– А, такую белку я знаю! – неожиданно вступил в разговор Сергий. – У нас в лесу их полно – с елки на елку свищут – хоть палкой сшибай. Но мех у них дрянной, между нами. Не ноский. И у нас их летягами называют.

– Нет, не летяги, а планирующие белки, – поправил его фон Свиттер.

– Да какая разница?

– Планирующая белка, Сергий – очень редкий зверек. Почти вымерший, – охотно пустился в объяснения Иван. – И получила она свое название от того, что все всегда планировала заранее. А высоты она вообще боялась.

– А чего же она тогда вымершая, раз она такая предусмотрительная?

– Геопод считает, что этот вид погубил разрыв сердца.

– ?!

– Да, абсолютно правильно, мои юные друзья – мир полон неожиданностей, и маленькое сердечко нежного зверька, рассчитавшего все заранее, не выдерживало, когда что-то нарушало его планы, – подтвердил виконт и, остановившись, указал на двери красного дерева, инкрустированные бирюзой:

– Вот мы и пришли. Его величество Шарлемань Семнадцатый изволит вас принять в бирюзовом зале сию же минуту. Прошу ваше высочество и вашу светлость пожаловать, – и лакеи распахнули тяжелые створки.

– Страна дальтоников, – пробормотал князь Ярославский, переступая порог.

Малиново-бирюзовое многообразие дерева, камня, ткани, ковров, витражей и канделябров било по глазам. С особой изощренностью. Иногда даже ногами.

У противоположной стены небольшого зала (если бы мини-футбол уже изобрели, лукоморцам было бы с чем сравнивать) на троне угадайте какого цвета восседал Шарлемань. По правую руку от него стоял кардинал Маджента, елейно улыбаясь и пряча руки в рукава балахона одноименного цвета. По левую демонстративно чистил ногти загорелый молодой человек с щегольскими черными усиками, одетый с такой потрясающей безвкусицей, что вполне мог бы быть самим кронпринцем. В нишах за гобеленами охранники с пиками делали вид, что их там нет.

Серый безукоризненно исполнил па придворного приветствия. Изобразил смесь камаринской с лезгинкой и Иван.

– Дозвольте приветствовать ваше королевское величество, пожелать вам доброго утра и сообщить, что свою часть нашего уговора мы выполнили, и четыре мешка золота прибыли ко двору вместе с нами, – церемонно проговорил царевич, одновременно пытаясь незаметно помассировать сведенную судорогой от непривычного упражнения ногу.

Шарлемань сделал знак рукой, и слуги развязали мешки, один за другим, и высыпали деньги прямо на ковер. Матово-желтое пятно явилось приятным разнообразием в общем цветовом решении помещения.

Кардинал охотно вынул руки из рукавов, быстро подошел к желтой горе и загреб несколько пригоршней монет.

– Чистое золото, ваше величество, – развел он руками. При этом несколько крон нечаянно провалились прямо в его широченные рукава, но Маджента, будучи, наверное, человеком всецело посвященным религии и поэтому рассеянным, по-видимому, даже этого не заметил.

– Юные друзья мои, – пророкотал король. – Вы пришли в назначенный день и, видит Памфамир-Памфалон, ваши деньги пойдут на благое дело – защиту мирной страны от вероломного агрессора. Хороша ложка к обедне, как гласит ваша поговорка. Ха-ха-ха. Вы свое обещание выполнили. Что ж, свою часть уговора я также не премину исполнить. Сержио, – обратился он к смазливому юноше, – принеси сюда жар-птицу.

Кронпринц оторвался от своего увлекательного занятия, небрежно сунул пилочку в карман и вяло щелкнул пальцами:

– Эй!

Мгновенно подскочили два лакея и застыли в поклонах. Не обращая более на них никакого внимания, Сержио подошел к одной из огромных панелей за спиной у отца и нажал сверху вниз на голову хищно оскалившегося бирюзового льва с глазами из красного дерева. Панель со вздохом отъехала в сторону, и в бордово-бирюзовую пыльную муть ворвался ослепительный солнечный свет, запах листвы и земли после дождя и голоса птиц.

Это были знаменитые висячие сады Мюхенвальда.

Предводительствуемые принцем, лакеи скрылись из глаз, но ненадолго. Через минуту они вернулись, неся вдвоем просторную золотую (забудем злые языки) клетку, изукрашеную драгоценными (мы же договорились – забудем!) камнями. А в клетке...

Через несколько минут лукоморцы пришли в себя, но отсвет неземной красоты*[2] все еще играл в их расширившихся восторженных глазах.

– Ты-то чего пялишься, ты же до этого ее уже видел, – украдкой сердито шепнул смущенный Волк царевичу.

– Красота-то какая... – блажено улыбаясь во весь рот, отозвался Иван.

– Красота. У кота, – сочинил стихотворение Серый. – Давай, откланиваться пора. Дома мамка с пирогами ждет.

– Она не любит пироги, она любит пель... Кхм, – замотал головой покрасневший Иванушка и стушевался.

– Приятно было с вами познакомиться, – раскланялся перед Шарлеманем Волк. – Ваша замечательная страна произвела на нас неизгладимое впечатление. Мы провели здесь незабываемое время, увидев и узнав так много нового, интересного и необычного, что принцу Ивану-царевичу, наверное, на целые мумеары хватит. Мы надеемся, что когда-нибудь мы вернемся сюда. Не смеем больше задерживать ваше величество и отвлекать вас от важных государственных дел.

– Империя зла – полюбишь и козла, – чуть не прослезился от речи князя Ярославского король. – Мальчики мои, Иван, Сержио – подойдите друг к другу – пожмите друг другу руки в знак вечной дружбы. Вот на таком уровне и завязываются в зародыше прочные международные контакты интернациональной дипломатии. Сержио – кронпринц, и принц Иван – старший...

– Младший, – подсказал кардинал.

– А. Кхм. Да. Ну все равно – пожмите друг другу руки – и нам действительно пора.

Не отрываясь от подпиливания своих ухоженных ногтей, кронпринц походя проигнорировал Волка и снисходительно протянул руку только помрачневшему Ивану.

– Прощайте, – выдавил набычившийся царевич.

– Прощайте, – издевательски повторил Сержио, и с высокомерной ухмылкой впервые соблаговолил поднять на лукоморца глаза.

Их взгляды встретились – и вся гамма эмоций от узнавания до изумления, негодования, гнева и неприкрытой мстительной радости промелькнула на лицах обоих принцев в одно короткое мгновение.

– Так это был ты!!! – выдохнули они в один голос.

– Что случилось? – вторил им дуэт Шарлемань-Серый.

– Отец – это тот самый мерзавец, который напал на меня и моих друзей полторы недели назад! Он не принц! Он – подлый разбойник и грабитель! Стража!!!

– Но сын мой! Это еще ни о чем не значит! Может, ты оши... – не подумавши, начал было король, но внезапно его посетило озарение в лице кардинала и шепнуло, что если бы эти гости оказались и в самом деле преступниками, подлежащими аресту, а еще лучше – смертной казни, то можно было бы, как любит выражаться его величество, и рыбку съесть, и между двух стульев сесть, то есть...

– Схватить их!!! – самостоятельно нашел правильное решение Шарлемань.

– Немедленно арестовать!!!

– За покушение на жизнь наследника короны!!!

– В кандалы!!!

– В казематы!!!

– Хватайте их!!!..

– Держите их!!!

– Не упустите!!!

– Бей их, бей их, бей их!!!

– И незачем так орать.

Негромкий голос князя Ярославского в сочетании с остриями двух мечей у горл монаршей семьи произвел эффект разорвавшейся бомбы с холодной водой.

На ковре, на куче золота, корчился один гвардеец. Остальные трое уже не могли делать и этого.

– Извините, ваше величество, мы этого не хотели, – попросил прощения Иванушка, извлекая себя из-под груды неподвижных тел.

– Ей-Богу, не хотели.

– Да как ты... – захрипел Шарлемань.

В это время Маджента, решив, что если ему не уделяют внимания, значит, он этого не заслужил, что он человек не гордый, и что вообще тут в последнее время что-то стало очень шумно, бочком попятился к выходу в сад.

– Если поп убежит, я перережу глотку принцу, – между прочим сообщил Серый.

– Стоять! – взревел Шарлемань.

На лице первосвященника ясно отразилась мысль, что попытаться бежать стоит хотя бы только ради этого, но, еще раз кинув взгляд на малиновое лицо своего монарха, Маджента благоразумно передумал.

– Ты, быдло, ты не смеешь...

– А за "быдла" ответишь, – многозначительно произнес Волк, чуть усиливая нажим клинка. Возражения сразу иссякли.

– Ваше величество, – снова обратился Иван к королю. – Тогда я напал на этого... принца и его прихв... друзей, – ох и тяжелая наука – дипломатия! – защищая жизнь простого человека, которого они избивали вечером в переулке. И я не знал, что этот нег... дворянин – ваш сын. Но если бы даже и знал – это бы ничего не изменило... И я очень сожалею о том, что тут сейчас случилось, но у нас не было другого выхода... И я правда не знаю, что нам теперь делать, когда такое вот теперь произошло... – пафос благородного негодования Ивана пришел к своему традиционному завершению.

– Иван, кончай трепаться. Свяжи этих троих, если не хочешь, чтобы за нами гналась вся королевская рать. Вон, шнуры со штор отдери. Хоть какая-то от них польза будет. И не стесняйся. Как говорит его величество, кто с чем к нам придет, на то и напорется. Ха-ха.

Минут через пятнадцать Иванушка справился с заданием. Все это время его мучили страшные сомнения: достойно ли это лукоморского витязя – так поступать с монархом независимой страны и его законным наследником престола? Правда, прецедент был – королевич Елисей на странице двести тридцать первой, освобождая из плена султана Секир-баши двадцать сестер-прорицательниц богини Тидреды, чтобы султан не поднял тревогу и не позвал на помощь своих кунаков, привязал его за шею к потолочной балке, но так ведь только за шею, а он связывает их по рукам и ногам... Но, с другой стороны, он привязывал их к трону, а Елисей, когда одной из сестер – Белисии – стало дурно, наоборот вынул из-под ног Секир-баши единственный в зале стул и предложил его бедной девице... Он даже в такую минуту мог быть галантным!.. А он, Иван...

Еще через пять минут Серый переделал всю Иванову работу, засунул в рот каждому из троих по куску шторы размером с банное полотенце, закрыл глаза последнему из гвардейцев и тщательно вытер об него свой меч.

– Ну вот, теперь мы готовы, – очаровательно улыбнулся он. – Засовывай свою ворону крашеную в мешок, и пошли. Пельмени остывают.

– Какие пельмени? – испугался Иван.

– Мамкины, – осклабился князь.

– Да ну тебя...

– Еще меня же и ну.

– А птицу я в клетке повезу.

– Зачем?

– Да какая же она жар-птица без клетки-то?! – подивился царевич непонятливости друга.

– Иванушка, – ласково, как говорят с упрямым бестолковым карапузом непедагогичные родители, молвил Волк. – Мы же сейчас во весь опор поскачем. Ты хочешь, чтобы на твоей лошади было полсотни лишних килограмм во время погони? Которые ты не сможешь толком закрепить? Или ты сомневаешься, что за тобой будут гнаться? Так, давай, спросим у Мюхенвальдов, – кивнул он в сторону королевской фамилии.

Оттуда донеслось такое яростное мычание и рычание, что двух мнений на этот счет остаться не могло даже у Ивана.

Но осталось.

Перед внутренним взором его моментально промелькнули две картины: Иван-царевич – герой и пышущая светом Жар-Птица в золотой клетке в его мужественной руке, и Иван-царевич – куриный вор с залатанным мешком за плечами, в котором трепыхается нечто неясной этимологии.

При виде последней он содрогнулся.

– Нет, – твердо заявил Иванушка. – Птица – моя. И клетка моя. И я не хочу оставлять то, что принадлежит мне по праву.

– И чего я такой добрый? – вздохнул Сергий. – Другой бы на моем месте уже сделал с тобой то же самое, что ты сотворил с их величествами, засунул птицу в мешок, погрузил вас обоих на коня, и был таков. А я тебя тут уговариваю...

И тут Ивана осенило.

– Сергий, ты, конечно, во всем прав, как всегда, – хитро улыбнулся царевич, – но, видишь ли, если мы по дворцу понесем птицу в мешке, а не в клетке, всем будет интересно, почему...

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – проворчал Серый, еще раз вздохнул, но спорить больше не стал. – Пошли. Один-то поднимешь? Хотя, чего я спрашиваю? Птица – твоя. И клетка твоя. А мешок я все-таки на всякий случай прихвачу.

Пройдя метров тридцать по коридору, царевич начал жалеть о принятом под влиянием гордынюшки решении. Еще метров через двадцать – начал жалеть очень сильно. Еще десять метров – и он был готов бросить все – и клетку, и птицу, и меч, и шляпу, и даже сапоги – ему стало казаться, что каждый его шаг глубоко впечатывается в каменный пол дворца, а руки скоро вытянутся до колен, а потом просто оторвутся.

– Не тяжело? – через плечо поинтересовался Волк.

– Нчгостршного, – предсмертным хрипом вырвалось между сведенных судорогой зубов Ивана.

– Эй, человек, – подобно гипнотизеру, Серый щелкнул пальцами перед носом проходящего мимо слуги.

– Чего изволите? – склонился тот.

– Его высочество хочет поправить перевязь. Подержи пока клетку, будь любезен.

– Будет исполнено.

– А теперь неси ее за нами вниз, к коновязи.

"Как все просто", – с завистью подумал медленно приходящий в себя Иванушка. – "Почему у меня так не получается? Я же столько книг прочитал, это ведь я должен всякие штуки первым придумывать. Ну, или вспоминать из книжек. У меня же опыт! Правда, чужой. Но ведь говорят, что дураки учатся на своих ошибках, а умные на чужих. Ну и с опытом – то же самое, я полагаю. Ведь на самом деле все просто. Надо просто целенаправленно попытаться применить накопленные знания на практике. Вот, например, сейчас. Ведь наверняка можно вспомнить что-нибудь такое, из сокровищницы мировой тактики, до чего Сергий бы сам не додумался. Ну, или не сразу. Или ему просто бы в голову такое не пришло."

Кто-то противный и циничный глубоко внутри Ивана гнусно хихикнул: "Вот-вот. Ему бы не пришло."

Но Иванушка, воодушевленный новой идеей, не обратил на незваного насмешника ровно никакого внимания, а погрузился в раздумья. Или воспоминания. И к тому времени, как они выехали из ворот королевского дворца, просветление нашло.

– Сергий, куда мы сейчас направляемся?

– Известно куда, – пришпорил Волк коня. – По Главному проспекту, потом налево, а в конечном итоге – к Лукоморским воротам и домой.

– У меня есть идея получше.

– Какая?

– Если за нами будет погоня, они ведь в первую очередь, естественно, к Лукоморским воротам поскачут, и по Лукоморской дороге.

– Не "если", а "когда", – поправил его друг.

– Ну да, когда.

– Ну и что?

– А то, что нам надо применить военную хитрость.

– Чево-о? – уточнил Серый.

– Военная хитрость – это когда на войне обманывают.

Подобное пояснение вряд ли когда-нибудь вошло бы в учебник военной тактики. И даже в толковый словарь. Но до Волка все равно дошло. Дошло то, что он ничего не путает, и что слова "военная хитрость" он услышал именно от Иванушки.

Услышь он их от одного из их коней, или даже от птицы, он не так удивился бы.

– ...В свете всего вышеизложенного, – продолжал свою лекцию по стратегии и тактике царевич, – как советовал древнестеллинский историк и архистратиг Эпоксид, надо поступать так, чтобы враг, если ты находишься далеко, думал, что ты близко, а если...

– Извини, Иван-царевич, что прерываю столь познавательную твою историю, но за тем поворотом уже будут наши ворота. Какую... военную хитрость... хотел ты предложить?

– В свете всего вышеизложенного я предлагаю выехать из города по другой дороге, где нас ожидать и искать не будут. Например, по Шантоньской.

– Хитрость твоя, спору нет, вельми премудрая, Иванушка, но так мы потеряем кучу времени! А если нас уже хватились?

– Они не будут искать нас ТАМ! Сергий! Это проверенный временем тактический ход, впервые примененный три тысячи лет назад самим великим...

– А ты уверен, что Шарлемань не читал этой книжки?

– Сергий, да какой же ты скептик! Ну хоть раз доверь мне сделать так, как я считаю нужным! Ты увидишь! Поворачиваем!

И он, не дожидаясь ответа друга, развернул коня так, что тот сшиб крупом торговку яблоками вместе с ее лотком, извинился, сделал попытку объехать рассыпавшиеся фрукты, передавил половину, еще раз извинился, своротил пару ярко раскрашенных киосков, и, не дожидаясь, пока проклятия их владельцев, заглушаемые пока звоном разбивающегося стекла, долетят до его ушей, пришпорил наконец своего скакуна и галопом вылетел на знаменитую улицу Слесарей.

Еще через полчаса бешеной скачки по городу наши всадники вылетели на Шантоньскую улицу, длинную, прямую и узкую, как исполинское копье. Стража у ворот, похоже, заметила их и узнала.

– Это они!

– Точно!

– Сам вижу!

– Счастливого пути, сэр Сергий!

– Приезжайте к нам еще!

– Э-ге-гей!!!

Но вдруг что-то случилось.

Как часто и всегда не к месту случается это "что-то", и почему-то постоянно именно вдруг! Вдумчивый человек, склонный к умозаключениям, наверняка вывел бы какое-нибудь новое правило, или открыл бы всемирный закон, который бы наверняка стал основополагающим законом во всей Вселенной, и который бы гласил, что когда не надо, что-то и вдруг может произойти даже с законом всемирного тяготения.

Но, по-видимому, стражник на сторожевой башне таким человеком не был. Поэтому он просто свесился через стену, рискуя оказаться внизу скорее, чем ему того хотелось бы, и заорал во все свои прокуренные легкие:

– Пыль на горизонте!!!!!

– Это шантоньцы приближаются!!!

– Шантоньцы!!!

– Которые разбили нашу армию!!!

– Враг идет!!!

– Сержант!

– Понять мост!

– Закрыть ворота!

– Опустить решетку!

Городская стража умела это делать также хорошо, как выворачивать карманы подвыпивших верноподданных его величества. И также по причине обширной практики.

И не успели друзья что-либо предпринять или крикнуть, как оказались отрезанными от внешнего мира кубометрами теплой грязной воды и холодного чистого камня.

– ..........!!!!! – сказал Волк.

– Не бойтесь, сэр Сергий – сейчас мы дадим сигнал, и все городские ворота закроются! Мюхенвальд и не такие осады выдерживал – по пять-десять лет! – и ничего!

– Десять лет!!! – Иван был сражен в самое сердце. Угодливое воображение, не откладывая дела в долгий ящик, быстренько принялось живописать их жизнь в течении десяти лет в стенах осажденного города, ежесекундно преследуемыми всеми более или менее сознательными гражданами столицы.

Царевич закрыл глаза и душераздирающе застонал.

– Послушайте, ребята, – обратился Серый к стражникам. – Ваш враг приближается только с одного направления. А нам надо срочно отбыть в Лукоморье. Во имя нашей старой дружбы, не могли бы вы подать сигнал остальным воротам, скажем, на полчаса попозже? А еще лучше – минут на сорок? По причине того, что вы были в трактире – пили за здоровье принца Джона Лукоморского?

В руках у солдат как по мановению волшебной палочки оказалось по золотому.

– Предупреждать о появлении врага – наш долг.

– Но чего не сделаешь...

– Во имя старой доброй дружбы!

– И принца Джона!

– Виват!

– Время пошло!

– Иван, пришпоривай!!!

Люди, окна, дома, переулки, улицы, боль в отбитом заду, боль в исклеванных пальцах, боль в немеющей руке, сжимающей прут злополучной клетки – говорил ведь Сергий – брось ее, говорил – поедем по Лукоморской дороге, на горшке таких стратегов душить надо... Только бы успеть... Нет, только бы не упасть, не уронить эту проклятую клетку... Только бы до вечера дожить... – все сливалось в одну бесконечную круговерть, от которой темнеет в глазах и в голове мозги превращаются в кашу. Хоть польза от них какая-то будет, наверняка сказал бы Волк... Только бы не отстать от него... Не потерять из виду... Волк! Подожди меня!.. Я больше не могу!.. Я не могу!.. У меня ничего...

– Вон они!

– Держи их!!

– Хватай!!!

"Где-то это я сегодня уже слышал..."

– Иван!

– Сергий!

– Скачи к воротам! Я их задержу!!!

– Нет!

– Скачи быстрее!!!

– Нет!!!

– Проваливай отсюда!!!

– Нет!!!

– НЕ МЕШАЙ МНЕ, ИДИОТ!!!

– НЕТ!!!!!

Может быть, на препирательства были потеряны и без того скудные драгоценные секунды. Может, их у друзей не было и вовсе. Этого им было уже никогда не узнать, потому что волной цунами накатила на них толпа королевских гвардейцев, и океан стали и ненависти с торжествующим ревом сомкнулся над их головами.

Иван открыл глаза и понял, что ослеп. Вокруг было темно, хотя он ясно помнил, что буквально несколько минут назад...

И тут воспоминания о событиях этого дня, нелепых, сумбурных, дня, начинавшегося так хорошо, и заканчивающегося... закончившегося... продолжающегося...

Какое сейчас время суток?

Какой сейчас день?

Где я?

Где Жар-Птица?

Где Сергий?

– Сергий! – в панике выкрикнул он.

– Сергий!!! – острой болью вспыхнуло и эхом прогрохотало то ли во всей Вселенной, то ли в его голове.

И тишина.

Иван попробовал пошевелить рукой. Рука послушалась, поскребла пальцами по чему-то тепло-холодному, похожему на толстые мягкие иглы.

Солома? А под соломой? Камень...

Тюрьма. Знаменитые казематы Шарлеманей. "Не та достопримечательность, которую я хотел бы когда-нибудь осмотреть. Таким вот образом. Хотя дорого бы я дал, чтобы ее ОСМОТРЕТЬ".

Иванушка, кряхтя и морщась от боли в различных помятых частях тела – по крайней мере, болит все – значит, все на месте – опираясь на локти и колени, попробовал встать. "Странно," – думал он, – "единственное, что у меня не болит – это глаза. И, тем не менее, я ничего не вижу. По идее, ведь в любой тюрьме в любой камере должно быть окошко? Или не должно? Или сейчас просто ночь?.. И где Сергий? Он встретил их первым, лицом к лицу, с мечом в руке... Но их было, казалось, несколько сотен... А потом они смяли его и набросились на меня."

– Сергий!!! – в этот раз он услышал себя. Но только потому, что прислушивался. Из шершавого пересохшего горла с тихим свистом вырвался шершавый шепот.

И снова тишина.

Где он? Погиб? Или в другой камере? Или... убежал?.. Нет, это было невозможно. Я же видел, как над ним занесли десятки мечей... И он упал замертво... Погиб, пытаясь защитить меня... Это я виноват... Если бы я не предложил этот дурацкий маневр!.. Идиот!!! Господи Боже, ну почему я такой идиот!.. Но тогда идея казалась такой умной... Такой хитрой... А он был против... А я сказал, что хоть раз он должен позволить мне... А он... А я... А потом...

И тут Иванушка почувствовал такое вселенское горе, такую внезапно разверзшуюся вокруг него пустоту, где – плоское и нереальное – было все, но больше не существовало его единственного верного друга, что ткнувшись лицом в прелую солому, горько заплакал.

Когда слезы, наконец, иссякли, и он, опустошенный, ничком растянулся на полу, ему вдруг послышалось, что его кто-то негромко зовет.

– Сергий!!! – не веря себе, задохнулся от счастья Иван.

– Где ты? – выкрикнул он. – Ты где?

– Ползи по полу, – донеслось до него откуда-то снизу. – Тут у стены есть желоб с водой. Он идет через все камеры.

И только теперь Иванушка услышал, как тихонько даже не журчит – а шелестит – вода где-то совсем рядом.

Он послушно опустился на колени и пополз на звук, ощупывая все перед собой руками.

А вот и тот желоб. И, судя по запаху, в нем была не только вода.

Пожалуй, искать туалет в этой камере будет бесполезно.

– Сюда, сюда! – опять донеслось до него.

Ага, справа.

– Я здесь! Я иду!!!

И, тщательно стараясь не задевать ни желоб, ни его содержимое, царевич быстро пополз на голос.

Путешествие его окончилось через два шага.

Как от посыпавшихся искр не загорелась солома, Иван так и не понял.

Держась одной рукой за пострадавшую макушку, царевич снова позвал:

– Сергий! Ты где? Там?

За стеной сначала раздалось короткое молчание, а потом ответ:

– Меня звать не Сергий.

Мир, только-только начинавший воскресать для Иванушки, снова обрушился на него, как карточный домик. Сложенный из карт, каждая из которых весила как бетонная плита.

– Эй, сосед, ты кто? – обеспокоенный затянувшейся паузой, встревожено спросил голос из-за стены. – Почему ты умолк?

– Какая разница... – с трудом выдавил Иван.

– Ты думал, что это – твой друг? Ты расстроился?

– Да...

– Его тут нет. Я один. Но он найдется. Ты не переживай.

– Значит, его убили... Из-за меня...

– Слушай, как там тебя...

– Иван.

– Иван. Не раскисай. Даже если его убили – ты-то живой. И ты можешь вырваться отсюда, и отомстить за него.

– Как?! – вскинулся царевич.

– Слушай. У меня есть план.

– А как тебя зовут?

– Франк Кевин.

А город торжествовал. Город веселился, буйствовал карнавалами, выплескивался фейерверками, пил вино из бочек на площадях, ссорился, дрался, мирился и снова пил – исступленно-истерично, стараясь забыть о недавнем испуге – солдаты у стен оказались не захватчиками, а своей родной армией-победительницей – предыдущие известия о поражении оказались ложными, и, как выяснилось, все произошло с точностью наоборот – вондерландцы разгромили шантоньцев, и победоносное войско, не мешкая, направилось прямо домой.

Народ прославлял отважных вояк за победу над старым врагом, герцога Айса – за его военный гений, короля Шарлеманя – за то, что он король, и принца Сержио – просто так, на всякий случай.

Радости горожанам прибавило быстро облетевшее весь театральный мир известие, что вернулась беглянка Мальвина, и в полюбившихся спектаклях про стражу появилась новая героиня.

Всеобщее ликование не могла испортить даже безуспешная, ни на минуту не прекращающаяся охота – при которой весь город вверх дном переворачивался, вместе с фейерверками, маскарадами и бочками – за вором, убийцей, предателем и просто государственным преступником князем Ярославским из Лукоморья, который как в воду канул, назло королевским гвардейцам, дворцовой страже, городской страже и просто регулярным войскам.

Поговаривали также о предстоящей помолвке победоносного Айса и принцессы Валькирии – без особого апломба, правда – бедняжку в народе очень любили – но лишь в контексте очередных выкатываемых на площади бочек. Потому что любовь – любовью, а в королевские дела вмешиваться – себе дороже. Да и халявное вино оставалось халявным вином, за чье здоровье оно бы не выпивалось.

И чем огромней и бесшабашней был загул, тем внезапнее и горше стало похмелье: за день до предварительного принятия великого Айса в состав королевской семьи, одним далеко не прекрасным утром город проснулся и обнаружил, что вондерландская армия за ночь была вся перебита, а у стен появились лотранцы с требованием вернуть им принца Кевина Франка, злодейски удерживаемого против его воли в Мюхенвальде, и шантоньцы – с идеей реванша вообще, и жаждой получить кой-какие национальные сокровища, похищенные вондерландцами во время прошлой войны три года назад, в частности.

На все требования корона заносчиво ответила "Приди и возьми", но помолвку принцессы и полководца без армии отменила до лучших времен.

Началась осада.

– Браво!!!

– Бис!!!

– Мальвина, Мальвина!!!

– Буратино!!!

– Артемон!!!

– Браво!!!

Поклонившись уважаемой публике в последний, пятый раз, труппа старого сеньора Гарджуло наконец-то скрылась за занавесом.

Зрители стали неохотно расходиться по домам, актеры – вполне охотно – по гримерным. Мальчики налево, девочки – вернее, одна девочка – направо.

Устало опустившись перед зеркалом, девушка с голубыми волосами опытной рукой профессионала стерла помаду, тени, румяна, сняла накладные ресницы, закручивавшиеся чуть не до самого лба, вынула из прически заколки и шпильки. Через мгновение на туалетный столик рядом с гребнями упала шикарная копна бледно-голубых волос.

Дверь без стука отворилась, и в комнатку вошел Мур с громадным букетом в руках.

– Ты бы еще колечко принес.

– И принесу.

– Ах, не смейтесь над бедной девицей, ваше майорство!..

– Отдайся – озолочу.

В начальника стражи полетела туфля. Потом, после секундного раздумья – вторая.

– Горшок вон там. Вода в кувшине. Воткни. Завянут – жалко будет.

– А парик-то снимать лучше б не надо. Поклонники не поймут.

– Так ведь в нем – как в шапке, вся башка упрела, сил моих дамских никаких больше нет!!! – и Серый с ожесточением, обеими руками, взлохматил себя. – Издохну я скоро от этой жары, если раньше ноги на каблуках не переломаю.

– Зато и в голову никому не приходит, что государственный преступник и изменник и актриса Мальвина Барабас – на данный момент, по крайней мере – одно и то же лицо.

– Мне бы в голову такое тоже не пришло. Чья дурацкая идея это была?

– Угадай с трех раз.

– .....!!! Я этого черномазого, ей-Богу, когда-нибудь...

– Но ты бы все равно не смог выбраться из Мюхенвальда, – пожал бронированными плечами Мур.