– Абсолютно правы, сэр.

– Таким образом, я автоматически недооценивал вас, как и всякий другой. Однако, вы выдали себя еще до того, как мы приземлились на Аврору. Вы, наверное, помните, что во время посадки меня охватил спазм, и я на миг оказался даже более беспомощным, чем в ту грозовую ночь.

– Я помню, сэр.

– В это время Дэниел был со мной в кабине, а вы были за дверью. Я впал в кататонию, а Дэниел, видимо, не глядел на меня и ничего об этом не знал. Вы были снаружи, но ворвались в кабину и выключили прибор, который я держал. Вы опередили Дэниела, хотя его рефлексы не хуже ваших – он продемонстрировал это, когда доктор Фастальф замахнулся на меня.

– Просто не могло быть, чтобы доктор Фастальф ударил вас, сэр.

– Он и не ударил. Он только продемонстрировал рефлексы Дэниела. Однако, как я уже сказал, в кабине вы действовали первым. Я был в неподходящих условиях для наблюдения этого факта, но я тренирован в наблюдении и не выключаюсь целиком даже при агрофобическом ужасе. Я заметил, что вы подскочили первым, но меня направили к забвению этого факта. Из этого можно сделать только один логический вывод – Бейли сделал паузу, как бы надеясь, что Жискар согласится, но Жискар не сказал ничего.

В последующие годы, вспоминая о пребывании на Авроре, Бейли первым делом рисовал себе не грозу и даже не Глэдис, а именно это спокойное место под деревом, зеленые листья на фоне голубого неба, мягкий ветерок и сидящего напротив Жискара со слабо сияющими глазами.

– Похоже, – сказал Бейли, – что вы каким-то образом сумели даже через закрытую дверь определить состояние моего мозга. Говоря короче и проще – вы можете читать мысли.

– Да, сэр, – спокойно ответил Жискар.

– И вы можете также оказывать влияние на мозг. Вы наверняка заметили, что я это определил, и затемнили это в моем сознании, чтобы я либо не вспомнил, либо не придал этому значения, если бы случайно вспомнил ситуацию. Однако, вы сделали это не вполне эффективно – может быть, ваша сила ограничена…

– Сэр, – сказал Жискар, – Первый Закон – главнейший. Я бросился спасать вас, хотя понимал, что это может выдать меня. И я затемнил ваш мозг минимально, чтобы ни в коей мере не повредить ему.

– Я понимаю, у вас свои трудности. Затемнить минимально – так, чтобы я мог вспомнить лишь при достаточно расслабленном мозге, думающем свободными ассоциациями. Перед тем, как потерять сознание во время грозы, я знал, что вы первым найдете меня и спасете, как это было на корабле. Вы вроде бы обнаружили меня по инфракрасному излучению, но излучает любое млекопитающее или птица, и это могло сбить вас, но вы могли также определить умственную активность, хотя я и был без сознания, и это помогло вам найти меня.

– Это, конечно, помогло.

– То, что я вспоминал, находясь на грани сна или потери сознания, я должен был забыть снова, придя в себя; однако, в прошлую ночь я вспомнил в третий раз, и я был не один. Со мной была Глэдис, и она повторила мне то, что я сказал, а именно: «Он пришел первым». И даже тогда я не мог вспомнить значение этих слов, и только случайное замечание доктора Фастальфа привело меня к мысли, которая пробила затемнение. Как только это осветилось во мне, я вспомнил и другие вещи. Вы иногда отвечали мне прежде, чем я успевал спросить. Я думаю, вы никому не позволите узнать о ваших телепатических способностях.

– Это правда, сэр.

– А почему?

– Мое чтение мыслей дает мне уникальную способность повиноваться Первому Закону, сэр, поэтому я дорожу им. Я могу более эффективно предупредить вред для человека. Однако же, мне кажется, ни доктор Фастальф, ни любой другой человек не будут долго мириться с роботом-телепатом, вот я и держу эту способность в секрете. Доктор Фастальф любит рассказывать легенду о роботе-телепате, уничтоженном Сьюзен Келвин, а я не хотел бы, чтобы он повторил поражение доктора Келвин.

– Да, мне он рассказывал эту легенду, и я думаю, он подсознательно знает, что вы читаете мысли, иначе он не держался бы так за легенду. Держаться за нее, я бы считал, опасно для него, поскольку это касается вас. Но она определенно помогла мне обмозговать это дело.

– Я делаю, что могу, чтобы нейтрализовать опасность, не повредив мозг доктора Фастальфа. Он неизменно твердит о легендарной и невозможной природе этой истории, когда рассказывает ее.

– Да, я помню. Но если Фастальф не знает, что вы читаете мысли, значит, вы не были изначально спроектированы с этой способностью. Как же вы ее получили? Нет, не отвечайте, Жискар, дайте мне сообразить кое-что. Мисс Василия была особенно мила с вами, когда начала интересоваться роботехникой. Она говорила мне, что экспериментировала с вашей программой, а доктор Фастальф издали наблюдал. Не могла ли она, чисто случайно, сделать что-то, что дало вам телепатическую силу? Так и было?

– Да, сэр.

– И вы знаете, что именно она сделала?

– Да, сэр.

– И вы единственный на свете робот-телепат?

– Насколько я знаю, да, сэр. Но будут и другие.

– Если бы я или доктор Фастальф спросили вас, что именно сделала доктор Василия, вы обязаны были бы сказать из-за Второго Закона?

– Нет, сэр, потому что, по-моему суждению, это знание принесло бы вам вред, и мой отказ сообщить был бы вызван Первым Законом, более важным. Но эта проблема и не могла бы возникнуть, потому что я знал бы о готовящемся вопросе и приказе ответить, и заранее убрал бы это побуждение из человеческого мозга.

– Да, – сказал Бейли. – В позапрошлый вечер, когда мы шли от дома Глэдис к Фастальфу, я спросил Дэниела, имел ли он какой-нибудь контакт с Джандером, пока тот был в доме Глэдис, и он ответил – нет. Я повернулся к вам с тем же вопросом, но почему-то так и не задал его. Вы погасили во мне этот импульс.

– Да, сэр.

– Если бы я спросил, вам пришлось бы сказать правду, а вы не хотели, чтобы я знал это.

– Не хотел, сэр.

– Но, имея контакт с Джандером в течение этого времени, вы знали, что Амадейро проводит с ним тесты, поскольку, я думаю, вы могли читать в мозгу Джандера…

– Да, сэр. Эта способность относится к умственной активности как человека, так и робота. Роботов понимать много легче.

– Вы не одобрили деятельности Амадейро, потому что согласились с мнением Фастальфа относительно заселения Галактики?

– Да, сэр.

– Почему вы не остановили Амадейро? Почему не стерли из его мозга импульс допрашивать Джандера?

– Сэр, мне нелегко вторгаться в мозг. Решение Амадейро было так глубоко и сложно, что я должен был сделать многое, а я не хотел повредить его мозг, преуспевающий и важный. Я позволил делу продолжаться довольно долго, а сам размышлял, какое действие лучше всего послужит нуждам Первого Закона. В конце концов, я решил по-своему поправить положение. Это было нелегкое решение.

– Вы решили заморозить мозг Джандера до того, как Амадейро сумеет узнать метод изготовления человекоподобного робота. Вы знали, как это сделать, поскольку вы за много лет научились отлично разбираться в теориях Фастальфа из его же мозга. Правильно?

– Точно, сэр.

– Так что Фастальф не единственный, кто достаточно опытен для уничтожения Джандера.

– В каком-то смысле единственный, сэр. Мои знания лишь отражение его знаний.

– Тем не менее, вы это сделали. Но разве вы не понимали, что, уничтожая робота, вы ставите под удар Фастальфа? Ведь все естественно обвинят его. Собирались ли вы признаться в своем деянии и объявить о своих способностях, если это будет необходимо для его спасения?

– Я, действительно, понимал, что доктор Фастальф может оказаться в тяжком положении, но я не намеревался признаваться в своей вине. Я надеялся воспользоваться ситуацией как клином для вызова вас на Аврору.

– Меня? – опешил Бейли. – Значит, это была ваша идея?

– Да, сэр. С вашего разрешения, я объясню.

– Пожалуйста.

– Я знал о вас от мисс Глэдис и от доктора Фастальфа не только с их слов, но из их мыслей. Я узнал о положении на Земле. Было ясно, что земляне живут в окружении стен, откуда им трудно выйти, но мне было столь же ясно, что и аврорцы тоже живут в окружении стен. Их стены составлены из роботов, которые защищают их от всех превратностей жизни, и которые, по плану Амадейро, должны построить защищенный общества для аврорцев на новых планетах. Аврорцы живут и в стенах, созданных их долгой жизнью; эти стены заставляют аврорцев переоценивать свою индивидуальность и удерживают их от объединения своих научных ресурсов. Они не позволяют себе вступать в грубый спор, но через Председателя требуют быстрого разрешения всякой неопределенности, и такое разрешение вопроса достигается еще до того, как проблема обнародуется. Они хотят только спокойных разрешений дела.

Стены землян – настоящие, твердые стены, их существование навязано и очевидно, и всегда находятся такие, кто мечтает вырваться; стены аврорцев нематериальны и не выглядят стенами, так что никто даже не думает о побеге; вот поэтому, как мне кажется, не аврорцы и не другие космониты, а именно земляне должны заселить Галактику и когда-нибудь установить Галактическую Империю.

Все это были рассуждения доктора Фастальфа, и я согласился с ними. Однако доктор Фастальф довольствовался рассуждениями, я же не мог, мне нужно было непосредственно изучить по крайней мере одного землянина, чтобы оценить свои заключения, вот я и задумал привезти вас на Аврору. Замораживание Джандера служило сразу двум целям: остановило Амадейро и дало причину для вашего визита. Я слегка подтолкнул мисс Глэдис, чтобы она посоветовала доктору Фастальфу пригласить вас; я слегка подтолкнул и его, чтобы он обратился с этим к Председателю; я слегка подтолкнул Председателя, чтобы он дал разрешение. Когда вы прибыли, я изучил вас и был доволен тем, что обнаружил.

Жискар замолчал и снова стал бесстрастным, как все роботы. Бейли нахмурился.

– Похоже, что я не заслужил уважения за то, что сделал здесь. Вы, конечно, следили за тем, чтобы я нашел путь к истине.

– Нет, сэр. Наоборот. Я ставил барьеры на вашем пути – разумные, конечно. Я отказался позволить вам узнать о моих способностях, даже заставляя себя отступать. Я добивался, чтобы вы иногда чувствовали уныние и отчаяние. Я поощрял вас к риску открытого пространства, чтобы изучить ваши реакции. Но вы пробили себе путь через все препятствия, и я рад.

Я обнаружил, что вы тоскуете по стенам вашего Города, но сознаете, что должны научиться обходиться без них. Я обнаружил, что вы страдали, видя Аврору из космоса, и потом, оказавшись выставленным под грозу, но это не лишило вас способности думать и не отвело вас от вашей задачи. Я обнаружил, что вы признаете ваши недостатки и вашу короткую жизнь и не увиливайте от спора.

– Но почему вы считаете, что я представитель землян вообще?

– Я знаю, что вы не представитель. Но из вашего мозга я знаю, что есть такие, как вы, и мы будем строить с ними. Я присмотрю за этим, и теперь, когда я отчетливо вижу тропу, по которой следует идти, я подготовлю других роботов вроде себя, и они тоже будут присматривать.

– Вы хотите сказать, что роботы-телепаты приедут на Землю?

– Нет, этого я не имею в виду. И вы правы, что встревожились. Непосредственное включение роботов будет означать постройку именно тех стен, которые угрожают парализовать Аврору и другие Внешние миры. Земляне заселят Галактику без каких бы то ни было роботов. Будут трудности, опасности и много, много вреда – все это роботы могли бы предупредить, будь они там, – но, в конце концов, людям будет лучше, если они станут рассчитывать только на себя. А когда-нибудь, в очень отдаленном будущем, роботов изобретут снова. Кто знает?

– Значит, вы предвидите будущее? – с любопытством спросил Бейли.

– Нет, сэр, но, изучая мысли, как я это делаю, я приблизительно могу сказать, что есть законы, управляющие поведением людей, как Три Закона роботехники управляют поведением роботов; и возможно, что с ними будет иметь дело и Будущее. Человеческие законы более сложны, чем законы роботехники, и я не имею представления, как они организованы. Они могут быть статичными по природе, так что их нельзя правильно выразить, кроме как имея дело с огромным населением. Они могут быть очень слабо связанными и вроде бы не иметь смысла, пока громадное население не научится оперировать этими законами.

– Скажите, Жискар, именно это доктор Фастальф называл наукой будущего – «психоисторией»?

– Да, сэр. Я осторожно вложил это в его мозг, чтобы начался процесс разработки. Когда-нибудь это понадобится, поскольку существование Внешних миров как долгоживущей роботизированной культуры приходит к концу и начинается новая волна человеческой экспансии – короткоживущих человеческих существ без роботов.

А теперь – Жискар встал – я думаю, сэр, нам пора идти в дом доктора Фастальфа и приготовиться к вашему отъезду. Все, о чем мы говорили здесь, конечно, нельзя никому передавать.

– Это строго конфиденциально, уверяю вас, – сказал Бейли.

– Да, – спокойно сказал Жискар. – И не бойтесь ответственности за молчание. Я позволю вам помнить, но у вас никогда не возникнет желания рассказать об этом деле. Ни малейшего.

– Еще одно, Жискар, пока вы не надавили на меня. Присмотрите за тем, чтобы Глэдис не обижали на этой планете за то, что она солярианка и принимала робота за мужа, и… пусть она примет предложение Гремиониса.

– Я слышал ваш последний разговор с мисс Глэдис, сэр, и я понял. Я об этом позабочусь. А теперь, сэр, могу я проститься с вами, пока никто не видит? – И Жискар протянул Бейли руку совершенно человеческим жестом.

Бейли пожал ее. Пальцы Жискара были твердые и холодные.

– Прощайте, друг Жискар.

– Прощайте, друг Илия, и помните, что хотя люди назвали эту планету Авророй, но в этом смысле именно Земля является истинным Миром Утренней Зари.