуть.

– Ме, – согласилось чудо.

– Полетели, – согласился Масдай, крякнул и кряхтя поднялся в воздух.

Серый тщательно считал повороты, чтобы не сбиться. Но этого можно было и не делать.

Потому, что четвертый был отмечен шестью свежими раздробленными козьими черепами.

Волк присвистнул.

– Это твоя работа? – строго глянул он на химерика.

– М-ме? – переспросил тот.

– Понятно...

И тут из небольшой дыры в земле показался лев.

"Точнее, львиная голова," – тут же поправил себя Волк, не желая дважды наступать на одни и те же грабли.

И был прав.

Львиная голова, издав оглушительный рев, стала подниматься на толстом змеином туловище вверх, нехорошо поглядывая на только что прибывший воздушный десант.

– Это твой ребенок? – спросил у новой химеры Волк, пытаясь нащупать химерика не глядя. – Так мы его нашли и тебе привезли. Не сердись. За детьми смотреть надо лучше, – посоветовал он, продолжая безуспешные поиски вслепую. – Масдай, поднимись-ка еще метров на... пять, – попросил тогда он. – И куда этот стрекозел запропастился?..

– Залез под груду золотых валунов, – опровергая постулат, что на риторические вопросы ответов не бывает, подсказал ковер. – И сейчас там ползает и щекочется.

– Мека-мека-мека-мека!.. – позвал Волк, но был это глас вопиющего в пустыне.

– Где он сейчас? – спросил он у ковра, исходящего мелкой дрожью от щекотки.

– В районе правого дальнего угла, хи-хи-хи...

– Ну-ка... Иди-ка сюда... – нырнул Серый в груду золота и ловко ухватил химерика за шею. – Пошли, давай. К мамке приехали. Или к папке. Вылезай. Конечная.

Но у химерика, кажется, были другие планы. Он попытался вывернуться и улизнуть от отрока Сергия, не зная, что от того еще никто не уходил, что и было ему сообщено с чувством глубокого удовлетворения, когда, в конце концов, он был выловлен в очередной и последний раз, намотан на руку, как бельевая веревка, завязан – на всякий случай – узлом и приготовлен к сдаче на поруки сородичу.

Но сородич добровольной сдачи дожидаться почему-то не стал.

И над краем ковра показалась лохматая львиная голова с маленькими, горящими бешенством и тупой злобой красными глазками.

Мека, увидав ее, издал пронзительный жалобный крик, и рванул опять под камни, повалив Серого к подножию кучи.

Жаркие челюсти, напоминающие, скорее, открытый чемодан специалиста сетевого маркетинга, распространяющего короткие мечи, чем простую пасть безобидного льва, звонко клацнули в том месте, где только что стоял Волк.

– Ах, ты так... Ты так... – взбешенный Серый махнул левой рукой, отбрасывая химерика, и тот с благодарным меком стрелой бросился под золото. В правой руке у лукоморца уже был меч.

– Ах, ты так... Будить... Меня... В пять... Утра... Да еще... На меня... Рычать... Кусаться... Задумал... Ах, ты... Мегера... Холера... Химера... Гад!

Вместе со словом "гад" на землю рухнула изрядная куча смешанного змеино-львиного фарша.

– Гавкать он на меня еще будет! – с презрением плюнул сверху Волк, вытер о штаны меч и кинул его обратно в ножны.

– Эй, ты, холерик, вылазь, ухайдакали мы твоего родственника. Дорога свободна. Масдай, спускайся. Высадить этого пассажира надо, – и, не дожидаясь ответной реакции, Серый снова нырнул под свои самородки.

Ковер мягко опустился рядом с норой. Через пять минут Волк с плененным, но не смирившимся химериком в руках уже выбирался наружу.

Где его уже с нетерпением поджидали.

Протяжный вой огласил застывшие в ужасе окрестные горы.

Это химера своей змеиной головой размером с маленький гроб с размаху налетела на валуны, под которые долей секунды раньше, соревнуясь в скорости с Мекой, успел юркнуть Волк.

– У-у-у-у!!!.. – стала жаловаться она, медленно размахивая тяжелой башкой, и огромные кривые когти львиного тела заскребли землю.

– Эх, и развелось вас тут!.. – разнеслось веселым эхом над скалами.

Это на вершину своей золотой горы выскочил Серый, готовый к бою. – Иди-ка сюда, скотинка!

Химера замолчала и задрала голову, пробуя воздух раздвоенным змеиным языком.

– Я здесь, чучело! – помахал ей рукой Волк.

Обиженно взревев, чудовище, оттолкнувшись от земли мощными львиными лапами, одним прыжком взлетело на вершину самого дорогого холма в мире, но тут же, прикусив ядовитыми зубами черный язык, кубарем покатилось вниз.

Причиной его смерти, однако, послужило не это.

Из груди, из самого сердца, у него торчала рукоятка лукоморского меча.

С ним оно и скрылось, перевалившись через край тропинки в пропасть.

– Э-э-эй!!! Меч отдай!!! – у Серого всю радость от победы как рукой сдуло, как сказал бы почетный филолог Мюхенвальдского университета Шарлемань Семнадцатый. – Меч отдай, холера!.. Химера!..

Возмущенный Волк с риском для жизни перегнулся через край обрыва и попытался разглядеть, куда упал его меч. Но на дне казавшегося бездонным ущелья клубился непроницаемый утренний туман.

– Чтоб тебя кошки съели! – в сердцах выругался отрок Сергий. Без меча он чувствовал себя раздетым. – Урод!

И застыл.

Потому что из зловещих глубин темной норы за его спиной послышался не то шум проходящего поезда, не то низкий рокочущий рев какого-то зверя.

Какого – Серый выяснять не захотел.

Что на его месте сделал бы сейчас Иван?

Ноги, безусловно.

К лешему, в таком случае, Ивана.

Я от этой твари бегать не буду.

Или тварей?...

Или буду?..

Идея пришла простая и ясная, как удар кирпичом по голове.

Серый метнулся вправо, влево, лихорадочно огляделся – нет... Кругом были или отвесные гладкие стены неприветливых скал, или мелкая осыпь, не крупней жердели...

Из норы снова донесся рев, и, казалось, он был уже значительно ближе к поверхности, чем того хотелось бы.

– А, провались земля и небо!.. – отчаянно махнул рукой Волк и скомандовал:

– Масдай, быстро к дыре и наклонись – высыпаем каменюки туда!

В кои-то веки, ковру дважды повторять не пришлось. В мгновение ока он приподнялся, и сложившись желобком, как дорожка в боулинге, выгрузил сергиев клад прямо в приближающееся рычание.

Маленький химерик едва успел шмыгнуть на землю.

Тяжелые камни с грохотом покатились по узкому проходу вниз, и рев невидимого пока монстра перешел в вой, а потом и в визг, становившийся с каждой минутой все глуше, что наводило на мысль о том, что увидеть его нам так будет и не суждено.

Когда все стихло, Серый прислушался. Ничего. Полная тишина.

Хорошо-то как...

Теперь можно и подумать, что ж такое я натворил.

После недолгих калькуляций он обнаружил у себя в активе как минимум три дохлых чудища и безмерную благодарность местного человечества, а в пассиве – меч и несколько центнеров золота. Причем одно из чудовищ и благодарность были весьма абстрактными, а материальные потери – чересчур конкретными.

Ну где вот теперь в этой тьмутаракани найдешь ТАКОЙ клинок!..

Скисший заметно Волк еще раз, на всякий случай, подошел к краю ущелья, но тумана за прошедшее время там почему-то не убавилось.

Вздохнув и понурив голову, уселся он на ковер и дал команду на взлет.

– Туда же летим? – уточнил Масдай.

– Туда же. И побыстрее.

– Как скажешь, хозяин.

И, поднявшись на высоту метров в десять, снова взял курс на восток, стараясь при этом не упустить из вида петляющую, как пьяный заяц, горную тропинку.

– А пассажира-то мне когда ссаживать? – часа через два вдруг невзначай поинтересовался он.

– Какого пассажира? – не понял спросонья Серый.

– М-ме...

Закидав Масдая ветками какого-то дерева с черными противными на вкус ягодами в укромном местечке подальше от дороги, Серый решительно пресек попытку Меки последовать за ним, строго погрозив ему пальцем и сказав волшебное слово "сидеть", а сам отправился в город искать пресловутого ванадского оракула, кем бы тот ни оказался, чтобы во что бы то ни стало выяснить, где сейчас находится его друг Иван-царевич, а также, заодно уж, и где искать это глупое золотое яблоко, если на то дело пошло.

С высоты поросшей лесом горки открывался роскошный вид на Ванадий.

В детстве у него был строительный набор под названием "Построй Лукоморск" в большой синей коробке, и в тихие, хоть и не многочисленные, часы досуга Серый любил высыпать эти кубики, призмы, трапеции, арки и бруски на пол и произвести действия, к которым название этого конструктора призывало. Правда, то, что в подавляющем большинстве случаев у него получалось, особенно, после вмешательства старших братьев, могло, скорее, носить название "Восстанови Лукоморск после ядерной войны", но если бы хоть раз он довел однажды начатое до конца, а детали игрушки были бы сделаны из гладкого белого или розового камня и имели по периметру всего неимоверное множество колонн, а также если бы в комплект входило огромное количество черных, белых, коричневых, красных и розовых статуй всех размеров и телосложений, при этом около половины из них – человекообразных, которые надо было натыкать по городу с последовательностью генератора случайных чисел, то представление о Ванадии получилось бы весьма полным и законченным.

На пологих двускатных крышах (наверное, чтобы снег не задерживался) домов-дворцов-храмов или чего там это у них такое – гнездились несметные полчища голубей. С их количеством, наверное, могли сравниться только толпы людей, кипевшие внизу. Людские ручейки, зарождавшиеся в узких переулочках, впадали в человеческие речки, бурлившие в бело-розовых берегах улиц для того, чтобы минуты спустя оказаться в безбрежных многоголосых морях площадей и базаров. И горе тому разине, которого человеческая стихия выбрасывала в водовороты задних дворов или омуты тупиков – двуногие щуки не оставляли глупому карасю ни единого шанса.

"Ишь ты – все ведь, как везде," – философски покачал головой Волк, поглаживая пустые ножны. "Только где же у них тут этот оракул? И какая-нибудь кузница?.."

– Эй, чужестранец! – окликнули его сзади. – Уж не к оракулу ли ты идешь?

– Ну? – покосился он через плечо.

– Ага, я так и думал, что к нему! – обрадовался маленький сухощавый старичок в телеге, уставленной корзинами с яблоками и виноградом. – Садись, подвезу до города! А то я всю дорогу от нашей деревни вот так – молчком – еду! Скоро говорить разучусь! И угощайся яблочками – они у нас сладкие в этом году получились!

– Спасибо, дедуль! – Волк не заставил себя упрашивать. – А вот скажи, дедушка, далеко ли отсюда до этого самого оракула?

– Это на том конце города, у берега моря, в роще Сифона. Если ты издалека, то, стало быть, ты не знаешь этой истории?

– Которой из них?

– Конечно, о том, как сребролукий Полидор хитростью сразил в честном бою омерзительное чудовище Сифона! Все жители Ванадия были, безусловно, премного благодарны Полидору, так как этот дракон буквально жить не давал честным горожанам, но от огромной мертвой туши исходил ТАКОЙ смрад, так СИФОНИЛО, что некоторые нечестивцы стали поговаривать, что живой дракон-то был гораздо лучше, потому, что его присутствие ощущалось хотя бы раз в два дня, в то время, как... Короче, ясноликий Полидор внял роптанию ванадийцев, снова явился и, поразив молнией всех болтунов, собственноручно закопал злосчастное страшилище в Сифонной роще, как она стала после того называться. Но и это не очень помогло – вонять, конечно, стало меньше, но если несведущий человек невзначай забредал в эту рощу, то лишался чувств сразу и напрочь. В лучшем случае – только одного чувства – обоняния. Но навсегда.

– М-да, действительно, чем-то даже здесь попахивает, – помахал ладонью перед сморщившимся носом Серый.

– Нет-нет, это не то, – замахал руками веселый старичок. – Это естественный запах города – скотобойни, дубильни, отбросы... Хороший, здоровый запах. Чем он сильнее, тем меньше духов болезней осмелятся прилететь сюда. Современной медициной доказано!

– Зачем тогда надо было поднимать столько шума из-за трупа Сифона?

– Ты еще скажи, что нет разницы между одним ночным горшком и общественной уборной!

– Ешеньки-моешеньки!.. – ужаснулся Серый.

– Вот-вот! Ну, так вот. Об оракуле. Однажды одна городская сумасшедшая нечаянно забрела в Сифонную рощу и потеряла сознание. Когда ее на следующий день нашли родственники, зловония как не бывало, а женщина эта стала говорить пророчествами. Только их никто не понимал.

– А откуда же тогда узнали, что это – пророчества?

– А по тому и узнали. Потому, что какие же это пророчества, если их все понимают? И к тому же ее брат стал нам их растолковывать, и его за это назначили верховным жрецом в новом храме Полидора, который мы на свои средства построили в этой роще. И чтобы получить ответ на свой вопрос, проситель должен принести в жертву Полидору какое-нибудь животное. Это я к тому, что если ты хочешь идти к Сифии, то сначала не забудь заглянуть на рынок.